Дневник, 2006 год

1 июня

1 июня, четверг. Утром почему-то стал переживать из-за конкурса Большая Книга. Ашот положил мне в почтовый ящик из «Коммерсанта» вырезку со статьей Лизы Новиковой. Она, видимо в мать — пишет всегда не только подробно, но и скрыто умно, по крайней мере, можно обнаружить истинное положение вещей. Но до этого я уже видел несколько кадров по телевидению с этой «библиотекой», устроенной в демонстрационном зале ГУМа. Место найдено не случайно — книга превратилась в торговлю. Расстраиваться мне, повода нет, но какой я мудак, что сразу же не учуял правил игры. Я все надеюсь и думаю о справедливости. Я ведь тоже много раз был в жюри и всегда поступал не по тусовочному и национальному признаку, а по своему пониманию литературы и искусства. Можно удивляться лишь тому, что я попал в большой список. При всем слагаемом этого жюри, в котором 97 заинтересованных в своей литературе и бизнесе людей, при моих очень сложных отношениях с ними и с экспертами, я вообще не должен был на что-нибудь рассчитывать. Мое имя в Большом списке — это удивительный недосмотр и какая-то робость. И вот здесь мне на память пришла вчерашняя статья Александра Неверова все в том же урожайном «Труде». «Главной особенностью нынешней премиальной жизни — ее групповой характер, отражающий разделение литературы и общества на два лагеря — «национально-патриотический» и «либерально-демократический». «Патриоты» никогда не получат «Триумф», как Шолоховская премия или «России верные сыны» в принципе не светят либералам, — это все пишет Саша Неверов. И продолжает: — Между прочим, этот водораздел обозначился не вчера. Но, тем не менее, в советское время, скажем, Госпремия СССР присуждалась авторам разных направлений Абрамову и Бакланову, Распутину и Вознесенскому, Белову и Евтушенко…» Так вот, если теперь вернуться к статье Лизы Новиковой, то она описыват таки коллизии. «И в этот вот «читальный зал» разом заглянули банкиры, чиновники, литераторы всех мастей.» Я абсолютно уверен, что не было лишь одной масти: Распутина, Белова, Полякова. «Близкое знакомство с «большими книгами» им показалось нелегким испытанием. А ведь многим из присутствующих, среди замеченных были Александр Гафин, Петр Авен, Алксандр Мамут, Михаил Фридман, Юрий Лаптев, Алена Долецкая, Антон Златопольский и Сергей Сельянов, еще и предстояло эти книги прочитать». Собственно, насколько я понимаю, многие из этих господ члены жюри. Так-почему же, даже если не они читали первый эшелон, а эксперты, то они должны подбирать себе экспертов других? Выяснилось из статьи, кто возглавляет Литературную Академию премии: Радзинский и мой старый знакомый Гранин. Ну, не Солженицын с его широким пониманием литературы будет же эту Большую книгу возглавлять! Из статьи, свом обиженным и возмущенным сознанием, я вычленил и список финалистов: Марина Палей, Оля Славникова, Александр Кабаков, Максим Кантор, Дмитрий Быков, Михаил Шишкин, Наум Коржавин, Людмила Улицкая, Александр Ильичевский, Андрей Волос, Анатолий Королев, Далия Трускиновская, Юрий Волков. Какие уж здесь комментарии. Народ, давший миру Толстого, Тургенева, Достоевского, Чехова, Шолохова, Лескова, Замятина, Леонова — в литературе, по крайней мере, в прозе — бездарен! Это причина и повод, чтобы извлечь урок моего литературного поведения.

Но опять это не все! Что могут участники и члены Академии, когда существуют эксперты! Нашел в Интернет и экспертов, которые так хорошо относятся ко мне. Люди, как люди, имеют право не любить меня и зам Барметовой Алексей Андреев, и Юлия Феликсовна Рахаева зав. отделом культуры «Вечерней Москвы», плохо написавшей о романе, когда весь он еще не вышел, и Карен Ашотович Степанян зав. отделом критики журнала «Знамя» и обозреватель радио «София» Дмитрий Борисович Сучков, недоучившийся наш студент, который ушел из института с должности начальника отдела кадров по моей инициативе, и ответственный секретарь журнала «Знамя» Елена Сергеевна Холмогорова и даже Володя Березин, тоже наш выпускник, работающий в «Книжном обозрении». Занятно, ни одной фамилии из «другого» лагеря. Каким я стал подозрительным сплетником!

Астрахимович Елена. 1988, Минск. Довольно странные рассказы — притчи. В тексте нет ни одного русского имени: Майкл, Джульетт и пр. Как-то девушка все это вывертывает, с особой наивной корявостью, но интерес ее не на славянском поле. В конце подборки драматургия. Мне кажется это довольно безнадежным и не вполне здоровым.

Шаяхметова Виктория, 1988, Башкортостан. Экстатический взволнованный дневник о себе любимом. Всё доказывают, какие они тонкие, изысканные и чуткие, здесь же невыразительные журналистские описания города. Ни тени сюжета, ни тени характеров. Это письмо не писателя, нет густоты, индивидуальности, стиля и отношения к жизни. На первом месте «Я».

Теняева Светлана, 1989, Москва. «Главы» из жизни персонажей с иностранными именами вне контекста всего произведения показались мне нарочито неестественными. Все это не близко внутренней эстетике института. Зачем? Повод? «Нет».

Пискалова Антонина, 1984. Москва. Неглупая, образованная девочка с представлением о литературе, как жизни с изысканными страстями и романтическими героями. Литературщина. Фразы иногда есть, но ни героев, ни характеров. Возможно, станет когда-нибудь журналисткой, но, наверное, никогда писательницей. Скулы сводит. «Нет». —

Шемарова Александра, 1987, Чебоксары. Легко, просто, замечательно пишет. Особенно хорош первый рассказ про мальчика-ангела, залетевшего в квартиру. Героиня поит его чаем. С юмором, что редко. Свобода обращения со словом. «Да». + + +

Иванькова Елена. 1988. Московская обл. Реутов. + + Очень одаренная девочка. Здесь и личная жизнь молодой девочки, и семья, нелюбимый муж и наркоман, и социология, и трудности жизни. Рассказы мастера. Очень хорошо и свежо, если, правда, сама. Внимание во время этюда. Безжалостно буду ставить тройки и двойки, если рукопись не совпадет с письмом.

Чекалин Артем, 1988, Москва. ++. Даже опыт курьера в этом возрасте — великая вещь. Главное: простота, ясность, простые, как положено школьнику, но надежные мысли. Хорошо. + +. «Да»

Вечером Анатолий привез рассаду помидоров, которую купил в Темирязевских теплицах.

2июня, пятниц. Собственно каждый из последних дней — это чтение работ абитуриентов. Меня все больше и больше беспокоит критерий отбора. Безусловно, вырос и уровень литературной глупости и литературного мастерства. Все написанное более и менее крепко, но все подчинено какой-то литературной моде, какому-то самоудовлетворению от вроде бы складного говорению текста. Что брать, остро замысленное или яркий стиль? Как правило, правда, и то и другое уживается. Совсем недавно мы брали в институт лишь казалось бы абитуриентов, которые просто умел складывать слова, теперь большинство пишут почти лучше наших недавних выпускников. Помню, как везли целый семинар албанцев и выдали это за интернациональную помощь, а практически некем было заполнять контрольные цифры набора. Теперь положение изменилось. Есть хлеб, телевидение давно внушило, что никакой другой специальности для порядочною человека кроме специальности банкира, проститутки и артистки не существует. Все бросились по этим следам.

Безжалостно я отсеиваю только уже полную глупость, описание «красивой» киножизни и все, что связано с драконами, замками и плащами. Но какое обилие девушек, которые трепещут только над своим неповторимым «Я». Как правило, это «Я» только «я». Мелкое, ничтожное, с занятыми на «Фабрике звезд» чувствами. Сколько этих переживательниц возвышенных чувств, любовного трепета и собственной неповторимости! Девушки, которые уже поступили и учатся на филологов и журналистов, тоже хотят переквалифицироваться, в писательниц. Все хотят телевидения и известности. Впрочем, иногда вылавливаю из этого потока и безусловно талантливых людей. Читаю и, зная всю демагогию нашего времен, все время думаю, сколько придется еще пережить объяснений с родителями «талантливых» девиц и сколько еще будет написано жалоб.

Галкина Антонина, 1989, Москва.Ручку в руках держит. Мне кажется, это я читал раз двадцать. Школа, уроки, улица, музыка. Не выходит за рамки личного опыта. Видимо, хорошая семья. Для меня «мимо», но + —

Шульга Елизавета,1988, Москва. Жизнь ребят с окраины, полумаргиналов. Музыка, мир подростков, самостоятельность, конфликты с родителями. Много описательности, все довольно точно, неторопливое, как в 19 веке, повествование. «Да».

Малицкая Анна, 1983, Москва. «История жизни». Длинный, повествовательный, где жизнь и течение времени, рассказ. Почти ушедшая манера повествования. Это, конечно, чье-то родственное. Любопытные детали, есть характеры, и существует время и фон — предвоенное. Смущает «документация» — а не появится ли у автора еще один «родственный» объект, сможет ли он работать виныхманерах? «Да». +

Котиков Дмитрий, 1985, Москва.+ — Здесь некоторая набоковщина, усложненная рефлексия, толчется вокруг давно решенных вопросов и идей. Все это бесконечно скучно. Писать подобный текст еще можно, но читать — Боже упаси. Возможно, я не прав, допускаю.

Аксенов Петр, 1988, Бронницы.+. Да. Большой очерк о работе «поисковиков», раскапывающих места боев. Русские и немцы, кости, останки. Есть ужас и трагизм ситуации. «Да». +. Но без особого восторга. Не брат ли это Вани Аксенова?

Залесская Любовь, 1982, Москва. Холодная, рассудочная, интеллигентская проза много читавшего человека. Научить ее ничему нельзя. Отрава от Томаса Манна — брызжет. Все гладко, причесано, как у большинства наших писателей. Мне «нет», но пусть посмотрит кто-нибудь из мастеров.

Бабиков Павел, 1988Ю Москва. +. Очень наивное, но очевидно самостоятельное письмо. Рассказ про мальчика Рони и его друга, негритянского мальчика. Наркотики, смерть и т. д. Второй маленький рассказ — о солдате и его службе. Очень наивно, но есть какая-то внутренняя уверенность. — «Да»

Джинанян Наринэ, 1989, Москва

Скучно, вторично, не интересно. Ну, зачем писать повесть из жизни английского колледжа? Хотя о Турции интересней. Жизни колледжа не знает. Повествовательная, раздумчивая манера устарела. Мне — «нет»

Под вечер позвонила по сотовому телефону Л.М… На меня пришла жалоба на имя Фурсенко. Ее написал бывший советский офицер Анатлий Дьяченко, преподаватель кафедры литературного мастерства. Сколько раз говорил себе: не делай бескорыстно людям добро, отплатят.

Не исключено, что без моего выступления на Специализированном совете по защите диссертаций, когда я, правда, спасал честь мундира скорее В.И.Гусева, пропустившего слабую, с чертовщиной и буддизмом диссертацию о драматургии, как теоретическую работу. Анатолий Дьяченко, возможно, не не защитился бы без меня, не жил бы в Москве, не преподавал бы в институте. Я, конечно, не отрицаю, что и он седлал инсценировку моего роман, и сделал инсценировку по повести пьесы В.С… Но ведь не сделал главного, что я хотел, не создал ни теорию инсценировок, ни театра инсценировок преподавателей нашего института. Не сделал ни спектакля по Орлову, ни по Кирееву. С чего у нас начался конфликт? Он перестал работать со студентами. У него был свой театр, который на основе взаимности мы разрешили ему создать в институте.

Дьяченко пишет министру, что я «из чувства мести» за проигранные выборы… Ну, уж я-то их не проиграл. Выборы проиграл он сам, не явившись на выборы, где мог получить ноль голосов. Из чувства мести, пишет «офицер», я перевел его на 0,25 ставки, не даю набирать семинар. Но тогда вопрос. Где же ваш, Анатолий, семинар, который вы три года назад набрали? Никого вроде не выпускали, а куда же семинар делся? Анатолий занятый человек, у него нет времени придти на выборы, где он баллотируется на должность ректора. Но за все время, что он работал, я, может быть, только два раза видел его на заседании кафедры. Офицер преуспел в ином: он держит первое место среди преподавателей по жалобам в министерство. Не знаю, правда, как у него обстоит дело с анонимными доносами. За пять месяцев это уже вторая жалоба. Нет собственных в большой литературе пьес, романов, рассказов, но есть жалобы — творческая жизнь продолжается.

Мы набирали второй семинар драматургии, как некий семинар практики при театре. Но и помним, как после разгромного ученого совета, «уезжал» театр из института, разрушив и разломав все, что только можно.

Чуть-чуть высвободил свою душу, написав несколько этих слов, из-под гнета этих жалоб? Теперь, как всегда, жди, какие несчастья свалятся на голову бывшего «советского офицера», честолюбиво решившего, что он пролезет везде и заработает себе имя. Я-то теперь знаю, кто он такой!

В десять часов с минутами агентства передали об отставке Генерального прокурора Устинова. Я про себя отметил, что он бывший прокурор Сочи, а на таких местах простых прокуроров не бывает. Пожалел также наши хлопоты в Китае по проталкиванию его книги о гибели «Курска». Из Москвы нас подгоняли: скорее, скорее. Как человек умеющий выстраивать определенную цепочку отчетливо представлял, с чем эта торопливость была связана. Кого еще в демократическом государстве мы теперь срочно начнем проталкивать? 3–4 июля, суббота и воскресенье. Теперь уже не езжу на дачу в пятницу, а жду, когда С. П. съездит за своим сынишкой Сережей. Выехали из города около часа дня и по дороге слушали радио. По «Маяку» очень неглупая девушка Елена Щедрунова разговаривала с «политиками». Среди поседних был и Мигранян, который говорил об отставке Генерального прокурора. Целый час «политики» ходили вокруг да около. Как никогда у меня появилось ощущение их несвободы, боязни, конъюнктуры и даже некоторого стыда за Щедрунову. Так раздражают эти мелкие пересуды, кто куда, кого, куда выдвинули, кто, на что может претендовать. Это какое-то собрание сплетников. Правды ни о кремлевских перестановках, ни о причинах, побудивших Путина снять Устинова радиослушатели не узнали. У меня возникает и крепнет убеждение, что этот, очень борзой политик Путин, чтобы он не говорил, играет не за нас. Олигархи и крупные бизнесмены вот его товарищи, а может быть и предмет тайного восхищения. Приехали в Обнинск только часа в три.

Успел вечером посадить в теплицу помидоры и сразу принялся читать абитуриентов. Проснулся в три часа ночи, послушал, как замечательно поют предрассветные птицы, и опять принялся читать. Возникло ощущение, что, может быть, слышу этот птичий утренний концерт в последний раз. Не скрою события последних дней, жюри Большой книги, жалоба «советского офицера» сильно мешают, и жить, и нормально читать.

Дерлятко Маргарита, 1988, Москва. Нет. К сожалению, все это безнадежно сентиментально и вычурно. А жаль — девочка пишет о Москве. «Нет», но эти плохо пишущие девочки мне ближе, чем те, где я чувствую помощь взрослых. Но как это определить? Лит остается последней лазейкой. «Нет».

Имаева Иондоз, 1989, Уфа. +. Довольно разбалансированный, корявый язык. Но, пожалуй, это единственная абитуриентка, которая пытается поднять тяжелый пласт жизни в сегодняшней прозе. Мучительное проживание, тайные страсти. «Да». +

Никитин Дмитрий, 1985, Москва. + +. В подборке значительно больше того, что необходимо для поступления в институт. Органичная, плотная, работающая на мысль, но не чурающаяся слова, проза. Есть озарения («Несчастный случай»). «Как будто он жив» — это из области прозрения. Без стилистических срывов, язык, как инструмент общего. Чему учит? Буду учиться. + + +.

Ковалев Андрей, 1981, Серпухов. + Очень способный парень с замечательными возможностями структурировать свои пристрастия. Все достаточно земное, и дворник, и переписка еврейской семьи. Любит сопоставлять пласты действительности. Возникает редкостный объем. Письма белого офицера. + + +. Да.

Максимович Евгения, 1989, Видное. + + Иная интонация, нежели чем у всех 16-летних девочек. Жесткая фраза без прилагательных. Лучшая вещь трагическая, ясная — «Дневник». Здесь жизнь подростков в маленьком подмосковном городе. Жизнь в подъездах, на крышах, их песни и стихи. Почти новый взгляд в очень суровой стилистике, без капли сентиментальности. «Да»

Маличенко Алена, 1984, Кременчуг. «Нет». — Это советская литература в ее худшем изводе. Журналистское повествование с многочисленными штампами и привычными словосочетаниями. Все с чужих слов, не пропущено через себя. «Нет»

Сидоркина Мария, 1988, Москва. «Нет». — Стихи еще хуже прозы. Сентиментальны мечтания: по следам Андерсена, по мотивам святочных и пасхальных рассказов. Нет опыта, ощущение своей исключительности, без знаний и уроков русской литературы, все о своей необыкновенности. «Нет».

Феоктистова Неждана, 1987, Ярославль. Все пропущено через себя, предельно индивидуализировано, поставлено на «собственный голос»: сказки, книжные обзоры, эссе. О книгах и писателях так, как пишут наши студенты, не через мысль и дефиниции, а через образ, слово. Книга, стилизация для абитуриентки основной мотив. Здесь Розанов, Беккет, Блок. Это не совсем проза и не совсем мой профиль. Хорошо бы посмотрел В.В.Гусев. + «Да»

Лукина Анна, 1984, Москва. «Нет» — это все тот же бесконечный монолог девушки в 17 лет: он, она, девушка, юноша, тоска, бренность жизни. Как правило, он ее бросил, она тоскует. Пыталась что-то выдумать, но время писать еще не пришло. «Нет».

Мельник Дарья, 1985, Москва. . Хороший плотный текст в стилистике 19 века. Удивительно, конечно, как пришла к историческому роману, как собирала материал. Хотя и филологиня, но работа перерастает филологическую начитанность. Но зачем студентке-фиологу (3 курс) учиться у нас? Оснований отказывать нет, но лучше бы продолжала учиться, как училась. + +.

Вадова Таисия, 1988, Москва. «Нет». — Среди действующих лиц граф, его сыновья, гувернер-истязатель и молодой человек, заказывающий в кафе «роллы и угря». Все возвышенно, форма неясная — похоже на киносценарий. «Нет»

Карева Виктория, 1988, Жуковский. +. Все больше меня охватывает тревога, что я читаю не рассказы 17-летних девочек, а что-то из Интернета, что-то приготовленное некими аспирантами и студентами. И родится ли из этих рассказов большая литература? Но что о Каревой — отличные взрослые рассказы-зарисовки, точные по деталям, художественно полные. Особенно хорош «двор» с девушкой-проституткой и детьми, да все хорошо. Но слишком уж обилен весь улов. Как набирать курс? Кого наберу?

Шала тин Игорь, 1955, Москва. + +. Сложившееся письмо, точное, со своими приемами, мыслями. Чему учиться? Если только для интереса. Итак, с удовольствием +. «Да». Но лучше на ВЛК, не среди девочек. Возраст.

Николаева Екатерина, 1989, Москва. + +. Три рассказа «про чудесное»: один под Андерсена, сказка, другой — Страшный суд, на котором хозяйка магазина, третий — девушка и «добрый ангел» — все увлекательно, достоверно и точно. Хороший язык, точный, + + «Да»

Спиридонова Дарья, 1989, Москва. + — В середине подборки рассказик о влюбленном и ближе к концу «Письмо». Здесь что-то понятно и сюжетно, все остальное расплывается. Подобных девочек уже много. + –

Подъяко Анна, 1987, Беларусь. + —. Все под поверхностью бренной земли. Общий случай: неплохие фразы, фрагменты, абзацы. О чем, не знаю. Это поток чувств, чувствований и слов. Содержание далее не угадывается. Одна восклицающая юность. Страсть к собственному «Я». + –

Агапонова Екатерина, 1987, Москва. + +. «Да». Очень способная девушка. Очень объемное действо с точной расстановкой пяти или шести характеров. Точная оптика слова, ясность. Чуть излишне увлечена рефлексией. Вполне взрослое письмо. Да + — Посмотрим этюд.

Панин Виктория, 1979, Москва. + —. Бодро пишущая девица. Обычная история: хочется писать, да не о чем. «Сельский» рассказ с условной стилистикой и «условное» — «американское кино». Внутри все пустовато. Девиз: «Хочу стать писательницей». А вдруг? + —

Петренко Юлия, 1989, Башкортостан. Нет. Отрывки и впечатления. Все мозаично, само по себе и, хотя не совсем плохо, цельного впечатления о характере и индивидуальности будущего писателя нет. Претензия сразу стать классиком. Ощущение, что все это я уже читал, особенно отрывок «В начале было слово».

Требушинина Ирина, 1989, Москва. + + + Мешает первый врез, сделанный как бы чужой рукой, а дальше все прекрасно «приключенческая повесть», и даже столь не любимая мной мистика, «потустороннее», показались мне естественными. Все сотворено с искусством не 17-ти лет. Да

Николаева Анна, 1985, Архангельск. + — Мне это не нравится. Манерная, филологическая проза. В 21 можно писать лучше. Ум — это еще не талант. Из вежливости: + —

Бунина Екатерина, 1989, Москва.

Девочка с милыми задумками, но с совершенно разбалаисированной повествовательной речью. Это видно уже по первой фразе. Таких случаев немало. Но по содержанию «Божья коровка» мне нравится. Что делать, не знаю. И все же «нет».

Петрова Алла, 1986, Москва. Нет. Три материала, названия коорых говорят за себя. «История о маленьком карлике» — мечта и вздохи; «Американские глазки» — монолог и третий рассказ «Рыжая душа», здеь преданность собаки. Здесь тожевседовольно привычное. «Нет».

Чутак Екатерина, 1988, Наро-Фоминск. + —. Объем слишком мал, чтобы определить одаренность и подготовленность абитуриентки к поступлению в институт. Две милых картины: описание экскурсии и житье у бабушки сделаны и мило, и довольно точно. Хорошие детали, хороший взгляд на мир, но этого мало для старта в Литинституте. Нет опыта.

КорзунАнтон,/987,Беларусь. + —. Замечательная мужская проза, с драйвом. Все читается с напряжением и нервом. Не знаю, что лучше: «Суицид» — игра музыкантов или «Андерграунд» — автогонки и игра в автогонки. Здесь слово и литература. Правда, парню на 2 года больше, чем остальным. С ним будет трудно — своя воля, чему учить?

Романов Кирилл, 1986, Москва. «Да». Много выпендривается, умничает, сытый и довольный. В текстах и романтически-сказочная мура, и этюды с претензией на философию. Есть хороший рассказик в диалогах «Перед зеркалом». Несколько зажатый язык. За душой не много.

Камынин Алексей, 1989, Москва. Без особого нерва несколько рассудочная, очень правильная проза, а скорее еще не вполне вызревшая до конца философия сегодняшней жизни. Добр, домашен, внимателен. Да.

5 июня, это понедельник. Когда прихожу в институт, трудно бывает что-либо потом вспомнить, время уходит в какую-то мелкую воронку. Утром принес БНТ заявление СП., он уходит со штатной должности и остается только руководителем семинара на кафедре литературного мастерства. Для института это двойная потеря — во-первых, это доктор наук, во-вторых — прекрасный специалист по современной английской литература. И всё это в преддверии аттестации. Что касается наших штатных специалистов, то Елена Алимовна, в лучшем случае, это «озерная школа» и восторги вокруг Блейка. Джимбинов современную литературу, полагаю, не читает, он блестящий специалист по Джойсу, а ребята-англичане, которых мы выпускаем, должны знать современную литературу, им жить с сегодняшними реалиями.

Довольно долго говорили с ректором о так называемом научном секторе. Я не понимаю логику двух вещей: почему руководство этим научным сектором должно финансироваться из денег, отпущенных на научную работу, практически из гранта? С моей точки зрения, это не целевое расходование бюджетных средств. И я уж не говорю о том, что возникает в сознании старая присказка: «Один с сошкой — семеро с ложкой». И второе: почему при такой системе, когда у нас один грант, связанный с основным, сакральным событием в институте — созданием научного исследования об обучении литературному мастерству — почему этот грант, словно какой-то пришлый со стороны, должен обслуживаться бухгалтерией опять за какие-то дополнительные денежные суммы. И мысль о том, что это, как наши дамы считают, дополнительная работа для бухгалтерии института, меня убивает. Я понимаю, если этот грант был бы пришлым, как, например, грант Демина, или в свое время грант Тарасова… Некие движения науки вообще, не связанные с тематикой Лита. Но здесь ведьсвое, родное, чем кормимся, с чего, если уж на то пошло, получают свое образование все дочки, внучки и племянницы наших сотрудников, включая бухгалтерию. Каким-то образом довольно быстро, без всяких помощников за прошлый грант отчитался Сергей Петрович, никогда раньше этого не делавший. Теперь же, мы должны создавать некую новую бюрократическую структуру. Задача этой структуры ставить нолики и плюсики в специальной таблице, бланке годового отчета.

В два часа обедали почти в том же составе, в котором совещались у ректора, говорили о приемных работах — о них писать не буду, уже много писал.

К семи вечера, каки обещал Вишневской, поехал в Геликон-

оперу на презентацию неких премий, учрежденных журналом «Планета красоты». Сразу скажу, что все это выглядело солидно, хотя, как точно подметил В.Андреев, при слове «элита» его пробирает дрожь. Неужели мы тоже эта самая элита? Приятная неожиданность заключалась в том, что началось все с неплохого фуршета, к которому я, к сожалению, не притронулся, а СП., планируя на вечер прямо из своего нового «Университет», со своим знаменитым рюкзаком за плечами, по-моему, хорошо отоварился. В институте пошла мода на рюкзаки для комсостава среднего и старшего возраста. С рюкзаком ходит Чудакова, СП., я и Леша Тиматков. Хотел бы отметить, что все люди подвижные, энергичные и творческие. Я, к сожалению, фуршет не потерзал, разговаривал с дамами.

Система этой элитарной театральной премии была такова: сначала — «Любимые «народные», потом лучшие актрисы, лучшие художницы и проч. и проч. Все описывать не буду, не моё это дело, и не стоит этим заниматься. Но презентация «народных» — вещь достаточно занятная. На сцене сидели вызванные туда «Большие» дамы — я подозреваю, что всем им, может быть за редким исключением, по 80 лет. Я помню их еще мальчишкой (может быть, правда, они рано начали, а может, я замедленно рос). Итак, сидела легендарная Шмыга в платье с воротником елизаветинской моды, сидела вечно молодея Касаткина, вся в белом, с расчетливо контрастирующим к белому зеленым шарфом; сидела и наша бесценная Инна Люциановна, на этот раз как-то ушедшая в тень, в белой кофточке и довольно простоватой юбке. Пока в Люциановне не было заметно ее обычная авантажности, впрочем, она появилась в ней позже. Когда она врезала по «кавалерам». Сидела и моя соседка по гаражу Вера Васильева, тут же была и совсем неизвестная мне художник-дизайнер Сельвинская. Подумать только знаменитая дочь знаменитого отца-поэта. Первым говорил Володя Андреев, который до сих пор работает со Шмыгой в спектакле «Перекресток», столь любимом мною. Вот надо бы посмотреть, я видел этот спектакль с Э.Быстрицкой, тоже было не слабо.

Композиция была такова: дамы, как герцогини на приеме у короля, сидели на табуретах, а рядом с ними стояли навытяжку, словно гвардейский караул, кавалеры. У каждой дамы — свой собственный. Я по этому поводу надел даже новенький свой костюм с сюртуком, сшитый Зайцевым.

Владимир Алексеевич говорил как об актрисе, о товарище. Здесь — «все ясно». Володя редкий, природный умница, поэтому говорил хорошо. Как я его по человечески люблю, как я понимаю его тоску: он тоже из тех русских людей, которые недополучили. Потом говорил о Вере Кузминишне Васильевой — режиссер Мамин, автор «Окна в Париж» и «Фонтана». Мне бы надо было внимательно его послушать, но я внутренне готовился говорить сам. Но сначала слово дали Женовчу, который в первую очередь поинтересовался у меня, стоящего с ним рядом: прошел ли наш с ним эфир, и я угомонил его, сказав, что эфир, слава Богу, прошел. К счастью, этой передачи я не видел. У меня были для выступления кое-какие заготовочки. Я начал говорить о тяжелой роли Париса, перед которым было лишь три богини, претендующие на яблоко, а перед нами — их сидит пятеро, и надо бы сказать о каждой, потому что каждою мы все хорошо помним и хочется приобщить всех присутствующих к своим воспоминаниям. Я умышленно не употреблял слова «детство», хотя, так сказать, временные перепады порхали в воздухе… Потом именно по поводу «подразумевания» возраста, под гогот всего зала Инна Люциановна, когда микрофон передали ей, и врезала: «Да почему они все такие памятливые!». Говорил, я, что диковато для меня оказаться вместе с этими дамами на одной сцене. У них слава, у нас — известность. Постепенно я входил в привычный для меня в подобных случаях, искренний транс, когда прошлое и настоящее начинало перемешиваться, и воспоминания пузырились. Известность писатели парит где-то по чердакам, среди старух, изредка смотрящих телевизор, а слава актрис — она со знаменем тут же, на асфальте жизни. Наш духовный мир составляют и отблески литературы, и отблески экрана, сюда включены и воспоминания о том, что произнесено этими женщинами в момент их яркого духовного взлета на сцене ли или в кино. Я говорил о времени, которое не очень радовало Вишневскую, но которое ей и многое дало: она окончила вуз в Москве, получила престижное звание, но тут же была сослана в Ташкент. Это замечательная женщина, которая была всегда верна своему времени. Она помнила не только о среднеазиатской ссылке, но и о том, что время дало ей звание профессора, ученую степень доктора. У меня в кармане лежала написанная ею от руки автобиография, датированная годом ее поступления старшим преподавателем в институт в 1956 год. Я немножко поиграл фразами из нее. И тут я вспомнил цитату из Пушкина, который в своем письме к Чаадаеву говорил, что никогда не хотел бы сменить свое Отечество и принимает его историю такой, какая она есть. Перед этим ловко и широко выступившая Вера Максимова упомянула о 40 книгах, написанных Вишневской. Тут, собственно, и все. Была, правда, смешная история с В.Максимовой, презентовавшей молодых актрис из театра Табакова, но это чуть дальше. Верочка призывала зрителей восторгаться их талантом, их фигурами, но потом выяснилось, что из двух этих девочек одна актриса, а другая просто «получательница премии» — помощник режиссера, актриса не смогла придти. Верь после этого искусствоведению. Вообще девушки все были хорошие и мною любимые — и Генриетта Яновская, и Ира Кузьмина, говорившая в своем строгом и ясном стиле. Я иногда думаю, что театр и подобные тусовки, хороши еще и тем, что показывают нам таких вот невероятных женщин изысканных и рафинированных, выведенных на сцене специально для того, чтобы человек не глупел и никогда не скатывался в болото мелких и повседневных бытовых нужд. Какие туалеты, какие походки, какие улыбки! Я уж не говорю о совсем молоденьких дамах! Но какие за каждой невероятные воспоминания.

Как же я хотел есть, когда вернулся домой!

Русских Екатерина, 1988, Ижевск. «Нет». К сожалению, сама повесть «Поиграем в жизнь» довольно неестественная, с «красивыми», но неорганичными ходами; язык с неверным словоупотреблением, мещанский, полный штампов.

6 июня, вторник. Утром ездил в «Библио-Глобус», потому что нужно было купить мою книжку, чтобы отнести и подарить В.А.Андрееву. Только русские люди так умеют быть благодарными даже за мелочь, за крошечную статейку. Влад. Алексеевич готов прочесть у меня на презентации в Глобусе рассказ из «Хургады». Я встретил его накануне возле «Геликон-оперы». Не успел еще начать подбираться, а как, дескать, ты, Володя, занят в пятницу? Как он при слове презентация сразу сказал: приду! Принеси мне завтра в театр книгу, и я все, что ты хочешь, прочту или пришлю классного чтеца. А вот когда вечером я схватился, то выяснилось, что ни у меня нет ни одного экземпляра, ни в институтской книжной лавке. Здесь «Марбург» продают все же по божеской цене, расхватали. Но какова цена в «Глобусе» — 322 рубля. Купил на всякий случай два экземпляра. Книжные магазины наматывают наценку в 50–60 процентов на книгу. Тут же у кассы, оторопев от этой цены стал думать, что давно пора принимать закон, во-первых, диктующий хотя бы минимальную цену на каждый печатный лист, выпускаемый издательством. Во-вторых, диктующий максимальную наценку при продаже опять же на каждый экземпляр. Заодно посмотрел зал: как все же занятно выкладываются книги! Какие девочки это делают! На проходе стоит том Славниковой, я теперь примусь читать Олю не раньше, чем она соберет все свои премии.

У Андреева, в театре Ермоловой долго плутал по разным закоулкам, пока не нашел зал, где Владимир Алексеевич репетировал со студентами. Быстренько состоялась передача, под аккомпанемент взаимных шуток. На обратном пути я не удержался и заглянул на сцену. Все-таки здесь когда-то работал великий ТИМ — Мейерхольд, Ильинский, Бабанова. Людей уже нет, а воспоминания еще витают. Это тот самый пол сцены!

В три часа состоялась процедура выдачи дипломов. Народа было много, меня, как еще принимавшего в институт этих студентов, ректора засадили за стол президиума. Говорил я о трагическом ощущении начала пути. Потом говорили Гусев и Смирнов: пушкинский день, знаковый день рождения литературы, о традиции. Вместе с дипломом дарили студентам и мою книгу «Власть слова». Я просил Светлану Викторовну еще раньше сделать небольшую именную надпись, как и в прошлый год, но или поленились, или забыли. Перед самым вручением я зашел в деканат и торопливо на каждом экземпляре расписался.

Теперь приступаю к самой предвкушаемой части сегодняшних записей. Если уж моя несчастная учебная и писательская жизнь, то пусть она будет на фоне. Из Совета Федерации попросили уйти еще одного сенатора. Совершенно смятый прошлогодним нападением на меня армянских, крепок спаянных интеллигентов, пытавшихся навязать мне незаконное обучение в институте армянской не очень одаренной девицы, я теперь слежу за их действием и особенно в Совете Федерации, откуда один из сенаторов прислал мне совершенно демагогическое и наглое письмо. Так вот теперь за коррупцию из сената уходи и уходит под суд еще один представитель этого крепко спаянного клана. Конечно, негодяи есть повсюду…Опять, как и всегда, пользуюсь «Трудом». На этот раз это некий Левон Чехмахчян.

Вот цитата: «Еще 2 июня Левона Чехмахчяна и главного бухгалтера «Ассоциации российско-армянского делового сотрудничества» Игоря Арушанова задержали в Москве сотрудники ФСБ (чуть ранее был задержан зять сенатора — Армен Оганесян, помощник аудитора Счетной палаты)…»

Не успел я прочесть эти строки, как на меня повеяло чем-то знакомым! Вспомнил, то самое наглое и демагогическое письмо, пришедшее ко мне из Верхней Палаты, было подписано неким главой этой самой ассоциации и сенатором. Так что, все армяне у нас собрались в Совете Федерации? Неужели тот самый? «…В любом случае следствие располагает сведениями, что задержанные требовали у некого предпринимателя 1,5 млн. долларов, чтобы исключить негативную информацию из материалов проверок Счетной палаты». Дальше «Труд» проходится по вехам жизни своего героя: здесь и работа в ЦК, и бизнес, и переходы из партии в партию. Помещен и парадный портрет бывшего сенатора. Интеллектуал снят за письменным столом со стило в руке и на фоне портрета — В.В.Путина. Лучшие люди страны!

Ланищенкова Светлана, 1989, Москва. + — Милые, детские, вполне кондиционные сочинения. Для меня не хватает взрослой, сочиненной или прочувствованной морально-этической жизни. Все очень однообразно — подобное я уже много раз читал. Мне — «нет»

Мурашова Татьяна, 1986, Армавир. Во-первых, свой прекрасный, пластичный и современный язык. Есть русский добрый юмор. Во-вторых, сегодняшний, написанный с сочувствием, день. Замечательно — «Похождение Алисы». «Да». + + +

Башкурова Вероника Викторовна, 1989, Вологодская обл. Нет. Подборка состоит из трех «разделов»: коротенькие зарисовки лирического характера, по существу — альбомная проза; короткое и не очень глубокое, скорее восклицательное эссе о Рубцове, и третье — милая юношеская журналистика. Нет, как обычно бывает у по-настоящему «призванных», раннего созревания. Станет, м.б. хорошей журналисткой. Нет.

Перепелкина Елена, 1989, Чувашия. Вязкое, длинное письмо. Многое от журналистики: рассказы о сентиментальном военном времени, артековские «заметки» длинны и надуманны. Что-то есть в описаниях природы и сельской жизни. Попробуем: «да».

Белов Александр Валерьевич, 1988,Москва. Нет. Замечательное произведение, которое может прочесть лишь его автор. Автор и читатель — это одно лицо. Не расшифровывается. Нет. Нет. Нет. В полной растерянности: о чем? Интернет?

Родионова Дарья, 1988, МоскваОснований, чтобы заниматься прозой, нет, как, впрочем, наверное, и стихами. Нет.

Скачкова Ксения 1988, Омск. Нет. Довольно вязкое, в том числе по языку, повествование. Тяга к неглубокой, демонстрационной философии, самое интересное — представление о небесной канцелярии, как о коммунальной квартире. Но все ведет к повествовательности, все стремится к земле, а не к духу. Нет

Федорова Ольга Сергеевна, 1987, Рязань. Нет. Все это замкнуто только на собственные чувства, которые пока у 16-летней девушки мелки. Некоторый вялый интерес вызывает 1-й рассказ о суициде, попытке самоубийстве. Но во всем слишком много непродуктивной депресухи. Нет

Сухонин Артур, 1988, Московская обл. +. Да. И у него слишком много страсти к потустороннему, к фантазиям из специфического кино и псевдоготической литературы, но два первых рассказа «Дыхание тьмы» о фантастической остановке метро и мыслях об измене девушки Маши и второй рассказ — о приключениях пива «Оболонь» дают шанс. Если поступит, фантастическое выбьем.

Самоха Роман, 1985, Москва

Нет. Попытка как-нибудь под специальным ракурсом прочесть работу, чтобы все же допустить парня до экзаменов, провалилась. Это просто какой-то Хичкок. К сожалению, по языку «не держит» обстановку, плохо представляет, о чем пишет. Нет.

7 июня, среда. Утром поехал к В.С. в больницу, собрал ей бельишко и газеты. По дороге, естественно, читал, сколько мог. С моим смутно телевизионным лицом я умудряюсь везде проходить без пропуска. Так и тут поднялся в корпус на пятый этаж. Валя, как только я вошел в палату, сразу же засуетилась, запорхала, своей больной рукой принялась ставить чайник, потом упорхнула к холодильнику в другую палату за ветчиной. Как я шучу у нее страсть всегда и при всех обстоятельствах кормить мужа. Посидел, поболтали, узнал от нее все телевизионные и радио новости. Она у меня связная по прессе и средствам массовой информации. В частности, узнал, что у Церетели замечательные собаки, в том числе ротвейлеры. По «Свободе» рассказали, что Ходорковский в изоляторе, за то, что дал кому-то из заключенных съестное из своей посылки.

В час началось заседание приемной комиссии. Обнародовали то, что уже было известно: в прозе на дневном отделении 10 человек на место, поэзия –17, прибавилась драматургия и критика. Все набирающие семинары преподаватели сказали несколько слов о своих впечатлениях. Собственно, мои впечатления передавать не надо, я их уже изложил в дневнике. Все это подтверждено и мнениями других наблюдателей. Резкое, как правило, падение уровня прозы, если мы имеем дело с москвичами. Все самое интересное и ценное за Кольцевой дорогой, в маленьких русских городках. Может быть, мы в Москве воспитываем особых монстров, с особыми чувствованиями? А.Варламов отметил рост литературной техники, которая не соответствует уровню чувствования. Говорили, о так называемой христианской литературе, которая, как раньше партийная, ничтожна. Лобанов сделал ряд наблюдений, в частности, о падении социального напряжения в прозе. Торопцев сказал, что именно в детской литературе легче всего напечататься, поэтому в погоне за прибылью издатели идут на откровенную халтуру. Но хороши же эти молодые писательницы, которые «ради книги», пишут эту «проходимую» ерунду! Вспомнили одну нашу последнюю очень в коммерческом плане успешную выпускницу. Но как плохо пишет!

В три начали заседание госкомиссии: защищали дипломы. Всего было семь человек, в основном, это не очень благополучные студенты Самида Агеева. Мало вкуса и, как правило, плохой язык. С особой, принципиальной отвагой, что я очень оценил, выступили Руслан Киреев и Татьяна Александровна Архипова. Было даже произнесена фраза о только формально завершенном образовании.

Вечером сидел у Юры Авдеева с прелестными разговорами о жизни, искусстве, деньгах и так далее. Здесь совершенно другая жизнь и другое отношение к ней. Увидел натюрморт, который Семен сделал для какой-то богатой дачи. Я понимаю, что всегда художники работали на заказчика. Не пугает меня и то, что в натюрморте есть по-новому скомпонованные элементы с картин многих очень крупных художников — это обычная манера мастеров в любой эпохе. Ну а другие «элементы» — кувшины и вазы Авдеевское, живопись с натуры. В последний момент заказчица попросила поменять общий натюрморта — под цвет обоев в гостиной.

8 июня, четверг. Утром был в Педуниверситете у Л.В. Трегубовой, завез ей чай, который привез из Китая. Она много для меня сделала. Порадовался за порядок в делах, а их там огромное количество. Она сказала, что недавно у них была проверка ВАКа, и проверка прошла очень успешно. Днем звонил в «Знамя» своей бывшей семинаристке Анне Кузнецовой, звал ее на мою презентацию. Разговаривала Анна со мной очень осторожно. Сидят в общей комнате, боялась, кто-нибудь не догадается, с кем она разговаривает. Ничего не читал, ничего не писал, телевизор тоже не смотрел. Довольно много размышлял о новом романе. Вдруг почувствовал некий вкус к продолжению. И также появилась некая технологическая деталь: новую главу надо написать от руки. В ней также будет описание нашей Бронной, а?

Краснушкина Надежда, 1985, Москва. Почти рад внятной, интеллигентной речи, которой раньше, в 19 веке, и начале 20 века писали письма. Ныне подобная речь выдается за прозу. Кстати, типичная проза студентов-филологов и историков. Понимание дает ощущение умелости, но это лишь видимость мастерства. По сути, повесть в письмах к любимому. Рефлексия мелкая и неаргументированная. Такой девочке только учиться платно. «Нет».

КолногоровАлександр, 1986, Глазов. + «Паровоз Платонова» — небольшой сборник рассказов. Все вокруг критического состояния. Жизнь в ожидании смерти. Больной ли. лежащий с открытым ртом, поход ли в аптеку. Последний, коротки рассказик в подборке — в нем Достоевский. Редкое ощущение взаимосвязанности сущего. Следование мировоззрению — может быть, оно исконно русское, — но не стилю Платонова, что немедленно узнается. Среди прочего: широкий социальный охват. + + +. «Да». Первый эшелон.

9 июня, пятниц. Может быть из-за возраста, из-за горечи жизни, которую чувствую за последнее время, я и вообще потерял возможность и вкус к письму? Объективно не получается? Дьяченко, «Большая книга», операция В.С. и ее больница, результаты выборов и давление на меня в институте, предательство бывших друзей, невероятное число рукописей на конкурс и набор курс, это все мешает или уже просто физиологически не могу? Упадок сил, угасание творческой активности? Практически все утро, кроме небольших выходов на рынок, читал рукописи. Даже на рынке, когда стоял в очередь в палатку с овощами «Совхоза Московский», — В.С. называет «палатка для бедных» — тоже что-то читал. Аккомпанировали разговоры в очереди про медицину и безобразия олигархов. Не заслоняюсь ли я этим чтением рукописей абитуриентов, чтобы не двигать дальше роман? Ведь и читать можно «с налета», бросать, когда все ясно. Но нет, я все, особенно хорошее, талантливое, дочитываю до конца, до последней странички. Уже много позже, когда пришел на презентацию в «Библио-Глобус» на Лубянку и встретил там Игоря Михайловича Блудилина-Аверьяна, он мне признавался: у него тоже два начатых романа, и вот он мечется от одного к другому и оба не идут. Или я впервые в жизни попал в мертвую зону творческой депрессии?

Вдонина Юлия, 1988, Моск. обл. +К собственному удивлению понравился «фантастический» рассказ. Общество будущего, отброшенное назад, где совесть есть некий искомый элемент прогресса. Второй рассказ «о любви» читается с интересом, но чуть переложено математики. Не очень свой язык, почти компьютерная интонация. Пусть попробует. «Да».

Гатина Алина, 1984, Казахстан. В институте, на прозе, этой девушке делать нечего. В этом смысле, для моего семинара, категорическое «нет». Но хорошо бы на ВЛК, в крайнем случае, на публицистику. Для меня «нет».

Ситнина Валерия, 1987, Москва

Довольно сложная ситуация. Уверен, что брать девочку не надо. Из трех «зарисовок» лучшая первая, про цыган. Здесь есть некий вздох жизни. Язык усредненный, т. е. его почти нет, он функция. И, тем не менее, пока «Да».

К началу пятого, с целым рюкзаком книг, здесь «Власть слова» и «Дневники», которые собирался подарить некоторым своим гостям, я уже был в магазине. Постепенно приходили гости. Я занял наблюдательное место у спуска на первый уровень у входа в кафе. Первым появился Паша Быков. Он с привычным порт-пледом, в котором концертный костюм. Здесь я подумал, что он уже настоящий артист, для которого одинаково важно любое выступление, даже когда от него требуется просто милая любительщина. Он уже обошел магазин и порадовался, что и его книжка есть на прилавках в магазине, сказал, что обещал 200 рублей аккомпаниатору. Дал. Потом пришел народный артист Алексей Михайлович Шейнин, которого вместо себя прислал Володя Андреев. Он был с отцом. Фронтовиком. Все, включая, вскоре подошедшего Игоря Блудилина-Аверьяна, сели пить чай. Это был самый дорогой чай в моей жизни, дороже даже того самого, так запомнившегося мне чая на норвежско-шведской границе — 50 рублей за чашку. Шейнин рассказывал о театре, о своей жизни на две страны. У него во Франции семья и сын, видимо еще в молодости женился на француженке работавшей в посольстве. Подтягивались все остальные. Пришел Илья Кириллов, который оказался, не я, героем вечера. Он тоже обежал магазин и тоже попросил денег, ему надо было купить какую-то книжку, которая потом сыграла свою роль в презентации. Приходили и рассаживались в зале на этом самом первом уровне в основном мои знакомые. Если это мой праздник, то это хорошо, если он устраивается для прессы, то я плохо все организовал. Не пришли Женя Лесин и Саша Вознесенский. Не думаю, что это связано было с тем, что пришли бы к ректору. Не пришел парень из «Российской газеты», которого должен был прислать Саша Щуплов, но это в его духе и за это его судьба и наказывает. Но зато приехала Рената Григорьевна и вдруг, как некоторый подарок Бога и судьбы, появился Григорий Соломонович, лучший, как я его про себя называю, еврей планеты. Мы с ним обнялись. Был Андрей Кожин, были наши девочки из библиотеки, пришел Лева Скворцов, Юра Аверин, который всю первую часть презентации болтал с Левой, несколько человек забрело с верхних этажей. Вел все это и очень удачно Леня Колпаков. Если говорить в целом, то я всем остался доволен. Как сказал Леня, который уж подобного много видел, прошло «с куражом». Надо как-то подправлять судьбу. Может быть, это была просто моя жертва ей, отдал, что положено? Во всяком случае, ничего практического я от этого мероприятия и не ждал, но ведь я всю жизнь протестую против этого «практического», выигрывая у него своей нерасчетливостью. Шейнин густым медовым голосом прочел рассказ из «Хургады», Паша спел три романса Рахманинова, которые мне показались значительными и к случаю, Максим Ларентьев прочел три стихотворения из своей новой книжки, причем одно, кажется, про парус «не одинокий», внутренне посвящено мне, хорошо говорил Блудилин-Аверьян, с чем-то сравнив мой роман. Героем дня был, выступивший первым Илья Кириллов. Дело даже не во мне и в тех похвалах, которые он довольно скупо раздавал, а общем тоне, в уровне наблюдений над литературой. Боюсь, что на таком уровне аналитики у нас мало кто из критиков говорит, приспособившись к журналистской профессиональной и интеллектуальной легкости.

Он начал с провинцализма русской литературы, которая замкнулась на своей самодостаточности. Это — один полюс, другой «Марбург», как тенденция, но тенденция, которая не слабее многого на Западе. Это, конечно, круто. Интересны были его многочисленные уточнения, которые окружали его речь. О Шолохове и Бродском, об английском языке, как языке черни, о европеизме литературы и пр. и пр. Вот всегда так, все записываю, а когда касается меня, отношусь с легкомыслием. Утешает то, что никогда ничего подобного не услышат в свой адрес ни Дима Быков, ни Оля Славникова, очень крупные мастера пиара. В качестве примера Илья отчего-то приводит француза Мишеля Уэльбека, публикующегося у нас на русском. Сам Илья читает его на французском. Для выпускника Лита, не переводчика, два языка это не слабо. Рассказывает содержание и вдруг — в этот момент Александр Николаевич Шаталов, который в своей передаче элегантно бросает не понравившуюся ему книгу в мусорную корзину, может отдыхать, разрывает на две части роман Уэльбека. Мне нравится смысл того, о чем говорит Илья, но не уверен в его действиях.

За столом, который был накрыт в том же самом кафе, все хорошо и славно

говорили, директор магазина Есенькин, заглянувший на огонек, подарил мне новый альбом о Моцарте. Есенькин вообще производит на меня собранностью характера сильное впечатление. Сам факт организации такого огромного дела тоже за себя говорит. На обратном пути помог мне нести рюкзак Олег Цибулько, это был единственный студент, который пришел, хотя свой семинар я звал весь.

10, 11, 12 июня, суббота, воскресенье, понедельник. В Обнинске, в теплице, на прогулке вдоль реки, опять подвязываю помидоры. Наконец-то переехал в маленькую комнату, которую строю уже несколько лет возле террасы, возле спортзала. В спортзал перенесли даже шведскую стенку. Благодать одиночества. Блаженство лежа читать и после каждой прочитанной работы на пять минут выходит на воздух.

Щербинин Илья, 1986, Новосибирск. + +. Редчайшее сочинение о народной жизни, о селе. Ищут метеорит. Все сплелось: судьба мальчика, народная речь и обычаи, село, сегодняшняя жизнь, фантастика, юмор, трагедия, случай, приметы, природа, смерть и сверхъестественное. Ощущение письма крупного мастера. Свой язык и интонация.

Шестакова Дарила, 1988, Архан. обл. Нет. Чудовищный язык. Если бы писала просто, а ведь пишет про животных и работу-ветеринара. Ах, этот психологизм! Нет.

Клемантович Дарья, 1989, Чебоксары. Нет. Бредовое, «романтическое» содержание и чудовищный «романтический» язык. Ни тени соприкосновения с жизнью и современной литературой. Один компьютер. Что же преподают в школе? Нет.

Ганъжина Татьяна, 1989, Екатеринбург

Нет. Опять принцесса, восточное царство, поклоны, реверансы, волшебные города. Но все это еще написано компьютерным языком, как бы перевод с английского. Решительно нет.

Саратова Данута, 1987, Тула. Независимо от весьма сомнительного содержания — обсказ некого общества будущего. Здесь полно своих штампов — язык повествования чудовищно далек от привычного, от жизни. Это какое-то интеллектуальное нездоровье речи, которое невозможно исправить. Все привычно, штампованно и плоско. Нет.

Щеглин Кирилл, 1986, Москва. +. Не только хорошо написанная повесть или рассказ из жизни кадетов: и наблюдательность, и юмор, и видение, и своя интонация, и хорошая фантастика, «туман войны»: противники под влиянием наркотиков иначе видят друг друга — из-за этого война. Да. + + +

Шестакова Дарила, 1988, Архан. обл. Нет. Чудовищный язык. Если бы писала просто, а ведь пишет про животных и работу ветеринара. Ах, этот психологизм! Нет. —

Кетер Александр, 1969, Москва. Да. Художественное исследование по поводу так называемых «детей индиго». Больше рационального, чем художественного, но все довольно гладко. Скорее всего, учиться не будет (36 лет). «Да». +.

Между этим чтением поместился обед, ужин, даже баня, телевизор потерял для меня всякий интерес, также как и политика, за чем-то слежу только по инерции и по природной, русской мстительности к неправде и мздоимству. Мы все ждем Божьего суда, именно Господь должен за нас отомстить, ну, хорошо, навести порядок, потому что сами мы нерешительны и неактивны. Иногда он действительно просыпается и протягивает к нам всемогущую длань Пока снят генеральный прокурор Устинов. В преддверии выборов президента и выборов в Думу Господь занялся коррупцией.

Литвинова Алина, 1989, Калининград. Да. Внесоциальная, однообразная проза: ОН и ОНА. Только об этом. Иногда с таким опытом и настойчивостью, что начинаешь задумываться: кто же автор? «А помнишь сны, помнишь сны о молчании?» — первый рассказ: здесь всему веришь: молодая девушка и парень постарше. Это и самое убедительное. Дальше — скорее грамотно, нежели спонтанно. Но не хуже, чем у других допущенных к экзамену абитуриентах. Смотреть тексты при проверке этюда. Язык однообразен по лексике и синтаксису. «Да».

Наранович Станислав, 1989, Москва. +. Да. Занятный для его возраста паренек — он занят психологией творчества. Вместе с тем в его небольших рассказах жизнь современной, особого уровня, московского, молодежи. Встречи, обычаи, тусовки. Занятным является фрагмент на 18-й странице: молодая девушка попадает в творческий вуз (видимо, Лит), сдав чужие работы. Много, однако, в рассказах абитуриента не интуитивного, а головного, знает, читал, представляет. Да.

Брановец Иван, 1984, Москва. + + +. Знает слово, видит, современен, держит внимание читателя. За всем своя, горькая мысль. Умный человек-человек с языком. «Да».

Бова Кристина, 1987, Москва. +. Лучший рассказ — «Капля в море» — о девочке, продавщице в зоомагазине. В остальных есть холодность, расчет, нет спонтанности, которая обязательна у писателя. Кроме этой «Капли» все холодновато. Тем не менее «да».

Палкина Анна, 1980, Москва. +. Рассказы одного приема: когда читаешь, интересно, прочтешь, сразу выпадают из памяти. «Очки» — «некто» в банке, любит читать, заканчивается трупами; «Эх, не перевелась богатырская сила на Великой Руси» — анекдот о женщине, борющейся с медведем; «Сумерки» — не родившийся ребенок. «Один день из жизни фотографа» — ряд эпизодов: пес Моисей, парень, который бросился с крыши. Переписываю названия рассказов, чтобы лучше понять, что передо мной за будущая писательница. Ей 22 года, она старше почти всех, хотя есть дар слова. Допускать не хочется, но оснований это сделать нет. «Да». +

Уже в три часа дня выехали из Обнинска. Какая-то дурь кинула меня возвращаться по Киевскому, а не по привычному Калужскому шоссе. Ехал через сплошные пробки. Пробки любят возникать возле тех мест, где стоит милиционер, делающий вид, что регулирует движение. Тем не менее, рядом с ним, с его постом, нарушая рядность, по обочине, поднимая пыль, одна за другой катят и катят машины, которые не хотят ехать с общей скоростью. Я тоже так иногда поступал, но в своей психологии в этот момент разобраться не могу. А вот когда подобны образом поступают вокруг, меня это раздражает невероятно. Я все время думаю о людях за рулем. Кто они, какой их социальный или образовательный статус? Единственно утешение за время томительных часов за рулем это передача об интеллектуальном потенциале России, которая шла по «Маяку». Разговаривали Лева Аннинский, который был амбивалентен, т. е. диалектичен, как обычно, и директор института искусствознания Алексей Ильич Комич. Вот уж кто бескомпромиссный боец, Девушка ведущая в день России все наезжала на него с неким позитивом, который принесла нам якобы свободы, а он все лениво, как лев с шавкой, с нею играл, приводя все новые и новые данные полного пренебрежения правительством сферы культуры и науки. В том числе приводил данные по зарплате в своем институте. Чудовищно. Как бедная девушка старалась, чтобы ее собеседники что-нибудь высказали во славу случившемуся пятнадцать лет назад государственному перевороту! Ни слова. Комеч был, как скала.

ЛебедевВиктор, 1987, Оренбургская обл. +. Да. Здесь редкая подлинность и самобытность интонации. Маргинальная литература. Хороший, но бедный парень попадает в банду. «Святочные» мотивы, как и положено, подобной литературе в конце: больная мать выздоравливает, парень уходит в честную жизнь, похищенное возвращается. Стихийное христианство. «Да». — +.

Вечером, когда приехал, пошел мыться, у нас на месяц отключена горячая вода — к Юре Авдееву. Перед этим ходили с ним в «Букафе» — дорого, но зато все декорировано книгами, в основном альбомами, которые можно рассматривать.

13 июня, вторник. Утром отвозили Клавдию Макаровну, мать СП. в 1-ю градскую больницу. У Клавдии Макаровны, она еле ходит, но операцию, такую же, как сделала себе Барабара в Германии и Генриетта Карповна в Гатчине делать не хочет. Вахтеру у шлагбаума дали «барашка», 20 рублей и он без объяснений машину пропустил. Я не знаю что лучше, вот так за крошечные деньги, или как при советской власти с кучей звонков, объяснений и согласований. Пока ожидал, когда закончатся все формальности и ее положат, прочел две работы абитуриентов.

На работе Е.Я. быстро продиктовал три страницы для «ЛГ» и начал кафедру. Опять не было Вишневской, Дьяченко, Куняев в отъезде, Королев в Праге, Толкачева, Тиматкова, Арутюнова, Варламова, но до него, возможно. не дозвонились, он новенький. Говорили о заканчивающемся учебном годе, о необходимости каждому написать по работе о своих принципах методической работы и прочее. Николаева рассказывала о своей поездке на Кубу, а Саша Сегень о поездке в Китай. Из новых для меня деталей — Харбин, где восстановили историческое название центральной улицы города — улиц Гоголя и русский клуб в Шанхае. Именно за счет русского клуба издал Сегень свою новую книгу. Я слушал все это с большим удовлетворением, но это далеко не всем интересно. На кафедре пили чай с пирогами, который принес Саша Сегень. Повод — он у нас стал штатным преподавателем.

Попутно переговорил с Михайловым и Седых о возможной кафедральой книге, уже кое-что мне ясно. Историческую часть будет делать Г.И., а мы с Сашей центральную, методическую. Я совсем не нацелен на халтуру. Перед этим имел опять разговор с БНТ о составе группы и оплате. М.В. Иванова твердо не хочет, и в данном случае она права, стать «начальником», роль которого только отчет. У нее проект по реформированию деканата. По-новому сформулирован проекте приказа о гранте. С чувством удовлетворения заметил, что на тысячу рублей сокращена оплата бухгалтерии. Слава Богу, догадались и, видимо, подействовали мои резоны.

В три часа начали сессию по защите дипломных работ на заочном отделении. Защищались студенты Киреева и Кострова. Оба мастера хорошо ь и умно говорили. Оба о современном литературном процессе. Речь Кострова я пунктирно успел записать. Он в частности говорил об исчезновении в современном стихотворении того, что Пушкин называл простодушием, о размывании формы. Количество и упор на метафору еще не делает стихотворение фактом искусства. Скорее всего, это мысль о примате чувства. Во время зашиты возник спор между Олесей Николаевой и Турковым. Суть в том, что Галя Седых, она без этого не может, сильно лоббировала Свету Ворошилову неплохую поэтессу и гражданскую жену погибшего Сережи Королева. В ее стихах очень много наворотов, которые при всем их кажущемся глубокомыслии и остроте, по сути, мысли никакой не несут. Но Олеся Александровна запела, запела, и в своем выступлении Турков достаточно жестко об этом сказал: смысл, точность выражения, простата — вот Бог поэзии.

На обратном пути из института, когда я Туркова подвозил до дома, мы очень хорошо с ним, как всегда поговорили. Грусть об уходящих сверстниках и старших товарищах. Я спросил о Бакланове, Турков сказал, что два года назад ему вырезали почку. Так стало жалко человека. Все связное с собственными обидами я позабыл.

Кутыкова Татьяна, 1989, Алтай. К сожалению, очень трудно говорить о литературы. Очень низок вкус к слову «Маша сидела в роскошном мягком кресле на балконе своего огромного дома в центре города. В ее фужере искрилось и не спеша (?) перекатывалось вино». Все по слуху, по новостям, по ТВ! Бледный язык.

Красильникова Яна, 1989, Московская обл. Нет. Это еще один пример, когда возраст, а отсюда недостаток жизненного опыта, становятся преградой. Писать нечего. Зарисовка про кота, но в работах других абитуриентов коты были лучше. Решительное «нет», хотя претензии девочки понятны. Нет

Тихонов Сергей, 1986, Москва. Для меня — «нет». Для 2 курсов факультета журналистики и семестра в Лите, для 20 лет этого маловато. Исключительно зациклен на себе, рефлексия, иногда интересная, но все вокруг собственного «я». Будто бы объективного мира не существует, только мой внутренний. Тихонов смотрит на Тверскую через окна Макдональдса. Амбивалентность зрения — самое интересное в подборке. Вторая половина ее — это дневниковые записи, которые могли бы быть интересными, если бы крупнее была личность. Через пару лет, возможно.

На выходе из дома встретил своего соседа профессора-математика из МГУ. До метро говорили о профессорских зарплатах, о будущем нашей науки. Перспективы, несмотря на весь треск по телевидению президента и других чиновников, неутешительные. Платят в МГУ приблизительно столько же, сколько и у нас, тысяч двенадцать. Мысль профессора заключалась в том, что подобные зарплаты не удержат молодежь. Будут ехать на запад и восток. Профессор привел пример: если в Америке предпринимателю надо решить, кого взять в лабораторию местного китайца, гражданина США, получившего образование в этой стране или нашего недавнего студента, то предприниматель возьму нашего. Китаец, конечно, будет усердно работать, но наш что-то придумает и решит проблему. Я задал прямой вопрос: у нас, русских действительно такие замечательные мозги от природы? Ответ был такой: мы не глупая нация, но за годы советской власти возник некий социально-генетический феномен. Личность могла проявить себя и быть самостоятельна, жить немного по-другому, чем все, только если человек занимался наукой или преподавал в высшей школе. Вот так и возник некий поразительный отбор — лучших. У нас собралась уникальная школа преподавателей.

Приехал к В.С., сумел пройти в корпус. У нее сняли с руки швы и вчера попытались «разносить» новую фистулу. Я всегда думаю, что лучше бы все случилось со мной. Я привез В.С. бельишко и газеты, а она в ответ сразу же принялась меня кормить и поить чаем. Сидел у нее до часа и поехал в институт, где в три начиналась защита дипломных работ, в половине шестого семинар со старшими «иркутами», а в семь я и Максим должны выступать в Доме Булгакова. Зачем я со своим заиканием согласился что-нибудь там прочесть?

Защита прошла довольно обычно, необычными оказались только два диплома: Л.В. Дорохина, ленинградка составила свой диплом из критических статей. Я сунул в них свой нос и сразу немножко обомлел. Все это значительно интересней, чем наша студенческая выморочная проза. Потом, когда мы подводили итоги, именно я настоял, а А.М.Турков с этим согласился, дали девочке «отлично». Второй диплом отличался совсем с другой стороны. Здесь с прозой, с повестью «Женщина с ребенком» защищалась молодая некая О. Дробышевская. Это был какой-то нелепый сериал. Кстати милая дама работала на телевидении. Позже я спросил у нее, член ли она просто творческой группы или сидит на «оценке». Оказалось, что у нее своя маленькая передача. Был довольно жесток и сам руководитель Ю.Апенченко, и Б.Анашенко, оппонент. Я не утерпел и сказал, вот мы понавыпускаем с дипломами Литинститута подобных молодых дам, а потом, когда мы же к ним придем, они нас начнут учить как надо, потому что у них в руках диплом именно Литинститута.

К моему удивлению вечер в Доме Булгакова прошел успешно. Я не ожидал, что я сумею так хорошо прочесть два рассказа из «Хургады». Но все дополняли и вели замечательные стихи Максима.

Нечаев Алексей, J 986, Москва+ +. Одинаково хорош, как в серии притч, умных, глубоких и точных, так и разворачивая свою повесть об альпинистах. Со словом все в порядке, оно, как бывает у певцов с голосом, поставлено от природы. Единств, недостаток слишком умен, отсюда некоторое стеснение, ирония и не прямой рассказ. + +. «Да».

Балихипа Анастасия, 1989, Москва

Нет. + —. В подборке два, условно, рассказа, написанных с предельной уверенностью. Первый — «Бой продолжается» про две войны некого Стенли: подлинную, с врагом и уже старого Стенли со стаей молодых парней. Второй рассказ — «школьный», в основе лежит та же мысль, что у Г.Успенского: жизнь и соприкосновение с большим искусством. В обоих рассказах есть некая искусственность, определенная боязнь сегодняшней жизни. Для меня — «нет».

15 июня, четверг. Очередной вне привычного для всех расписания — последний четверг месяца ученый совет. Все обычно, довольно рутинно, мне показалось умно, но без полета прочел Слово о Киреевском Александр Зимин. Параллельно пили чай с бутербродами и голосовали на должность наших преподавателей. В том числе было много кандидатур по нашей кафедре: Лобанов, Костров — профессор, Михайлов, Агаев, Королев доцента. Л.М. — на должность заведующего кафедрой. Здесь, при подобных голосованиях, действует звание молчаливое соглашение нейтралитета, все понимают время, когда работа — это все и понимают, что оружие голосования это инструмент обоюдоострый. Результаты были замечательно однообразны

ни протии кого не было ни одного голоса, все «за». Расстроила меня только внутренняя политика ректора, БИТ, которую он объявил. Здесь опять любовь к авторитетам и мысли о своем внедрении в иную среду. Опять о некой помощи со стороны, опять попытка привлечь к институту Союзы писателей. В сентябре собираются созвать конференцию, с участием всех союзов. Я-то помню, что все союзы только и думают о возвращение института под их державную и нищую руку. Судя по всему, БНТу очень нравятся многочисленные совещания и собрания. Рассказал о своей встрече с В.Бавыхиным (?), потом о собрании ректоров, на котором выступал и Путин. Это было интересно, потому что еще делал доклад и Садовничий. Все это очень корреспондируется, как сейчас говорят, с вчерашним утренним разговором с моим соседом-профессором. На ученом совете пришла в голову мысль, что институт, его глобальные интересы от меня отчалили, надо заниматься учениками и самим собой. После совета была Лариса Ягункова, мы говорили с ней о Горьком, сказать мне кроме самых общих слов мне о нем нечего.

Домой шел по бывшей улице Горького и зашел в «Москву». С большим трудом разглядел на полке, отмаркированнй буквой «Е» среди обоих Ерофеевых свою книжечку. Наверное, мой звонок Н.Л. с просьбой обратиться к ее приятельнице директору «Москвы» поставить мою книжку получше, был напрасным. На авансцене рынка совсем другие книги, которые, думаю, не являются литературой.

Вечером из Парижа звонил Толя Ливри. Потерял со мною связь и не хочет теряться. Всех мои перипетии знает. Попутно немножко жаловался на Славу Огрызко, который внезапно и немотивированно прекратил с ним связь. Ну, чего здесь сказать? Огрызко есть Огрызко. Несколько дней назад Олеся Николаева говорила мне о некой, не читанной мною, статье Огрызко, в которой он, с присущей ему манерой собирателя слухов и тайного завистника любому литературному успеху, ответил на присуждение Николаевой премии. Причем, видимо, воспользовался здесь как материалом цитатами из моих Дневников, я полагаю вне контекста, потому что наши отношения много раз менялись в зависимости только от отношения к студентам и моего видения учебного процесса. Как, впрочем, менялась и сама Олеся Александровна и менялся я сам вместе со своим отношением к людям. Олеся Александровна мне попеняла по поводу этой публикации Огрызко с моимиинвективамииз Дневника. Я подумал о нечистоплотности редакторе «Советской России»: со мною в ссоре, о Дневниках, в зависимости от конъюнктуры, отзывается плохо, а везде цитирует. Хороша птица!

Вот что я начитал за сегодня.

Сергеева Аврора, 1988, Москва

Нет. К сожалению. Благие намерения описать военное время, эвакуацию. Но! Очень не в порядке язык и нет ощущения правды и изменчивости мира: деревенское окно в войну затянуто полиэтиленом. Много неправды, не собранный сюжет. Решительное «Нет»

Вишневская Анастасия, 1987, Санкт-Петербург

+. Хорошо держит тон, спокойное, умное письмо. Девочку интересуют не картина жизни, а и комментарии к ней. Между прозой и публицистикой. Судя по некоторым высказываниям в тексте — дочь рабочих. Это вызывает у меня сочувствие. Отказывать оснований нет. Пусть пробует. +

Вечером из Парижа звонил Толя Ливри. Потерял со мною связь и не хочет теряться. Всех мои перипетии знает. Попутно немножко жаловался на Славу Огрызко, который внезапно и немотивированно прекратил с ним связь. Ну, чего здесь сказать? Несколько дней назад Олеся Николаева говорила мне о некой, не читанной мною, статье, в которой Огрызк, с присущей ему манерой собирателя слухов и завистника любому литературному успеху, ответил на присуждение Николаевой премии. Причем, видимо, воспользовался здесь как материалом цитатами из моих Дневников, я полагаю вне контекста, потому что наши отношения много раз менялись в зависимости от отношения к студентам и моего видения учебного процесса. Как, впрочем, менялась и сама Олеся Александровна и менялся я сам вместе со своим отношением к людям. Олеся Александровна мне попеняла по поводу этой чужой публикации с моими собственными инвективами из Дневника. Я подумал о странной позиции редактора: со мною вроде в неприязни, о Дневниках, в зависимости от конъюнктуры, отзывается плохо, а везде цитирует.

16 июня, пятница. Абитуриентов читаю уже с ненавистью. Даже когда я кого-нибудь хвалю, это мало что значит, планку приходится искусственно занижать.

Гарипова Асия, 1986, Татарстан

+. Головная, сухая, с усредненным языком проза. Некие алгебраические задачи, впрочем, успешно решаемые. Одна из таких задачек — фантастика: любовь с инопланетянами. Вопрос не в том, чтобы взять, а наоборот… Но здесь — как распорядится Бог и Случай.

Калинина Наталья, 1982, Юрьев-Польский

Проще пареной репы — отказать, тем более, что название, казалось бы, говорит за себя: «Крик души или Маленькое чудовище». Однако все не так просто. Центр повести — это дневник «чудовища», которое было изнасиловано с согласия матери отцом и жестоко отомстило. Картины убийств и «расчлененка». Здесь же два огромных комментария: один — рассуждения о любви, другой — о смертной казни и терроризме. Какое-то во всем новое веяние в литературе: документ и вымысел. Язык плотный, хороший. Аб.24 года. Вполне ли она здорова? Но не в этом дело. «Да»

Клюева Анастасия, 1989, Москва

Нет. Как надоело это однообразно-рассчитанное письмо, с правильно расставленными словами, со скудным смыслом. Это все так далеко от нашей жизни, даже имена какие-то вымышленные. Все крутится вокруг собственной нездоровой рефлексии. Нет

Цорин Николай, 1988, Моск. обл.

+.Да. Прелестные страницы («Птенец») о 5-летнем мальчике, упорно хотящем летать, а вот второй отрывок с драконами, видениями, карликами значительно хуже. Много путаного.

Семина Анастасия, 1987, Москва

+ + +. Без претензий. Прочел от начала до конца. Интересно: молодежь, дневник девочки, которая, оказывается, больна СПИДом. Ясная, выразительная форма, социальный фон. Хорошо компонует эпизоды. Простой, выразительный язык. В будущем еще много напишет.

Байдикова Александра, 1986, Бронницы

+. Да. Пожалуй, можно принять первый рассказ «Мечтатели», потом цепь сюжетов, основа некоторых — видения, наркотические сны, психическое нездоровье. Все напоминает плохо и не талантливо воспринятую фантастическую прозу, здесь же Берроуз и американцы 70-х. Куда эту прозу потом девать, не представляю. Установка на шедевры и исключительность, но, как говорит Антонов, придерживаясь масштабов Лицея и наших подготовительных курсов, «может писать живо». Да.

Ну, уж я себя запустил, так запустил! Был у Эллы Ивановны зубного врача, парадантоз у меня, оказывается, цветет. Что-то Элла Ивановна мне помазала, перенаправила к даме, которая займется моими деснами, и договорились встретиться аж 3-го июля. Все уходят в отпуска, я не вижу и надежды. И впереди еще огромная верстка моих дневников. Но, правда, слава Богу, осталось лишь несколько работ абитуриентов.

Вечером ездил на метро в Центр драматургии и режиссуры, в театр. Мне все больше и больше нравится общегражданский метод передвижения по Москве. Машину беру только в случаях, когда сразу же надо посетить много мест в одном районе. В Центре играли спектакль, финансирование которого проходило через экспертный совет «Новая сцена». Вот уж действительно не зря потраченные деньги. Какой спектакль, какие актеры! Как зажирели и как цинично ведут себя старые носороги, ничего почти не отдавая молодежи. А настоящее, дающее энергетику и мысли искусство только у нее. Играли «Героические деяния и речения доблестных Пантагрюэля и Панурга». Два актера, одного из которых, Глеба Подгородинского, я уже давно видел и отметил Чацким в Малом театре. Но рядом с ним другой, просто гений, русской сцены — Алексей Дубровский. Большой, в отличии от Алексея, светлый и очень пластичный парень. Что они только на сцене не выделывают, как органично, с какими поразительными нюансами. Я поклялся себе, что добьюсь для них какой-нибудь премии. Режиссировал спектакль совершенно неизвестный мне, видимо, тоже молодой Олег Юмов. И после всего этого мы еще говорим о какой-то выдающейся актерской работе у Нееловой в «Шинели» и выдающейся режиссуре Фокина. Если по-настоящему и надо давать кому-то «Золотые маски», то только подобным ребятам. Перед глазами стоят у меня замечательные руки и улыбка Дубровского. Оба парни бравые, оба хороши!

17 июня, суббота. Что сказать после целого дня чтения лишь нескольких работ абитуриентов? Как должно быть счастлив писатель, нигде не работающий, которому судьба дала на прокорм и ведение свободной деятельности. Эта работа, которая, по словам Моэма, является для писателя лучшим наблюдательным пунктом, еще и изматывает писателя, обескровливает его. А может быть, это зависит от человека, от его отношения к обязательствам, которые он на себя взял. Сколько раз я видел у своих знакомых и друзей, даже своих сослуживцев «быстрое», «небрежное» отношение к делу, так выкраивается время для себя, для работы.

Мысли эти возникли у меня после чтения двух материалов в 6-м номере «Нового мира». Это большая статья Виктора Есипова «Сановник и поэт. К истории конфликта Пушкин с графом М.С. Воронцовым» и «Все тот же спор. Неопубликованное письмо Лидии Чуковской Давиду Самойлову». В первой история вопроса и конфликт, закончившийся высылкой Пушкина из все-таки «культурной» Одессы с ее обществом и оперным театром в глухое Михайловское. Но главное — вечная невозможность занимающихся разными видами деятельности людей понять друг друга, разные масштабы взглядов, неумение заглянуть в заботы другого. Есть от этой статьи, всецело и полностью, что, наверное, и справедливо, стоящей на стороне Пушкина, и некоторый осадок обиды за чиновничество, без которого и жизнь была бы невозможна для «гуманитарных» людей, и деятельность которого (чиновничества) в судьбах отечества по-своему значительна. Справедливы слова Ахматовой, что истории и жизни многих людей упокоились в понятии «век Пушкина», но и труды Потемкина, важны не только в альковной службе, и Воронцов известен не только как «гонитель» Пушкина. Я полагаю, там, за чертой горизонта они, как тени одного времени и близкого масштаба разберутся друг с другом скорее.

Письмо же Л.Чуковской открывает глаза на другого Солженицына, показывает его как иной пример. Сколько, оказывается, к недоброжелательству по отношению к нему примешивалось писательской завести. Человек ощутивший себя гнием, и дотягивающийся до этого звания. Но здесь надо от чего-то отказываться.

Теперь — «улов» за день.

Шкудов Василий, Москва

+ +. Да. Вопрос: допускать или не допускать при чтении решается довольно быстро. Но сразу же пора представить, что делать с абитуриентом дальше, если он станет студентом. Во-первых, у этого хорошо пишущего парня иной, чем у большинства возраст — 22 года и два курса вуза, вызрел… И во-вторых, очень большая концентрация на себе, именно на своем духовном мире. Преимущ. детские картины: мать, детская площадка, детство. Как наваждение — бумага, лист. Характер типа эссеистско-философский, беллетрестический. Вот так и будет писать. Таких ребят уже много.

Морозова Екатерина, 1989, Москва

+. И маленькие рассказики, и сказочки, и абсурдистские штудии, и фантазии — все не ровно. Нет жизненного опыта, что-то изобретает. Понравились люди в зеркалах, ктайцы. +. Да. Но слабовато.

Печко Светлана, 1978, Москва

+++ Прочел все — это часа четыре-пять, хотя можно было бы этого и не делать, все ясно после первых десяти страниц. Печко С.О. — профессионал, талантливый, умный, разнообразный в письме. Мне лично учить ее нечему. «Долгожданный отпуск» — прекрасное захватывающее сочинение, умный «женский» роман, полный иронии, знания жизни, сегодняшнего дня и понимания мира женщины и мужчины. В семинаре с ней возникнут сложности. Самое место — ВЛК. Естественно + + +. Да. Но лучше не брать

Насибуллина Гульнара, 1988, г. Октябрьский

Нет. + —. Но, скорее всего, категоричное нет. Это изящество стиля, оснащенность лит. образами и именами, эти тонкие, с изысканными чувствами девушки стали общим местом этого набора. Почти все они мило складывают фразы, у всех претензии, у многих место действия: палата для душевнобольных, большинство из них начитанны и составят сильную конкуренцию тем ребятам, которые по-настоящему могли бы стать писателями.

Для моего семинара «нет».

Монастырева Людмила, 1984, Волгоград

Нет. Ни одного слова про сегодняшнюю жизнь. Традиционная филологическая, вернее, проза по филологии. Все гладко, но ничего не трогает. Нет

18 июня, воскресенье. Утром с С.П. отправились в большую прогулку по нашим полям и тропинкам. Погода хорошая, река полна свежести. Я-то встал уже в шесть утра, и к этому времени и почитал, и сделал зарядку. Возле реки, где мы прежде гуляли с собакой, тишина. Даже купальщиков в этом году почти нет. Лишь на той части поля, которая арендована корейцами, кипит работа. У них уже довольно крупные кустики кабачков и капусты.

Рано приехали в Москву. В почтовом ящике вырезка из «Коммерсанта», которую мне положил Ашот: умер Давид Никитич Кугультинов. Перед этим, как пишет газета, ушли Расул Гамзатов, Мустай Карим. С этими именами и рухнула многонациональная советская поэзия. Такого больше никогда не повторится. А ведь этих поэтов знала вся страна!

Уже несколько дней хожу с книжкой Гачева в рюкзаке. Все, конечно, я читать не буду, чтобы не продолжать смертельно завидовать, но в цель, то-есть в меня он попал сразу. Почему люди так одинаково иногда начинают думать? Значит, есть какая-то объективность в искусстве. Или ее диктуют общие для всех, универсальные навыки.

19 июня, понедельник. Основное, превратить собственную жизнь во что-то радостное, не хмурится и не гневить Бога своим вечным брюзжанием. Ну, что делать, и у всех жизнь не простая. Утром был опять у зубного врача. Уютная очень немолодая женщина, ловкая и сноровистая, внимательная и профессионально ласковая: зуб называет «зубиком», следит, чтобы пациент отдохнул. Сразу же после врача поехал в университет «Туро» повидаться с Ренатой и только что приехавшей Соней. Они меня одарили замечательной, в металлической коробке рубашкой. Сидели, долго разговаривали о театральной и научной судьбе Сони. Так приятно было видеть эту исступленную заботу матери о будущем дочери. В университете же я и пообедал, бесплатно, как гость. Вот он прекрасный порядок без так называемой демократии: чистота, дисциплина, предельное внимание преподавателей к студентам. И случая быть не может, чтобы кто-нибудь из преподавателей не пришел на заседание кафедры. И — если ты отпросился на час, значит не до конца дня, а на час. Работой здесь называется не времяпровождение, а работа.

У нас в Лите тишина. Миша подготовил акт «Передачи-приемки дел и материальных ценностей государственного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Литературный институт имени А.М.Горького» (Приказ N 198 от 16 июля 2006 г.). По сути это список того, что я в институте сделал. Смешно было бы мне все это описывать. Сейчас это все лишь пункты и строки в бумагах, за всем этим моя кровь и здоровье. Все делалось с трудом и напряжением. Говорили с БНТ о характере работ абитуриентов, он всегда слушает с огромным вниманием, как бы подзаряжается. Все помнит, имена, фамилии, даты. В этом смысл они очень похожи с С.П. Потом БНТ начал меня расспрашивать, почему не делают электропроводку, которую обещали сделать после звонка Эрнста в прошлом году. А потому что с Матвеевым, его любимцем, никто не хочет считаться, потому что ему в это надо включаться самому.

Вечером немножко работал над романом. Герой уже обошел театр Пушкина, не нашел окон квартиры Швыдкова, в которые хотел бросить дохлую кошку и вспомнил об Алисе Коонен и Таирове.

По телевизору все время про какие-то очередные убийства и о смене Генерального прокурора. Теперь им стал Чайка. С чувством глубокого удовлетворения наблюдаю за тем, как с паузой в 6 лет снова стали ворошить дело «Трех китов» — беспошлинныая провозка мебели. Пресса говорит, о том, что это дело снова инициировано с подачи президента. С этим же связывается и уход Устинова. Хорошо помню, как С.С. Федотов наставлял своих подчиненных скорее, скорее заключать договор в Китае на книжку Генпрокурора о гибели «Курска».

Пришло письмо от Толи Ливри со стихами. Он также пишет, что ему предстоит какой-то литературный процесс. В его письме есть и такая строчка: «Мне передали из Сорбонны «Новый мир» (10–11 номера за прошлый год) с вашим МАРБУРГОМ, от которого я был в восторге. На новогодней передаче парижского радио courtoisie, когда речь зашла о современной русской литературе, я говорил о нем».

20 июня, вторник. Сегодня день рождения у Людмилы Михайловны. С утра ходил в магазин покупать ей подарок. Купил с некоторым тайным значением три тефалевых кастрюли. Все время в подтексте стояло: «Мастерица варить кашу». Что-то туманное я сказал и на вечере, который собрали в зале ученого совета. Еда, как и всегда, была самого лучшего качества, домашняя. Я налегал на рыбу. Довольно демонстративно я сел в конец стола на самое неудобное место. Неподалеку от меня сидели неразлучные коммерческие друзья Ирина Николаевна и Владимир Ефимович. Чтобы их не смущать и не ворошить недоброжелательность, — а я прекрасно понимаю, за что они меня недолюбливают, и правы, — я довольно быстро ушел. Почему-то как никогда Зоя Михайловна, моя боевая подруга, говорила самым своим неестественным голосом. Из тостов можно было бы отметить только умницу Олега Кривцун. Он подарил книжку, которая, кажется, называется: «Искусство поцелуя».

21 июня, среда. Еще две, чуть ли «не самые последних» из работ абитуриентов этого года прочел в метро по дороге в больницу к В.С. К сожалению, работы не слишком удачные.

Онищенко Анна, 1979, Москва

Бесконечный монолог, посвященный себе, любимой и исключительной. К сожалению, эта «песня» не является ничем, кроме частного случая. Другого мира и жизни нет. Огромное количество «красивостей», штампов. Нет писательского зрения и глубины. «Нет».

Евдокимова Нина, 1987, Челяб. обл.

А проза здесь причем? Очень мило для журналистики в самом начале пути, но очень уж заштампована по мысли. (см заметки по тексту). Да, да

Данилова Дарья, 1989, Калиниград

Есть несколько («Игрушечная история», «Исповедь Бабы Яги») очень милых рассказиков, все остальное тонет в восторженной студийной эстетике открытия для себя феномена гладкого литературного письма. Опять, как много раз прежде, появился некий Ангел, опять страдает от неразделенной любви и вулканизирующих желез внутренней секреции девичья душа. «Нет».

Наконец-то понял, что такое «искусственная фистула» — это похоже на вена, которую вытащили из тела и прочистили. В.С. делали операцию под местным наркозом, и она слышала, как врачи говорили, что «вена не идет и ее надо тащить интенсивнее». Возможно, что она уже в четверг приедет домой. 28-го июня ей сделают новую операцию, заглушат старую фистулу. Слава Богу, кажется, заработала фистула новая. Эта очередная, девятая по счету операция должна пройти значительно легче, чем предыдущая. С В.С. поговорили о политике, о радиостанции «Эхо Москвы». В.С. слушает сейчас именно эту станцию вместо еще недавно слушаемой «Свободы». Я покатывался, когда она рассказывала, как Доренко, который сейчас коммунист, вел передачу о вице-спикере Любови Слизке. Особенно хороша здесь была ленинская цитата из «Государства и революции» о том, кто может в России управлять государством.

Естественно, еще до всей этой лакомой политинформации В.С. напоила меня чаем и накормила двумя горячими пирожками, которые она купила к моему приходу в буфете.

В институте начал с того, что вместе с Л.М. попил чаю с большим куском ее вчерашнего именинного торта.

Еще вчера начала разыгрываться довольно странная история с Сережей Гридневым, сегодня она получила свое завершение. Раньше, пока я еще был ректором, я бы ее, эту историю описал поделикатнее, но теперь мое положение изменилось, я получил возможность описывать все наиболее близко к моему собственному видению. Многое также прояснилось и в моем статусе, и в отношении ко мне ряда людей. Не только Владимира Ефимовича, который, естественно, боится моего знания или хотя бы моих предположений относительно его хозяйственных проделок, но и иных персонажей, внутреннее недоброжелательство которых я чувствую. Собака вряд ли залаяла бы, если бы хозяин не разрешил. Чувства, которые обуревают хозяина, я прекрасно понимаю. Каждого определяет то, с кем он дружит. Это вполне понятное для многих предисловие.

Сережа Гриднев, который только что получил аттестат за 9 классов и который получает самую маленькую зарплату из всех наших рабочих — 6000 рублей, при официальном прожиточном минимуме в 5500, подошел в В.Е. и в своей мальчишеской манере, имея, конечно, в виду, что тот к нему хорошо относится, попросил добавить. В.Е. вроде бы сходил посоветоваться с Людмилой Михайловной. Людмила Михайловна, с которой я сегодня разговаривал, сказала, что Гриднев не платит свою тысячу рублей за общежитие и поэтому, дескать, пусть едет к себе на Дон. С этим В.Е. и пришел к Сереже, который тут же написал заявление об уходе с 1-го июля. Мне конечно жалко команды, которую я с трудом, соблюдая определенный баланс всех интересов, собирал, но, боюсь, дело здесь в другом.

Сегодня же мне стало известно, что В.Е. хотел бы, чтобы из института ушел и Витя Вотинов, через которого до меня могла докатывается кое-какая информация. А Витя, между прочем, почти идеальный работник. Но есть и более простая гипотеза. Внутреннее недовольство мною. Я раздражаю уже тем, что сами раскрылись во время выборов ректора, а теперь наступило некоторое душевное волнение. Ушел крепкий специалист, Толкачев. Институт теряет доктора. Уходит, конечно, не только как человек недовольный своим заведующим кафедрой, но и как человек во время выборов написавший убийственную статью, касающуюся в первую очередь Михаила Стояновского, Алексей Лисунов. Вместо него, великолепного специалиста по Пушкину и ученика покойного Еремина, Ю.И. Минералов берет Светлану Молчанову. Вместо кандидата филологии берет кандидата искусствоведения.

Теперь о завершении Гридневского дела. Еще никого так быстро не увольняли из института. В течении суток на него подписали приказ и заставили заполнить «бегунок». Вдруг передумает!

В три часа провели очень интересную защиту, которую пришлось в отсутствии Андрея Михайловича вести мне. Это было особенно для меня трудно, потому что это — проза, значит много читать. Два диплома получили «отличие». Это, во первых, гражданка Кореи Хан Хан На. Она впервые именно с русского, а не с японского, как очень давно, и не с английского, что случалась позже, а именно с языка первоисточника, с русского перевела «Алые паруса» Александра Грина. Для меня это было особенно приятно, потому что здесь я увидел тенденцию. Еще несколько лет назад у нас какой-то парень-кореец перевел с языка первоисточника Горьковскую пьесу. Вот оно влияние Литинститута на мировую культуру. Кстати, «красный цвет» для корейцев цвет тревоги, врага, битвы. Хан Хан На перевела название, как «Красный свет парусов». Здесь все, кроме самого качества перевода, о котором знают лишь рецензенты, очевидно.

Второй отличник это Валерий Халяпин. Он ученик Седых, но стихи не стали основным в его дипломе. Это книга умного и интересного писателя, где многое сплавлено: разный опыт и воображение. Подробность: этот русский парень живет в Литве, учится у нас, преподает английский язык маленьким китайцам в Гонконге. По этой работе был небольшой спор, слишком уж парень умный, не космополит ли. Я вспомнил характеристику Николая 1 Пушкину — умнейший человек в России.

Вечером собирался на «Рюи Блаза» во МХАт, но Максим со мною не пошел, да и я устал. Позволил себе забытое удовольствие: пил пиво у Альберта Дмитриевича и ел креветок. Говорили о футболе и институтских делах Ничего подобного, чтобы не попасть в зависимость, я не позволял себе все то время, пока был ректором. Очень было вкусно. До Охотного ряда шел пешком.

Сегодня же ребята-шофера рассказали мне еще интересную историю. Под вечер прибегает Вл, Ефим. Пропал шланг. Крик: «Это вы утащили к себе на дачу или утащили на дачу к Есину». Шофера, которые как бывшие собутыльники, относятся к нему по простому, послали его очень далеко. Через двадцать минут выяснилось, что поливочный шланг взял один из киргизов, который живет в институтской столярке.

22 июня, четверг. Утром ездил в посольство, к Елене Калистратовой. Она готовит некий подарок Рексусу, так любящему гостей и публичность, к очередному празднику — на этот раз уходу на пенсию. Это будет перекидной календарь с фотографиями разных «деятелей». Каждый месяц представляет какой-нибудь деятель: то Горбачев, то, на этот раз, Есин. Лена откопала где-то славные фотографии. Рексус в поварском колпаке, а Есин робко притулился к его плечу. Лена рассказала, что в посольстве сейчас иной стиль, культурой занимаются меньше. Ничего в этом удивительного нет, видимо это мировая тенденция, и у нас культура в общественном смысле затухает, становится площе, с упором на песни и танцы. Подарил Лене «Марбург», надежд, что она роман прочтет, мало.

В три началась защита дипломов. В отсутствии А.М. Туркова, пришлось вести мне. Еще до этого Надежда Васильевна расстроила меня разговором со Стояновским. На этот раз его взволновал расчет часов для наших преподавателей. Немного, оказывается, не хватает у Рейна, немного у Рекемчука, а у меня переработка, о которой объявляли на ученом совете. Она, оказывается, может быть у Минералова, Горшкова и Гусева, а у Есина нет. А ведь в прошлом и позапрошлом году считал все тот же Стояновский. Надежда Васильевна это Стояновскому напомнила. Хотел бы посмотреть, если Кострову, Рейну и Рекемчуку уменьшат зарплату. Особенно на фоне того повышения, которое немедленно по смене режима организовали себе начальники. Как хорошо живется маленькой группке «олигархов», когда есть против кого бороться. Но мистический туман рассеивается. Где тот РУБОП, о котором М.Ю. намекнул на собрании?

После этих, так взволновавших меня, разговоров, мне передали письмо Геннадия Зареева. Это меня немножко успокоило. Боюсь, что моим аппонентам писем никогда не получать.

Дорогой Сергей Николаевич!

Пролистал ваш «дневник» и единым махом прочёл «Марбург».

С дневником поступил, уж извините, как с булкой с изюмом, но его так и надо читать, иначе его надо самому прожить. И сразу выковырял много изюмин: чудный диалог с В.С. Розовым, встречи с В.Г. Распутиным в Иркутске, и прочее и прочее. Приятно было встретить однокашников по филфаку: Лёшу Зверева, с которым были дружны и куролесили вместе, Борю Василевского.

Но какой же вы трудяга и невероятной энергии человек — но и вседневные заботы претворяете в литературу! С удовольствием наблюдал за вашей круглосуточной и всечасной работой, и в записях, и в проговорах. Ещё в Китае по ассоциации с этим вспомнилось мне моё самовнушение:

Пени оставь на препоны, дела,

Беды, болезни, лишенья,

Наши дела будто сажа бела,

Думай ты лишь о свершенье.

Так у Петрония старый поэт

Не помышлял об отсрочке,

Гибнет корабль в урагане, но нет:

«Дайте закончить мне строчку!».

О «Марбурге» много можно говорить, но вы и сами всё знаете. И всё же каков вы Павлин Павлинович: открытая конструкция, един в трёх лицах, позволяете себе всё — вплоть до голой публицистики. Но каков напор, какая упругость текста, а лирический лейтмотив просто мощно захватывает. А само «сопряжение далековатых понятий» — Ломоносов и Пастернак, поданное, правда, самой историей, но как глубоко развитое. Замечательный роман о любви, о России, о литературе, то есть опять-таки о любви. А концовка! Вот кончил, так кончил! — простите за вульгаризм.

Вот, как-то заполнил нехватку общения с вами.

Спасибо. Г. Зареев

Защищалось восемь человек, студенты Балашова, одна студентка Приставкина — Людмила Ильина. Последней, Ильиной не помог даже почти восторженный отзыв А.Е. Рекемчука. Приставкин с Рекемчуком дружат, что естественно. Встала Т.А.Архипова и все надежды похоронила. Было два диплома с отличием. У студентки Инны Люциановны — Людмилы Крищенко и одна диковатая студентка Э.Балашова — Светлана Игнатова. Здесь очень занятные стихи, а у Крищенко очень милая, умная пьеса. Очень хорошо, без демагогии, а по существу выступали на защите наши молодые кандидаты наук: Игорь Болычев, Сергей Казначеев и не кандидат, но специалист Сережа Арутюнов и, как всегда Анита Борисовна Можаева. Всегда можно узнать рецензию или отзыв человека, всей своей жизнью погруженного в литературу. Почему-то на защите не было Карпушкиной, а ее рецензия была школьной, формальной и неубедительной. Мне пришлось довольно много говорить по каждому диплому, кажется, у меня это получилось. Традицию «последнего урока», которую ввел А.М.Турков я, по возможности, свято блюду. Конечно, я знаю что-то иное, нежели он, и внешне все звучит убедительно, но отчетливо сознаю, что до Туркова, конечно, не дотягиваю.

Внезапно из больницы приехала В.С. Слава Богу, кажется, искусственная фистула у нее пошла, значит, можно скоро будет перекрыть старую и тогда посмотрим, возможно лучше будет с рукой. Следующую операцию назначили на 28 июня.

23 июня, пятница. Остался в Москве, потому что надо было идти к зубному. Это уже третья у меня за последнее время атака парадонтоза. К половине первого освободился и видел занятную передачу: Общественная палата в лице Кучерены, пригласила мэра Лужкова на заседание все по тому же поводу: выселение семьи Прокофьевых из Южного Бутова. Вместо Лужкова, который сейчас в Монголии, пошел председатель Мосгордумы Платонов. Кучерене ассистировал Сванидзе. Я внимательно вслушивался во все перипетии дела, о которых большинство зрителей не знает. Отчетливо представляю метраж дома. Прокофьевым первоначально давали две однокомнатных квартиры: матери и сыну. Одну на правах личной собственности, а вторую — на правах социального найма. Они на эти условия не согласились: они хотели бы обе квартиры получить на правах личной собственности. Город, практически, выкупал строение. За спиной у Прокофьевых, у которых это единственное жилье, стоят «собственники», для которых это все давно стало дачам. Противно. Я никогда не был защитником бездушных формалистов, но вижу одну демагогию. Почему, дескать, сам Лужков или префект лично не поехали в Южное Бутово, кто отдавал указание милиции и пр. Отчетливо ощущаю, что Кучерена куда-то метит в политику. Понимает ли сам, что стоит его «справедливость». Думаю, что понимает. Вот тебе и Общественная палата!

24 июня, суббота. Приехал еще в пятницу вечером, успел полить огород, который становится совершенно бессмысленным, и поесть. А утром увидел, что распустились два пиона. Они были целомудренно розовые. Подумал, что такая красота и свежесть, как и жизнь, очень недолга. Первую половину дня возился на огороде, сажал цветы в горшки. Мне в институте дали штук двадцать кустиков анютиных глазок. Перед Макдональдсом пересаживали, удаляя отцветшие или потерявшие свежесть, и выкопанные кустики наши умельцы привезли в институт.

Днем приехал С.П., обедали, разошлись по комнатам каждый со своей работой. Практически весь день и накануне вечером я читал дипломную работу Наталии Алеевой «Земное царствие», а потом «Люди-блюди» Аллы Рейдель. Отношение к обеим работам не, как говорится, однозначное. К сожалению, обе решились, может быть, и не признаваясь в этом, на «шедевры». Каждая делала, как могла. Наташа объединила свои «рассказы и зарисовки» в некое философски прочувствованное полотно. Зарисовки и рассказы, как правило, из иностранной жизни. Большинство наблюдений тоже связно с тем берегом. Иногда возникают очень точные воспоминания-сожаления о прошедшем строе. Здесь собственное детство писательницы, работа ее деда, тоже, видно по всему, писателя. Два просчета: прицел на полную философичность и отсутствие собственного, отечественного материала. Философствовать на чужом материале невозможно. Недостаток: практически ничего не запоминается, стиль и синтаксис однообразно моторный, в едином приеме.

У Аллы Рейдель (фамилия, видимо, по мужу) два прекрасно найденных образа, они же сюжета. Девушка работает в дорогом ресторане в качестве блюда. Впрочем, что-то похожее, женщину-рыбу я видел в одном из фильмов, описаниеРейдель, как мне кажется, не без этого влияния. Девушка поднос, на котором раскладывают разнообразную снедь. Здесь прекрасные описания, очень выразительные, зримые композиции съестного. Каждое блюдо имеет название. Скажем «Медуза Горгона» из античной мифологии. В качестве нереализованных возможностей замечательно написанная фигура повара-художника. Какая бы здесь получилась повесть, если бы Редель сосредоточилась. Тут все могло бы получиться серьезно. Но девушку уманили другие принципы литературы. Сюжет вдруг усложнился детективной канвой, причем канвой не всегда четко прописной. Появился некий богач и аристократ, бесплотный вздыхатель, коллекционер антикварной посуды. Потом появился его брат, как и положено, рядом с черным клоуном белый. Как мы понимаем, в богатой коллекции обязательно должен был появиться новый раритет. И все стало неинтересным. И сны, и демонстрация коллекции и скомканная, из мистического кинотриллера концовка. Здесь уместен вопрос, а как все это соотносится, большая рукопись, чуть ли не 120 страниц с диплом Литинститута. Здесь все ясно: мы ведь выпускаем не мастеров шедевров. Здесь у нас начинающий мастер беллетрист. И только от него зависит, уйдет он в большую литературу или останется в той, где есть тиражи, финансовый успех и телевизионная популярность. В повести Редель есть еще ряд сцен, где видно, что человек этот одаренный. Например, разгадывание гастрономического кроссворда, гротесковое изображение двух «потерпевших» в больнице.

Написал с явной прикидкой на представление и рецензию, которые продиктую завтра. Честно говоря, свою Алееву я, как следует, прочесть так и не смог.

25 июня, воскресенье. Утром сажал цветы, поливал, собирался в Москву, ехал, смотрел телевизор все с тем же Кучереной, разбирал коробки с документами, которые привезли из института. На даче Игорь, сын соседа Володи Шимитовского рассказывал, что на прошедшей недели у кинотеатра «Берюсинка» состоялся митинг граждан-москвичей, которые чувствуют себя притесненными пришлыми за последнее время этническими группами. Был какой-то конфликт — или с армянами, или с азербайджанцами. На уровне семьи с мелкими недоразумениями. Кажется, наш кого-то поколотил за чуть ли не умышленную попытку наезда. В тот же вечер двести человек осадили обидчика с криками угрозами шовинистического характера. На следующий день к кинотеатру подошло 2000 русских людей, говоривших о засилии некоренной национальности в милиции, в жилищных конторах, на рынках и прочее. Все это Игорь рассказывал в противовес Южно Бутовской истории, вот, дескать, о подобном пресса не говорит.

Вечером звонил Пете Кузменко, он стоически переносит свои несчастья. В Москве до 30 градусов жары. К вечеру пошел дождь. В мое отсутствие звонил В.С. Бушин, который прочитал мою статью о Горьком в «Правде». Перезвонил: выражает признательность за позицию.

26 июля, понедельник. Утром состоялась коллегия Минкультуры. В повестке дня три вопроса. О присуждении премий правительства имени Федора Волкова за вклад в развитие театрального искусства, план работы коллегии на второе полугодие и утверждение решений экспертного совета по наградам. Перед этим по поводу некоторых наград даже мне звонили домой. В частности по поводу замены советом просимого звания «Народный артист РФ» на почетное звание «Заслуженный деятель искусств РФ» для «продюсера Российской ассоциации музыкальных продюсеров»…. Владимира Петровича Преснякова. По этому поводу, наверное, тоже взбодренный звонком, вставал даже Андрей Вульф, объясняя, что Владимир Петрович еще и много играет или еще недавно играл сам, и что он выдающийся саксофонист, собравший много разных ансамблей, как музыкант и продюсер. Министр поддержал единогласное решение совета. Я потом Андрею Вульфу объяснил, что в совет входит Бриль, который разбирается в игре на саксафоне и Павел Слободкин, знающий, что означает собрать ансамбль.

По первому вопросу я выступил, когда стало известно, что на совместном собрании СТД и представителей Роскультуры из списка выкинули Николая Коляду. Было, дескать, только одно письмо и не хватало остальных документов. Мы-то знаем, что когда кто-нибудь не хочет дать, освободить место для своего, то отыщут тысячу причин. Отодвинул также и ярославскую актрису Татьяну Иваньеву, потому что недавно ей дали «Золотую маску» за «честь и достоинство». Честь — русской актрисе; деньги — своим любимцам. Приблизительно об этом я и говорил в своем выступлении. Намекая на единодушие СТД и Минкульта, я привел пример с «закрытым» голосованием по спектаклю «Современника», когда при тайном голосовании все ратовавшие первоначально «за» оказались «против». В результате я добился приоритета для Николая Коляды на следующий год.

В институте написал рецензию на Радель и представлние на Алееву. В общей сложности Наталья проучилась в институте 12 лет, начинала, как переводчица, потом до меня училась у Киреева. По внутренней сосредоточенности и серьезности письма этот диплом, безусловно, заслуживает оценки отлично. Также написал письмо Анатолию Ливри.

Дорогой Толя!

Я получил Ваше письмо, которое, как всегда, содержательно и интересно. Естественно, я сделаю все, что меня попросит для Вас сделать Савкин, если это речь идет о предисловии к книжке Ваших рассказов. Они мне нравятся, в них я нахожу что-то такое едкое и свое, чего совершенно лишена наша проза. Ваши стихи я воспринимаю скорее биологически — это мое. Но там такая бездна подтекстов, что нужна пауза, чтобы точно определить — это наше с вами.

Объективно мои дела идут очень неплохо. Сутолока вместе с уходом ректорских забот постепенно удаляется, хотя, может быть, прибавилось работы. Но теперь я могу себе позволить то, чего не позволял раньше: например, дойти пешком от Министерства культуры (в Китай-городе) до нашего Литинститута, спокойно с кем-нибудь поговорить, а самое главное — у меня потихоньку пошел роман. Писал ли я Вам, что героем нового романа будет Литинститут? Конечно, это не документ, хотя и близко, а если кое-что и притворится документом, то для того, чтобы окончательно спрятать все концы в воду. Естественно, в моей жизни много обид, несправедливостей, я рефлектирую, но, как писал Вийон, «отчаянье мне силы придает». Я изобретатель редчайшей и своеобразнейшей формы: Дневников, которые, скорее, похожи не на дневники, а на литературные записки, основанные на постоянном дуэлировании. У меня поэтому есть невероятная возможность постепенно разделываться со всеми моими недругами. Моя репутация уже сложилась, и ее ничто не изменит, даже пожар Рима, а вот репутация моих так наз. врагов (хотя этого слово не из моей лексики) — у меня в руках. Они не всегда это понимают, а когда поймут — будет поздно. Видимо осенью, выйдет том моих Дневников, что-то около 800 стр., за 3 года…

А в небольшом альманахе «Российский колокол», пристально читаемом литературной общественностью, постепенно идут, месяц за месяцем тоже мои Дневники за 2005 год. И такое, должен сказать, я испытываю мстительное счастье, когда все время подсыпаю порох в эту бочку, на которой сижу не я, но фитиль которой, могу всегда поджечь. Простите, что пишу так грустно-весело, как могу.

Обнимаю Вас — Сергей ЕСИН.

Сегодня объявили, что в Ираке погибли три российских дипломаа, их захватили и расстреляли. Виноват, конечно, местный беспредел, начавшийся сразу после свержения Хусейна, но и американцы это все допустившие и спровоцировавшие. На этом фоне продолжается скандал в Южном Бутове. Дама Прокофьева не согласилась на вторую квартиру. Почему я безоговорочно в этом случае на стороне мэра и города?

27 июня, вторник. С одного обязательного мероприятия я переползаю на другое, внимательно в это время обдумывая, как попаду на третье. Все время приходится рассчитывать свои силы и думать, чтобы их хватило на завтрашний день. Утром началась аттестация студентов первого курса. В отъезде БНТ ее проводит Миша Стояновский. Мне его даже становится жалко, но он отрабатывает свое положение и надежды. Никого из проректоров больше нет, из заведующих кафедрами сидит только А.К.Михальская, но она что-то на первом курсе читает. Я полтора часа, можно сказать, присутствую из вежливости. Долго и пространно, почти оправдываясь, представляет своих учеников Толя Королев. У него четверо ребят из семинара ушли, и он недоумевает. Две девочки-платницы поступают снова. Одну я уже твердо не пропустил, вторая пишет очень неплохо про животных.

В 12 часов начался Авторский совет в РАО. Проходил он в новом, вернее перепланированном и отремонтировнном зале, очень красиво и, наверное, удобно. О сумме откатов при ремонтах я не говорю, об этом мы недавно перемолвились за обедом в «Форте» с «угольщиком», который снимает в институте Флигель, Женей. После наркотиков это сама прибыльный бизнес. Здесь отмываются и основные от наркоты деньги.

Авторский совет проходил в атмосфере, как и всегда у С.С., некоторой спонтанности, с одной стороны, а с другой, таинственности. Повестка дня не была зараннее разослана, документы тоже, многое невозможно оценить с налета и проанализировать влет.

Сначала говорили о Совете музыкальных издателей при Авторском совете. Под понятием «издатели» на западный манер мы теперь понимаем правообладателей. Я отчетливо понимаю, что это такое и в социальном и в общественном плане. Юра Антонов образно определил: «Молодые люди в рваных джинсах и с прыщами на мордах». Он же говорил о том, что эти люди только и ждут возможности внедриться в РАО. Такую систему сборов гонорара, как РАО, сегодня создать никто не сможет. По-другому мелких гонораров с «публички» не соберешь. Тем не менее, Антонов понимает их молодую силу и уважает этих людей за дело. Таковы условия рынка. Меня смущало, что м ы действуем без какого-либо письма от этих издателей, без их просьбы, без списка претендентов пожелавших войти в этот совет. Именно поэтому я воздержался при голосовании. Впрочем, сделал это, глядя на Антонова. Автоматически, значит, воздержался и Слободкин. Уезжая на неделю на отдых, Павел оставил мне доверенность. Доверенность от Рощина была у Федотовой. Меня попросили объяснить мотивы моего голосования, я объяснил.

Как я понимаю, главное беспокойство С.С., Веры Владимировны и входящего в комплот и чувствующего себя барчуком, Саши Клевицкого — это здание. Мы слишком долго о здании не думали и отступали, возможно, выгодно было платить аренду, а теперь сразу написали письмо Соколову, в администрацию президента, Президенту, которому должен был передать письмо Примаков. Устроить передачу «достучатся» до Примакова взялся Клевицкий. Надежд на быстрое монаршее решение мало, но они есть. Юра Антонов подал прекрасную идею организовать просьбы о помощи РАО еще и западных партнеров. Решили при необходимости идти на торги, занимая деньги на выкуп в Сбербанке.

Третий вопросе — об итогах сборов за пять месяцев прошел легко, потому что есть рост. Но, тем не менее, я довольно долго говорил об почти полном отсутствии сборов со стран СГ. В частности с Украины. Даже маленькая Белоруссия дает денег в два раза больше. Мы этим просто не занимаемся. Антонов привел пример с получением гонорара, который произошел у него с одесситами. Украина просто не хочет платить, предпочитая в лапу, а чаще — никому и ничего, кроме исполнителя. Я высказал свое старое предложение о создании в странах СНГ представительств.

В три часа началась защита дипломных работ… Надо бы все законспектировад для истории литературы, но стращно стал уставать.

С чувством глубокой удовлетворенности воспринял отставку 13-ти заместителей Генерального прокурора и прокурора Москвы, которую потребовал новый Генпрокурор Чайка. Впрочем, не пропадут.

29 июня, четверг. Утром в 10 сидел на аттестации второго курса, у меня лишь Лена Шадаева. Она отличница, у меня тоже все с ней в порядке. Мне кажется, что в самом начале я с нею был излишне строг, в ее рукописях тоже поднимается некая сила.

Днем очень быстро прошел совет по наградам, который вел Л.Н.Надиров. Когда вернулся в институт, то позвонил Егор Анашкин, который сидел у нас в Гатчине в жюри, и пригласил на фильм в Госкино. Никуда в другое место я по этой жаре бы и не пошел, а здесь — напротив в Госкино. У меня нет ни программки, ни памяти на иностранные имена. Фильм крепко сделан. Это история трансвестита, работающего проституткой, в которого влюбился эдакий мачо, работающий грузчиком. Но мачо тоже не без странностей и хотел бы чтобы «его девочка» такой и оставалась, а девочка хочет стать настоящей девочкой. Фильм называется «Двадцать сантиметров». У обоих героев в «личном счету» по 20 см., «которыми могли бы хвастаться другие парни». Не в сантиметрах, оказывается, счастье. По фильму идут интересные зонги. Сразу же после фильма отправились вместе с Егором на презентацию новой книги Андрея Плахова «Кинофестивали». Это происходило в Новинском пассаже, в ресторане. В небольшом полутемном зале тьма народа со смутно знакомыми телевизионными лицами. С большим трудом узнал огрузневшую Светлану Конеген, потом я подвез ее до дома, она где-то сейчас что-то ведет на радио и только об этом и говорит. Был Саша Шаталов, на это раз с неясной мне надменностью. Я что-то сказал ему о своем новом романе, он что-то неясное мне ответил.

Домой приехал около двенадцати часов. Вот это денек!

30 июня, пятница. Никогда я время так не рассчитывал. Правда, раньше все нужно просто успеть, а теперь еще и сделать. Хотел сегодня подготовить материал для «Литучебы» о Лене Георгиевской, представление читателям. В подборке у нее три рассказа, в одном — действие происходит в общежитие Литинститута. Редакция страхуется: ей нужен кто-то из бесспорных, с именем профессоров: Рекемчук или я. Так мне Лена объяснила пару дней назад по телефону. В этих обстоятельствах не откажешься, я отчетливо представлю, каково нынче печататься молодым… И мне не к чему светится и с этой темой и вообще в журнале, который не могу сказать, что мне дружественен. Это площадка иных персонажей. Тем не менее, изловчился, и Екатерине Яковлевне продиктовал статейку еще в четверг. Но в четверг у нее физически не хватило времени, чтобы расшифровать стенограмму, а сегодня, я уже не мог ждать позднее двенадцати, потому что договорился встретиться с Галиной Степановной Костровой. Издательство планирует выпустить книжку к осенней книжной выставке, время остается чуть-чуть.

В десять сидел на аттестации. У меня Дима Лебедев, который после всех перипетий в следующем году заканчивает бакалавриат. Ведет аттестацию Стояновский, все проходит живее.

В двенадцать, предварительно получив в институтской кассе отпускные, приехал на Астраханский. Ведь для всех преподавателей отпуск, а у меня он еще и не видится. И в понедельник придется в институт приезжать, и во вторник. Писательский этот дом в бывшем Безбожном переулке — пример советского общежития. Если, не дай, конечно, Бог, в этом доме взорвется, скажем, газ, то остатки писателей социалистического реализма исчезнут враз. Видя этот роскошный дом, сразу задаешь себе несколько вопросов. Как здесь вести дискуссию, например, и спорить, если все ходят, чуть ли не через один подъезд и жены все равно дружат? Но, с другой стороны, как это было в Лаврушинском, так же дружили жены, так же здоровались, встречаясь у лифта, писатели, но один вполне мог оказаться жертвой, а другой доносчиком. Теперь, правда, не то, но так быстро меняются времена, так зыбка нравственность писателя, с таким мастерством он может уговорить собственную совесть. Не продолжаю.

Поднялся наверх, в квартиру. У Костровых мне всегда очень уютно. Впервые я здесь побывал больше двадцати лет назад. В отличии от моего дома, уютно, очень чисто. Обе дочки Галины и Володи: Даша и Катя мне очень нравятся, потому что при всей их образованности, современности, легкости в общении в обеих есть какой-то исчезающий русский, идущий видимо не только от отца и матери, но и от деревенской родни спокойный и надежный замес. Пушкин очень хорошо сказал в «Е.О.» о такого типа молодых женщинах, когда в конце описывал Татьяну глазами Онегина. Но я ушел от темы.

Сидели часов пять или шесть, пока не сделали почти весь словник ко второму тому «Дневников». Если бы не Г.В. не вышел бы ни первый том, ни второй. Это она, в основном, внушила мне, что надо и продолжать писать, и продолжать печатать.

Груда дневников, верстка, лежала на столе в главной комнате глыбой. Издательство, кажется, перепутало оригиналы и напечатало верстку без предварительной правки. Г.С. пришлось прореживать восьмисотстраничный массив второй раз. Правда, корректор текст уже прочел. Буквально каждая страница была в птичьих следах пометок и редакционной правки и корректора и редактора. Я-то, естественно, забыл, что там написано и как. Боюсь, опять буду переживать из-за того, что кого-то обидел и о ком-то написал лишнее. Но браться теперь еще и мне, чтобы все читать и прорубать такую массу, уже нет сил. Нельзя все время сидеть в перемалывании собственных рукописей. Еще за несколько дней до нашего свидания мы с Г.С. договорились, что я читать рукопись, чтобы не задерживать процесса, не буду. Я тут вспомнил точку зрения гениального газетного редактора Алексея Аджубея, когда он видел ошибку в подписной полосе: пусть лучше пройдет ошибка, нежели опоздает к читателю газета. Впрочем, я столько раз опаздывал. Отказавшись читать верстку, я и себя лишил удовольствия пролистать большой, трехгодичный отрезок собственной жизни.

По очереди мы просматривали страницы, выбирая из них имена персонажей. Потом девочки в издательстве на компьютере сделают словник. На все, как хотелось бы, не торопясь и вглядываясь в каждую запятую, времени уже нет.

Вернулся домой, а в доме пусто. Сегодня уехал домой в отпуск Витя и в Ростов — Сережа. Я думаю, что Сереже это может сломать жизнь, по крайней мере, лишит неких возможностей, хотя бы учиться. Сережа был силен и работящ, как слон. Как теперь без рабочих будут обходиться, я не знаю. Л.М. справедливо, но меланхолично заметила, возьмут москвича тысяч за 15.