27 июня 1993 года.
Наконец-то пришел приказ! Во время летних операций мне предстоит быть в Калифорнии. Поначалу я очень расстроился из-за невозможности побывать в Вашингтоне, но чем больше я думаю о сообщении, полученном мной сегодня, тем больше убеждаюсь, что главные акции предстоящих недель будут на Западном побережье. Похоже, я буду в гуще событий, и это прекрасно после затянувшейся учительской деятельности.
Денверский Полевой Штаб пригласил сегодня меня и шесть моих учеников на совещание, уведомив о нем за два часа. Нам почти ничего не сказали, кроме того, что я и еще четыре человека должны быть в Лос-Анджелесе не позже вечера в среду. Еще двоих отправили в Сан-Матео, что недалеко от Сан-Франциско.
Я не стерпел: «Эти товарищи обучены подрывной работе в здешних местах. И их обучали работать в команде. Какой смысл разбивать команды и отправлять их в Калифорнию, если от них больше пользы тут? Без них вся программа, намеченная для Роки-Маунт, ставится под угрозу».
Оба представителя ДПШ заверили меня, что ими движет не пустой каприз и что они понимают мои возражения, но обстоятельства диктуют свои условия. В конце концов мне удалось вытянуть из них, что они получили срочный приказ из Революционного Штаба немедленно отправить на Западное побережье всех активистов, без которых худо-бедно можно обойтись. Очевидно, в других штабах получили такие же приказы.
Больше они ничего не сказали, однако по волнению, с которым они отказывались отвечать на мои вопросы о калифорнийских планах Организации, я понял, что скорее всего акция назначена на следующую неделю.
Только одного мне удалось добиться сегодня: Алберта Мейсона, который должен был ехать в Сан-Матео, но без которого успех здешней акции ставился под вопрос, заменили на другого человека. Но и на это потребовалось много сил. Я настаивал на том, чтобы меня поставили в известность, по какому критерию отбираются люди для Калифорнии. Оказалось — естественно, это не имело отношения ко мне — критериев два: практическое знание рукопашного боя и умение пользоваться винтовкой. Следовательно, требовались снайперы и защитники баррикад, а не эксперты-подрывники.
Ала и вправду характеризовали как «эксперта» в стрельбе из винтовки, пока он служил, а он три года командовал отрядом в Юго-Восточной Азии.[19]
Но он также был моим лучшим учеником. На него одного я тратил время, рассказывая о новейших видах оружия, которое мы намеревались получить в результате нападений на здешние арсеналы. Он один, я уверен, сумеет справиться, например, с новыми лазерными дальномерами М-58 и обучить минометчиков, как ими пользоваться. И он также единственный тут, кому я преподал курс базовой электроники, так что только он справится с управляемыми по радио детонаторами, очень важным элементом нашего плана, касающегося вывода из рабочего состояния здешней дорожной сети и поддержания ее в нерабочем состоянии.
Только когда я привел эти аргументы, представители ДПШ пошли на уступку и оставили Ала. Еще полчаса мы обсуждали список других активистов, прежде чем я отыскал того, кого можно послать в Калифорнию вместо Ала, — его отсутствие не повлияет на здешние акции и он удовлетворяет заданным критериям.
У меня сложилось впечатление, что запланированное нами не отменяется и все еще рассматривается как очень важное, однако главная часть летнего наступления на Систему будет на Западном побережье. Мы явно удваиваем численность наших вооруженных людей там, учитывая последние перемещения, однако делаем это так, чтобы большинство акций, запланированных в других регионах, тоже были осуществлены, пусть даже меньшими силами.
Итак, у нас всего сорок восемь часов, чтобы одолеть больше тысячи миль, к тому же, никто не знает, сколько нас ждет блокпостов. За мной приедут через два часа, и еще четыре часа у меня есть, чтобы подальше упрятать свои причиндалы в машине на случай осмотра. А пока я, пожалуй, немного подремлю.
1 июля.
Уф! Ну и дела тут творятся! Мы приехали вчера около часа ночи, и я тотчас забыл о поездке. Остальные разъехались по ячейкам, а я временно остаюсь при Лос-Анджелесском Северо-Западном Полевом Штабе в местечке под названием Канога-Парк, что в двадцати милях к северо-западу от Лос-Анджелеса.
Очевидно, что Организация пустила тут более глубокие корни, чем где бы то ни было еще. В Лос-Анджелесе восемь полевых штабов, значит и подпольщиков примерно 500–700 человек.
Мне еще удалось поспать после приезда, а вот остальные как будто вовсе никогда не спят. Курьеры постоянно появляются и исчезают, совещания сменяют друг друга без перерывов. Только вечером мне посчастливилось ухватить одного человека и хоть как-то прояснить для себя ситуацию.
На утро следующего понедельника, то есть четвертое июля, назначено одновременно более шестисот акций на военных и гражданских объектах. Но так получилось, что одного из наших товарищей арестовали в среду, всего за несколько часов до нашего приезда. Похоже, это была чистой воды случайность. Его остановили на улице для самой обычной проверки документов, и копы что-то заподозрили.
Поскольку этот человек не был членом Ордена, то от него не требовалось самоубийства в случае неизбежного ареста. В последние два дня все были сами не свои в ожидании, не скажет ли он чего под пыткой, так как он знал достаточно, чтобы Система узнала о назначенных на понедельник акциях. Если узнает, то, даже не имея понятия о предполагаемых объектах, она повсюду усилит охрану — и степень риска взлетит до небес.
У Революционного Штаба было два выхода: не дать заговорить арестованному или перепланировать все от начала до конца. Последнее практически невозможно: много всего было тщательно просчитано и синхронизировано, так что перенести акции на более ранний срок, или отменить — нельзя, иначе придется ждать несколько месяцев — не говоря уж об огромном риске, если учесть количество задействованных людей, которым многое и давно известно.
Итак, вчера было решено пойти по первому пути. Но и это представляет собой большую проблему: мы не можем убить нашего товарища в Лос-Анджелесе, не поставив под удар одного из наших наиболее ценных легалов, специального агента лос-анджелесского отделения ФБР. Место пребывания арестованного держалось в большой тайне. Если напасть на это место, то ФБР заподозрит всего полдюжины людей, которые владеют информацией.
Как правило, если арестовывали наших людей, то на месте проводили всего лишь поверхностный допрос — чтобы удостовериться в их связях с Организацией. Если такие связи были, то арестованных отправляли в Вашингтон для более тщательного допроса израильскими пыточных дел мастерами. И как раз этого мы никак не могли допустить.
В данном конкретном случае странно было одно — и это два дня держало Революционный Штаб в состоянии мучительной нерешительности — почему ФБР держало нашего товарища тут, вместо того чтобы отправить его в Вашингтон уже в четверг утром, если была установлена его связь с Организацией. Никто этого не знал, даже наш легал. Не исключено, что сработала обычная волокита. Но, возможно, на сей раз, в отличие от обычной практики, решили привезти пыточную команду из Вашингтона сюда.
Что бы там ни было, РШ решил подождать и посмотреть, как будут разворачиваться события. Если арестованного не будут готовить к перелету в Вашингтон или допрашивать его тут в течение ближайших тридцати шести часов, проблема решится сама собой. Какую бы информацию он ни дал Системе потом, она все равно будет получена слишком поздно, чтобы помешать запланированным на понедельник акциям. Однако если перелет или допрос будут неминуемы до второй половины дня в воскресенье, нам придется немедленно совершить налет на тайную тюрьму, даже рискуя потерять единственного легала в местном отделении ФБР, который снабжал нас бесценной информацией.
Я же до сих пор не знаю, зачем приехал сюда и что буду делать, и, боюсь, никто этого не знает. Мне приказано ждать.
Итак, полагаю, нам опять предстоит трудный экзамен, как это уже было в 1991 году. Мне лишь кажется невероятным, что Организация и вправду начнет всеобъемлющую акцию через два дня! Общее число людей, которых мы можем поставить под ружье во всей стране, не превышает полутора тысяч, несмотря на множество новых членов, принятых в Организацию за последние месяцы. Даже если посчитать всех, включая женщин и легалов, нас вряд ли больше пяти тысяч, и около трети сконцентрированы сейчас здесь, в Калифорнии. Нереально — как будто комар задумал убить слона!
Конечно же, в понедельник мы не сокрушим Систему. Да и если бы сокрушили, не знали бы, что делать дальше, ведь Организация еще слишком малочисленна для того, чтобы брать бразды правления в свои руки и перестраивать американское общество. Нам нужна в сто раз большая инфраструктура, чем мы имеем сейчас, чтобы взяться за эту работу.
В понедельник мы будем заниматься тем, что поднимем конфликт на новый уровень и воспрепятствуем стратегическим планам Системы в борьбе с нами. У нас действительно нет выбора; если Организация хочет выжить и развиваться в сегодняшних тяжелейших условиях, мы должны держать марку — это необходимо с психологической точки зрения.
Опасность стояния на месте заключается в том, что Система опять добьется равновесия и люди привыкнут к этому. Единственный способ поддерживать сегодняшний приток к нам новых членов — это держать определенную часть населения в психологическом дисбалансе, чтобы люди не были стопроцентно убеждены, будто Система все еще сильна и может в любой момент стереть нас с лица земли, чтобы они знали: мы непобедимы и рано или поздно война коснется и их тоже.
В противном случае ублюдки, которым грош цена, постараются отсидеться в тепленьком местечке. Американцы уже доказали, что они способны бесстыже наслаждаться земными благами даже в самых невозможных условиях — пока новые трудности достаточно постепенно входят в их жизнь, давая им привыкнуть. Вот самая большая опасность, которой чревато наше бездействие.
Кроме того, политическая полиция понемногу завинчивает гайки. Несмотря на экстраординарные меры безопасности, она найдет способ заслать в Организацию шпионов и погубить нас — если мы дадим ей время. А нам становится все труднее ездить по стране, не попадаясь ей в лапы. Очень скоро начнет действовать новая внутренняя паспортная система, которую мы не дали внедрить год назад; а она вдвое хуже прежней. Не представляю, как мы будем тогда выживать.
Впрочем, оглядываясь на прошедшие два года, я тоже удивляюсь, как нам удалось выжить. Сто раз мне приходило в голову, что мы не доживем до конца месяца.
Причина отчасти в том, что мы никак не можем приписать себе в заслугу неэффективность Системы. Ее представители наделали массу ошибок и не сумели воспользоваться благоприятными обстоятельствами, когда могли легко сломать нас.
Создается впечатление, что только евреи лезут из кожи вон, сражаясь с нами, а остальные лишь наблюдают. Спасибо «равным возможностям» — и всем ниггерам в ФБР и армии — за это! Система стала до того коррумпированной, продажной, что только евреи чувствуют себя в ней, как дома, и никто не желает быть ей преданным.
Однако основная причина в том, как мы адаптировались к условиям. Всего за два года Организация научилась совершенно по-новому существовать. Сейчас мы делаем много такого, что совершенно необходимо для нашего выживания, но о чем мы почти совсем не думали два года назад.
Взять к примеру нашу систему допроса новых членов Организации; без нее мы бы не продержались так долго, а ведь мы совсем не занимались этим, пока деваться стало некуда. Понятия не имею, что бы с нами сталось без изобретения доктора Кларка.
Теперь у нас есть фальшивые документы. А когда мы только уходили в подполье, у нас не было даже четкого представления, как справиться с этой проблемой. Но миновали два года, и у нас есть специальные ячейки, которые только этим и занимаются. Там настоящие профессионалы, однако им пришлось учиться в ускоренном темпе.
И деньги — вот уж была проблема в свое время! То, что приходилось считать центы, отвратительно действовало на психику; мы казались себе ничтожествами. Насколько мне известно, никто в Организации всерьез не задумывался о финансировании подпольщиков, пока наше положение не стало критическим. И мы научились изготовлять фальшивки.
Нам очень повезло, что в Организации нашелся человек с соответствующими знаниями, однако пришлось еще подумать о распространении, чтобы напечатанные фальшивки входили в оборот.
Всего за несколько месяцев со всеми нами произошли очевидные перемены. Когда в кармане достаточно наличных денег (когда можно купить все, что нужно, и не надо грабить, как прежде), это очень облегчает жизнь. Мы стали гораздо мобильнее и защищеннее.
До сих пор нам в общем-то сопутствовала удача, но и Революционный Штаб, вне всяких сомнений, отлично руководил нами. У нас было хорошее планирование, хорошая стратегия — но, кроме этого, мы доказали, что способны отвечать на вызов и решать проблемы. Мы сохраняли гибкость.
Полагаю, история Организации доказывает, что нельзя составить детальный план революции и точно следовать ему. В будущем всегда много неожиданностей. Никогда нельзя быть уверенным в том, как будет развиваться заданная ситуация. И всегда случается что-то совершенно неожиданное — то, что никак невозможно предвидеть. Чтобы не упустить удачу, революционер должен всегда быть наготове: приспособиться к новым обстоятельствам и извлечь пользу из новых возможностей.
В этом отношении наш опыт обнадеживает, но я не могу не думать о следующей неделе. Не сомневаюсь, в понедельник мы вытрясем душу из ублюдков. Тяжело придется экономической машине, если хотя бы половина наших задумок осуществится. Мы заставим Систему напрячь все силы, и пусть население испытает настоящий шок.
А что потом? Что нас ждет в следующем месяце и в следующем за ним месяце? Мы все вкладываем в нашу акцию, но продержаться на этом уровне нам удастся не больше нескольких дней. Слишком мы натянули веревку.
И все же инстинкт подсказывает мне, что предстоящая акция задумана не из-за нашего безнадежного положения. В понедельник начнется не единственная, последняя, отчаянная попытка уничтожить Систему. По крайней мере, я на это надеюсь. Если мы выложимся до конца, а потом нам придется опять уйти в подполье после провала — психологически это будет так же убийственно для нас, как благотворно для Системы.
Значит, у Революционного Штаба есть что-то такое в рукаве, о чем мне неизвестно. Уверен, что концентрация наших сил в Калифорнии — ключ к загадке, но я все равно не могу ее разгадать.