Дневник Тернера

XXIV

8 августа 1993 года.

Последние четыре дня я исполнял роль начальника вновь организованного Департамента Народных Ресурсов, Коммунальных Услуг, Связи и Транспорта (НРКУСТ) в южной Калифорнии. Эта должность временная, и максимум через десять дней ее займет другой инженер, один из добровольцев, с которыми я работал последние две недели. Ему будут помогать местные жители, которые прежде работали на государственные или муниципальные агентства или частные компании, и я уверен, ему удастся избавить наш департамент от последних «клопов».

Теперь, когда больше половины местных работников, занимавших ключевые посты, вернулись к своим обязанностям, дела идут почти нормально. Мы восстановили энергосистему, водоснабжение, канализационную систему, сбор мусора, телефонную связь на всей нашей территории — хотя подача электричества строго нормирована. Вновь работают пятьдесят бензозаправок, и те гражданские лица, чья работа дает право на привилегии, могут заправлять там свои автомобили.

НРКУСТ несет ответственность за всю территорию от Ванденберга до мексиканской границы, и мне пришлось немало поездить, чтобы определить нужды и ресурсы отдельных районов и все скоординировать. Я по-настоящему доволен тем, что́ нам удалось сделать за столь короткое время. По важности НРКУСТ занимает третье место после Военного Департамента и Продовольственного Департамента и дает работу большему количеству людей, чем все остальные агентства, которые мы тут учредили.

Одним из самых интересных аспектов моей работы было взаимодействие с Продовольственным Департаментом. Они производят еду; мы транспортируем ее, складируем и распределяем. У нас возникло несколько проблем, в основном, потому, что некоторое количество продовольствия не поступало сразу на распределительные пункты, а шло в переработку. Следовательно, Продовольственному Департаменту пришлось подумать о хранении и транспортировке урожая с полей на завод, прежде чем мы брали на себя ответственность за переработанный продукт. Кроме того, ПД требовался специальный транспорт для перевозки рабочих на место работы и обратно.

Пришлось мне детально ознакомиться с работой ПД, чтобы определить, кто за что отвечает. Меня поразило то, что я увидел. ПД мобилизовал шестьсот тысяч рабочих — примерно четверть всего рабочего населения, которое мы контролируем, — для производства продуктов питания. От десяти до пятнадцати процентов этих белых рабочих и прежде держали фермы или ранчо. Треть составляли юные добровольцы от двенадцати до восемнадцати лет. Остальные — горожане, которые прежде работали не на жизненно важных объектах и были определены в рабочие бригады под надзором ПД.

Многие из этой последней группы впервые занимались настоящим делом. Это означает, что важной функцией ПД является также социальная реабилитация, поэтому наш Департамент Образования работает в тесном сотрудничестве с ПД. Каждую неделю все рабочие должны прослушать десятичасовой лекционный цикл, таким образом они меняют в лучшую сторону отношение к эффективности своего труда, но также становятся более ответственными и на занятиях.

Воспитательный процесс продолжается и в бригадах, которые составляются на основании того, как рабочий проявляет себя в труде и учении. И надо сказать, что из общей массы уже формируются первые группы лидеров, из которых будут отбираться кандидаты в члены Организации.

Несколько раз во время моего знакомства с работой ПД мне приходилось беседовать на полях с рабочими. У разных групп, сформированных из прежних социальных паразитов и из теперешних лидеров, моральное состояние было, естественно, разным, однако его никак нельзя было назвать низким. Уже никто не сомневался, что, несмотря на трудности, неизбежные для революционных преобразований, мы уверены в производстве достаточного количества продовольствия для продолжения борьбы — однако кто не работает, тот не ест.

Самое глубокое впечатление на меня произвело то, что все лица, которые я видел на полях, были белыми: никаких чикано, никаких азиатов, никаких негров, никаких помесей. Воздух становится чище, солнце — ярче, жизнь — веселее. Всего одно преобразование, совершенное нашей революцией, а какие потрясающие перемены!

Рабочие тоже чувствовали перемены, были они идейно или не были на нашей стороне. Появилось новое ощущение солидарности, братства, неэгоистического единения для выполнения общей задачи.

Вести из других регионов очень обнадеживают. Хотя Система еще не сдалась, существует она только за счет откровенных и жестоких репрессий. В стране объявлено военное положение, и у правительства одна надежда на наскоро вооруженных негритянских головорезов в армии, которые должны держать белых в страхе. Половину своих регулярных войск из-за «неблагонадежности» Система держит в казармах.

Почти везде условия жизни изменились к худшему. Электричество выключают, на транспорт и связь трудно рассчитывать, то и дело что-то взрывается, еды не хватает, убийства, массированный саботаж на промышленных предприятиях расшатывают Систему и мешают ее спокойному существованию. Наши товарищи в ячейках, ответственных за исполнение акций, настоящие герои, но у них большие потери. Сейчас у них одна цель — давить на Систему и на население, еще, еще и еще взрывая, разрушая, убивая, лишь бы не дать передышки.

От новых добровольцев, переходящих через границу во все большем количестве, мы имеем информацию о том, как хаос действует на население. Белые либералы и меньшинства истерически вопят, требуя от правительства «сделать что-нибудь»; консерваторы стонут, заламывают руки, пеняют на «безответственность»; а «обыкновенные американцы» все более и более недовольны всеми: нами, Системой, неграми, всеми либеральными и консервативными ораторами. Все, чего они хотят, это возвращения к «нормальной жизни» — к привычному комфорту, и как можно скорее.

Пропагандисты, представляющие Систему, раздули, как могли, форсированную эвакуацию не-белых, ликвидацию преступников против расы и других враждебных и дегенеративных элементов у нас тут. Однако желанный эффект достигнут не был, разве что среди либералов и меньшинств. Основное население сейчас слишком занято своими проблемами, чтобы лить слезы над «жертвами расизма».

Самый большой улов — северная Калифорния. Там черт знает что творится. Генерал Хардинг[23] испортил все, что мог. Нам это на руку — пусть помучаются из-за консерватора; ему, как всем остальным, мозги прочищали за закрытыми дверями, вот он и получил двойную дозу тупоумия, чтобы соответствовать своему положению.

Если положение в Сан-Франциско и Сакраменто не улучшится в ближайшем будущем, похоже, нас втянут в гражданскую войну с войсками Хардинга. Системе это понравится. До сих пор Хардинг только одно сделал правильно — порвал с Вашингтоном в первую же неделю после событий Четвертого июля, как только стало ясно, что Система не контролирует Калифорнию. По собственной инициативе он назначил независимое военное правительство в северной Калифорнии и заставил практически всех офицеров на своей территории (естественно, кроме наших легалов) поддержать его.

Революционный Штаб принял единственно возможное решение — позволить генералу Хардингу действовать, как ему заблагорассудится, и наши товарищи получили приказ не выступать против него. В результате мы существенно снизили наши потери, так как военным пришлось претерпеть много больше неприятностей в северной Калифорнии, чем в южной. А все потому, что Хардинг не сумел предпринять достаточно жестких мер для утверждения своей власти и изоляции негритянских солдат.

И еще он потерпел полную неудачу, не сумев взять под контроль население — опять потому, что не сумел осознать необходимость радикальных мер. Евреи и другие большевистские элементы в Сан-Франциско гонят на него волну, да и чикано в Сакраменто вот уже месяц более или менее постоянно бунтуют против него.

Когда делегация наших товарищей, посланная Организацией, приехала к Хардингу и предложила объединенное правление в северной Калифорнии, чтобы войска Хардинга осуществляли охрану границ, а Организация занималась внутренними проблемами, включая полицейские функции, Хардинг арестовал ее и отказался освободить. С тех пор он печатает идиотские прокламации, в которых высказывается за «восстановление Конституции», за уничтожение «коммунизма и порнографии» и за проведение выборов для «воссоздания республиканской формы правления, взлелеянной Отцами-Основателями», что бы это ни значило.

Наши радикальные меры на юге он обличает как «коммунистические». Его пугает то, что мы не устроили всеобщего референдума, прежде чем изгнать не-белых с нашей территории, и не судим каждого отдельно взятого еврея и преступника против расы, которых взяли скопом.

Неужели старый дурак не понимает, что американцы сами выбрали для себя то, что теперь имеют? Неужели не понимает, что евреи захватили страну, не нарушая Конституцию? Неужели не понимает, что простые американцы уже попробовали поиграть в самоуправление и остались ни с чем?

Куда, по его мнению, приведут выборы с поколением, привыкшим выбирать по указке телевизора, если не обратно в еврейский свинарник. И как, по его мнению, нам следовало решать здешние проблемы, если не радикальными мерами?

Неужели Хардинг не понимает, что хаос на его территории будет только усиливаться, пока он не определит категории людей, ответственных за него, и не разделается с ними категорически — что, принимая во внимание количество евреев, негров, чикано и других возмутителей спокойствия, физически невозможно иметь дело с каждым по отдельности?

Очевидно, нет, потому что этот дурак все еще взывает к «ответственным» негритянским лидерам и еврейским «патриотам», чтобы они помогли ему восстановить порядок. Подобно всем консерваторам, Хардинг не может сделать то, что должно быть сделано, потому что тогда наказанию подвергнутся «невиновные» наряду с «виновными», «хорошие» негры и лояльные евреи наряду со всеми остальными — как будто эти слова что-нибудь значат в сегодняшних условиях. Таким образом, боясь быть «несправедливым» по отношению к отдельным людям, он совершенно беспомощен, когда все летит к черту и жители на его территории мрут, как мухи, от голода. Генералам нужно быть из более прочного материала.

Положение на севере выгодно нам в одном — у нас не иссякает поток белых беженцев. В последние две недели больше людей бежит от анархии в Сан-Франциско, чем от Системы из других частей страны.

И пока это продолжается, интересно изучать живые, дышащие примеры трех одновременно существующих типов правопорядка: консервативный режим на севере; либерально-еврейская демократия на востоке; совершенно новый мир, поднимающийся на руинах старого, у нас.

23 августа.

Завтра отправляюсь в Вашингтон. Четыре дня пробыл в Ванденберге, изучая ядерные боеголовки. Я в группе товарищей, которые должны собственноручно доставить в Вашингтон четыре шестидесятикилотонные боеголовки для установки их в стратегически ключевых местах вокруг столицы.

Примерно пятьдесят человек — членов Ордена — обучались вместе со мной, и у каждого из них такая же миссия — быть лидером отряда. Это значит, что всего двадцать боеголовок должно быть для начала доставлено в разные части страны, а позднее за ними последуют другие.

Все боеголовки одинаковые; они взяты со склада 240-мм орудийных снарядов, найденных нашими товарищами. Мы немного поработали с ними, чтобы они стали управляемы с помощью радиосигналов. Это наша страховка на случай, если мы потеряем реактивные снаряды здесь.

Предстоящая миссия — самая трудная из всех, что у меня были до сих пор. Ее не сравнишь даже с взрывом штаб-квартиры ФБР два года назад. Пять человек должны одолеть три с половиной тысячи миль вражеской территории и, не привлекая к себе внимания, доставить на место четыре атомные бомбы общим весом больше пятисот двадцати фунтов. После этого нам предстоит так же тайком доставить бомбы туда, где их спрячут и будут надежно охранять, чтобы ни по какой несчастливой случайности их не обнаружили.

Помимо опасностей, при мысли о которых у меня сжимается все внутри, меня мучают смешанные чувства. С одной стороны, мне совсем не хочется покидать Калифорнию. Я участвовал в создании здесь нового общества, что было в высшей степени радостным и стоящим делом, а ведь мы пока еще в самом начале пути. Каждый день появляются новые проекты, и я хочу воплощать их в жизнь. Мы закладываем фундамент нового общественного порядка, который будет служить нашей расе следующую тысячу лет.

Для меня бесценный дар — возможность жить и работать в священном, здоровом белом мире. До чего же чудесными были прошедшие несколько недель. Меня приводит в уныние сама мысль о том, что надо покинуть белый оазис и опять погрузиться в выгребную яму, где помеси, негры, евреи и больные, крученые-верченые либералы.

С другой стороны, я не видел Кэтрин больше трех месяцев, и мне кажется, что не три месяца, а целый год. Единственное, что не давало мне стопроцентно насладиться нашими свершениями тут, так это отсутствие Кэтрин, которая не могла разделить со мной мою радость. К тому же теперь, когда многое изменилось, она и все остальные товарищи в Вашингтоне живут в куда более трудных и опасных условиях, чем мы тут, в Калифорнии. Стоит мне подумать об этом, и я чувствую себя виноватым.

Однако самое сильное чувство, которое я испытываю теперь, — ответственность. Я горд и я боюсь, ведь я все еще член Ордена с испытательным сроком, а мне доверена такая трудная и важная задача. Мне надо постараться и забыть обо всех остальных мыслях и чувствах, пока она не будет успешно выполнена.

За последние четыре дня я узнал не только, из чего состоят и как действуют боеголовки, за которые мне придется нести ответственность, но также почему эта миссия жизненно необходима. Нам был преподан урок стратегии, который оказался в высшей степени отрезвляющим.

Члены Революционного Штаба, чьи взоры устремлены на конечную цель окончательной победы над Системой, не позволяют себе иллюзий насчет наших достижений в Калифорнии и повсеместных трудностей, испытываемых Системой. Неумолимые факты таковы:

Во-первых, Система везде за пределами Калифорнии остается сильной, и количественная разница между силами Системы и нашими силами еще более удручающая, чем это было до Четвертого июля. Поэтому мы самым отчаянным образом опустошали остальную страну, чтобы довольно долго консолидироваться тут, лишая Систему стабильности.

Во-вторых, несмотря на контролируемые нами военные силы, Система в состоянии — как только справится с возникшими моральными проблемами — без особого труда зарыть нас в землю, используя обычное вооружение. Единственное, что по-настоящему удерживало Систему, это наша угроза использовать атомное оружие против Нью-Йорка и Тель-Авива.

В-третьих, наша атомная угроза вполне может быть нейтрализована. Система в состоянии первой нанести удар с очень большой вероятностью выведения из строя наших «укрепленных» пусковых установок, прежде чем мы выпустим свои снаряды. Разведка Революционного Штаба установила, что как раз такой удар сейчас в стадии планирования. Система бездействует, пока не закончилась срочная реорганизация в армии, которая позволит ей быть уверенной в политической благонадежности Армии Соединенных Штатов Америки. Тогда наступит очередь массированного вторжения, которое покончит с нами за пару дней.

Хуже всего то, что у Системы есть альтернативный план уничтожения с помощью атомной бомбы всей южной Калифорнии. Этот план разработан на тот случай, если в течение ближайших двух недель Система не удостоверится в полной надежности наземных армейских частей.

Нам еще неизвестны точные сроки, однако появились сообщения, что более двадцати пяти тысяч самых богатых и влиятельных евреев, взяв семьи, потихоньку снялись с места и покинули Нью-Йорк за последние десять дней, причем большинство прихватило с собой только самые необходимые вещи — возможно, на двух-трехнедельный срок.

Таким образом, наша стратегия потерпела поражение. Если бы мы могли всегда держать врага на расстоянии — или хотя бы пару лет — с помощью нашей угрозы атомного удара, тогда нам удалось бы свалить его. Имея Калифорнию в качестве тренировочной и снабженческой базы с белым населением более пяти миллионов, из которых можно набирать новых борцов, мы могли бы постоянно расширять партизанскую войну на всей территории страны. А вот без Калифорнии у нас ничего не выйдет — и Системе это известно. Значит, мы должны — и немедленно — вывезти побольше атомного оружия из Калифорнии. Тогда мы сможем взорвать хотя бы один снаряд, чтобы убедить Систему в нашей жизнеспособности. Если Система атакует Калифорнию после этого, нам придется обрушить на нее большую часть вывезенных снарядов, чтобы навсегда лишить Систему сил для организованного сопротивления.

К несчастью, большинство белого населения страны будет обречено на гибель, если у нас не будет другого выхода. Правда, тогда возникнет опасность иноземного вторжения в нашу страну. Мрачная перспектива.