Добрыня Никитич и Алеша Попович

Да й спородила Добрыню родна матушка

Да возро́стила до полного до возраста;

Стал молоденькой Добрынюшко Микитинец

На добром коне в чисто́ полё поезживать,

5 Стал он малыех змеёнышев потаптывать.

Приезжал Добрыня из чиста поля,

А й сходил-то как Добрынюшка с добра́ коня

И он шел в свою полату в белокаменну,

Проходил он во столову свою горенку,

10 Ко своей ко родною ко матушки.

Говорила тут Добрыне родна матушка:

— Ай же, свет, моё цадо́ любимоё,

Ты моло́денькой Добрынюшка Микитинец!

Ты на добро́м коне в чисто поле поезживашь,

15 Да ты малыех змеёнышев потаптывашь.

Не съезжай-ко ты, моло́денькой Добрынюшка,

Да ты да́лече дале́че во чисто́ поле,

Ко тым славныем горам да к сорочинскиим,

Да ко тым норам да ко змеиныем,

20 Не топци-ко ты там малыех змеёнышев,

Не входи-ко ты во норы в змеиные,

Не выпущай-ко полонов оттуль расейскиих;

Не съезжай-ко ты, молоденькой Добрынюшка,

Ко той славною ко матушки к Пучай-реки,

25 Не ходи-ко ты купаться во Пучай-реки,

То Пучай-река очюнь свирипая,

Во Пучай-реки две струйки очюнь быстрыих:

Перва струечка в Пучай-реки быстрым быстра,

Друга струечка быстра, быдто огонь секет.

30 То молоденькой Добрынюшка Микитинец

Родной матушки-то он не слушатся,

Выходил он со столовой своей горенки

Да й во славныя полаты белокаменны,

Й одевал соби одёжицу снарядную

35 Да й рубашечки-манешечки шелковеньки,

Всю одёжицу одел он да хорошеньку,

А хорошеньку одёжицу снарядную;

Выходил он из полаты белокаменной

Да й на свой на славный на широ́к на двор,

40 Заходил он во конюшеньку стоялую,

Брал добра коня он богатырского,

Брал добра коня Добрынюшка, заседлывал,

А й садился-то Добрыня на добра коня,

Да с собою брал он паличку булатнюю,

45 Да й не для ради да драки кроволитьица великого.

А он брал-то для потехи молодецкою.

То повыехал Добрынюшка в чисто́ поле

На добром кони на богатырскоём,

То он ездил целый день с утра до вечера

50 Да по славну по роздольицу чисту́ полю.

Похотелось-то моло́дому Добрынюшке

Ёму съездити́ во да́лече чисто поле,

Да й ко тым горам ко сорочинскием,

Да й ко тым норам да ко змеиныем.

55 Й он спустил коня да богатырского,

Да й поехал по роздольицу чисту полю.

Еще день за день как будто дождь дожжит,

Да й неделя за неделю, как река, бежит:

То он день еде́т по красному по солнышку,

60 Да он в ночь еха́л по светлому по месяцу,

Приезжал он ко горам да к сорочинскием,

Стал он ездить по роздольицу чисту полю,

Он-то ездил целый день с утра до вечера,

Потоптал он много множество змеёнышов.

65 Й услыхал-то тут моло́денькой Добрынюшка:

Ёго доброй конь да богатырскии

А й стал на́ ноги да конь припадывать.

А й поехал-то молоде́нькой Добрынюшка

От тых славныих от гор от сорочинскиих

70 Да й от тых от нор он от змеиныих,

Да й поехал-то Добрыня в стольнёй Киев-град.

Еще день за день как быдто дождь дожжит,

Да й неделя за неделю, как река, бежит:

То он в день еде́т по красному по солнышку,

75 А он в ночь едет по светлому по месяцу,

Он повыехал в роздольицо в чисто полё,

Похотелось тут моло́дому Добрынюшке

Съездить-то ко славной ко Пучай-реки,

Посмотреть ему на славную Пучай-реку.

80 То он ехал по роздольицу чисту полю,

Да приехал он ко славной ко Пучай-реки,

Становил коня он богатырского,

Да й сходил Добрыня со добра́ коня,

Посмотрел-то он на славную Пучай-реку,

85 Похотелось тут молодому Добрынюшке

Покупатися во славной во Пучай-реки;

Он одёжицю с собя снимал всю до́нага,

Да й пошел-то он купаться во Пучай-реку.

Та на тую пору на то времецко

90 А й на славноёй да на Пучай-реки

Да й случилось быть тут красны девушки;

Оны клеплют тонко беленькое платьицо,

Говорят оны моло́дому Добрынюшке:

— Ты удаленькой дороднёй доброй молодец!

95 То во нашою во славной во Пучай-реки

Наги добры молодци не куплются,

Они куплются в тонки́х белых поло́тняных рубашечках.

Говорил-то им молоденькой Добрынюшка:

— Ай жо, девушки, да вы голубушки,

100 Беломойници вы портомойници!

Ничего-то вы ведь, девушки, не знаете,

Только знайте-тко вы, девушки, самы́ собя.

Он пошел-то как купаться во Пучай-реку.

Перешел Добрыня перву струечку,

105 Перешел Добрыня другу струечку,

Перешел-то он Пучай-реку от бережка до дру́гого;

Похотелось тут моло́дому Добрынюшке

Покупаться во Пучай-реки, поны́ркати.

Там на тую пору на то времецко

110 Да изда́леча дале́ча из чиста́ поля,

Из-под западнёй да с-под сторонушки,

Да й не дождь дожжит, да й то не гром громит,

А й не гром громит, да шум велик идет:

Налетела над моло́дого Добрынюшку

115 А й змеи́ныщо да то Горынищо,

А й о трех змеи́ныщо о головах,

О двенадцати она о хоботах;

Надлетела над моло́дого Добрынюшку,

Говорила-то змеищо таковы слова:

120 — А топерь Добрынюшка в моих руках,

А в моих руках да он в моёй воли!

А’ще что я похочу, то на́д ним сделаю:

Похочу-то я моло́дого Добрынюшку,

Похочу Добрынюшку в полон возьму,

125 Похочу-то я Добрынюшку-то и огнем пожгу,

Похочу-то я Добрынюшку-то и в собя пожру,

Й у того ли у моло́дого Добрынюшки

Ёго сердце богатырско не ужахнулось;

Он горазд был плавать по быстры́м рекам,

130 Да й нырнул-то он от бережка ко другому,

Да й от дру́гого от бережка ко етому.

Й он вспомнил тут свою да ро́дну матушку:

— Не велела мне да ро́дна матушка

Уезжать-то да́лече в чисто полё,

135 Да й ко тым она горам ко сорочинским,

Да й ко тым норам да ко змеиныим,

Не велела мне-ка ездить ко Пучай-реки,

Не велела мне купаться во Пучай-реки.

Да и не за то ли зде-ка ноньчу странствую?

140 Й он ащо нырнул от бережка до бережка,

Выходил Добрыня на крутой берёг,

Тут змеинищо Горынищо проклятоё

Она стала на Добрыню искры сыпати,

Она стала жгать да тела белого,

145 Й у того ли у моло́дого Добрынюшки

Не случилося ничто быть в белых ручушках,

Да и ёму нечим со змеищом попротивиться.

Поглянул-то как моло́денькой Добрынюшка

По тому по кру́тому по бережку,

150 Не случилося ничто лежать на крутоём на берегу,

Ему ничего́ взять в белые во ручушки,

Ёму нечим со змеищом попротивиться.

Ёна сыплет е́го искрой неутышною,

Ёна жгет ёго да тело белое.

155 Столько у́видал моло́денькой Добрынюшка

Да й на крутоём да он на береги

То лежит колпак да земли греческой;

Ён берёт-то тот колпак да во белы ручки,

Он со тою ли досадушки великою

160 Да ударил он змеинища Горынища.

Еще пала-то змея да на сыру́ землю,

На сыру-то землю пала во ковыль-траву.

Молодой-то Добрынюшка Микитинец

Очюнь смелой был да оворо́тистой,

165 Да й скочил-то он змеищу на белы груди,

Роспластать-то ёй хотит да груди белые,

Он хотит-то ёй срубить да буйны головы.

Тут змеинищо Горынищо молиласи:

— Ты молоденькой Добрынюшка Микитинец!

170 Не убей меня да змеи лютою,

Да спусти-тко по́летать да по белу́ свету.

Мы напишем с то́бой записи проме́ж собой,

То велики записи немалые:

Не съезжаться бы век по́ веку в чисто́м поли,

175 Нам не делать бою драки кроволития промеж собой,

Бою драки кроволития великого.

Молодой-то Добрынюшка Микитинец

Ён скорёшенько сходил-то со белой груди;

Написали оны записи промеж собо́й,

180 То велики оны записи немалые:

«Не съезжаться бы век по веку в чистом поли,

Нам не делать бою драки кроволитьица промеж собой».

Тут молоденькой Добрынюшка Микитинец

Он скорёшенько бежал да ко добру коню,

185 Надевал свою одёжищу снарядную,

А й рубашечки-манешички шелковеньки,

Всю одёжищу надел снарядную,

Он скорёшенько садился на добра коня,

Выезжал Добрыня во чисто́ полё,

190 Посмотреть-то на змеищо на Горынищо,

Да которым она ме́стечком поле́тит по чисту́ полю.

Да й летела-то змеищо через Киев-град,

Ко сырой земли змеинищо припа́дала,

Унесла она у князя у Владымира,

195 Унесла-то племничку любимую

Да прекрасную Забавушку Путятицну.

То приехал-то Добрыня в стольний Киев-град,

Да на свой Добрыня на широкий двор,

Да сходил Добрынюшка с добра коня.

200 Подбегает к нему паробок любимыи,

Он берет коня да й богатырского,

Да й повел в конюшенку в стоялую,

Стал добра коня да ён россёдлывать,

Да стал паробок добра коня кормить-поить,

205 Он кормить-поить да стал улаживать.

То моло́денькой Добрынюшка Микитинец

Он прошел своёй полатой белокаменной,

Заходил он во столову свою горенку

Ко своёй ко родною ко матушке,

210 То ничим Добрынюшка не хвастаёт.

Тут моло́денькой Добрынюшка Микитинец

На почестен пир ко князю стал похаживать;

То ходил Добрынюшка по де́нь поры,

Да ходил Добрыня по друго́й поры,

215 Да ходил Добрынюшка по третей день.

То Владымир князь-от стольнё-киевской

Он по горенке да и похаживат,

Пословечно, государь, он выговаривал:

— Ай жо вы, мои да князи бояра,

220 Сильни русские могучие бога́тыря,

Еще вси волхи бы все волшебники!

Есть ли в нашеём во городе во Киеве

Таковы люди, чтобы съездити им да во чисто поле,

Ко тым славныим горам да сорочинскиим,

225 Ко тым славныим норам да ко змеиныим,

Кто бы мог сходить во норы во змеиные,

Кто бы мог достать да племничку любимую,

А прекрасную Забавушку Путятичну?

Таковых людей во граде не находится;

230 Не могут-то съездити́ во да́лече чисто поле,

Ко тым славным ко горам ко сорочинскиим,

Да ко тым норам да ко змеиныим.

Тут Владымир князь-от стольнё-киевской

А й по горенки да князь похаживал,

235 Пословечно, государь, ён выговаривал:

— Ай жо вы, мои да князя бояра,

Сильни русьские могучие богатыря!

Задолжал-то я во земли во неверныи,

У меня-то дани есть неплочены

240 За двенадцать год да с половиною.

Приходил-то он к Михайлушке ко По́тыку,

Говорил Михайлы таковы слова:

— Ты Михайло По́тык сын Иванович!

Ай ты съезди-тко во землю в политовскую,

245 К королю-то к Чубадею к политовскому,

Отвези-тко дани за двенадцать год,

За двенадцать год да й с половиною.

Пришел к старому к каза́ке к Ильи Муромцу,

Говорил Владымир таковы слова:

250 — Ай ты старыя казак да Илья Муромец!

А ты съезди-тко во землю-ту во шведскую,

А ко тому королю ты съезди к шведскому

Отвези-тко дани за двенадцать год,

За двенадцать год да с половиною.

255 Тут Олешенька Григорьевич по горенке похаживат,

Пословечно князю выговариват:

— Ты Владымир князь да стольнё-киевской!

А й накинь-ко ту ведь слу́жобку великую,

Да велику слу́жобку немалую,

260 На того да на моло́дого Добрынюшку,

Чтобы съездил он в далече чисто поле,

Ко тым славным ко горам да сорочинскиим,

Да сходил бы он во норы во змеиные,

Отыскал бы твою племничку любимую,

265 Да прекрасную Забавушку Путятичну,

А привез бы ён Забаву в стольнё Киев-град,

Да к тоби ко князю на широкой двор.

Да привел бы во палаты в белокаменны,

Да он подал бы тобе ю во белы́ руки.

270 Тут Владымир князь да стольнё-киевской

Приходил-то он к моло́дому Добрынюшке,

Говорил Добрыне таковы слова:

— Ты моло́денькой Добрынюшка Микитинец!

Налогаю тоби слу́жобку великую,

275 Да й велику слу́жобку немаленьку:

А й ты съезди-тко во далече во чисто поле,

Ко тым славным ко горам ко сорочинскиим,

Да сходи-тко ты во норы во змеиныя,

Отыщи-тко племничку любимую,

280 А прекрасную Забавушку Путятичну,

Привези-тко ты ю в стольнё Киев-град,

Приведи-тко мни в полаты в белокаменны,

Да подай-ко ты Забаву во белы руки.

Тут молоденькой Добрынюшка Микитинец,

285 Он за столиком сидит, сам запечалился,

Запечалился он, закручинился.

Выходил-то он (з) за столиков дубовыех,

Выходил он (з) за скамеечок окольниих,

Проходил-то ён полатой белокаменной,

290 Выходил он из полаты белокаменной,

Он с честна́ пиру идет да и не весело,

Приходил в свои полаты белокаменны,

Приходил он во столову свою горенку,

Ко своёй ко родною ко матушки,

295 Говорит Добрыне родна матушка:

— Ай ты, свет, моё цадо́ любимое,

Да й молоденькой Добрынюшка Микитинец!

Что с честна́ пиру пришел да ты не весело?

То местечико было в пиру не по́ чину?

300 Али чарою в пиру тобя прио́бнесли?

Аль кто пьяница дурак да приобгалился?

Говорил Добрыня родной матушке:

— Ай жо, свет, моя ты ро́дна матушка!

Да в пиру-то место было по чину,

305 А’ще чарой во пиру меня не о́бнесли,

Да то пьяница дурак да не обгалился, —

А й Владымир князь-от стольнё-киевской

Наложил-то мни-ка слу́жобку великую,

А й великую мне служобку немалую:

310 Ве́лел съездить мни во да́лече в чисто́ поле,

Ко тым славным ко горам да к сорочинскиим,

Он велел сходить во норы во змеиные,

Отыскать мне ве́лел племничку любимую,

А прекрасную Забавушку Путятичну,

315 Да и привезти велел ю в стольнё Киев-град,

Привезти ко князю на широкой двор,

Привезти ю во полаты в белокаменны,

Подать князю-то да во белы руки.

Говорила тут Добрыне родна матушка:

320 — Ты молоденькой Добрынюшка Микитинец!

А ты ешь-ка, пей да на спокой ложись,

Утро мудренее живет вечера.

То молоденькой Добрынюшка Микитинец

Он поел-то ествушок сахарниих,

325 Да попил-то питьицов медвяныих,

Молодой Добрыня на спокой улёг.

Да й по утрушку да то ранёхонько,

До исход зори да раннё-утренной,

До выста́ванья да красна солнышка

330 Да й будила-то Добрыню родна матушка:

— А ставай-ко ты, молоденькой Добрынюшка!

Да ты делай дело повеленое,

Сослужи-тко слу́жобку великую.

Молодой Добрынюшка Микитинец,

335 Он скоренько стал да то й от крепка сна,

Умывался-то Добрынюшка белёшенько,

Надевался он да й хорошехонько,

Выходил он из полаты белокаменной

Да й на свой на славный на широкий двор,

340 Приходил ён во конюшеньку в стоялую,

Брал коня Добрыня богатырского,

Да й седлал Добрынюшка добра коня,

Да й садился-то Добрыня на добра коня,

Выезжал Добрыня с широка́ двора.

345 Тут заплакала Добрынюшкина матушка,

Она стала-то ронить да слёз горючиих,

Она стала-то скорбить да личка белого,

Говорила-то она да й таковы слова:

— Я Добрынюшку бессчастного споро́дила!

350 Как войдет-то ён во норы в змеиные,

Да войдет ко тым змеям ко лютыим,

Поросточат-то его да тело белое,

Еще выпьют со Добрыни сурову́ю кровь.

То молоденькой Добрынюшка Микитинец

355 Он поехал по роздольицу чисту полю.

Еще день-то за́ день быдто дождь дожжит,

А неделя за неделю, как река, бежит;

Да он в день еха́л по красному по солнышку,

То он в ночь ехал по светлому по месяцу,

360 Он подъехал ко горам да к сорочинскиим,

Да стал ездить по роздольицу чисту полю,

Стал он малыех змеёнышев потаптывать,

Й он проездил целый день с утра до вечера,

Притоптал-то много множество змеёнышов.

365 Й услыхал моло́денькой Добрынюшка,

Его доброй конь да богатырскии

А стал на́ ноги да конь припадывать.

То молоденькой Добрынюшка Микитинец

Берет плеточку шелкову во белы руки,

370 То он бил коня да й богатырского.

Первый раз его ударил промежу́ уши,

Другой раз ударил промежу ноги,

Промеж ноги он ударил промеж задние,

Да й он бил коня да не жалухою,

375 Да со всей он силы с богатырскою.

Ён давал ему удары-ты тяжелые.

Его доброй конь да богатырскии

По чисту полю он стал поскакивать,

По цело́й версты он стал помахивать,

380 По колену стал в земелюшку погрязывать,

Из земелюшки стал ножёк ён выхватывать,

По сенной купны земельки ён вывертывал,

За три выстрелу он камешки откидывал.

Й он скакал-то по чисту полю, помахивал,

385 Й он от ног своих змеёнышов отряхивал,

Потоптал всех малыих змеёнышов.

Подъезжал он ко норам да ко змеиныим,

Становил коня он богатырского,

Да й сходил Добрыня со добра коня.

390 Он на матушку да на сыру землю,

Облащался-то молоденькой Добрынюшка

Во доспехи он да в сво́и крепкие:

Во-первы́х, брал саблю свою вострую,

На белы груди копьё клал муржамецкоё,

395 Он под левую да и под пазушку

Пологал ён палицку булатнюю,

Под кушак ён клал шалыгу поддорожную,

Й он пошел во ты во норы во змеиные.

Приходил ён ко норам да ко змеиныим,

400 Там затворамы затворено-то медныма,

Да подпорамы-то по́дперто железныма,

Так нельзя войти во норы во змеиные.

То молоденькой Добрынюшка Микитинец

А подпоры он железные откидывал,

405 Да й затворы-то он медные отдвигивал

Он прошел во норы во змеиные.

Посмотрел-то он на норы на змеиные,

А й во тых норах да во змеиныих

Много множество да полонов сидит,

410 Полона́ сидят да всё расейские,

Ай сидят-то там да князя бо́яра,

Сидят русьские могучие бога́тыря.

Похотелось-то молодому Добрынюшке,

Похотелось-то Добрыне полона считать,

415 Й он пошел как по нора́м да по змеиныим,

Начитал-то полоно́в ён много множество,

Да й дошел ён до змеинища Горынища;

А й у той-то у змеища у проклятою

Да й сидит Забавушка Путятична.

420 Говорил Добрыня таковы слова:

— Ай жо ты, Забавушка Путятична!

Да ставай скоренько на резвы ноги,

Выходи-тко ты со нор да со змеиныих,

Мы поедем-ко с тобой да в стольнё Киев-град.

425 За тобя-то езжу да я странствую

Да й по да́лечу дале́чу по чистым полям,

Да хожу я по норам да по змеиныим.

Говорит ёму змеинищо Горынищо:

— Ты молоденькой Добрынюшка Микитинец!

430 Не отдам тобе Забавушки Путятичной

Без бою без драки кроволития.

А у нас-то с то́бой записи написаны

Да у тою ли у славною Пучай-реки,

Не съезжаться б нам в роздольице чистом поли,

435 Нам не делать бою драки кроволития

Да промеж собой бы нам великого,

Ты приехал ко горам да сорочинскием,

Потоптал ты малыих змеёнышов,

Выпущаешь полона́ отсюль расейские,

440 Увезти хотишь Забавушку Путятичну.

Говорил-то ёй молоденькой Добрынюшка:

— А же ты, змеинищо проклятая!

А й когда ты полетела от Пучай-реки,

Да зачим жо ты летела через Киев-град?

445 Да почто же ты к сырой земли припа́дала?

Да почто же унесла у нас Забавушку Путятичну?

Брал-то ю за ручушки за белые,

Да за нёй брал за перстни за злаченые,

Да повел-то ю из нор он из змеиныих.

450 Говорил Добрыня таковы слова:

— Ай же полона́ да вы расейские!

Выходите-тко со нор во со змеиныих,

А й ступайте-тко да по своим местам,

По своим местам да по своим домам.

455 Как пошли-то полона́ эты расейские

А й со тых со нор да й со змеиныих,

У них сделался да то и шум велик.

Молодой-то Добрынюшка Микитинец

Приходил Добрыня ко добру коню,

460 А й садил-то ён Забаву на добра коня,

На добра коня садил ю к головы́ хребтом,

Сам Добрынюшка садился к головы́ лицём,

Да й поехал-то Добрыня в стольнё Киев-град.

Он приехал к князю на широкий двор,

465 Да й сходил Добрыня со добра коня,

Опущает он Забавушку Путятичну,

Да повел в полаты в белокаменны,

Да он подал князю ю Владымиру

Во его во белые во ручушки.

470 А тут этоёй старинушки славу́ поют.

Как во стольноём во городе во Киеве

Жил был там удалый добрый молодец,

Молодой Добрынюшка Микитинич;

Пожелал-то идти он за охвотою.

5 Обувает он сапожки на ножки зелен сафьян,

Одевает он Добрыня платье цветное,

Налагает он ведь шапку во пятьсот рублей,

А й берет-то ведь Добрыня да свой тугой лук,

Этот тугой лук, Добрынюшка, розрывчатой,

10 А й берет-то ведь он стрелочки каленые,

А й приходит-то Добрыня ко синю морю,

А й приходит-то Добрыня к первой заводи;

Не попало тут ни гуся, ни лебедя,

А й не серого-то малого утеныша.

15 А й приходит-то Добрыня к другой заводи,

Не находит он ни гуся, да ни лебедя,

А й ни серого-то малого утеныша.

А й приходит-то Добрыня к третьей заводи,

Не находит он ни гуся, да ни лебедя,

20 А й ни серого-то малого утеныша.

Розгорелось у Добрыни ретиво сердцо,

Скоро тут Добрыня поворот держал,

А й приходит-то Добрынюшка во свой-от дом,

Во свой дом приходит к своей матушке,

25 А й садился он на лавочку брусовую,

Утопил он очи во дубовый мост.

А й подходит-то к Добрыне родна матушка,

А сама-то говорит да таково слово:

— Ай ты молодой Добрынюшка Микитиниц!

30 Что же, Добрыня, не весёл пришел?

А й говорит-то ведь Добрыня своей матушке,

— Ай же ты родитель, моя матушка!

Дай-ко ты Добрыне мне прощеньицо,

Дай-ко ты Добрыне бласловленьицо,

35 Ехать мне, Добрыне, ко Пучай-реки.

Говорит-то ведь Добрыне родна матушка:

— Молодой Добрыня сын Никитинич!

А не дам я ти прощенью бласловленьица

Ехать ти Добрыне ко Пучай-реки.

40 Кто к Пучай-реки на сем свети́ да езживал,

А счастлив-то оттуль да не приезживал.

Говорит Добрыня своей матушке:

— Ай же ты родитель, моя матушка!

А даешь мне-ка́ прощение — поеду я,

45 Не даешь мне-ка прощения — поеду я.

А и дала мать прощение Добрынюшке

Ехать-то Добрыне ко Пучай-реки.

Скидывает-то Добрыня платье цветное,

Одевает-то он платьицо дорожное,

50 Налагал-то на головку шляпу земли гречецкой,

Он уздал седлал да ведь добра коня,

Налагает ведь он уздицу тесмяную,

Налагает ведь он потники на потники,

Налагает ведь он войлоки на войлоки,

55 На верёх-то он седелышко черкасское,

А и туго ведь он подпруги подтягивал,

Сам ли-то Добрыня выговаривал:

— Не для ради красы-басы, братцы, молодецкие,

Для укрепушки-то было богатырские.

60 А й бере́т-то ведь Добрыня да свой тугой лук,

А й бере́т-то ведь Добрыня калены стрелы,

А й берет-то ведь Добрыня саблю вострую,

А й берет копьё да долгомерное,

А й берет-то он ведь палицу военную,

65 А й берет-то Добрыня слугу младого.

А поедучи Добрыне родна матушка наказыват:

— А й же ты молодой Добрынюшка Никитинич!

Съедешь ты, Добрыня, ко Пучай-реки,

Одолят тебя жары да непомерные, —

70 Не куплись-ко ты, Добрыня, во Пучай-реки.

Видли-то да добра молодца ведь сядучись,

Не видали тут удалого поедучись.

А приезжает-то Добрыня ко Пучай-реки,

Одолили ты жары да непомерные,

75 Не попомнил он нака́занья родительска.

Он снимает со головки шляпу земли гречецкой,

Роздевает ведь он платьица дорожные,

Розувает ведь Добрыня черны че́боты,

Скидывает он порточики семи щелков,

80 Роздевает он рубашку миткалиную,

Начал тут Добрыня во Пучай-реки купатися.

Через перву-то струю да нырком про́нырнул,

Через другую струю да он повынырнул, —

А не темныя ли те́мени зате́мнели,

85 А не черныя тут облаци попадали,

А летит ко Добрынюшке люта́ змея,

А лютая-то зме́я да печерская.

Увидал Добрыня поганую змею,

Через перву-то струю да нырком пронырнул,

90 Через другую струю да он повынырнул,

Млад-то слуга да был он то́ропок,

А угнал-то у Добрынюшки добра коня,

А увез-то у Добрынюшки он ту́гой лук,

А увез-то у Добрыни саблю вострую,

95 А увез копьё да долгомерное,

А увез-то он палицу военную,

Стольки он оставил одну шляпоньку,

Одну шляпу-то оставил земли гречецкой.

Хватил-то Добрыня свою шляпоньку,

100 А ударил он змею да тут поганую,

А отбил он у змеи да ведь три хобота,

А три хобота отбил да что ни лучшиих.

А змея тогда Добрынюшке смолиласи:

— Ах ты молодой Добрыня сын Микитинич!

105 Не придай ты мне смерети напрасныи,

Не пролей ты моей крови бесповинныи.

А не буду я летать да по святой Руси,

А не буду я пленить больше богатырей,

А не буду я давить да молодыих жен,

110 А не буду сиротать да малых детушек,

А ты будь-ко мне, Добрыня, да ты бо́льшой брат,

Я буду змея да сестрой ме́ньшою.

А на ты лясы Добрыня приукинулся,

А спустил-то он змею да на свою волю;

115 А й пошел Добрынюшка во свой-от дом,

А й во свой-от дом Добрыня к своей матушке.

Настигает ведь Добрыню во чистом поли,

Во чистом поли Добрынюшку да темна ночь.

А тут столбики Добрынюшка росставливал,

120 Белополотняный шатер да он розде́ргивал,

А тут-то Добрыня опочив держал.

А встает-то Добрыня по утру́ рано,

Умывался ключевой водой белешенько,

Утирался в полотно-то миткалиное,

125 Господу богу да он молится,

Чтобы спас меня господь, помиловал.

А й выходит-то Добрыня со бела шатра,

А не темныя ли темени затемнели,

А не черныя тут облаци попадали, —

130 Летит по воздуху люта́ змея,

А й несет змея да дочку царскую,

Царскую-то дочку княженецкую,

Молоду Марфиду Всеславьевну.

А й пошел Добрыня да во свой-от дом,

135 Приходил Добрыня к своей матушке,

Во свою-то он гридню во столовую,

А садился он на лавочку брусовую.

А Владимир-князь да стольне-киевской,

Начинает-то Владимир да почестной пир

140 А на многия на князи да на бо́яры

А на сильниих могучиих богатырей,

На тых па́ляниц да на удалыих,

На всех зашлых да добрых молодцов.

А й говорит-то ведь Добрыня своей матушке:

145 — Ай же ты родитель, моя матушка!

Дай-ко ты Добрыне мне прощеньицо,

Дай-ко мне Добрыне бласловленьицо,

А поеду я, Добрыня, на почестной пир

Ко ласкову князю ко Владимиру.

150 А й говорила-то Добрыне родна матушка:

А не дам я ти Добрынюшке прощеньица,

А не дам я ти Добрыне бласловленьица,

Ехать ти Добрыне на почестной пир

Ко ласкову князю ко Владимиру.

155 А й живи-тко ты, Добрыня, во своём дому,

Во своём дому, Добрыня, своей матушки,

Ешь ты хлеба-соли досыти,

Пей зелена вина ты до́пьяна,

Носи-тко золотой казны ты долюби.

160 А й говорит-то ведь Добрыня родной матушке:

— А й же ты родитель, моя матушка!

А даешь мне-ка прощение — поеду я.

Не даешь мне-ка прощения — поеду я.

Дала мать Добрынюшки прощеньицо,

170 Дала мать Добрыне бласловеньицо.

А справляется Добрыня, снаряжается,

Обувает он сапожики на ноженки зелен сафьян,

Одевает-то Добрыня платье цветное,

Налагает ведь он шапку во пятьсот рублей,

175 А й выходит-то Добрыня на широкой двор,

Он уздае-седлае коня доброго,

Налагает ведь он уздицу тесмяную,

Налагает ведь он потнички на потнички,

Налагает ведь он войлоки на войлоки,

180 На верёх-то он седелышко черкасское.

А и крепко ведь он подпруги подтягивал,

А и подпруги шолку заморского,

А й заморского шолку шолпанского,

Пряжки славныя меди бы с казанския (так),

185 Шпенечки-то булат-железа да сибирского,

Не для красы-басы, братцы, молодецкия,

А для укрепушки-то было богатырскии.

Садился ведь Добрыня на добра коня,

Приезжает-то Добрыня на широкой двор,

190 Становил коня-то посреди двора,

Он вязал коня к столбу точеному,

Ко тому ли-то колецку золоченому.

А й приходит он во гридню во столовую,

А глаза-ты он крестит да по-писаному,

195 А й поклон тот ведет да по-ученому,

На вси стороны Добрыня поклоняется,

А и князю со княгиною в особину.

А й проводили-то Добрыню во большо место,

А за ты за эты столы за дубовые,

200 А за тыи ли за ества за сахарные,

А за тыи ли за питья за медвяные.

Наливали ему чару зелена вина,

Наливали-то вторую пива пьяного,

Наливали ему третью меду сладкого,

205 Слили эты чары в едино место, —

Стала мерой эта чара полтора ведра,

Стала весом эта чара полтора пуда.

А и принимал Добрыня едино́й рукой,

Выпивает-то Добрыня на еди́ный дух.

210 А й Владимир-то князь да стольне-киевской

А по гридни по столовой он похаживат,

Сам он на́ бога́тырей посматриват,

Говорит да таково слово:

— А й же сильные могучие богатыри!

215 А накину на вас службу я великую:

Съездить надо во Туги́ горы,

А й во Тугии горы съездить ко лютой змеи,

А за нашею за дочкою за царскою,

А за царскою за дочкой княженецкою.

220 Большой-от туляется за среднего,

Средний-то скрывается за меньшего,

А от меньшего от чину им ответу нет.

З-за того ли з-за стола за среднего

А выходит-то Семен тот барин Карамышецкой,

225 Сам он зговорит да таково слово:

— Ах ты батюшко Владимир стольне-киевской!

А был-то я вчерась да во чистом поли,

Видел я Добрыню у Пучай-реки, —

Со змеёю-то Добрыня дрался-ратился,

230 А змея-то ведь Добрыне извиняласи,

Называла-то Добрыню братом большиим,

А нарекала-то себя да сестрой ме́ньшою.

Посылай-ко ты Добрыню во Туги́ горы

А за вашею за дочкою за царскою,

235 А за царскою-то дочкой княженецкою.

Воспроговори́т-то князь Владимир-от да стольне-киевской:

— Ах ты молодой Добрынюшка Микитинич!

Отправляйся ты, Добрыня, во Туги́ горы,

А й во Туги горы, Добрыня, ко люто́й змеи

240 А за нашею за дочкою за царскою.

А за царскою-то дочкой княженецкою.

Закручинился Добрыня, запечалился,

А й скочил-то тут Добрыня на резвы ноги,

А и топнул-то Добрыня во дубовой мост,

245 А и стулья-ты дубовы зашаталисе,

А со стульев все бояра повалялисе.

Выбегае тут Добрыня на широкой двор,

Отвязал ли-то коня да от столба,

От того ли-то столба да от точеного,

250 От того ли-то колечка золоченого;

А й садился-то Добрыня на добра коня,

Приезжает-то Добрынюшка на свой-от двор,

Спущается Добрыня со добра коня,

А й вязал коня-то ко столбу точеному,

255 Ко тому ли-то колечку к золоченому,

Насыпал-то он пшены да белояровой.

А й заходит он Добрыня да во свой-от дом,

А й во свой-от дом Добрыня своей матушки.

А й садился-то Добрыня он на лавочку,

260 Повесил-то Добрыня буйну голову,

Утопил-то очи во дубовый мост.

А к Добрынюшке подходит его матушка,

А сама ли говорила таково слово:

— Что же ты, Добрыня, не весе́л пришел?

265 Место ли в пиру да не по розуму,

Али чарой ли тебя в пиру да обнесли,

Али пьяница дурак да в глаза на́плевал,

Али красные деви́цы обсмеялисе.

Воспроговори́т Добрыня своей матушке:

270 — А место во пиру мне было бо́льшое,

А большое-то место не меньшое,

А й чарой во пиру меня не обнесли,

А пьяница дурак да в глаза не́ плевал,

Красные девицы не обсмеялисе;

275 А Владимир-князь да стольне-киевской

А накинул-то он службу ведь великую:

А надо мне-ка ехать во Туги горы,

А й во Туги горы ехать ко лютой змеи,

А за ихною за дочкой княженецкою.

280 А й справляется Добрыня, снаряжается

А во дальнюю да в путь дороженку.

Обувал Добрыня че́рны чоботы,

Одевал он платьица дорожные,

Налагал он шляпу земли гречецкой,

285 А он у́здал-се́длал коня доброго,

Налагал он уздицу тесмяную,

Налагал он потнички на потнички,

Налагал он войлоки на войлоки,

На верёх-то он седелышко черкасское,

290 А й да туго подпруги подтягивал,

А й да сам Добрыня выговаривал:

— А не для красы-басы, братцы, молодецкия,

Для укрепушки-то был богатырския.

А й приходит до Добрыни родна матушка,

295 Подает Добрыне свой шелковый плат,

Говорит она да таково слово:

— Ах ты молодой Добрынюшка Микитинич!

А й съедёшь, Добрыня, во Туги́ горы,

Во Туги горы, Добрыня, ко лютой змеи,

300 А й ты будешь со змеей, Добрыня, драться-ратиться,

А й тогда змия да побива́ть будёт, —

Вынимай-ко ты с карманца свой шелковый плат,

Утирай-ко ты, Добрыня, очи ясные,

Утирай-ко ты, Добрыня, лицко белоё,

305 А уж ты́ бей коня по тучным ребрам.

Это тут ли-то Добрынюшка Микитинич

А й заходит он Добрыня да во свой-от дом,

А й берет-то ведь Добрынюшка свой тугой лук,

А й берет-то ведь Добрыня калены стрелы,

310 А й берет-то ведь Добрыня саблю вострую,

А й берет-то он копьё да долгоме́рное,

А й берет-то ведь он палицу военную,

А он господу-то богу да он молится,

А й да молится Миколы да святителю,

315 А й чтоб спас господь меня помиловал.

А й выходит-то Добрыня на широкий двор,

Провожаёт-то Добрыню родна матушка,

Подает-то ведь Добрыне шелкову́ю плеть,

Сама-то зговорит да таково слово:

320 — А и съедешь ты, Добрыня, во Туги горы.

Во Туги горы, Добрыня, ко лютой змеи,

Станешь со змеей да драться-ратиться,

А й ты бей змею да плёткой шолковой,

Покоришь змею да как скотинину,

325 Как скотинину да ведь крестьянскую.

А й садился-то Добрыня на добра коня.

Этта видли добра молодца ведь сядучись,

А й не видли ведь удалаго поедучись.

Проезжает он дорожку-ту ведь дальнюю,

330 Приезжает-то Добрынюшка скоры́м-скоро,

Становил коня да во чистом поли

И он вязал коня да ко сыру дубу,

Сам он выходил на тое ли на место на уловноё

А ко той пещеры ко змеиныи.

335 Постоял тут ведь Добрыня мало времечки,

А не темные ли темени затемнели,

Да не черные-то облаци попадали,

А й лети́т-то ле́тит погана́ змия,

А й несет змия да тело мёртвоё,

340 Тело мёртвоё да богатырскоё.

А й увидала-то Добрынюшку Микитича,

А й спущала тело на сыру землю,

Этта на́чала с Добрыней драться ратиться.

А й дрался́ Добрыня со змеёю день до вечера,

345 А й змия-то ведь Добрыню побивать стала;

А й напомнил он нака́занье родительско,

А и вынимал платок да из карманчика,

А и приобтёр-то Добрыня очи ясные,

Попри́обтёр-то Добрыня лицко белоё,

350 И уж бьет коня да по тучным ребрам:

— А ты волчья выть да травяной мешок!

Что ли ты по темну лесу да ведь не хаживал,

Аль змеинаго ты свисту да не слыхивал?

А и ёго добрый конь да стал поскакивать,

355 Стал поскакивать да стал помахивать

Лучше старого да лучше прежнего.

Этта дрался тут Добрыня на другой-от день,

А й другой-от день да он до вечера,

А й проклятая змея да побивать стала.

360 А й напомнил он нака́занье родительско,

Вынимал-то плетку из карманчика,

Бьет змею да своей плеточкой, —

Укротил змею аки скотинину,

А й аки скотинину да крестиянскую.

365 Отрубил змеи да он вси хоботы,

Розрубил змею да на мелки части,

Роспинал змею да по чисту полю,

А й заходит он в печеры во змеиные,

А во тых ли во пещерах во змеиныих

370 А роскована там дочка княженецкая,

В ручки в ножки биты гвоздия железные.

А там во печерах во змеиныих

А не много ли не мало да двенадцать всех змиёнышов;

А й прибил-то ведь Добрыня всех змиёнышов,

375 А й снимал он со стены да красну девушку,

Приходил Добрыня на зеленый луг,

К своему Добрыня коню доброму.

А й садился ведь Добрыня на добра коня,

Приезжает-то Добрынюшка ко стольнему ко городу ко Киеву

380 А й ко ласкову ко князю ко Владимиру,

А й привозит князю дочику любимую.

А й за тую-то за выслугу великую

Князь ево нечим не жаловал.

Приезжает-то Добрынюшка во свой-от дом,

385 А застал коня во стойлу лошадиную,

Насыпал коню пшены да белояровой.

А й заходит-то Добрыня в нову горницу,

Этта тут Добрыня опочив держал.

Этта тым поездка та решиласи.

Добрынюшке матушка наказывала,

А Микитичу да наговаривала.

— Поедешь, Добрынюшка, ко риченке,

Поедешь, Микитич, да ко быстрые,

5 И не задумай-ко, Добрыня, ты купатися,

И не задумай ты, Микитич, да ныро́м ходить.

Добрынюшка матушки не слушаё,

Задумал Добрынюшка купатисе,

Задумал Микитич он ныро́м ходить.

10 А на бережку ны́рне, на дру́гом вы́нырне.

Налетела змея да змея лютая

А ладит Добрынюшку глотом сглотить.

И говорит-то Добрынюшка Микитич млад:

— А нагого сглотить да будто мёртвого,

15 Дай надеть платьё богатырскоё

И надевае ён пла́тье богаты́рскоё,

Берёт-то же ён да саблю вострую,

Отсек у змеи да ён три хо́бота.

А на ту ли пору на то времечко,

20 Летит-то змея да змея лютая,

Несё ёна да красну девушку,

Сидит-то девица да причитыват

И ко своей-то косы да желто-русые:

— И моя-та коса да желто-русая

25 Плетена́ у родители у матушки

Во новом во высоком во тереме.

Росплета́ть станут маленьки змие́ныши

Да во тех во пещерах во глубокиех.

Розгорелось у Добрыни ретиво сердце,

30 Поехал за змее́й да он за лютой

Во те во пещеры во глубокие.

А эта змея́ да зме́я лютая

Да хоче его да ведь глото́м сглотить,

И убирается во пещеры во глубокие.

35 А во тех во пещерах во глубокиех

А наношено народу там ведь сметы нет,

Сметы нет да сме́тить не́мошно.

Сидят старички-ты — поседатели,

Сидят старушки-то — поседатели,

40 У грудей висят маленьки змиёнышки.

Розгорелось у Добрыни ретиво сердце,

Розбил эты пещеры он глубокие,

Прибил он ведь маленьких змиёнышков,

Роспустил он народ-от по своим землям,

45 По своим землям да по своим ордам,

По своим отцам, по своим матерям.

Доселева Резань она селом слыла,

А ныне Резань словет городом,

А жил во Резане тут богатой гость,

А гостя-та звали Никитою,

5 Живучи-та, Никита состарелся,

Состарелся, переставился.

После веку ево долгова

Осталось житье-бытье богатество,

Осталось ево матера жена

10 Амелфа Тимофеевна,

Осталась чадо милая,

Как молоды Добрынюшка Никитич млад.

А и будет Добрыня семи годов,

Присадила ево матушка грамоте учиться,

15 А грамота Никите в наук пошла,

Присадила ево матушка пером писать.

А будет Добрынюшка во двенадцать лет,

Изволил Добрыня погулять молодец

Со своею дружиною хоробраю

20 Во те жары петровские.

Просился Добрыня у матушки:

— Пусти меня, матушка, купатися,

Купатися на Сафат-реку!

Она, вдова многоразумная,

25 Добрыне матушка наказывала,

Тихонько ему благословение дает:

— Гой еси ты, мое чадо милая,

А молоды Добрыня Никитич млад!

Пойдешь ты, Добрыня, на Израй на реку,

30 В Израе-реке станешь купатися —

Израй-река быстрая,

А быстрая она, сердитая:

Не плавай, Добрыня, за перву струю,

Не плавай ты, Никитич, за другу струю.

35 Добрыня-та матушки не слушался,

Надевал на себя шляпу земли греческой,

Над собой он, Добрыня, невзгоды не ведает,

Пришел он, Добрыня, на Израй на реку,

Говорил он дружинушке хоробрыя:

40 — А и гой еси вы, молодцы удалыя!

Не мне вода греть, не тешити ее.

А все молодцы разболокалися

И тут Добрыня Никитич млад.

Никто молодцы не смеет, никто нейдет,

45 А молоды Добрынюшка Никитич млад,

Перекрестясь, Добрынюшка в Израй-реку пошел,

А поплыл Добрынюшка за перву струю, —

Захотелось молодцу и за другую струю;

А две-та струи сам переплыл,

50 А третья струя подхватила молодца,

Унесла во пещеры белокаменны.

Неоткуль вз(я)лось тут лютой зверь,

Налетел на Добрынюшку Никитича,

А сам говорит-та Горынчища,

55 А сам он, Змей, приговаривает:

— А стары люди пророчили,

Что быть Змею убитому

От молода Добрынюшки Никитича,

А ныне Добрыня у меня сам в руках!

60 Молился Добрыня Никитич млад:

— А и гой еси, Змеишша Горынчишша!

Не честь-хвала молодецкая

На нагое тело напущаешься!

И тут Змей Горынчишша мимо ево пролетел

65 А стали ево ноги резвыя,

А молоды Добрынюшки Никитьевича,

А грабится он ко желту песку,

А выбежал добрый молодец,

А молоды Добрынюшка Никитич млад,

70 Нагреб он шляпу песку желтова,

Налетел на ево Змей Горынчишша,

А хочет Добрыню огнем спалить,

Огнем спалить, хоботом ушибить.

На то-то Добрынюшка не робок был:

75 Бросает шляпу земли греческой

Со темя пески желтыми

Ко лютому Змею Горынчишшу, —

Глаза запорошил и два хобота ушиб.

Упал Змей Горынчишша

80 Во ту во матушку во Израй-реку.

Когда ли Змей исправляется,

Во то время и во тот же час

С(х)ва(т)ал Добрыня дубину тут, убил до смерти.

А вытощил Змея на берег ево,

85 Повесил на осину на кляплую:

Сушися ты, Змей Горынчишша,

На той-та осине на кляплыя.

А поплыл Добрынюшка

По славной матушке по Израй-реке,

90 А заплыл в пещеры белокаменны,

Где жил Змей Горынчишша,

Застал в гнезде ево малых детушек,

А всех прибил, пополам перервал,

Нашел в пещерах белокаменных

95 У лютова Змеишша Горынчишша,

Нашел он много злата-серебра,

Нашел в полатах у Змеишша

Свою он любимую тетушку,

Тое-та Марью Дивовну,

100 Выводит из пещеры белокаменны

И собрал злата-серебра.

Пошел ко матушке родимыя своей,

А матушки дома не годилася:

Сидит у князя Владимера.

105 Пришел-де он во хоромы свои,

И спрятал он свою тетушку,

И пошел ко князю явитися.

Владимер-князь запечалился,

Сидит он, ничего свету не видит,

110 Пришел Добрынюшка к великому князю Владимеру,

Он спасову образу молится.

Владимеру-князю поклоняется,

Скочил Владимер на резвы ноги,

Хватя Добрынюшку Никитича,

115 Целовал ево во уста сахарныя;

Бросилася ево матушка родимая,

Схватала Добрыню за белы руки,

Целовала ево во уста сахарныя.

И тут с Добрынею разговор пошел,

120 А стали у Добрыни выспрашивати,

А где побывал, где начевал,

Говорил Добрыня таково слово:

— Ты гой еси, мой сударь-дядюшка,

Князь Владимер, со(л)нцо киевско!

125 А был я в пещерах белокаменных

У лютова Змеишша Горынчишша,

А все породу змеиную ево я убил

И детей всех погубил,

Родимую тетушку повыручил!

130 А скоро послы побежали по ее,

Ведут родимую ево тетушку,

Привели ко князю во светлу гридню, —

Владимер-князь светел-радошен,

Пошла-та у них пир-радость великая

135 А для-ради Добрынюшки Никитича,

Для другой сестрицы родимыя Марьи Дивовны.

Доселева Рязань селом слыла,

А нынече Рязань слывет городом.

И жил в Рязани богатый гость,

Что по имени Никита, сын Романович;

5 Девяносто лет жил Никита, не старился,

Выводил из стойла добра коня,

Накладывал потнички бумажные,

На потнички — ковры сорочинские,

На коврики — седелочки черкасскиие:

10 Подтягивал подпруги шелковые,

Двенадцать подпруг шелковых,

Садился старой на добра коня.

Не ясен сокол в перелет летал,

Не белый кречет перепархивал. —

15 Тут ехал удалой добрый молодец.

Под ним добрый конь, как бы лютой зверь,

На коне-то сбруя под оправою,

Под оправою однозолотною;

Сам на коне, как сокол, сидит.

20 Едет он ко городу Киеву,

Едет он ко ласкову князю Владимиру,

Ко солнышку ко Сеславьеву;

Едет он ко высокому ко терему,

Выезжает на улицу на широку.

25 Со добра коня Никитушка соскакивал,

Ни к чему он коня не привязывал,

Никому он коня не приказывал.

Спрашивал он у ворот привратников,

Спрашивал у дверей придверников,

30 Отворял двери потихошеньку,

Запирал он двери помалехоньку,

Крест кладет по-писаному,

Поклон ведет по-ученому:

— Здраствуешь, ласковый Владимир-князь,

35 Со душечкой со княгинею!

— Добро пожаловать, удалый добрый молодец,

Ты Никита, сын Романович,

За один ты стол хлеба кушати.

Он кладет крепо́к и со панцирем,

40 Кладет на дубовый стол.

Отошедши, Никита поклоняется:

— Ой ты гой еси, ласковый Владимир-князь,

Ты давай мне попа, отца духовнова,

Давай ты игумна и пострижника,

45 Давай монаха и учителя,

При старости мне лет душу спасти.

И проговорит ласковый Владимир-князь:

— Гой еси ты, удалой добрый молодец,

Гой еси, Никита, сын Романович!

50 На кого ты оставляешь стольный Киев-град?

На кого оставляешь меня, князя Владимира?

Проговорит Никита, сын Романович:

— Я надеюся на чадо свое милое,

На того ли на Добрыню на Никитича.

55 Проговорит ласковый Владимир-князь:

— Гой еси, Никита, сын Романович!

Он малешенек ишшо и глупешенек,

Глупешенек — только трех годов.

Он дает ему попа, отца духовнова,

60 Дает игумна и пострижника,

Дает монаха и учителя.

Немного Никита пожил — переставился:

Остается у Никиты житье-бытье,

Остается у Никиты все богачество,

65 Остается у Никиты молодая жена,

Молода Амельфа Тимофеевна,

Остается у Никиты чадо милое, —

Молодой Добрыня Никитьевич,

Молодой Добрыня семи годов.

70 Стал Добрынюшка на возрасте,

Стал на возрасте — пятнадцать лет;

Стал по улице похаживать.

Стал он палицей помахивать,

Зачал сабелькой пофыркивать,

75 Стал он копьицом подпиратися.

У Добрыни сердце возъярилося,

Могучи плечи расходилися:

Не может уничтожить свое ретиво сердце.

Идет он во светлую во светлицу,

80 Сам говорит таковы слова:

— Гой еси ты, моя матушка родимая,

Молода Амельфа Тимофеевна!

Сдавай ты мне коня богатырского.

И проговорит ему родима матушка:

85 — Ах ты, мое дитятко сердечное,

Ты малешенек еще и глупешенек.

Поживи-ко ты ишшо малешенько,

Покопи-ко ты ишшо ума-разума.

Потерять тебе будет буйна голова.

90 — Ах ты, матушка моя родимая,

Не могу я уничтожить ретиво сердце,

Мне охота съездить далече,

Съездить далече во чисто поле,

Пострелять мне гусей-лебедей

95 И пушистых, перелетных, серых уточек.

Не могла мать переставить таковы слова;

И выводит она ему добра коня,

Из тоя из конюшни из новыя,

И выносит всю сбрую богатырскую.

100 И накладывал Добрыня потнички бумажные,

И на потнички — ковры сорочинские,

И на коврички клал седелочки черкасские.

Подтягивал двенадцать подпруг шелковых,

Надевал на себя платье соотцовое;

105 Соотцово платье ему узехонько и коротохонько,

И ставил он в стременышко гольяшное,

И садился он в седелышко черкасское.

И стоит его матушка у стремена,

Молода Амельфа Тимофеевна,

110 И плачет она, как река течет,

И сама говорит таковы слова:

— Ах ты, мое дитятко сердечное,

Поедешь ты далече во чисто поле,

Постреляешь ты сколько гусей-лебедей

115 И пушистых, перистых малых уточек,

И приедешь ты ко батюшке Днепру-реке,

Захотись тебе будет покупатися,

Захотись тебе будет, Добрынюшка, потешиться,

И станешь ты, серый селезень, поплавати,

120 И, серый гоголь, поныривать.

Через первую ты струичку переплывешь,

Через втору струичку переплывешь,

Через третью струичку не плавай ты:

И тут струи вместе соходятся,

125 И унесет тебя к горам высоким,

Ко тому тебя ко люту змею;

Пожрет тебя злой Змеишшо-Горынишшо.

Благословился он у своей родимой матушки

И поехал далече в чисто поле.

130 И стрелял он сколько гусей-лебедей

И пушистых, перистых малых уточек.

И приехал он ко батюшку Днепру-реке,

И вздумал он покупатися,

И вздумал он, удалой добрый молодец, потешиться.

135 И стал он, серый селезень, поплавати,

И стал он, ярой гоголь, поныривать.

Через первую струичку он переплыл,

И через втору струичку он переплыл.

У Добрыни сердце возъярилося,

140 И могучи плечи расходилися:

Переставил он матушкино благословеньицо.

И тут струи вместе соходилися,

Унесло его к горам, горам ко пещерам.

Услышал змеишшо за пятнадцать верст

145 Поплавку его богатырскую;

Вылетат из пещеры глубокия,

И летит на Добрыню Никитича,

И зычит, кричит зычным голосом:

— И святы отцы писали-прописалися,

150 Сказали: мне от Добрыни смерть будет;

Я теперь Добрынюшку живьем сглону,

Живьем сглону и хоботом убью,

И Добрыню искрой за́сыплю.

И тут Добрыня приужахнулся:

155 — Ах ты, змеишшо, злой Горынишшо!

Не честь твоя, хвала молодецкая, —

Наступаешь ты на тело нагое,

Тело нагое — то же мертвое.

Дай ты мне, змей, сроку на три дни,

160 На три дни и на три часа,

На три часа, на три минуточки.

И дает он ему сроку на три дни,

И дает он ему сроку на три часа,

И дает он ему сроку на три минуты;

165 Улетат опять змей в пещеры глубокие.

И выходят Добрыне три дня, три часа,

И выходят Добрыне три минуты;

Все он плават на синем море,

И летит опять змеишшо, злой Горынишшо

170 Из той пещеры глубокия.

И доплыват Добрыня до желта́ песка,

И доплыват Добрыня до крута бережка;

И выскакивал Добрыня на желты пески.

По желтым пескам Добрыня стал поскакивать,

175 Зажимал Добрыня ком желта песка,

Бросал в змеишша зла Горынишша.

Отшиб змеишшу тридцать хоботов;

И падал змеишшо на сыру землю,

И бил его Добрыня о сыру землю.

180 И тут змеишшо Добрыне взмолится:

— Я тебе, Добрыня, давал сроку три дня,

Я давал тебе сроку и на три часа,

Я давал тебе сроку на три минуты.

Проговорит Добрыня Никитич млад:

185 — Ты не будешь ли летать по городу,

И не будешь ли ты летать по Киеву,

И ко ласкову князю Владимиру,

Не будешь ли уносить княгиню Апраксию?

Проговорил Змеишшо-Горынишшо:

190 — Я не буду летать по городу,

И не буду летать по Киеву,

И ко ласкову князю Владимиру,

И не буду уносить княгиню Апраксию.

Проговорит Добрыня Никитич млад:

195 — Ты врешь, собака, неустойчивой!

Говорит тут змей Горынишшо:

— Ты будь-ко мне, Добрыня, бо́льший брат,

А я тебе буду, змеишшо, меньший брат.

Я дам тебе добра коня богатырского,

200 Я дам тебе потнички не по́чены,

Я дам тебе коврички не держаны,

Я дам тебе седелышко черкасское

И со всею сбруей богатырскою.

Туто молодцы побраталися:

205 Добрыня стал бо́льший брат,

Змеишшо стал меньший брат.

Отпустил змея Добрыня в живности,

И улетел змеишшо в пещеры глубокие,

И подделал себе крылья бумажные,

210 Полетел он в стольный Киев-град

Ко ласкову князю ко Владимиру;

И ходила княгиня в зеленом саду,

И ступала княгиня с камня на камень,

Со бела камня ступала на люта змея.

215 Вкруг ног ее змеишшо обвивается,

Садит ее на могучи плечи

И унес ее в пещеры свои глубокие...

А там Добрыня приуправился

И идет он в стольный Киев-град,

220 Ко своей он матушке родимыя.

И выходит его матушка на красно крыльцо,

И встречает она свое чадо милое —

Молодова Добрыню Никитича

На великих своих радостях.

225 И проговорит Добрыня Никитич млад:

— Здорово ты, матушка родимая,

Молодая Амельфа Тимофеевна!

И здорово ты живешь, здоровешенько?

И проговорит родима матушка:

230 — Ах ты, мое дитятко сердечное,

Я здорово живу, здоровешенько,

А у ласкова князя Владимира

Случилося несчастьицо великое:

Вечор было поздым-поздёшенько,

235 И ходила княгиня в зеленом саду,

И ступала княгиня с камня на камень,

Со бела камня ступала на люта змея;

И обвивался Змеишшо-Горынишшо,

Обвивался вкруг резвых ног;

240 И садил ее змеишшо на могучи плечи

И унес ее в пещеры глубокие.

И тут Добрыне за беду стало,

За великую досаду показалося;

— Ах ты, моя матушка родимая!

245 Мне змеишшо — меньшой брат,

А я змею — большой-де брат;

А поеду ему скорую смерть предам.

Поворачиват Добрыня добра коня,

И свое поворачиват бело лицо;

250 Мать его стоит у стремена,

Сама говорит таковы слова:

— Ах ты, мое дитятко середечное!

Он подделал крылья бумажные,

На крыльях змеишшо — славной воин;

255 И ты поедешь к Змеишшу-Горынишшу,

И станешь подъезжать ко горам ко высоким,

И ко тем ко пещерам ко глубоким,

И услышит змеишшо за пятнадцать верст,

И станет надлетать на тебя, удала добра молодца,

260 И станет кричать зычным голосом;

И тут ты, Добрыня, приужахнешься;

И зними ты свои руки кверху на небеса,

И проси ты: «Спас ты, спас, боже милостив,

И мати пречистая, пресвятая богородица,

265 За ваш я дом стою, за церковь соборную,

И создай ты, господи, дождичка».

И неоткуль грозна туча накатится,

И скорым-скоро крупен дождь пойдет,

Подмочит его крылья бумажные;

270 И падет змеишшо на сыру землю,

Станете вы палицами битися,

По насадкам палицы будут разгоратися;

Вы тот бой бросайте о сыру землю.

Станете вы саблями рубиться,

275 Сабельки у вас исщербятся;

И тот бой бросайте о сыру землю.

Станете вы копьями колотися, —

По насадкам у вас копья изломаются;

И тот бой бросайте о сыру землю.

280 И вы друг друга чумбурами сподергайте,

Сохватаетесь вы, молодцы, ручным боем,

Распахивай ты свою полу правую,

И выдергивай ты шелыгу подорожную,

И стегай ты змеишша по могучим плечам,

285 И стегай ты, приговаривай,

Что от конского поту змея пухла́

Застегашь ты его до смерти

Своей плетью шелковою.

Благословился он у своей матери родимыя

290 И поехал далече в чисто поле.

И едет он к горам, горам ко высоким,

И ко тем пещерам ко глубоким,

Услышал Змеишшо-Горынишшо,

Услышал за пятнадцать верст:

295 Едет-де Добрыня Никитич млад;

И летит к нему навстречу,

И зычит, кричит зычным голосом:

— Что святы отцы писали-прописалися,

Сказали: мне от Добрыни смерть будет,

300 Смерть будет — живу не быть, живу не слыть.

Я теперь Добрыню живьем сглону,

Живьем сглону, хоботом убью,

Хоботом убью, дымом задушу,

Дымом задушу, искрой засыплю.

305 Тут Добрыня приужахнулся,

Знимал свои руки на небо,

Сам говорит таковы слова:

— Спас ли, спас, боже милостивой,

Мати пречистая, пресвятая богородица!

310 Создай, господи, дождичка.

Неоткуль гроза-туча накатилася,

И скорым-скоро крупен дождь пошел;

Подмочило у змея крылья бумажные,

Падал змеишшо на сыру землю.

315 Они зачали палицами битися,

По насадкам у них палицы разгоралися;

Они тот бой бросали о сыру землю.

Зачали саблями рубитися,

Сабельки их расщербилися;

320 И тот бой бросали о сыру землю.

Стали они копьями колотися,

Копья у них изломалися;

И тот бой бросали о сыру землю.

Они друг дружку чумбурами сподергали,

325 Сохватались молодцы ручным боем.

Распахивал Добрыня полу правую,

Вытягивал шелыгу подорожную,

И стегал он змея по могучим плечам,

И стегал, сам приговаривал:

330 — От конского поту змея пухла́.

И застегал Добрыня змеишша до смерти,

Изрубил змеишша в куски во мелкие.

И садился Добрыня на добра коня,

И поехал в пещеры глубокие,

335 И нашел он княгиню Апраксию.

Лежит княгиня на перине на перовыя,

На подушечках на пуховыих;

На правой руке у ней лежит змеинчишко,

И на левой руке змеинчишко.

340 Так она ему, Добрыне, израдовалась,

Израдовалась, слезно заплакала:

— Ах ты гой еси, удалой доброй молодец!

Прилетит змеишшо, злой Горынишшо,

И пожрет обоих нас, добрый молодец.

345 И проговорит удалой добрый молодец:

— Великая ты княгиня Апраксия!

Победил я Змеишша-Горынишша,

Изрубил его на мелки куски

Своей сабелькой вострою.

350 Тут княгиня возрадовалась,

И стает она на резвы ноги.

Одного змеинчишка он взял — разорвал

И другого змеинчишка взял — растоптал;

И садился Добрыня на добра коня,

355 И садил княгиню Апраксию,

И повез ко князю ко Владимиру,

Ко солнышку ко Сеславьичу.

И доро́гой говорит таковы слова:

— Гой еси ты, молода княгиня Апраксия!

360 Покрестоваемся мы крестами однозолотными,

И ты будь мне сестра крестовая,

А я тебе буду крестовой брат.

Тут они крестами покрестовались.

И приехал Добрыня со княгинею

365 Во Киев-град на улицу на широку;

И идет он на улицу на широку;

И увидел ласковый Владимир-князь

Во то окошечко косящато,

Во ту оконенку стекольчату,

370 И бежит он скоро на красно крыльцо,

И радуется он удалу добру молодцу

И своей княгине Апраксии,

И сам говорит таковы слова:

— Гой еси ты, Добрыня Никитич млад!

375 Где ты взял княгиню Апраксию?

Отвечат Добрыня Никитич млад:

— А взял я ее у змея у Горынишша,

Во тех во пещерах во глубоких;

И похитил я Змеишша-Горынишша,

380 Застегал его до смерти,

Изрубил змеишша на мелки куски.

И тут ласковый Владимир-князь возрадовался

И сбирал он беседу-столованье,

Столованье-почестный пир;

385 И собирал он князьев, бояров,

И веселился он, радовался.

Как говорит Владимир-князь:

— Гой еси ты, Добрыня Никитич млад!

Доступил ты княгиню Апраксию

390 От того от змея Горынишша,

Дак благословляю тебе ее взять в замужество.

Проговорит Добрыня Никитич млад:

— Гой еси, ласковый Владимир-князь!

Мне нельзя ее взять за себя замуж:

395 Она будет мне, княгиня, сестра крестовая.

Как во славном городе во Киеве,

Да у ласкова-то князя у Владимера

Заводилось пированьицё, почесен пир

Ай на всих князей, на бо́яр жа,

5 А на русских-то могучих на бога́тырей.

А как красно солнышко идёт на е́сени,

А почесен-от пир идёт наве́сели.

А как вси-то при пиру, вси пьют, едят да ве́селы,

А как вси-то на честном, вси хвастают.

10 Как Владимер-от князь ходит по горници,

С ножки на ножку переступыват,

А он белыми руками всё розмахиват,

Золотыма-ти перстнями принашшалкиват,

А русыма-ти кудрями принатряхиват,

15 А как сам он говорит да таковы слова:

— Уж вы гой еси, мои князья, вы бо́яра!

Уж вы русские мои сильни бога́тыри!

Ишше хто жа из вас съездит на Пучай-реку

За свежо́й-то водой ключе́вою,

20 А как мне, князю, с княгиною умытисе, помолодитесе?

Как большой-от князь хоронитьсе за среднёго,

А как средней-от хоронитьсе за ме́ньшого,

Как от меньшого, от бо́льшого ответу нет.

Говорил-то князь Владимер во второй након,

25 Говорил-то князь Владимер во трете́й након;

Как от большого, от ме́ньшого ответу нет.

Как из-за того стола, стола окольнёго,

Из-за той-то скатерки из-за браныя,

Да из-за́ той есвы всё саха́рныя

30 Говорил тут дородней доброй молодец,

А как мо́лодый Добрыня всё Никитич млад:

— Уж ты гой еси, ты красно солнышко, Владимер-князь!

Уж я съежжу тебе на Пучай-реку,

Привезу-ту я тебе свежо́й воды ключе́вою,

35 Как тебе, князю, с княгиной умытисе, помолодитесе.

Говорил-то Владимер-князь да таковы речи:

— Уж ты гой еси, Олёшенька Попович!

Ты бери-ко всё чернил, бумаг,

Ты пиши-тко с Добрынёй записи великие,

40 Во хмелинушке Добрыне захлыснулосе, —

Чтобы за́утра Добрыня не попетилсе. —

А тому Олёшенька не вослышилсе;

Уж как брал чернил, бумаг, писал он по́писи великие

Промежду собой с Добрынюшкой Микитичем;

45 Пописали они пописи великие;

А как стал-то Добрыня на резвы́ ноги,

А как брал-то Добрыня со спички пухову́ шляпу,

Надевал-то Добрыня на буйну́ главу,

А нахмурил чёрну шляпу на ясны́ очи,

50 А пошел-то Добрыня ко свому да широку́ двору,

А повесил буйну голову с могучих плеч,

А потупил очи в матушку-сыру землю.

А идёт-то Добрыня к своему-то широку двору,

Он идет-то, всё шатаитьсе.

55 Увидала Добрыня молода жона,

А как та жа Настасья дочь Никуличня;

А побежала к своей матушке,

К Добрыниной да к ро́дной маменьке,

Да сказала она своей маменьке:

60 — Уж ты гой еси, Добрынина родна матушка!

Как идёт-то у нас Добрыня с чесна́ пира,

А идёт-то он да всё шатаитьсе,

А повесил-то буйну голову ниже своих могучих плеч.

А стречала Добрыню молода жона,

65 А как та жа Настасья дочь Никуличня,

А стречала его да родна матушка,

А как та жа вдова Омельфа Тимофеёвна;

А стречели его середи ёго да широка́ двора,

А как брали его да за белы́ руки,

70 Говорила ёму родна матушка да таковы речи:

— А как што же идёшь, моё-то чадо милоё, моё любимое,

Не по-старому идёшь, да не по-прежнему:

Повесил буйну голову с могучих плеч,

А потупил очи в матушку-сыру землю́?

75 Што тебе на пиру было не по разуму:

Или князь-от тебя местом о́бсадил,

Или винной чарой тебя обнесли,

А питья, есвы тебе разве не по́ души?

Эли глупой над тобой не насмехалсе жа,

80 Што над твоей жа молодой жоной,

Эли, муть, над ро́дной твоей матушкой?

— Уж ты гой еси, моя родна матушка,

Как Омельфа ты, сударь, да Тимофеёвна!

Меня местом князь он всё не о́бсадил,

85 А да винной чарой меня всё не о́бнесли,

А нехто надо мной не насмехалса жа,

Не тобою, родной матушкой,

Не моей да молодой жоной.

Самому мне доброму молодцу во хмелю-ту захыснулосе,

90 А как съездить мне-ка князю на Пучай-реку́

За свежо́й водой да всё ключе́вою,

Привезти князю воды ключёвыя,

Што умытисе князю со княгинёю,

А умытисе, помолодитисе.

95 Говорит-то ёму ро́дна ёго матушка,

Молода вдова Омельфа Тимофеёвна:

— А как жил твой батюшко шестьдесят годов,

А ничим жо он, жил, не хвастал жа;

Ты нималу собе шуточку нашу́тил жо:

100 Там много дородных добрых молодцов приезживало,

А как русских-то сильных, могучих всё бога́тырей,

А назад ни один не приезживал:

Уносит всё змея лютая,

Змея лютая да Сорочинская

105 Своим-то змеёнышам на съеденьицё.

А тебе будёт назад не бывати во славном городе во Киеве,

А да нам тебя будёт не видати жо!

Ты послушай-ко моёго наказаньиця:

Ты когда приедёшь на Пучай-реку,

110 Почерпни ты скоро свежой воды ключе́вою,

Поежжай ты скоро ко городу ко Киеву.

От хмелины с утра до просыпаитьсе,

На Пучай-реку Добрыня собираитьсе;

А приходит Добрыня на широкой двор;

115 Он седлал, Добрыня, уздал добра коня,

Наседил он седёлышко черкальскоё,

Засте́гивал-то он двенадцать пряжечёк,

А зате́гивал двенадцать отужинок;

Пряжечки-ти были красна золота,

120 А шпёнушки-ти были булатные,

Отужинки-ти были шелко́вые,

То не ради красы, ради крепости,

Приправы богатырскою;

Красно золото-то не ржавеет,

125 А булат-от гне́тьсе — не сломитьсе,

А шелк-от подтянетьсе — не со́рветьсе,

Провожаёт ёго да ро́дна ёго маменька,

Провожаёт ёго да молода жона,

Провожают они, сле́зно плачутьсе,

130 А да он скоро скакал на добра коня;

Столько видели добра молодца, когда сряжаючись,

А не видели, когда да на добра коня сяжаючись.

Он из города поехал не воротами,

Не воротами он ехал не широкима,

135 А скакал он через стену городовую,

Через башню-ту да наугольную.

Только видели — в чистом поле курева стоит,

Курева стоит да один столб стоит.

А приехал скоро на Пучай-реку́,

140 Почерпнул-то он свежо́й воды ключе́вою,

Настрелял-то он гусей-ле́бедей,

А пернастых малых серых уточёк.

Как пороспекло ёго да соньчё красное,

Прироздули ёго да ветры буйные;

145 Захотелось ему во Пучай-реки окупатисе;

А да скинывал с собя платьё цветно богатырское,

А нырал-то он во Пучай-реку.

А как плават Добрыня по Пучай-реки,

Как увидяла Добрыню змея лютая,

150 Змея-та лютая да Сорочинская;

Налетела она на Добрынюшку Никитича,

Да сама она ёму говорила таковы речи:

— Как писи́-ти, писали-описалисе,

Как волхвы-ти волховали-проволховалисе:

155 А как хошь ли ты, Добрыня, я тебя водой залью,

Ишше хошь ли ты, Добрыня, я тебя огнём залью,

Ишше хошь ли ты, Добрыня, я схвачу тебя

В свои-те двенадцать больши хоботы,

Унесу тя в свои горы Сорочинские,

160 Своим детям на съеденьицё?

А как мастёр был Добрынюшка нырком ходить,

Как горазд-от был Микитич всё понырывать;

А нырнул тут Добрыня во Пучай-реку,

Выставал-то Добрыня у крутого жёлта бе́режка:

165 А да выскочил Добрыня на желто́й-от крутой бе́режок,

Прибежал Добрыня ко своёму цветну платьицю,

Он схватил свою востру сабельку.

Налетела тут на Добрыню змея лютая,

А хотела схватить Добрыню в двенадцать больши хоботы,

170 А отсек-то Добрыня змеи двенадцать больших хоботов,

А как падала змея да на сыру землю;

А как мать-сыра земля да потрясаласе,

Во Пучай-реки вода да сколыбаласе.

А одел-то Добрыня своё платьё цветноё,

175 А надел он свои латы богатырские,

А пришел-то он к змее-то лютою,

Захотел змеи отсекти буйну голову.

А как ту змея ёму всё взмолиласе,

Она клятву кляла всё ёму великую:

180 — Уж ты гой еси, Добрыня сын Никитич млад!

Не моги меня казнить, моги помиловать;

А да назади лиха тебе не делала,

Ишше впредь тебе лиха не сделаю:

Я нало́жу на себя-то заповедь великую,

185 Штобы не лётать мне-ка да на святую Русь,

Не носить с Руси народу православного

А на ти же на горы Сорочинские

А своим-то детям да на съеденьицо.

Он послушал ............

190 А спустил живу Добрыня змею лютую,

Как приложил вси двенадцать больши хоботы,

Как вспорхнула змея со сырой земли,

Полетела змея по-под не́беса,

А да полетела она не на горы Сорочинские,

195 Полетела она на святую Русь.

А как сел-то Добрыня на добра коня,

Поехал ко городу ко Киеву,

Ко ласкову князю Владимеру.

А сречала змея, ле́тит со святой Руси,

200 Со святой Руси, из города из Киева;

В хоботах-то несёт душу-красну девицю.

Сам поехал он ко городу ко Киеву;

Заезжает он во красен Киёв-град;

А он едёт по городу по Киеву,

205 А во Киеве всё да не по-старому, не по-прежному,

Как народ-от ходят не по-прежному,

Оне ходят в платье че́рном, во печальнём жо.

Как и едёт он по городу по Киеву,

А играют тут малыя робятка жо;

210 А спросил-то он у малых у робяточок:

— Что ж народ ходят не по-старому, не по-прежному,

Они ходят в чёрном платье, во печальнем жо.

А завесили свои да лиця белые?

— После твоего-то бываньиця,

215 Налетела-то змея лютая

А на тот жа на зе́леной сад ко князю ко Владимеру;

А во ту пору, во то время

А гуляла-то в саду душа Марфа Дмитревна,

А любима-та князя племянниця;

220 Налетела на ей змея лютая Сорочинская,

Ухватила ей в двенадцать своих хоботы,

Унесла она на горы Сорочинские.

А сидит Добрыня на добро́м кони́ да призадумалсе.

Призадумалсе да прикручинилсе:

225 — А што омманила меня да змея лютая!

Мне не чесь будёт, похвала да богатырская,

А не выслуга мне будёт да молодецкая.

А он скоро поворачивал добра́ коня,

А добру коню да приговаривал:

230 — Уж ты гой еси, мой доброй конь, да Воронеюшко!

Побежи-ко ты скоро, как стрела кале́ная,

А подымайсе ты выше лесу стоечего,

А пониже облака ходечего.

Ты скачи-тко, горы-долы промеж ног бери,

235 Ты скачи-тко с горы на гору,

Речки, озёра перескакивай;

Ты бежи прямо на те горы Сорочинские,

Ишше где живёт да змея-та лютая.

Приежжат Добрыня к горам Сорочинскиям,

240 Соходил-то Добрыня со добра́ коня;

Во праву́ руку́ берёт востро́ копьё,

Во леву́ руку́ да повод лошадиныя;

А востры́м копьём закопыват ступени жа;

А лево́й рукой коня ведёт на горы Сорочинские.

245 А залез-то он на горы Сорочинские,

А садилсе он скоро да на добра коня,

А как брал-то он трубочку подзорную,

А смотрил он на все четыре сто́роны,

Он смотрил змеиного жилишша жа;

250 А увидял тут Добрынюшка у змеи высок терем;

А стёгал коня по крутым бёдрам.

Как приежжал ко змеиному высо́ку терему,

А соскакивал скоро со добра коня;

Забегал-то он к змеи да всё в высок терем.

255 А сидит-то Марфа Митрёвна в высоком тереме, на матушке-сырой земли,

На коленях дёржит два змеиныша;

А как сосут у неё да груди белые,

Высысают из ей да кровь горячую;

А как чуть-то в ей душа полуднуёт.

260 Отрывал-то он от грудей-то, он, да белыя,

Отрывал-то он двух детёнышов,

Розрывал-то он их на́двое,

А вымётывал вон из терема;

Выносил-то он Марфу Дмитрёвну из высока терема,

265 А садил-то ей ко добру коню.

А как тут Добрыня зажег змеи высок терем;

Загорелсе змеин высок терем.

А увидяла змея со святой Руси,

Полетела ко высоку терему,

270 Надлетела на Добрынюшку Никитича,

А хотела Добрынюшку огнём зажечь,

А хотела убить своима большима хоботы.

А отсек-то он змеи двенадцать больших хоботов;

Она падала да на сыру землю;

275 А как тут змея да замолиласе.

А тому Добрыня не поварывал;

Розъерилосе его сердце ретивое;

Он отсек ей да буйну голову.

А садилсе да он да на добра коня,

280 А садил-то Ма́рфушку да позади собя,

Привезал он Марфушку позади собя,

Штобы не пала она да со добра коня;

Он поехал ко городу ко Киеву,

А ко ласкову-ту князю ко Владимеру.

285 Как сречает ёго князь да середи двора,

Середи двора его со княгиною,

Со своима няньками, кухарками,

Со всема́-то своима придворныма,

Со князьями и с бо́яры.

290 У них пир пошел наве́сели, на радости.

Оставалось у Микиты все житье-бытье,

Все житье-бытье осталося имение,

Все имение осталось малу детищу,

А по имени Добрынюшке Микитьевичу.

5 А не белая береза земле клонится,

А не шелкова трава в поле устилается,

Еще клонится родной сын перед матерью:

— Еще дай ты мне, матушка, благословение

Идти мне стрелять гусей-лебедей,

10 Перелетных серых уточек!

Ну, хоть дашь — пойду, и не дашь — пойду.

Стала ему матушка наказывати:

— Ах Добрыня, ты Добрыня, ты Микитьевич,

Ах ты детище мое ты любимое!

15 Ну захватят тебя зори Петровские,

Еще те же солнцопеки меженные.

Ну захочется помыться, покупатися,

А ты плавай, Добрыня, на перву струю,

А ты плавай, Добрынюшка, на втору струю,

20 Не доплавливай, Добрыня, на третью струю.

Еще третья та струя быстрым быстра.

Унесет тебя на море, море синее,

На синее море, море Греческо,

Донесет тебя ко камешку Алатыру,

25 Ко тому ко змеинищу Горынищу.

Захватили его зори Петровские,

Еще те же солнцопеки меженные;

Захотелося помыться, покупатися.

Плавал Добрыня на перву струю.

30 Плавал Добрыня на втору струю,

Со второй струи назад ворачивается.

Тут сказали его слуги верные;

— А не честь твоя хвала молодецкая,

А не выслуга твоя богатырская,

35 Не доплыл ты, Добрыня, на третью струю.

Доплывал Добрыня на третью струю.

А третья та струя быстрым быстра.

Унесла его усть моря, моря синего.

Того ли синя моря, моря Греческого,

40 Донесла его ко камешку Алатыру,

Ко тому ли змеинищу Горынищу.

Вылетал-то тут змеинище Горынище.

Веют крылья его гумажные,

Звенят его хоботы железные:

45 — Ах Добрыня, ты Добрыня, сын Микитьевич!

Святы отцы писали, прописалися,

И волшебники волшили, проволшилися,

Будто мне от Добрыни-то и смерть принять.

А теперь ты, Добрыня, во моих руках.

50 Еще хошь ли, Добрыня, хоботом схвачу?

Еще хошь ли, Добрыня, во огне спалю?

Еще хошь ли, Добрыня, целиком сглочу?

А горазд-то был Добрыня по воде ходить,

Поперед его нырнул, сзади вынырнул.

55 Выходил он Добрыня на крутой бережок.

Не случился у Добрыни его добрый конь,

Не случилась у Добрыни сабля вострая,

А случилась только шляпа белоеломка.

Нагребал он в тоё шляпу хрущата песка,

60 Еще той ли земли, земли греческой,

Ну стрелял он во змеинища Горынища,

Отбивал он его хоботы железные,

Обрывал он его крылья гумажные,

Падал-то змеинище на сыру землю.

65 Ретив был Добрынюшка Микитьевич,

Подбежал он к змеинищу Горынищу,

Вынимал у него он булатный нож,

Распорол ему груди белые.

Отмахнул ему буйну голову,

70 Разрывал он змеинища по мелким частям,

Разбросал на все четыре на стороны.

Пошел Добрынюшка по бережку;

Плывут мимо корабельщики:

— Ой вы гости, вы гости, корабельщики!

75 Увезите меня в стольный Киев-град

Довезите к родимой моей матушке!

Ай да прежде Резань да слободой слыла,

Ай да ныньце да славной город стал;

Ай да в том-ле Резани славном городе,

А да жил-то Микитушка Романович,

5 А да жил-то Микитушка, не старилса,

Ай середи веку Микитушка преставилса;

Вот осталасе у его да молода жена,

Вот осталасе ёна право беременна,

А немножко прошло да поры времени,

10 Вот родила она своё да чадо милое.

Собирали тут попов, дьяков, причетников,

Окрестили ее́ да чадо милоё,

Нарекали ему баско новоё имецко,

Молодыя Добрынюшка Микитиц млад.

15 А ростёт тут-ле Добрыня лет до двенадцети,

Ён стал хватать приправу богатырскую,

Он сперва хватил копейцо бурзомецкоё, —

Хорошо владет удалой доброй молодец;

Он еще хватил-ле палицу буёвую, —

20 Хорошо владет удалой доброй молодец;

Он еще хватил саблю право ведь вострую, —

Хорошо владет удалой доброй молодец;

Он ведь сдумал еще ехать ко синю морю,

Посмотреть ему захотелось морё синёё,

25 Он и стал просить у матушки благословленьицо,

Он и падал ей сам во резвы ноги, —

Не дават ему благословленьица.

Кабы падал Добрыня во второй након,

Уж и просит у ей благословленьица;

30 Он и падал Добрыня во трете́й након:

— Уж ты ой еси, родимая моя матушка!

Уж ты дай же мне-ка благословленьицо,

Я ведь съезжу, схожу да до синя моря.

А дават она ему благословленьицо,

35 А с буйной своей главы да до сырой земли,

Кабы стала она ему ноньце наказывать,

А бы стала она ему да наговаривать:

— А доедешь ты, дитя, да до синя моря,

Приюстанетца тебе, да припотеетца,

40 А захочетца покупатца да во синём мори;

Во синём-то мори есть три быстры струи,

А третья-то-ле струя да зла обманчива,

А да вынесёт тебя да на синё морё,

А нале́тит на тебя да змея лютая,

45 Кабы станет она тебя кругом обле́тывать,

А обваживать свои хо́боты змеиные;

Не боитца она копейца бурзомецкого,

Не боитца она ведь палицы буёвоей,

Не берёт ее са́белька право вострая.

50 А боитца она ведь прутиков железныих;

Ты сходи-ко на́перво в нову кузницу,

Уж ты скуй-ко ныньце право три прутика,

А первой-от прутик скуй железной же,

Да второй-от прутик ныньце медной же,

55 А третье́й-от прутик оловянной бы.

Он пошел-ле Добрыня, нову кузницу,

Как сковал первой прутик он железной же,

А второй-от прутик ноньце медной ведь,

А третье́й-от прутик оловянной же;

60 Ён он брал свою уздилочку точмянную,

Он пошел себе брать коня доброго,

Он заходит ведь Добрыня во конюшен двор,

Он берёт себе коня право семи цепей,

А семи цепей, семи розвезей,

65 Обуздал-обседлал да коня доброго,

Он ведь стал тут Добрыня снаряжатися,

А де стал-то Добрыня сподоблетися,

Он берёт ’сю приправу да молодецкую,

А сперва берёт копейцо да бурзомецкоё,

70 А затим берёт-ле палицу буёвую,

А еще берёт саблю да право вострую,

А ведь взял эти с собой право три прутика;

Вот средилса-сподобилса да доброй молодец,

А не видели его поездки да молодецкоей,

75 А увидели в поли курива стоит,

Курива-ле стоит да дым столбом валит.

Он ведь здраво прогонил да полё чистое,

Доезжает сам до моря до синего,

Ён до тих крутых-баских да право бережков,

80 До жолтых еще песков да до макарьевских;

Ён поставил свой шатёр да белобархатной,

Он насыпал пшаны да белояровой,

Захотелось ему покупатца во синём мори,

Скиновал с себя-ле сам да платьё цветноё,

85 Он побрёл тут Добрыня во синё морё,

Кабы стретилась ему право перва струя,

Он ведь поплыл Добрыня через перву струю,

Ой да стретилось ему право друга струя,

Ой да поплыл Добрыня через другу струю;

90 Хорошо ему право да приглянулосе,

Кабы поплыл Добрыня через третью струю,

А третья́-то-ле струя да зла-обманчива,

А да вынесла его да на синё морё,

Да стала его носить да по синю морю;

95 Налетела на его да змея лютая,

А да стала она кругом его облётывать,

А обваживать стала хоботы змеиныя:

— Я хоцю тебя, Добрыня, нонь живком сглону,

Я хоцю тебя, Добрыня, на воды стоплю.

100 Побоялса он угроз право змеиныих,

Он нырнул тут, Добрыня, да во синё морё,

Он вынировал ко своему платью цветному,

Надеват-ле своё он платьё цветноё,

Он заходит Добрыня во белой шатёр;

105 Не успел тут Добрыня-та ёгня добыть,

Не успел тут Добрыня-та котла сварить,

Налетела на шатёр да змея лютая,

Говорит ище ему да змея лютая:

— Я хоцю тебя, Добрыня, на огни спалю,

110 Я хоцю тебя, Добрыня, во котле сварю.

Ай да эти ему реци не по разуму,

За велику ему досаду показалосе,

Он хватил тут змею да за косы (так!) право,

Он хватил свой право железной прут,

115 Он ведь стал тут змею право посте́гивать,

Да стала тут змея да изви́ватисе;

— Ты не бей-ко, юдалой доброй молодец!

Не стегай ты меня да змею лютую.

Он пуще стал змею право похво́стывать,

120 Говорит-де ему да змея лютая:

— Ты не бей же меня да змею лютую,

Уж я дам же тебе да золоту казну.

Он и пуще стал змею право постегивать,

Изломал-ле он нынь право железной прут,

125 Он хватил ищэ право да медной прут,

Ён пуще стал стегать да змею лютую,

Говорит ему змея да право лютая:

— Ты не бей меня, удалой доброй молодец!

Я те дам ныньце коня ищэ доброго.

130 Говорит-ле Добрыня змеи лютоей:

— Ты сулишь-ле змея да сё обманывашь.

Изломался у его да право медной прут,

Он хватил ище нынь право оловянной прут,

Ён пуще стал стегать да змею лютую,

135 По-худому змея да извиваетца,

А конается удалому доброму молодцу:

— Ты не бей же меня да змею лютую,

Я те дам ище собя да красную девицу.

Он ведь пуще стал змею ище постегивать,

140 Оловянной прут у него не ломитсе,

Говорит тут удалой доброй молодец:

— Ты сулишь-ле змея да сё обманывашь.

Она выблевала сперва ему золоту казну,

Она выблевала затим да коня доброго,

145 Ище выблевала ему да красну девицу,

А говорит ище змея ему конаетца:

— Ты спусти меня, удалой доброй молодец.

Он спустил тут змею да право лютую,

Собиратца стал юдалой доброй молодец,

150 Он сломал свой шатёр да белобархатной,

Обседлал он коней да право добрыих,

А садилса-сподобилса доброй молодец

Он ётправилса-поехал с красной девицой,

Он нещадно повёз да золотой казны,

155 Он поехал ко родимой своей матушке.

Доезждяют-ле они да до своя места,

До высокого нова да право терема,

Увидала тут его да родна матушка:

— Кабы едёт-ле моё да чадо милое,

160 Позади его едёт да красна девица.

Как выходит-ле его да родна матушка,

А выходит она да на красно крыльцо,

А стрецяет-ле Добрынюшку Микитица,

А стрецяет-ле она да красну девицу.

165 Как заходят они ноньце во высок терем,

Обручились, поменелись они злачны персни,

Обвенчалисе, сошлись они в божьей церкви;

Кабы собрали они русских богатырей,

Кабы сделали они право почесен пир,

170 Пировали столовали трои суточки;

После того было ище после пира,

Выводили, повалили во теплу лежню.

Поежжат Добрынька в чи́сто полё

На походи, на поезьди.

Матушка ему приказыват:

— Ой же ты, мое чадо милоё!

5 Поедешь, Добрынька, в чисто́ полё,

Не приворачивай на царевы больши кабаки

И не пей зелена вина.

Хоть ты станешь пить зелено вино,

Не знайсе с девками с курвягами.

10 Хоть и станешь знаться с девками с курвягами,

Не играй, Добрынька, во шахматы,

Во те таблеты мудрёные.

Хоть и станешь играть в шахматы,

Только не купайся во Почай-реки,

15 Хоть и станешь купаться,

Не нырай за перву́ струю,

Хотя и нырнешь за перву струю,

Не ныряй за втору струю,

А и нырнешь за втору струю,

20 Не нырай за струю третью,

Ай нырнешь за третью струю, —

За третьей струей беда горит,

Она горит, и деться некуда:

Налетит тебе люта змея Горыльница.

25 И поехал Добрынька во чисто полё,

Приворачивал на царевы больши кабаки,

И пил Добрыня зелено вино,

И зналсэ с девками с курвя́жками,

И играл во шахматы,

30 И приехал ко Пучай-реки,

И нырал за перву струю,

Вынырнул у второй струи,

И вынырнул у третье́й струи.

Налетела люта змея Горыльница:

35 — Захочу — Добрынюшку на хобота хвачу,

Захочу — Добрынюшку ко дну згружу.

Нырнул Добрынька, тихонько к берегу принырнул,

Платье одел да на коня сел.

— Эх ты проклятая люта змея!

40 Хотела Добрыньку на хобот хватить и по дну загрузить.

А нынчу Добрыня на коне сидит.

Да бывало Казань слободой была.

Ныне Казань — славным городом.

Да во Казани был Микитушка,

Он, Микита, девяносто лет.

5 Всё до смерти он наказывал,

Своей жены младой наговаривал:

— Ты останешьси беременной,

У тя родится чадо милое,

Чадо милое, единакое,

10 Нарекем именем Добрынюшкой,

Да Добрынюшкой Микитичём.

Когда будет он на возрасте,

Да он будет на во́злете.

Он заможет конем владать,

15 Он конем владать, копьем шурмовать.

Он захочёт бы за охотою,

За охотою погулятисе,

Да бы съездить во чисто́ полё —

Не давай благословеньица

20 Ему ездить во чисто́ полё,

Да выезжать за охотою.

Ну хошь и дашь ему благословеньице

И не дашь благословеньица —

Он захочет он бы ездить же,

25 Он ведь съездить во чисто́ поле.

Он найдет он дороженькю,

Всё дороженькю широкую,

По которой я бы ездил нынь.

В ширину бы́ла вот коса́ сажень.

30 В глубину как до пояса.

Чтой нападут жары-ма́ревы

Как бы те большеле́тные.

Как захочет он купатисе,

Он захочет нырятисе.

35 Всё пусть не ездит нынь к Оки-реки:

Да река Ока зла-относлива,

Отнесет его, Добрынюшку,

Отнесет за перву́ струю,

Отнесет за другу́ струю,

40 Как ко тем горам высокиим

И горам Сорочинскиим.

Тут приле́тит змея к нему,

Она хочет его целко́м бы съись.

И целко́м когда съись, в хобота складёт

45 Где-то он пущай сорвет полынь-траву,

Да полынь-траву горкюю,

Он сплетет ныне пле́точкю,

Он бы пле́тку троепрядную,

Троепрядну, троехвосткую,

50 Ен тогда нырнет во быстру́ реку́.

Он нырнул во Оку-реку,

Он нырнул во другую струю,

А опять прыгнул в быстру́ю реку,

Он очутился на крутых горах,

55 Ко своёму коню к доброму.

Тут невдолге Микиты смерть случилася.

Тут осталась молода жена,

Тут жена его беременна,

Тут и стала нынь беременна.

60 Как и стала на во́зности,

Как родила сына милого,

Сына мила одинакого,

Да Добрыньку Микитича.

Тут бы стал нынь детина на возрасте,

65 Да на возрасте, на во́злете,

Захотелось ему ныне вить

Как бы съездить во чисто́ полё,

Нынь погулять по чисту́ полю́,

Где-ка ездил родный батюшка.

70 Говорила родная матушка:

— Молодой ты Добрынюшка,

Ты не езди во чисто́ полё,

Потеряешь буйну голову.

Тебя съест нынь змея лютая.

75 — Ну-ка ты дашь благословеньице,

Я поеду во чисто́ полё,

И не дашь благословеньица

Ты с буйной главы до сырой земли,

Мне бы ездить во чисто́м поле́,

80 Во чисто́м поле́ за охотою.

Ну и дала ему благословеньице

Ему матушка родимая

Да с буйной главы до сырой земли,

Чтобы ездить во чисто́м поле́,

85 По котору ездил батюшка.

Тут уздал он, седлал коня,

Седлал коня ныне доброго,

Распрощался с родной матушкой.

Вот наказывала нынь его бы мать,

90 Его ро́дная матушка:

— Ты поедешь нынь, Добрынюшка,

Ты найдешь ли ты дорожечкю,

По котогой ездил батюшка,

В ширину-то нынь косая саже́нь

95 В глубину добру молодцу до пояса,

Там нападут как на тебя жары-ма́рева,

Как бы те большелетные,

Ты захочёшь купатисе,

Ты захочёшь нырятисе,

100 Там найдешь нынь Оку-реку,

Да Ока-река зла-относлива,

Да не купайси в Оки-реки —

Отнесет тебя за перву́ струю,

Отнесет за другу́ струю,

105 Еще наказывал твой батюшка,

Он наказывал, говаривал:

«Там ведь есть-ка полынь-трава,

Там полынь-трава горькяя,

Ты сорви-ко полынь-траву,

110 Да сплети-ко ты бы плеточку,

Троепрядну, троехвостую.

Ты положь во право́й карман».

Он-то простился с родной матушкой,

Он поехал во чисто́ полё.

115 Тут напали жары-ма́ревы,

Как бы те большелетные,

Захотелось ему купатися,

Захотелось нырятися.

Он подъехал к Оки-реки,

120 Скидавал честно платьице,

Оставлял тут добра́ коня,

А он спустился во Оку-реку,

Да нырнул во быстру реку.

Отнесла его да перва́ струя,

125 Отнесла и да другая струя

Да ко тем горам высокиим,

Тем горам Сорочинскиим.

Тут вылетает змея лютая,

Всё змея лютоедная,

130 Тут бы хочет съесть Добрынюшку:

— Я хочу тебя силком сглотать,

Хочу тебя да в хобота склонять.

Тут нырнул бы наш Добрынюшка,

Отпрыгнул ко круту бе́режку,

135 Выходил ведь ко добру́ коню,

Тут надел он цветно платьице,

Находил Добрынюшка да ведь полынь-траву,

Он сплетал бы плетку троепрядную,

Троепрядну плетку, троехвостую,

140 Он смолил смолой ту плетку троепрядную

И садился на добра́ коня.

Как летит тут змея лютая,

Тут змея лютоедная,

Она хочет съесть Добрынюшку,

145 Да Добрынюшку Микитича.

Он и вытащил нынь ту плеточку,

Да котора бы полынь-травы,

Стал стегать ее ведь крепко тут.

Как змея бы извивается,

150 Всё Добрыне канается:

— Ты прости меня, Добрынюшка,

Я и дам тебе города,

Города всё с пригородками,

И сёла со деревнями.

155 — Мне не нать от тебя да ничего,

Застегаю тебя до́ смерти.

Тут убил он змею-те лютоедную,

Застегал ее ныне до сме́рти.

Всё!

Стариўся Микита и перестариўся.

Аставляет Микита житьё-бытьё,

А житьё-бытьё Микита всё богачество

Чодому Добрыни Микитичу.

5 Стаў-то Добрынюшка на возрасти,

А й на возрасти Добрыня двенадцать лет.

Стаў он постреливать гусей-лебедей,

Серую утицу пушистую.

— И отпусти меня, мать, в Опочай-реку.

10 — Нельзя, дитя, Опочай-река — река быстрая,

Быстрая, шывелистая.

А изнимут дни тебя мяжонныя,

А изнимут жары тебя пятроўския,

А захочится Добрыне покупатися

15 А во славною в Опочай-реке.

Даю тибе три слуги верныя, благоверныя:

Первую слугу — пуховой каўпак,

Вторую слугу — саблю вострую,

Треттю слугу — жальце булатное.

20 Доехал Добрыня к Опочай-реке

Захотелося Добрыне покупатися

Во славною в Опочай-реке.

Первую струю Добрыня переплыл,

Вторую струю Добрыня переплыл,

25 А треття струя быстрым-быстра,

Быстрым-быстра крутобережна.

Богатырское сердце рассердилося,

А могучие плечи расходилися,

Белыя ручки размахалися,

30 Тогда и поплыл Добрынюшка треттю струю.

А и надлетает Змеишше Тугарышше,

А несет на себе да загон земли:

— Хош ты, Добрыня, я тебя землей задавлю,

Хош, Добрыня, я тебя огнем сожгу,

35 А хош, Добрыня, я тебя водой затоплю?

— А то и ты, Змеишше Тугарышше!

Изняў ты меня на худой путе́,

На худой путе́, на жидко́й воде.

А допусти-ка ты меня до крутого бережка,

40 До крутого бережка, до серо́го камешка, —

И там-то я с тобой да разделаюсь.

Сам-то речь договаривает,

А на крутой он бережочик выскакиват.

Набирает каўпак со каменнями,

45 Завязывает ки́ской шоўкавай.

Берет он саблю вострую,

Взяў, грит, жальце булатное,

Заскочиў, грит, на груди змеиныя.

Жальцем-то булатным режет груди змеиныя.

Вот он потом ему, змей, отвечат:

50 — А ни режь ты груди мои, груди змеиныя,

Дам тебе плаття цве́тное,

Дам тебе драгоценное.

А он отвечат:

— Ни надо, грит, мне твое плаття,

А ни надо мне плаття цве́тное, плаття драгоценное.

55 Святые отцы писали-отписалися:

— Не бывать Змеишшу Тугарышшу,

Не бывать Змеишшу Тугарышшу на свете живому быть.

Как матушка Добрынюшке наказывала,

Государыня Добрыне наговаривала:

— Как поедешь, Добрынюшка, по Киеву гулять,

Не заезжай, Добрыня, на Почай-реку,

5 Не купайся, Добрыня, во Почай-реке,

Не садись, Добрыня, на горючий камешо́к.

Как налетит змея да Сорочинская,

Да возьмет тебя, Добрынюшку, во хоботы,

Унесет Добрынюшку на гору Сорочинскую

10 Да к сорока к своим ко змеенышам.

А Добрынюшка матушки не послушался.

Как поехал Добрынюшка по Киеву гулять,

А заехал Добрыня на Почай-реку,

А купался Добрыня во Почай-реке,

15 И заплывал Добрынюшка за первую струю,

И заплывал Добрынюшка за другую струю.

Налетела змея Сорочинская,

Захотела взять Добрынюшку во хоботы.

Говорит змее тут Добрынюшка:

20 — Не нападай, змея, на тело голое,

Дай мне, молодцу, одетися.

Да выплыват Добрыня из Почай-реки,

Да берет Добрынюшка туги́ луки́,

Да стрелят Добрынюшка змею Сорочинскую,

25 А два хобота отбил что не лучшиих.

А пошел Добрыня на гору Сорочинскую,

Да вымя [вынял?] Добрыня сорок пленников.

А матушка опять приказывает:

— Ты не езди, Добрыня, по Киеву гулять,

30 А поехал Добрынюшка по Киеву гулять,

Заезжат Добрыня в переулочки,

А увидел у Маринки на окошечке —

Голубь с голубем сидят, целуются.

А берет Добрынюшка туги́ луки́,

35 А стреляет Добрынюшка голубя,

А убил Добрынюшка два голубя,

А не голубя убил, а у Маринки дружка,

У Маринки мила дружка Тугарина.

А зла-лиха Маринка-отравщица

40 Что подрезала Маринка резвы ноженьки,

Да три года Добрынюшка прочашничал,

Да три года Добрынюшка проложничал.

У ласкова князя у Владимира

Был хорош пир — пированьице

На многих князей, на бояр,

На русских могучиих богатырей.

5 Все на пиру наедалися,

Все на пиру напивалися,

Все на пиру порасхвастались:

Богатырь хвастат силушкой великою,

Иный хвастат добрым конем,

10 Иный хвастает бессчетной золотой казной,

А разумный хвастает родной матушкой,

А безумный хвастает молодой женой.

Сам Владимир-князь по горенке похаживат,

Пословечно государин выговариват:

15 — Красное солнышко на вечере,

Хорош честен пир идет навеселе,

И все добры молодцы порасхвастались;

А мне, князю Владимиру, чем будет похвастати?

Кого послать, братцы, из вас повыехать

20 Во дальние во земли в Сорочинские

К королю-то Бутеяну Бутеянову:

Отнести-то надоть дани-выходы

За старые годы и за нынешни,

И за все времена за досюлешны,

25 Исполна государю за двенадцать лет,

Двенадцать лебедей и двенадцать креченей,

И отвезти още грамоту повинную?

Все богатыри за столиком утихнули,

Приутихнули да приумолкнули,

30 Приумолкнули все, затулялися,

Большая тулица за середнюю,

А середняя тулица за меньшую,

А от меньшей тулицы ответов нет.

Из-за этых за столичков дубовыих,

35 Из-за этых скамеечек окольниих

Вышел старый Пермил сын Иванович,

Понизешенько он князю поклоняется:

— Владимир, князь стольно-киевский!

Бласлови мне-ка, государин, словцо вымолвить!

40 Знаю я, кого послать повыехать

Во этые во земли во дальные,

Во этые во земли Сорочинские

К королю-то Бутеяну Бутеянову

Отнести дани и выходы

45 За старые годы и за нынешни,

И за все времена за досюлешны,

Исполна государю за двенадцать лет,

И още отвезти грамоту повинную:

Послать молода Васильюшка Кази́мирова.

50 Владимир, князь стольно-киевский,

Берет он чару во белы руки,

Наливает он чару зелена вина,

Не малую стопу — полтора ведра,

Разводил медамы он стоялыма,

55 Подносил к Васильюшку Казимирову.

Молодой Васильюшка Казимирович

К делу он идет, не ужа́хнется:

Он скорешенько вставал-то на резвы ноги,

Принимал эту чарочку в белы руки,

60 Принимал эту чарочку одной рукой,

Выпивал эту чарочку одним духом,

Понизешенко сам князю поклоняется:

— Владимир, князь стольно-киевский!

Везу я дани-выходы:

65 Столько дай-ка мне во товарищах

Моего-то братца крестового,

Молода Добрынюшку Микитинца.

Владимир, князь стольно-киевский,

Наливал он чару зелена вина,

70 Не малую стопу — полтора ведра,

Разводил медамы он стоялыма,

Подносил к Добрынюшку Никитинцу,

Молодой Добрынюшка Никитинец

К делу он идет, не ужахнется:

75 Он скорешенько вставал-то на резвы ноги,

Принимал эту чарочку в белы руки,

Принимал эту чарочку одной рукой,

Выпивал эту чарочку одним духом,

Понизешенько сам князю поклоняется:

80 — Владимир, князь стольно-киевский!

Еду я в товарищах с Васильюшком Казимировым

И везу я дани-выходы:

Столько дай-ка нам още ты во товарищах

Моего-то братца крестового,

85 Молода Иванушка Дубровиця, —

Ему Иванушку коней седлать,

Ему Иванушку расседлывать,

Ему плети подавать и плети принимать.

Владимир, князь стольно-киевский,

90 Наливает чару зелена вина,

Не малую стопу — полтора ведра,

Разводил медамы он стоялыма,

Подносил Иванушку Дубровицю.

Молодой Иванушка Дубрович

95 К делу он идет, не ужахнется:

Он скорешенько вставал-то на резвы ноги,

Принимал эту чарочку одной рукой,

Выпивал эту чарочку одним духом,

Понизешенько он князю поклоняется:

100 — Владимир, князь стольно-киевский!

Еду я в товарищах к Васильюшку Казимирову

И к молоду Добрынюшку Микитинцу.

Становились оны на резвы ноги,

И говорил Васильюшка Казимиров:

105 — Владимир, князь стольно-киевский!

Поди-тко ты на погреба глубокие,

Неси-тко ты дары драгоценные:

Двенадцать лебедей, двенадцать креченей,

И още неси ты грамоту повинную.

110 Владимир, князь стольно-киевский,

Скорешенько пошел на погреба глубокие,

Принес он дары драгоценные:

Двенадцать лебедей, двенадцать креченей,

И още принес он грамоту повинную.

115 Брал-то дары Васильюшко под пазушку.

И оны господу богу помолилися,

На все стороны низко поклонилися,

Самому Владимиру в особину,

И выходили из палаты белокаменной

120 На славный стольно Киев-град;

И они думали думушку с общая:

Надо идти в свои палаты белокаменны,

Седлать-то коней богатырскиих

И одевать собе одёжицы дорожние,

125 Хоть дорожние одёжицы, драгоценные.

Оны сделали сговор промежду собой,

Где съехаться в раздольице чистом поле, —

На тых на дороженьках крестовыих

У славного у сыра дуба у Невина,

130 У того у каменя у Латыря.

Пошли они в палаты белокаменны.

Молодой Добрынюшка Микитинец,

Как вшел в свои палаты белокаменны,

Ко своей родителю ко матушке,

135 К честной вдовы Офимье Александровны,

Говорил-то ёй Добрыня таковы слова:

— Свет-ты государыня, родна моя матушка,

Ты честна вдова Офимья Александровна!

Ты бессчастного спородила Добрынюшку!

140 Лучше бы ты спородила Добрынюшку

Белым камешком горючиим,

Ты бы выстала на Скат-гору высокую,

Ты бы бросила в Киян-море глубокое:

Там лежал бы этот камешек век по веку,

145 Век по веку без шевелимости.

Нет, так бы спородила Добрынюшку

На гору Сорочинскую деревинкою,

Не для красы, не для угожества,

А для ради приезда богатырского:

150 Ко этому бы ко деревцу

Съезжалися русские могучие богатыри,

И стояло бы эта деревиночка век по веку,

Век по веку без шевелимости.

Ощо нет, так бы Добрынюшку спородила

155 Во славную во матушку Непру-реку,

Во Непру-реку да гоголинкою:

Стояла бы там эта гоголиночка век по веку,

Век по веку без шевелимости.

Говорила честна вдова и заплакала:

160 — Ай же ты, свет мое чадо милое,

Молодой Добрынюшка Никитинец!

Есть бы знала над тобою невзгодушку,

Тобя возрастом бы Добрынюшка спородила

Во старого казака в Илью Муромца;

165 А силушкой Добрынюшку спородила

Во славного Самсона во богатыря:

Тобя бы смелостью Добрынюшку спородила

Во смелого богатыря Алешеньку Поповича;

Красотою бы спородила Добрынюшку

170 Во славного во князя во Владимира.

Стоит Добрынюшка и покланяется:

— Свет ты государыня, родная моя матушка,

Честная вдова Офимья Александровна!

Дай-ка мне прощеньице с благословеньицем

175 На тые на веки нерушимые.

Сидит она — горько заплакала,

И дала ему прощеньице с благословеньицем

На тые на веки нерушимые.

Пошел Дорынюшка Никитинец,

180 Одел собе одежицу дорожную,

Хоть дорожную одежицу, драгоценную,

И брал с собой одежицы запасные,

Не малешенько одежицы он брал — на двенадцать лет;

Сшел-то Добрынюшка на широкий двор,

185 Стал добра коня Добрынюшка заседлывать,

Стал заседлывать да стал улаживать.

Под седелышко черкасское

Полагал потничек он шелковенький,

И полагал-то он седелышко черкасское,

190 Черкасское седелышко не держаное:

Обсажено тое седелышко есть камешком,

Дорогим камешком самоцветныим,

Самоцветныим камешком обзолоченным;

Он подпруженки подтягивал шелковеньки,

195 Стремяночки полагал железа он булатного,

Пряжечки-то полагал красна золота,

Все не для красы, для угожества,

А для ради крепости богатырския:

Подпруженьки шелковеньки тянутся, так они не́ рвутся,

200 Булат-железо гнется-то, не ломится,

Пряжечки красна золота они мокнут, не ржавеют.

Садится тут Добрыня на добра коня,

Хотит ехати Добрыня с широка́ двора.

Говорит его родитель-матушка,

205 Честна вдова Офимья Александровна:

— Ай же ты, моя любезная семеюшка,

Молода Настасья дочь Микулична!

Ты чего сидишь во тереме, в златом верху?

Али над собой невзгодушки не ведаешь?

210 Закатается-то наше красное солнышко

За эты за лесушки за темные

И за тыя за горы за высокие:

Съезжает-то Добрыня с широка двора.

Поди-ка ты скоренько на широкий двор,

215 Зайди-ка ты к Добрыне с бела личика,

Подойди к нему ко правому ко стремячку булатнему,

Говори-ка ты Добрыне не с упадкою:

«Куда, Добрыня, едешь, куда путь держишь,

Скоро ль ждать нам велишь, когда сожидать,

220 Когда велишь в окошечко посматривать!»

Молода Настасья Микулична

Скорешенько бежала на широкий двор

В одной тонкой рубашечке без пояса,

В одных тонкиих чулочиках без чоботов,

225 Зашла она к Добрынюшке с бела личика,

Подошла к нему ко правому ко стремячку булатнему,

И говорила-то ему да не с упадкою:

— Свет ты моя любимая сдержавушка,

Молодой Добрынюшка Микитинец!

230 Далече ли едешь, куда путь держишь?

Скоро ль ждать нам велишь, когда сожидать?

Ты когда велишь в окошечко посматривать?

Говорит-то ей Добрыня таковы слова:

— Ай же ты, любимая семеюшка,

235 Молода Настасья Микулична!

Когда ты стала у меня выспрашивать,

Я стану про то тебе высказывать:

Перво шесть годов поры-времени — то жди за меня,

Друго шесть годов поры-времени — пожди за собя:

240 Исполнится того времени двенадцать лет,

Тогда прибежит мой богатырский конь

На ваш ли на вдовиный двор,

Ты в тую пору-времячко

Сходи-тко в мой зеленый сад,

245 Посмотри на мое сахарнее на деревцо:

Налетит тогда голубь со голубушкою,

И будут голубь со голубушкою погуркивать:

«Побит-то Добрынюшка в чистом поле,

Поотрублена его буйна головушка

250 И пораспластаны Добрынины груди белые».

Так в тую пору-времячко

Хоть вдовой живи, а хоть замуж поди,

Не ходи-тко замуж за богатыря,

За смелого Олешеньку Поповича.

255 За того за бабьего насмешника:

Олешенька Попович мне названый брат.

Только видели молодца на коне сядучись,

А не видели со двора его поедучись.

Со двора-то он поехал не воротамы,

260 То он с города-то ехал не дорожкою,

Ехал через стены городовые,

Как он повыехал в раздольице чисто поле,

Похотел он испытать добра коня богатырского,

Поотведать его силушки великия:

265 Брал он плеточку шелкову во праву руку,

Бил-то он плеткою по тучной бедры

Изо всея силушки великия,

Давал ему удары он тяжелые, —

Пошел его добрый конь чистым полем,

270 Стал он по раздольицу поскакивать,

С горы на гору он перескакивать,

С холмы на холму перемахивать,

Мелкие озерка-реченьки промеж ног спущал.

Так не молвия тут по чисту полю промолвила,

275 Проехал-то Добрыня на добром коне.

Подъехал он к сыру дубу ко Невину,

Ко славному ко камени ко Латырю,

Наехал-то своих братьицев крестовыих,

Дружинушку хоробрую.

280 Оны съехались молодцы, поздоровкались,

Становили добрых коней богатырскиих,

Сходили молодцы с добрых коней,

Погуляли оны по полю пехотою,

Оны думушку-то думали за общая,

285 Оны звали себе бога на помочь

И во вторых още пречисту богородицу.

Садились молодцы-то на добрых коней,

Брали оны верный план во ясны очи

И поехали раздольицем чистым полем.

290 В день едут по красному по солнышку,

В ночь едут по светлому по месяцу.

Времячко-то идет день за день,

День за день, как трава растет,

Год за год, как вода текет,

295 Прошло-то поры-времячка по три году.

Съехали во орды-то во дальные,

Во этую во землю в Сорочинскую,

Во тые места во неверные.

Приехали к королю Бутеяну на широк двор,

300 Соскочили молодцы оны с добрых коней.

Молодой Васильюшка Казимиров

Отстенул свое копье мурзамецкое

От правого от стремени булатнего,

Спустил копье во матушку сыру землю вострым концом,

305 Он пристегивал добрых коней и привязывал,

А никого он к коням не приказывал,

Да и не спущал он коней на посылен двор.

Брал он даровья под пазушку,

Сам пошел в палаты белокаменны

310 Со своей дружинушкой хороброю;

Пришел он в палату белокаменну,

На пяту он двери поразмахивал,

Ступил он своей ножкой правою во эту палату белокаменну,

Ступил он со всея со силы богатырския:

315 Все столики в палате сворохнулися,

Все околенки хрустальны поразсыпались,

Все татаровья друг на друга оглянулися.

Как вошли оны в палату белокаменну,

Оны господу богу помолилися.

320 Крест-от клали по-писаному,

Вели оны поклоны по-ученому,

На все на три, на четыре на сторонки покланялися,

Самому-то королю в особину

И всем его князьям подколенныим.

325 Полагали оны дани-выходы на золот стол

К королю-то Бутеяну Бутеянову:

Двенадцать лебедей, двенадцать креченей,

И положили още грамоту повинную.

Король Бутеян Бутеянович

330 Принимает эты дани за двенадцать лет

И принимает грамоту повинную,

И относит на погреба глубокие;

И садит он богатырей с собою за единый стол,

То не ествушкой кормит их сахарнею,

335 Да и не питьицем поит он их медвяныим,

Говорил им король таковы слова:

— Ай же вы, удаленьки дородни добры молодцы,

Богатыри вы святорусские!

Кто из вас горазд играть в шашки-шахматы,

340 Во славны во велеи во немецкие?

Говорил ему Васильюшка Казимирович:

— Ай же, король Бутеян Бутеянович!

Я не знал твоей утехи королевския

И не знал твоей ухватки богатырския, —

345 А у нас все игроки дома оставлены;

Столько мы надеемся на спаса и пресвятую богородицу,

В-третьих, на младого Добрынюшку Микитинца.

Приносили к ним доску шашечну.

Молодой Добрынюшка садился за золот стол,

350 Стал играть с королем в шашки-шахматы,

Во славны во велеи во немецкие.

Со тоя он великия горячности

На той дощечке на шашечной

Просмотрел ступень шашечный, —

355 Король обыграл Добрынюшка Микитинца первый раз,

И говорит Добрынюшка Микитинец:

— Ай же, братьица мои крестовые, дружинушка хоробрая!

Не бывать-то нам на святой Руси,

Не видать-то нам свету белого:

360 Проиграл я свои головушки молодецкие

Во славные во шашки во шахматы

И во эты во велеи во немецкие!

Сыграл Добрынюшка-то другой раз,

Другой-то раз короля пообыграл,

365 Сыграли они и третий раз,

Третий раз он короля пообыграл.

Это дело королю не слюбилося,

Не слюбилося это дело, не в люби пришло.

Говорил ему король таковы слова:

370 — Вы удаленьки дородни добры молодцы,

Богатыри вы святорусские!

Кто из вас горазд стрелять из луку из каленого,

Прострелить бы стрелочка каленая

По тому острею по ножовому,

375 Чтобы прокатилася стрелочка каленая

На две стороны весом равна

И попала бы в колечико серебряно.

Говорил ему Васильюшка Казимирович:

— Ай же, король Бутеян Бутеянович!

380 Я не знал твоей утехи королевския

И не знал твоей ухватки богатырския,

А у нас все стрелки дома оставлены;

Столько есть надеюшка на спаса и на пресвяту богородицу,

Во-третьих, на младого Добрынюшка Микитинца.

385 Говорил король Бутеян Бутеянович:

— Ай же вы, слуги мои верные, богатыри могучие!

Подите-ка на погреба глубокие,

Несите-тко мой тугий лук разрывчатый.

Идут туда три богатыря могучиих

390 И несут тугий лук разрывчатый,

Подносят к Добрынюшку Микитинцу.

Молодой Добрынюшка Микитинец

Принимает этот лук одной рукой,

Одной рукой, ручкой правою;

395 Стал Добрынюшка он стрелочки накладывать,

Стал Добрынюшка тетивочки натягивать,

Стал тугий лук разрывчатый покрякивать,

Шелковые тетивочки полопывать.

Он порозорвал этот лук и весь повыломал,

400 И королю говорил не с упадкою,

И говорил Добрыня таковы слова:

— Дрянное лученышко пометное:

Не с чего богатырю святорусскому повыстрелить!

Этот король Бутеян Бутеянович

405 Послал дружинушку хоробрую на погреба глубокие,

Десять сильных богатырей,

Принести самолучший тугий лук,

Что было с чего богатырю святорусскому повыстрелить.

Идут десять могучиих богатырей на погреба глубокие,

410 На носилочках несут королевский лук,

Подошли к молоду Добрынюшку Микитинцу.

Молодой Добрынюшка Микитинец

Принимает этот лук одной рукой,

Одной рукой, ручкой правою;

415 Стал Добрынюшка он стрелочки накладывать,

Стал Добрынюшка тетивочки натягивать,

Стал королевский тугий лук покрякивать,

Шелковые тетивочки полопывать.

Он порозорвал этот лук и весь повыломал,

420 И королю говорил не с упадкою,

И говорил Добрыня таковы слова:

— Дрянное лученышко пометное:

Не с чего богатырю святорусскому повыстрелить!

Ай же, мой братец крестовый,

425 Молодой Иванушка Дубрович!

Поди-тко скоренько на широк двор

К моему коню ко богатырскому,

Подойди ко правому ко стремячку к булатному,

Отстени-ка мой тугий лук разрывчатый

430 От правого от стремячка булатняго,

Завозное лученышко, дорозное.

Шел Иванушка на широкий двор.

Подошел к доброму коню богатырскому

И ко правому ко стремячку к булатнему,

435 Отстенул он тугий лук разрывчатый,

Положил его под правую под пазушку,

Пошел он во палату белокаменну.

У молода Добрынюшка Микитинца

В тот тугий лук разрывчатый в тупой конец

440 Введены были гуселышка яровчаты.

Как зыграл Иванушка Дубрович в гуселышка яровчаты,

Вси тут игроки приумолкнули,

Вси скоморохи приослухались:

Эдакой игры на свете не слыхано,

На белоем не видано.

445 Приносил-то тугий лук разрывчатый,

Подавал Добрынюшке Микитинцу.

Молодой Добрынюшка Микитинец

Брал свой тугий лук разрывчатый,

И скорешенько становился на резвы ноги,

450 И становился супротив ножа булатного,

И наложил он стрелочку каленую,

Натянул тетивочку шелковеньку,

И спустил он тетивочку шелковеньку

Во эвтую во стрелочку каленую;

455 Прокатилась эта стрелочка каленая по острею по ножовому,

На две стороны весом равна,

Пролетела прямо в колечико серебряно.

И сделал он три выстрела,

И не сделал ни великой, ни малой ошибочки:

460 И во все три выстрела

Пропустил он стрелочку каленую

По тому острею по ножовому в колечико серебряно.

Стал стрелять король Бутеян Бутеянович

В тое колечико серебряно

465 И по тому острею по ножовому:

Первый раз стрелил, через пере́стрелил,

Дру́гой раз стрелил, не дострелил,

А третий раз стрелил и попасть не мог.

Королю это дело не слюбилося,

470 Не слюбилося это дело, не в люби идет.

Говорит король таковы слова:

— Ай же вы, богатыри святорусские!

Кто из вас горазд бороться об одной ручке?

Подите-ка на мой широкий двор

475 С моима могучима богатырмы поборотися.

Говорил ему Васильюшка Казимирович:

— Ай же, король Бутеян Бутеянович!

Я не знал твоей утехи королевския

И не знал твоей ухватки богатырския,

480 А у нас все борцы дома оставлены;

Столько есть надеюшка на спаса и пресвятую богородицу,

Во-третьих, на младого Добрынюшка Микитинца.

Молодой Добрынюшка Микитинец

Пошел он на широкий двор

485 С татарыми поганыма боротися;

А король Бутеян-то Бутеянович,

Да Васильюшка Казимиров с Иванушком Дубровичем

Пошли на балконы королевские

Смотреть на борьбу богатырскую.

490 Вышел Добрыня на широкий двор,

Посмотрел как на татаровей поганыих, —

Стоят татаровья престрашные,

Престрашные татаровья, преужасные:

Во плечах у них так велика сажень,

495 Межу глазамы велика пядень,

На плечах головушки, как пивной котел,

У Добрыни сердечушко ужахнулось,

Стал Добрыня он по двору похаживать,

Стал он ручушек к сердечушку пошибывать,

500 Говорил Добрыня громким голосом,

Громким голосом он, во всю голову:

— Ай же, братьица мои крестовые, дружинушка хоробрая!

Не бывать-то нам на святой Руси,

Не видать-то нам свету белого:

505 Побьют-то нас татаровья поганые!

Пошли к Добрынюшке татаровья,

Стал Добрынюшка татаровей отпихивать,

Стал он татаровей оттолыкивать:

По двое их, по трое стало по двору кататися.

510 Пошло к Добрынюшке целыма десяткамы,

Добрынюшка видит, — есть дело не малое, —

Схватил он татарина за ноги,

Стал он татарином помахивать,

Стал он татаровей поколачивать:

515 Как отворились-то ворота на широк двор,

Пошло оттуда силушки черным-черно,

Черным-черно, как черна ворона.

Воскричал тут Добрыня громким голосом,

Громким голосом кричал он, во всю голову:

520 — Ай же, братьица мои крестовые!

Поспевайте ко мне, братьица, на выручку!

Молодой Иванушка Дубрович

Он скорешенько бежал на широкий двор:

Во тоя в великой во горячности

525 Схватил он в руки железну ось,

Стал он железной осью помахивати

И стал он татаровей поколачивать.

Вышли они на темну орду,

Силушки стали бить, как трава косить,

530 Бились молодцы целы суточки,

И не едаючись оны, не пиваючись.

Прошло-то поры-времячки двадцать четыре часику,

Силушки видь в них не уменьшилось,

Сердце богатырское не утихнуло,

535 А в орды стало силы мало ставиться.

Говорил король Бутеян Бутеянович:

— Ай же ты, богатырь святорусский,

Молодой Васильюшка Казимирович!

Уйми своих богатырей святорусскиих.

540 Оставь мне-ка силы на посемена,

И возьми-ка дани-выходы за двенадцать лет:

Двенадцать лебедей, двенадцать креченей,

И возьми-тко още грамоту повинную.

А буду платить дани князю Владимиру искон до веку.

545 Молодой Васильюшка Казимирович

Скорешенько он шел на широкий двор,

Садился на коня на богатырского,

Проехал он по этой по темной орды,

Наехал богатыря святорусскаго

550 Молода Добрынюшка Микитинца,

Налагал он храпы крепкие

На него на плечики могучие,

И говорил Васильюшка Казимирович:

— Остановись-ка, Добрынюшка Микитинец!

555 Ужо́ ведь ты позавтракал:

Оставь мне-ка пообедати!

Молодой Добрынюшка Микитинец

Послушает Васильюшка Казимирова,

Остановил свою силушку могучую,

560 Покинул татарина в сторону.

Тут Васильюшка Казимирович

Подъехал к Иванушку Дубровичу,

Наложил он храпы крепкие

На него на плечики могучие,

565 Становил Иванушка Дубровича

И говорил Васильюшка Казимирович:

— Ты, Иванушка, позавтракал:

Оставь-ка мне пообедати,

Укроти свою силушку великую,

570 Установи свое сердце богатырское,

Оставь поганому силы на посемена!

Иванушка Дубрович Васильюшка послушает,

Бросил он ось железную в сторону,

И идут оны к королю в палату белокаменну,

575 И берут оны дани-выходы за двенадцать лет:

Двенадцать лебедей, двенадцать креченей

И взяли грамоту повинную,

Что платить князю-то Владимиру

Дани-выходы отныне и до веку.

580 Говорил король таковы слова:

— Садитесь-ка со мною за единый стол,

Станем мы есть ествушки сахарние

Испивать мы питьицев медвяныих. —

Говорил ему Васильюшка Казимирович:

585 — Ты глупый король Бутеян Бутеянович!

Не учествовал молодцев приедучись,

А не ужаловал ти молодцев поедучись!

Взяли оны дани под пазушки,

Выходили молодцы на широк двор,

590 И садились на добрых коней богатырскиих,

И поехали по славному раздольицу чисту полю.

Оны едут-то на матушку святую Русь,

Брали они верный (план) во ясны очи:

В день едут по красному по солнышку,

595 В ночь едут по светлому по месяцу.

Времячко-то идет день за день:

День за день, как трава растет,

Год за год, как вода текет, —

Прошло-то поры-времячка по три году.

600 И приехали к дорожкам ко крестовыим,

Ко славному сыру дубу ко Невину,

Ко славному ко каменю ко Латырю.

Тут молодцы оны разъехались:

Васильюшка Казимиров поехал ко Царю-граду,

605 Иванушка Дубрович к Иеросалиму,

А Добрынюшка Микитинец к стольну Киеву.

И молодой Добрынюшка Микитинец

С дальния пути со дороженьки

Похотел он раздернуть шатер беленький поло́тняный

610 И леци́ он спать да проклаждатися.

Он насыпал пшены лишь белояровой

Добру коню богатырскому,

Лег в шатер беленький полотняный,

Лег спать, да не поспел уснуть;

615 А на тую пору-времячко

На этот сырой дуб прилетит голубь со голубушкой,

И голубь с голубушкой стали оны прогуркивать:

— Молодой Добрынюшка Микитинец!

Спишь ты да проклаждаешься,

620 Над собой невзгодушки не ведаешь:

Твоя-то молода жена Настасья Микулична

Замуж идет за славного богатыря,

За того Олешеньку Поповича.

Молодой Добрынюшка Микитинец,

625 Он скорешенько скочил тут на резвы ноги,

От добра коня от богатырского,

Стряхнул тут пшену белоярову,

Сдернул свой шатер беленький полотняный,

Он скорешенько седлал добра коня,

630 Садился тут Добрыня на добра коня,

Ехал по чисту полю по раздольицу широкому,

Ехал на добром коне не жалухою,

Не жалел он добра коня богатырского:

Скакал его-то конь богатырский

635 Во всю-то пору лошадиную.

Молодой Добрынюшка Микитинец

Приехал он на свой на широкий двор,

Он скорешенько сходил с добра коня,

Он оставил коня по двору похаживать,

640 Сам он шел в палату белокаменну

В свою во комнату во богатырскую.

Пришел к своей ко родителю-матушке,

Ко честной вдовы Офимье Александровны,

Понизешенько он ей поклоняется:

645 — Здравствуешь, честна вдова Офимья Александровна!

Я приехал со раздольица чиста поля;

Вчерась мы с Добрынюшкой в чистом поле разъехались:

Добрынюшка поехал ко Царю-граду,

Меня послал ко стольну Киеву;

650 Поклон послал Добрынюшка Микитинец,

Велел к тобе заехать на широкий двор,

Сходить тобе велел на погреба глубокие,

Подать велел лапотики шелковые,

Подать велел платьице скоморовчато

655 И подать велел гуселышка яровчаты;

Сходить велел он мне-ка-ва на почестный пир

Ко славному ко князю ко Владимиру,

И ко смелому к Олешеньке Поповичу,

И к молоды Настасьи Микуличной.

660 Говорила честна вдова, сама заплакала:

— Ай же ты, мужик-деревенщина!

Во глазах ты, мужик, насмехаешься

И во глазах ты, собака, подлыгаешься:

Есть бы была эта славушка на святой Руси,

665 Что есть-то жив Добрынюшка Микитинец,

Да он ездит по раздольицу чисту полю,

Не дошло бы тебе, мужику, насмехатися

Над моим двором над вдовиныим,

Во глазах собаке подлыгатися.

670 Он опять говорит ей, поклоняется:

— Вчерась мы с Добрынюшкой в чистом поле разъехались:

Добрынюшка поехал ко Царю-граду,

Меня послал ко стольну Киеву;

Поклон послал Добрынюшка Микитинец,

675 Велел к тобе заехать на широкий двор,

Сходить тобе велел на погреба глубокие,

Подать велел лапотики шелковые,

Подать велел платиице скоморовчато

И подать велел гуселышка яровчаты;

680 Сходить велел мне-ка-ва на почестный пир

Ко славному ко князю ко Владимиру,

И ко смелому к Олешеньке Поповичу,

И к молоды Настасьи Микуличной.

Говорила честна вдова таковые слова:

685 — Ай же ты, мужик-деревенщина!

Во глазах ты, мужик, насмехаешься

И во глазах ты, собака, подлыгаешься:

Есть бы была эта славушка на святой Руси,

Что есть-то жив Добрынюшка Микитинец,

690 Да он ездит по раздольицу чисту полю,

Не дошло бы тебе, мужику, насмехатися

Над моим двором над вдовиныим,

Во глазах собаке подлыгатися.

Третий раз говорит он, поклоняется:

695 — Честная вдова Офимья Александровна!

Мы вместе с Добрынюшкой грамоты училися,

Платьица носили с одного плеча,

И хлеба мы с Добрынюшкой кушали по-однакому.

Вчерась мы с Добрынюшкой разъехались:

700 Добрынюшка поехал ко Царю-граду,

Меня послал ко стольну Киеву,

Поклон послал Добрынюшка Микитинец,

Велел к тобе заехать на широкий двор,

Сходить тобе велел на погреба глубокие,

705 Подать велел лапотики шелковые,

Подать велел платьице скоморовчато,

И подать велел гуселышка яровчаты;

Сходить велел он мне-ка-ва на почестный пир

Ко славному ко князю ко Владимиру,

710 И ко смелому к Олешеньке Поповичу,

И к молоды Настасьи Микуличной.

Сидит она и пораздумалась:

— Не прознал мужик-деревенщина

Святым духом, сам собой, про лапотики шелковые,

715 И про платьице скоморовчато, и про гуселышка яровчаты!

Брала она золоты ключики,

Шла-то на погреба глубокие!

Принесла ему лапотики шелковые,

И платьице скоморовчато, и гуселышка яровчаты,

720 Как обул Добрынюшка лапотики шелковые,

Как и тут было;

Как надел на собя платьице скоморовчато,

Как и тут было.

Тут пошел Добрынюшка Микитинец

725 К князю ко Владимиру на почестен пир,

Пошел в палату белокаменну,

Не спрашивал ни придверников, ни приворотников,

И никаких сторожев строгиих могучиих,

И вшел прямо в палату белокаменну на почестен пир,

730 И садился близко печку близ кирпичную,

И зыграл он в гуселышка яровчаты:

Выигрывал хоро́шенько из Царя-града,

А из Царя-града до Иеросалима,

Из Иеросалима ко той земли Сорочинския.

735 На пиру игроки все приумолкнули,

Все скоморохи приослухались:

Эдакой игры на свете не слыхано

И на белоем игры не видано.

Князю Владимиру игра весьма слюбилася,

740 Ставал Владимир князь на резвы ножки,

Наливал-то он чару зелена вина,

Не малую стопу — полтора ведра,

И разводил он медамы стоялыма,

Подносил к молодой скоморошины,

745 Молода скоморошина скорешенько ставал он на резвы ноги,

Брал он эту чарочку в белы руки,

Выпивал он эту чарочку одним духом,

И садился близко печку кирпичную;

И выиграл он в гуселышка яровчаты:

750 Выигрывал хорошенько из Царя-града,

А из Царя-града до Иеросалима,

А из Иеросалима к той земли Сорочинской.

На пиру игроки все приумолкнули,

Все скоморохи приослухались:

755 Эдакой игры на свете не слыхано,

На белоем не видано.

Князю Владимиру игра весьма слюбилася,

И говорил он князю Олешеньке Поповичу:

— Олешенька Попович! Ставай-ка на резвы ноги,

760 Наливай-ка чару зелена вина,

Подноси-тко к молодой скоморошины.

Олешенька Попович ставал на резвы ноги,

Наливал-то он чару зелена вина,

Не малую стопу — полтора ведра,

765 Разводил медамы стоялыма,

Подносил к молодой скоморошины.

Молода скоморошина скорешенько ставает на резвы ноги,

Берет эту чарочку одной рукой,

Выпивает эту чарочку одним духом,

770 И садился он близко печку кирпичную;

И выиграл он в гуселышка яровчаты:

Выигрывал хорошенько из Царя-града,

А из Царя-града до Иеросалима,

Из Иеросалима ко той земле Сорочинской.

775 На пиру игроки все приумолкнули,

Все скоморохи приослухались:

Эдакой игры на свете не слыхано,

На белоем не видано.

Князю Владимиру игра весьма слюбилася,

780 И говорил Владимир таковы слова:

— Ай же, Настасьюшка Микулична!

Наливай-ка чару зелена вина

И подноси-тко к молодой скоморошины.

Молода Настасья Микулична

785 Скорешенько ставала на резвы ножки,

Наливала она чару зелена вина,

Не малую стопу — полтора ведра,

Разводила медамы стоялыма,

Подносила к молодой скоморошины.

790 Молода скоморошина скорешенько ставает на резвы ноги,

Берет эту чарочку одной рукой,

Выпивает эту чарочку одним духом, —

На ногах стоит скоморох, не пошатнется,

И говорит скоморох, не мешается.

795 Видит князь Владимир, что дело есть не малое,

Подходит к молодой скоморошины.

И зовет его он за единый стол:

— Садись-ка с нама ты за единый стол:

Перво тебе местечко подле меня,

800 А другое местечко подле князя Олешеньки Поповича,

А третье местечко избирай-ка себе по любви.

Говорил молодой скоморошина:

— Владимир, князь стольно-киевский!

Место не по любви мне подле тобя,

805 И не любо мне место подле князя Олешеньки Поповича,

А любо мне место напротив молодой княгины

Настасьи Микуличной.

Засадился скоморошина за единый стол,

Напротив молодой княгины Настасьи Микуличной,

810 И говорил он князю Владимиру:

— Владимир, князь стольно-киевский!

Выпил я чарочку от князя от Владимира;

Позволь мне-ка налить чарочку зелена вина

И поднести князю Владимиру?

815 Позволил Владимир князь стольно-киевский

Наливал скоморошина чарочку зелена вина

И подносил-то князю Владимиру;

Принимал Владимир чарочку одной рукой,

Выпивал чарочку одним духом.

820 Говорил молодой скоморошина:

— И выпил я чарочку от князя Олешеньки Поповича,

Позволь мне-ка налить еще чарочку зелена вина

И поднести князю Олешеньке Поповичу.

Позволил ему Владимир князь стольно-киевский.

825 Наливал скоморошина чарочку зелена вина

И подносил князю Олешеньке Поповичу;

Принимал Олешенька чарочку одной рукой,

Выпивал чарочку одним духом.

Говорил молодой скоморошина:

830 — Поднес я чарочку князю Владимиру,

И поднес я чарочку князю Олешеньке Поповичу;

А позволь-ка мне налить чарочку зелена вина,

Поднести молодой княгины Настасье Микуличной?

Позволил ему Владимир князь стольно-киевский.

835 Наливал скоморошина чарочку зелена вина,

Разводил медамы стоялыма

И подносил Настасье Микуличной;

И в тую чарочку спустил обручный злачен перстень,

Которым перстнем оны обручалися

840 С молодой Настасьею Микуличной.

Настасья Микулична скорешенько ставала на резвы ножки,

Принимала эту чарочку одной рукой

И стала пить эта чарочка зелена вина.

Говорил тут молодой скоморошина:

845 — Если хошь добра, так пей до дна,

А не хошь добра, так не пей до дна!

Настасья Микулична, она была женщина не глупая,

Испила эту чарочку до донышка, —

К нея ко устам ко сахарниим

850 Прикатился ее злачен перстень.

Как возьмет она на правую на ручушку,

Со тыя со чарочки злачен перстень повытряхнет,

И усмотрела свой обручный злачен перстень,

Которым перстнем обручалася

855 С молодым Добрынюшком Микитинцем.

Как она тяпнула чарочкой о золот стол,

Оперлася в него плечика могучия,

И скочила-то она через золот стол,

И берет его за ручушки за белые,

860 За него за перстни за злаченые,

И целовала его во уста сахарние

И называла-то любимою сдержавушкой,

Говорила она речь ему умильную:

— Ай же, свет моя любимая сдержавушка,

865 Молодой Добрынюшка Микитинец!

У баб волос долог, а ум коротенький:

Я не послушала твого наказу богатырского,

Сделала я дело не повелено,

Побоялась я князя Владимира,

870 Стал ко мне Владимир похаживать,

Стал меня замуж за Олешеньку посватывать,

И стал мне-ка Владимир князь пограживать:

«Ежели не пойдешь замуж за Олешеньку Поповича,

Так не столько во городе во Киеве,

875 Не будет тебе места и за Киевом».

Побоялась я угрозы княженецкия,

Пошла замуж за богатыря Олешеньку Поповича. —

Молодой Добрынюшка Микитинец,

Он скорешенько скочил тут на резвы ноги,

880 Схватил он Олешеньку за желты кудри,

Стукнул Олешу о кирпичен мост:

Стал Олешенька по мосту погалзывать

Говорил Добрыня князю Владимиру:

— Владимир, князь стольно-киевский!

885 Свою жену-то ...

А чужую жену замуж даешь?

Муж в лес по дрова, а жена замуж пошла!

Стал Владимир князь Добрыню уговаривать,

Стал Добрынюшка униматися.

890 Тут молодой Добрынюшка Микитинец

С молодой Настасьюшкой Микуличной

Пошел в свои палаты белокаменны,

Ко своей родителю ко матушке,

Ко честной вдовы Офимье Александровны:

895 Пришел, матушке поклон принес:

— Прости меня, родитель-матушка,

Что не признался я тобе, приедучись с раздольица чиста поля,

Ушел-то я без толку на почестен пир.

Тут честная вдова Офимья Александровна

900 Скорешенько ставала на резвы ноги,

Брала его за ручушки за белые,

За него за перстни за злаченые,

И целовала его во уста его во сахарние,

Прижимала его к ретивому сердечушку

905 И прикладывала ко белому ко личушку.

Молода Настасья дочь Микулична

Скорешенько снимала с него одежицы дорожные

И одевала-то одежицу драгоценную, что налучшую.

Честная вдова Офимья Александровна

910 Посылала скоро конюхов любимыих на широкий двор

Убрать добра коня Добрынина,

Насыпать-то ему пшены белояровой,

Наливать-то ему свежей ключевой воды.

Тут молодой Добрынюшка Микитинец

915 С тоя с пути со дороженьки

На спокой улегся с молодой Настасьей Микуличной.

Честная вдова Офимья Александровна

Завела она хорош почестен пир

Своему сыну любимому,

920 Молоду Добрынюшке Микитинцу;

Стали править за шесть годов годин да именин,

Стали оны есть ествушку сахарнюю,

Испивать стали питьицев медвяныих,

Стали оны жить да быть, долго здравствовать.

У ласкова князя Владимира,

У солнышка у Сеславьича

Было столованье-почестный пир,

На многих князей, бояров

5 И на всю поленицу на удалую,

И на всю дружину на храбрую.

Он всех поит и всех чествует,

Он всем, князь, поклоняется;

И в полупиру бояре напивалися,

10 И в полукушаньях наедалися.

Князь по гриднице похаживат,

Белыми руками помахиват

И могучими плечами поворачиват,

И сам говорит таковы слова:

15 — Ой вы гой еси, мои князья и бояры,

Ой ты вся поленица удалая,

И вся моя дружина храбрая!

Кто бы послужил мне князю верою-правдою,

Верой-правдою неизменною?

20 Кто бы съездил в землю дальную,

В землю дальную, Поленецкую.

К царю Батуру ко Батвесову?

Кто бы свез ему дани-пошлины

За те годы за прошлые,

25 И за те времена — за двенадцать лет?

Кто бы свез сорок телег чиста се́ребра?

Кто бы свез сорок телег красна золота?

Кто бы свез сорок телег скатна жемчуга?

Кто бы свез сорок сороков ясных соколов?

30 Кто бы свез сорок сороков черных соболей?

Кто бы свез сорок сороков черных выжлыков?

Кто бы свел сорок сивых жеребцов?

Тут большой за меньшего хоронится,

Ни от большого, ни от меньшего ответа нет;

35 Из того только из места из среднего

И со той скамеечки белодубовой

Выступал удалой добрый молодец

На свои на ноженьки на резвые,

На те ли на сапожки зелен-сафьян,

40 На те ли каблучки на серебряны,

На те ли гвоздички золочены,

По имени Василий, сын Казимерской.

Отошедши, Василий поклоняется,

Говорит он таковы слова:

45 — Ой ты гой еси, наш батюшко Владимир-князь!

Послужу я тебе верой-правдою,

Позаочи-в очи не изменою;

Я-де съезжу в землю дальную,

В дальную землю Поленецкую,

50 Ко тому царю Батуру ко Батвесову;

Я свезу твои дани-пошлины

За те годы, годы прошлые,

За те времена — за двенадцать лет,

Я свезу твое золото и серебро,

55 Я свезу твой скатный жемчуг,

Свезу сорок сороков ясных соколов,

Свезу сорок сороков черных соболей,

Свезу сорок сороков черных выжлыков,

Я сведу сорок сивых жеребцов.

60 Тут Василий закручинился,

И повесил свою буйну голову,

И потупил Василий очи ясные

Во батюшко во кирпищат пол;

Надевал он черну шляпу, вон пошел

65 Из того из терема высокого.

Выходит он на улицу на ши́року,

Идет по улице по широкой;

Навстречу ему удалой, добрый молодец

По имени Добрыня Никитич млад.

70 Пухову шляпу снимал, низко кланялся:

— Здраствуешь, удалой, добрый молодец,

По имени Василий, сын Казимерской!

Что идешь ты с пиру невеселой?

Не дошло тебе от князя место доброе?

75 Не дошла ли тебе чара зелена вина?

Или кто тебя, Василий, избесчествовал?

Или ты захвастался, куда ехати?

И тут Василий, ровно бык, прошел.

Забегат Добрынюшка во второй раз;

80 Пухову шляпу снимал, низко кланялся;

— Здраствуешь, удалой добрый молодец,

Ты по имени Василий, сын Казимерской!

Что идешь ты с пиру невеселой?

И не весел идешь ты, не радошен.

85 Не дошло ль те, Василий, место доброе?

Не дошла ль от князя чара зелена вина?

Али ты захвастался, Василий, куда ехати?

И тут Василий, ровно бык, прошел.

Забегат Добрынюшка в третий-де раз;

90 Пухову шляпу снимат, низко кланятся:

— Здраствуешь, удалой добрый молодец,

По имени Василий, сын Казимерской!

Что ты идешь с пиру невеселой?

Невесел ты идешь с пиру, не радошен?

95 Не дошло ль тебе, Василий, место доброе?

Не дошла ль тебе чара зелена вина?

Али кто тебя, Василий, избесчествовал?

Али ты захвастался, куда ехати?

Я не выдам тебя у дела ратного.

100 И у того часу скоро-смертного!

И тут Василий возрадуется:

Сохватал Добрыню он в беремячко,

Прижимат Добрынюшку к сердечушку,

И сам говорит таковы слова:

105 — Гой еси, удалой добрый молодец,

По имени Добрыня Никитич млад!

Ты, Добрыня, будь большой мне брат,

А я, Василий, буду меньшой брат.

Я у ласкова князя Владимира

110 На беседе на почестныя,

На почестныя, на большом пиру

Я захвастался от князя съездити

Во ту во землю во дальную,

Ко царю Батуру ко Батвесову —

115 Свезти ему дани-выходы

За те годы — за двенадцать лет:

Свезти туда злато, се́ребро,

Свезти туда скатный жемчуг,

Свезти сорок сороков ясных соколов,

120 Свезти сорок сороков черных соболей,

Свезти сорок сороков черных выжлыков,

Свести сорок сивых жеребцов.

И проговорит Добрыня Никитич млад:

— Не возьмем везти от князя от Владимира,

125 Не возьмем от него дани-пошлины:

Мы попросим от собаки Батура Батвесова,

Мы попросим от него дани-пошлины.

И тут молодцы побратались,

Воротились назад ко князю Владимиру.

130 Идут они в палаты белокаменны,

Крест кладут по-писаному,

Поклон ведут по-ученому;

Поклоняются на все стороны;

— Здраствуешь, Владимир-князь,

135 И со душечкой со княгинею!

Князьям боярам — на-особицу,

И проговорит ласковый Владимир-князь:

— Добро жаловать, удалы добры молодцы,

Ты, Василий, сын Казимерской,

140 Со Добрынюшкой со Никитичем

За один бы стол хлеб-соль кушати!

Наливает князь чары зелена вина

Не малы чары — в полтора ведра,

Подает удалым добрым молодцам.

145 Принимают молодцы единой рукой,

Выпивают чары единым духом

И садятся на скамеечки дубовые,

Сами говорят таковы слова:

— Гой еси, ласковый Владимир-князь!

150 Не желаем мы везти от тебя дани-пошлины;

Мы желаем взять от Батура от Батвесова,

Привезти от него дани-пошлины

Ласкову князю Владимиру.

И садись ты, ласковый Владимир-князь,

155 Садись ты за дубовый стол,

И пиши ты ярлыки скорописчаты:

«Дай ты мне, собака, дани-пошлины

За те годы за прошлые,

За те времена — за двенадцать лет,

160 И дай ты нам злата, серебра,

И дай ты нам скатна жемчуга,

И дай ты нам ясных соколов,

И дай ты нам черных соболей,

И дай ты нам черных выжлыков,

165 И дай ты нам сивых жеребцов».

Подает ласковый Владимир-князь

Удалым молодцам ярлыки скорописчаты

И берет Василий Казимерской

И кладет ярлычки во карманчики;

170 И встают молодцы на резвы ноги,

Сами говорят таковы слова:

— Благослови нас, ласковый Владимир-князь,

Нам съездить в землю Поленецкую.

И выходили молодцы на красно крыльцо.

175 Засвистали молодцы по-соловьиному,

Заревели молодцы по-звериному.

Как из далеча, далеча, из чиста поля

Два коня бегут, да два могучие

Со всею сбруею богатырскою,

180 Брали молодцы коней да за шелков пово́д

И ставали в стременышки гольяшные,

И садились в седелышки черкасские.

Только от князя и видели,

Как удалы молодцы садилися,

185 Не видали, куда уехали:

Первый скок нашли за три версты,

Другой скок нашли за двенадцать верст,

Третий скок не могли найти.

Подбегают они в землю дальную,

190 В землю дальную, Поленецкую,

К тому царю Батуру ко Батвесову,

Ко тому ко терему высокому.

Становилися на улицу на широку,

Скоро скакивали со добрых коней;

195 Ни к чему коней не привязывали,

Никому коней не приказывали,

Не спрашивали они у ворот приворотников,

Не спрашивали они у дверей придверников,

Отворяли они двери на пяту,

200 Заходили в палату белокаменну,

Богу молодцы не молятся,

Собаке Батуру не кланяются,

Сами говорят таковы слова:

— Здраствуешь, собака, царь Батур!

205 Привезли мы тебе дани-пошлины

От ласкова князя Владимира.

И вынимат Василий Казимерской,

Вынимат ярлыки скорописчаты

Из того карману шелкового

210 И кладет на дубовый стол.

— Получай, собака, дани-пошлины

От ласкова князя Владимира.

Распечатывал собака Батур Батвесов,

Распечатывал ярлыки скорописчаты,

215 А сам говорил таковы слова:

— Гой еси, Василий, сын Казимерской,

Отсель тебе не уехати!

Отвечат Василий, сын Казимерской:

— Я надеюсь на мати чудную, пресвятую богородицу,

220 Надеюсь на родимого на брателка,

На того ли братца на названого,

На Добрыню ли на Никитича.

Говорит собака Батур таковы слова:

— Поиграемте-ко, добры молодцы, костью, картами.

225 Проговорит Василий, сын Казимерской:

— Таковой игры я у те не знал здесь.

И таковых людей из Киева не брал я.

И стал Батур играть костью, картами

Со младым Добрынею Никитичем.

230 Первый раз собака не мог обыграть,

Обыграл Добрыня Никитич млад,

И второй раз собака не мог обыграть,

Обыграл его Добрыня Никитич млад,

И в третий раз собака не мог обыграть,

235 Обыграл его Добрыня Никитич млад.

Тут собаке за беду стало.

Говорил Батур, собака, таковы слова:

— Что отсель тебе, Василий, не уехати!

Проговорит Василий, сын Казимерской:

240 — Я надеюсь на мати пресвятую богородицу,

Да надеюсь на родимого на брателка,

На того на братца названого,

На того Добрыню Никитича!

Говорит собака таковы слова:

245 — Ой ты гой еси, Василий, сын Казимерской,

Станем мы стрелять за три версты,

За три версты пятисотныя

В тот сырой дуб кряковистый,

Попадать в колечко золоченое.

250 И проговорит Василий, сын Казимерской:

— Я такой стрельбы у тебя не знал,

И таковых людей не брал из Киева.

Выходил собака на красно крыльцо,

Зычал, кричал зычным голосом:

255 — Гой еси вы, слуги мои верные!

Несите мне-ка тугой лук

И несите калену стрелу.

Его тугой лук несут девять татаринов,

Калену стрелу несут шесть татаринов,

260 Берет собака свой тугой лук

И берет калену стрелу;

Натягивает собака свой тугой лук

И кладет его на тетивочку,

И стреляет он за три версты,

265 За три версты пятисотныя.

Первый раз стрелил — не дострелил,

Второй раз стрелил — пере́стрелил,

Третий раз стрелил — не мог попасть.

И подает свой тугой лук Добрынюшке,

270 Добрынюшке Никитичу,

И подает калену стрелу.

Стал натягивать Добрыня тугой лук,

И заревел тугой лук, как лютые звери,

И переламывал Добрыня тугой лук надвое,

275 И бросил он тугой лук о сыру землю,

Направлял он калену стрелу вперед жалом,

И бросал он стрелу за три версты,

За три версты пятисотныя,

И попадал в сырой дуб кряковистый,

280 В то колечко золо́чено:

Разлетался сырой дуб на драночки,

И тут собаке за беду стало.

За великую досаду показалося;

Говорит собака таковы слова:

285 — Ой ты гой еси, Василий, сын Казимерской,

Что отсель тебе не уехати!

Проговорил Василий, сын Казимерской:

— Я надеюсь на пречистую богородицу,

Да надеюсь на родимого на брателка,

290 Да на того братца названого,

На того Добрыню Никитича.

Проговорит собака царь Батур:

— Да нельзя ли с вами, молодцы, побороться?

Проговорит Василий, сын Казимерской:

295 — Я такой борьбы, собака, не знавывал,

Таковых людей не брал из Киева.

И тут собаке за беду стало;

Он кричал, зычал, собака, зычным голосом:

Набежало татар — и силы смет нет.

300 И выходил Добрыня на улицу на широку,

И стал он по улочке похаживати.

Сохватились за Добрыню три татарина;

Он первого татарина взял — разорвал.

Другого татарина взял — растоптал,

305 А третьего татарина взял за ноги,

Стал он по силе похаживать,

Зачал белыми руками помахивать,

Зачал татар поколачивать:

В одну сторону идет — делат улицу,

310 В бок вернет — переулочек.

Стоял Василий на красном крыльце,

Не попало Василью палицы боевыя,

Не попало Василью сабли вострыя,

Не попало ему копья мурзамецкого.

315 Попала ему ось белодубова,

Ось белодубова семи сажень;

Сохватил он ось белодубовую,

Зачал он по силе похаживать

И зачал татар поколачивать.

320 Тут собака испужается,

По подлавке наваляется;

Выбегал собака на красно крыльцо,

Зычал, кричал зычным голосом:

325 — Гой еси, удалы добры молодцы!

Вы оставьте мне хоть на приплод татар,

Вы оставьте мне татар хоть на племена.

Тут его голосу молодцы не слушают.

Зычит, кричит собака зычным голосом:

— Я отдам ласкову князю Владимиру,

330 Отдам ему дани и пошлины

За те за годы за прошлые,

За те времена — за двенадцать лет;

Отдам сорок телег красна золота,

Отдам сорок телег скатна жемчуга,

335 Отдам сорок телег чиста серебра,

Отдам сорок сороков ясных соколов,

Отдам сорок сороков черных соболей,

Отдам сорок сороков черных выжлыков,

Отдам сорок сивых жеребцов.

340 Тут его молодцы послушались,

Бросали худой бой о сыру землю.

Идут они ко высоку, нову терему,

Выдает им собака дани-пошлины;

Насыпает тележки златокованные,

345 Отправляет в стольной Киев-град

Ко ласкову князю Владимиру,

И ко солнышку ко Сеславьеву.

Тут садились добры молодцы на добрых коней,

Ставали в стременышки гольяшныя,

350 И садились в седелышки черкасския,

И поехали молодцы в свою сторону,

Ко ласкову князю Владимиру.

Едут ко высоку, нову терему,

Становятся на улицу на широку;

355 Воходят во палату белокаменну,

Крест кладут по-писаному,

Поклон ведут по-ученому;

— Здраствуешь ласковый Владимир-князь!

— Добро жаловать удалы добры молодцы!

360 Он садит их на скамейки на дубовые,

Наливает чары зелена вина,

Не малые чары — в полтора ведра,

Подает удалым добрым молодцам;

Принимают добры молодцы единой рукой,

365 Выпивают добры молодцы единым духом,

На резвы ноги стают, низко кланяются;

— Ой ты гой еси, ласковый Владимир-князь,

Привезли мы тебе дани-пошлины

От собаки Батура Батвесова!

370 Кланяется им ласковый Владимир-князь,

Кланяется до сырой земли:

— Спасибо вам, удалы добры молодцы,

Послужили вы мне верой-правдою,

Верой-правдою неизменною!

А во стольнеём городе во Киеве

А у ласкова князя у Владимера

А было пированьё, стол, почестён пир,

А про многих хресьян, про руських бояров,

5 А про тех же про руськиех богатырей,

А да про тех полениц да приюдалые,

А про тех же наездников пресильниех.

А все на балу сидят, пьют, кушают;

А два молодца не пьют, не кушают,

10 А где белой лебёдушки не рушают.

А говорил тут Владимер стольнёкиевской:

— А уж ты ой еси, Василей да сын Ка́симировичь!

А сослужи ты мне-ка служобку церковную:

А шше съезди-тко, Васильюшко, во Большу орду,

15 Во Большу де орду да в прокляту землю

А к тому же ко Батею к сыну Батеевичу;

А да свези где-ка дань, свези всё пошлины

А да за те за двенадцать лет вы́ходных;

А да свези где ему ноньце подарочки:

20 А во-первых-де, двенадцать ясных соколов,

А во-вторых-то, двенадцать белых лебедей,

А во-третьих-то, двенадцать да серых кречетов.

А шше тут де Васильюшко призадумалса;

Говорыл где Васильюшко таковы слова:

25 — А уж ты ой еси, Владимер да стольнёкиевской!

А у нас много где ездило во Большу орду,

Во Большу де орду да прокляту землю

А к тому же ко Батею сыну Батеевичу;

А назад тут они не приезживали.

30 А говорыл тут Владимер да стольнёкиевской:

— А уж ты ой еси, Васи́льюшко сын Ка́симерович!

А тебе надо ехать во Большу орду,

Во Большу де орду тебе в прокляту землю;

Да бери-тко ты от меня да золотой казны,

35 А бери от меня да силы-армеи.

Говорил тут Василей да сын Ка́симирович:

— А уж ты ой еси, Владимер да стольнёкиевской!

А не надо мне твоя да золота казна,

А не надь мне твоя да сила-армея,

40 А не надь мне твои ноньце подарочки;

А только дай мне-ка брателка крестового,

А на мо́лода Добрынюшку Микитича.

Говорыл тут Владимер да стольнёкиевской:

— А сряжайтесь-ко вы, руськие богатыри;

45 А сряжайтесь-ко вы, руськие богатыри;

А возьмите-тко с собой тут да дань пошлину

А за те за двенадцать лет как выходных;

Вы возьмите ише ему подарочки.

А говорил де Васильюшко сын Касимирович:

50 — А не надо где нам да дань ведь пошлина,

А не надо ведь нам ёму подарочки.

А средились богатыри по-подорожному,

А седлали-уздали своих добрых коней,

А на себя надевали латы кольчужные,

55 А брали луцёк, калёну стрелу,

А ту ише палоцьку буёвую,

А ту ише саблю да ноньце вострую,

А то где Копейцё да брусоменьчато;

А ише падали в ноги князю Владимеру,

60 А ише падал Добрыня Василью Касимировичу:

— А уж ты ой еси, брателко крестовой нонь!

А да поедём мы с тобой во путь-дорожечку, —

А не бросай ты меня да середи поля,

А не заставь ты меня ходить бродягою.

65 А да не видели поездки богатырскою;

А только видели: в поли курева стоит,

Курева где стоит, да дым столбом валит.

А едут дорожкой да потешаютсе:

А Васильюшко стрелоцьку постреливат,

70 А да Добрынюшка стрелоцьку подхватыват.

А приехали во царство да во Большу орду,

А не дёржала стена их городовая

А та где-ка башня четвёроугольняя.

А заезжали они да нонь в ограду тут,

75 А становились молодцы да ко красну крыльцу;

А вязали коней да к золоту кольцу,

А заходили они да во светлу грыдню.

Говорыл где Васильюшко сын Касимирович:

— А здрастуй, царь Батей Батеевич!

80 А говорил где-ка царь Батей Батеевич:

— А уж ты ой еси, Васильюшко сын Касимирович!

А приходи-тко ты, Васильюшко сын Касимирович,

А садись-ко, Васильюшко, за дубовой стол.

А ише тут где-ка царь угощать их стал.

85 А говорил где-ка царь Батей Батеевич:

— А ты послушай-ко, Василей сын Касимирович,

А да привёз ле мне дань, привёз ле пошлину

За двенадцать как лет да ноньце выходных?

А привёз ишше ноньце подарочки:

90 А тех же двенадцать ясных соколов,

А во-вторых, двенадцать белых лебедей,

А во-третьих, двенадцать серых кречетов?

А говорил Васильюшко сын Касимирович:

— А уж ты ой еси, царь Батей Батеевич!

95 А не привез я к тибе нонь дани-пошлины

А за те как за двенадцать лет как выходных;

А не привез я к тибе ноньце подароцёк:

А тех же двенадцать ясных соколов,

А во-вторых, де двенадцать белых лебедей,

100 А во-третьих, де двенадцать серых кречетов.

А говорил где-ка царь Батей Батеевич:

— Уж ты ой еси, Василей да сын Касимирович!

А есть ле у вас да таковы стрельцы

А с моима стрельцами да пострелетисе

105 А во ту где во меточку во польскую

А во то востреё да во ножовое?

А-й если нету у вас да таковых стрельцей

А с моима стрельцами пострелетисе, —

А не бывать те, Васильюшко, на святой Руси,

110 А не видать четья-петья церковного,

А не слыхать тебе звону колокольнёго,

А не видать те, Васильюшко, бела свету.

А говорил где Васильюшко сын Касимирович:

— А уж ты ой еси, царь Батей Батеевич!

115 Я надею дёржу да я на господа,

А надеюсь на матерь на божью, богородицу,

А надеюсь на званого на брателка

А на молоды Добрынюшку на Микитича.

А ише тут Батей царь Батеевич

120 А выбрал он ровно триста стрельцёв,

А из трёх сот он выбрал одну сотёнку,

А из сотни он выбрал да только три стрельца.

Да пошли как они как тут стрелетисе,

А пошли где они да во цисто полё,

125 А стрелели во меточку во польскую

А во то востреё во ножовоё.

А первой тут стрелил, да он не выстрелил;

А второй-от тут стрелил, да он не достерлил;

А третей-от стрелил, да он перестрелил.

130 А Добрынюшка стрелил да всё во меточку, —

А калёна-то стрелочка роскололасе.

А ишше тут у царя да вся утеха прошла.

А собрал он где пир да ровно на три дня,

И ише тут богатырей угощать тут стал.

135 А пировали-столовали да равно по три дня,

А на четвертой-от день стали розъезжатисе.

А говорил где Батей сын Батеевич:

— А уж ты ой еси, Васильюшко сын Касимирович!

А есть ли у тебя д(а) таковы игроки

140 А с моима игроками поиграти нонь

А во те же во карточки, во шахматы?

А ише нет у тя таковых игроков, —

Не бывать тут тебе да на святой Руси,

А не видать тебе тут будёт бела свету,

145 А не слыхать-то четья-петья церковного,

А не слыхивать звону колокольнёго.

А говорил тут Василей да сын Касимерович:

— А я надею дёржу да я на господа,

Я на матерь на божью, на богородицу;

150 Я надеюсь на званого на братилка

А на молоды Добрыню на Микитича.

А ише тут же как царь Батей Батеевич

А ише выбрал игроков он одну сотёнку,

А из сотёнки выбрал да ровно тридцать их,

155 А из тридцати выбрал да ровно пять тут их.

А они сели играть во карты-шахматы,

А играли они да ровно суточки.

А Добрынюшка тут всех их поигрыват.

А ише тут у царя вся утеха прошла.

160 А собрал он пир да ровно на три дня,

А тут де богатырей угощать тут стал.

А пировали-столовали да ровно три тут дня,

А на четвёртой-от день стали розъезжатисе.

А говорил где-ка царь Батей Батеевич:

165 — А уж ты ой еси, Василей да сын Касимирович!

А есть ле у тебе тут таковы борцы

А с моима борцами да поборитисе?

А если нет у тя да таковых борцей, —

Не бывати тибе да на святой Руси,

170 А не видати тибе да нонь бела свету,

Не слыхать тут четья-петья церковного,

А не слыхивать звону колокольнёго.

Говорил тут Василей да сын Касимерович:

— А я надею дёржу́ да я на господа,

175 Я на матерь на божью, богородицю,

Я надеюсь на званного на братилка

Я на молоды Добрынюшку на Микитича.

А тот как царь Батей Батеевич

А ишше выбрал борцов одну ведь сотёнку,

180 А из сотёнки выбрал ровно тридцать их,

А из тридцати выбрал да ровно три борца.

А да пошли где они тут всё боротисе

А во то де как полё да во роздольицё.

А говорил где Васильюшко сын Касимирович:

185 — А послушай-ко, Батей ты царь Батеевич!

А как им прикажошь тут боротисе:

А по одиночки ле им или со всема тут вдруг?

А говорыл тут Батей да сын Батеевич:

— А уж ты ой Васильюшко сын Касимирович!

190 А боротесь-ко вы нонь, как нонь знаите.

А ише тут де Добрынюшка Микитич млад

А ише два к себе взял ноньце в охабочку,

А третёго взял да по серёдочку;

А всех он тут трёх да живота лишил.

195 А богатырская тут кровь да роскипеласе,

А могуци ёго плеча расходилисе,

А белы ёго руки примахалисе,

А резвы ёго ноги приходилисе;

Ухватил он тотарина всё за ноги,

200 А стал он тотарином помахивать:

А перёд тут махнёт, да всё как улками;

А назад-от махнёт, та переюлками;

А сам где тотарину приговариват:

— А едрён где тотарин на жилки, не порвитсе,

205 А могутён на костьи, не переломитсе.

А ише тут где-ка царь Батей Батеевич

А говорил где-ка царь Батей Батеевич:

— А уж вы ой еси, руськие богатыри,

А те же удалы добры молодци!

210 А укротите свои де ретивы сердца,

А опустите-ко свои да руки белые,

А оставьте мне тотар хотя на семяна.

А я буду платить вам дань и пошлину

А вперёд как за двенадцать лет как выходных,

215 А буду я давать вам красного золота,

А буду дарить вам цистым серебром,

А ише буду ведь я скатным жемчугом;

А присылать я вам буду нонь подарочки:

А тех же двенадцать ясных соколов,

220 А тех же двенадцать белых лебедей,

А тех же двенадцать серых кречетов.

А шше где-ка тут царь Батей Батеевич

А шше тут где-ка царь да им ведь пир доспел.

А пировали-столовали да ровно десять дней,

225 А на одиннадцатой день стали розъезжатисе.

А ише зачали богатыри сряжатисе,

Ише стали могучи сподоблятисе;

А спроводил их Батей тут сын Батеевич.

А да приехали они ко городу ко Киеву

230 А к тому же ко князю да ко Владимеру.

А стречат их Владимер да стольнекиевско(й),

А стречаёт ведь их да всё тут с радостью.

Росказали они князю да всё Владимеру.

Заводилосе пиро́ванье-столо́ванье

Да у ласкова князя у Владимира,

Заводился почестен пир.

Все сидят гости, хвастают,

5 Промежду собой похваляются.

Тут выходит наш Владимир-князь.

Он ходит по гриденке,

Он каблук о каблук поколачиват,

Он и ясныма очами приразваживат,

10 Тихо-смирну речь выговариват:

— Вот все сидите, гости званые,

Все сидят, потешаются,

Промежду собой похваляются,

Есть на вас ныне служебка,

15 На того же бы Васильюшка,

Да Василья Касимирова.

Он и съездит в землю дальнюю

Свезти дань нынче пошлины,

Да которы завалились за двенадцать лет,

20 Да не русским ли не выплатить

Всё казне мурзомецкоей

Да Бату́ю Кайманову.

Ныне скольки ездило бога́тырей,

Оттуль никто не воро́чался.

25 Че нынь надо съездить туда

Да свезти дани-пошлины,

Да которы завалилисе,

Завалились за двенадцать лет:

Вы сорок сороков черны́х соболей,

30 Да бы сорок тысяч больших жеребцов,

Сорок тысяч золотой казны,

И рассчитаться нам начисто.

Что тут ставал наш Василий нынь,

Да Василий Касимирович,

35 Он вставал на резвы́ ноги́,

Говорил таковы слова:

— Ты ли ой еси, наше солнышко,

Ты бы солнышко, Владимир-князь,

Еще дай мне товарища,

40 Мне товарища Добрынюшку,

Нам двоим-то ребятам весело́ будёт.

Тут ставал так Добрынюшка,

Он ставал на резвы́ ноги́,

Говорил таковы слова:

45 — Ой, еще дайте Олешеньку,

Нам троим весело́ будёт.

И согласились тут ребятушки,

Им бы дал нонь Владимир-князь.

— Нынь Владимир-князь, наше солнышко,

50 Ныне дай нам волюшку,

Снаряжай нам черлен кораб,

Вы грузите добры́х коней,

Вы отсчитывайте золото,

Всю бы дань нам бы пошлины,

55 Нам бы съездить в землю дальнюю,

Нам свезти бы дани-пошлины

Ко Бату́ю Кайманову.

И снаряжались добры молодцы,

Отправлялись наши молодцы,

60 Им грузили же дани-пошлины.

Тут примал у нас Василий Касимирович

Всю бы дань ныне пошлину,

Да котора завалилась нынь,

Завалилась за двенадцать лет,

65 Рассчитаться ему начисто.

Ведь сряжалися ребятушка,

Сподоблялись в дальнюю дорожку.

Они пошли бы нынь ребятушка

Ко создателю небесному,

70 К пресвятой богородице:

— Не пособит ли нам нынь она,

Нам свезти бы дани-пошлины,

Да которы завалилися,

Завалились за двенадцать лет,

75 Рассчитаться с им бы начисто.

Да тут пошли бы трое ребятушка,

Помолилися создателю,

Как создателю небесному,

Как святой богородице.

80 И они брали коней добрыих,

Заводили они на ко́рабли,

И брали всё дружинушку,

Всё дружинушку хорошую,

Всё хорошую, послушную.

85 Распростилися ребятушка

Нынь с Владимиром-солнышком,

Да бы нать со Апраксией,

Тут с Ильем старым Муромцем,

И распростилися с бога́тырями,

90 С малыма, могучима,

Отправлялись все на ко́рабли,

Распростилися, поехали.

Да поклали они сходенки,

Они подняли якоря,

95 Распустили белы паруса.

Они бежали день до вечера,

Темну ночку до бела́ света́.

Пробежали трое суточки

И тут завидели нынь ту землю́,

100 Да землю́-ту Бату́еву.

Там стоят чёрны ко́рабли.

Они подо́брали себе место́,

Тут бы местечко подоткрытое,

Они пристали на свое место́:

105 — Не схватали хошь бы татары ведь,

Нынь татары нечестивые.

Выводили коней добрыя,

Становили белы́ шатры,

И распростилися с дружинушкой,

110 Да с дружинушкой хорошею:

— Если буде мы когда живы́ —

Мы воскликнем вам громким голосом,

Вы спешите тогда к нам скоро-на́скоро.

Не давайте-ко-ся татарам нынь,

115 Подьте ныне в море синее,

Там бы плавайте во море вы.

Мы повезем дани-пошлины,

Мы расплатимся Бату́евы.

Выносили дани-пошлины,

120 Ай тут отправились ребятушка,

Нынь ребята во синё морё.

Те осталисе на крутом бе́режку:

Да Василий Касимирович,

Да Олешенька Попович брат,

125 Да Добрынюшка Никитич же.

Они пировали тут бо суточки,

Ай столовали они двое тут.

Да на третьи просыпалисе,

Отправлялисе к Бату́ю нынь,

130 Как везти бы дани-пошлины,

Да которы завалилисе,

Завалились за двенадцать лет,

Да не русским ли не выплатить

Всё казне мурзомецкоей.

135 Поезжает нонь Василий Касимирович,

Распрощался с братьями.

Они друг с другом побратовалися,

Назвались родныма братьями,

Чтобы друг друга в горе не выдать бы.

140 Он поставил стальной бы нож,

Он заткнул нынь в столешницу:

— Если буду я живой — не будет нож бы ржа́вети,

Если буду я в неволюшке —

Тут прокаплет кровь бы красная.

145 И он бы сел добрый молодец,

Распростился с товарищам,

Он поехал в столицу нынь,

Нынь к Бату́ю, ему дань везти.

Разъезжал-ко добра́ коня,

150 Он скакал он теперь через башню уго́льную,

Через стену городовую.

Конь копытами да не задел.

Он поставил коня доброго,

Не привязывал коня теперь:

155 — До моего коня и дела нет.

Он пошел к Бату́ю в гридню светлую.

Под им лесенки сгибаются,

Да от рук вереюшки шатаются.

Он не спрашивал у дверей придверничков,

160 У ворот приворотничков.

Он идет в гридню светлую.

Он заходит в гридню светлую.

И здоровается с товарищем

Да с тем же с Бату́ем же.

165 — Ты гой еси, добрый молодец,

Ты куда же ныне правишься,

Ты куда перепуть дёржи́шь?

Ты приехал биться-ратиться,

Али нонь ты за добрым делом,

170 За добрым делом, за сватаньем?

— Я приехал к тебе с данью-пошлиной,

Я не биться, не ра́титься,

И с тобой не кровавиться.

Я привез тебе дань-пошлину,

175 Завалилась за двенадцать лет,

Рассчитаться с тобой начисто:

Что как бы сорок сороко́в больших жеребцов,

Сорок тысяч черны́х соболей,

Сорок тысяч золотой казны.

180 Примай от меня да дани-пошлины

Да без бою, без кроволития.

— Я не приму от тя дани-пошлины

Без бою и без кроволития.

Говорит нынь Василий наш:

185 — Принимай нынь дани-пошлины

Без бою, без кроволития.

Давай теперь играть со мной:

Мы играть станем нынь во шахматы.

Да во первый раз Василий ступил,

190 Во второй раз Бату́й-от сходил,

А во третий раз ступить не мог.

Тут схватил Бату́й Васильюшка,

Он брал за праву́ руку́,

Он повел вон на улицу,

195 Посадил в башню зауго́льную,

Он навесил замок тяжелый тут.

У Добрыни нож стал ржавиться,

Стал он ржавиться, кровавиться,

Говорит Добрыня Олешеньке:

200 — Знать он, добрый молодец,

В неволе сидит-то посаженой.

И он скочил на добра́ коня,

Покатился во чисто́ поле.

Он оставил Олеше нож,

205 И поехал наш Добрынюшка

Ко Бату́ю Кайманову.

Он скакал через стеночку,

Через стену городовую,

Он поставил коня доброго,

210 Он оставил не приказана,

Не приказана, не привязана:

— До моего коня и дела нет.

Прямо идет он в гридню светлую.

Он не спрашиват у дверей придверничков,

215 У ворот приворотничков.

Как осердился наш Васильюшко,

Расходилась кровь горячая,

Распалилось ретиво́ сердцо́.

Он вставает на резвы́ ноги́,

220 Отворяет дверь с ободвериной.

Перед им ведь Добрынюшка Микитич же.

Впереди идет Добрыня нынь,

А позади его Васильюшка.

Они бежали в гридню светлую

225 Ко Бату́ю Кайманову:

— Принимай дани-пошлины,

Завалились за двенадцать лет,

Без бою, без драки, без кроволития.

— Не принимаю я так дани-пошлины

230 Без бою, без кроволития.

Говорит нынь Добрынюшка Микитич же:

— Ну и теперича нам бы да Олешеньку.

Тут Олеше не стерпелося,

Он поехал в тое времечко

235 Ко Бату́ю Кайманову.

И они так же пришли да нынь

Да во гридню во светлую,

Да во ле́жню во теплую.

Собирались тут бога́тыри,

240 Нынь бога́тыри могучие:

— Примай дани, примай пошлины

Без бою, без кроволития.

— Я не примаю нынь так от вас

Без бою, без кроволития.

245 Тут говорят сколько ребята же,

Побегает наш Добрынюшка,

Наш Добрынюшка Микитич же,

Он ко своему коню ко доброму,

Навалилась тут сила татарская,

250 Как бы ныне в поле чернь чернеется,

Все наскакивают на Добрынюшку,

Не давают ему волюшки.

Он и сел на добра́ коня,

Он рубил, косил силу великую.

255 Как и сколько он бьет,

Друга́ столько конь топчет.

Тут рубил, топтал у нас Добрынюшка,

Да Олешенька Попович млад.

Да ничего не разговариват,

260 Подбегает он ко своему коню доброму,

Ко добру́ нонь коню стоялому,

Тут татары на его наскакивают.

Он бы взял татарина да за резвы́ ноги́,

Он и тут приговариват:

265 — Как кость на кость ныне не сломится,

Еще жила на жилу не по́гнется.

Он татарином помахиват,

Ко коню приближается,

Заскакиват Олеша на добра́ коня,

270 Он секёт, рубит силушку татарскую,

Забивает нынь силу великую.

Тут поехали ребятушки,

Один идет по ту руку́,

Он рубит другой другу́ сторону,

275 Они идут к Бату́ю в гридню светлую.

Тут Василий уговариват,

Всё Бату́ю дань наваливат.

Рассердился наш Васильюшко,

Побегает вон на улицу,

280 Он садился на добра́ коня,

Он рубить стал эту силушку.

Они бились нонь, ратилися

Они с утра день до вечера,

Еще темну ночку до бела́ света́.

285 Нет устатку добрым молодцам

И добрым коням отдо́ху нет.

Они трое суточек тут билися,

Всех они выбили до единого.

Воротилися ребятушки

290 Ко царю ко Кайманову,

И заскакивают ребятушки

Как во гридню во светлую,

Как во ле́жню во теплую,

Говорят таковы слова:

295 — Принимай от нас дани-пошлины

Без бою, без кроволития.

— Нет, не приму я нынь дани от вас

Без бою, без кроволития.

Тут схватился Васильюшка,

300 Он бросался к Добрынюшке,

Да Добрыня к Олешеньке,

Да Олеша живота лишил.

Тогда поехали к белы́м шатрам,

Ко дружинушке хорошоей.

305 Ее кличут они громким голосом,

Глядят во трубочку подзорную,

Закричали громким голосом:

— Подбегайте, наши друзья-товарищи,

Нынь теперь ко шатрам белыим,

310 Вы не бойтеся теперь силы татарские.

Подбегают тут ребятушки

Ко крутой горы, ко бе́режку,

Как бы к тем ко белы́м шатрам.

Тут ребятушки возрадовались:

315 — Что у нас воротилися.

Говорит тогда Васильюшка Касимирович,

Говорит таковы слова:

— Вы, дружинушка хорошая,

Нынь заводите на корабли добры́х коней,

320 Побежим в стольний Киев-град.

Нагрузили чистым золотом,

Нагрузили целы ко́рабли,

Наклали двенадцать ко́раблей,

Побежали в стольний Киев-град.

325 А там давно старо́й ходит, посматриват,

В золотую трубочку поглядыват:

— Наш Василий Касимирович бежит,

Целы ко́рабли золота тащи́т.

Тогда встречали все радёшеньки.

330 И подбегает сам Владимир-князь.

Тут встречают добрых молодцов

Полени́цы приудалые,

Да они люди торговые,

Тут встречают добрых молодцов,

335 Тут пошел у них почестен пир,

Тут пошло пиро́ванье-столо́ванье.

Вот тут и конец.

Во стольном городе во Кееве,

Как у ласкового князя у Владимира,

Собирался у него там почестен пер,

Почестен пер и пированьицо

5 На всех князей, на всех бо́яров,

На всех сильных могучиих бога́тырей,

На всю поле́ницю уда́лую.

Все оны на пер тут собиралися,

Все они на перу да напивалисе,

10 Все они на перу да наедалисе,

Все есть на перу пья́ны-веселы.

Ну тут говорит Владимир сто́льнё-ке́евской:

— Ах друзья мои да вы дружинушка,

Сильни русськи могучи бога́тыри,

15 Все вы на пер теперь посо́браны,

Все вы принакормлены, напоены,

Все вы на перу нынь пья́ны-веселы.

Солнышко идет на вечере,

Наш хорош-пригож почестен пир идет на ве́сели.

20 Все́ вы на перу нынь пья́ны-веселы.

Ну уж вы думайте-тко думу, не продумайте,

Нам кого послать во землю во литовьскую,

Отвести туды да дани-выходы,

За все ста́ры годы да за нынешни,

25 За все прежни времена да й досю́лешны,

И за все теперь да за двенадцать лет,

За двенадцать лет да с половиною.

Нам Олешеньку послать — он молоде́шенек,

А Илью Муромца послать — старик старёшенек!

30 Вот они сидят да закручинились,

Закручинились они да запечалились,

Запечаливши они да затуля́лися.

Бо́льшой туля́ется на среднего,

А средний туля́ется на меньшаго.

35 А от меньшаго от братьи — ответу нет.

С того ли со местецька со ме́ньшаго,

Со той ли скамеецьки око́льнёей,

Вставал старенький старик да старёшенек,

А сединой старичок уж изукрашенный.

40 Подходит он ко князю ко Владимиру:

— Ай же ты, Владимир-князь, да сто́льнё-кеевской,

Ты позволь мне-ка-ва сло́вцо вымолвить,

Ты позволь мне-ка-ва словечко высказать.

Если я скажу от старости по глупости

45 А теби я, князь Владимир, не по совести,

Не казни-ка старика да за напра́сницу!

А ще есть у нас в перу теперь три мо́лодца,

А що есть у нас в перу да три удалины:

Есть теперь вое́вод Василей-то Кази́меров, —

50 Других самы́ они повыскажут.

Благодарил тут князь Владимир старика да за красны речи́,

Скоры́м Владимир да поворот держал,

Строго он слуга́м своим приказывал:

— Ай же вы, мои слуги верные,

55 Вы налейте-тко мне чару зелена́ вина,

Вы не малую стопу́-да полтора ведра,

Ну и весу в ней кладите полтора пуда́,

Вы подлейте эту чарочку сладки́м вином,

Вы подсыпьте-тко теперь да белым сахаром.

60 Наливали эту чару зелена́ вина,

Да не малую стопу́ — да полтора ведра.

В ю весу положили полтора пуда.

Подливали эту чарочку сладки́м вином.

Подсыпа́ли эту чару белым сахаром.

65 Берет князь Владимир во белы́ руки́,

Положил на подносы золоченые,

Подносит ён Василью-от Кази́мерову:

— Ай же ты, Василей-от Кази́меров,

Стань-ка нынь на ноженьки на резвые,

70 Приупрись-ка на сапожки козловые,

Ты бери-тко эту чарочку одной ручко́й,

Выпивай эту чарочку на единой здох!

Ащо ставился Васильюшко на ноженьки на резвыи,

Приуперся на сапожки козловые,

75 Уж он крест кладет по-писа́ному

И поклон провел по-ученому.

Берет-то ён эту чарочку одной ручко́й,

Выпивал ён эту чару на единой здох,

На ногах стоит Василей — не качается,

80 Говорит с князем — не мешается:

— Благодарю я, Владимир сто́льнё-кеевской,

На твоёх на напитках медвя́ныих,

На твоёх на закусках саха́рныих.

Еду, еду я во матушку темну́ орду,

85 Отвезу я туды дани-выходы

За все стары годы и за нынешни,

За все прежни времена и за досюлешны,

За всех круго́м за двенадцать лет,

За двенадцать лет с половиною.

90 Только дай-ко ты ешшо да во товарищах

Мне смелого Добрынюшку Никитича!

Скоры́м Владимир поворот держал,

Строго он слуга́м свои приказывал:

— Ай же вы, мои нынь слуги верные,

95 Налейте-тко мне чару зелена́ вина,

На малую стопу́ — да полтора ведра,

Уж вы весу в ней кладите полтора пуда́,

Вы подлейте эту чарочку сладким вином.

Вы подсыпьте эту чару белым сахаром.

100 Наливали эту чару зелена́ вина,

А не малую стопу́ — да полтора ведра,

В ней как весу положили полтора пуда́,

Подливали эту чарочку сладки́м вином,

Подсыпа́ли эту чару белым сахаром.

105 Берет князь Владимир на белы́ руки́.

Положил на подносы золоченые,

Подносит ён Добрынюшке Никитичу:

— Ай же ты, Добрыня сын Никитинеч,

Ну-тка стань теперь на ноженьки на резвые,

110 Приупрись ты на сапожки на козловые,

Ты бери-тко эту чарочку одной рукой,

Выпивай нынь эту чару на единой здох!

Ставился Добрынюшка на ноженьки на резвые;

Приуперся на сапожки козловые,

115 Уж он крест кладет по-писа́ному,

Поклон провел по-ученому,

Берет он эту чарочку одной ручко́й,

Выпивал ён эту чару на единой здох,

На ногах стоит Добрыня — не качается,

120 Говорит ён с князем — не мешается:

— Благодарю я те, Владимир сто́льнё-кеевской,

За твое́ я за напитки медвя́ные,

За твое́ за закуски саха́рние,

Еду-буду я во матушку темну́ орду,

125 Еду-буду я Василью во товарищах,

Отвезем как мы туды дани-выходы

За все стары годы и за нынешни,

За все прежни времена и за досюлешни,

И круго́м за все за двенадцать лет,

130 И за двенадцать лет с половиною.

Только дай-ко нам ты во товаришшах,

Нам коней кормить-поить да их ухаживать,

Седлать, уздать и окольчуживать,

Уж ты дай-ко нам Иванушка Дубровиця!

135 Скоры́м Владимир поворот держал,

Строго он слуга́м своим приказывал:

— А що ай же вы, мои нынь слуги верныи,

Вы налейте-тко мне чару зелена́ вина,

Вы не малую стопу́ — да полтора ведра,

140 И весу в ней кладите полтора пуда́,

Подлейте эту чарочку сладки́м вином,

Подсыпьте эту чару белым сахаром.

Наливали эту чару зелена́ вина,

Но не малую стопу — да полтора ведра,

145 В ней как весу положили полтора пуда́,

Подсыпа́ли эту чару белым сахаром.

Берет князь Владимир во белы́ руки́,

Положил на подносы золоченые,

Подносит ён Иванушку Дубровицю:

150 — А що ай же ты Иванушко Дубровиць,

Стань-ко нынь на ноженьки на резвые,

Приупрись на сапожки козловые,

Ты бери-тко эту чарочку одной рукой,

Выпивай-ко эту чару на единой здох!

155 А ще ставится Ванюшечка на ножки на резвыи,

Приуперся на сапожки козловые,

Крест кладет он по-писа́ному,

Поклон провёл по-ученому.

Берет он эту чару одной ручкой,

160 Выпивал он эту чару на единой здох,

На ногах стоит Ванюша — не качается,

Говорит он с князем — не мешается:

— Благодарю я ти, Владимер сто́льнё-кеевской,

За твое́ я за напитки медвя́ныя,

165 За твое́ я за закуски саха́рние.

Еду-буду я во матушку темну́ орду,

Еду-буду я Добрыни да Василью во товарищах,

Буду я коней кормить-поить да их ухаживать,

Их седлать, уздать и окольчуживать!

170 Тут ведь скоры́м Владимир поворот держал.

Садился он да за дубовый стол,

Считал-то он бесчётну золоту казну,

Выбирал он тут дани-выходы.

Пораздёрнули тут столы да все дубовые

175 И пораздёрнули скамеечки кленовые,

Повы́стали три уда́лых до́бра мо́лодца,

Повышли оны серед палат да белокаменных.

Крест кладут да по-писа́ному,

Поклон кладут да по-ученому,

180 На все стороны оне да поклоняются,

Князю-то Владимиру в особину,

Со княгиней-то оне, со Опраксией,

Подходит-то Василий ко дубову́ столу,

Берет он бессчетну золоту казну,

185 Спустил-то он казну да во глубок карман, —

Тут-то со палат три уда́лых добрых мо́лодца отправились.

Пораздёрнули они да двери на́ пету,

Повышли-то они да на широк на двор,

Два уда́лых добрых мо́лодца, пошли к добры́м коням.

190 А третий уда́лина остался на крылечке на перёноем.

Тут-от между собой оны да речь вели:

— Как ехать нам, уда́лым, на темну́ орду,

А где бы нам в чисто́м поле́ посъехаться?

Посъехаться у тово ли то у ка́мени у Ла́тыря,

195 У тово ль теперь у дуба у Синявина,

На тых на трех дорожках на крестовыих!

Два уда́лых добрых молодца

Сели на добры́х коней, поехали,

А третий уда́лина пешо́м пошел,

200 Пешо́м пошел по городу по Кееву,

Уклонил теперь ён свою голову,

Ниже он плець могучиих,

Утупи́л он очи ясные

Во матушку сыру землю́.

205 Приходит он да к ро́дной матушке,

Ко честно́й вдове Офимье Олександровны,

Приходит он прикручинивши да и припечаливши.

Говорит ему родитель его матушка,

Да честна́ вдова Офимья Олександровна:

210 — Молодой Добрыня сын Никитинец,

Ты чего пришел со честна́ пиру да прикручинивши,

Прикручинивши да припечаливши?

Ме́стецько ль тебе во перу́ было не по́ люби?

Аль чарочкой тебя в перу́ да прио́бнесли?

215 Аль пьяница-собака приоблаяла?

Говорит-то тут Добрыня сын Никитинец:

— Ме́стецько было ми в перу́ по́ люби,

Чарочкой меня не о́бнесли,

И пьяница-собака не облаяла.

220 А только ты зачим меня, матушка, бессчастного споро́дила?

И на сёй на белый свет меня попу́стила?

Спороди́ла бы меня ты, ро́дна матушка,

Во синё морё бы каменем валу́чиим на глубоко дно, —

Лежал бы я там век по́ веку без шевелимости!

225 Или на морской берег меня да гоголи́ноцькой, —

Стоял бы я век по́ веку без шевелимости!

Или во чисто́ поле́ меня сырым дубо́м, —

Стоял бы я тут век по́ веку без шевелимости!

Говорит ему тут ро́дна матушка,

230 Честна́ вдова Офимья Олександровна:

— Ай же ты, рожоно мое дитятко,

Молодой Добрыня сын Никитинец,

Рада бы была теби я спо́родить

Силой я тебя в Илью Муромца,

235 Смелостью в Олешку Поповиця,

Красотой в Самсона-богатыря, —

Так ну-ка бог не по́велел!

Говорит ему тут ро́дная-то матушка,

Та честна́ вдова Офимия Олександровна:

240 — Аще ай же ты, рожо́но родно дитятко,

Молодой Добрыня сын Никитинец,

На кого же оставляешь ро́дну матушку?

На кого ты покидаешь молоду́ жену?

Говорит-то тут Добрыня сын Никитинец:

245 — Оставляю-ко я матушку я на́ бога́,

А молоду́ жену — вдовей, моя Настасья, три́ года́.

А если три́ году́ не до́ждешьсе, —

Так жди меня и шесть годов.

А шести годов не до́ждешься, —

250 Так жди меня и деветь лет.

Девети годов не до́ждешьсе, —

Так жди меня и двенадцать год.

Двенадцать год не до́ждешьсе, —

Хоть вдовой живи, хоть заму́ж иди,

255 Хоть за кня́зей иди, хоть за бо́яров,

Хоть за сильных могучих бога́тырей.

А не ходи-тко за Олешку Поповиця, —

Олешка Поповиць мне крестовой брат.

Идет Добрынюшка во глубо́к погре́б,

260 Снимает он с себя платья цве́тные,

Надевает-то он военные

И берет с собой поспехи молодецкие,

Берет-то ён палицу булатнюю,

Берет-то ён копье да мурзамецкое,

265 Берет-то ён туго́й-то лук разрывчатый

С тема́ со стрела́мы со каленыма.

А берет-то на коня-то он напотницьки,

На напотницьки берет ён подпотницьки,

На подпотницьки берет ён мягки войлуцьки,

270 И берет-то он седёлышко черкальское

О двенадцати подпругах о шелко́выих,

О двенадцати о пряжках золоченыих,

И о двенадцать шпинёцьках железныих,

Подпруги-то шелко́выи,

275 Не простого они шолку — шаматынского,

Пряжечки теперь да золоченые,

Не простого они золота — червонного;

А шпинёцьки теперь да железные,

Не простого-то железа есть — булатного.

280 На коня-то он берет уздечку золоченую

С тема повода́ма со шелко́выма.

Повышел-то Добрыня на широк на двор

Седлать-уздать он своего коня доброго.

Накладывал уздецьку золоченую,

285 Накладывал на коня-то он напотницьки,

На напотницьки — подпотницьки,

На подпотницьки — мягки войлуцьки,

На войлук клал седёлышко черкальское

О двенадцати подпругах о шелко́выих.

290 Он подпруги тут подтягивал, покрякивал, —

Они только тянутся, да только не́ рвутся.

А пряжечки теперь да золоченые,

Не гнутся они да и не ло́мятся.

Шпинёцьки жалеза есть булатного.

295 Хоть гнутся-то они, да тут не ломятся.

Видели только до́бра мо́лодца, что он коня седлал,

А слышали его, что он наказывал,

Не видли-то ведь си́дуци

И с широка́ двора поедучи.

300 Со двора он поехал не воротыма,

Да и по городу поехал не дорогыма, —

Переехал он через тыны́ дворовыи,

И переехал через стены городо́вые.

И повыехал в раздо́лье во цисто́ поле́,

305 Не буря ль в поле подымается, —

А добрый мо́лодец да отправляется,

Он като́м кати́т, так только пыль стоит,

Вот посъехались уда́лы до́бры мо́лодцы,

В том-то ведь оны да во цисто́м поли́,

310 У того они у дуба у Синявина.

У того они у каменя у Ла́тыря,

На тых на трех дорогах на крестовыих.

Они съехались да поздоровались,

Слезли тут оны с добрых коней,

315 Пораздёрнули шатры белополо́тняны,

Принасы́пали пшены́ да белоя́ровой

Оны своим коням да добрыим,

А самы оны, да до́бры мо́лодцы, гулять пошли,

Гулять пошли да по чисту́ полю́.

320 Тут оны между собой советовали:

— Как нам ехать, как нам быть да во темну́ орду?

Нам торопиться быть туды́ да не́чего.

А поедем-ко мы в батюшко да Ярослав-горо́д,

Говорят — он стоит на горы́ да во всёй красоты́.

325 Заедем-ко мы да полюбуемся!

Вот заехали оне да в Ярослав-горо́д,

Побыли оне да в Ярослав-го́роди,

Ну всё-таки уж их путь призаежжая, —

Надо ехать во матушку во темну́ орду.

330 Вот они отправились уда́лы до́бры молодцы во темну́ орду.

Скоро скажется, да тихо деется.

Приехали оне да во темну орду.

Заехали оне да к Ботиа́ну да на широк на двор.

Соскочил-ко тут Добрынюшка с добра́ коня.

335 Воткнул-то он во матушку сыру землю́ да пику острую,

Привязали оне да трех коней да богатырскиих,

Самы оны во полатки белокаменны отправились.

Пораздернули они да двери на́ пету,

Зашли они в полатки белокаменны,

340 Крест кладут да по-писа́ному,

Поклон ведут да по-ученому,

На все стороны оне да поклоняются,

Князю Ботиа́ну да в особину.

Подходит тут Василий к дубову́ столу,

345 Положил он на стол да золоту́ казну.

Садился тут Ботиа́н да за дубовый стол,

Считать-то он да золоту казну,

Золоту казну, да дани-выходы, —

Золота казна у них да поистрачена.

350 Вот тут Ботиа́ну эта шутка не слюбиласи:

— Где у вас теперь казна да очутиласе?

Говорит-то тут Василий тут Кази́меров:

— Как у нашего у князя у Владимира

Приотсчитаны монеты были медные,

355 А положены в телеги-те железные, —

Телеги-то железны поломалисе,

А монеты на пути уж все осталисе!

Ботиа́ну эта шутка не слюбиласе,

Говорит-то Ботиа́н да таковы слова:

360 — Ай же вы, сильные русские могучие богатыри,

Вы уда́лы полени́цы нынь дородные!

Есть ли у вас во городе во Кееви,

Есть ли там у вас да доска шашечна,

Играют ли у вас да в шашки, в шахматы,

365 Забавляются ль в веле́и золоченые?

Говорит-то тут Василей тот Кази́меров:

— Есть у нас во городе в Кееви,

Есть там у нас доска шашечна,

Играют у нас там в шашки, в шахматы,

370 Забавляются в веле́и золо́ченые, —

Но не знали мы утехи княженецкую,

Да не знаем мы забавы молодецькую,

А игроки у нас во Кееве оставлены!

Есть у нас с собой теперь да надеюшка:

375 На спаса пречистого и на мать пречисту богородицу

И на товарища, — на смелого Добрынюшку Никитича!

Вот садились тут оны да за дубовый стол,

Играть-то тут оне ведь в шашки, в шахматы,

Забавляться тут в веле́и золоченые.

380 Ботия́н тут залагает золоту казну,

А Добрыня залагает ко́ня доброго.

Вот играли оне тут да перву́ игру.

Со той с пути-дороженьки со дальноей

Проглядел Добрынюшка ступе́нь да в до́ске шашечной,

385 Проиграл он да своего да ко́ня доброго.

Говорит Добрыня таковы речи:

— Ах мы, сильние могучие бога́тыри,

Уда́ла полени́ца мы дородняя,

А придется заложить нам буйны головы!

390 Вот садились оны играть да во втору́ игру,

Ботия́н залагает золоту казну,

А Добрыня залагает буйну голову.

Во второй игры Добрыня поисправился,

Повыиграл себи да ко́ня доброго.

395 Вот садились оне играть тут третью́ игру.

Ботия́н залагает золоту казну,

А Добрыня залагает ко́ня доброго.

Играли они третью́ игру.

В третье́й игре Добрыня поисправился, —

400 Ботия́ну эта шутка не слюбилася,

Говорит-то Ботия́н да таковы речи:

— Ай же сильнии русские могучие бога́тыри,

Вы уда́ла полени́ця да дородняя,

Есть ли у вас во городе в Кееви,

405 Есть ли у вас в городе да из луко́в стрельба?

Стреляют ли у вас да по острею по ножовому,

Попадают ли у вас да в золото́ кольцё?

Говорит-то тут Василий-то Кази́миров:

— Есть у нас во городе во Кееви,

410 Есть у нас да из луко́в стрельба, —

Стреляют по острею по ножовому,

Попадают-то у нас да в золото́ кольцё,

Но не знаем мы забаву княженецкою,

Но не знаем мы утехи молодецкою,

415 А стрельцы у нас во Кееви оставлены!

Есть у нас теперь с собою да надеюшка:

На спаса есть у нас теперь и на матушку пресвятую богородицу

И на товарища — на смелого на Добрынюшку Никитеча!

Вот начинают оне тут из луко́в стрелять.

420 Принесли да ведь ту́гой лук,

Принесли ему и стрелочку каленую.

Берет-то тут Добрынюшка ведь ту́гой лук да во белы́ руки́,

Начал ён тут тетивки-ти натягивать,

А и начал тетивочки полапывать, —

425 Полапывал, полапывал, да вовсе и ро́зорвало.

— Ай не дородная лучёнка есть, — поношена.

Поношена лучёночкя да брошена!

Говорит тут Ботия́н да Ботия́нович:

— Ай же вы, мои да слуги верныи,

430 Идите вы да во глубок погре́б,

Принесите вы что не лучший княженецкой лук!

Идут-несут лучёночка на носилочках да шестеро,

Приносят-то так Добрынюшке Никитичу.

Берет-то тут Добрынюшка одной рукой,

435 Начинал ён тут тетивочки натягивать,

Начал ён тетивочки полапывать, —

А полапывал, полапывал, да вовсе и ро́зорвало.

— А не дородная есть лучёночка, — поношена,

Поношена лучёночка, заброшена!

440 Говорит-то тут Добрыня таковы слова:

— Ай же ты, Иванушка Дубрович сын,

Сходи-тка ты теперь да на широк на двор,

К моему коню да ты ко доброму,

Ко правому булатному ко стремени,

445 Отстегни-ка ты лучёночка завозная,

Завозная лучёнка и дорожьняя.

Шел Иванушка да на широк на двор,

Ко его коню да ко доброму,

Ко правому булатному ко стремени.

450 Отстегнул да вот лучёночка завозная,

Завозная лучёночка дорожьняя.

Несет ён в полатки белокаменные,

Захватил ён ошибочно да тетиночки. —

Да начали и струночки поигрывать.

455 Вот и стал тут Добрыня стрелять из своего лука.

Положил как ён тут стрелочку каленую,

Стрелил по острею́ по ножовому,

И попал-то тут да он, Добрыня, да в золото кольцё

Начинает нынь стрелять Ботия́н да Ботия́нович.

460 Первый раз стрели́л — не до́стрелил,

А другой раз стрели́л — пере́стрелил,

А третий раз стрели́л он — попасть не мог.

Ботия́ну эта шутка не слюбиласи.

Говорит-то Ботия́н да таковы речи́:

465 — А есть ли у вас во городе во Кееви,

А есть ли у вас борьба да рукопашечка?

А борятся ль у вас да рукопашкою?

Говорит-то тут Василий-от Кази́меров:

— Есть у нас во городе в Кееви,

470 Есть у нас борьба да рукопашечка,

Борятся у нас да рукопашкою, —

Только не знали мы забавы княженецкою,

Да не знали утехи молодецкою.

А борьцы у нас во Кееви оставлены!

475 Есть у нас теперь с собой надеюшка:

На спаса пречистого, на матушку пресвятую богородицу.

На товарища — на смелого Добрынюшку Никитича.

Вот они выходят и бороться на широк двор,

Два удалых добрых мо́лодца с Ботия́ном на крылецько на перёное,

480 А Добрыня Никитич спустился на широк на двор —

Бороться он с татаровам поганыма.

Пошли-ка тут татары да на широк на двор, —

В плецях-то у них да ведь коса́ саже́нь,

Меж глаз у них да ведь больша́ пяде́нь,

485 А головы у них так что пивной котёл.

Пошли-то да на Добрыню они по одина́чке, —

Стал-то их Добрынюшка попихивать,

Стал-то их Добрыня потолы́кивать.

Пошли-ка на Добрынюшку тут по́-двою,

490 Пошли-ка на Добрынюшку тут по́-трою,

Добрыня их отпи́хиваёт да оттолы́киваёт.

Потом повалило силушку на двор что чо́рна во́рона;

Тут видит Добрынюшка Никитинец,

Что дело-то приходит тяжелёшенько,

495 Схватил-то тут Добрынюшка татарина да за́ ноги,

Пошел ён тут татарином помахивать,

В одну сторону идет — так свалит улицькой,

А сделает поворот — так переулоцьком.

Жалко стало Василию Казиме́рову тут товарища,

500 Что приустанет он бьюци́ да тата́ру поганую.

Соскочил-то он прямо с крыльца перёного,

Повыхватил с телеги ось тележную,

Пошел тут осью он помахивать,

В одну сторону идет — так валит улицу,

505 А сделает поворот — так переулоцьком, —

А силушки в темно́й орды уже редко ста́ется.

Говорит тут Ботия́н да Ботия́нович:

— Ай же ты, Иванушка Дубрович сын,

Садись-ка ты теперь да на добра́ коня,

510 Успокой-ко ты своих да нынь товарищей,

Пускай они оставят хоть на се́мена!

Вот садился Иван да на добра́ коня,

Берёт-то он с собой храпы́ железные,

Не смел-то он заехать с ли́чика белого,

515 А заехал-то Добрыне с плеч могучиих.

Накинул-то ему храпы́ железные.

Из храп-то тут Добрынюшка повывернулся,

Расходилась его сила богатырская,

Не мог-то он удержать хра́памы-то железныма.

520 Заехал-то ён тут вторичной раз,

Накинул на яго́ храпы́ железные,

Одержал ён тут Добрынюшку Никитича:

— Ай же ты, Добрынюшка Никитинец,

Просит Ботия́н Ботия́нович

525 Оставить хоть татаровей на се́мена, —

А будет тут платить ён дани-выходы.

Ну вот как тут поехал он к Василию Кази́мерову,

Не смел-то он заехать с ли́чка белого,

А заехал ён ему да с плеч могучиих,

530 Накинул на ёго́ храпы́ железныи,

Из храп Василий да повывернулся.

Вот заехал ён во вторичной раз,

Накинул на него храпы́ железныи,

Одержал тут ён да своего товарища:

535 — Ай же ты, Василий да Кази́меров,

Укроти-тко свою силу богатырьскую,

Нас-то просит Ботия́н да Ботия́нович

Оставить-то татаровей на се́мена, —

Он составит нам теперь да угощение

540 Да будет нам платить да золоту казну, да дани-выходы?

Вот тут они приехади к Ботия́ну Ботия́нову,

Пили-то оне да угощалися, на святую Русь да собиралися.

Их кормил-поил да Ботия́н да Ботия́нович,

Угощал-то их, как дорогих гостей,

545 Отсчитал-то им бесчёту золоту казну.

Что ж спросили-то они, так беззадёржно им.

Вот они тут сели, до́бры мо́лодцы, на добры́х коней,

С Ботия́ном-то оне да распрощалисе,

А на святую Русь они да отправлялисе.

550 Скоро скажется, да тихо деется.

А приехали они да на святую Русь,

На святую Русь да и под Кеев-град,

Ко тому ли оны ко дубу ко Синявину,

Ко тому ли оны ко каменю ко Ла́тырю,

555 Поставили оны своих-те коней добрыих,

Пораздёрнули шатры белополо́тняны,

Принасы́пали пшаны да белоя́ровой,

Оне-то своим да ко́ням добрыим,

А сами-то уда́лы да гулять пошли.

560 Гулять пошли да самы речь вели:

— А не поедем мы ко князю ко Владимиру,

Все одно он нам не делат угощения!

Вот тут едут путём-дорожкою старенькие,

Впереди едут молоденькие.

565 Едут-то они из города из Кеева,

Едут-то оне да разговаривают,

Что двенадцать лет миновалосе,

Уежжал Добрыня во чисто́ полё,

А теперь младая Онастасья заму́ж пошла,

570 За того, за кого у него да не приказалосе,

Пошла она за Олешку за Поповича.

Дело делалось во пятницу.

В субботу они ходили в божью́ церкву на о́клики,

В воскресенье они уж принимают золотые венцы,

575 А повысватал Владимир стольнё-кеевский,

Не хотела она князя-то разгневати, —

Изменила она му́жня — наказа́ное.

Вот услышал тут Добрыня сын Никитинец,

Про свое-то он семейство он невзгодушку,

580 — Ну прощайте-тко мои да нынь товарищи,

Мне-ка некогда ведь больше здесь разгу́ливать!

Позадёрнул тут Добрынюшка бело́й шатёр,

Да садился он, Добрыня, на добра́ коня,

Да и в стольный Кеев-град Добрынюшка отправился

585 Приехал ён во стольной Кеев-град,

Заехал ён ко матушке да на широкой двор.

Ко той к Офимье Олександровне,

Запустил да он коня да в конюшеньку,

И пришел он во полатки белокаменны,

590 Крест кладет да по-писа́ному,

Поклон провел по-ученому,

На все стороны да поклоняется,

Родной матушке да он в осо́бину,

Поклоняется, не объясняется:

595 — Здравствуй, здравствуй-ка, честна́ вдова Офимья Олександровна,

Со младой-то Настасьей Микуличной!

Говорит-то родитель его матушка,

Та честна́ вдова Офимья Олександровна:

— А же ты, детинушка да гусе́льщина,

600 Так и ль ты надо мной да надругаешься?

Так и ль ты надо мной да надсмехаешься?

Кабы знал то живое моё рожоное дитятко,

Молодой Добрыня сын Никитинець,

Не дошло б теби да надрыга́тися,

605 Не дошло б тоби да надсмехатися!

Как двенадцать лет у меня да миновалосе,

Как красное-то солнышко да укаталосе,

А нынь-то укатается да млад светёл месе́ц, —

Младая Настасья заму́ж пошла!

610 Дело-то ведь делалось во пятницу,

В субботу-то оны были в божье́й церквы,

А в воскресенье принимают золоты венцы!

Берет-то он да золоты ключи,

Идет-то ведь Добрыня да во глубо́к погре́б,

615 Сымает он одёжицу военную.

Надевает он да пла́тьё цве́тное,

Надевает он лапо́тики на ноженьки семи шелков.

Берет-то он гусёлышка под пазуху яро́вчаты,

Да на поче́стен пер веселой скоморошинкой отправился.

620 Пришел-то скоморошинкой ён да на почестен пер,

У дверей стоят да тут придве́рники,

У ворот стоят да приворо́тники,

— Да пустите-тко меня, крепки́ сто́рожи,

Вы не гля-ради Олешки Поповича

625 И не гля-ради князя Владимира,

А гля-ради Добрынюшки Никитича!

Отвечают тут ему да крепки́ сто́рожи:

— А у нашего Владимира спомянуто:

А кто Добрыню вспомнит, так убить-повесити!

630 Помахнул-то ён рукой правою,

На правую-то руку пова́лились,

А на левую на руку — расско́чились;

Ослабели-то тут на перу да крепки сто́рожи.

Зашел-то Добрыня на почестен пир,

635 Но места уж на перу скоморошьи попризаняты.

Досталось ему место на печке, на запе́ченьке,

На той простой сосновоей скамеечке.

Вот садился тут играть Добрынюшка Микитинец,

Сел играть в гусёлышки яро́вчаты.

640 Игры он-то играет от Царя́-града́,

Розы́грыши играет от Ерусо́лима,

Да тут-то притягает сто́льнёй Кеев-град.

Да тут-то есть притянут Владимер сто́льнё-кеевской.

Да тут-то есть Владимиру-князю эта игра да прилюбиласе:

645 — Ну чем бы тебя на́скори пожаловать?

Говорит-то тут Добрыня сын Никитинец:

— А не надо мини злата и ни се́ребра,

Ни скатного-то мелкого жемчуга,

Золотой казны да дома бог послал!

650 — Ну дам я тебе за княженецким столом три места любимые:

Первое место — да проти́в меня,

Другое место — да рядо́м со мной,

А третье место — где ти слю́бится!

Садился тут Добрынюшка Никитинец

655 Напроти́в он молодых людей да новожо́ныих.

Вот поднесли тут Добрынюшке да чарочку,

Не пил он своей чарочки,

А спустил-то во чару золотой персте́нь,

С которы́м с Настасьей обручалисе, —

660 Во дни он чары, как огонь горит,

Во верху он чары, как во ключ кипит.

Вот подносит ён Настасье да Микуличне:

— Аще ай же ты, Настасья да Микулична,

Если хошь добра, — так ты пей до дна,

665 А не хошь добра, — так не пей до дна!

Посме́тил дело тут Олешка да Попович сын:

— Ай же ты, калека перехожая,

Ай же ты, сума да переметная!

Не сдадим Настасье Микуличне

670 А твоей-то ведь чарочки про́шеной!

Берет-то Настасья чарочку одной ручко́й,

Выпивала она да на единой здох,

Говорит она да таковы реци́:

— Не тот мни муж, кто возли́ сидит,

675 А тот мни муж, кто проти́в стоит!

Не обходит она кру́гом дубова́ стола,

А скачет она прямо через дубо́вый стол,

Пала во ноженьки во резвые,

Целовала во уста его саха́рнии:

680 — Ай же ты, моя законная семеюшка,

Молодой Добрыня сын Никитинец!

За мои-то ведь за ра́зумы глупые

Сведи ты меня да во чисто́ полё,

Привяжи к жеребьцям к неученыим,

685 Пусть они растерзают мое мясо по чисту́ полю́!

— Не диву́сь я разуму женьскому,

А дивуюсь я братцу крестовому,

Смелому Олешке Поповицю,

Да еще я да князю Владимиру,

690 Князю Владимиру сто́льнё-кеевскому, —

Свою-то жону так он сам .....

А чужую жону — так людя́м дает!

Берет-ко тут Добрынюшка Никитинец,

Берет-то он Олешку за желты́ кудра́,

695 Бросил-то он его да о кирпичной пол,

Хочет-то он стегнуть плетью́ шелко́вою,

Оддержали тут его да вся тут публика:

— Аще ай же Добрынюшка Никитинец,

Не бей-ка ты Олешеньки плетью́ шелково́ей.

700 А всякой-то на сем свети́ поже́нится,

Да не всякому женитьба удавается, —

А Олешке нынь женитьба неудачная!

Со того стыду́ со сраму со великого,

Садился Олешка на добра́ коня,

705 Да и уежжал Олешка во чисто́ полё.

А берет-то Добрыня свою Настасью Микулишну,

Свою-то он супругу за белы́ руки́,

Да идут-то они да к ро́дной матушки,

Ко честно́й вдовы Офимьи Олександровной.

710 Вот узнала тут его да ро́дна матушка,

Та честна́ вдова Офимья Олександровна:

— Аще ай же ты, рожо́но мое дитятко,

Молодой Добрыня сын Никитинец!

Когда ты приехал из темно́й орды,

715 Из темно́й орды да и сказался б мни,

Не так бы я тебе и встретила,

А лучше бы того да я прова́дила!

Тым ы та былинушка покончилась.

В стольном городе во Киеве,

У ласкова князя у Владимира

Было пированьице почестен пир

На многих князей, на бояр,

5 На могучиих на богатырей,

На всех купцов на торговыих,

На всех мужиков деревенскиих.

Красное солнышко на вечере,

Почестен пир идет на веселе.

10 Испроговорит Владимир стольно-киевской:

— Ай вы все князи боя́ра,

Все могучие богатыри,

Все купцы торговые,

Все мужики деревенские!

15 Все на пиру поженены,

Один я князь не женатый есть.

Знаете ль вы про меня княгину супротивную,

Чтобы ростом была высокая,

Станом она становитая,

20 И на лицо она красовитая,

Походка у ней часта и речь баска,

Было бы мне князю с кем жить да быть,

Дума думати, долгие веки коротати,

И всем вам-князьям, все боярам,

25 Всем могучиим богатырям,

Всем купцам торговыим,

Всем мужикам деревенскиим,

И всему красному городу Киеву

Было бы кому поклонятися?

30 Все на пиру призамолкнули

И ни от кого на то ответа нет.

Один удалый добрый молодец

Из по имени Дунаюшка Иванович,

Выходил (з)за столика дубового,

35 Очень он пьян — не шатается,

Говорит речи — не смешается,

Бьет челом, поклоняется:

— Князь Владимир стольно-киевской!

Я знаю про то ведаю,

40 Про тебя княгиню супротивную:

Во той во земли в хоробро́й Литвы,

У того королевского величества,

Есть две дочери великие,

Обе дочери на выдаваньи:

45 Большая дочь Настасья королевична,

Тая дочь все полякует;

А меньшая дочь все при доме живет,

Тая есть Опракса королевична:

Она ростом высокая,

50 Станом она становитая,

И лицом она красовитая,

Походка у ней часта и речь баска,

Будет тебе князю с кем жить да быть,

Дума думати, долгие веки коротати,

55 И всем князьям, всем боярам,

Всем могучиим богатырям,

Всем купцам торговыим,

Всем мужикам деревенскиим,

И всему красному городу Киеву

60 Будет кому поклонятися.

Этыя речи слюбилися;

Скажет князь Владымир стольно-киевской:

— Ай же ты Дунаюшка Иванович!

Возьми ты у меня силы сорок тысячей,

65 Возьми казны десять тысячей,

И поезжай во тую землю в хоробру Литву,

И добрым словом посватайся:

Буде в честь не дают, так ты силой возьми,

А столько привези Опраксу королевичну.

70 Проговорит Дунаюшка Иванович:

— Солнышко ты, Владимир стольно-киевской!

Не надо-ка-ва силы сорок тысячей,

Не надо казны десять тысячей;

Дай-ка ты мне любимого товарища,

75 Любимого товарища Добрыню Никитича.

Испроговорит князь Владимир стольно-киевской:

— Ай же ты Добрынюшка Никитинич!

Пожалуй ты к Дунаюшке в товарищи.

Скоро Добрынюшка понакнулся

80 И скоро оны выедут со города со Киева,

Скоро садились на добрых коней;

Видли добрых молодцев сядучись,

Не видли добрых молодцев едучись:

Быдто ясные соколы попурхнули,

85 Так добрые молодцы повыехали.

И скоро будут во той земли в хороброй Литвы,

У того королевского величества,

На тот двор на королевскии,

Противу самыих окошечек,

90 И скоро сходили со добрых коней.

Проговорит Дунаюшка Иванович:

— Ай же ты Добрынюшка Никитинич!

Стой ты у коней, коней паси,

А поглядывай на ринду королевскую,

95 На палату княженецкую:

Каково мне-ка будет, так тебя позову,

А каково бы время, так приуехать бы.

А приходит к королевскому величеству;

Знает он порядню королевскую:

100 Не надо креститься, молитвиться;

Бьет челом, поклоняется:

— Здравствуй, батюшка, король хороброй Литвы!

А оглянется король хороброй Литвы:

— Прежняя ты слуга, слуга верная!

105 Жил ты у меня три году,

Первый год жил ты во конюхах,

А другой год жил ты во чашниках,

А третий год жил ты во стольниках,

Верой служил, верой правдою:

110 За твои услуги молодецкие

Посажу тебя за больший стол,

За больший стол, в большо место;

Ешь, молодец, досыта

И пей, молодец, долюби.

115 И посадил его за больший стол, в большо место,

Стал его король выспрашивать:

— Скажи, скажи, Дунай, не утай собо́ю,

Куды ты поехал, куды путь держишь?

Нас ли посмотреть, али себя показать,

120 А у нас ли пожить а еще послужить?

— Батюшка король хороброй Литвы!

А поехал я за добрым делом,

Засвататься на твоей дочери на Опраксии.

Этыя речи ему не слюбилися:

125 — Ай же ты Дунай сын Иванович!

Не за свое дело взялся — за бездельице:

Меньшую дочь ты просватываешь,

А большую дочь чем засадил?

Ай же вы татаровья могучие!

130 Возьмите Дуная за белы руки,

А сведите Дуная во глубок погреб.

Заприте решоткамы железныма,

Задвиньте доскамы дубовыма,

И засыпьте пескамы рудожелтыма;

135 И пусть-ка Дунай во Литвы погостит,

Во Литвы погостит, в погребу посидит,

А может Дунай догадается.

Выставал Дунай на резвы ноги

И здымал рученьки выше своей буйной головы,

140 И опирается на рученьки о дубовый стол:

Столы дубовые раскряталися,

Питья на столах проливалися,

Вся посуда рассыпалася.

Все татаровья испужалися,

145 И скоро прибежали слуги верные

Со того двора с королевского:

— Ай же ты, батюшка, король хороброй Литвы!

Ешь ты, пьешь, утешаешься,

Над собой незгодушки не ведаешь:

150 На дворе детина не зна́й собой,

Во левой руке два повода добрых коней,

А во правой руке дубин сарацинская;

Как быв ясный сокол попурхивает,

Так тот добрый молодец поскакивает,

155 На все стороны дубиною розмахивает,

И убил татар до одиного,

Не оставит-то татар на семена.

Тут король догадается,

Проговорит король хороброй Литвы:

160 — Ай же Дунаюшка Иванович!

Напомни ты старую хлеб да соль,

Оставь татар хоть на семена:

Отдам свою дочь королевичну

За вашего князя за Владимира.

165 Скоро оны садились на добрых коней,

Скоро поехали с того двора королевского

С молодой Опраксой королевичной.

И во тыя пути во дороженьки

Сустигала их ночька темная;

170 Раздернули полатку полотняную

И тут добры молодцы и спать легли;

Во ноженьки поставили добрых коней,

А в головы востры копьи,

А по правую руку сабли вострые,

175 А по левую кинжалища булатныя,

И спят добры молодцы, высыпаются,

Темную ночь коротаючись;

Ничего добры молодцы не видели,

Хоть не видели оны, столько слышали,

180 Как ехал татарин на чисто поле.

Повставали поутру ранешенько,

А выходили на путь на дороженьку:

Едет татарин в погону в след

Добрый конь в дорожку до щеточки прогрязывал,

185 Камешки с дорожки вывертывал,

За два выстрела камешки выметывал.

Поехал Добрынюшка Никитинич

С Опраксой королевичной ко городу ко Киеву;

Поехал Дунаюшка Иванович

190 По этой по лошадиной по и́скопыти

За тым татарином в погону в след.

Где было татарина так доезжать,

Где было татарина копьем тарыкать,

Так с татарином промолвился:

195 — Стой ты, татарин, во чистом поле,

Рыкни, татарин, по-звериному,

Свисни, татарин, по-змеиному!

Рыкнул татарин по-звериному,

Свиснул татарин по-змеиному:

200 Темные лесы роспадались,

В чистом поле камешки раскатывались,

Траванька в чистом поле повянула,

Цветочки на землю повысыпали,

Упал Дунаюшка с добра коня.

205 Скоро Дунаюшка ставал на резвы ноги,

И сшиб татарина с добра коня:

— Скажи ты, татарин, не утай собою:

Чьего ты, татарин, роду, чьего племени?

Говорил татарин таковы слова:

210 — Ай же Дунай, сын Иванович!

Как быв был я на твоих грудях,

Не спрашивал ни родины, ни дедины,

А пласта́л бы твои груди белые.

Садился Дунаюшка на белы груди,

215 Как раскинул плащи татарские,

Хочет пластать груди белые,

А видит по перькам что женский пол.

У его сердечушко ужахнулось,

А рука в плечи застоялася:

220 — Что же ты, Дунаюшка, не опознал?

А мы в о́дной дороженьке не езживали,

В одной беседушке не сиживали,

С одной чарочки не кушивали?

А ты жил у нас ровно три году:

225 Первый год жил ты во конюхах,

А другой год ты жил во чашниках,

А третий год жил во стольниках.

— Ай же ты Настасья королевична!

Поедем мы скоро ко городу ко Киеву,

230 И примем мы чудны кресты золоты венцы.

Приехали ко городу ко Киеву,

Ко той ко церкви соборныя;

Меньша сестрица венчается,

Бо́льшая сестрица к венцу пришла.

235 Пир у них пошел ровно по три дня;

На пиру Дунаюшка росхвастался:

— Во всем городе во Киеве

Нет такого молодца на Дуная Ивановича:

Сам себя женил, а дру́га подарил.

240 Ответ держит Настасья королевична:

— Ай же ты Дунай Иванович!

Не пустым ли ты Дунаюшка расхвастался?

А и не долго я в городе побыла,

А много в городе признала:

245 Нет такого молодца на щепленьице,

На щепленьице — Добрыни Никитича,

А нет на смелость Алеши Поповича,

А на выстрел нет Настасьи королевичной:

А стреляла я стрелочку каленую,

250 Попадала стрелкой в ножечно́й острей,

Рассекала стрелочку на две половиночки,

Обе половинки ровны пришли,

На взгляд ровнаки и весом ровны,

И тут Дунаюшке ко стыду пришло,

255 Скажет Дунаюшка Иванович:

— Ай же ты, Настасья королевична!

Поедем, Настасьюшка, в чисто поле,

Стрелять стрелочки каленые.

И выехали во чисто поле:

260 И стреляла ёна стрелочку каленую,

И попадала стрелкой в ножечно́й острей,

Рассекала стрелочку на две половиночки,

Обе половинки ровны пришли,

На взгляд ровнаки и весом ровны.

265 И стрелил Дунаюшка Иванович;

Так раз стрелил, пере́стрелил,

Дру́гой раз стрелил, не до́стрелил,

И третий раз стрелил, попасть не мог.

Тут рассердился Дунаюшка Иванович.

270 Наставил стрелочку каленую

Во Настасьины белы груди.

Тут Настасья ему смолилася:

— Ай же, Дунаюшка Иванович!

Лучше ты мне-ка-ва пригрози три грозы,

275 А не стреляй стрелочку калену;

Первую грозу мне-ка пригрози:

Возьми ты плеточку шелковую,

Омочи плетку в горячу смолу

И бей меня по нагу́ телу;

280 И другую грозу мне-ка пригрози:

Возьми меня за волосы за женские,

Привяжи ко стремены седельному

И гоняй коня по чисту полю;

А третью грозу мне-ка пригрози:

285 Веди меня во улицу крестовую

И копай (по перькам) во сыру землю,

И бей меня клиньями дубовыма,

И засыпь песками рудожелтыма,

Голодом мори, овсом корми,

290 А держи меня ровно три месяца,

А дай мне-ка че́рево повы́носити,

Дай мне младенца поотро́дити,

Свои хоть семена на свет спустить.

У меня во череве младенец (есть),

295 Такого младенца во граде нет:

По колен ножки-то в серебре,

По локоть руки-то в золоте,

По косицам частые звездочки,

А в теми печё красно солнышко!

300 На эти он речи не взираючись,

И спущает стрелочку каленую

Во Настасьины белы́ груди́;

Пала Настасья на головушку;

Пластал ён ёй груди́ белы,

305 Вынимал сердце со печенью,

У нее во череве младенец есть,

Такого младенца во граде нет:

По колен ножки-то в серебре,

По локот руки-то в золоте,

310 По косицам частые звездочки,

А по теми́ печет красное солнышко.

Тут сам ён на свои руки посегнулся

Где пала Дунаева головушка,

Протекала речка Дунай-река,

315 А где пала Настасьина головушка,

Протекала речка Настасья-река.

У стольного города у Киева,

У ласкова князя у Владимира

Было пированье почестен пир,

На вси на князи, на бо́яра,

5 На русских могучих богатырей,

На всих поляниц на удалыих.

Красно солнце на ве́чери,

Почестен пир у них на ве́сели,

Вси на пиру пьяны, ве́селы,

10 Вси на пиру наедалися,

Вси на пиру напивалися,

Вси на пиру поросхвастались:

Умный похвастал отцом, матерью,

А безумный похвастал молодой женой.

15 Кто хвастал своей у́датью,

А кто хвастал своей у́частью.

Кто ли конима добрыма,

Кто ли платьями цветныма,

Из-за того стола з-за ду́бова,

20 З-за того пиру з-за почо́стного,

Выходи Владимир стольне-киевской:

— Ай же вы князи, князи бо́яра,

Все русьские могучие богатыри!

Вси вы на пиру принако́рмлены,

25 Вси вы на пиру принапоены,

Вси вы на пиру пьяны, веселы,

Вси вы на пиру испоженены,

Я у вас один холост, не́женат.

Дайте вы мне супротивную,

30 Чтобы стаником она была ровнёшенька,

Ростом была высокёшенька,

Очи бы были ясна со́кола,

Брови бы были черна соболя,

Чтобы тело было снегу белого,

35 Волосом желта, и умо́м сверста́.

З-за того стола з-за дубового,

З-за того пиру з-за почостного,

Выходит сильнёй Дунай Иванович,

Бьет челом, поклоняется:

40 — Солнышко Владимир стольне-киевской!

Я тебе знаю супротивную.

Е во землях ляховинскиих,

У ко́роля Микулы ляховинского

Е у него дви до́чери:

45 Больша дочь Настасья Микулична

Езди в чистом поле, полякует.

Меньша дочь Опраксия Микулична

За тридевять сидит за замочками,

За тридевять сидит за сторожочками.

50 Спрого́вори князь стольне-киевской:

— Достаньте вы Опраксию Микуличну,

Русьские могучие бога́тыри.

Спрого́вори сильней Дунай Иванович:

— Дай ты мне во това́рищи

55 Хоть мла́дого Добрыню Микитьевича.

Пишите письма скорописчаты

О добром деле о сва́товстве,

Седлайте, уздайте добры́х коней.

Дали ему во това́рищах

60 Мла́дого Добрыню Микитьевича,

Писали письма скорописчаты

О добром деле, о сватовстве,

Седлали уздали добрых коней,

На коней клали попу́тники,

65 На попутники клали наметники,

На наметники седелышка черкасские,

Вид’ли добрых молодцов сядучи,

А не вид’ли во чисто поле поедучи.

Не воротами мо́лодцы поехали, —

70 Их добры кони через стену скочили городовую,

Поехали дорогами не окольныма,

А поехали дорогами прямоезжима.

Скоро скажется, а тихо деется.

Приехали в земли ляховинские,

75 Ко ко́ролю Микуле ляховинскому.

Ён оставил Добрыню середи́ двора.

Во левой руке два по́вода шелковыих,

Держит два ко́моня добрыих,

Во правой руке дубинка вязовая.

80 А Дунай пошел на высо́к терем,

Пришел Дунай на высок терем,

Крест кладет по-писа́ному,

Поклон ведет по-ученому,

На две, на́ три, на четыре на сторонушки,

85 А ко́ролю Микуле в особину:

— Здравствуй король земли ляховинския!

Спрого́вори король земли ляховинския:

— Ай же вы, горланы святорусьские!

Зачем же приехали на короле́вский двор?

90 Безданно заехали, беспошлинно?

Спрого́вори сильнёй Дунай Иванович:

— Заехали мы на королевский двор,

Хоть безданно, заехали, беспошлинно,

О добром деле, о сва́товстве.

95 Кладывае письма скорописчаты,

На столики ён на дубовые,

Спроговори король земли ляховинския:

— Хоть вы приехали о добром деле о сватовстве,

Я за ваши речи неумильные

100 На год тебя кладу в конюхи,

На дру́гой кладу тебя во по́вары,

А на третий кладу в по́гребы глубокие,

Железной дощечкой призадвину тебя,

Пропитомство кладу овса́ с водой,

105 Пусть-ко Дунай воспотешится,

Ума-разума в головку побирается.

Он повесил свою буйную головушку,

Утопил свои ясные очушки

А в тые столики дубовые,

110 В тые мосты во кленовые,

Здынул свою белую ручушку,

Ударил кулаком во столики,

Тут столики вси пороссыпались,

Крыльца-перильца покосились.

115 Король по терему побегивает,

Куньей шубой окрывается:

— Ах-ти ми́, ребята, на беду попал,

Ах-ти ми́, ребята, на велкую:

Не знаю как с бедою розвязатися?

120 Прибежали слуги его верные

С его двора королевского:

— Король земли ляховицкия!

Ты ешь-пьешь, похлаждаешься,

А над собою невзгоды не ведаешь.

125 На твоем дворе на королевскоем

Не ясный сокол полетывает,

Не черной ворон попурхивает:

Поскакиват удалый добрый молодец.

В левой руки два повода шелковыих

130 Держит два ко́моня добрыих,

Во правой руки дубинка вязовая,

Полна дубина свинцу на́лита.

Ен куды махне́т, падут у́лицама,

А о́тмахнет — переулкама,

135 Крупных татар убил сорок ты́сячей,

А мелким татаришком тым и сметы нет.

Не оставил татаришек на семены.

Король земли ляховинския,

Ён по терему побегивает,

140 Куньей шубой укрывается:

— Бежите, слуги мои верные,

Отом(к)ните тридевять замочики,

Ведите Опраксию Микуличну,

Мойте Опраксию белешенко,

145 Сокрутите ю хорошохонько,

Посадите ю на добра коня,

Отпустите в земли святорусьские.

Сходили слуги его верные,

Отом(к)нули тридевять замочики,

150 Взяли Опраксию Микуличну,

Мыли тут Опраксию белешенько,

Сокрутили ю хорошонько,

Посадили ю на добра коня,

Отпустили в земли святорусьские.

155 В том во чистом полюшке

Сустигла их темная ночушка.

Бел они шатер роздернули и спать легли.

В головы клали саблю вострую,

Возли себя копье мурамецкое,

160 В ноги палицу булатную.

Вставае сльнёй Дунай Иванович,

По утрушку вставае ранёшенько,

Выходи на путисту дороженку,

Там еде поляница удалая,

165 По колен в землю конь угрязывает.

Прибежал силнёй Дунай Иванович:

— Вставай, Добрыня Микитьевич!

Садись, Добрыня, на добра коня,

Поезжай ты в земли святорусьские,

170 Вези Опраксию Микуличну,

Скажи поклоны челом-битьице,

Всему городу Киеву,

Ласкову князю Владимиру.

А’ще ль я жив буду, поеду за поляницей за удалою.

175 Съехались с поляницей они с удалою,

Начали биться тут, ратиться,

Ударились палицами булатныма,

Палицы до рук прилома́лися.

Ударились копями мурамецкима,

180 Копейца в одно́ место свивалися.

Ударились саблями вострыма.

Сабли до рук притупилися:

Боль нечем биться, ратиться.

Стали биться боем кулачныим,

185 Ён побил поляницу удалую:

Не сам ён побил, ему бог пособил.

Вынял с ножни́ свой вострый нож,

Хоть пластать ёй белу грудь.

А груди мягки по-женьскому.

190 Стал у нёй тут и выспрашивать:

— Скажи, поляница удалая!

Какой ты орды и какой земли?

А говори́т поляница удалая:

— Я кабы сидела на твоих грудях,

195 Пластала бы твои груди белые,

Не спрашивала бы ни какой орды, ни какой земли.

Говорит сильней Дунай Иванович:

— Не стану я пластать твоих белых грудь,

Только скажи ты какой орды, какой земли?

200 — Коли ты стал у меня выспрашивать,

Я тебе буду высказывать:

Я есть земли ляховинскоей,

Короля Микулы ляховинския

Бо́льша дочь Настасья Микулична.

205 Приехали горланы святорусьские,

Увезли мою сестрицу родимую.

Спрого́вори сильнёй Дунай Иванович:

— Ай же ты, Настасья Микулична!

Сядем-ка, пойдем на добрых коней

210 Поедем-ко к стольнему граду ко Киеву,

Ко ласкову князю Владимиру,

Станем мы креститься, молитвиться,

Сходим мы с тобою во божью церковь,

Примем мы с тобою золоты венци.

215 Здымал ю за ручки за белые.

За тыи перстни злаченые,

Посадил Настасью на добра коня,

Поехали они тут во Киев град.

Настасья Микулична во божью церковь,

220 Апраксия Микулична с божьёй церкви.

На церковном крыльце они встретились,

Тут они поздоровались,

Сходили тут они во божью церковь,

Приняли тут они золоты венци,

225 Жили они тут и три годы.

Тут князь Владимир киевской,

Заводил он свой почестен пир

На всих на князей, на бо́яров,

На русьских могучих богатырев.

230 Красно солнце на вечери,

Почестен пир у них на весели,

Вси на пиру пьяны, веселы.

Спрого́ворит сильнёй Дунай Иванович:

— Я-ка в зе́млях ляховинскиих,

235 Как сам женился, да царя женил,

Вытащил две белые две лебеди.

А спрого́вори Настасья Микулична:

— Ай же ты сильней, Дунай Иванович!

Хоть ты сам женился да царя женил,

240 Хоть ты вытащил две белыих лебеди;

Много в чисто́м поли езживал,

А не стреливал только стрелочки калёноей,

А не попадывал в колечко золоченое.

Как я стрелю стрелочку каленую,

245 Так я попаду в колечко золоченое,

Не убью тебя во чисто́м поли.

А тебе не стрелить стрелочки каленой,

Чтобы попасть в колечко золоченое:

Ты у́бьешь Настасью Микуличну.

250 Тут они пошли во чисто́ поле.

Настасья Микулична стрелила стрелочку каленую,

Так попала в колечко золоченое.

Тут она и расплакалась:

— Ай же, сильней Дунай сын Иванович!

255 Не стреляй стрелочки каленоей,

Тебе не попасть в колечко золоченое.

Тут сильнёй Дунай Иванович

Стре́лил стрелочку каленую,

Не попал в колечко золоченое,

260 Попал Настасье Микуличне в белы груди,

Убил Настасью Микуличну, расплакался:

— Где пала лебедь белая, тут пади и ясно́й сокол.

Вынял з ножни́ свой вострый нож,

Поставил вострый нож на сыру землю,

265 Тупым концем во сыру землю,

Вострым концем во белы груди.

Где пала лебедь белая, тут протеки река Черная,

А где сильныий Дунай, Дунай сын Иванович,

Тут протеки матушка Дунай-река

270 От ныне и до века.

Ай во славном было городе во Киеве,

Ай у ласкового князя у Владимира

Заводилсе-зациналсе стол, поцесён пир

Ай на тех-ли на князьей, бояр да всё богатыих,

5 Шчо на тех-ли на купцей-гостей торговыих,

Ай на русьских на сильних на бога́тырей,

На хресьян-то всё на бедных, на прожи́тосьних.

Ишше вси на пиру да напивалисе,

Ишше вси на чесном да наедалисе,

10 Ишше вси на пиру-ту приросхвастались:

Ай богатой-от хвастат золотой казной,

Ай бога́тырь-от хвастат могуцёй силой,

Ай ведь глупой-от хвастат молодой жоной,

Неразумной-от хвастат родимо́й сёстрой.

15 Ай Владимир-князь по полатоцькам похаживат,

С ноги́ на́ ногу ведь всё он переступыват,

Он сапог-то о сапог сам поколачиват,

Он ведь жолтыма кудьрями принатряхиват,

Он ведь белыма-ти ручками розмахиват,

20 Золотыма персьнями принашшалкиват;

Ишше сам он говорит да таковы реци:

— Ай во Киеве во городе все у нас да добры молодцы,

Добры молодцы-ти у нас поже́нёны,

Красны де(в)ушки вси заму́ж пода́ваны;

25 Я холо́с один живу-ту, князь Владимир-от,

Я холо́с-то всё живу да нежонат слыву.

Ище хто бы мне-ка выбрал бы из вас бы мне обручницу,

Да обручницу выбрал, красну девицу,

Шчобы походочка у ей была пави́нная,

30 Тиха речь-то бы у ей да лебединная,

Ишше брови-ти у ей да цёрна соболя,

Цёрна соболя у ей шчобы сибирчкого.

Ясны оци-ти у ей да я́сна сокола,

Ясна сокола у ей да всё заморьского,

35 Шчобы лицико — поро́шки снежку белого,

Ягодиночки в лици да маку красного;

Шчобы ростом-то она была нема́ла и умом свёрсна.

Шчобы было бы кому да поклонятисе,

Шчобы было бы кому да покорятисе,

40 Шчобы было бы кого мне-ка кнегиной звать?

Тут как бо́льшей-от хоронитце за среднёго,

Ише среднёй-от хоронитце за ме́ньшого;

Ай от ме́ньшого Владимиру ответу нет.

Как в ту-ту всё пору́ было, в то время

45 Тут выходит-выступает доброй молодець

Шчо по имени Дунаюшко Ивановиць;

Из за тех-ли всё скамеёк белоду́бовых,

Из-за тех-ли из-за столов да всё дубо́выих.

Из-за тех-ли из-за скатертей шелко́выих

50 Тут выходит-выступает доброй молодець

Да по имени Дунаюшко Ивановиць.

Наливат ёму Владимир цяроцьку всё зелена́ вина,

Зелёна́ ёму вина всё полтора ведра;

Выпиваёт тут Дунай да на единой дух;

55 Наливаёт он ему всё пива пьяного;

Принимает Дунай да едино́й рукой,

Выпивает Дунай да на еди́ной дух;

Наливаёт Владимир-князь да мёду сладкого,

Мёду сладкого ему да полтора ведра;

60 Выпивает Дунай да на единой дух;

Ише стал тут Владимер-от выспрашивать:

— Уж ты гой еси, Дунаюшко Ивановиць!

Ты не знаешь ли да ты мне всё обручници,

Ты обручници мне, да красной девици,

65 Ай походоцька штобы была павинная,

Тиха рець-та у ей да лебединная,

Ай ведь брови-ти у ей да цёрна соболя,

Ише оци-ти у ей да ясна сокола,

Шчобы лицико — порошки снежку белого,

70 Во лици у ей ведь я́годинки маку красного;

Шчобы было кому да покоритисе,

Шчобы было кому да поклонитисе,

Шчобы было кого мне-ка кнегиной звать?

Говорил-то тут Дунаюшко Ивановиць:

75 — Я ведь знаю, князь Владимир, тебе красну девицю,

Я во том знаю во Ця́хови, во Ля́хови

У того-ли короля всё Ляхоми́ньского;

А ведь есь его две доце́ри любимыих:

Да одна-то доць Настасья Королевисьня,

80 Полени́ця она всё приуда́лая; —

Не тебе-та та жона, не тебе та ведь;

А друга-та доць есь Опраксе́я Королевисьня:

Ай сидит она за тридеветь замоцьками заморьскима,

Шчобы красно-то ей солнышко не о́пёкло,

85 Шчобы буйны-ти ветры не завеели,

Шчобы народ ей, люди добры не увидели.

Говорил-то Владимир-князь да стольне-киевской:

— Ты бери-ко-се, Дунай, да сын Ивановиць,

Ты бери-ко-се у мня да золотой казны,

90 Ты бери-ко-се ты силы скольки надобно.

Говорит-то Дунай да таковы реци:

— Уж ты гой еси, кра́сно наше солнышко,

Ты Владимир ведь князь всё стольнё-киевской!

С богато́й-то мне казной да не купить будёт;

95 Мне-ка дай тольки два братёлка крестового,

Мне крестового два братёлка названого:

Мне того-ли Добрынюшку Никитиця,

Мне того-ли Олёшеньку Поповиця.

Они скоро собрались, скоро́ поехали.

100 Приезжают к королю всё к Ляхоми́нскому;

Тут веде́тце у короля-та всё поце́сен пир.

Ай оставил-то Добрынюшку Микитиця,

Он оставил Олёшеньку Поповиця,

Оставил братице́й крестовых-то

105 Он ведь тут у короля на широко́м двори;

Тут пришел Дунаюшко к королю-ту на ясны́ оци.

Говорит-то король да таковы слова:

— Добро жаловать, Дунаюшко Ивановиць!

Ты пошто же пришел, пошто приехал к нам:

110 Ты служить-то ли ко мне по-старому,

Ай по-старому служить ко мне по-прежному,

Или со силушкой пришел ты под меня разьве с великою,

Разьве скорым послом ты ко мне послан-то?

Говорит ему Дунай да таковы реци:

115 — Не служить-то я к тебе да верой правдою,

Не послом-то я к тебе да пришел посланый,

Я пришел к тебе, приехал сватом свататьце

За своёго-то за красного за солнышка,

За того-ли я за князя за Владимира.

120 Говорил ёму король да таковы слова.

Наливал-то ёму цяру зелёна вина,

Зелёна́ ёму вина да полтора ведра;

Выпивал Дунай да на единой дух.

Наливал ему да пива пьяного;

125 Выпивал Дунай да на единой дух.

Наливал ёму мёду сладкого;

Как ведь выпивал Дунай да мёду сладкого.

Ише стал-то Дунаюшко всё веселёхонёк.

Говорит-то он королю да во второй након,

130 Говорит он королю да во трете́й након:

— Ты отдай, отдай, король да Ляхоминьской ты,

Ты отдай-ко-се свою-ту доць любимую

Ишше ту-ли Опраксею Королевисьню

Ты за нашого за красного за солнышка,

135 За того-ли всё за князя за Владимера!

Говорит-то король да Ляхоминьския:

— Не отдам-то Опраксеи Королевисьни:

Опекат-то он всё куци всё назёмныя;

Я ишше́ слыхал у вас про князя про Владимира, —

140 Белото́й-то он всё как коте́льня-та прига́рина.

Тут не лютоё зе́льё розгорелосе,

Богатырско-то серьцё проскрипелосе;

Он хватил-то всё татарина тут за́ ноги;

В одну сторону махнёт — валитце улицёй,

145 Што в другу-ту он махнёт — да переулками.

Засьвисьтел-то тут Дунаюшко во турей рог;

Тут наехали два брателка крестовые:

Как перво́й-от всё Добрынюшка Никитиць млад,

Шчо другой-от Олёшенька Поповськой сын;

150 Они за́чели-то бить со старого до малого.

По подстоликам король-от всё тулеитце,

Куньей шубоцькой король всё прикрываитце.

Говорит-то Дунай да таковы реци:

— Ты не бойсе-ко, король всё Ляхоминьскыя!

155 Не убьём-то мы тебя да зберегём мы всё.

Тут ставаёт всё король, король скорёхонько;

Он ведь кланелсэ Дунаюшку низёхонько:

— Уж ты гой еси, Дунай да сын Ивановиць!

Ты бери-ко Опраксеюшку у мня да с чесьти, с радосьти;

160 Ты оставь мне-ка силы хоть на семяна.

Тут как скоро Дунаюшко-то приступил к замкам заморьскиим,

Он прибил-то всё ведь крепких караульщиков,

Притоптал-то он ведь вси замки заморьския.

Опраксеюшка скоцила на резвы́ ноги

165 Со того-ли со стула рыта бархата:

— Я кого-то, как кого теперь увидяла!

Я того-ли всё Дунаюшка сына Ивановиця.

Он тут брал-то Опраксеюшку всё за праву́ руку,

Он за те-ли ей за перьсни за злацёныя,

170 Он повёл-то Опраксею на широкой двор;

Как Опраксею-Королевисьню он на руках несёт,

Ище сам он по се́ням-то в крови да до колен бредёт.

Тут поехали они да в красён Киев-град

Ко тому-ли ко ласковому князю ко Владимиру;

175 Приезжали они да в славной Киев-град.

Принимали с Опраксеей-то Владимир по злату́ венцю;

Как повёлсе тут к их на радосьти поцесён пир,

Да поцесён у их пир да тут на весь на мир,

На кнезье́й у их да всё бо́яров

180 Да на сильних на могуцих на бога́тырей,

Тут на трёх-то всё на братьицей крестовыих:

На того-ли на Дунаюшка сына Ивановиця,

На того-ли на Добрынюшку сына Никитиця,

Шьчо на того-ли на Олёшеньку да на Поповиця.

Да во стольнеём городе во Киеве

А у ласкова князя да у Владимера

Заводилось пированьё, был стол, почестён пир,

А-й да про многих хресьян, про русских бояров,

5 Да про тех же хресьянушок прожиточных,

Да про тех же про русскиех богатырей,

А про тех полениць да приудалыех,

А-й да про тех наездиничков пресильниех,

А да про ту сироту да маломожонну.

10 У нас день-от идёт да день ко вечеру,

А катилось красно солнышко ко западу,

А ко западу катилосе ко закату;

А ишше пир-от ведетсе, да пол чесна пиру,

А уж как все на пиру да напивалисе,

15 А уж как все на чесном да наедалисе,

А уж как все на пиру да пьяны-весёлы;

А уж как все на пиру да сидят-хвастают;

А-й да богатой-от хвастат да золотой казной,

А-й да богатырь-от хвастат своей силою

20 Ише силою-порою да богатырскою,

А да наездник-от хвастает добрым конём,

А хресьянин-от хвастат да широким двором,

А ише глупой-то хвастат молодой жоной,

А неразумной-от хвастаёт родной сёстрой,

25 А ише умной-разумной да старой матушкой.

А-й да Владимер князь по грыднюшке похаживал,

А да козловыма сапожками да поколачивал,

А ише медныма-то скобками попобрякиват,

Ише белыма руками сам прирозмахиват,

30 А злаченыма перстнями да принашшалкиват,

Ишше русыма кудрями да принатряхиват;

Ишше сам из рецей так выговариват,

Ишше сам говорил да таковы слова:

— А уж вы ой еси, гости да мои гости вси,

35 А вы названые гости все отобраные!

Ише все у нас во городе все поженёны,

А девицы-души красны замуж повыданы;

А един я один молодець холост хожу,

А холост де хожу да я нежонат слову;

40 А не знаете ле вы мне-ка где обрученьицы,

А обрученьицы мне-ка да супротивницы,

Супротивницы мне да красной девицы:

А котора бы девица да нонь стадном стадна

А стадном бы стадна бы да ростом высока,

45 Тиха-модна походочка павиная,

А тихо-смирна где речь была лебединая,

Очи ясны у её будто у сокола,

Черны брови у её будто у соболя,

А ресницы у её да два чистых бобра,

50 А ишше ягодницы да будто маков цвет,

А лицё бело у её да ровно белой снег,

А руса коса у её до шелкова пояса?

А тут большой-от хронитсе за среднёго,

А ише средней-от хронитсе за меньшого,

55 А от меньшого, сидят, долго ответу нет.

А да един тут молодец сидит-призадумалсэ.

А иза то́го стола иза окольнёго

Иза окольнёго стола иза передьнёго,

А из-за тех же скамеецек белодубовых,

60 А из-за тех как ествов как сахарныех,

А из-за тех же напитков да розналисьниех

А и вставаёт удалой да доброй молодець,

А по имени назвать да по извотчины —

А што по имени Добрыня да свет Микитиць млад,

65 А он поближе ко Владимеру подвигаитсэ,

А пониже он Владимеру поклоня(и)тсэ,

Ишше сам говорит да таково слово:

— А уж ты ой еси, Владимер да стольнёкиевской!

А позволь-ко-се мне да слово молвити,

70 Слово молвити мне да речи говорити;

Не увольте меня за слово скоро сказнить,

А скоро меня сказнить, скоре повесити,

Не сылать меня во ссылочки во дальние,

А не садить во глубоки да темны погреба.

75 А говорил тут Владимер да стольнёкиевской:

— А говори-тко ты, Добрынюшка Микитич млад,

Говори где, Добрыня, чево те надобно;

Не сошлю я тя во ссылочки те во дальние,

Не срублю, не сказню у тя буйной головы,

80 Не посажу я тибя да в тёмны погрёба.

— А да послушай-ко, Владимер да стольнекиевской!

А во том где поле было во роздольици,

А у тя есь нонь в чистом поле глубок погрёб;

А в глубину где погрёб сорока сажон,

85 А в ширину-ту где погрёб да сорока локот,

А вышину где-ка погрёб да всё коса сажень.

А ещо есть в погребу у тя потюрёмшичёк,

А що по имени Дунай да сын Иванович;

А да сидит он у тя ровно пятнадцать лет;

90 А бывал где-ка Дунаюшко по всем землям,

А по всем где землям по разным городам,

А служил — где-ка Дунай да ноньце всем королям,

А ише знат тут Дунай да людей всякиех.

А говорил де-ка Владимер да стольнёкиевской:

95 — А уж ты ой еси, удалой доброй молодець,

А по имени Добрынюшка Микитич млад!

А говорил бы эти речи не с уговоркою, —

А срубил я сказнил твой буйну голову.

А на босу ногу башмачки да он нахватывал,

100 На одно плечо солопчик всё натегивал,

Поскоре того брал да золоты ключи;

А выходил где Владимер да на красно крыльцё,

А закричал где Владимер да громким голосом:

— А уж ой еси, ключнички-замочнички!

105 А возьмите-тко вы да золоты ключи,

А откатите каменьё да всё ведь сероё,

А розбросай(те)-тко плитки да всё железные,

А отмыкайте замки вы всё булатные,

А отпирайте двери да всё укладные,

110 А выпускайте-тко Дунаюшка на белой свет

А на белой-от свет да на почестён пир.

Да на то эти слуги да не ослушались;

Да пошли где они да во чисто полё,

Откатили каменьё да всё горячеё,

115 Роскинали тут плитки да всё железные,

Отмыкали замки тут всё булатные,

Отпирали тут двери да всё укладные;

А они звали Дунаюшка на почестен пир:

— А уж ты ой еси, Дунай да сын Иванович!

120 А пойдём-ко, Дунаюшко, на белой свет,

А на белой где свет да на почестён пир

А ише хлеба де, соли тут покушати,

Перевару где пить, али зелена вина,

А со князём со Владимером дума думати;

125 А без тебя де, Дунаюшко, нонь пир не идёт.

А первой ногой ступил тут на с(ту)пенек он,

А второй ногой ступил на мать сыру землю,

А проходя идёт Дунай да по чисту полю,

А проходя идёт Дунай да ко красну крыльцю,

130 А проходя идёт Дунай да по новым сеням,

А проходя идёт Дунай да во светлу грыню.

Он ведь крес-тот кладёт тут по-писаному,

А поклон он ведёт тут по-учёному;

А ише князю Владимеру челом не бьёт,

135 А челом где не бьёт да головы не гнёт;

А только падал в ноги брату крестовому:

— А те спасибо те, брателко крестовой тут

А на молоды Добрынюшка Микитич млад!

А не ты мне-ко брателко крестовой был, —

140 А не бывати-то мне, брат, на святой Руси,

А не видать тут как мне было бела свету,

А не слыхать-то четья-петья церковного,

А не слыхивать звону да колокольнёго.

А говорил тут Владимер да стольнёкиевской:

145 — А проходи-ко, Дунай да сын Иванович;

А садись-ко-се, Дунай, да за дубовой стол

А за дубовой где стол да на почестён пир;

А выбирай сибе место, где те надобно.

А ишше тут де Дунай да сын Иванович

150 А ише выбрал где место, где ёму надобно;

А он пониже-то Илеюшки стары казака,

А повыше-то Добрынюшки Микитича.

А наливал де Владимер да зелена вина

А подавал де-ка Дунаю сыну Ивановичу.

155 Ише стал тут у Дунаюшка всё тут спрашывать:

— А уж ты выпей-ко, Дунай да сын Иванович!

А наливал где-ка чару да во второй тут раз,

Наливал где ему да всё во третьей раз:

— А-й да послушай-ко, Дунай да сын Иванович!

160 А ишше все у нас во городе тут поженёны,

А девицы-души красны замуж выданы;

А един я только молодец холост хожу,

А холост де хожу, я не жонат слову.

А не знаёшь ле ты мне-ка да где обручницы,

165 А обручницы мне тут супротивницы,

Супро(ти)вницы мне да красной девицы.

А котора щобы девиця стадном стадна,

А стадном где стадна да ростом высока,

Тиха-модна походочка павиная,

170 А тихо-смирна где речь была лебединая,

А очи ясны у её будто у сокола,

Черны брови у её будто у соболя,

А ресницы у её да два чистых бобра,

А ишше ягодницы да будто маков цвет,

175 Лицё бело у её да будто белой снег,

А руса коса у ее до шелкова поеса?

А говорил тут Дунай да сын Иванович:

А послушай-ко, Владимер да стольнёкиевской!

А во том же во городе во Ляхови

180 У того короля у ляховинского

А ишшо есть тут Опраксея королевична;

А сидит она во горёнке едне́шенька,

Она ткёт всё красенца да всё шелковые;

По тобу́рочкам у ее да сизы голубы,

185 А по набилочкам у ее да ясны соколы,

А по подножечкам у ей да черны соболи.

А говорил де-ка Владимер да стольнекиевской:

— А уж ты ой еси, Дунай да сын Иванович!

А поезжай-ко ты ко городу ко Ляхову

190 А к тому королю да ляховинскому.

А говорил тут Дунай да сын Иванович:

— А послушай-ко, Владимер да стольнёкиевской!

А ишше как я поеду городу ко Ляхову

А к тому королю да ляховинскому?

195 А ишше нету у мня да платья цветного,

А ишше нету у мня да всё добра коня,

А ишше нету у мня сбруи да лошадиное».

А да спроговорил Владимер стольнекиевской:

А уж ты ой еси, Дунай да сын Иванович!

200 А срежайсе, Дунай, по-подорожному;

А дам я тибе да платьё цветное,

А дам я тибе да коня доброго.

А говорил тут Дунай да сын Иванович:

— А мне-ка дай как братилка крестового

205 А на молоды Добрынюшку Микитича.

А ишше зачали богатыри срежал(т)исе,

Ишше зачали могучи отправлятисе;

А седлали где, уздали они добрых коней.

А у князя-та у Владимера спросилисе,

210 У ёго де они благословилисе.

А садились добры молодцы на добрых коней,

А поехали они во путь-дороженьку.

А да приехали ко городу они ко Ляхову

А к тому королю да ляховиньцкому,

215 А вязали тут коней они ко красну крыльцу.

Да пошел де Дунай да в нову го́рницу

А к тому королю да ляховиньскому;

А он крес-тот кладёт да по-писаному,

А поклон-от ведёт да по-ученому.

220 А да стречат ёго король да ляховиньской тут:

— А проходи-ко-се, Дунай да сын Иванович!

А во работники пришел ко мне, во служаночки?

А у мня тебе работка да не тяжолая,

А не тяжола работка да заботлива.

225 А говорил тут Дунай да сын Иванович:

— А не в работнички пришел я, не в служаночки;

Я пришел я к тибе ноньче посвататьсе

А за то́го за князя за Владимера

А на той же Опраксеи королевични.

230 Ише тут королю-ту за беду пришло,

А за велику досаду показалосе:

— А не отдам я за вора, за розбойника,

Не отдам я за плута, за мошенника,

Не отдам за ночного полуночника.

235 Не отдам я за князя за Владимера.

А говорил тут Дунай да сын Иванович:

— А да добром ле ты дашь, дак мы добром возьмём;

А добром не дашь, дак возьмём силою.

А брал короля да во белы руки,

240 А метал короля во полы кирпичние.

А ишше тот де король да ляховиньской же

А отпирал тут окно да всё косещато,

А заиграл где-ка он да он во турьей рог:

— А уж вы ой еси, тотара всё поганые

245 А те же мурзы́ки всё неверные!

А собирайтесь ко мне вы да на широкий двор

А возьмите-тко русскиех богатырей.

А ише тут де Дунай да сын Иванович

А пошел де во грыднюшку во столовую,

250 А где сидит где Опраксея королевична,

А она ткёт красенца всё шелковые.

А говорила тут Опраксея королевична:

— А проходи-ко, Дунай да сын Иванович!

А садись-ко, Дунай, да за дубовой стол,

255 А бери-тко, Дунай, ты звончаты гусли

А утешай-ко меня да красну девушку.

А говорил где Дунай да сын Иванович:

— А ты послушай-ко, Опраксея королевична!

А не играть я пришел к тебе звончаты гусли,

260 А не утешать я тибя да красну девушку;

А я пришел я к тибе нонче посвататьсе

А за то́го за князя за Владимера;

А ставай-ко, Опраксея, на резвы ноги,

А бери-тко, Опраксея, золоты ключи

265 А одевайсе, Опраксея, по-подорожному.

А Опраксея княгиня тут не ослушалась;

А ставала она да на резвы ноги,

А брала где она да золоты ключи

А отпирала де двери да всё укладные.

270 А по новым-то сеням тут ручьи бежат,

А тут ручьи бежат крови горячее.

А да Опраксея княгиня стала плакати:

— А да умел меня батюшка засеети,

А умела меня маменька спородити;

275 А умел меня батюшко споростити,

А умел меня батюшко воспоить-скормить,

А умел меня батюшка хорошо срядить,

А умел меня батюшко всёму выучить. —

А не умел меня батюшко взамуж отдать,

280 А без бою нонь меня да всё без драки тут,

Без большого великого кроволитьица.

А ише тут де Добрынюшка Микитич млад

А он прибил-прирубил всю силу неверную,

А пропустил он, пролил да нонь горячую кровь.

285 А снаредилась Опраксея по-дорожному.

А выводили они ей на красно крыльцо,

А-й да садили они ей да на добры́х коней,

А повезли где ко городу ко Киеву

А к тому же ко князю ко Владимеру.

Ай да первая поездка да молодецкая.

Хоробра была поездка да молодецкая,

Да не видели побежку да лошадиную,

Только видели в чистом поли курива стоит,

5 Курива-ли стоит, дак дым столбом валит;

Выезжал-ле тут Добрыня на чисто полё,

Он брал-то-ле трубоцку подзорную,

Осмотрел на четыре да на дальни стороны,

Он смотрел-де под сторону под западну:

10 Там стоят-де топере да лесы темныя;

Он смотрел-де под сторону под северну,

Там стоят-де топере да леденны горы;

Он смотрел-де под сторону восточную,

Там стоит дак и наш да стольнёй Киев-град;

15 Он смотрел-де под сторону под летную,

Он завидел в чистом поле черной шатёр,

Он черной-де шатёр, да чернобархатной.

Думучи́сь-то Добрынюшка роздумалсе:

— Как у нашего царя было у белого,

20 У наших-то русских богатырей,

Кабы были-ле шатры белополотнены,

Тут стоит ноньце черной, да чернобархатной.

Приезжал тут Добрыня ко черну шатру,

Привезал он коня да ко сыру дубу,

25 Заходил-то Добрыня да во черной шатер,

Розоставлены столы тут белодубовыя,

Розоставлены вёдра да зелена вина,

Розоставлены бадьи да с медом сладкиим,

Розоставлена посуда да все хрустальняя,

30 Тут лежал-де ярлык да скора грамота:

«А кабы кто ноньце в моём шатру попьёт-поест,

Как попьёт-де поест, право, покушает,

Не уехать живому из чиста поля».

А оттуль же Добрыня да поворот даёт,

35 Он поехал назад да в стольнёй Киев-град,

Доезжал-то Добрыня до Несей-реки,

Он поил-де коня да во Несей-реки,

Думучись-то Добрынюшка роздумалса:

— Я приеду теперь да во стольнёй Киев-град,

40 Кабы станут богатыри да спрашивать,

Кабы станут же русские выведывать,

Уж я што им скажу, што поведаю?

То не честь мне хвала молодецкая.

Как оттуль же Добрыня поворот даёт.

45 Приезжал-то Добрыня да ко черну шатру,

Привезал он коня да ко сыру дубу,

Заходил тут Добрыня да во черной шатёр,

Он напилса, наелся, тут накушался,

Приломал он тут посудушку хрустальнюю,

50 Приломал он-де вёдра зеленым вином,

Приломал он бадьи да с мёдом сладкиим,

Розрывал он тут да весь чёрной шатер,

Розбросал он шатёр да по чисту полю.

Он лёжился тут спать да на сыру землю.

55 Как о ту же о пору, о то времицко,

Приезжал тут Дунай да из чиста поля,

Он завидел свой шатёр не по-старому:

Вся приломана посудушка хрустальная,

Все приломаны вёдра с зеленым вином,

60 Все приломаны бадьи с медом сладкиим,

Весь розорваной его да черной шатёр,

Как увидел он Добрыню на сырой земле,

Вынимал-де он сабельку булатную,

Он хотел-то срубить да буйну голову,

65 Думучись-то-ле сам дак призадумалсе:

— Как сонно́го-то губить, дак ровно мёртвого,

То не честь будет хвала да молодецкая,

А не выслуга будет да богатырская.

Розбудил он Добрынюшку Микитица,

70 Хваталисе они дратца на рукопашецку,

Они билисе, дрались да трои сутоцки.

Как о ту ныньце о пору, да о то время,

Кабы стар-ле казак да Илья Муромец,

Выезжал стар казак да во чисто полё,

75 Как со тем же Олёшенькой Поповицом,

Говорит стар казак дак Илья Муромец:

— Ой ты ой есь Олёшинька Поповиц брат!

Слезывай ты тепериця со добра коня,

Припадай-ко к земле да ухом правыим,

80 Не стуцит-ле-де-ка матушка сыра земля,

Не дерутца-ле где русские богатыри;

Кабы два ноньце русских, дак помирить надо,

Кабы два ноньце неверных, дак прогонить надо,

Кабы русской с неверным, дак пособить надо.

85 Припадал-то Олёша да ухом правыим:

— Как не где нонь не стуцит да мать сыра земля.

Как скакал-то старой да со добра коня,

Припадал он ко матушке сырой земле,

Там стуцит-ле ведь матушка сыра земля,

90 Да под той же сторонушкой восточноей;

Как прямой-то дорогой ехать месяцы,

Выезжал-то стар казак да ровно в три часа.

Закричал стар казак да зычным голосом:

— Уж вы ой еси удалы добры молодцы!

95 Вы об цём дерите́сь, дак об цём ратитесь?

Разве на земли-то стало да ныньце узко вам?

Кабы до́-неба-то стало да ноньце низко вам?

Они то ноньце дерутса, не варуют,

Они пуще дерутса, пуще ратятса,

100 Да скакал-де старой дак со добра коня,

Он хватал-де обех ноньце в охабоцьку:

— Ох вы ой еси удалы да добры молодцы!

Вы об цём нынь деритесь, да об цём ратитесь?

Кабы стал ему Дунай ноньце высказывать:

105 — Я ведь за морём ноньце жил, да за синиим,

Я за синиим жил за Варальскиим,

У того же я Семёна Лиховитого,

Я ведь три года жил да ровно в конюхах,

Да и три года жил да право в стольниках,

110 Да и три года жил я в поднощичках,

Да прошло же тому времю ровно девять лет,

Я ведь выжил всю посудушку хрустальнюю,

Я выжил-ле вёдра да зеленым вином,

Я выжил-ле бадьи да с мёдом сладкиим,

115 Да я выжил-ле столы белодубовыя,

Да и выжил шатёр да чернобархатный.

Захотелось мне-ка ехать во свою землю,

Во свою-ле землю, ноньце на родину,

Я поехал нонь топере да во свою землю,

120 Выезждял я топерь да на чисто полё,

Я поставил свой шатёр да на чисто полё,

Розоставил я столы белодубовыя,

Розоставил я вёдра да зеленым вином,

Розоставил я бадьи да с мёдом сладкиим;

125 Захотелось мне-ка съездить за ёхвотою,

Написал я ерлык да скору грамоту:

«Кабы хто ныньце в моём шатре попьёт-поест,

Как попьёт-де поест, право покушает,

Не уехать живому из чиста поля».

130 Говорит им стар-казак да Илья Муромец:

— Те спасибо нонь, Дунай да сын Ивановиц,

Не оставляшь свой шатёр без угроз ты молодецкиих,

Те спасибо-ле, Добрынюшка Микитич млад,

Не боишься ты угроз да молодецкиих.

Ишше ездил Добрынюшка во всей земли,

Ишше ездил Добрынюшка по всей страны;

А искал собе Добрынюшка наездника,

А искал собе Добрыня супротивника;

5 Он не мог же найти себе наездницька,

Он не мог же найти собе сопротивницка.

Он поехал во далечо во чисто полё,

Он завидял где, во поли шатёр стоит.

А шатёр де стоял рытого бархата;

10 На шатри-то де подпись была подписана,

А подписано было со угрозою:

— А ишше кто к шатру приедёт, — дак живому не быть,

А живому тому не быть, прочь не уехати.

А стояла в шатри бочка з зеленым вином;

15 А на бочки-то чарочка серебрена,

А серебрена чарочка позолочена,

А не мала, не велика, полтора ведра.

Да стоит в шатри кроваточка тисовая;

На кроватоцьки перинушка пуховая.

20 А слезывал де Добрынюшка со добра коня,

Наливал де он чару зелена вина.

Он перву-ту выпил чару для здоровьица,

Он втору-ту выпил для весельица,

А он третью-ту выпил чару для безумьиця.

25 Сомутились у Добрынюшки очи ясные,

Росходились у Добрынюшки могучи плечя.

Он розорвал шатёр дак рытого бархату,

Роскинал он де по полю по чистому,

По тому же по роздольицу широкому;

30 Роспина́л де он бочку с зеленым вином,

Ростоптал же он чарочку серебряну;

Оставил кроватоцьку только тесовую,

А и сам он на крова(то)цьку спать да лёг.

Да и спит-то Добрынюшка ноньце суточки,

35 А и спит де Добрыня двои суточки,

Да и спит де Добрынюшка трои суточки.

Кабы едёт Дунай сын Иванович,

Он и сам говорыт дак таковы слова:

— Кажись, не было не буры и не падеры, —

40 А всё моё шатрышко розвоёвано,

А роспинана бочка с зеленым вином,

И растоптана чарочка серебряна,

А серебрена чарочка позолочена,

А оставлёна кроватоцька только тесовая,

45 На кро(ва)тоцьки спит удалой доброй молодець.

Сомутились у Дунаюшки очи ясные,

Розгорело у Дуная да ретиво сердцо,

Закипела во Дунаи кровь горючая,

Росходилисе его дак могучи плечя.

50 Он берёт же свою дак сабельку вострую,

Замахнулсэ на молодца удалого;

А и сам же Дунаюшко що-то прироздумалсе:

— А мне сонно́го-то убить на место мертвого;

А не честь моя хвала будёт богатырьская,

55 А не выслуга будёт молодецкая.

Закрычал-то Дунаюшко громким голосом.

Ото сну де Добрынюшка пробуждаитсе,

Со великого похмельица просыпаитсе.

А говорыт тут Дунаюшко сын Ивановиць:

60 — Уж ты ой еси, удаленькой доброй молодець!

Ты зачем же розорвал шатёр дак рыта бархата;

Роспинал ты мою боченьку з зелены(м) вином;

Ростоптал же ты чарочку мою серебряну

А серебряну чарочку позолочену,

65 Подаре́нья была короля ляховиньского?

Говорыт тут Добрынюшка Микитиць млад:

— Уж ты ой еси, Дунаюшко сын ты Ивановиць!

А вы зачем же пишите со угрозами,

Со угрозами пишите со великима?

70 Нам боятсе угроз дак богатырскиех,

Нам нецёго ездить во полё поляковать

Ишше тут молодцы они прираспорыли,

А скочили молодцы они на добрых коней,

Как съезжаютсе удаленьки добры молодцы;

75 А они билисе ведь палочками буёвыма,

Рукояточки у палочек отвернулисе,

Они тем боём друг дружку не ранили.

Как съезжаютсэ ребятушка по вто(ро)й де раз;

Они секлисе сабельками вострыми,

80 У их вострые сабельки исщербалисе,

Они тем боём друг дружку не ранили.

А съезжаютсэ ребятушка по третьей раз;

А кололисе копьеми де вострыма

(Долгомерные ратовища по семь сажон),

85 По насадоцькам копьица свернулисе,

Они тем боём друг дружку не ранили.

А тянулисе тягами железными

Через те же через грывы лошадинные,

А железные тяги да изорвалисе,

90 Они тем боём друг дружку не ранили.

Соскоцили ребятушка со добрых коней

А схватилисе плотным боём, рукопашкою,

А ишше борютсе удаленьки добрые молодцы,

А и борютсе ребятушка они суточки,

95 А ишше борютсе ребятушка двои суточки,

А и борютсе ребятушка трои суточки;

По колен они в землю да утопталисе,

Некоторой один дру́га (так) не пере́борёт.

Там ездил старый казак по чисту полю;

100 А и был с им Олёшенка Поповиць-от,

Да и был с им Потык Михайло Долгополовиць.

Говорыт тут стары казак Илья Муровець:

— Мать сыра де земля дак потряхаитце,

Где-то борютцэ удалы есь добрые молодцы.

105 Говорыт тут стары казак Илья Муромець:

— Нам Олёшенку послать — дак тот силой лёгок;

А Михайла послать, — дак непово́ротливой,

А во полах де Михайло заплететьсе же;

А и ехать будёт мне самому старому;

110 Как два русьских де боритсе, надо розговаривать,

А и русской с неверным, дак надо помощь дать,

А два же нерусьских, дак надо прочь ехать.

А поехал стары казак Илья Муромець;

Он завидял де на поли на чистоем

115 Ишше борютсе удалы-те добры молодцы.

А подъезжаёт стары казак Илья Муромець,

Говорыт тут Дунаюшко сын Ивановиць:

— Во́но едёт стары казак Илья Муромець,

А стары-то казак мне-ка приятель-друг,

120 А он пособит убить в поле неприятеля.

А говорыт-то Добрынюшка Микитиць млад:

— А евоно едёт стары казак Илья Муромець;

А стары-то казак мне как крестовой брат,

А мне пособит убить в поли тотарина.

125 А приезжает стары казак Илья Муромець,

Говорыт-то стары казак таковы слова:

— Уж вы ой еси, удаленьки добры молодцы!

Вы об чём же бьитесь, да об чём вы борытесь?

Говорыт-то Дунаюшко сын Ивановиць:

130 — Уж ты ой еси, стары казак Илья Муромець!

Как стоял у меня шатёр в поли рытого бархату;

А стояла в шатри бочка с зеленым вином;

А на бочки-то чарочка серебрена

И серебрена чарочка позолочена,

135 И не мала, не велика, полтора ведра,

Подареньиця короля было ляховиньского.

Он розорвал шатёр мой рытого бархату

А роскинал де по полю по чистому,

По тому же по роздольицу широкому;

140 Роспинал он де бочку с зеленым вином;

Ростоптал он ёе чарочку серебрену

А серебреную чарочку позолочену.

А говорит-то стары казак Илья Муромець;

— Ты за ето, Добрынюшка, неправ будёшь.

145 Говорит-то Добрынюшка таковы слова:

— Уж ты ой еси, стары казак Илья Муромець!

Как стоял у его шатёр в поле рытого бархата;

А на шатри-то де подпись была подписана,

И подписана подрезь была подрезана,

150 И подрезано было со угрозою:

— Ишше кто к шатру приедёт, — живому тому не быть,

Живому де не быть, прочь не уехати;

Нам боетьсе угроз дак богатырскиех,

Нам нечего ездить делать во полё поляковать.

155 А говорыт тут стары казак Илья Муромець:

— Ты за это, Дунаюшко, неправ будёшь;

А ты зацем же ведь пишешь со угрозами?

А мы поедём-ко теперице в красен Киев град.

А мы поедём ко князю ко Владимеру,

160 А поедём мы тепере на великой суд.

Скочили ребятушка на добрых коней,

И поехали ребята в красен Киев-град

А ко тому они ко князю ко Владимеру.

Приезжали ребятушка в красен Киев-град,

165 Заходили ко князю ко Владимеру.

Говорыл тут Дунаюшко сын Ивановичь:

— Уж ты солнышко Владимер стольнекиевской!

Как стоял у мня шатёр в поли рыта бархату;

Во шатри была боченька с зеленым вином;

170 А на бочки и была чарочка серебряна

И серебряная чарочка позолочена,

Подаренья короля было ляховиньского,

Он розорвал шатёр мой рытого бархату,

Роспинал он де боченьку з зеленым вином,

175 Ростоптал же он чарочку серебряну

А серебряну чарочку позолочену.

Говорит тут Владимер стольнекиевской:

— И за это Добрынюшка, ты неправ будёшь.

А говорыт тут Добрынюшка таковы слова:

180 — Уж ты солнышко Владимер стольнокиевской!

И стоял у его в поле черлён шатёр;

А на шатри-то де подпись была подписана,

И подписано-то было со угрозою:

«А ишше кто к шатру приедёт, — дак живому не быть,

185 А живому тому не быть, проць не уехати»;

А нам боятсэ угроз дак богатырские,

Нам нечего ездить во полё поляковать.

А говорыт-тут Владимер таковы слова:

— И за ето Дунаюшко ты неправ будёшь;

190 И зацем же ты пишешь со угрозами?

А посадили Дуная во темной погреб же

А за те жа за двери за железные,

А за те же замочики задвижные.

Как доселева Рязань слободой слыла;

А как нонече Рязань славен город стал.

А живёт-то в той Рязани князь Никита сын Романович.

Жил-то Никитушка шестьдесят годов;

5 Как состарилсэ Романович — преставилсе,

Ай осталась у него мала́ семья,

Ай мала семья, молода жона,

Молода жона Омельфа Тимофеёвна;

Ай осталось у нёго чадо милое,

10 Милое чадо, любимое,

А как мо́лодый Добрынюшка Никитич млад.

Как от роду Добрынюшка был пяти годов,

Стал ходить по улочки,

Стал с робятками боротисе;

15 Как не стало Добрынюшки да поединшичка;

А как малы-ти ребята двадцати пяти годов.

А как мастёр был Микитич со крутой с носка спускать.

А как стал-то Добрынюшка на возрости,

Как ясён-то соко́л стал на во́злети.

20 А как стало Добрынюшке двенадцать лет,

Он нача́л в чисто́ поле поезживать,

А поезживать, всё стал погуливать,

А ездит всё на тихие на заводи,

А стрелить всё гусей, белых ле́бедей.

25 А как стал Добрыня во чисто́м поле поляковать,

А не стало Добрынюшки поединшичка.

А как начал он метать сильных могучих всё бога́тырей,

Ай прошла про молодца слава великая;

А дошла туто слава до города до Мурома,

30 А до того жа села до Караче́ева,

А до старого до казака Ильи Муромца;

Услыхал тут старой казак Илья Муромец

Про сильнего могучего богатыря.

Его серьдьце было неуступчиво;

35 Пошел он скоро на конюшей двор

Седлать, уздать свого да коня доброго.

Ай накладывал он уздицю тесмяную,

А на спину лошадину войлучёк,

Ай на войлучёк накладывал седёлышко черкальское;

40 Зате́гивал двенадцать сутужинок,

А сутужинки-потужинки-ти были шолковы;

А засте́гивал-то он двенадцать пряжочёк,

А пряжечки-ти были красна золота,

А спёнушки-ти были булатные,

45 Крепкого булата всё заморьского, —

То не ради красы, ради крепости.

Илья-то был сын Иванович,

Одевалсе он в платье богатырскоё,

Богатырьско платьицё, военное.

50 У него ведь конь-от был как снегу белого,

Ишше хвост-грива у него была че́рная.

Он скоро, легко скакал на добра́ коня,

И он скоро поехал по чисту́ полю;

А как по чисту полю тольке курева́ стоит.

55 Курева стоит, да тольке столб столбит.

А он скоро приехал ко Рязани славну городу.

Едет он по Рязани славну городу,

А играют туто маленьки ребятка жа.

А спрошаёт он у маленьких ребяток жа:

60 — Уж вы гой еси, маленьки ребятка жа!

Где это Добрыньино подворьицё, широкой двор?

Вы скажите-ко мне про Добрынин про широкой двор.

Как отводят робятка Добрынино подворьицё.

Подъезжает он под окошёчко,

65 А кричит он зычным голосом:

— Дома ли Добрынюшка Никитич млад, или в доме нет?

Услыхала тут Добрынина да ро́дна матушка;

Подбегала она всё к окошёчку,

Отпирала на окошечка немножечко;

70 Как увидяла она старого казака Илья Муромця, —

А сидит-то он на своём добро́м кони́, —

Говорила Добрынина да ро́дна матушка;

— Уж и здравствуй-ко, казак Илья Муромець,

Илья Муромець да сын Иванович! —

75 Говорит тут Илья сын Иванов таковы речи:

— Уж ты гой еси Добрынина ро́дна матушка!

Ты как меня-то знаёшь, именём зовёшь,

Величаёшь ты меня по отечесьву?

— Ише как-то я тебя не знаю, Илья Муромець?

80 Уж мы пили из одной чаши;

А когда я училасе у твое-то ро́дной матушки,

Ты тогды не мог ходить на резвы́х ногах,

А сидел ты всё на печке на кирпицятой.

Ты добро пожаловать ко мне хлеба, соли покушати!

85 Накормлю ведь я тебя досыти,

Напою ведь я тебя допьяна.

Говорит-то Илья сын Иванович:

— Я не пить приехал, ни исть хлеба, соли жа.

Ты скажи-ко мне про своего чада милого,

90 Он и в доме, или его нет?

Отвичает Добрынина ро́дна матушка:

— У меня Добрыни топере в доме не случилосе:

Он уехал всё на тихие на заводи

А стрелеть гусей, белых ле́бедей,

95 А пернастых серых малых уточёк.

Уж ты гой еси, ты старой казак Илья Муромець,

Илья Муромець да сын Иванович!

Ты наедёшь моёго чада во чисто́м поли —

Не моги ёго убить, моги помиловать

100 Хошь не ради ёго, да ради меня вдовы:

Ишше хто меня будет под старость поить-кормить?

Как поехал старой казак во чисто́ полё,

Ишше едёт он скоро по чисту полю —

Как увидял молодого в чистом поле бога́тыря:

105 Да он ездит на добро́м кони, розъизжаитьсе,

Всё дворяньскима утехами да забавляитьсе:

Высоко-то он паличю-ту мечёт по-под не́беса,

Подъезжаёт на добро́м кони,

Подхватыват ей да во праву́ руку,

110 А не допускает он до сырой земли.

Подъезжаёт тут старой казак Илья Муромець:

— Здрастуй-ко, дородней доброй молодець!

Ты скажи-ко-се про родину и про отчину.

Говорил тут Добрыня таковы речи:

115 — А как скажот тебе моя паличя тяжолая,

А когды тебе ссеку да буйну голову.

Тут розъерилось у Ильи да ретиво́ сердьцо;

А стегал он коня по крутым бёдрам.

Розъезжалисе бога́тыри по чисту́ полю,

120 Соезжалисе богатыри всё в одно место;

Как ударились они паличеми тяжолыма,

У их паличи пошерба́лисе;

Ише друг дружки они не ранили,

Не дали на собя раны кровавые.

125 А розъехались бога́тыри во второй након,

Ай ударились они саблями-ти вострыма;

Как по рук да сабельки сломилисе;

Ише друг друга они не ранили,

Не дали на собя раны кровавые.

130 А розъехались бога́тыри во-в трете́й након,

Как ударились они копьеми ворзомецькима,

У них копьиця согнулисе, свернулисе;

Ише друг друга они не ранили,

Не дали на себя раны кровавые.

135 Они соско́чили да со добры́х коней,

Они схватилисе во схваточку боротисе.

Они перьвыя суточьки борютьсе с утра до вечера

И други-ти сутки борютьсе с утра до вечера;

А на третьи-ти суточьки у Добрыни порвало́сь платьё цветноё,

140 Окатилось у Ильи всё права́ рука,

Подвернулась у его всё лева́ нога;

А как падал стары́й казак на мать сыру землю,

Ише мать сыра земля да потрясаласе.

Уж как сел-то Добрыня на белы́ груди,

145 А он вынел-выдернул из кинжалища булатной нож,

Хочёт спорить Ильи белы́ груди,

Ише хочёт досмотрить ретива сердца.

А как тут старой казак да Илья Муромець

Возмолилсэ он спасу пречистому,

150 Ише матери божьей богородици:

— Уж ты господи, уже мне в чистом поли смерть не писана,

А ужели я помру на сём месте?

У его да силы вдвое-втрое прибыло;

А мётал-то он Добрыню со белы́х грудей,

155 А как скочил старый казак на резвы́ ноги,

А как шел-то Добрыни на белы́ груди;

Хочёт спороть Добрынюшки белы груди,

Досмотрить Добрынина ретива́ сердца.

А как спомнил он Омельфино прошеньицё,

160 Ише спрашиват Добрынино отечесьво.

— Ты скажи-ка мне про своё отечесьво

Говорит-то Добрыня таковы речи:

— А когда сидел у тя да на белы́х грудях,

Я не спрашивал, коей земли, какого города,

165 Какого отьця да какой матери;

Я спорол бы у тя всё белы груди.

Вынимал Илья из кинжалища свой булатён нож,

А хочёт спороть Добрынюшки да всё белы́ груди,

Досмотрить Добрынина ретива́ сердца.

170 А как тут Добрыня испугалсе жа,

Ухватил у Ильи Муромца булатён нож:

— Я скажу тебе про родину — отечесьво,

Я скажу тебе про своего родна батюшка,

Я скажу тебе про свою родну матушку:

175 У меня родной батюшко был Никита сын Романович;

Он княжил в Рязани ровно шестьдесят годов,

А родна-то моя матушка — Омельфа Тимофеёвна.

Не моги меня казнить, моги помиловать.

Назыве́мьсе-ко мы братьеми крестовыма,

180 Покрестоемсе мы своима крестами золочёныма;

А как будет ты — больши́я брат,

А я буду меньши́я брат;

А мы будём ездить по чисту́ полю, поляковать.

Приставать будем друг за́ друга,

185 Друг за́ друга, за брата крестового.

А ставал-то он да на резвы́ ноги,

Подымал он Добрыню за белы́ руки,

Целовал он Добрынюшку во уста саха́рные,

А сымали оны с голов да золоты́ кресты,

190 Одевали друг на дружку золоты кресты,

Да садились они на добры́х коней,

Поехали они к Рязани славну городу

Ко Добрыниной да ро́дной матушке.

Как приехали Добрыни к широку́ двору,

195 Увидала Добрынина ро́дна матушка,

Стречала их середи двора,

Середи двора со красна́ крыльця,

Да брала она старого казака за белы́ руки,

Повела в Добрынины да светлы све́тлици,

200 Посадила она за дубовы́ столы,

За дубо́вы столы, за есьвы саха́рные.

У их пир пошел всё наве́сели;

Они пили, веселились трои суточки.

Во славном во городе во Киеве

Был тут Микита Родомановиць.

Девяносто он лет жил, пристарилса,

Он пристарилса, тут приставилса.

5 Оставаласе семья любимая

Да цесна вдова Омыльфа Тимофеёвна;

Оставалса Добрынюшка Микитиць млад

Он не в полном уми, не в полном разуми,

Не великом Добрынюшка возрости;

10 Он не может Добрыня на кони сидеть,

Он не может Добрынюшка конём владать.

Ишша стал как Добрыня лет двенадцати,

Он падат своей матушке в резвы ноги:

— Уж ты ой, государыня матушка!

15 Бласлови-тко миня выйти на улоцку

Ишша с малыма робятами поиграти.

Тебя бог бласловит, цядо милоё

А молоды Добрынюшка Микитиц млад,

А тебе жа как выйти на улоцку

20 Ишша с малыма робятами поиграти.

Да которы робята двадцати пети,

Ишша он ведь Добрыня двенадцати.

А пошёл как Добрынюшка на улоцку,

Ишшо стал он шутоцки зашуцивать:

25 Кого за руку возьмёт, — руку выдернёт,

Кого за ногу подопнёт, — ногу вы́шибё.

По белой шеи ударит, — голова ведь с плець,

Доходили ети жалобы великие жа,

Доходили до его ведь до матушки,

30 До цесной вдовы Омыльфы Тимофеёвны.

А молоды Добрынюшка Микитиц млад

Он падат своей матушке в резвы ноги.

— Уж ты ой, государыня матушка!

Бласлови-тко меня идти-ехати

35 Да во далецё Добрыню во цисто полё,

Да уцитьсе на тур (так) богатырской жа.

Добрынина матушка росплакалась:

— Уж ты молоды Добрынюшка Микитиць млад!

Ты не в полном уми, не в полном разуми,

40 Не в великом, Добрынюш(к)а возрасти:

Да напрасно головушка погинёт ведь.

Он ведь падат своей матушки во второй након:

— Уж ты ой, государыня матушка!

Бласловишь ты миня, я поеду жа;

45 Не бласловишь ты меня, я поеду жа.

— Тебе бог бласловит, цядо милоё

И молоды Добрынюшка Микитиць млад,

Тебе ехать во далецё в цисто полё

А уцитьсе на тур богатырской жа.

50 А молоды Добрынюшка Микитиць млад

Он выходит на се́реду кирписьнею,

Он молитьсе спасу прецистому,

Он божьей-то матери, богородици.

Да пошёл как Добрыня на конюшон двор.

55 Он берёт ведь тут добра коня,

Он добра-та коня со семи цепей;

Он накладыват уздецу тасмяную,

Уздат во уздилиця булатные;

Он накидывал Добрынюшка войлуцёк,

60 Он на войлуцёк Добрынюшка седёлышко;

Подпрягал он двенадцать подпруженёк,

А ишша две подпружки подпрягаюци,

Да не ради басы, ради крепости,

Да не сшиб бы богатыря добрый конь,

65 Не оставил бы богатыря в цистом поли.

Надеваёт он латы булатные,

Да берёт он с собой палку (так) воинною,

Да берёт он с собой саблю вострою,

Он берёт ведь с собой востро копьё.

70 Скоро он скацит на добра коня;

У ворот приворотников не спрашивал, —

Он махал церес стену городовую,

Ишша ехал Добрыня по цисту полю, —

Во чистом-то поли курева стоит,

75 В куревы как богатыря не видети.

Как во ту-то пору, в то-то времецко

Ко той вдовы Омыльфы Тимофеёвны

Приезжала полениця удалая,

Ишша стар-от казак Илья Муровиць.

80 Становил он коня к дубову столбу,

Да вязал он коня к золоту кольцю.

Да в грыдню́ он идёт не с упадками, —

Отпираёт он двери тут на́ пяту.

Да в грыдню́-ту идёт, — богу молитсе,

85 Молитьсе спасу прецистому

А бо́жьей-то матери, богородици,

А цесной вдовы Омы́льфы поклоня́итсе.

А цесна вдова Омыльфа Тимофеёвна

А пои́т поленицю, она кормит тут;

90 А сама поленици наказыват,

Да наказыват поленици, наговарыват:

— Уж ты, ах, полениця удалая,

Уж ты стар казак Илья Муровиць!

Ты поедёшь, Илья, во цисто полё;

95 Ты увидишь моё цядо милоё,

Ишша молоды Добрынюшку Микитиця;

Не придай ты ему смерти скорое.

Ишша тут полениця поезжаёт ведь,

А цесна вдова Омыльфа спровожаёт тут.

100 Скоро полениця скацёт на добра коня;

У ворот прыворотников не спрашивал, —

Он махал церес стену городову жа.

Ишша едёт Илья по цисту полю, —

Во цистом-то поли курева стоит,

105 В куревы-то богатыря не видети.

А мо́лоды Добрынюшка Микитиць млад

Ишша ездит Добрыня по цисту полю,

А уцитьсе на тур богатырской жа:

А правой рукой копьём шу́рматит (так),

110 А левой рукой он подхватыват.

А крыцит, как здыцит полениця удалая

Да стар казак Илья Муровиць:

— А пора, полениця, с тобой съехатьсе,

А пора, полениця, нам побрататьсе.

115 А Добрынюшка тут испужаитьсе,

А конь-о(т) под им подпинаитьсе.

А бьёт он коня по тучным ребрам:

— Уж ты вольцья ты сыть стравеной (так) мешок!

Ишша що ты тако подпинаисьсе,

120 Надо мной над богатырем надсмехаисьсе?

Крыцит полениця удалая,

Ишша стар-от казак Илья Муровиць:

— На уезд уж тебе не уехати.

Как две горы вместя́х столконулисе, —

125 Два богатыря вместя́х съезжалисе.

Они бились палками воинныма;

По насадкам палки разгорялисе (так);

Они друг ведь друга не ранили,

А кидали палки на сыру землю.

130 Они секлись са́блями вострыма;

Ишше сабельки пошорба́лисе (так);

Они ведь друг друга не ранили.

Они кидали сабли на сыру́ землю.

А кололись копьями вострыма,

135 Друг ведь друга не ранили;

По насадкам копья обломалисе;

А кидали они копья на сыру землю.

Слезовали богатыри со добрых коней,

А схватились богатыри во плотно́й тут бой.

140 Ильина нога да окатиласе,

Окатиласе да нога левая;

Ишша сплыл Добрыня на белы груди,

Ишша хоцёт пороть груди белы же,

Он хо́цё смотреть ретиво́ серьцё́,

145 Ишша сам говорыл таково слово:

— Що не цесь-хвала мо(ло)децкая,

А-й не выслуга богатырска жа —

А убить полениця (так) во цистом поли

А без спросу ей и без ведома;

150 Уж ты, ох, полениця удалая!

Ты кое́й земли, коё̀го города?

Говорит полениця удалая:

— Ишша был бы у тя я на белых грудях,

155 Не спросил бы не дядины, не вотьцины,

А порол бы у тя я груди белы жа,

А смотрел бы у тя я ретиво́ сердьцё́.

Я из славного города из Киева;

Ишше стар казак да Илья Муровиць,

160 Илья Муровиць сын Ивановиць.

А и молоды Добрынюшка Микитиць млад

Ишше ска́цёт он со белых грудей,

Ишша па́дат ему во резвы ноги:

— Уж ты батюшко наш, стары́й казак!

Ты прости меня в таковой вины.

165 Они скоро скацют на добрых коней.

А Илья поехал по цисту полю.

А Добрыня поехал к своей ма́тёнки,

А к цесной вдовы Омыльфы Тимофеёвны;

Становил коня к дубову столбу,

170 Он вязал коня к золоту кольцю.

А в грыдню́ идет, — богу молитсе,

Своей матёнке да поклоня́етьсе:

— Уж ты задра́стуёшь, моя матёнка,

Ишша та же Омыльфа Тимофеёвна!

175 — Уж ты здра́свуеёшь, моё дитятко

А и молоды Добрынюшка Микитиць млад!

Говорыл Добрынюшка Микитиць-от,

Говорыл он ведь своей ма́тёнки:

— Ишша был я Добрыня во цистом поли;

180 Я побил поленицю удалую,

Я стару (так) казака Илью Муровиця.

Говорыла тут да родна матушка,

Ишша та вдова Омыльфа Тимофеёвна.

— Уж ты ой еси, моё дитятко,

185 Ишша молоды Добрынюшка Микитиць млад!

Ишша то ведь тебе родной батюшко.

Ишша тут ему за беду стало,

За ту круцынушку великую.

Он ведь скоро скацёт на добра коня,

190 Он поехал тут по цисту полю.

По три годы Добрынюшка-то стольничал,

По три годы Добрынюшка да чашничал,

По три годы Добрыня у ворот стоял.

Тово стольничал-чашничал он девять лет,

5 На десятые Добрынюшка гулять пошел,

Гулять пошел по городу по Киеву,

А Добрынюшке ли матушка наказывает,

Государыня Добрыни нагова́ривает:

— Ты пойдешь гулять по городу по Киеву,

10 Не ходи-тко ты, Добрыня, на царев кабак,

Не пей-ко ты до пьяна зелена вина.

Не ходи-ко ты во улицы Игнатьевски,

Во те ли переулки во Маринкины.

Та ли б... Маринка да потравница,

15 Потравила та Маринка девя́ти ли молодцо́в,

Девяти ли молодцов да будто я́сных соколо́в,

Потравит тебя Добрынюшку в деся́тые.

А Добрынюшка-то матушки не слушался,

Заходит ли Добрыня на царев кабак,

20 Напивается до пьяна зелена́ вина.

Сам пошел гулять по городу по Киеву,

А заходит ли во улицы в Игнатьевски,

А во те ли переулки во Маринкины.

У той у́ б.... Маринки у Игнатьевной

25 Хорошо ли терема были роскрашены,

У ней терем-от со те́ремом свивается,

Однем-то жемчугом пересыпается.

На теремах сидели два сизыих два голубя.

Носок-то ко носку они целуются,

30 Прави́льныма крылами обнимаются.

Розгорелось у Добрыни ретиво́ сердцо,

Натя́гает Добрынюшка свой тугой лук,

Накла́дает Добрыня калену стрелу,

Стреляет ли Добрыня во сизы́х голубей.

35 По грехам ли над Добрыней состоялосе,

Ево правая-то ноженка поглёзнула,

Ево левая-то рученка подрогнула,

А не мог згодить Добрыня во сизы́х голубей,

Едва згодил к Маринке во красно́ окно.

40 Он вышиб прици́лину серебряную,

Разбил-то околенку стекольчатую,

Убил-то у Маринки друга милово,

Милого Тугарина Змеёвича.

Стоит-то ли Добрыня пороздумалсе:

45 — В терем-от идти, так голова́ пропадёт,

А в терем-от нейти, так стрела́ пропадёт.

Зашел-то ли Добрыня во высок терём,

Крест-от он кладёт по-писаному,

А поклон-от он ведёт по-ученому.

50 Сел он во большо́й угол на лавицу,

А Маринка та сидит да б.... за за́весою.

Посидели они летний день до вечера,

Оне друг-то с другом слова не промолвили.

Взял-то ли Добрыня калену стрелу,

55 Пошел-то ли Добрыня из высо́ка терема́.

Ставала-ли Маринка из-за за́весы,

А берет-то ли Маринка булатний нож,

Она резала следочики Добрынюшкины,

Сама крепкой приговор да пригова́ривала:

60 — Как я режу эти следики Добрынюшкины,

Так бы резало Добрыни ретиво сердце

По мне ли по Маринке по Игнатьевной.

Она скоро затопляла печь кирпичную,

Как метала эти следики Добрынюшкины,

65 Сама крепкой приговор да приговаривала:

— Как горят-то эти следики Добрынюшкины,

Так горело бы Добрыни ретиво сердцё

По мне ли по Маринке по Игнатьевны.

Не мог-то бы Добрынюшка ни жи́ть, ни быть,

70 Ни дни бы не дневать, ни часу́ бы часова́ть.

Как вышел ли Добрыня на широкой двор,

Разгорелось у Добрыни ретиво сердцё

По той ли по Маринке по Игнатьевной.

Назад-то ли Добрыня ворочается.

75 Этая Маринка Игнатьевна

Обвернула-то Добрынюшку гнеды́м туром,

Послала-то ко морю ко Турецкому:

— Подико-ты, Добрынюшка, ко морю ко Турецкому,

Где ходят там гуляют девять туров,

80 Поди-ко ты, Добрынюшка, деся́тыим туром.

Как проведала Добрынюшкина матушка,

Сама-то ли старуха подымаласе,

Пришла она к Маринке ко Игнатьевной,

Села-то на печку на кирпичную,

85 Сама ли говорила таково слово:

— Хочешь ли, Маринка, б.... потравница,

Обверну я тя собакой подоконною,

Ты будешь ли ходить да по подо́конью,

Этая Маринка Игнатьевна

90 Видит ли она да неминучую.

Обвернулась Маринка серой ла́сточкою́,

Полетела-то ко морю ко Турецкому,

Села-ли Добрыне на могучи́ плеча,

Говорила ли она да таково слово:

95 — Возьмешь ли ты, Добрыня, за себя́ меня за му́ж,

Отверну я тя, Добрыня, добрым мо́лодцем.

— Возьму я тя, Маринка, за себя́ за муж.

Повернула-то ево да добрым мо́лодцом.

Взял-то он Маринку Игнатьевну,

100 Посадил он на ворота на широкие,

Всю он росстрелял из туга́ лука,

Россек он роспластал тело белое,

Всё ли розметал по чисту полю.

Жила честна вдова Офимья Александровна

В Москве на Горке на Вшивоей,

И остался от батюшка молодой Добрынюшка Никитич.

И зачал ездить Добрынюшка по славной каменной Москвы.

5 И наказывает Добрынюшке матушка:

— Ай же ты, Добрынюшка, свет Никитинич!

Езди, Добрынюшка, по каменной Москвы,

Улочками езди и переулочками,

И езди, Добрынюшка, во далече-далече во чисто поле;

10 Когда будешь Добрынюшка, близ города Киева

И заедешь ты, Добрынюшка, во Киев-град,

Езди, Добрынюшка, улочками,

Езди, Добрыня, переулочками,

А ты не езди, Добрынюшка,

15 Во тыя улочки Маринские

И во тые переулочки Игнатьевские.

И забыл Добрынюшка наказаньицо матушкино,

И заехал Добрынюшка Никитинич

Во тыя улочки в Маринские,

20 И во тые переулочки Игнатьевские,

Ко злодейке Маринке ненавистницы.

У злодейки Маринки ненавистницы

Построены терема высокие,

Просечены окошка косявчатыя,

25 И поставлены колоды белодубовы,

Наличники положены серебряные,

И на каждом окошечке голубь со голубушкою.

И натянул Добрынюшка свой тугой лук

И стрелил-то он голубя с голубушкою,

30 И пролетела стрелочка каленая

Во ту ли колоду белодубову,

И во тот ли наличник серебряный,

И во ту ли то во спальню во теплую,

И на ту ли кроватку тесовую,

35 И на ту ли перинку пуховую,

И убила у Маринки мила друга,

Поганого Тугарина Змиевича.

И посылает Добрынюшка Никитич

Своего паробка да слугу вернаго

40 По ту ли по стрелку каленую:

— Ай же ты, злодейка Маринка ненавистница!

Давай-ко нашу стрелочку каленую.

И говорит злодейка Марина такового слово:

— А кто стрелочку стрелил,

45 Пускай сам сюда придет.

У Добрыни бело тело распотелося,

А богатырского сердце разгорелося:

И скочил Добрынюшка тут со добра коня,

И побежал во теремы высокие

50 Ко злодейке Маринке ненавистницы;

Он ухватил-то Маринку за белы груди,

Кинул-то Маринку о дубовый мост,

И брал он стрелочку каленую,

Он пошел из ложни из теплыя.

55 А эта злодейка Маринка ненавистница

Брала свой нож булатный,

И куда ступал Добрынюшка Никитинич,

Знать-то гвоздики шеломчатые,

И подскоблила следы Добрынюшкины,

60 И спустила Добрынюшку оленем рыскучим в чисто поле.

И проведала его родитель-матушка,

Честна вдова Офимья Александровна,

Что обернут сын оленем рыскучим во чисто поле,

И зачала искать по каменной Москве докторов,

65 Чтобы отвернуть Добрынюшку добрым молодцем.

Но не нашла в Москве докторов,

И поехала во славный во Киев-град,

И нашла она бабушку задворенку,

И смолилась она да от желаньица:

70 — Ай же ты, бабушка задворенка!

Отверни-тко ты Добрынюшка добрым молодцем.

И возговорит бабушка задворенка:

— А возьми-тко ты меня саму да в каменну Москву

И на ту ли Горку на Вшивую.

75 И говорила ей бабушка задворенка:

— Принеси-ко ты Добрынюшкин тугой лук

И принеси-ко ты до калену стрелу.

И натягивает старушка тугой лук,

И накладывает старушка калену стрелу,

80 И сама к стрелочке приговаривает:

— Ты летай-ко, моя стрелочка, по чисту полю,

Доищи-ко ты Добрынюшка Никитича,

Оленя рыскучего в чистом поле:

Пусть бежит во матушку в каменну Москву,

85 На ту ли на Горку на Вшивую. —

Этая бабушка задворенка

Сделала Добрынюшку добрым молодцем,

И сама говорит таково слово:

— Ты возьмешь ли, Добрынюшка, Маринку за себя замуж? —

90 И возговорил Добрынюшка Никитич:

— Не надоб мне Маринки на широкий двор.

Этая бабушка задворенка

Обвернула злодейку собакою:

— Ты бегай-ко, злодейка, век и по веку,

95 От ныне и до веку.

В стольном в городе во Киеве,

У славнова сударь-князя у Владимера

Три годы Добрынюшка стольничал,

А три годы Никитич приворотничал,

5 Он стольничал, чашничал девять лет,

На десятой год погулять захотел

По стольному городу по Киеву.

Взявши Добрынюшка тугой лук

А и колчан себе каленых стрел,

10 Идет он по широким по улицам,

По частым мелким переулачкам.

По горницам стреляет воробушков,

По повалушам стреляет он сизых голубей.

Зайдет в улицу Игнатьевску

15 И во тот переулок Маринин.

Взглянет ко Марине на широкой двор,

На ее высокие терема.

А у молоды Марины Игнатьевны,

У ее на хорошом высоком терему

20 Сидят тут два сизыя голубя

Над тем окошечком косящетым,

Цалуются оне, милуются,

Желты носами обнимаются.

Тут Добрыни за беду стало,

25 Будто над ним насмехаются,

Стреляет в сизых голубей:

А спела ведь титивка у туга́ лука́,

(В)звыла да пошла калена́ стрела́.

По грехам над Добрынею учинилася:

30 Левая нога ево поко́льзнула,

Права рука удрогнула:

Не попал он в сизых голубей,

Что попал он в окошечко косящетое,

Проломил он окон(н)ицу стекольчетую,

35 Отшиб все причалины серебреныя.

Росшиб он зеркала стекольчетое,

Белодубовы столы пошаталися,

Что питья медяные восплеснулися.

А втапоры Марине безвременье было,

40 Умывалася Марина, снарежалася

И бросилася на свой широкой двор:

— А кто эта невежа на двор заходил?

А кто это невежа в окошко стреляет?

Проломил оконницу мою стекольчетою.

45 Отшиб все причалины серебреныя,

Росшиб зеркала стекольчетое?

И втепоры Марине за беду стало,

Брала она следы горячие молодецкие,

Набирала Марина беремя дров,

50 А беремя дров белодубовых,

Клала дровца в печку муравленую

Со темя́ следы горя́чими,

Разжигает дрова полящетым огнем

И сама она дровам приговариват:

55 — Сколь жарко дрова разгораются

Со темя́ следы молоде́цкими,

Разгоралось бы сер(д)це молодецкое

Как у мо́лода Добрынюшки Никитьевича!

А и божья крепко, вражья-то лепко.

60 Взя́ла Добрыню пуще вострова ножа

По ево по сер(д)цу богатырскому:

Он с вечера, Добрыня, хлеба не ест,

Со полуночи Никитичу не у́снется,

Он белова свету дажидается.

65 По ево-та щаски великия

Рано зазвонили ко заутреням.

Встает Добрыня ранешонько,

Подпоясал себе сабельку вострою,

Пошел Добрыня к заутрени,

70 Прошел он церкву соборную,

Зайдет ко Марине на широкой двор,

У высокова терема послушает.

А у мо́лоды Марины вечеренка была,

А и собраны были душечки красны девицы,

75 Сидят и молоденьки молодушки,

Все были дочери отецкие,

Все тут были жены молодецкие.

Вшел он, Добрыня, во высок терем, —

Которыя девицы приговаривают,

80 Она, молода Марина, отказывает и прибранивает.

Втапоры Добрыня не во что положил,

И к ним бы Добрыня в терем не пошел,

А стала ево Марина в окошко бранить,

Ему больно пенять.

85 Завидел Добрыня он Змея Горынчета,

Тут ему за беду стало,

За великую досаду показалося,

(В)збежал на крылечка на красная,

А двери у терема железныя.

90 Заперлася Марина Игнатьевна,

А и молоды Добрыня Никитич млад

Ухватит бревно он в охват толщины,

А ударил он во двери железныя,

Недоладом из пяты он вышиб вон

95 И (в)збежал он на сени косящеты,

Бросилась Марина Игнатьевна

Бранить Добрыню Никитича:

— Деревенщина ты, детина, зашелшина!

Вчерась ты Добрыня на двор заходил,

100 Проломил мою оконницу стекольчетую,

Ты росшиб у меня зеркало стекольчетое!

А бросится Змеишша Горынчишша,

Чуть ево, Добрыню, огнем не спалил,

А и чуть молодца хоботом не ушиб.

105 А и сам тут Змей почал бранити ево, больно пеняти:

— Не хочу я звати Добрынею,

Не хочу величать Никитичем,

Называю те детиною-деревенщиною и засельшиною,

Почто ты, Добрыня, в окошко стрелял,

110 Проломил ты оконницу стекольчетую,

Росшиб зеркало стекольчетое!

Ему тута-тка, Добрыни, за беду стало

И за великую досаду показалося:

Вынимал саблю вострую,

115 Воздымал выше буйны головы своей:

— А и хощешь ли тебе, Змея,

Изрублю я в мелкия части пирожныя,

Разбросаю далече по чисто́м полю́?

А и тут Змей Горынич,

120 Хвост поджав, да и вон побежал,

Взяла его страсть, так зачал с...:

А колы́шки метал, по три пуда с...

Бегучи, он, Змей, заклинается:

— Не дай бог бывать ко Марине в дом,

125 Есть у нее не один я друг,

Есть лутче меня и повежливея.

А молода Марина Игнатьевна

Она высунолась по пояс в окно

В одной рубашке без пояса,

130 А сама она Змея уговаривает:

— Воротись, мил надежа, воротись, друг!

Хошь, я Добрыню оберну клячею водовозною?

Станет-де Добрыня на меня и на тебя воду возить,

А еще — хошь, я Добрыню обверну гнеды́м туро́м?

135 Обернула ево, Добрыню, гнеды́м туро́м,

Пустила ево далече во чисто́ поля́,

А где-та ходят девять туро́в,

А девять туров, девять братиников,

Что Добрыня им будет десятой тур,

140 Всем атаман-золотыя рога!

Безвестна, не стала бога́тыря,

Молода Добрыня Никитьевича,

Во стольном городе, во Киеве.

А много-де прошло поры, много времяни,

145 А и не было Добрыни шесть месяцов,

По нашему-то сибирскому словет полгода,

У великого князя вечеринка была,

А сидели на пиру честныя вдовы,

И сидел тут Добрынина матушка,

150 Честна вдова Афимья Александровна,

А другая честна вдова, молода Анна Ивановна,

Что Добрынина матушка крестовая;

Промежу собою разговоры говорят,

Все были речи прохладныя.

155 Неоткуль взялась тут Марина Игнатьевна,

Водилася с дитятеми княженецкими,

Она больно, Марина, упивалася,

Голова на плечах не держится,

Она больно, Марина, похволяется:

160 — Гой еси вы, княгини, боярыни!

Во стольном во городе во Киеве

А и нет меня хитрее-мудрея,

А и я-де обвернула девять молодцо́в,

Сильных-могучих бога́тырей гнедыми турами,

165 А и ноне я-де опустила десятова молодца,

Добрыня Никитьевича,

Он всем атаман-золотые рога!

За то-то слово изымается

Добрынина матушка родимая,

170 Честна вдова Афимья Александровна,

Наливала она чару зелена́ вина́,

Подносила любимой своей кумушке,

А сама она за чарою заплакала:

— Гой еси ты, любимая кумушка,

175 Молода Анна Ивановна!

А и выпей чару зелена вина,

Поминай ты любимова крестника,

А и молода Добрыню Никитьевича,

Извела ево Марина Игнатьевна,

180 А и ноне на пиру похваляится.

Прого́ворит Анна Ивановна:

— Я-де сама эти речи слышела,

А слышела речи ее похволеныя!

А и молода Анна Ивановна

185 Выпила чару зелена вина,

А Марину она по щеке ударила,

(С)шибла она с резвых ног,

А и топчет ее по белы́м грудя́м,

Сама она Марину больно бранит:

190 — А и, сука, ты, ..., еретница —...!

Я-де тебе хитрея и мудренея,

Сижу я на пиру, не хвастаю,

А и хошь ли, я тебя сукой обверну?

А станешь ты, сука, по городу ходить,

195 А станешь ты, Марина,

Много за собой псов водить!

А и женское дело прелестивое,

Прелестивое-перепадчивое.

Обвернулась Маринка косаточкой,

200 Полетела далече во чисто поле,

А где-та ходят девять туро́в,

Девять братеников,

Добрыня-та ходит десятой тур.

А села она на Добрыню на правой рог,

205 Сама она Добрыню уговаривает:

— Нагулялся ты, Добрыня, во чистом поле,

Тебе чисто поле наскучала,

И зыбучия болота напрокучили,

А и хошь ли, Добрыня, женитися?

210 Возьмешь ли, Никитич, меня за себя?

— А, право, возьму, ей богу, возьму!

А и дам те, Марина, поученьица,

Как мужья жен своих учат!

Тому она, Марина, не поверила,

215 Обвернула ево добрым молодцом

По-старому-по-прежнему,

Как бы сильным-могучим бога́тырем,

Сама она обвернулася девицею,

Оне в чистом поле женилися,

220 Круг ракитова куста венчалися.

Повел он ко городу ко Киеву,

А идет за ним Марина роскорякою,

Пришли оне ко Марине на высо́к тере́м,

Говорил Добрынюшка Никитич млад:

225 — А и гой еси ты, моя молодая жена.

Молода Марина Игнатьевна!

У тебя в высоких хороших теремах

Нету спасова образа,

Некому у тя помолитися,

230 Не за что стенам поклонитися,

А и, чай, моя вострая сабля заржавела.

А и стал Добрыня жену свою учить,

Он молоду Марину Игнатьевну,

Еретницу — ..... — безбожницу:

235 Он первое ученье — ей руку отсек,

Сам приговаривает:

— Эта мне рука не надобна,

Трепала она, рука, Змея Горынчишша!

А второе ученье — ноги ей отсек:

240 — А и эта-де нога не надобна,

Оплеталася со Змеем Горынчишшем!

А третье ученье — губы ей обрезал

И с носом прочь:

— А и эти-де мне губы не надобны,

245 Целовали оне Змея Горынчишша!

Четвертое ученье — голову ей отсек

И с языком прочь:

— А и эта голова не надобна мне,

И этот язык не надобен,

250 Знал он дела еретическия!

Жил-был Микитушка богатый человек,

Отживши Микитушка состарился,

Состарился и преставился.

Оставалось у Микиты все житье его бытье,

5 Все именьице его наследство.

Молода его жена с малым детищем.

Оставалася жена со Добрынюшкой.

Как от роду-то Добрыне шесть годов,

На седьмом году стал во школушку ходить

10 Да себя грамоте учить.

Он по-русски учил, по-немецки говорил.

Ну, от роду Добрыня стал тринадцати годов.

На тринадцатом году стал на улицу ходить,

Стал на улицу ходить, стал он шутки шутить.

15 Кого за руку возьмет, руку прочь оторвет,

Кого в шею толкнет — голова с плеч упадет.

Но вот тут уж на Добрыню люди жаловались:

Они князю тому Володимеру.

Но берет князь Добрыню себе в клюшнички (2 р.)

20 Он в клюшнички, во замошнички.

Как три года Добрыня он и банюшку топил,

А еще-то Добрыня на конюшеньку ходил.

На конюшеньку ходил, золоты ключи носил.

Золоты ключи носил от конюшеньки.

25 Ну берет-то Добрыня свои зо́лоты ключи,

Отмыкая Добрыня все булатные замки,

Вот берет-то Добрыня он тесмяную узду,

Он братает Добрыня, он неезжена коня,

Он братает Добрыня богатырского.

30 Он седлает седельцем родительским

Об двенадцати подпруг, усе шо́лковы,

Он не ради красоты, ради крепости,

Он поехал-то Добрыня во чисто поле скакать.

Все же Маришку шукать.

35 Навстречу Добрыне все старый старичок.

— Ну здорово, дедушка, с проседью бородушка,

Ну скажи мне, дедушка, где Маришка живет, (2 р.)

Ну скажи мне, дедушка, где Маринкин двор?

— Ну и ты же, мое чадо, що малёхонькой,

40 Ты малехонькой и глупехонькой (2 р).

Мы сидели во пиру с твоим батюшкой,

Говорили речь про Маришкин двор.

Верятница (вредительством занималась), клеветница, шельма-ябедница!

Ну вот тут вон Добрыня, вон рассердился, и разгневался.

45 И бьет Добрыня-то коня по белым-то по бедрам.

У матушки попросил благословеньица,

Справлялся Добрынюшка скурёшенько,

Да умывался Добрынюшка белёшенько,

Да утирался Добрынюшка сухёшенько,

5 Да садился Добрыня на добра коня,

Махнул ён плётоцькой шелковою.

Видли добра молодца сядуци,

А не видли добра молодца поедуци.

Добрый-то конь реки-озера перескакивал,

10 А городовы́е-то стены перемахивал,

Торопился ён к девушке Малиновке

Да на тот ли на почёсный пир.

Приехал тут Добрыня на широкий двор,

Да привязал ён коня к дубову столбу,

15 К дубову столбу да к золоту кольцу,

Да тут строго ён наказывал:

— Да кормите-ко коня да пшеницей белояровой...

По улицам шел как будто заюшко,

По панелям скакал как горностаюшко,

20 Приходил-то в палаты белокаменные,

Приходил-то к терему высокому,

По коридорам-то шел по светлыим,

По коврам шел-то по мягкиим,

Спрашивал про девушку Малиновку,

25 Спрашивал, как бы уж ю увидать,

Как бы с ёй да познакомиться:

— Приехал-то богатырь да из Россиюшки...

[И. Н.: Это все у тебя, приехано.[1]]

Садился за столы да за дубовые,

Да за скатерти за шелковые...

30 Начиналися танцы-пляски да музыки.

Подошло тут дело к двенадцати,

Пришла пора, что им спать легци.

Приходя они в спальню,

Ко кроватки-то точеныя,

Одеяла-то шелковые,

35 Перинка лебединая.

Тут девица-то и призатенькалась, говорит ему:

— Ты ложись-ко, Добрынюшко, ко стеноцьке...

А Добрыня-то парень был догадливой,

Захватил ён девушку Малиновку,

40 Захватил ю да посрединоцьке,

Да бросил ю да о стеноцьку.

А тут кроватка-то была да поддельная,

Провалилася девушка Малиновка

В тыи подполья глубокие.

45 Тут девица Малиновка скуриласе:

— Ай же, Добрыня Никитич,

Ты бери-ко клюци да на стопоцьке,

Да открывай-ко подвалы темные.

Да отслоняй-ко двери тяжелые.

50 Как открыл тут Добрынюшка Никитич двери тяжелые,

Как повалила толпа да огромная,

Попы, дьяки́ да мужики просты́...

[И. Н.: У их глаза лопнули со свету, —

В. Н.: Ена их кормила овсом,]

[В. Н. (продолжает):] Идут да сразу и ослепнули,

Да глаза у них и лопнули.

55 Как идут-то вси да в пояс кланяются:

— Спасибо тебе, Добрынюшко Никитич!

И́ный плачет, и́ный смеется,

И́ный рад бы ю на куски взорвать.

Вышли вси да устоялиси...

60 Тут пошел великий суд,

Что ей сделать, девушке Малиновке.

Что привязали к трем жеребцам нелегцёныим...

Ён выкинул ю в поднебесьё,

Захватил ён за трёсту за заднюю,

65 Да подбросил выше терема стояцего,

Выше облаки ходяцюю...

Повёз молоду Забаву дочь Потятичну.

На тыя путь ши́рокой дороженки,

Увидал он брод да лошадиныи,

По колен было у лошади да в землю грязнуто.

5 Он догнал Олешеньку Поповича,

Сам говорил да таково слово:

— Ты эй, Олешенька Левонтьевич!

Ты возьми-ко эту князеву племянницу,

Молоду Забаву дочь Путятичну,

10 Отвези-ко к солнышку да ко Владимиру,

Ко Владимиру да ты во целости.

Я поеду этым бродом лошадиныим.

Он поехал этым бродом лошадиныим,

Догнал по́ляницу да великую,

15 Он ударил свое́й палицей булатнею

Тут поляницу в буйну голову.

Поляница та назад да не оглянется,

А он Добрыня на кони да приужахнется,

И сам говорил да таково слово:

20 — Вся сила у Добрыни есть по-старому,

Верно смелость у Добрыни не по-старому.

Он назад Добрынюшка воротится,

Приезжал Добрыня ко сыру дубу,

Толщиною дуб около трёх сажон.

25 Он ударил своей палицей во сырой дуб,

Да росшиб ведь сырой дуб по ла́стиньям,

И сам говорил да таково слово:

— Вся сила у Добрыни есть по-старому.

А верно смелость у Добрыни не по-старому.

30 Догнал поляницу да великую,

Ударил своей палицей булатнею

Тую поляницу в буйну голову.

Поляница та назад да не оглянется,

Он Добрыня на кони да приужахнется,

35 И сам говорил да таково слово:

— Что смелость у Добрыни есть по-старому,

Верно силы у Добрыни не по-старому.

Он назад Добрынюшка воротится,

Приезжал Добрыня ко сыру дубу.

40 Толщиною дуб да был шести сажон:

Он ударил своей палицей булатнею,

А росшиб ведь сырой дуб по ластиньям,

Сам говорил да таково слово:

— Вся сила у Добрыни есть по-старому,

45 Верно смелость у Добрыни не по-старому.

Он догнал поляницу да ведь в третий раз,

Он ударил сво́ей палицей булатнею

Тую поляницу в буйну голову.

Поляница та назад да приоглянется,

50 Сама говорит да таково слово:

— Я думала комарики поку́сывают?

Ажно русьские могучие бога́тыри пощалкивают.

Ухватит-то Добрыню за желты кудри,

Положит-то Добрыню во глубок карман,

55 Во глубок карман Добрынюшку с конём цело,

А везла она Добрынюшку трои́ сутки.

Испровещится как ейной добрый конь

Ейно голосом да человеческим:

— Молода Настасья, дочь Никулична!

60 Что конь у богатыря да сопротив меня,

Сила у богатыря да сопротив тебя:

Не могу везти я больше вас с бога́тырем!

Говорит Настасья дочь Никулична:

— Ежели бога́тырь да он старыи,

65 Я бога́тырю да голову срублю.

Ежели богатырь да он младыи,

Я бога́тыря да во поло́н возьму.

Ежели богатырь мне в любовь придёт,

Я теперь ведь за богатыря за муж пойду.

70 Вынимает-то богатыря да из карманчика,

Тут ёй богатырь да понравился.

Говорит Настасья да Микулична:

— Ты, молодой Добрыня сын Никитинич!

Мы поедем с то́бой ко́ граду ко Киеву,

75 Да ко ласкову ко князю ко Владимиру,

Примем мы с тобою по злату венцу.

Тут приехали ко граду ко Киеву,

И ко ласкову ко князю ко Владимиру,

Приняли они да по злату венцу,

80 Тут по три дни было да пированьицо,

Про молода Добрыню про Никитича,

Тут век про Добрыню старину поют:

А синему морю да на тишину,

А вам добрыим-тым людям на послушаньё.

Прежджа [так] Резань да слободой слыла,

Ныньце Резань да словёт городом.

И во той во Резани, славном городе,

Жил-был Микитушка, состарилса,

5 Много побивал полков силы неверною.

При старости Микитушка наказывал

И своей он молодой жоны:

— Будёт как Добрынюшка на возрости,

Будёт будто есён сокол на возлети, —

10 Станёт просить у тя благословеньиця

Съездить во тихи вёшны заводи

И стрелеть уж гусей-то, белых лебедей

И пернастых-то малых утицей;

Не пострелит он не гуся и не лебедя,

15 И не малой пернастой серой утици;

И пригрет ёго да на соньцё красноё,

Припекет ёго упецэнки[2] петровские, —

И захоцёт Добрыня покупатисе;

На первую-ту струецьку пусть отплавыват,

20 На другу-ту струёцьку пусть отплавыват,

А на третью струёцьку некак нельзя.

Тут уж Микитушка преставилса.

Стал Добрынюшка уж на возрости,

Будто есён сокол на возлети;

25 Падал родной маменьке во резвы ноги;

— Благослови мне, родна маменька,

Съездить во тихи вёшны заводи,

Мне пострелить гуся: мне-ка лебедя,

Маленьку пернасту серу утицю.

30 Говорила ёму родна маменька,

Говорила ёму тут таково слово:

— Не пострелишь ты не гуся и не лебедя,

И не маленькой пернастой серой утици;

И пригрет тебя соньцё красноё,

35 Припекут тебя упецинки петровские, —

Ты захошь, ты Добрыня, покупатисе,

Ты на перву-ту струёцьку отплавывай,

Ты на другу-ту струёцьку отплавывай.

На третью-ту струёцьку некак нельзя.

40 Поехал Добрыня от родной маменьки,

Поехал на тихи вёшны заводи.

Он ведь ездил много ли, мало поры-времени,

Не видал не гуся и не лебедя,

И не маленькой пернастой серой утици;

45 И пригрело ёго на упецынки петровские,

И пригрело ёго да соньцё красноё;

Захотел уж Добрыня покупатисе,

Скинул Добрынюшка с себя платьё цветноё,

И оставил он платьё цветноё,

50 И спускалса Добрынюшка во синё морё;

На перву-ту струёцьку отплавывал,

На другу-ту струёцьку отплавывал:

— На третью я хотел бы струёцьку отплавывать:

Не благословляла мне родна матушка;

55 Поплыву я назад на крутой берег

К тому же ко плать[и]цю ко цветному.

Доплыват он до крутого-то бережку.

Летит змея-та всё пешшарская,

По поднебесью хобыты замётыват:

60 — Я тебя Добрынюшку живком зглону.

— Не гложи ты меня уж понапрасному;

Дай мне-ка выплыть на крутой берег,

Мне одецце во платьицо во цветноё.

Выплыл Добрыня на крутой берег,

65 И оделса он во платьицё во цветноё.

Сидела змея на девяти дубах.

Нецим Добрыне боронитисе:

Он наклал уж во свой колпак пуховой-от,

И наклал он песку-хрешшу сыпуцёго,

70 Бросил змеи-то во церны груди.

Падала змея-та на сыру землю.

— Я ссеку у тя вси три головы,

Розлуцю я тебя уж с белым светом-то.

— Ты спусти, ты Добрынюшка, на светую Русь.

75 И спустил уж Добрынюшка ей на светую Русь.

— Принесу тебе сапожоцьки козловые,

Принесу тебе рукавочьки борановы,

Принесу тебе рубашоцьку полотнену,

Принесу тебе колпак я земли грецеськой.

80 Ездил Добрыня во тихи вёшны заводи

Много ли, мало поры-времени

И увидел змею-ту всё пешшарскую:

Летит змея-та со светой Руси,

К ему она к Добрынюшке не приворациват,

85 Несёт она красну девицю,

И улетела в горы-пешшоры белокаменны.

Добрынюшка приехал к тихим вёшным заводям;

Говорыл он сам-то таково слово,

Говорыл он своёму-то добру коню:

90 — Поспевай ты, конь, да ко мне навремё,

Поплову я уж [как перву] на струёцьку,

На другу я струёцьку стану я отплавывать,

На третью-ту струёцьку отплову я;

Меня-то понесет в пешшоры белокаменны,

95 Уж я выйду как на крутой берег.

Понесло ёго в горы-ти, в горы-ти, пешшоры белокаменны.

Выходил тут Добрынюшка на крутой берег.

Прибежал к ему веть доброй конь навремё;

Он оделса во платьицё во цветноё

100 И поехал к дыры-то ко змеиною.

У дыры-то сидит она красна девиця,

И сама она говорит да слезно плакала:

— Вецёр я была у родителя у батюшка,

Я цёсала свою да буйну голову,

105 Заплетала свою-то русу косу,

И сама я к косы да прыговарывала:

— И кому ета коса, коса достанетсе?

И достаницьсе ли она князю ли она боеру

И тому жа хресьянину богатому?

110 Говорыл уж Добрыня красной девици:

— Выходи, красна девиця, из дыры-то из пешшарьскою.

Не выходит она из дыры из пешшарьскою.

Говорыл он в третей након:

— Выходи; я тебя вывезу на святую Русь,

115 На святую Русь вывезу; примём закон божию.

Вышла красна девиця,

Вышла-то из дыры-то из пешшарьскоё.

И зашёл в дыру-то во змеиную

И срубил он вси уж буйны головы.

120 И поехали они тут на светую Русь.

И приехал Добрынюшка к родной матушке,

Говорыл уж родной маменьке во другой након:

— Благослови меня, родна маменька, ведь женитьсе,

Приму я с ей закон божей-от

125 С той же Настасьёй доць Викулисьней.

Дала ему родна маменька благословеньицё.

Пошли они тут во божью церковь,

И прымали они закон божей-от.

И прышли они тут из божьей церквы,

130 И прышли они к родной маменьке.

И повёлса тут почесьён пир.

Много ли, мало поры-времени,

Отошел у их почесьен пир;

И зовут уж Добрынюшку ко Владимеру на почесьен пир

135 И со тою с Настасьёй с молодой жоной.

И пошли они с Настасьёй на почесьен пир.

И пошел у Владимера почесьен пир.

Отошел у Владимера почесьен пир;

Стали тут служобки намётывать.

140 Говорыла Настасья доць Викулись[н]я,

Говорыла она тут таково слово:

— Не Владимер служобки намётыват,

Намётыват старой казак Илья Муромець.

Добрынюшке служобку намётывали

145 И намётывали уж ёму на двенадцать лет.

И пошел уж Добрыня со чесна пиру,

И пошел, повесил свою буйну голову,

И повесил со своих он со могуцих плець.

Прышли уж со чесна пиру.

150 Много ли, мало поры-времени,

Призывают уж Владимёр стольнокиевской,

Во други́х прызываёт старой казак Илья Муромець:

— Простоять щобы на заставы двенадцать лет,

Писать щобы нам уж на кажной год,

155 Не подошла щобы под нас сила неверная.

Нецего тут Добрынюшка не вымолвил;

И пошел он от их с светлой грыдни,

И пошел он из светлой грыдни уж ко своей он молодой жоны.

Стал уж Добрынюшка срежатисе;

160 Провожаёт ёго ведь молода жона,

Молода жона, родна матушка,

— Уж ты, пройдёт двенадцать лет

И настанёт на лето тринадцато;

Тогды хоть ты взамуж поди,

165 Хоть взамуж ты поди, хоть вдовой сиди;

Не ходи за Олёшу за Поповиця:

Не люблю я духу-то поповского.

Уехал Добрынюшка на заставу великую,

И приехал на заставу великую,

170 И объездил он по цисту полю,

О ту же о заставу великую

Разоставил шатёр белополотненой.

Жил он тут двенадцать лет,

Не писал он им на кажной год[3];

175 Настало на лето тринадцато.

И пришел уж Олёша сватом сватацьсе,

И приходит Олёша к Омельфы Тимофеёвны,

И приходит он сватом сватацьсе

На той на Добрыниной молодой жоны:

180 — Ты отдай ты за меня замуж.

Говорыла Омельфа Тимофеёвна таково слово:

— А, быват, ешшо приедёт он с великой заставы.

Ушел уж Олёшенька Поповиць-от,

И ушел с Омельфина широка двора;

185 И посылаёт он упеть сватом свататьсе

И старого Илью Муромьця

И к той уж ко Омельфы Тимофеёвны

На Добрыниной на молодой жоны.

И пришел старой казак Илья Муромець,

190 И пришел он к Омельфы Тимофеёвны.

Говорыли они таково слово:

— Нам послать уж на заставу великую,

И живой ли Добрынюшка Микитиць млад?

И послали они на заставу великую,

195 Послали они Олёшеньку Поповиця.

Не доежжал он до заставы великою

И воротилса Олёшенька Поповиць млад,

И приехал он ко Владимеру стольнокиевску,

Приехал он на широкой двор,

200 И пришел он во светлу грыдню.

Стали у Олёшеньки выспрашивать:

— Уж жывой ли Добрынюшка за заставы великою?

— Давно уж Добрынюшки живого нет:

Резвыма ногами во ракитов куст,

205 Буйной головой во цисто полё,

Глазами, ушами травка про́росла.

И пошли они уж сватом свататьсе

К той к Омельфы Тимофеёвны

На Добрыниной на молодой жоны.

210 И сказали ей таково слово:

— И давно уж Добрынюшки на заставы живого нет.

И пошла она тут, призаплакала.

И заходили они тут за столы-ти за дубовыя;

И садились за напитки розналичныя;

215 И повелась у Олёшеньки-то свадёбка.

Сидели они много ли, мало поры-времени;

И приехал Добрынюшка с заставы великою,

И приехал он к родной маменьке.

Не узнала ёго родна маменька

220 И во том во платьице во львином-то.

Стал он уж просить цветна платьиця

Того скомороху-от весёлого:

И пойду с к Олёши-то на свадёбку,

Дай мне ишша гусельци.

225 Принесла ёму родна матушка и гусельци.

Средилса он во платьицё во цветноё,

И пошел он к Олёшеньки на свадёбку.

Вси места были призанеты,

На одной пецьки местецько не зането.

230 Заиграл он гусельци весёлыя;

Говорыла Настасья таково слово:

— Наливайте вы цяроцьку зелена вина,

Я подам скомороху-ту весёлому

И за ту за игру я за прекрасную.

235 И увидела она злацён перстень-от:

Понесла уж цяроцьку зелена вина,

Понесла скомороху-ту весёлому

За ту за игру за прекрасную.

Принел у ей цяроцьку зелена вина.

240 — Нейду я, Олёша, за столы к тебе боле за дубовые:

Приехал Добрынюшка Микитиць млад.

Соскоцил уж Добрынюшка с пецьки со кирписьнёю:

— Що ты Олёшенька Поповиць млад!

245 Как жа можно у жива мужа жона отнять?

Нахлопал он ёму ж... докрасна,

И пошел он с молодой жоной.

А поехал наш Добрынюшка по Киеву гулять,

Матушка Добрынюшке наказываё,

Государыня Добрынюшке наказываё:

— Не езди-ко, Добрыня, к Пучай ко реки,

5 Не заплывай, Добрыня, за перьву струю,

Не заплывай, Добрынюшка, за другу струю,

Не заплывай, Добрыня, за третью струю.

И прилетит-то змия сорочинская,

[Н. В. Абрамова: Не садись-ко на горюч камешок,]

Заберет тебя во хоботы

10 И унесет тебя на гору Сорочинскую

[Н. В. Абрамова: К своим-то детям,

Ко своим-то сорока да ко змеенышам]

Прилетала тут змия да сорочинская

[Н. В. Абрамова: Добрынюшка матушки не послушалси,

Заплывал Добрыня за перьву струю,

Заплывал Добрыня за другу струю,

Заплывал Добрыня за третью струю,

Садился Добрыня на сер-горюч камешок]

Тут змии он высказывал да выговаривал:

— Дай мне приодетися да приобутися,

И пошел видь Добрыня по Киеву гулять,

15 Матушка Добрыни наказываё.

Государыня Добрыне наказываё:

— Ты не езди-ка, Добрынюшка, в Марински переулочки.

А Добрынюшка-то матушки не слушалси

И заехал он в Марински переулочки,

20 А на окошке сидел голубь со голубушкой.

Три года Добрынюшка ложи[4] цинцял,

Три года Добрынюшка коровушек пас,

А на десятоей-от годицек домой пришел.

25 Матушка Добрыни рассказываё:

— Твоя-то жена замуж пошла

За Олешу-то за Поповича.

Шапку он наклал на одно ушко,

Шубу надевал на одно плечо,

30 Дак и начал он Олешеньку потряхивати,

Потряхивати, а поговаривати:

— А не каждому женитьба издаваице,

Издаваласе женитьба Олешеньке!