Дневники 1930-1931

223

…песня моя об Ине Ростовцевой осталась бы неспетой. — Речь идет о юношеском романе Пришвина с Варей Измалковой (в автобиографическом романе «Кащеева цепь» — Инна Ростовцева), встреча с которой произошла за границей в годы студенчества. Разрыв с нею Пришвин переживал очень глубоко и в течение всей жизни вспоминал свою первую неосуществленную «парижскую» любовь, которую пережил как жизненную катастрофу. Любовь выявила существо его личности — «невозможность быть как все», и «повела по пути странничества», поиска — в глубине своего «я», в окружающей природе, культуре, народной душе. Этот путь оказался одновременно спасением собственной личности и становлением художественного мышления — у Пришвина этот процесс вылился в форму дневника.

Ср.: «Первый раз в жизни я просто от скуки выдумал себе… немного пописать, и вдруг увлекся, и как!.. Это была регистрация места и времени (даты) непонятного огромного события в моей личной жизни, меня куда-то повело по пути страданий к блаженству. И вот эта-то первая попытка регистрирования даты события и была началом моего писательства».

«Вернулся, читая о Гёте, к своей первой любви, к тому особенному чувству, в котором как бы предусмотрен отказ ("я не согласна"), и все чувство направлено к тому, чтобы пострадать ("я согласна" — значит, конец любви). Это любовь поэтического эгоиста, бессознательно отнимающего от возлюбленной душу». «Я хочу сказать, что в психологический состав сложного чувства первой любви у поэта входит чувство недоступности объекта любви… даже в момент разгара моей безумной страсти я сознавал, что простое обладание женщиной, брак и т. п. невозможен и не удовлетворит меня, что эта женщина только повод к моему полету». «Как великие однолюбы, я все-таки про себя ее ждал, и она постоянно ко мне приходила во сне. Очень долго спустя, когда я уверился, что хотя писатель я очень медленный и неуспешный, но настоящий, я понял, что моя "она" у настоящих поэтов называется Музой…» (Пришвина В. Д. Путь к Слову. С. 81–105).