Говорит Добрыня, сын Никитич,
Своей государыне родной матушке:
«Ах ты ей, государыня родна матушка!
Ты на что меня, Добрынюшку, несчастного спородила?
5 Спородила бы, государыня родна матушка,
Ты бы беленьким горючим меня камешком,
Завернула в тонкой в льняной во рукавичек,
Спустила бы меня во сине море:
Я бы век, Добрыня, в море лежал,
10 Я не ездил бы Добрыня, по чисту полю,
Я не убивал бы, Добрыня, неповинных душ,
Не пролил бы крови я напрасныя,
Не слезил Добрыня отцов-матерей,
Не вдовил Добрыня молодых жен,
15 Не пускал сиротать малыих детушек».
Ответ держит государыня его матушка:
— Я бы рада тебя, дитятко, спородити
Таланом-участью в Илью Муромца,
Силой в Святогора богатыря,
20 Смелостью в смелого в Алешку во Поповича,
Красотой бы я в Осипа Прекрасного,
Я походкою бы тебя щепливою
Во того Чурилу во Пленковича,
Я бы вежеством в Добрынюшку Никитича:
25 Сколько тыя статьи есть, а других бог не дал,
Других бог не дал, не пожаловал. —
Скоро-наскоро Добрыня он коня седлал,
Поезжал Добрыня во чисто поле,
Провожала Добрыню родна матушка,
30 Простилася, воротилася,
Домой пошла, сама заплакала,
Учала по палаты похаживать,
Начала голосом поваживать
Жалобнехонько она, с причетью.
35 У тыя было у стремены у правыя
Провожала Добрыню любимая семья,
Молода Настасья дочь Никулична;
Сама говорила таково слово:
— Когда Добрынюшка домой будет,
40 Когда дожидать Добрыню из чиста поля? —
Отвечал Добрыня, сын Никитич:
«Когда у меня ты стала спрашивать,
Тогда я стану тебе сказывать:
Сожидай Добрынюшку по три году;
45 Если в три году не буду, жди другого три;
А как сполнится времени шесть годов,
Да не буду я домой из чиста поля,
Поминай меня Добрынюшку убитого,
А тебе-ка-ва, Настасья, воля вольная:
50 Хоть вдовой живи, хоть замуж поди,
Хоть за князя поди, хоть за боярина,
А хоть за русского могучего богатыря,
А только не ходи за моего брата за названого,
За смелого за Алешу за Поповича».
55 Стала дожидать его по три году,
Как день за днем, будто дождь дожжит,
Неделя за неделей, как трава растет,
А год за годом, как река бежит.
Прошло тому времени да три году,
60 Не бывал Добрыня из чиста поля.
Стала сожидать его по другое три,
Опять день за днем, будто дождь дожжит,
Неделя за неделей, как трава растет,
А год за годом, как река бежит.
65 Прошло тому времени шесть уже лет,
Не бывал Добрыня из чиста поля.
Во тую пору, в то время
Приезжал Алеша из чиста поля,
Привозил он весточку нерадостну,
70 Что нет жива Добрыни Никитича.
Тогда государыня родна его матушка
Желешенько она о нем плакала,
Слезила она очи ясныя,
Скорбила она лице белое
75 По своем рожоном дитятке,
По молодом Добрыне Никитиче.
Стал солнышко Владимир тут похаживать,
Настасьи Никуличной посватывать:
«Как тебе жить молодой вдовой,
80 Молодой век свой коротати?
Поди замуж хоть за князя, хоть за боярина,
Хоть за русского могучего богатыря,
А хоть за смелого Алешу Поповича».
Отвечала Настасья, дочь Никулична:
85 — Я исполнила заповедь мужнюю,
Я ждала Добрыню цело шесть годов,
Не бывал Добрыня из чиста поля;
Я исполню заповедь свою женскую,
Я прожду Добрынюшку друго шесть годов;
90 Так сполнится времени двенадцать лет,
Да успею я и в ту пору замуж пойти. —
Опять день за днем, будто дождь дожжит,
А неделя за неделей, как трава растет,
А год за годом, как река бежит.
95 Прошло тому времени друго шесть годов,
Сполнилось верно двенадцать лет,
Не бывал Добрынюшка из чиста поля.
Стал солнышко Владимир тут похаживать,
Настасьи Никуличной посватывать,
100 Посватывать, подговаривать:
«Как тебе жить молодой вдовой,
Молодой свой век коротати?
Поди замуж хоть за князя, хоть за боярина,
А хоть за русского могучего богатыря,
105 А хоть за смелого Алешу Поповича».
Не пошла замуж ни за князя, ни за боярина,
Ни за русского могучего богатыря,
А пошла замуж за смелого Алешу Поповича.
Пир идет у них по третий день.
110 Сегодня им идти ко божьей церкви,
Принимать с Алешей по злату венцу,
А Добрыня лучился у Цари-града,
А у Добрыни конь потыкается:
«Ах ты волчья сыть, ты медвежья шерсть!
115 Зачем сегодня потыкаешься?»
Испровещится ему добрый конь,
Ему голосом человеческим:
— Ты ей, хозяин мой любимый!
Над собой невзгодушки не ви́даешь:
120 Твоя молода Настасья, дочь Никулична, замуж пошла
За смелого Алешу за Поповича;
Пир идет у них по третий день;
Сегодня им идти ко божьей церкви,
Принимать с Алешей по злату венцу. —
125 Разгорячился Добрынюшка Никитич,
Он берет да плеточку шелковую,
Он бьет бурка промежу ноги,
Промежу ноги между задния.
Что стал его бурушка поскакивать
130 С горы на гору, с холма на холмы,
И реки, озера перескакивать,
Широкия раздолья между ног пущать.
Как не ясный сокол в перелет летит,
Добрый молодец перегон гонит.
135 Не воротмы ехал, через стену городовую,
Мимо тую башню наугольную,
К тому придворью ко вдовиному;
На двор заехал безобсылочно,
В палаты идет бездокладочно;
140 Не спрашивал у ворот приворотников,
У дверей не спрашивал придверников,
Всех он взашей прочь отталкивал;
Смело проходил в палаты во вдовиныя,
Крест кладет по-писаному,
145 Поклон кладет по-ученому,
Пречестной вдовы да он в особину:
«Ты здравствуешь, честна вдова, Мамелфа Тимофеевна!»
Вслед идут придверники, приворотники,
Сами говорят таково слово:
150 «Пречестна вдова, Мамелфа Тимофеевна!
Как этот удалый добрый молодец
Наехал из чиста поля скорым гонцом,
Нас не спрашивал, у ворот приворотников,
У дверей не спрашивал придверников,
155 Всех нас взашей прочь отталкивал».
Испроговорит им честна вдова:
— Ах ты ей, удалый добрый молодец!
Ты зачем заехал на сиротский двор,
В палаты идешь бездокладочно?
160 Как бы было живо мое чадо милое,
Молодой Добрыня, сын Никитич,
Отрубил бы он тебе буйну голову
За твои поступки неумильные. —
Говорит Добрыня, сын Никитич:
165 «Не напрасно ли вы согрешаете?
А я вчерась с Добрыней поразъехался,
Добрыня поехал ко Царю-граду,
А я поехал ко Киеву.
Наказывал мне братец тот родимый
170 Спросить про (н)его милу семью,
Про молоду Настасью Никуличну:
Где же есть она, Настасья Никулична?»
— Добрынина родима семья замуж пошла,
Пир идет у них по третий день,
175 Сегодня им идти ко божьей церкви:
А в тую ль было пору, в тыя шесть лет,
Приезжал Алеша из чиста поля,
Привозил он весточку нерадостну,
Что нет жива Добрыни Никитича:
180 Убит лежит во чистом поле,
Буйна голова испроломана,
Могучи плечи испрострелены,
Головой лежит через ракетов куст.
Я жалешенько об нем плакала. —
185 Говорил Добрыня, сын Никитич,
Наказывал братец мне названый:
«Если лучится быть тебе на пиру во Киеве,
Ты возьми мое платье скоморошское,
И гусельки возьми яровчеты,
190 В новой горенке все на столике».
Принесли они платье скоморошское
И гуселки ему яровчаты.
Накрутился молодец скоморошиной,
Пошел как на хорош почестной пир.
195 Идет он на княженецкий двор безобсылочно,
А в палаты идет бездокладочно;
Не спрашивал у ворот приворотников,
У дверей не спрашивал придверников,
Все он взашей прочь отталкивал;
200 Смело проходил в палаты княженецкия,
Крест кладет по-писаному,
Поклон ведет по-ученому,
Солнышку Владимиру в особину,
Сам говорит таково слово:
205 — Здравствуй, солнышко Владимир стольно-киевский
Со своей княгиной со Апраксией! —
Вслед идут все, жалобу творят:
«Солнышко Владимир стольно-киевский!
Как этот удалый добрый молодец
210 Наехал из поля скорым гонцем,
И тепереча идет скоморошиной:
Он не спрашивал у ворот приворотников,
У дверей не спрашивал придверников,
Все нас взашей прочь толкал,
215 Скоро проходил в палаты княженецкия».
— Ах ты ей, удалая скоморошина!
Ты зачем идешь на княженецкий двор,
На княженецкий двор безобсылочно,
Во палаты идешь бездокладочно,
220 Не спрашивал у ворот приворотников,
У дверей не спрашивал придверников,
Скоро проходил в палаты княженецкия? —
Скоморошина к речам не примется,
Скоморошина в речи не вчуется:
225 «Скажи, где есть наше место скоморошское?»
С сердцем говорит Владимир стольно-киевский:
— Что ваше место скоморошское
На той на печке на муравленой,
На муравленой печке — на запечке. —
230 Он скочил скоро на место на показанно,
На тую на печку на муравлену;
Натягивал тетивочки шелковыя
На тыя струночки золоченыя,
Учал по стрункам похаживать,
235 Учал он голосом поваживать,
Играет-то в Цари-гради,
А на выигрыш берет все в Киеве,
Он от старого всех до малого.
Тут все на пиру призамолкнули,
240 Сами говорят таково слово:
«Что не быть это удалой скоморошины,
А кому ни надо быть русскому,
Быть удалому доброму молодцу!»
Говорил Владимир стольно-киевский:
245 — Ах ты ей, удалой скоморошина!
Опущайся из печки из запечки,
Садись-ко за дубов стол хлеба кушати,
Станем белыя лебедушки мы рушати.
За твою игру за веселую
250 Дам тебе три места любимыих:
Перво место, сядь подле меня,
Друго место, супротив меня,
А третье место, куда сам захошь,
Куда сам захошь, еще пожалуешь. —
255 Не села скоморошина подле князя,
Не села скоморошина против князя,
А садилась скоморошина в скамиечку
Супротив княжны порученыя.
Говорит удала скоморошина:
260 «Что солнышко Владимир стольно-киевский!
Бласлови мни налить чару зелена вина,
Поднесть эту чару, кому я знаю,
Кому я знаю, еще пожалую».
Как он налил чару зелена вина,
265 Он опустит в чару свой золочен перстень,
Подносит княжны порученыя,
Сам говорит таково слово:
«Молода Настасья, дочь Никулична!
Прими сию чару единой рукой.
270 Да выпей-ка чару единыим духом:
Буде пьешь до дна, так видаешь добра,
А не пьешь до дна, не видаешь добра».
Она приняла чару единой рукой,
Да и выпила чару единыим духом,
275 Да и посмотрит в чары свой злачен перстень,
Которым с Добрыней обручалася;
Сама говорит таково слово:
— Солнышко Владимир стольно-киевский!
Не тот мой муж, который подле меня,
280 А тот мой муж, который супротив меня,
Сидит мой муж на скамеечке,
Подносит мни чару зелена вина. —
Сама выскочит из-за стола из-за дубового,
Упала Добрыне в резвы ноги:
285 — Прости, прости, Добрынюшка Никитич,
В той вины прости меня, в глупости,
Что не по твоему наказу-де я сделала,
Я за смелого Алешеньку замуж пошла. —
Говорил Добрыня, сын Никитич:
290 «Что не дивую я разуму-то женскому,
Что волос долог, да ум короток:
Их куда ведут, они туда идут,
Их куда везут, они туда едут.
А дивую я солнышку Владимиру
295 С молодой княгиней со Апраксией:
Солнышко Владимир тот тут сватом был,
А княгиня Апраксия свахою,
Они у живого мужа жену просватали!»
Тут солнышку Владимиру к стыду пришло,
300 А говорил Алешенька Григорьевич:
— Прости, прости, братец мой названый,
Что я посидел подле твоей любимой семьи,
Подле молодой Настасьи Никуличной. —
«В той вины, братец, тебя бог простит,
305 Что ты посидел подле моей любимой семьи,
Подле молодой Настасьи Никуличной;
А во другой вины тебе, братец, не прощу:
Как приезжал ты из чиста поля в первых шесть лет,
Привозил ты весточку нерадостну,
310 Что нет жива Добрыни Никитича,
Убит лежит во чистом поли,
Буйна голова испроломана,
Могучи плечи испрострелены,
Головой лежит через ракетов куст.
315 Так тогда государыня родна матушка
Желешенько с-по мне плакала,
Слезила свои очи ясныя,
Скорбила свое лицо белое:
С этой вины тебе не прощу!»
320 Ухватил Алешку за желты кудри,
Выдернет Алешку через дубовый стол,
Бросил Алешку о кирпичен мост,
Повыдернет шалыгу поддорожную,
Учал шалыжищем ухаживать:
325 Что хлопанье и что оханье, не слышно видь.
Всяк-то, братцы, на веку женится,
А не дай бог женитьбы той Алешиной:
Только-то Алешенька женат бывал,
Женат бывал, с женой сыпал.
330 Тут взял Добрыня любиму семью,
Молодую Настасью дочь Никуличну,
Пошел к государыне родной матушке,
Тут сделал он доброе здоровьице.
Век про Добрыню старину скажут,
335 Синему морю на тишину,
Вам всем, добрым людям, на послушанье.
Во славном было во городе во Киеве,
У ласкова у князя у Владимира,
Серед было двора да княженецкого,
А не белая березка к земли клонится,
5 Еще кланяется сын да своей матушке.
— Свет ли государыня, моя матушка!
Дай-ко мне прощеньице, благословеньице
Повыехать во да́лече-дале́че, во чисто поле,
Поискать мне-ка-ва́ братца названного —
10 Старово́ ли казака да Илью Муромца.
Да распрогневался на меня солнышко Владимир стольне-киевской,
Наложил на меня службу несносную
Ехать в землю во татарскую
Сбирать тут дани да и выходы,
15 Не за много, не за мало, за двенадцать лет.
Спроговорит его родна матушка,
Честна вдова Намерфа Тимофеевна:
— Ай же ты, моё да чадо милое,
Младый Добрынюшко Микитиниц!
20 На кого ты оставляешь свою матушку,
На кого ты покидаешь молоду́ жену,
Мо́лоду Настасью Микуличну?
Спроговорит Добрынюшка Микитиничь:
— Оставляю я свою матушку и молоду жену
25 Под опекою старого казака да Ильи Муромца.
Спроговорит его да любима́ семья,
Мо́лода Настасья Микулична:
— Ах ты младый Добрынюшко Микитин сын!
Скоро ли назад да поворо́т держишь?
30 Спроговорит Добрынюшко Микитин сын:
— Вы ждите-ко меня да по три году.
А по три году не можете дождатися,
Ждите меня да и по шесть годов,
А по шесть годов не можете дождатися,
35 Тут моя любима́ семья,
Мо́лода Настасья Микулична,
Хотя вдовой живи, да хоть замуж поди.
Поди-ко ты за князей и за бояров,
Поди-ко за русьскиих могучиих богатырев,
40 А столько не́ ходи за славного Алешеньку Поповича,
За того ли за бабьего насмешничка. —
А и тут Добрынюшко Микитиничь
Седлал он своего добра коня,
На добра коня кладывал потнички,
45 На потнички войлочки,
На войлочки седелочко черкацкое,
Двенадцать по́дпружков подтягивал
Шелку да шемуханского,
Не ради красы-басы, угожества,
50 А для ради закрепы богатырския.
И брал он доспехи богатырския.
И садился он да на добра коня.
И не один поехал, со дружинкою.
Вид’ли добрых коней седучись,
55 А не вид’ли поедучись.
Не путем поехали дорожкою,
А прямо через стену городо́вую,
Одна куревка в чистом поли стоит
От тех копыт да лошадиныих.
60 Ждали Добрынюшку по три году,
По три году не могли дождатися.
Ждали Добрынюшку по шесть годов,
По шесть годов не могли да дождатися.
Тут его любима́ семья,
65 Мо́лода Настасья Микулична,
Нарушила слово Добрынюшки Микитича,
Пошла она в замужество
А за смелого Алешеньку Поповича.
Свадебка назначена играть двенадцать дней.
70 Тут как сидит его родна матушка
Во тереме высокоем,
Сама слезно д’и порасплакалася:
— Не пекло на меня красное солнышко по шесть годов,
А пёк на меня млад светел месяц.
75 Нынече и млад светел месяц закота́ется!
А подъезжает Добрынюшко Микитин сын
Ко стольному ко городу ко Киеву;
Стретается ему в чистом поле Раньжа, калека перехожая.
Тут проговори́т Добрынюшко Микитин сын:
80 — Эй же ты, Раньжа, калека перехожая!
Давно ль ты бывал во Киеве,
Давно ли видал князя Владимира
И княгиню Апраксию?
Всем ли они живут да и здравствуют?
85 — Да недавно я был, третьёго дни,
Все живут они да и здравствуют.
— Да еще спрошу, Раньжа, калека перехожая!
Приехал ли Добрыня Микитин сын со зе́млей татарскиих?
Спроговорит калека перехожая:
90 — Не приехал еще Добрынюшко со зе́млей татарскиих,
А его любима семья
Нарушила слово Добрынюшки Микитича,
Пошла она в замужество
За смелого Алешеньку Поповича.
95 Как его родная матушка порасплакалась,
Сидит она в тереме да во высокоем,
Глядит во чисто поле в косявчатое окошечко.
Не ясе́н сокол по чисту полю полётывает,
А едет Добрынюшка со зе́млей татарскиих.
100 Тут его родная матушка
Выходила на крылечко пере́ное
Брала Добрынюшку за белы руки,
Вела его в теремы высокие.
Спроговорит Добрынюшка Микитин сын:
105 — Ай же ты, моя родная матушка!
А где моя любима́ семья,
Мо́лода Настасья Микулична?
Тут она да пораспла́калась:
— Ай же ты, мое да чадо милое!
110 Нарушила она слово твое, Добрынюшко Микитин сын,
Пошла она в замужество
За смелого Алешеньку Поповича,
Свадебка назначена играть двенадцать дней.
Тут-то Добрынюшке не до́ чего.
115 Скидывал он платьице дорожное,
Надевал он платьице богатырское,
Брал он гуселышка яровчатые,
И пошел к ним да на почестной пир.
Садился он у дверей да у дубовыих,
120 У тых у стоечек кленовыих,
Начал он играть в гуселышка яровчаты:
Игры играет от Царя́града,
Выпевает он да от Еросо́лима,
А напевочки поет все к Настасье Микуличной.
125 Как услыхала тут Настасья Микулична
Напевочки Добрынюшки Микитица,
Выходила она з-за стола з-за дубового.
Наливала она чарочку да зелена вина,
Подносила Добрынюшке Микитичу,
130 Да выпил он чарочку зелена вина,
А Добрынюшка Микитин сын
Наливал стакан да меду сладкого
И спустил он да свой злаче́н перстень,
Которым перстнем они да обручалися,
135 И сам говорит таково слово:
— И пей, Настасья Микулична, стаканчик и весь до дна,
Так увидишь ты много добра.
И она выпила стакан меду сладкого,
И прикатился перстень к устам ее сахарныим.
140 Тут спроговорит Настасья Микулична:
— Не тот муж, который со мной да за столом сидит,
А тот муж, который передо мной стоит.
Ты прости ты, Добрынюшко Микитичь, меня в такой вины!
Спроговорит Добрынюшка Микитин сын:
145 — У бабы волос долог, да ум короток,
Муж в лес по дрова, баба и заму́ж пошла.
Не виню тебя, молода жена,
А виню Алешеньку Поповича:
Зачем у жива мужа жену берет,
150 А князя Владимира — зачем сватает.
Тут взял Алешу за желты кудри,
Почал по терему поваживать,
А почал гуселкамы охаживать.
А тут спроговорит Алешенька Попов тот сын:
155 — А всякий на сём свете женится,
Только не всякому женитьба удавается.
А взял Добрынюшка Настасью Микуличну,
Повел Настасьюшку во свой терем.
Был-то Добрынюшка при времени,
И он-то у стольного у Владимира
Был он три года да во стольниках,
И потом-то ведь Добрынюшка проштрафился
5 По наговору да по богатырскому.
И взял-то ведь солнышко Владимир князь,
Приказал посадить Добрынюшку во темницы да во крепкие,
И сидел Добрынюшка во темницах во крепкиих,
Год сидел Добрынюшка и три месяца.
10 Прознала его маменька,
Честна вдова Офимья Александровна,
И приходит она к солнышку ко князю ко Владимиру,
Отпирает она дверь-то да на́ пяту,
И заходит она во полату белокаменну;
15 Крест-от кладет она по-писаному,
Поклон-от она ведет по-ученому,
На все на четыре стороны поклоняется,
’Ще стольне-киевскому князю Владимиру
Со княгинею в особину:
20 — Ай ’ще ты, солнышко Владимир князь стольне-киевской!
Зачем же ты посадил моего рожоного дитятка
Во тыи во темницы да во крепкие?
Не состоит на нем никакой вины.
И отвечае солнышко Владимир князь:
25 — Ай же ты, честна вдова Офимья Олександровна!
Повыпущу твоего сына Добрынюшку Микитинца
Со темниц да и с крепкиих.
И отправилась честна вдова Офимья Олександровна
В свои-то ведь полаты белокаменны.
30 И солнышко Владимир князь
Собрал да своих князей бояров,
Все могучиих бога́тырев,
Дума думати, куда бы Добрынюшку отправити,
Чтобы Добрынюшки да живу не бывать,
35 И думали все́ князи, бо́яра думу крепкую,
И проговорил старый казак Илья Муромец:
— Ай же ты солнышко Владимир князь стольне-киевской!
Послать Добрынюшку Микитинца во Литву во поганую,
Во Литву поганую ко ко́ролю Литовскому
40 Повы́править дань да за двенадцать лет.
Это слово князю пондравилось,
Велел потребовать Добрынюшку.
И приводят Добрынюшку ко князю ко Владимиру.
— Ай же ты Добрынюшка Микитиниц!
45 Тебя в той вины прошу во первоей, —
Съезди ты во Литву во поганую
Повыправь-ко ты дань за двенадцать лет.
Сделался Добрынюшка невесел,
Отправился в свои полаты белокаменны,
50 Ко своей родной маменьке,
К честной вдовы Офимьи Олександровне,
И к молодой жене Настасьи Николаевне.
И встречает его с радостью честна вдова Офимья Олександровна,
Своего рожоного дитятка.
55 Он ночевал в своих полатах белокаменных
С молодой женой Настасьею Николаевной,
Поутру стал собираться в путь-дороженку
И своей он молодой жены наказывал:
— Ай же ты, молода жена Настасья Николаевна!
60 Жди-тко ты меня да со чиста поля первый год поры;
Исполнится первой год поры, жди-тко ты меня другой год поры;
Исполнится это времячко два́ году,
И жди-тко ты меня третий год поры.
Исполнится это времячко три года;
65 И жди-тко ты меня, Настасья Николаевна,
Жди-тко ты меня еще три́ года.
Исполнится это времечко шесть лет ведь-то
И жди-тко ты меня со чиста поля,
Еще жди меня три года,
70 Исполнится это времячко девять лет.
И жди-тко меня со чиста поля,
Еще жди меня три года,
Исполнится всему времечки двенадцать лет,
В это же время, молода жена Настасья Николаевна,
75 Хоть вдовой живи, хоть заму́ж пойди,
Только не ходи-ко ты за смелого за Олешу за Поповица,
За родного за племника
За князя за Владимирового,
За бабьего насмешника.
80 Тут Добрынюшка Никитинич
Стал направляться в путь-дороженку,
Обседлал своего коня да богатырского.
И только-то он сказал: Прощай-ко ты, моя маменька,
Честна вдова Офимья Олександровна!
85 И видели добра молодца сядуци,
И не видели добра молодца поедуци.
Поехал добрый молодец не воротамы,
Скакал его добрый конь стеною городовою,
И поехал он из орды в орду,
90 В погану Литву ко ко́ролю литовскому,
И ехал он в одну сторону
Добрынюшка Микитиниц ровно три году,
И подъехал он под Литву да под поганую,
И стал он во Литвы да поезживать
95 Стал он во Литвы да и куражиться,
Стал он татар да поколачивать,
Дани за двенадцать лет попрашивать.
И ездил-то Добрынюшка много времени во чистом поле,
Дань-то ему почастехонько понашивали,
100 И стало исполняться это времечко двенадцать лет.
И в это же время ему прого́ворил сущий-вещий конь,
Прого́ворил языком человеческим:
— Ай же ты, Добрынюшка Микитинич!
Насыпай-ко коню пшены́ да белояровой,
105 Корми-тко ты коня да и до́сыта;
Есть над тобой незгодушка немалая,
Немалая незгода, великая:
Твоя да молода жена заму́ж пошла
За смелого Олешу за Поповица.
110 Солнышко Владимир князь письмо-то ведь составил,
Представил честно́й вдовы Офимье Олександровны:
— Добрынюшка во чистом поле лежит, головушка отсечена.
Как накормил коня да пшено́й белояровой,
Ставал поутру да и ранешенько,
115 Умывался он белешенько,
Обседлал своего коня да богатырского,
И отправился Добрынюшка в свою сторону
Со Литвы да со поганыя.
Ехал в тую сторону ровно три году,
120 А взад так он представил в трои суточки.
И приезжает он прямо к честной вдовы
К Офимье Олександровны.
Приходит он в полаты белокаменны,
Отворяет он двери на́ пяту:
125 — А здравствуешь, честна вдова Офимья Олександровна!
Добрынюшка теби да низко кланялся.
Отвечает, слезно плачет
Честна вдова Офимья Олександровна:
— Почему же ты знаешь моего родимого дитятка?
130 Мое дитятко лежит да во чисто́м поле,
Буйна головка отсечена.
Он да отвечает таковы слова:
— Ой же ты, честна вдова Офимья Олександровна!
Трое суточки как мы с Добрынюшкой да порозъехались,
135 Добрынюшка теби да низко кланялся.
Потом и говорит он таковы слова:
— Ай же ты, честна вдова Офимья Олександровна!
Подай-ка ты гуселушка яровчаты,
Добрынюшкино платьице коморовчато.
140 Потом ведь честна вдова Офимья Олександровна и порасплакалась:
— Если бы не во живности остался Добрынюшка Никитинич,
Так не знал бы он спросить про платьице коморовчато,
Про гуселушка яровчаты.
И взяла честна вдова Офимья Олександровна свои ключи,
145 И сходила во погребы глубо́кии,
И принесла она платьице коморовчато
И гуселушка яровчаты,
И подала она той малой коморошины,
Малой коморошина надел свое платьице коморовчато
150 И взял он гуселышка яровчаты,
И садился он да на добра коня,
И поехал он да на почестной пир.
И приезжает малый коморошина
Ко солнышку князю ко Владимиру,
155 Идет он во полаты белокаменны,
Идет-то не с упадкою, идет с прихваткою богатырскою,
Отпирает он двери-то да на́ пяту,
Крест-от он кладет да по-писа́ному,
А поклон-от ведет да по-ученому,
160 На все да на четыре стороны поклоняется,
А’ще солнышку Владимиру да в особину:
— Солнышко Владимир князь, дай ты малой коморошине
Местечко поиграть во гуселышки яровчаты.
Солнышко Владимир князь отвечает он да таковы слова:
165 — Перво ти местечко возле меня,
Другое ти местечко супротив меня,
Третье-то местечко на печенке земля́ноей.
Как ему отвели местечко на печенке земляноей,
И скочил малый коморошина на печеньку земляную,
170 И стал он во гуселушка яровчаты поигрывать,
Всих да на пиру и изве́селил,
И всих да на пиру игрой да утешил ведь.
И солнышко Владимир князь подходит к печенке земляноей,
Наливает ему чару зелена́ вина,
175 И чара немала, невелика,
Мерой чара полтора ведра,
А весом чара полтора пуда;
Брал-то ведь малый коморошина
Сию́ чару да одной рукой,
180 Выпивал-то он одны́м духом.
И соскочил-то малый коморошина со печенки земляноей,
И стал он по мостиночкам поступывать,
Стали мостиночки полапывать,
Подкладенки потрескивать,
185 И стал он, малый коморошина, да выговаривать:
— Был я во Литвы да во поганоей,
Повыправил я дань да за двенадцать лет.
Потом на пиру вси да испугалися:
— Верно приехал Добрыня со чиста́ поля:
190 Не бывать нам на пиру никому́ живым.
А стал Добрынюшка с мостиночки на мостиночку поступывать,
Стали мостиночки пола́пывать,
И говорит он таковы слова:
— Ай же ты солнышко Владимир князь!
195 Налей-ко ты мне чару зелена вина.
И солнышко Владимир князь испугался сам,
Что походочка его да некрасивая.
И говорит он таковы слова:
— Ай же ты, малый коморошина!
200 Наливай-ко ты чару своёй рукой
И розводи-ка медами да стоялыми.
Тот малый коморошина налил чару зелена вина,
И подносит молодой жене Настасье дочь Миколаевне:
— Выпей-ко ты чарочку до дна, так увидаешь ты добра.
205 Чарочка ни мала, ни велика,
Мерой полтора ведра,
Весом полтора пуда.
— Пей сию чару до дна, увидаешь добра,
Не пьешь чару до дна, так не видать тебе добра.
210 Она брала чарочку одной рукой,
Выпивала чарочку одным духом,
И подняла с сей чарочки злачен перстень,
Которым она с Добрынюшкой обручалася.
Она го́ворит таковы слова:
215 — Ай же солнышко Владимир князь!
Не тот мой муж, который возле меня,
Тот мой муж, который супротив меня.
Вси-то на пиру да испугалися:
— Верно Добрынюшка приехал да во живности.
220 А тут-то Добрынюшка Никитинич
Взял-то смелого Олешу Поповича
За желты кудри,
И поднял он выше своей буйныя головы,
И хочет спустить его о полы да о дубовые.
225 То старый казак Илья Муромец
Накинул он свои храпы белые:
— Оставь-ка ты у нас Олешеньку во живности.
Тут Добрынюшка спустил его о пола́ да о дубовые.
Только смелый Олеша Попович и женат бывал,
230 Только женат бывал и с женой живал.
Отправляется Добрынюшка во чисто поле поляковать,
Как проговорит Настасья свет Викулична:
— Ты когда будешь, Добрыня, из чиста́ поля́?
— Ты прожди меня, Настасьюшка, три года,
5 Хоть вдовой живи, хоть замуж пойди,
За Олешеньку Поповиця не ходи,
Мне Олешенька да ведь крестовый брат,
Мы крестами с ним да ведь побратавши.
Как видели Добрынюшку сядуци,
10 Да не видели Добрынюшку поедуци,
Одну ископыт нашли во Питере,
Другу ископыт нашли во Киеве,
Третью ископтий найти не могли.
День-то за день как дожжа дожжит,
15 Неделя за неделюшкой да как трава растет,
Год-то за год как река бежит,
Миновало тому времяцько ведь шесть годов —
От Добрынюшки Микитинца слуху нет.
Стали к Настасьюшке подхаживать,
20 Стали Настасьюшки да подговаривать, —
Не пошла Настасьюшка ни за князя, ни за боярина,
А пошла Настасьюшка за Олешеньку Поповиця.
День-то за день как дожжи дожжит,
Неделя за неделюшку да как трава растет,
25 Год-то за год как река бежит,
Миновалось тому времяцька ведь двенадцать лет —
От Добрынюшки ведь и слуху нет.
Стали к Настасьюшке стали подхаживать,
Стали Настасьюшку да подговаривать, —
30 Пошла Настасьюшка не за князя, не за боярина,
А пошла Настасьюшка за Олешеньку Поповиця.
Сошла Добрынюшке да весть нерадостна,
Что Настасьюшка да свет замуж пошла.
Стал Добрынюшка да Буренушку подхлестывать,
35 Стал тут Бурушка да ведь поскакивать,
Река́-озера́ он перескакивал.
Как приехал к Ефимье Александровне,
Он не спрашивал да у дверей придверников,
Он не спрашивал у ворот да приворотничков,
40 Уж он всех в шею да приволакивал.
Как заплакала Ефимья Александровна:
— Как бы был да живой Добрынюшка,
Не зашли б ко мне да безокладочно!
— Ай же ты да Ефимья Александровна,
45 Как вечор с Добрыней распрощалися,
Тебе Добрынюшка поклон послал,
А мне велел сходить да на почестен пир,
А теби велел подать гуселышки
Со правой руки да со косиноцьки (?).
50 Как пришел Добрынюшка на почестный пир,
Все ведь местички да попризаняты
Все князьями да все боярами,
Одно есть мистечко на за́пецьке,
На за́пецьке да покрай за́пецька,
55 А и там живут калики перехожие.
Уж он сел калика перехожая,
Заиграл калика во гуселышки,
Все ведь гостюшки да прирасслухались,
Прирасслухались да прирасплакались.
60 — Выход’, калика, ты из за́пецьки,
Ты из за́пецька да покрай за́пецька,
Уж ты сядь-ко, калика перехожая,
На три местицька сядь на любимые —
Хоть возле князя да сядь моло́дого,
65 Хоть возле княгины да сядь моло́доей,
А уж ты сядь ты им насу́против.
— Я не сяду возле князя моло́дого,
Я не сяду возле княгины моло́доей,
Уж я сяду да ей насу́против.
70 Наливает цяру вина да полтора ведра:
— Уж ты пей до дна, дак увидишь добра,
А не пьешь до дна, дак не увидишь добра!
Принимает цяру единой рукой,
Выпивает цяру да за единый вздох,
75 А та цяра вина да полтора ведра.
Покатился перстень к устам злоцёныим,
Как которым нас с Добрыней обручилися.
— Ну не тот мой муж, что за столом сидит,
А и тот мой муж, что ведь насу́против!
80 Уж он взял Добрынюшка Олешеньку за желты кудри,
Вот он бросил Добрынюшка Олешеньку об кирпичный пол —
Только Алешенька ведь только живой был.
— Не дивуюсь я да уму женскому,
А дивуюсь я да уму му́жьскому —
85 У жива́ мужа да жену отнели!
У того ль у пана у купца сердопольского
Было оставленьицо оставлено:
Добрынюшка Микитинич,
Во младоем возрасте
5 Остался от родителя от батюшка.
Честна вдова Степанида Обрамовна
Возростила своего́ сына,
Добрынюшку все Микитича,
До полного его до возраста.
10 А й стал Добрынюшка Микитинец,
В чисто поле стал поезживать,
Богатырской силы своей пробовать,
Выезжал ведь он на поеди́ночок,
А й со многима всё со ви́тяжямы
15 А й на то ли на ратно на смертно побоищо,
А й не было с им поединщичка.
А й прославился Добрынюшка Микитинец
А й сильним могучиим бога́тырём,
А й прославился Добрынюшка во Киёве,
20 А й прославился Добрынюшка в Чернигове,
А й в матушке Добрыня в каменно́й Москвы.
А й приезжает домой Добрынюшка
А й со ратного смертного побоища,
А й честна вдова Степанида Обрамовна
25 А й присудила Добрынюшке женитися,
Чтобы жил был он с молодой женой,
А й не ездил бы на ратноё на смертноё побоищо.
А й Добрынюшка Микитинец,
Он слушался свою матушку,
30 Прибирал себе княгиню обручную,
А й Настасьюшку Викуличну.
А й взял он Настасьюшку в замужество,
А й сам говорит таково́ слово:
— А й матушка ты честна вдова,
35 Степанида Обрамовна!
А й душечка Настасья Викулична!
Не могу я укротить своего сердца богатырского,
Поеду я во чисто́ полё.
Говорит тут его матушка,
40 Честна вдова Степанида Обрамовна:
— Ай же Добрынюшка Микитинец!
На кого же оставляешь молоду жену?
Говорит тут Добрынюшка Микитинец:
— Ай же ты моя матушка,
45 Честна вдова Степанида Обрамовна!
Кабы ты меня все спородила
Красотою-басотою во Осипа прекрасного,
Силой-храбростью в ста́рого каза́ка Илью Муромца,
Смелостью в Олешу Поповича,
50 Не ездил бы я по чисту полю,
Не бил бы голов бесповинных,
Не слезил бы я отцей, матерей.
А й так не могу укротить своего сердца богатырского,
А й поеду я во чисто полё.
55 Матушка Степанида Обрамовна!
Дай-ко-сь мне благословленьицо.
Вы ждите-тко-сь Добрынюшку во три года.
Я не буду, не буду во три года,
Вы ждите-тко-сь Добрынюшку во шесть годов.
60 Я не буду, не буду во шесть годов,
А й ждите-тко-сь меня во двенадцать лет.
Я не буду, не буду во двенадцать лет,
Матушка Степанида Обрамовна,
А й душечка Настасья Викулишна,
65 Не читайте-тко-сь Добрынюшки во живности.
А й душечка мне молода́ жена,
Настасья Викулична,
Хоть вдовой живи, хоть заму́ж поди,
Только не́ ходи за братца крестового,
70 За того ли за Олешенку Поповича.
А й уехал Добрынюшка во чисто́ поле.
А й матушка его Степанида Обрамовна,
Молода́ жона Настасья Викулична,
А й ждали его домой ведь во три́ годы,
75 На исходе Добрынюшки три́ годы,
А й нету Добрынюшки во три́ годы.
А й ждали Добрынюшку во шесть годов,
На исходе Добрынюшки шесть годов,
А й нету Добрынюшки во шесть годов.
80 А й ждали Добрынюшку во девять лет,
На исходе Добрынюшки девять лет,
А й нету Добрынюшки во девять лет.
А й ждали Добрыню во двенадцать лет,
На исходе Добрынюшки двенадцать лет.
85 А й Олешенка Поповинец,
А й стал тут к Настасьюшке поезживать,
Поезживать стал посватывать.
Сам говорит таково слово:
— А й же ты Настасьюшка Викулична!
90 Ты волей нейдешь, я боём возьму.
А й брал-то Настасью за белы́ руки,
За белы́ руки, злачены́ перстни,
А й по́возил Настасью во церковь во божьюю,
А й во тот ли Настасью во Чернигов-град.
95 Еще там столовали, пировали оны́.
А й мало времечко миновалоси,
А й приезжает Добрынюшка Микитинец.
А й порозведал, что нету Настасьи Викуличной,
А й увезёна у Олешенки Поповича,
100 А й во тот ли она всё во Чернигов-град,
А й по́сылает посла он ко матушке.
— Ты послушай-ко-сь меня, ведь посёл ве́рныя,
А й за де́нежной расчёт
А й съезди-тко-сь к моёй матушке,
105 К Степаниде Обрамовной,
А й проси-тко у ёй ведь платья цветные,
А й проси-тко у нёй ведь гусёлышка немецкие,
А й проси-тко у нёй ведь стру́ночки сибирские
Для своего сына Добрыни Микитича,
110 А й что наб, то росчитаюсь тебе за утруждение.
А й послухал его ведь посёл верныя,
А й съездил ведь ко его ко родители ко матушке,
А й к Степаниде к Обрамовной.
Ай просил у нёй пла́тьица цветные,
115 А й просил у нёй гусёлышка немецкие,
А й просил у нёй струночки сибирские
Ради своего сына Добрыни Микитича.
А й говорит послу его матушка,
Степанида Обрамовна:
120 — А й же ты, посёл верныя!
А й где ты видел моего ведь чада милого,
А й Добрынюшка всё Микитича?
А й отвечает ёй ведь посёл верныя:
— А й нынь мы что ни с Добрынюшкой прирозъехались,
125 А й платьица у него на себе ведь повыдержались,
А й платьица на себе ведь он носит лосиные.
Ёго матушка Степанида Обрамовна
Подавала послу всё платья цветные,
Подавала послу гусёлышка немецкие,
130 А й струночки были сибирские.
А й отвозил ведь посёл верныя
Цветны платьица к Добрыне Микитичу,
А й гуселышка немецкие,
А й струночки он сибирские.
135 А й Добрынюшка Микитинец
За утруждение послу дал несчетной золотой казны,
А й золотой казны все сколько надобно.
А й надевал на себя платьицо цветноё,
А й брал с со́бой гусёлышка немецкие,
140 А й брал с со́бой струночки сибирские,
А й поезжал он ко го́роду Чернигову,
А й на тот ли, на тот на почестен пир.
А й приезжает он во Чернигов-град,
А й приходит он на почестен пир,
145 А й на пиру было́ большо собра́ньицо,
А й на пиру был князь Митрей богатыя,
А й управитель города Чернигова.
А й доложился Добрынюшка Микитинец
А й у Митрия князя богатого.
150 — А й Митрей князь ты богатыя!
А й дай волю-тко сыграть мне в гусёлышка немецкие,
А й дай волю-тко подёрнуть в струночки сибирские,
А й для мо́лода Олеши Поповича.
А й говорит тут Митрей князь таково слово:
155 — А й ты сыграй-ко-сь в гусёлышка немецкие,
А й поподе́рни-ко струночки сибирские.
А й заиграл тут Добрынюшка Микитинец,
А й заиграл тут в гусёлушка немецкие,
Поподёрнул он струночки сибирские.
160 А й роспотешился Митрей князь богатыя,
А й роспотешился молодой Олеша Поповинец.
А й наливали Добрыне зелена вина.
А й подносили на подносе моло́дой князь Олеша Поповинец
Со своёю он со княгинею.
165 А й принимает чару зелена вина
Добрынюшка он Микитинец,
А й выпивает чару зелена вина,
А й спущает в стокан свой обручной перстень.
А й говорит тут Настасьюшка Викулична:
170 — А й не тот мне муж, который стоит подли́ меня,
А й тот мне муж, который стоит супротив меня.
А й Добрынюшка Микитинец
А й хватает Олёшу Поповича за шиворот,
А й сам говорит таково слово:
175 — А й же ты, Олёшенька Поповинец!
Кабы не братец ты был мне крестовыя,
А й тропнул бы я тя ведь о печно́й столоб,
А й только бы ты жив бывал.
А й так сделаю я тебе увяжечку
180 Ради братца крестового,
А й мо́лодой Олеша Поповинец
А й скоро женился, да не с ким спать.
А й только Олёшенька женат бывал,
А й женат бывал, он с женой сыпал.
185 А й Добрынюшка Микитинец,
А й всим как он ведь честь воздал,
А й Митрею князю со княгинею.
Уезжал он во своё во поместьицо,
А й со своёю женой старопрежноёй,
190 А й с Настасьюшкой он с Викуличной,
А й ко матушке Степаниде Обрамовной.
А й полно больше Добрынюшке ездить по чисту́ полю
Положил мысель и разум
Во своих полатах проживати.
Как молодой Добрынюшка Микитиниц,
Он ходил гулял по чисту полю,
Приезжал Добрынюшка к сыру дубу.
Как сидит-то ведь тут на сыром дубу,
5 Сидит-то еще сидит це́рный вран.
Как тут этот Добрынюшка Микитиниц
Натягивал скоро свой он ту́гой лук
А кладывае стрелочку каленую,
А хочет он стрелить тут че́рна ворона.
10 Ворон тут ему спроязычился
А тым этым языком человеческим:
— Да ай же ты, Добрынюшка Микитиниц!
А не стрели меня, черна ворона,
Я тебе скажу, всё поросскажу.
15 Как в Киеве ребята есть говорят:
Старца-то убить есть не спа́сеньё,
Как ворона-то стрелить не корысть буде получить,
Сизым перьем Ворониным не натешиться,
Мясом те моим не наестися.
20 Как у того было да у ворона
Под конец-то крылья были белые.
Как говорит-то ворон таково слово:
— Ай же ты Добрынюшка Микитиниц!
А я тебе скажу, все поросскажу.
25 Едь же ты на гору на высокую
А на тое на шо́ломце искатнеё,
А там-то есть три чудушка три чудныих,
Там-то есть три дивушка три дивныих:
Как первое там чудо белы́м-бело,
30 А дру́гое-то чудо красны́м-красно,
А третьеё-то чудо черны́м-черно.
Как тут этот Добрынюшка Микитиниц
Как скоро молодец сам пороздумался,
Говорит тут ворону: — Это правда есть,
35 А старца ведь убить буде не спасенье,
Ворона стрелить не корысть буде получить,
А сизым Ворониным перьем мне-ка не натешиться,
Мясом мне ёго не нае́стися.
Как отпускал Добрынюшка свой тугой лук,
40 А вынимал он стрелочку каленую,
Сам-то он еще тут пороздумался:
— А лучше я поеду что на гору на высокую,
На тое-то я шоломце́ искатнее,
Глядить-то там три чуда я три чудныих,
45 Глядить-то я три дивушка три дивныих.
Как скоро он приправливал добра коня,
Тут скорым-скоро, скоро да скорёшенько
Ехал он на гору на высокую
А на тое-то на шоломце искатнее.
50 Как смотрит тут Добрынюшка Микитиниц,
Как ино тут стоит шатёр белополо́тняной,
Как у шатра замок был булатнии,
На замку тут подпись подписана:
«Кто во шатёр еще сюды за́ходит,
55 Тот из шатра жив да не вы́ходит».
Как разгорелось ёго сердце богатырское,
Ударил кулаком по замку-то он,
Отпал замок ведь тут на сыру землю,
Смотрит тут Добрынюшка Микитиниц,
60 А там в шатре столы были росставлены,
Там в шатре да ествы-ты розложены.
Как он-то тот Добрынюшка Микитиниц,
Не столько молодец да ведь ел-то пил,
А сколько молодец он тут на зень срыл,
65 А спролил молодец, во ногах стоптал.
А сам молодец он да спать-то лёг.
А спит он молодец, проклаждается,
А над собой незгодушки не ведает.
Из далеча тут ведь из чиста поля
70 А приезжат Олеша, сын Попович был,
А смотрит тут Олешенька на чудо-то:
Не столько ведь да спито, съедено,
Сколько спролито да срыто, в ногах притоптано.
А тут-то ведь Олеша розретивился
75 А разгорелось ёго сердце богатырское.
Занес-то он востро копьё вострым коньцём,
Хочет он ударить Добрынюшку в белу́ю грудь.
За тым-то он Олёшенька роздумался:
— Не честь-то мне хвала да молодецкая,
80 А бить-то мне-ка сонного что мёртвого.
А лучше сяду на добра коня Добрынина.
А буду биться, стану я драться, ратиться
Со тыим с Добрынюшком с Микитицом,
А на том на добром кони Добрынином.
85 Садился тут Олеша на добра коня,
А на того добра коня Добрынина.
Как ударил он Добрынюшку тупым коньцём,
Тупым коньцём ударил да востры́м вопьём,
Ото сну богаты́рь пробуждается,
90 На улицу тут скоро пометается.
Выскакал он в тонкиих белых чулочках без чоботов,
А в тонкии белыи рубашке что без пояса.
Да тут Добрынюшка Микитиниц,
А ухватил он свою палицу еще богатырскую,
95 Как начали тут драться оны, ратиться.
Добрынюшка поскакиват пехотою,
Олешенька тот ездит на добром коне,
А на том на добром коне Добрынином.
Как день бьются оны тут не едаючи,
100 Ночь бьются оны да не пиваючи.
Как дру́гой день бьются оны и дру́гу ночь,
Отдоху-то ведь тут им не давается.
А третий день бьются и третью ночь,
От их пошел-то тут еще стук да грем,
105 А стала мать земелюшка продрагивать.
Как этот услыхал-то стук да грем
А старыи казак тут Илья Муромец,
Как тут сидит Ильюшенка, сам думает:
— А й это есте русьские бога́тыри.
110 Где ни-то дерутся оны, ратятся.
Как скоро тут Ильюшенка седлал добра коня,
Кладывает он подпруги на потнички,
Кладывает войлочки на войлочки
115 А кладыват седёлка на седёлышка,
Черкальское седёлко на верёх еще,
Ты эты подтяжечки шелковые,
Кладывает, сам выговариват:
— А не для-то мне, братцы, красы-басы,
120 А не для-то ведь было для угожества,
Для укрепы мне богатырскии.
Как видли что ведь молодца да сядучи,
Не видли тут удалого поедучи,
Не знают, во кою сторону уехал он.
125 Как ехал тут Ильюша на круту гору,
На тое-то шо́ломцё искатнее,
Да ажно тут дерутся есть два русскиих бога́тыря,
Молодой Добрынюшка Микитиниц
А смелый Олешенька Попович-он.
130 Как захватил Ильюшенка Добрыню во праву руку,
Олёшу захватил сам во левую,
А закрычал Ильюша во всю голову:
— Ай же вы, русийские могучие богатыри!
А вы над чим деретесь да ратитесь?
135 Как говорит Олеша таково слово:
— Ах ты, старый казак Илья Муромец!
Да как-то мне не драться, не ратиться?
Как у меня в шатре были столы там росставлены,
У меня-то ествы вси разложены,
140 Как этот-то Добрынюшка Микитиниц,
Не столько он Добрынюшка да съел да спил,
А сколько он тут спролил да на земь срыл,
На земь срыл Добрыня, во ногах стоптал,
А мне-ка молодцу того-то жаль.
145 Говорит Ильюша таково слово:
— Спасибо ти, Олеша, за своё стоишь.
Говорит Добрынюшке Микитицу:
— Да ах же ты, Добрынюшка Микитиниц,
Крёстовый брат ты мой, да названыи!
150 А ты над чим дерешься да ратишься?
— Ах ты брат мой крестовыи, названыи,
А старыи казак ты Илья Муромец!
Как-то мне не драться, да не ратиться?
Как у его у пса у разбойника
155 Фальшивая да напись написана:
«Как кто в шатёр сюды еще за́ходит,
Тот с шатра да жив тут не вы́ходит»;
А я хочу-то жив да повытти есть.
— Спасибо ти, Добрыня, на чужом дому смело по́ступашь.
160 А ино ведь-то тут еще Ильюша воспроговорит:
— А укротите вы да сердцё богаты́рскоё,
А назовитесь вы да братьями крестовыма,
А лучше вы крестамы побра́тайтесь.
А ён их улести́л тут, уго́ворил,
165 Да тут оны не на́чали больше биться, ратиться,
Укротили сердцё богатырское.
Как тут оны крестамы побра́тались,
Назвалися братьямы крестовыма:
Добрынюшка назвался да бо́льшой брат,
170 Алёшенька назвался меньшо́й ёму,
Как тут розошлись, порозъехались.
Как тут-то на стольнёй-от город, как на Киев-град
Наезжала тут погана́ Литва,
Одолели что ль поганые татарева.
175 На ту пору было, на то времячко
Богатырей там дома не случилосе,
Случилось только два русских два бога́тыря:
А молодой Добрынюшка Микитиниц,
Смело́й-то Олешенька Попович был.
180 Как говорит Добрыня таково слово:
— Ах же ты, Олешка сын Попович был!
Седлай-ко ты своего добра коня,
Поедем мы с тобой во чисто полё,
А станем бить поганыих татаревей,
185 Одолим ли там мы погану́ Литву.
Как скоро тут Добрынюшка седлал добрых коней,
Кладывал он подпруги на подпруги,
А потнички Добрынюшка на потнички,
Войлочки что еще на войлочки,
190 Седелышка еще на седелышка,
Черкальское седёлко на верёх еще,
Ты эты подтяжечки шелковые,
А кла́дывает, сам он выговариват:
— Не для то мне, братцы, красы-басы,
195 А не для-то ведь было для угожества,
Для укрепы мне богатырскии.
Поезжат Добрыня, сам наказыват:
— Ах же ты, моя молода жена,
Да нунь ты Василиста Микулична!
200 Уеду я ведь нунь во чисто полё
А бить там я поганыих татаревей,
Тую эту там погану́ Литву.
Как пройдет поры времечки три́ году,
А жив-то я сюда не появляюсь еще,
205 Да тожно ты ведь хоть вдовой живи,
А хоть ли ты тут да замуж поди,
Столько ты не ходи-тко за Олёшенку Поповица.
Как видли молодца ёго сядучи,
Не видали там удалого поедучи.
210 Как тут этот Добрынюшка Микитиниц
А с тым с этым Олёшенькой Поповицем
Ехали они тут во чисто полё.
Приправливал Добрынюшка добра коня,
Заехал в эту силушку в серёдочку,
215 Как начал бить ту силу татарскую, —
Олёшенька стоит там на чистом поле,
Как смотрит-то он на братца на крестового,
Как бьётся там Добрынюшка Микитиниц.
Прибил-то тот Добрынюшка Микитиниц
220 Как этую он силу всю в три́ часу.
Как смотрит он на брата на крестового,
А на того Олёшеньку Поповица,
А смотрит он, глядит, думу думает:
— А видно, нет жива да брата-то крестового,
225 А смелого Олёшеньки Поповича.
Как ино ведь тут сам Добрынюшка роздумался:
— А видно есть путь моя хорошая.
Как тут-то поехал что за славно за синё морё,
Корить-то там язы́ки всё неверные
230 А прибавлять земельки свято-русскии.
Прошло тут поры времечки три́ году.
Как тут этот Олешенька Попович сын
Приходит к Василисты к Микуличной:
— Да ах ты, Василиста Микулична!
235 Да я вчера гулял на чистом поле,
А видел я Добрынюшку убитого.
Лежит-то он головушкой в ракитов куст,
А резвыми ногмы́ да во кувыль-траву.
Поди ты, Василиста, за меня замуж.
240 Как говорит, промолвит таково слово
А тая Василиста Микулична:
— Ай же ты, Олешенька Попович сын!
Исполнила я заповедь мужнюю,
Прошло нунь поры времечки три́ году;
245 Исполню я-то заповедь свою еще.
А пусть-ко станет поры-времечки шесть годов.
Тожно тут я ведь замуж пойду.
Опять прошло тут времечки три́ году.
Как начал тут Олешенька подхаживать
250 А со тыим со князем со Владимиром:
— Да ах ты, Василиста Микулична!
А я вчера гулял на чистом поле,
А видел у Добрынюшки, что косточки ростасканы.
Как ино тут тая Василиста Микулична,
255 Тут она еще пороздумалась:
— Исполнила я заповедь мужнюю,
Исполнила я заповедь свою-то я, —
А нет жива Добрынюшки Микитица,
А не видать сюда ёго появитися.
260 Пошла тут за Олешеньку Поповича.
Как там это Добрынюшка Микитиниц
За тыим за славным за сини́м морем, —
А там он-то Добрыня на чисто́м поле,
На чистом поле Добрынюшка, в белом шатре,
265 А сам он молодец забавляется,
Играет он в доски-ты шахматны,
А в до́роги тавлеи золоче́ные,
А надо собой незгодушки не ведает,
Как тут-то ведь ёго молода жена,
270 А тая Василиста Микулична,
Как тут она скоро́ да замуж пошла,
А за того Олёшеньку Поповица.
Как налетал тут голубь со голубкою
А ко тому к Добрынюшке к Микитицу,
275 Садились на шатёр на окошечко,
Начал голубь по окошечку похаживать,
А начал он тут голубь погуркивать,
Начал он затым выговаривать,
А зве́щевал язы́ком человеческим:
280 — Ах же ты, Добрынюшка Микитинич!
Играешь ты в доски во шахматы,
В до́роги тавлеи золоче́ные,
И́грашь, сам молоде́ц ты проклаждаешься,
А над собой незгодушки не ведаешь,
285 А я тебе звещу́ю провещу́ю есть
Как есть-то ведь твоя молода́ жена.
Молода́ жена, любима семья,
Как есть-то ведь уж нунечу заму́ж пошла
За того Олешку за Поповича.
290 Ско́чил тут Добрыня на резвыи́ ноги,
Со той со досады со великии
Как бросил эту доску он ша́хматню
О тую о матушку о сыру́ землю,
Мать-то что земелюшка продрогнула.
295 А выходил тут Добрыня со бела шатра,
А сам скоро́ седлал он добра́ коня,
Седлат-то он коня и выговариват:
— Ай же ты, мой ведь уж добрый конь!
Как нёс меня сюды да ты три́ году,
300 Неси́-тко нунь домой меня по три́-то дня
Во сто́льнёй-от как город, во Киев-град.
Садился сам скоро на добра коня,
Скорым-скоро, скоро скорешенько,
Поехал тут Добрыня з-за синя́ моря,
305 Пошел тут, поскакал его доброй конь,
Реки-ты ль озёра перескакивал,
А темной он тот лес промеж ног пустил,
А синёе морё на окол бежал.
Пришел-то, прискакал ёго добрый конь во три-то дни
310 Во стольнёй-от во город, во Киев-град.
Выскакал тут Добрыня со добра коня,
Насыпал коню тут пшены белояровой,
А скоро сам он шел по новым сеням,
Заходил в свою в горенку во новую,
315 А крёст он кладывае по-писа́ному,
Поклон-то уж вёл по-уче́ному,
На вси тут на четыре сторонушки,
А ро́дной своей матушке в особину:
— Ай здравствуй-ко, моя ты родна матушка!
320 Матушка она тут прослези́ласи,
А матушка она тут поросплакалась:
— Ах же ты, удалой доброй молодец!
А что ты над старушкой надсмехаешься?
Как говорит Добрыня таково слово:
325 — Видно, матушка, ты меня не узна́ла есть.
Она опять на то ему ответ держит:
— Ах же ты, удалой добрый молодец!
Как у моёго милого у дитятка,
А у того Добрынюшки Микитица,
330 На ём были платьица все цветные,
А нунь-ка на тебе всё платьица лосиные,
А лосиные платья всё звериные,
— Да ай же ты, моя родна матушка!
Как видно ты меня не узнала есть.
335 Говорит старушка таково слово:
— Ах же ты, удалой доброй молодец!
Подойди к старушке поблизёшенько, —
А у моёго милого у дитятка
Была-то ведь зна́дёбка родимная,
340 А был-то на головки ру́бечёк-то есть.
Как он скоро Добрынюшка подхаживал
А ко тыи́ старушке да ко древныи,
Как тут эта́ старушка да пощупала,
Ажно было тут да до правды-то,
345 А есть там была зна́дёбка родимная.
Как тут она старушка взрадова́ласи,
Сама она с сынком тут поздоровкалась.
Как говорит Добрыня таково слово:
— Да ай же ты, моя родна матушка!
350 А где-то есть моя молода́ жона,
Тая Василиста Микулична?
Как говорит старушка таково слово:
— Да ай же ты, дитя мое милоё!
Твоя-то нуньчу есть молода жона,
355 Молода жона да замуж пошла
За того Алёшу за Поповича.
Как говорит Добрыня таково слово:
— Да ах же ты, моя ль родна матушка!
Поди-ко есть во по́гребы глубокии,
360 Неси ты мне гусёлышка яровчаты.
Я пойду к Олёше на почестный пир,
На тую на свадебку великую.
Как тут-то ведь старушенька скоры́м-скоро
Бежала как во погребы глубокие,
365 Взимает там гусёлышка яровчаты,
А ты этыи гусёлка да были еще ровно сорок пуд.
Иде́т она старушка, попирается,
Подават Добрынюшке гусёлышка.
Взимает тут Добрынюшка Микитиниц
370 А ты эты́ гусёлка всё яровчаты,
Сам скоро Добрынюшка справляется,
А скоро молоде́ц наряжается
Скорой малой смелой скоморошиной.
Приходил Добрыня на почестный пир
375 А на то-то столованьё на великоё.
Становился тут Добрыня ко поро́гу,
Повёл он по гусёлышкам яровчатым,
Заиграл Добрыня по-уныльнёму,
По-уныльнёму, по-умильнёму.
380 Как вси-то ведь уж князи и боя́ра-ты
А ты эты́ русийские богатыри,
Как все оны тут приослушались.
За́ тым за́играл Добрыня по-весёлому, —
Стало красно солнышко при ве́чере,
385 А стал-то тут почестный пир при ве́сели.
Как вси-то оны тут да наедалисе,
А вси-то оны тут да напивалисе,
Стали тут оны да пьянёшеньки,
Играт-то всё Добрыня по-весёлому.
390 Как вси оны затым тут росскакалисе,
Как вси оны затым ведь росплясалисе,
А скачут, пляшут вси промежу́ собой,
А ничего оны тут не ведают.
Как говорит тут князь стольнё-киевской:
395 — Да ай же ты уда́лой добрый мо́лодец!
Не знаём мы теби да ни имени,
Не знаём мы теби ни изотчины,
Царь ли ты есть, ли царевич здесь,
Аль король ты да ведь королевич есть,
400 Али с тиха́ Дону́ ты донской казак,
Аль грозный есть посол ляховитскии?
— Не царь-то я ведь, не царевич был.
А не король-то я, не королевич был,
Не есть с тиха Дону́ не донской казак,
405 Не грозной я посол ляховитскии,
Как есть-то я з-за славна з-за синя моря
А скора мала смела скоморошина.
Как князь-то тут ему воспрого́ворит:
— Ах скора мала смела скоморошина!
410 А чим-то нам тебя буде жаловать
А за эту игру за умильнюю?
Города ль теби наб с пригородками,
Али села да ти наб с приселками,
Аль много наб бессчетной золотой казны?
415 Как он-то ведь на то им ответ держит:
— Да ах же ты да князь стольнё-киевской!
Не наб мне городов с пригородками,
Не наб-то мне сел-то с приселками,
Не наб-то мне бессчетной золотой казны, —
420 А у меня своёй есте до́люби.
А столько-то вы мне позвольте-ко:
Налейте мне-ка чару зелена вина.
Как тут-то ему князь воспроговорит:
— Скора мала смела скоморошина!
425 Что угодно надо, то мы сделаём.
Как налили тут чару зелена вина,
Подносят тут Добрынюшке Микитицу.
Как этот-то Добрынюшка Микитич-он,
Спустил-то он туды свой злачон перстень,
430 А в этую-то чашу княженецкую,
Коим перстнём оны обручалиси
Со той с Василистой с Микуличной.
Подносит эту чашу княженецкую
А той да Василисты Микуличной,
435 Подносит, сам Добрынюшка спроговорит:
— Ай ты, Василиста Микулична!
А пей-ко ты чару зелена вина
От малой смелой ты да скоморошины.
А пей-ко ты до дна — дак увидишь добра,
440 А не пьешь до дна — дак не видашь добра.
Она тут Василиста Микулична,
Маленько же она тут догадаласе.
А сколько ни-то пи́ла, остатки на́ земь лила-то, —
Как взглянет в эту чару княженецкую,
445 Ажно там лежит да злачон перстень,
Как смотрит-то она на перстень тут,
А на перстню́ тут подпись подписана,
Коим перстнём оны обручалисе
Со тыим с Добрынюшком с Микитицом.
450 Как тут-то да Василиста-та Микулична
Ай выскакала з-за стола княженецкого,
Как говорит она тут таково слово:
— Не тот-то ведь муж, кой подле меня,
А тот-то ведь муж, кой насупротив меня.
455 Клонится Добрыне, поклоняется,
Сама она ёму извиняется:
Ай же ты, Добрынюшка Микитиниц!
Исполнила я заповедь твою-то я,
А другую исполнила свою-то я,
460 А тожно ведь я тут замуж пошла
А за того Олешку за Поповича.
Как говорит Добрынька таково слово:
— Да ай же, Василиста ты Микулична!
Когда-то ты исполнила да заповедь свою, —
465 За твою я заповедь тебе прощу.
Не исполнила бы заповедь свою-то ты,
Отсек бы я головку тебе буйную.
Пошла ты за Олешку за Поповича, —
Дак я тебе еще за то прощу.
470 Как тут затым Добрынюшка Микитинич,
Хватил-то он Олёшу за желты кудри,
А выдернул с кормана плеть шелковую,
Как начал он Олёшу ёго чёствовать,
А начал он хлыстать его, Олёшеньку,
475 А бьет-то он тут, хлыщет, выговариват:
— А каково, Олёшка, ти жениться здесь,
От живого мужа же́на о́тлучать?
Как кле́нется Олёшка, проклинается:
— А будет трою проклят на веку тот был,
480 Кто станет будет эдак-то женитися,
От живого мужа же́на о́тлучать.
Как нахлыстал Добрынюшка его тут до́люби,
А до́люби Добрыня, ёго до́сыти,
Как со стыду, со страму со вели́кого
485 А тут этот Олёшенька Попович-он
Уехал он безвестно, не знают где.
Из-за гор-то было высокиих,
Из лесу-то было, лесу темного
Повышла, повышла, повыкатила
Широкая матушка быстра Волга река;
5 Широкая-то Волга под Казань прошла,
Пошире, подальше под Астрахань;
Место шла ровно три тысячи,
Рек и ручеек брала и сметы нет,
Выпала во море во Каспийское.
10 И то де Добрынюшке не сказочка,
Теперь старины его начал пойдет.
Во стольном городе во Киеве,
У ласкова у князя у Владимира
Хороший заведен был почестный пир
15 На многи на князи, на бояра,
На сильные могучи богатыри,
На все поленицы удалыя.
Владимир-то князь наливал чару зелена вина,
Да залил он чару сладким медом,
20 Засыпал он чару белым сахаром,
Подносил он богатырям, низко кланялся:
«Вы, братцы, могучие богатыри!
Который из вас меня выручит,
Выпей же чару зелена вина:
25 Пишет Невежа за угрозою ко мне,
Просит де в поле поединщика».
Все во пиру призамолкли сидя.
Говорит из них уже большой богатырь,
Большой богатырь да Илья Муромец:
30 — Вы братцы, могучие богатыри!
Хоть долго сидеть, да говорить будет:
А кому в поле ехать поединщиком?
Я ведь недавно де из походу пришел,
Бился-рубился с Невежей богатырем:
35 Летает Невежа черным вороном,
Не мог я его на очи обозрети:
Кабы увидел собаку, убил бы из туга лука. —
Службу-работу накинули
Молодцу Добрынюшке Никитьевичу:
40 Кручинит, печалит Добрыня молодец,
Едва покоротал он почестный пир,
Не весел Добрыня со пиру пошел.
Приходит Добрыня к своей матери,
Говорит ему матушка сударыня:
45 «Что, Добрыня, со пиру невесел пришел,
Невесел ты, Добрыня, не радешен?
Тебе место было не по вотчины,
Али чара тебе не рядом дошла,
Али безумица тебя обесчестила?»
50 Говорит Добрыня, матери ответ держит:
— Государыня ты, моя родна матушка!
Мне-ка место-то было по вотчины,
Чара-та мне-ка рядом дошла,
Безумица меня не обесчестила.
55 Что, мати, спородила несчастливого,
Несчастливого, да неталанливого,
Силою меня де ты не смелого? —
Говорила его матушка сударыня:
«Да я рада бы молодца тебя спородити
60 Силою в Самсона Колувановича,
Смелостью-напуском во Илью Муромца,
Поездкою во Дюка во Степановича,
Пошапкой в Чурила сына Пленковича,
Красотою в Осипа Прекрасного,
65 Кудрями в царя Кудриянища,
Такова молодца тебя господь бог спородил».
Больше Добрыня не расспрашивал,
Со своей матерью прощается,
Паче того с молодой женой.
70 Младой-то жены сам наказывал:
— Хороша Катерина дочь Микулична!
Я в поле проезжу до семи годов,
Под дубом простою всего девять лет,
Все, Катерина, ты вдовой живи;
75 Тогда я не буду из чиста поля,
Хоть вдовой живи, хоть замуж поди;
Не ходи ни за князя, ни за боярина,
Не ходи за купца — гостя торгового,
Выбери богатыря противу хоть меня;
80 Еще не ходи за Алешу за Поповича:
Он, вор-собака, мне крестовый брат,
Крестовый-то брат да паче родного. —
В тороки кладет Добрыня калены стрелы,
В тороки кладет да золоту казну,
85 В тороки кладет да платье цветное;
Скоро детина собирается,
Собирался детина наскоро,
Садился Добрыня на добра коня,
Уехал Добрыня во чисто поле.
90 Во чистом поле проездил он семь годов,
Под дубом простоял всего девять лет. —
Ездил Алеша во чисто поле,
И проездил он с утра день до вечера,
Приехал ко князю, сам подсказывается:
95 «Свет государь ты, Владимир князь!
Ездил я сегодня во чисто поле,
Видел Добрыню бита-ранена:
Лежит буйной головой во ракитов куст,
Резвыми ногами во чисто поле;
100 Орудия вся поразметаны,
Добрый конь во степях ходит,
Черные враны тело трынкают.
А его-то хозяйка вдовой живет;
Поди, государь, за меня сватайся:
105 Я буду служить тебе верой-правдою».
Пошел государь на Катерины свататься,
Добрыми словами Катерину уговаривал;
На слова Катерина не сдавалася.
Насилу ей князь поневолил пойти.
110 В пятницу у них рукобитье было,
В субботу у них и свадьба была,
В воскресенье-то будет столованье.
На светло Христово воскресенье
Поехал Илья Муромец во чисто поле,
115 Встретил Добрынюшку Никитьевича,
Едет Добрыня из чиста поля;
С Ильей-то Добрыня поздоровался,
Начал про Киев-то выспрашивати.
— Премладый Добрынюшка Никитьевич!
120 Первое словцо тебе не радостно:
Твоя-то хозяйка замуж пошла
За премладого за Алешу за Поповича,
Насилу ей князь поневолил выйти:
Сегодня будет у них столованье. —
125 Больше Добрыня не расспрашивал,
Поехал ко городу ко Киеву,
Приехал Добрыня на свой широкий двор,
И не узнала его матушка родимая;
Нельзя признать Добрынюшку Никитьевича:
130 Едучись детина во чистом поле,
Стоючись детина под старым дубом,
Истаскалися де платья цветные,
Издержалася вся золота казна,
Испошил де кафтаны все звериные:
135 Шапка, сапоги, все звериные.
Говорила его матушка сударыня:
«Ты какая паленица наехала?
Не видал ли Добрынюшки Никитьевича?»
Говорит Добрыня матери, ответ держит:
140 — Государыня ты моя, родна матушка!
Попомнишь ли, вспомянуешь ли:
У Добрыни на правом лице три знамени было?»
Говорила ему матушка сударыня:
«Распекло де у нас солнце красное,
145 Закатается де у нас светел месяц:
Твоя-то хозяйка замуж пошла
За премладого за Алешу за Поповича,
Насилу ей князь поневолил пойти:
Сегодня у них столованье».
150 Говорил Добрыня матери таково слово:
— Государыня ты моя, родна матушка!
Мне надобно, мать, платье скоморошное,
Еще надобно, мать, гусли хрустальные. —
Пошел Добрынюшка во честный пир,
155 Садился Добрынюшка на упеченку,
Начал во гусли наигрывати:
Первый раз играл от Царя-града,
Другой раз играл от Иерусалима,
Третий раз стал наигрывати,
160 Все свое похожденьице рассказывати.
Князю игра-то по уму пришла,
Сам говорил таково слово:
«Ай же ты, детина скоморошина!
Поди-тко, детина, во почестный пир».
165 Пришел Добрыня во почестный пир,
Садился он противу Алеши с молодой женой
И начал в гусли наигрывати:
Первый раз играл от Царя-града,
Другой раз играл от Иерусалима,
170 Третий раз стал наигрывати.
Все свое похождение рассказывати.
Никто тому не догадается,
Катя тому и догадалася.
Говорил Добрыня Владимиру таково слово:
175 — Владимир, князь столен-киевский!
Прикажи Алешиной молодой жены
Налить мне-ка чару зелена вина. —
Брала Катерина чарочку
И наливала зелена вина,
180 Положила на поднос на серебряный,
Подносила Добрыне, низко кланялась.
Выпивал Добрыня чару зелена вина,
Наливал чару да и назад подавал,
Опустил во чару-то златен перстень,
185 Сам говорил таково слово:
— Пей, Катерина, чару досуха вина,
Выпьешь до дна, так увидишь добра. —
Выпивала Катерина чару зелена вина,
Нашла де в чары-то златен перстень,
190 Говорила Катерина таково слово:
«Не тот мне люб, кой подле меня сидит,
Тот мне-ка люб, насупротив де меня,
Молодец Добрынюшка Никитьевич:
Я не знаю, отколь его бог принес».
195 Князю эта речь за беду пришла,
За великую досаду, не за малую.
Говорил де Добрыня таково слово:
— Свет государь ты, Владимир князь!
Кабы ты был не Владимир князь,
200 Так назвал бы тебя я сводником,
Государыню бы княгиню сводницей:
Зачем вы от жива мужа жену отняли?
Больше Добрыня не разговаривал,
Брал де Алешу за желты кудри,
205 Прямо через стол передергивает,
Начал шалыгой поворачивати:
В бухканьи не слышно охканья;
Не дал ему смерти скорыя,
А дал ему безвечье вековечное.
210 Столько-то Алеша женат бывал,
Столько Алеша с женою сыпал.
Премладый Добрынюшка Никитьевич
Брал Катерину за руку за белую,
Пошел Добрыня из почестного пиру,
215 Приходил Добрыня к своей матушке,
Да и стал быть-жить, век коротати.
Во славном во городе Киеве
У ласкова солнца Владимира
Был заведен хорош почёстной пир
На многих на князей и на бояров,
5 На сильни могучи богатыри,
На все поляницы удалые,
На все ли татарья улановы.
Все на пиру напивалися,
Все на пиру наедалися,
10 Все на пиру роспотешились,
Всѐ на пиру поросхвастались:
Умной-от хвастат отцем-матерью,
Безумной-от хвастат молодой женой,
Иной-от хвастат: «у мня конь хорош»,
15 Иной-от хвастат: «у меня дом хорош»,
Иной-от хвастат силой богатырскою.
Добрыня Микитич млад,
Не пьёт он, не ест, да не кушаё,
Не кушае Добрыня, не хвастаё.
20 Солнышко Владимир князь
По княженецким полатам похаживал,
Руки в карманах понашивал,
Сам государь выговаривал:
— Кому-то, братцы, ехать с утра во чисто́ поле,
25 Биться-рубиться с богатырем,
С богатырем биться с поляницею,
С поляницею биться со Ягой бабой?
Накинывали службу великую
На того ли Добрыню Микитича.
30 Пошел-то Добрыня ко матушке,
Не весел идё, не радошен,
Спустил он очи ясны в сыру́ землю,
Буйну голову в плечи могучие.
Встречает родитель его матушка,
35 Та ли Омельфа Тимофеевна:
— Ай же Добрыня Микитич млад!
Что ты не весел, не радошён,
Спустил ты очи ясны в сыру́ землю,
Буйну голову в плеча могучие.
40 Разве место было не по разуму,
Разве чарка тебе не рядом дошла,
Или дворянски собаки облаяли,
Невежа тобой осмеяласе?
— Ай же родитель моя матушка!
45 Место-то было по разуму,
Чарка-та мне-ка рядом дошла,
Дворянски собаки не облаяли,
Невежа-то мной не осмеяласе.
Солнышко Владимир князь
50 Накинывал службу великую:
Заутра́-то ехать во чисто́ полё,
Биться-рубиться с богатырём,
С богатырем биться с поляницею,
С поляницею биться с Ягой бабой.
55 Наказывал Добрыня молодой жене:
— Ай же моя молода жена,
Катеринка Микулична!
Жди-тко меня ровно три года,
Другое-то жди меня три́ года,
60 Третье-то жди меня три́ года.
Того времечки пройдет девять лет,
На десятой год домой не жди,
Хоть вдовой живи, хоть замуж поди,
Хоть за́ князя поди, за боярина,
65 Хоть за сильня могуча богатыря,
Не ходи за Олёшу Поповича, —
Олёша Попович — крестовой брат,
Крестовой брат, да насмешник мой,
Оседлал Добрыня коня доброго,
70 Поехал Добрыня во чисто полё,
Ко тому ли камешку горючему.
Начали биться с Ягой бабой.
Под серым-то камешком бились ровно три́ года,
Под красной-то со́сной друго три́ года,
75 Под крутой-то горой третье три́ года.
Того времечки прошло девять лет.
Солнышко Владимир князь
Обневолил Добрынину молоду жену
Идти за́муж за вора Олёшу Поповича.
80 Сегодня у них рукобитьицо,
Завтра будет у них свадебка.
Был у Добрынюшки дядюшка,
Славный-то храбрый Илья Муромец.
Оседлал он коня доброго,
85 Поехал искать он племянничка,
Нашел он племянничка в чисто́м поли,
Говорил-то ему таково слово:
— Ай же Добрыня Микитич млад!
Что ты пьешь, еси́, проклажаешься,
90 Не знаешь незгоды, не ведаешь.
Твою ли молоду жену
Солнышко Владимир князь
Обневолил идти замуж за Олёшу Поповича.
Сегодня у их рукобитьицо,
95 Завтра будет у них свадебка.
— Ай же родитель мой дядюшка!
Пособи-тко убить мне бога́тыря,
Богатыря убить мне Ягу́ бабу.
Возговорит дядюшка:
100 — Не честь-то хвала молодецкая
Двум бога́тырям биться с Яго́й бабой.
Бей бабу по титкам, пинай под гузно.
Бил он бабу по титкам, пинал под гузно,
Тут-то ей да скора смерть пришла.
105 Рассек он бабу на мелки́ куски,
Росшибал он бабу по чисту́ полю,
Сорокам воронам на пожра́ниё.
Сам поехал путём-дорогой широкою.
Стретил калику прохожую.
110 — Здравствуй, калика прохожая!
Скинавай-ко платье калическо,
Надевай-ка платье цветное,
Платьё цветно богатырскоё.
Надел калика платье богатырскоё,
115 Надел Добрыня платье калическо,
Пришел-то Добрыня ко матушке.
— Здравствуй, Добрынина матушка!
— Здравствуй, калика перехожая!
Несет она блюда злата-серебра,
120 Другое несёт скатня жемчугу,
Третьё несет меди жаровической.
— Поминай Добрыню Микитича.
Примае блюдо злата-серебра,
Другое примае скатня жемчугу,
125 Третье примае меди жаровической,
Поминае Добрыню Микитича.
— А й же Добрынина матушка!
Како у Добрыни было знамечко?
— Знамечко было на головушке,
130 Кружок-от был да с копеечку.
— Погляди-ко у мня на головушке.
Поглядела у калики на головушке,
Кружок-от был да с копеечку.
Говорила она таково слово:
135 — Роспекло-то севодни красно солнышко,
Осветит-то севодни млад светёл месяц.
Возговорит Добрыня таково слово:
— А й же родитель моя матушка!
Принеси мне шалыгу подорожную,
140 Принеси мне гусёлка муравчаты,
Пойду я к Олёше на свадебку.
Принесла она шалыгу подорожную,
Принесла ему гусёлка муравчаты.
Пошел-то Добрыня на свадебку.
145 Приходит Добрыня на свадебку,
Игрище игра́л от Царяграда,
Другое играл от Еросо́лима,
Третье играл от града от Киева,
От того ли от солнца Владимира,
150 Похожденья выигрывал Добрынины
Которы на пиру́ сдогодалися,
Те заранья с пиру убиралися.
Которы на пиру́ не догадалися,
То на пиру́ оставалися:
155 Оставались воры-разбойники,
Оставались голи кабацкие.
Розгорелось у Добрыни ретиво сердце,
Хватил он шалыгу подорожную,
Начал шалыгой помахивать,
160 Начал шалыгой поворачивать.
Куда махнё — туда улица,
Куда отмахнё — переулочёк.
Он силы прибил и сметы нет,
Говорит он Алеше Поповичу:
165 — А й же Алеша Попович млад!
Прикажи-ка своей молодой жене
Налить-то чару зелена вина,
Подать-то калики прохожия.
Приказал Алёша молодой жене
170 Налить-то чару зелена вина,
Подать-то калики прохожия.
Примае калика прохожая,
Полагае перстень со правой руки
В чару зелена вина,
175 Подавае Алёшиной молодой жене:
— А й же Алёшина молода жена!
Пей чару до дна, дак увидишь добра.
Не выпьешь до дна, не видать добра.
Она пила до дна, увидала добра,
180 Увидела злачён перстень
Мла́дого Добрыни Микитича,
Говорила таково слово:
— Не тот мой муж, кой подле́ стоит,
Тот мой муж, кой супротив стоит.
185 Хватил Добрыня Алёшу за желты́ кудри,
Ударил Алёшу о сыру́ землю:
— Кабы был, Алёша, не кресто́вой брат,
Придал бы тебе скору смёртоньку.
Столько Алёша и женат бывал.
190 Всякой у нас, братцы, женится,
Не всякому женитьба издавается.
Повышла, повыкатилась Волга-матушка река,
Место шла она три тысячи,
Рек побрала — того сметы нет,
А перевоз дала в стольном городе во Киеве.
5 У ласкова у князя у Владимира
Заводился пированьце-почестный пир
На многих на князей, на бояров
И на сильных могучих богатырей,
На всех палениц на удалыих.
10 Пир-от идет на веселе,
День-ет идет ко вечеру,
Красное солнышко ко западу.
И выходил-то Илья Муромец
На красное круто крылечушко
15 И зрел-смотрел во чисто поле:
Летает Невежа черным вороном
И грозит-то на со угрозою,
Ко грозе-то Невежа приговаривает:
«Дайте из Киева мне поединщика!»
20 И приходит Илья в палаты белокаменны,
И говорит таковы слова:
«Ты Владимир князь, столен-киевский!
Тихо-гладко было во городе во Киеве,
А теперича во Киеве не́ тихо.
25 И глядел я теперь во чисто поле;
Летает Невежа черным вороном,
И грозит-то на со угрозою,
Ко грозе-то Невежа приговаривает:
Дайте мне из Киева поединщика!»
30 И зачали между собой жребий метать,
Кому ехать в поединщики
Супротив Невежи черна ворона.
И выпал жеребий Добрыне Никитичу
Ехать ему в поединщики
35 Супротив Невежи черна ворона.
Закручинился Добрыня, запечалился
Той тоской-печалью великою,
И приходит он в свои палаты белокаменны,
И стречает его родна матушка
40 И молода жена Настасья Микулична.
И говорит ему родна матушка:
— Что же, мое чадо милое,
Молодой Добрынюшка Никитинич!
Что же закручинился, запечалился?
45 Разве тя в пиру невежа обесчестила,
Али место ти было не по разуму,
Али чарою тебя о́бносили? —
«Ай же ты, моя родна матушка!
Невежа меня в пиру не обесчестила,
50 И место было мне по разуму,
И чарою меня не обнесли.
А счастьем меня спородила не счастливого,
Красотою меня не красивого,
Силою меня не сильного».
55 — Ай же ты, мое чадо милое!
Рада бы я тебя спородити
Силою в Самсона Самойловича,
Красотою во Осипа Прекрасного,
Счастьем во стольного князя Владимира:
60 А какового тебя бог дал, делать нечего! —
«Были мы теперь во почестном пиру,
И был-то старый казак Илья Муромец,
Ён зрел-смотрел во чисто поле,
Насмотрел Невежу во чистом поле:
65 Летает Невежа черным вороном,
И грозит-то на со угрозою,
Ко грозе-то Невежа приговаривает:
«Дайте мне из Киева поединщика!»
И выпал мне-ка жеребий ехать в поединщики.
70 — Дитя ты мое, чадо милое!
Невежа-то середи дня летает черным вороном,
По ночам ходит Змеем Тугариновым,
А по зорям ходит добрым молодцем.
Берегись ты от Невежи черна ворона!
75 Когда одоля́т ти жары непомерные,
И тогда пойдешь во Почай-реку купатися,
И за вы́струю плови, и за дру́гую плови,
Не плови, ты, дитя, за третьюю,
Чтобы не поел тебя Невежа черным вороном. —
80 И молодой жены Настасье Никуличной
Добрынюшка наказывает:
«Молода жена Настасья Никулична!
Пожди-тко меня три года,
Еще меня пожди до шести годов,
85 И еще пожди до девяти годов,
Еще ты пожди до двенадцати лет.
Как двенадцать-то лет минуется,
Хоть вдовой живи, хоть замуж поди,
Хоть за князя поди, хоть за боярина,
90 Хоть за сильного могучего богатыря,
Отнюдь не ходи за Алешу Поповича:
Мне Алеша Попович крестовый брат,
Крестовый брат паче ро́дного».
Как отправился Добрыня во чисто поле
95 Супротиву Невежи черна ворона,
И ездил-то Добрыня три году,
Не видал Невежи черна ворона;
И ездил по чисту полю до шести годов,
Не видал Невежи черна ворона;
100 И ездил по чисту полю до девяти годов,
Не видал Невежи черна ворона.
И одолели жары непомерные,
И пошел в Пучай-реку купатися,
И спомнил родной матушки наказаньице:
105 И берет ён с собой свой тугий лук,
Берет еще с собой калену стрелу.
И за вы́струю пловет, за другую пловет,
И заплывает ён за третьюю, —
И налетел-то Невежа черным вороном:
110 «И долго я ждал, — дождался тебя,
Отсеку тебе я буйну голову!»
И охвочь-то Добрыня нырком нырять,
И нырнул-то Добрыня во Почай-реку,
И выплыл Добрыня на крутой бережок;
115 И натягиват Добрыня свой тугий лук,
И накладыват Добрыня калену стрелу,
И звыла тетивушка шелковая,
Полетела стрела через Почай-реку
Во того ли Невежу черна ворона:
120 Покатилась у Невежи голова, будто пугвица.
И только Невежа проговорил:
«Хотел-то Добрыню я показнить,
А в те поры Добрыня меня показнил!»
И тут Невежу ён рассек-разрубил,
125 Разрубил-рассек на мелки части,
И огня-то расклал, на огне его сожог.
Стоючись Добрыня пораздумался:
«Что́ мне делать во городе во Киеве?
И поеду я в королевство заморское,
130 Какия очередь — сбирать дани-пошлины:
Проезжу я до двенадцати лет,
Так меня больше на службу не потребуют».
И уехал в королевство заморское,
И живет он там — проклажается,
135 Собират дани-пошлины.
А во стольном во городе во Киеве
Приходит Алеша Попович ко городу ко Киеву:
«Ты Владимир князь, стольно-киевский!
Я был-то теперь во чистом поле,
140 Видел у Добрынюшки головушка отсичена,
А тулово лежит посреде́ поля,
А голова лежит во ракитовом кусту,
Нашел-то я его злачен перстень.
Пошли-тка, Владимир стольно-киевский,
145 Сватов свататься
На молодой Настасье Микуличной
За меня, за Алешу Поповича».
И посылает Владимир сватов свататься
За того Алешу за Поповича:
150 «И добром не йдет, так сило́м возьмем,
А силом нейдет, так за боем возьмем!»
И пошли — взяли Настасью Микуличну
За те ли за ручки за белыя
И повели ко божьей церкви, ко святу венцу,
155 За молода Алешеньку Поповича.
И тая ли Добрынина матушка
Посылала кормленого голубя со голубушкой:
— Полетите-тко, голубь со голубушкой,
Ищите-тко своего хозяина. —
160 И прилетели голубь со голубушкой
В то ли королевство заморское,
И нашли Добрынюшку Никитича,
И сели на косявчето окошечко:
«Живешь ты, Добрыня, проклажаешься,
165 И домашней незгоды не сведаешь:
Увели у тя молоду жену Настасью Никуличну
Ко святу венцу за Алешу Поповича».
И тут-то Добрыне не долго проклажатися:
Прямо через стол перескакивает,
170 И садился ён на добра коня,
И ехал-то он скоро-наскоро,
Реки-озера перескакивает,
Синия моря переплавывает.
И приезжает Добрыня ко своему дому:
175 Ворота у Добрынюшки заложены;
Как ударил ён в ворота грудью белою,
Разлетелися ворота на три четверти.
Вышла его родна матушка,
Жалобнехонько она расплакалась:
180 — Как не стало моего чада милого,
Всяк-то стал насмехатися! —
«Не плачь ты, родная моя матушка:
Я сделаю ворота тебе новые.
Дай-ка мне гусли звончатыя,
185 Дай-ка мне шалыгу подорожную,
Которая шалыга во двенадцать пуд,
И пойду я ко Алешеньке на свадебку».
И дала ему гусли звончатыя,
И дала ему шалыгу подорожную,
190 И пошел ко Алешеньке на свадебку.
И идет во терем златоверховатый,
По ступенчикам идет, поколачивает,
Ступенчики гибаются, весь терем шатается.
Зачал во гусли играть-приговаривать,
195 И все на пиру приутихли — сидят,
Сидят — на скоморошину посматривают.
Говорит скоморошина таковы слова:
«Ай же, новобрачная княгиня Настасья Никулична!
Поднеси-тко скоморошины чару зелена вина,
200 Зелена вина в полтора ведра:
Еще повеселяе стану играть в гусли звончатыя».
И наливает чару зелена вина;
Принимает ён чару единой рукой,
Выпивает ён чару за единый здох
205 И отдает Настасье Никуличной:
«Новобрачная княгиня, Настасья Никулична!
Смотри-тко до дна, увидишь добра,
А не посмотришь до дна, не увидаешь добра».
И опустил ён в чару злачен перстень.
210 И посмотрела до дна Настасья Никулична,
И увидела на дне злачен перстень,
И отошла от Алеши Поповича,
И села подле Добрыни Никитича,
Сама говорила таковы слова:
215 — Не тот мне-ка муж, который подле меня сидит,
А тот мне-ка муж, который супротив меня сидел. —
И взял Добрынюшка Никитич
Того ли Алешеньку Поповича,
И взял как шалыгой поколачивать,
220 Зачал как Алеша поворачиваться,
С боку на бок перевертываться:
«Да ох добро́, да не́ ровно!
Всяк-то на сем свете женится,
225 А не всякому женитьба издавается;
А мне-ка, Алешеньке, не издалась!»
И тот ли Добрынюшка Никитинич
Берет Настасью Никуличну
За те ли за рученьки белыя,
230 Поводит в свой терем златоверховатый.
Дунай, Дунай, Дунай,
Боле пить вперед не знай!
А повышла, повышла, повыкатила
Еще славная матушка Волга-река,
Она мест шла во три тысячи,
Она ручьев пустила семьдесят,
5 А рек побрала себе — и сметы нет,
Славны леса Смоленские
И высоки горы Сорочинские,
И быстра Волга-матушка под Казань подошла,
А хорош переход Нижнего Новгорода
10 Во славный город во Киев.
У славного князя Владимира
Еще был заведен поцестен пир
И (для) всех князей, для всех бояр,
И для всех могучих богатырей,
15 И для всех паляницы удалые.
Еще все на пиру напивалися,
Еще все на пиру наедалися,
А один добрый молодец расхвастался:
— Еще я, молодец, из похода пришел,
20 Был во походе семнадцать лет,
Бился я, дрался с Невежею,
Дайте теперь во мне сменушку!
Еще службу-работку наметывали
На того ли Добрыню Никитьевича.
25 Тут ли Добрынюшка запечалился,
Повыстал молодец, пошел к матери
И своей матушке рассказывал,
Перед ней он все расплакался:
— Эх ты, мать моя, матушка родная,
30 Ты зачем спородила несчастного молодца,
Уж ты смелостью меня не смелого
И силою меня не сильного,
Красотою меня не красовитого,
Кудрями меня не кудреватого,
35 Поступочком меня не щипливого,
Богачесьтвом не богатого.
Отвечала Добрыне родна матушка:
— Уж я рада ли спородила молодца
Силою тебя во Дюка Степановича,
40 А смелостью во Илью Муромца,
Красотою в Сотка Новгородского,
Кудрями в царевича Кудреевича,
А поступочкой в Чурилу, сына Пленковича,
А богачесьтвом в Самсона Колубаньевича,
45 Но таковы (!) ты, чадо, сам спородился.
Справлялся тут Добрыня во дальний поход,
И своей жене сам наказывал,
Еще той Катерине Микуличне:
— Живи, моя Катерина Микулична,
50 Пройдет того времени три года,
Ты, моя хозяюшка, замуж не ходи;
Пройдет того времени шесть годов,
Ты, моя хозяюшка, замуж не ходи;
Пройдет того времени девять годов,
55 Тогда, моя хозяюшка, взамуж пойди,
Не ходи ты за гостя торгового,
За того ли Алешу Поповича,
А выбирай-ко ты, хозяюшка, напротив меня.
И поехал Добрынюшка во дорожку дальнюю.
60 И прошло того времени целый год,
И ездил Алешка во поле Куликовское,
И видел — Добрыня убит-ранен лежит,
Еще резвыми ногами во ковыль во траву,
А больной головой во ракитов куст,
65 Еще ручки его поразметаны,
А конь его гуляет уж во диких степях.
— А поди-ка, князь, да и сватайся
На той ли Катерине Микуличне.
И пошел князь да и сватался
70 На той Катерине Микуличне.
Она долго на слова не сдавалася,
Она все наказанья держалася,
Еще все наказанья Добрынюшкина.
Но тут уж князь приневолил ей идти,
75 А о пятницу — день рукобитья был,
А (в) воскресенье день будё свадебка.
Не ясен сокол во пролет пролетывае,
Еще выехал Добрыня ко Киеву,
Ко славному князю Владимиру.
80 И встречает его Илья Муромец,
Илья Муромец сын Иванович.
И речь заводит сын Иванович,
И начал Добрыне рассказывати:
— Что твоя-то хозяюшка замуж пошла
85 За того ли гостя торгового,
За того ли Алешу Поповича.
Еще в пятницу день рукобитья был,
А (в) воскресенье день будё свадебка.
Тут некогда Добрыне расспрашивати,
90 Еще некогда с Ильей разговаривати,
И поехал Добрыня к себе во двор.
На Добрыне платье звериное,
На Добрыне шапка звериная,
Не узнала тут Добрыни родна матушка.
95 — Еще помнишь ли, мать, помнишь ли —
У Добрыни на правом плече три знамены были.
Тут признала Добрыню родна матушка.
— Еще первое-перво слово не радостное
И второе слово не радостное:
100 Что твоя-то хозяюшка взамуж пошла,
Она на слова не сдавалася,
Все приказанья держалася,
Невеселу ей князь приневолил тут,
В пятницу день рукобитья был,
105 Сегодня день у них свадебка.
— Принеси мне, мать, платье скоморошее,
Принеси-ка мне, мать, доску гусельную,
Принеси-ка шелыгу подорожную,
И поеду к Алешке на свадебку.
110 Еще сел скоморох на упечинку,
Еще стал скоморох гусли поигрывать, —
Еще перва-то струна из Цариграда,
А вторая-то струна из-за синя моря,
А третья-то струна выговаривала
115 Это все прохожденье Добрынюшки.
И никто на пиру не сдогадается,
И одна на пиру сдогадалася
Еще та ль Катерина Микулична.
Говорит она таковы слова:
120 — Запустите скомороха во почестен пир,
Еще первое-то место подле меня садись,
А второе-то место супротив на скамье,
А третье-то место — куда сам пожелаешь.
И сел скоморох супротив на скамье,
125 Чару наливал — сам выпивал,
А другую наливал — Катерине подавал:
— Пей, Катерина Микулична,
Пей до дна и найдешь добра,
А не будешь пить до дна — не найдешь добра.
130 И пила Катерина Микулична,
И пила до дна, и нашла добра,
И нашла добра — свой златой перстень,
И которым обвенчалась первый раз.
— И не тот мне-ко люб, кто подле меня сидит,
135 А еще тот мне-ко люб, кто противу на скамье,
Захватил он Алешку за густы кудри,
Потащил он Алешку через стол, через стол,
Ударял он шелыгою Алешу по бокам —
Ку́канье не слышно бу́канья.
140 И три раза Алешка женатый был,
И не разу Алешка с женой не спал,
А третий (раз) женатый был лучше всех —
Он оставил безвечье вековечное.
Отправлялся Добрыня во чисто полё,
Не на много ведь поры, да на двадцеть два года.
Оставляёт он свою да любиму семью,
Любиму свою семью, да молоду жону:
5 «Если сполнится мне да двадцеть два года,
Не сиди-то ты моя да молода жона,
Не сиди-то ты вдовой горькою,
Ты поди-ко-ся за ина́ замуж,
Хошь за барина поди, хошь за буярина,
10 Не ходи толькё за Олёшенькю Поповица,
Олёшенька мне будёт крестовой брат».
Заводилосе у князя пированьё-столованьё,
Сидели они да на чесном пиру,
Как запала-то ведь мысель в ретиво серчо,
15 Как задумал-ыть Олёшенька женитися,
Как на той-то вдовы да на Добрыниной:
«Уж ты, батюшко Владымир стольнёкиевской!
Ты позволь мне-ка женитися на Добрыниной вдовы».
Отвечат ему Владимир стольнёкиевской:
20 — Может быть Добрыня еще сам живой. —
Говорит Олешенька Поповиц млад:
«Я давно ведь-то ездил во чисто полё,
Сквозь Добрынюшка трава растёт,
Сквозь Микитица цветы цветут;
25 Ты позволь мне на ней женитися,
Ты же сам будёшь мне-ка батюшком,
А княгина-то Апраксия место матушки,
Как ты, старой да Илья Муромець,
Ты же мне быть ты тысецким;
30 Как, Цюрило Голошапишко,
Ты будёшь мне ходить да место дружки-то».
Срежалисе они да со князём-то,
Как пошли-то ведь да со князем поездом,
Ише к той-то ведь Добрыниной родной матушке;
35 Шли-то ведь они да ноцьным временём,
Как колотятся они у Добрыниной у матушки,
Как у тех же ведь ворот да у крылецныих;
Выходила-то Добрынина родна матушка:
«Ише хто же тут колотитце ноцным временём?
40 Ише воры-то или разбойники?»
Отвецат на то Владымир стольнёкиевской:
— Запускай нас, Добрынина родна матушка,
Мы идём ведь к Добрыне на почесен пир. —
Запускала их Добрынина родна матушка,
45 Не воротят они в лёжню теплую,
Ище прямо всё идут да в лёжню спальнюю,
Где-то спит его да молода жона;
Заходил Владымир стольнёкиевской,
Как со тем же ведь Олёшинькой Поповицом,
50 Как со тем же ведь стары да Илья Муромцом,
Говорят они Добрыниной молодой жоны:
«Ты ставай-ко-се, вдова, с кроватоцьки,
Ты ставайко-се с постелюшки пуховоей,
С кроватоцьки ставай-ко со тисовоей,
55 Надевайся ты во платьицо во цветное,
Ты поди-ко-се с Олёшой ко божьей церкви,
Принимай-ко-ся с Олёшой золоты винчи».
Тут не белая лебедушка восклыкала,
У Добрыни молода вдова заплакала,
60 Как ставала ведь она да со кроватоцьки,
Как брала она в руки да золоты ключи,
Отмыкала она ящики окованны,
Вынимала она умываньицо румяное,
Вынимала она своё да платье цветноё,
65 Надевала она своё да платьё цветноё;
Еще брал-то ей Олёша да праву руку,
Как повёл-то ей Олёша во божью церкву,
Принимали они винчи да золотые с им.
Были у Добрыни три у́техи,
70 Были три ворона кормлёныи,
Полетели эти вороны кормлёныи,
Где ведь спит-то ведь Добрыня во чистом поле,
Ище спит-то ведь Добрыня во белом шатре;
Как один-от ведь садилса на сырой дуб,
75 Как другой-от ведь садилса на бел шатёр,
Как трете́й-от ведь садилса на сыру землю;
Как первой-от ворон-от воскуркаёт, —
Как удро́гла ведь матушка сыра земля;
Как второй-от ведь ворон-от воскуркаёт, —
80 Как сухое-то пенье поломалося;
Ищэ третей-от ведь ворон-от воскуркаёт, —
Как наш-то ведь доброй молодец пробужаитце,
От великою хмелинки просыпаитце:
«Видно есть у нас над городом невзгодушка».
85 Как сряжалса ведь Добрынюшка Микитьевич,
Как сбирал-то ведь Добрыня свой белой шатёр,
Поворот дёржит Добрынюшка во свой город.
Приежжал-то Добрынюшка ноцьным временём,
Как колотитце Добрыня у своих ворот,
90 Выходила ведь Добрынюшкина родна матушка:
«Ище хто же тут колотитце ноцьным временём,
Ище воры ли вы ходите, розбойники?»
— Ётпирай-ко-ся ты, матушка родимая!
Запусти-ко ты меня, удала добра молодца. —
95 Как заходит ведь Добрыня да в гриню светлую,
Как заходит ведь Добрыня в спальну ложную,
Как ведь нет-то его да молодой жоны,
Ище спрашиват свою да родну матушку:
— Ище где моя да любима жена? —
100 Как не белая береза росшаталася,
Не зеленая к земле да приклонялася,
Да падала-то Добрынина матушка во резвы ноги:
— Недавно ведь у нас был Владымир стольнокиевской,
Ишшо с тем же ведь Олёшенькой Поповицом,
105 Увели-то у Добрынюшки молоду жону. —
«Уж ты дай мне-ка, матушка, благословеньицо,
Как сходить-то ведь к Олёшеньке на свадебку».
Говорила ему матушка родимая:
— Ты пойдёшь, мое дитятко, на свадебку,
110 Ище много крови ты прольёшь напрасноей.
«Я не пролью, матушка, крови напрасноей:
Ище ейно-то ведь дело невольноё».
Надевал-то ведь он платьицо калицеско,
Заходил-то ведь Добрынюшка на свадебку,
115 Как сидят-то они за столами за дубовыми,
Как сидит-то жена с Олёшенькой Поповицом;
Наливали калике чару зелена вина,
Подавал калике князь да стольнокиевской,
Подходил-то ведь Добрыня к дубову столу,
120 Ище брал он ведь чару во праву руку,
Как за цяроцькой Добрыня выговариват:
«Тебе дай боже, Владымир, ходить батюшком».
Наливают калике чару зелена вина,
Подаваёт калике княгина мать Апраксия,
125 Как приходит-то калика к дубову столу,
Как берёт он цяру во праву руку,
Как за чарой Добрыня выговариват:
«Те подай боже, княгина, ходить матушкой!»
Наливают калике чару зелена вина,
130 Подавает калике Илья Муромець,
Как берёт-то калика во праву руку,
Как за чарой сам выговариват:
«Те да(й) бог, Илья, да ходить тысецьким».
Наливат цару Олёша-то Поповиц-от,
135 Подават цару Олёшенька Добрынюшке,
Как берёт-то Добрыня во праву руку,
Ище пьёт-то цяру со една духу,
Как за царой сам выговариват:
«Те подай боже, Олёша, во совете жить!»
140 Наливаёт-то ведь чару молода жона,
Ище пьет-то ведь Добрыня с едина духу:
«Те подай боже, молодушка, согласно жить!»
Как сымаёт-то Добрынюшка с правой руки,
Как с правой-то руки да злачёной перстень,
145 Роздвигала-то ведь она дубовы столы,
Да падала ему да во резвы ноги:
— Ты прости меня, Добрыня, во первой вины:
Как мое-то ведь дело подневольнеё. —
Как он брал свою жену да за праву руку:
150 «Поздравляю тебя, Олёша, с молодой жоной!
Благодаряю тебя ведь, князь да стольнокиевской!
Ты на што надеелса, Илья Муромец?
Вы уж взяли жену да от жива мужа».
Поезжает Микита во цисто́ полё
Ко тому ли ко каменю ко Златырю,
Ко тому ли ко кружалу к осудареву;
Наказуёт Никита своей матери:
5 «Уж ты гой еси, маменька родимая!
Как пройдёт-то тому времени три года,
Пройдёт-то тому времени шесь годов,
Пройдёт-то тому времени деве́ть годов,
Пройдёт-то тому времени двенадцеть лет,
10 Настанет тут летико тринадцато, —
Бери ты, моя мать, да золоты́ клюци,
Отмыкай-ко, моя мать, да золоты ларьци,
Ты бери-ко, моя мать, да золоту казну,
Ты клади-ко по церьквам да по мона́стырям,
15 Ты служи-ко обедни с панафидамы.
Молода моя жона, ты вдовой сиди,
Ты вдовой сиди, да хоть заму́ж пойди,
Ты за кне́зей пойди, да хошь за бо́яров,
За купцей-госьей пойди да за торговыих;
20 Не ходи ты за Олёшу за Поповиця:
Мне Олёшенька Поповиць да крестовой брат».
Только видели Микитушку срежаюцись,
А не видели Микитушку поезжаюцись;
Только дым идёт, да куреву́ха бьёт.
25 Шьшо прошло-то тому времени три года,
Шьшо прошло-то тому времени шесь годов,
Шьшо прошло-то тому времени деве́ть годов,
А прошло-то тому времени двенадцеть лет,
Шьшо настало-то летико тринадцато, —
30 Шьшо брала его мать да золоту казну,
Она клала по церьквам да по мана́стырям,
Шьшо служила обедни с панафидамы.
Молода его жена да всё заму́ж пошла,
Не за кне́зей пошла, да не за бо́яров,
35 Не за тех купцей торговыих;
Шьшо пошла она за Олёшу за Поповиця.
Поезжаёт Микита из циста́ поля.
От того ли он от каменя от Златыря,
От того ли от кружала государева, —
40 Шьшо настрецю Микитушке три старици,
Шьшо три старици настрецю, три манашици.
«Уж вы гой еси, старици манашици!
По-старому ли стоит у нас каменна́ Москва?
Жива ли во дому да родна матушка?»
45 — По-старому стоит да каменна Москва,
Жива у тя в дому да родна матушка;
Молода твоя жона да всё заму́ж пошла.
Не за кне́зей пошла, да не за бояров,
Не за тех гостей торговыих;
50 Шьшо пошла она за Олёшу за Поповиця. —
Скиныва́л он своё да платье цьветноё,
Одевал он себе да платьё цёрноё,
Платьё цёрноё, спасёноё,
Приходил к своей полаты к белой каменной.
55 «Уж ты гой еси, Никитина родна матушка!
Ты пусти-косе меня да обогретисе.
Тебе сын-от Микита всё поклон послал;
С одного мы с Микитой блюда кушали,
За одну мы с Микитой думу думали».
60 — Не в глаза ты, калика, надсмехаласе! —
Соходил он во полату в белу каменну,
Он садилсэ на пецьку на муравлёну,
Он просил у матери родимой гусёлышок весёлыих.
Заиграл он, Никитушка, в гусёлышка, —
65 С боку на́ бок полатушка покацяласе,
Все тут в полатушке да поспужалисе.
Скинывал тут Никита платьё цёрноё,
Одевал тут Микита платьё цветноё,
Он падал Микита ро́дной матушке во резвы́ ноги.
70 Он брал тут Олёшу-ту Поповиця за жолты́ кудри,
Бросал тут Олёшу о сыру землю;
Он брал тут к себе молоду жону.
Поежжаёт Микитушка Добрынюшка,
Поежжаёт он за три-то поля, за три цистые,
Он за три-то моря да за три синие.
Оставляёт он ведь свою молоду жону,
5 Молоду жону Настасью Микулисьну;
Оставляёт он ведь да своей матёнке,
Своей матёньке Ефельмы да Тимофеёвны:
«Ты кормилиця да моя матёнка!
Уж ты пой-корми мою молоду жону,
10 Уж ты пой-корми да на добро уци. —
Ишше жди меня, Настасья Микулисьня,
И год и два и три меня жди,
И друга́-та три да ишша третья́-та три,
Ишша третья-та три да и цетвёрта три,
15 Ишша ето выходит да двенадцеть лет».
Поехал Микитушка Добрынюшка
Он за три-то поля да за три цистые,
Он за три-то моря да за три синие,
Он за камень-от да всё за латыр-о(т).
20 Жила его Настасья Микулисьня,
Жила как она да она три года;
Она проситсе богоданной да своей матушки:
«Богоданная да моя матушка!
Ты спусти-тко меня да на улицю
25 Ты со Таньками да всё со Маньками,
Ты со крепкима меня да провожа́тами (так)».
Да спустила ей Ефельма да Тимофеёвна,
Спустила ей со Таньками, со Маньками,
Со крепкима да ей провожа́тами (так),
30 Спустила ей да всё на улицю.
Летело королишшо да Церногру́доё,
Унесло как Настасью Микулисьну.
Принёс он ведь ей да к своей матёнке:
«Кормилиця да моя матёнка!
35 Уж ты пой-то, корми мою молоду жону,
Уж ты пой ей, корми да на добро уци».
Жила тут Настасья Микулисьня,
Жила она тут она да три года,
Да жила она тут весь друга́-та три;
40 Она стала проситьсе да во цисто полё:
«Богоданная да моя матушка!
Ты спусти-ко меня да розгулятисе (так),
Погулять-то мене да во цисто полё;
Ты со Таньками спусти да всё со Маньками,
45 Ты со крепкима меня да с провожатами».
Спустила ей богоданна матушка,
Она со Таньками ей да всё со Маньками,
Всё со крепкима ей да провожа́тами (так).
Пошла тут Настасья Микулисьня.
50 Приходила она да ко синю морю, —
Тут пловёт-то лодья да сыродубова.
Она ста́ла в лодью да сыродубову,
Поплыла ведь да к старой матушке,
К старой матушке Ефельмы да Тимофеёвны.
55 Приехал Олёша да из циста поля,
Из-за трёх-то полей да из-за ци́стыех,
Из-за трёх-то морей да из-за си́ниех,
Из-за каменя он да из-за латыря.
Сказал он им: «Ведь Микитушки живого нет».
60 Он стал на Настасьи-то свататьсе.
Отдаёт ей Офельма да Тимофеёвна,
Она силой отдает да ей неволею:
«Прилетит королишшо да Церногрудоё,
Увезет он тебя да от меня-то ведь:
65 Мене больше с тобой да не видатисе».
(Ишша ето выходит всё двенатцеть лет).
Шёл как Микитушка по цисту полю;
Во цистом-то поли да стретил старицю,
Стару старицю да цернорызьницю;
70 Да он спросил ею́:
«Ишша що ведь у мня дома деитьсе?»
— У тобя ведь дома молода жона,
Молода-то жона да всё замуж пошла,
Пошла она за Олёшу да за Поповиця;
75 Приехал как Олёша да из циста поля,
Он сказал: «как Микитушки живого нет»;
Отдаваёт-то ей да твоя матёнка,
Она силой отдават да ей неволею. —
Приехал Микитушка Добрынюшка,
80 Колотилса Микита да у своих ворот.
Не пускат как его да своя матёнка:
«Полно, королишшо да Церногрудоё,
Тебе полно надо мной тебе смеятисе;
Отдаваю я свою ласкову невестушку,
85 Отдала ей да для[7] тебя замуж».
Пнул как воротиця с закрепами,
Он пал ведь как матери во резвы ноги:
«Ты кормилиця да моя матушка!
Каки жа были у твоёго-то серьдецнёго дитятка,
90 У Микиты-то да у Добрыниця,
Каки были его приметоцьки?»
— У мо́ёго-то Микитушки Добрынюшки
Была у его да всё приметоцька:
Що на правой-то руки да на лопатоцьки
95 Было цёрно-то да всё питё́нышко. —
Показал он ей да всё приметоцьку.
Запла(ка)ла Ефельма да Тимофеёвна:
«Ты сердесьнё моё да ты ведь ди́тетко!
Отдала я твою Настасью Микулисьну,
100 Уж я силой отдала да ей нево́лею —
Побоялась королища да Церногрудого,
Отдала я за Олёшу да за Поповиця;
Да приехал Олёша да из циста поля,
Сказал он: «Микиты-то живого нет».
105 — Ты кормилиця да моя матушка!
Неси-тко мне да платьё цветноё,
Неси-тко мине да золоты́ гусли;
Пойду я к Олёшеньке на сва́дебку. —
Говорит как его да родна матушка:
110 «Серьдеснё ты да моё ди́тетко!
Не ходи-тко к Олёшеньке на сва́дёбку.
У Олёшеньки свадёбка грозная:
Владимер-от князь да едёт ты́сяцьким,
Кнегина Опраксея едё сва́тьюшкой:
115 У ворот-то стоят да приворотницьки,
У дверей-то стоят да всё притворницьки».
Одеваёт как Микита да платьё цветноё,
Берёт он свои да звоньцеты гусли,
Он идёт к Олёшеньке на свадёбку.
120 У ворот-то стоят да приворотницьки,
У дверей-то стоят да всё притворницьки,
Пехал он ведь во корма́н руку,
Он давал ведь как им да злата-серебра.
Пропускали его да приворотницьки,
125 Не дёржали его да всё притворницьки.
Зашёл как Микита в золоту́ грыню:
Стоит как Олёша да с молодой жоной,
С молодой-то жоной да за дубовы́м столом
Заиграл как Микита да в звоньцеты́ гусли.
130 Услыхала как кнегина Опраксея:
«Давно ети гусельци не слышыли (так),
Давно ети гусельци не играны
После того-то Микитушки Добрыниця».
Увидала тут Настасья Микулисьня,
135 Увидала как Микитушку Добрыниця;
Она хо́цё скака́ть цересь столы дубовые,
Она хо́цё скака́ть цересь есвы сахарные.
«Не скаци́, моя Настасья Микулисьня;
Хоцёшь, Настасья, да ты круго́м обойди».
140 Он брал как Олёшу да за церны́ кудри.
Он кидал как Олёшу да из засто́лья вон,
Он кидал тут Олёшу да он ведь до́ смерти.
Он взял как Настасью Микулисьну,
Пошёл он ведь да к своей матёнке.
В стольном городе в Киеве,
Что у ласкова сударь-князя Владимера
Было пирование-почестной пир,
Было столование-почестной стол
5 На многие князи и бояра
И на русския могучия богатыри.
А и будет день в половине дня,
И будет стол во полустоле,
Владимер-князь распотешился,
10 По светлой гридне похаживает,
Черны кудри расчесывает,
Таковы слова поговаривает:
«Есть ли в Киеве тако(й) человек
Из сильных-могучих богатырей,
15 А кто бы сослужил службу дальную,
А и дальну службу заочную,
Кто бы съездил в орды немирныя
И очистил дороги прямоезжия
До моево тестя любимова,
20 До грозна короля Этмануила Этмануиловича;
Вырубил чудь белоглазую,
Прекротил сорочину долгополую,
А и тех черкас петигорскиех
И тех калмыков с татарами,
25 Чукши все бы и алюторы?»
Втапоры большой за меньшева хоронится,
А от меньшева ему, князю, ответу нет.
Из тово было стола княженецкова,
Из той скамьи богатырские
30 Выступается удал добрый молодец,
Молоды Добрыня Никитич млад:
«Гой еси, сударь ты мой дядюшка,
Ласково со(л)нцо Владимер-князь!
Нет у тебя в Киеве охотников,
35 Быть перед князем невольником.
Я сослужу службу дальную,
Службу дальную заочную,
Съезжу я в орды немирныя,
Очищу дороги прямоезжия
40 До твоего тестя любимова,
До грозна короля Этмануила Этмануиловича,
А и вырублю чудь белоглазую,
Прекрочу сорочину долгополую,
А и тех черкас петигорскиех
45 И тех колмыков с татарами,
Чукши все и алюторы?
Втапоры Владимер-князь
Приказал наливать чару зелена вина в полтора ведра,
И турей рог меду сладкова в полтретья ведра,
50 Подавали Добрыни Никитичу,
Принимает он, Добрыня, единой рукой,
Выпивает молодец едины́м духо́м
И турей рог меду сладкова.
И пошел он, Добрыня Никитич млад,
55 С княженецкова двора
Ко своей сударыни-матушки
Просить благословение великое:
«Благослови мене, матушка,
Матера вдова Афимья Александровна,
60 Ехать в дальны орды немирныя,
Дай мне благословение на шесть лет,
Еще в запас на двенадцать лет!»
Говорила ему матушка:
«На ково покидаешь молоду жену,
65 Молоду Настасью Никулишну?
Зачем же ты, дитетка, и брал за себе?
Что не прошли твои дни свадебные,
Не успел ты отпраз(д)новати радости своей,
Да перед князем расхвастался в поход итить?»
70 Говорил ей Добрынюшка Никитьевич:
«А ты гой еси, моя сударыня-матушка,
Честна вдова Афимья Александровна!
Что же мне делать и как же быть?
Из чево же нас, богатырей, князю и жаловати?»
75 И дает ему матушка свое благословение великое
На те годы уреченныя.
Прощается Добрыня Никитич млад
С молодой женой, с душой Настасьей Никулишной,
Сам молодой жене наказывает:
80 «Жди мене, Настасья, шесть лет,
А естли бо не дождешься в шесть лет,
То жди мене в двенадцать лет.
Коли пройдет двенадцать лет,
Хоть за князя поди, хоть за боярина,
85 Не ходи только за брата названова,
За молода Алешу Поповича!»
И поехал Добрыня Никитич млад
В славныя орды немирныя.
А и ездит Добрыня неделю в них,
90 В тех ордах немирныех,
А и ездит уже другую,
Рубит чудь белоглазую
И тое сорочину долгополую,
А и тех черкас петигорскиех,
95 А и тех калмык с татарами,
И чукши все и алюторы, —
Всяким языком спуску нет.
Очистил дорогу прямоезжую
До ево-та тестя любимова,
100 До грознова короля Этмануила Этмануиловича.
А втапоры Настасьи шесть лет прошло,
И немало время замешкавши,
Прошло ей, Никулишне, все сполна двенадцать лет,
А некто́ уже на Настасьи не сватается,
105 Посватался Владимер-князь стольной киевской
А за молода Алешуньку Поповича.
А скоро эта свадьба учинилася,
И скоро ту свадьбу ко венцу повезли.
Втапоры Добрыня едет в Киев-град,
110 Старые люди переговаривают:
«Знать-де полетка соколиная,
Видеть и пое(з)дка молодецкая —
Что быть Добрыне Никитичу!»
И проехал молодец на вдовей двор,
115 Приехал к ней середи двора,
Скочил Добрыня со добра коня,
Привезал к дубову столбу,
Ко тому кольцу булатному,
Матушка ево старехунька,
120 Некому Добрынюшку встретити.
Походил Добрыня во светлу гридню,
Он Спасову образу молится,
Матушке своей кланяется:
«А ты здравствуй, сударыня-матушка,
125 Матера вдова Афимья Александровна!
В доме ли женишка моя?»
Втапоры ево матушка заплакала,
Говорила таковы слова:
«Гой еси, мое чадо милая,
130 А твоя ли жена замуж пошла
За молода Алешу Поповича,
Ныне оне у венца стоят».
И походит он, Добрыня Никитич млад,
Ко великому князю появитися.
135 Втапоры Владимер-князь
С тою свадьбою приехал от церкви
На свой княженецкий двор,
Пошли во светлы гридни,
Садилися за убраныя столы.
140 Приходил же тут Добрыня Никитич млад,
Он молится Спасову образу,
Кланеется князю Владимеру и княгине Апраксеевне,
На все четыре стороны:
«Здравствуй ты, асударь Владимер-князь
145 Со душою княгинею Апраксеевною!
Сослужил я, Добрыня, тебе князю, службу заочную,
Съездил в дальны орды немирныя
И сделал дорогу прямоезжую
До твоего тестя любимова,
150 До грознова короля Этмануила Этмануиловича;
Вырубил чудь белоглазую,
Прекротил сорочину долгополую
И тех черкас петигорскиех,
А и тех калмыков с татарами,
155 Чукши все и алюторы!»
Втапоры за то князь похвалил:
«Исполать тебе, добрый молодец,
Что служишь князю верою и правдою!»
160 Говорил тут Добрыня Никитич млад:
«Гой еси, сударь мой дядюшка,
Ласково со(л)нцо Владимер-князь!
Не диво Алеши Поповичу,
Диво князю Владимеру —
165 Хочет у жива мужа жену отнять!»
Втапоры Настасья засавалася,
Хочет прямо скочить, избесчестить столы.
Говорил Добрыня Никитич млад:
«А и ты душка Настасья Никулишна!
Прямо не скачи, не бесчести столы, —
170 Будет пора, кругом обойдешь!»
Взял за руку ее и вывел из-за убраных столов,
Поклонился князю Владимеру,
Да и молоду Алеши Поповичу
Говорил таково слово:
175 «Гой еси, мой названой брат
Алеша Попович млад!
Здравствуй женивши, да не с ким спать!»
Пазволила младцу маминькя вы яхотнички,
Да ва те было ва яхотнички, ва разбойнички.
Ай да яхотушку дяржал он да ровна тридцать лет;
На тридцатом-то гадочки яму́ сон привидился,
5 Будта яво маладая жана ана замуж идет
За таво было за Ялешу ана за Поповича,
Как за девичья-то та за насмешничка,
Ну за бабьява была ана пирялесничка:
Пиряльстил бы Алёша яво маладу жану.
10 Ой как и тут жа добрай моладец он и патривожился,
Брал сваю уздечку он письменнаю,
Он обратывал Добрыня он добра сваво каня,
Он сядлал яво сиделицам он и всё ня владанам,
Падкладал он да патник все шалковай,
15 Падтягал он да падкружачки письменнаи,
Он и брал с сабою плетичку он двухпуднаю.
Он и бил каня сваво па крутым бидрам,
Да и сам жа он кане сваму толька приказывал:
«Ты няси, няси, добрый конь, мине паскарея дамой,
20 Ой выши лесу, выши темнава стаячива,
Ты немнога всё панижи облака хадячива».
Ой падбягаить всё Добрыня ка широкаму двару,
Он и бьет капьем младец аб варотички;
Все дубоваи виреюшки ани пакачнулися,
25 Ну жалезнаи задвижки ани атдвигнулися,
Ну ришотчаты варотачки настиж растворилися,
Ну и брякнула калечка ана сиребриная,
Ну бряхнула всё сабачка ана всё барзых кабялей.
Ну выходит там старушка ана старинькая,
30 Вот таво было Дабрыни мать да родимая:
«Ой, што за пьяница тут, за пропоица таскаитца?
Ой па затыльицу ай пьяница да дажидаитца?»
— Ай я ня пьяница, ни пропоица, твая чадушка. —
«Ой да ты врешь, моладец, врешь ты, аблыгаися!
35 Ты пашто-та маю старость ты абманаваишь?
Да маё толька чадушки ровна тридцать лет нет,
Да у маёй было у чадушки справа ни еткая:
У маей только чадушки конь как лев рявел,
А справа маладецкая как жар гарит».
40 — Да ты маминька, маминька, мать радимая!
Добрай мой конь вот весь изъездился,
Мая справа маладецькая вся изаржавела. —
Тут и падала яво маминька на сыру землю.
Ой падхватил он сваю маминьку под белыя руки,
45 Он панес вы палаты белы каменнаи;
Он и входит ва палаты, богу ня молитца,
И к часной и к биседушки он да ня кланяитца;
Он и сел жа всё младец да в бальшом мести,
Ва том жа ва местички, только всё на коннички,
50 Ой он и брал жа он гусли да званчатаи,
Падтягал он да и струны всё шалковаи,
Заиграл он таю песню, песню приюнывнаю:
«Ты Марина, ты Марина, дочь Ивановна!
Спомни, спомни ты, Марина, как мы с табой игравали
55 Да ты спомни, ты Марина, как мы винчалися,
Да ты спомни, ты Марина, чем мы обручалися,
Пагляди-ка ты, Марина, в мине залатой перстинь».
Как Алёша да Попович он и патрявожился.
Патривожимшись, он, Алеша, на пабег он патянул. —
Как и с вечера Добрынюшка ведь он пил гулял,
Со полуночи, добрый молодец, он коня седлал,
Ко бело́й заре он, Никитьевич, со двора съезжал;
Его родная матушка провожать пошла.
5 Провожала его родная матушка, слезно плакала,
Во слезах-то родная стала спрашивать:
— Ты когда же, мое чадушко, вот домой будешь?
— Да и жди меня, родная матушка, ровно в три года,
Если в три года не буду, жди меня в шесть годов,
10 Если в шесть годов не буду, жди меня в девять лет,
А в девять лет я не буду, тогда поминай меня;
Молодая моя жена пущай она замуж идет,
Мои мелкия детушки тогда сироты будут.
Не светило бы красное солнышко оно девять лет,
15 На девятый год красное солнышко оно просияло
Да над теми над сенями над вдовиными
И над теми над воротами над решетчатыми,
Воротился добрый молодец на родиму сторону —
Покончил Добрынюшка службу царскую.
Жил-был добрая Добрынюшка,
Добрая Добрыня сын Микитинец.
У его была жена очень хорошая,
Хорошая да красивая,
5 Хорошо жили они с Добрынюшкой.
Уезжал добрый молодец да сын Микитинец,
Он во дальнюю да во долинушку.
Не спущат его да жена верная,
Жена верная да хорошая,
10 Да во дальнюю его да во долинушку:
— Ты уедешь, Добрынюшка,
Как на годы да ты на долгие,
Куда оставишь меня, да горем горькую,
Горем горькую да горемычную?
15 — Если я уеду долго, женушка,
Уж ты жди меня да через три года,
Через три года не буду — через шесть годов,
Через шесть годов не буду, жди меня двенадцать лет,
Через двенадцать лет не буду — хоть замуж пойди,
20 Хоть замуж пойди, а хоть вдовой живи,
Не ходи замуж ни за купца, ни за боярина
И ни за сильнего Алешеньку Поповича,
Он ведь бабий был да насмешничек,
А девочий был да обманщичек,
25 Он над бабами да насмехается,
Он ведь девками да пофаляется.
Они с доброей Добрынюшкой да распрощаются,
Поезжает он да распрощается,
С своей женкой да расставается,
30 Тут уехал добрая Добрынюшка сын Микитинец.
Через три года нету доброго Добрынюшки,
И через шесть годов все нету Добрынюшки,
И через двенадцать лет нету Добрынюшки.
Тут бежит курьер молоденький,
35 Он со весточкой да он не с радостной.
Что убит добрая Добрынюшка сын Микитинец
У врагов да ненавистныих.
Женка плакала да горюнилась
По своем доброем Добрынюшке да сын Микитинец.
[Далее не знает, считает это концом.]
Ох далече, ох далече во чистом поле,
А еще того подале — во раздольице
Выбегало тут стадечко звериное,
Что звериное, звериное — змеиное.
5 Наперед-то выбегает Скипер-зверь,
На Скиперу-зверю шерсть бумажная,
Круты роги и копытички булатные,
Отбегает Скипер-зверь ко Непре-реке —
В Непре-реке вода вся возмутилася,
10 Круты красны бережочки зашаталися,
Со хором, братцы, вершочки посвалялися.
Как зачуял вор-собака нарожденьице:
Народился на святой Руси, на богатой
Молодешенек Добрыня сын Никитьевич.
15 Ох далече, ох далече во чистом поле,
Еще того подале — во раздольице
Что не белая береза к земле клонится,
Что не сын-то перед матерью склоняется:
— Отпусти же меня, матушка родимая,
20 Да на все на четыре на сторонушки.
— Ох, дите ли, ох, дите ли, чадо милое,
На кого ж ты покидаешь свою матери?
— Покинаю свою матушку на бога.
— На кого ж ты покинаешь молоду жену?
25 — Молодой жене давно было приказано:
Через девять лет в десятый день[8] замуж иди.
Не ходи, моя Настасья, за Олешеньку:
Как Олеша-то Попович вор насмешлив был,
Он охоч был смеятися чужим женам,
30 Что чужим женам, молодым вдовам,
Молодым вдовам, красным девушкам.
Как во да́лече-дале́че во чисто́м поле́,
А еще того подальше — во раздольице
Собиралося тут стадечко звериное,
А звериное-то стадечко серых волков.
5 Наперёд бежит собака лютой Ски́ман-зверь.
А на Скимане-то шорсточка булатная,
Еще уши у собаки, как востры копья.
Прибежал-де вор-собака ко Днепру-реке,
Засвистал-де лютой Скиман по-звериному,
10 Зашипел-де вор собака по-змеиному.
Со его-то ли со сильного со по́свисту
У Днепра-реки круты брега́ рассы́пались,
Бела рыбица в Днепре-реке на ни́з пошла,
Ко тому ли славну городу ко Киеву,
15 Ко тому ли велику́ князю́ Владимиру.
А во да́лече-дале́че во чисто́м поле́,
Что не белая береза к зе́мле клонится,
Не бумажные листочки расстилаются,
Еще кланялся Добрыня своей матери,
20 И просил он ве́лика благословеньица,
Чтоб идти ему на то поле на ратное,
Что сменить бы с каравулу свово дедушка,
Что старо́го казачка да Илью Муромца.
Как возговорит его родима матушка:
25 — Ох ты ой еси, родимо мое дитетко!
На кого ты оставляешь свой широкий двор?
— Оставляю, спокидаю двор на матушку.
— На кого ты оставляешь молоду жену?
— Молодой жене даю я на́ две волюшки:
30 Отсиди́ она года свои урошные,
Хошь заму́ж она иди, хошь во вдова́х сиди;
Хошь за барина иди, хошь за боярина,
Хошь за сильного могучего бога́тыря,
Только не ходи за Лёшу за Поповова.
Да как во да́лече — дале́че во чисто́ём поле́,
Да как еще того подале во раздольице,
Ах не грозная-то тут туча подымается,
А подымалося тут стадечко звериноё,
5 Как звериное-то стадечко серы́ех волков.
Наперёд бежит собака лютой Скиман-зверь.
Как на Ски́манушке шорсточка булатная,
Е́ще уши у собаки, как востры́е копья́.
Подбегает вор-собака ко Непру́ быстру́,
10 Закричал-де вор-собака по-звериному,
Ох засвистал-де вор-собака по-змеиному.
Ох со того ли да со громкого со по́свисту
Ох у Непра́ быстра́ круты́ берега́ осы́пались
И бела рыбица с Непра́ быстра́ на ни́з сошла,
15 Ко тому ли-де ко городу ко Киеву,
Ох ко тому ли да ко князю ко Владимиру,
Да ко чесно́й вдове Офимье Александровне.
Да что не белая береза к зе́мле клонится,
Да не бумажные листочки расстилаются,
20 Да еще кланялся Добрыня сво́ей маменьке:
— Уж ты ой еси, родима́ моя маменька,
Ты, чесна́ вдова Офимья Александровна!
Ах уж ты дай-ко мне свое благословеньице,
Ох как дале́ко мне уехать во чисто́е полё
25 Да как на те ли на поля на Сорочинские,
А на те ли на заста́вы богатырские,
Как сменить бы с караула свово дядюшку,
Мне старо́ва старика да Илью Муромца.
Как возговорит родима его матушка,
30 Ах чесна́ вдова Ефимья Александровна:
— Ох ты ой еси, родимо мое ди́тетко!
На кого ты спокидаёшь свой широкой двор?
На кого ты оставляёшь молодую жену?
— Да спокидаю свой широкой двор на матушку,
35 А жене своей даю я на́ две волюшки:
Отсиди, жена, лета́ свое урошные,
Да хоть замуж поди, жена, либо вдовой сиди,
Да хоть за князя ты поди, либо за барина,
Али́ за сильного могучёго бога́тыря,
40 Ах не ходи-ко за Олёшку за Поповича.
У нашего князя у боярина, у солнышка Владимира, у душечки княгини королеевны было пированьице великое на многие гости богатые, на сильные могучие богатыри. Все на пиру веселы сидят, все на пиру потешаются, с молодыми женами забавляются. Один из них Добрыня невесел сидит, невесел сидит Добрынюшка, нерадошен, он повесил свою да буйну голову, повесил он, потупил свои да очи ясные в белокаменной палате [в]о кирпишшат пол.
Солнышко Владимир князь по светлой светлице похаживат, золотым костылем подпирается, сам говорит таковы слова: «Все у нас на пиру веселы сидят, один-то у нас Добрыня невесел сидит, невесел сидит Добрынюшка, нерадошен, он повесил свою буйну голову, он потупил свои очи ясные. Али тебе, молодец, местице не по вотчинке? Чарочки к тебе не доносятся?» — «Местице твое мне по вотчинке, и чарочки твои доносятся, доносятся и не обносятся. Все-то во Киеве поженеты, один-то я, Добрынюшка, холостой живу, захотелось мне, молодцу, женитися». — «Вот тебе дочери господские, вот тебе дочери поповские, вот тебе дочери купецкие». — «Не надо мне дочери господские, не надо мне дочери поповские и не надо мне дочери купецкие». — «Из-за того, молодец, где-ка хошь женись». — «Возьму-ка я девонюшку хресьянскую. Есть у Силенина у Микулы у серебряника, есть да у него три дочери, на меньшой на дочери на Настасье Никулишне».
Тут царю не пива варить и не вина курить, все готово. Живо посватались. В воскресеньицо было смотреньицо, в понедельничек обручаньице, во вторничек венчаньице. Веселым пирком да и свадебком.
Живет-то Добрынюшка с Настасьюшкой неделюшку, живет-то с Микулишной с месёц, и стал-то он, добрый молодец, от них срежатися во далече чистое поле. И стал-то он Настасьюшке своей наказывать: «Жди-ко меня, Настасья, три годы, дожидай меня, Микулишна, шесть годов, дожидай меня, Микулишна, девять лет, и дожидай меня, Микулишна, двенадцать лет. Двенадцать лет не буду, куды хошь пойди, хоть замуж уйди, только за молодого Алешу за Поповича не ходи, за моего за великого за недруга».
Потом-то он, добрый молодец, стал срежатися во далече чистое поле. И стал-то он с ними распрощатися, и стала его мать благославлять. — «Благослови ты меня, матушка родимая, чесна вдова Уфимья Александровна». — Стала наказывать: «Поедешь, мое дитятко, по зеленым лугам, и поедешь, мое родимое, по чистым полям, и поедешь ты, мое дитятко, по темным лесам, и поедешь ты, мое дитятко, по высоким горам, и приедешь ты, мое дитятко, к синю к морю. Захотись молодцу купатися, не сымай ты с себя шляпу грецкую и турецкую, изымут тебя жары летние петровские».
Так он приехал к синю-то морю и ра...[9] он купатися, а материно благословенье на ум-то и пало. Сколько он купался тут, плавал, первые струечки охотные, вторы-то струечки невольные, видит желты пески, охота до них доплыть, и доплыл, вышел на желты-то пески. Налетает на него змеишше огненное: «Ох, я тебя живого сожру живо!»
Добрынюшка шляпу с себя сдернул, желта песку нагреб и махнул в него. Потом змеишше растянулося, пропал. Потом он вышел назать на берег и поехал, куды ему надо.
Вот доходит двенадцать годов, как он уехал. Стали на Настасьюшке, стали свататься за его за молодого недруга за Алешу за Поповича. И все она не шла, они пушше ее огневали[10] — она пошла, просваталась. Опять у царя не пива варить и вина курить, все у него готово к свадьбе. Уехали они к венцу.
Он и явился, добрый молодец Добрыня Никитич. Не воротами он заезжал, и скакал его доброй конь через каменную стену. Привязывал своего добра коня ко дубовому столбу и к золотому кольцу. Потом-то встречат его матушка родимая, честна вдова Уфимья Александровна: «Не [в]сходило-то красно солнышко три годы, не [в]сходило-то красно солнышко шесть годов, не [в]сходило-то красно солнышко девять лет, не [в]сходило-то красно солнышко двенадцать лет, ноне красно солнышко воссияло у меня». — [В]от он в ноги к матери упал: «Здравствуй, моя родима матушка, чесна вдова Уфимья Александровна! Где же моя да молодая жена Настасья Микулишна?» — «Молода жена твоя у золота венца со твоим-то со великим с недругом со молодым Алешей Поповичем».
Потом он немного ...товал[11] дома. — «Где-то мои золоты ключи? Я пойду в свою золоту казну, я возьму-то свою да золоту гривну, возьму-то свои звончатые гусли. Я пойду-то ко Алешеньке на свадебку и [вз]веселю-то Алешенькину свадебку». — Мать-то ему отвечала: «Лихи у Алеши придворнички, лише того приворотнички, не пропустят-то тебя на свадебку». — «Я не денежкой пройду к нему да не копеечкой, а пройду да целой тысячей».
Приворотничкам давал по денюжке, а придверничкам давал по копеечке, котора-то копеечка во пятьсот рублей. Прошел-то он, добрый молодец, на свадебку, крест-то кладат по-писаному, поклон он ведет по-ученому и кланятся он на все четыре стороны, солнышко Владимиру на особ[ь] статью со его-то княгиней королеевной. Стали они его спрашивать: «Какой ты орды, отчины?» — «Я орды переславской, отчины хресьянской, я веселой скоморох».
Потом они посадили его на место. И стал-то он свои гусельцы натягивать, и стал-то он-то струночки натягивать, и стал-то он по струночкам поха... [похаживать?][12] и стал играть, да все наигрывать. Тут-то поезжана заслушались, молодые на него да загляделися. — «Вот тебе, молодец, три местица, куды хошь, садись».
Стал царю говорить: «Прикажи-ка мне всем по чаре подать».
Берет чару полтора ведра и опускат-то в нее золотой перстень, которым он со Настасьюшкой обручалися, и подносит-то Настасье Микулишне. — «Примай, Настасья, единой рукой, выпивай-ко ты, Микулишна, единым духом. Пить до дна, так видать добра, не пить-пивать до дна, так не видать добра».
Примает Настасьюшка единой рукой, и выпивает единым духом, и вынимает свой золот перстень, и надеват на правую ручку на мизинчик, которым с Добрыней обручалася. — «Хошь я, молодец, через стол скачу, хошь я к тебе кругом обойду». — «Не скачи через стол, не ломай княженецкий стол».
А друженька старой казак Илья Муромец был догадливой, отставляет скамеечку дубовую и пропушшат Настасью Микулишну. И берет-то ее за праву ручку, и ведет ее на улочку, и сам говорит таковы слова: «С весела Алеша женился, да не с кем спать. Не диво на Алешу Поповича, диво-то на солнышка Владимира с его-то княгиной коралеевной».
Потом-то он приводит к матушке ее. — «Матушка родима, честна вдова Уфимья Александровна, бить ли мне жену аль убить молоду?» — «Не бей жену, не убей молоду, дай три грозы три женские, как мужевья своих жен учат».
Тут-то он снимат со туга лука тетивочку, со Настасьюшки белую рубашечку, тут он ее и пообидел[13].
Стали потом жить да поживать.
Как у нашего князя, у боярина,
Как у солнышка у Владимира,
У душечки княгини королеевны
Было пированье великое,
5 Было пированьице, почесен пир
На многие гости богатые,
На сильные могучие богатыри.
Все на пиру пьяны, веселы,
Пьяны, веселы сидят, забавляются,
10 С молодыми-то женами потешаются.
Один-то из них Добрынюшка невесел сидит,
Невесел сидит Добрынюшка, нерадошен,
Он повесил свою да буйну голову,
Он потупил свои да очи ясные
15 В белокаменной палате, в кирпишят пол.
Солнышко Владимир князь
По светлою светлице похаживает,
Золотым костылем подпирается,
Сам говорит таковы слова:
20 — Все у нас на пиру сидят пьяны, веселы,
Пьяны, веселы сидят и потешаются.
Один у нас Добрыня невесел сидит и нерадошен.
Али тебе, молодец, местицо не по вотчинке?
Али чарочки тебе не доносятся, али обносятся?
25 — Нет, местичко мне твое по вотчинке,
И чарочки мне тво[и] доносятся и не обносятся.
Все у тебя во Киеве поженены,
Один я, молодец, холост живу,
Заходись[14] мне, молодцу, жанитися.
30 — И вот тебе дочери королеевски,
Вот тебе дочери восподские,
Вот тебе дочери купецкие,
Вот тебе дочери и поповские.
Из-за того ты, молодец, где-ка хошь жанись.
35 — Не надо мне дочери королеевски,
И не надо мне дочери купецкие,
И не надо мне дочери поповские,
Возьму-то я девонюшку хресьянскую.
У селенина Микулы у серебреника,
40 Есь у него три дочери,
На меньшой дочери, на Настасье Микулишне.
Тут у царя не пива варить и не вина курить.
В воскресеньице было смотреньице,
В понедельничек обручаньицо и венчаньицо.
45 Веселым пирком да и свадебкой.
Жили с Настасьюшкой неделечку,
Стал-то добрый молодец срежатися
Во далече чистое поле,
Стал-то Настасьюшке наказывать,
50 Стал-то Микулишне наговаривать:
— Жди-ко меня, Настасьюшка, три годы,
Дожидай-ко меня, Микулишна, шесть годов,
И жди меня двенадцать лет.
Во двенадцать лет не буду,
55 Куды хошь пойди, хот[ь] замуж пойди.
За моего за великого за недруга,
За молодого за Олешу Поповича не ходи.
Провожала-то его матушка родимая,
Чесна вдова Офимья Александровна,
60 Наказывала-то ему матушка родимая:
— Поедешь ты, мое дитетко, по высоким горам,
И по темным лесам, и по быстрым рекам,
Приедешь, мое дитетко, к синю к морю.
Изымут тебя жары летные и петровские,
65 Захотись тебе, молодцу, в синем море покупатися,
Не сымай-ко с себя шляпу грецкую и турецкую.
Ездил, ездил доброй молодец
И приехал к синю морю.
Изняли-то его жары летные и петровские,
70 И захотись-то ему, молодцу, покупатися.
И стал он купатися,
И не снял с себя шляпу грецкую, турецкую.
Первые струечки заманчивы,
Поплыл по синю морю,
75 А вторы-то струечки невольные,
А желты пески далеко,
И выплыл на желты пески.
Налетат на него змеишо огненное:
— Ох, я тебя живого сожру сейчас!
Он в шляпу нагребат желта песка, как махнул он в змея и убил его, и упал он на воду. Тожно он, доброй молодец, выплыл обратно, тожно он обратился и домой. Приезжает он домой,
80 И наезжает он не воротами,
И скачет его доброй конь через каменну ограду.
Привязывает своего доброго коня
Ко дубову столбу, к золотому кольцу.
И [в]стречает его матушка родимая,
85 Чесна вдова Офимья Олександровна:
— Не [в]сходило-то у мня красно солнышко три годы,
И не [в]сходило-то у меня красно солнышко шесть годов,
И не [в]сходило-то у меня красно солнышко девять лет,
И не [в]сходило-то у меня красно солнышко двенадцать лет,
90 Ныне красно солнышко воссияло у меня.
— Где же, матушка родимая,
Молода жана Настасья Микулишна?
— Молода твоя жана у злата венца
Со твоим-то великим недругом,
95 Со молодым Олешей со Поповичем.
Не сама она своей волей пошла,
Поневолил солнышко Владимир князь
Со своей княгиной королеевной.
— Где же, моя родима матушка,
100 Мои золоты ключи?
Я пойду-то в свою золоту казну,
Я возьму-то свои звончаты гусли,
Я возьму-то свою золоту гривну,
Я пойду-то к Олеше на свадебку,
105 [В]звеселю я Олешину свадебку.
— Не про[й]ти тебе к Олеше на свадебку.
Было у солнышка Владимира пир на весь мир, на многих князев, на бояр, на сильных могучих богатырев. Все на пиру напивалися и все на пиру наедалися, все веселы сидят. Один Добрыня Микитьевич невесел сидит, нерадошен. Спрашивает солнышко Владимир стольно-киевский: «Почему ты невеселой? Али место тебе не по вотчине, али чара тебе не рядо́м дошла, али пьяница тебя обесчестила?» — «Нет, солнышко Владимир стольнокиевский, чара рядо́м дошла, пьяница не обесчестила, а хорошо бы мне, — говорит, — женитися». — «А, — спрашивает, — де у тя невеста?» — «А у меня невеста Настасья Микулична».
Веселы́м пирком да за свадебку.
Ну женилсы. Прожил с жоной три месяца. Уезжаё в цисто поле, жоны и наказывает: «Проживешь три года, можешь идти взамуж, как меня не будет из чиста́ поля́. Только не ходи за Олешу вора Поповича. Олеша мне крестовый брат».
Прожила она шесть годов. Опять был тоже у солнышка Владимира стольно-киевского пир на весь мир. И просит Олеша Попович обженице: «Дозволь, солнышко Владимир столен-киевский, мне женице да повенчаце». — «А где у тя невеста?» — «Настасья Микулична».
Настасье Микуличне ены сватаце пришли. Ена сказала, что: «я шесть прожила за себя, а другие шесть — за́ мужа, за Добрыню Микитьевича. Когда не приеде, тогда взамуж пойду, взамуж пойду через двенадцать годов».
А Олеша съиздил в поездку и рассказывает: «Ехал чисты́м полём и видел Добрынину головушку — Добрынина голова под ку́стом лёжит, вороном выклевана».
Ну вот стали опять сватаце через двенадцать годов. Не своей волей, принудил ей солнышко Владимир столен-киевский, что она да насилу пошла.
А на ту пору — свадьба ихна проходит — а на ту пору и время приезжает Добрыня из чиста́ поля́. Не спрашивает у города огородников, у дверей придвирников, скакал через цереды кирпичные на широкий двор к матери. Говорит: «Скажите моей матушке, чесной вдове Омельфы Тимофеевны, пусть-ко стритит своего сынка бажоного!»
Выходила на крылецько переное, говорила словецько ознобное: «Что ты надо мной насмехаешься, Добрынюшкой называешься? У меня Добрыня не экой был, у Добрыни шуба соболиная, на головушке шапка черномурманьска, на ножках сапожки козловые, золоты кудри из кольца в кольцо, на каждой волосинке по дорогой жемчужинке!» — «Ой ты, желанная моя матушка! А у Добрыни-то шуба овчинная, а на ножках ла́потцы липовые, шапка тожо овчинная».
Снимае он с головы шапку — она его узнала по кудрям. Скакала с крылецька переного прямо Добрынюшке на белу грудь, дак убиласи о цереды кирпицьные.
Она ему и рассказывает: «У нас, матери, по-старому: старые те́рема посыпались, а новые терема пошатились. А твоя молода жена взамуж пошла не своей волей, принудил солнышко Владимир столен-киевский».
Заходит он в свои в палаты белокаменны, умылся, переоделся, надел платьице цветное. «Пойду, — говорит, — к Олеше на поцестен пир».
Заходит в дом, крест кладет по-писаному, поклоны по-уценому, а солнышку Владимиру во особинку, а Олеше цело́м не бьё.
Стали спрашивать, нельзя ли, мол, в гусёлышка сыграть. Разрешили ему. Первый раз заиграл: «Дай-ко, — говорит, — Олешке жонату быть, а одну ночь спать!»
Им понравилась егова игра, и посадили за дубовый стол. Посадили за дубовый стол, наливали цяру зелена вина, зелена вина полтора ведра, тянула полтора пуда́. А выпивал Добрыня на единый дух. И спросил он: «Нельзя ли мне невесты, ну молодой хоть, того, цяры дать зелена вина?»
Наливали ему чару зелена вина подать молодой. Клал он свой обруцяльный золотой перстень: «Пей, Настя, до дна, дак увидашь добра, а не пьешь, Настасья, до дна, дак не видать добра!»
Настасья выпила цяру, увидала свой обруцяльный перстень — скакала через столы дубовые Добрыне на белы́ груды́. А Олешка взял Добрыню за желты́ кудри́. Ту пору у их занялася, ту пору Добрыня Олешу взял за белы́ груди́, ошиб — из терема околенки посыпались. Не отняли бы, дак убил бы о цереды кирпицьные. Только Олешка жонат бывал! Тут муж жену отнял. Кончила. Взял Добрыня молоду жону. А нынь живут, и нас переживут. Чего, прошло дело-то!
Отправлялся Добрыня, добрый молодец,
Отправлялся Добрыня во чисто поле, спрашивал:
— Матушка Верьмя́ да Тимофеевна,
Принеси-ко мне шубу ку́неву,
5 На ножки сапожки козловены,
На головушку шапку черномуромку.
А поезжал-то Добрыня, да сам наказывал:
— Матушка Верьми́ да Тимофеевна,
Жена моя Настасья Микулична,
10 Не ходи-ко ты за Олешу за Поповича,
Олеша-то Попович мне крестовый брат.
Матушка Верьми́ да Тимофеевна
Принесла шубу куниную,
На ножки сапожки козловены,
15 На головушку шапку черномуромку.
Обрядился Добрыня, добрый молодец,
Поехал Добрыня во чисто поле,
Наказывал Настасьи Микуличне:
— Жена моя Настасья Микулична,
20 Проживи-ко за меня три года,
За себя-ко проживи три года,
Да еще проживи три года,
[Дак это выйде девять лет!]
Прошло-то вишь три-то года, Олеша-то и пришел свататься.
Заходит на крылецько переное,
Колотит в колецько золоценое.
25 Вышла Верьми́ да Тимофеевна, спрашивает, кто колотится.
— Отложь-ко ты, Верьми́ да Тимофеевна,
А пусти-ко, Настасья Микулична,
Да про вашего Добрынюшку весточку принес —
Вашего Добрынюшки живого нет!
30 А Верьми́ да Тимофеевна
Не открыла Олеше Поповичу:
— Отойди-ко ты, невежа, привязалоси!
Кака-то невежа привязалоси,
Над нами, сиротами, насмехаеси!
И прошло опять три года. Опять приходит Олеша Попович.
35 Заходит на крылецько переное,
Колотитце в колецько золоценое:
— Отложь-ко ты, Верьми́ да Тимофеевна,
Пусти-тко ты, Настасья Микулична,
Я принес про вашего Добрынюшку весточку —
40 Вашего Добрынюшки живого нет!
Верьми́ да Тимофеевна
Не пустила Олешу Поповича.
Опять прошло три года. Опять пришел Олеша Попович.
И сосватался на Настасье Микуличне.
Стали пир пировать, свадьбу играть.
45 Отдала Верьми́ да Тимофеевна
Настасью Микуличну за Олешу Поповича.
А у Добрынюшки сердецько сволновалося,
Сел он на добра коня,
Поехал на свою родину,
50 Реки да озера промеж ног пускал,
А моря переплывал на добром коне.
Приехал Добрынюшка к своему двору,
Зашел на крылецько переное,
Колотитце в колецько золоценое.
55 Вышла Верьми́ да Тимофеевна:
— Кака-то там невежа привязаласи —
Нашего Добрынюшки живого нет!
А он колотится да просит:
— Открой, матушка Верьми́ да Тимофеевна,
60 Жена моя Настасья Микулична!
Отвечае Верьми́ да Тимофеевна:
— Жена твоя Настасья Микулична
Вышла замуж за Олешу за Поповича!
Открыла Верьми́ да Тимофеевна,
65 Поглядела на Добрыню, добра молодца...
[Вишь она не узнала его. Ишь ить он молодой уехал.]
— У нас-то Добрыня не экой был,
У моёго-то Добрынюшки была шубка куниная,
На ножках-то сапожки козловые,
А на головушке шапка черномуромка.
70 — Что ты, — говорит, — матушка Верьми́ да Тимофеевна,
я, — говорит, — десять лет не был,
Шубка-то куниная повыносилася,
Сапожки-то на ножках повырвались,
На головушке-то шапка повылезла, повыносилась.
— У нас Добрынюшка белой и хорошой был,
[что вишь еще похуже стал]
75 Нет, уж этот не Добрынюшка!
Запустила Верьми́ да Тимофеевна
Добрыню, добра молодца.
Снял Добрынюшка с себя шубу куниную...
[Да вот забыла, как он наделся, чего надел!..]
Пошел Добрынюшка на свадьбу,
80 Взял свою игрушечку —
со своим рожком пошел на свадьбу.
Пришел Добрыня на свадьбу. Гости сидят за столом, добрые молодцы и Олеша Попович, пиры пируют, свадьбу играют.
Сел-то Добрыня да на пецной на столб,
Заиграл-то Добрынюшка в свой рожок,
Играё рожок выговариваё:
— Не жива́ть тебе, Олеша, с молодой женой,
85 Не сыпа́ть тебе, Олеша, темной ноченьки!
Подносили цяру зелена вина,
Он не выпил этой цяры зелена вина,
А положил Добрыня золотой перстень
И подал он Настасье Микуличне:
90 — Выпей-ко ты, Настасья Микулична,
Эту цяру зелена вина,
Выпей эту цяру до дна,
Дак увидишь добра,
А не выпьешь до дна.
95 Дак не видать те добра!
Выпила Настасья Микулична
Эту цяру зелена вина,
Увидела Добрынино колецько в цяре,
Кинулася Настасья Микулична
100 Добрыне, добру молодцу, на шеюшку...
[Дак вишь тут как скласть-то...]
Гости все дивились, что Настасья Микулична кинулася чужестраннику на шею.
Зафатил-то Добрыня, добрый молодец,
Зафатил-то Олешу за желты кудри,
Бросил Олешу о сыру землю,
Убил и Олешу до смерточки.
[И все. Это мамынька покоенка... Я, бывать, ведь и забыла, кто его знает!]
Добрынюшка-то Микитинець матушке наказывал... С Настасьей-то Микулицьной ен сходился, сражался, и повалила Настасья Микулицьна Добрыню — богатырка была. Она говорит: «Добрынюшка, жисть ли тебе дать али тебя прекратить?» Добрынюшка говорит: «Ай же ты, Настасья Микулицьна, если бы на твоей груди лежал, дак ничего бы не спрашивал». А брала Настасья Микулицьна Добрыню за белы руки, подымала, целовала в уста сахарнии. Вот тут ены и поженилися.
Три дня прошло, а их опять, Добрынюшку на войну отправляют. Приезжает домой Добрынюшка и говорит своей матушке: «Ай же, — говорит, — моя матушка Наельфа Тимофеевна, бесцясного меня спородила, несчастливого на свет выпустила: не поспел пожениться — меня опять на войну отправляют». Ена говорит: «Не такого я ладила спородити, я красой-басой в Осипа Прекрасного, силой-храбростью в Илью Муромца». Добрынюшке это слово взапряку́ пришло. Не заходил в терем высокий, выводил коня своего ко крылецьку золоценому и справлял-кладовал потницьки на потницьки, седелышко черкальское, садился на добра коня.
А Наельфа Тимофеевна, его родна матушка, приходила во терем во высокий, говорила Настасье Микулицьне. «Ай же ты, Настасья Микулицьна, поди, — говорит, — Добрынюшку уговаривай, поезжат в цисто поле воевать».
Выходила Настасья Микулицьна, говорила Добрынюшке: «Ай же, Добрынюшка Микитинець, далеко ли справляешьси?» — «Уезжаю в цисто поле воевать, через шесть годов меня жди. Через шесть годов не вернусь — а хоть вдовой живи, а хоть замуж поди. Только не поди за Олешеньку Поповиця. Олешенька Поповиць — смелый богатырь, мы, — говорит, — на Почай-реки сражалися, крестами поменялися».
День-то за день, как река бежит, а неделя за неделей, как дождем дождит. Прошло шесть годов, а Добрынюшки не видать с циста поля.
Приезжат Олешенька Поповиць, смелый богатырь, заходит в высок терем. «Наельфа Тимофеевна, Добрынина матушка, Добрыня в цистом поле убит. Ай же ты, Настасья Микулицьна, нынь можно тебе замуж идти». Она и говорит таковы слова: «Ай же, Олешенька Поповиць, ище кладу шесть годов свой закон».
Ну вот шесть годов прошло, а Добрынюшки не видать с циста поля. Олешенька Поповиць и приезжат опять. И стали Настасьи подсватывать, ну царь там уж [— Может, Владимир? — спросил собиратель. — Пусь Владимир, — отвечала Н. Е.]. Вот и высватал, и свадьба назначена.
А у Добрынюшки соморо́щинка кака-то вырощена, в чисто поле и слетела. «Ай же ты, Добрынюшка Микитинець, не знашь над собой невзгодушки — Настасья Микулицьна выходит за Олешеньку Поповиця, сёгодни пир да свадебка».
Добрынюшка садился на добра коня и домой приехал. «Здравствуй, — говорит, — матушка Наельфа Тимофеевна, твой сын, — говорит, — приехал». «Будё, — говорит, — вам надо мной смеятися. [А мать ослепла.] Сын, — говорит, — мой зашел, дак не дал надо мной смеятися». — «Да что ты, — говорит, — родна матушка, я твой сын». — «А, — говорит, — у мово сына есь приметоцька на головы».
Он голову наклонил, она нашшупала ложи́нку на головы — не видла, дак. «Муж, — говорит, — в лес по дрова, а жена замуж пошла», — слепа-то говорит.
Надевал ен свои платья цветные, взял свои яровчаты гуселышка и пошел на свадебку.
На три кило́метра было войско поставлено. Золота на́брал полны карманы, да на ту сторону кине, да на эту сторону кине — его и пропустили.
А пришел, — дак только миру было, дак на пецьке место осталось, — там и сел. Заиграл ен в гуселышка свои яровчаты, Настасья Микулицьна вот и услышала, наливала цяру зелена вина весом полтора пуда́, а мерой полтора ведра. Выпивал ен на один здох. Вот и пригласили его за стол и говорят: «Куда ты, — говорят, — сядешь, Добрынюшка? [«А они узнали?» — спросил собиратель. «Ну да ведь как, узнали!» — отвечала Н. Е.] Насупротив ли молодых ай рядом?» Добрыня говорил таковы слова: «Сяду я, — говорит, — насупротив молодых».
Наливал он цяру зелена вина Настасьи Микульцьны весом полтора пуда́, мерой полтора ведра, опускал свое золото кольцё, говорил Настасьи Микулицьны: «Пей до дна, дак увидишь добра, а не пьешь до дна, дак не видишь добра».
Настасья Микулицьна на один здох выпивала [тоже богатырка была], вот кольцё увидала, говорила таковы слова: «Не тот мой муж, который рядом сидит, а тот мой муж — насупротив меня сидит».
Выстал Добрынюшка на резвы ноги да брал Олешеньку Поповиця за желты кудри́ и нацял поваживать: где ни спустит, не здыне боле. «Если бы, — говорит, — ты мне не подкрестовый брат был, дак сразу тебе славы́ поют». А брал Настасью Микулицьну да домой увел.
Олешенька Поповиць остался без Настасьи Микулицьны.
Как Добрыня-то Никитиць поехал воевать с татарамы на гору́ Араратскую. Видит — впереди едет богатырь. Ну и он пришпорил коня: надо узнать, что это за богатырь. Была у его палица триста пудов. Наехал на этого богатыря да с розмахом и хлоп по башки палицей. А она и не оглянулася, еде вперед. Он призадумался: «Наверно, у Никитушки силы не по-старому или смелости не по-прежнему».
Ну вернулся в чисто поле — стоит дуб в два человеческих объема. Разъехался, палицей ударил — дуб разлетелся на дребезги, и говорит: «Сила у Добрынюшки по-старому, наверно смелость не по-прежнему». [Вот старик какой был!]
Догоняет второй раз, ну и опять удар сделал — она еде вперед и не оглянуласи даже. Он опять воротился в чисто поле, в два раза дуб потолще ударил — дуб опять разлетелся на дребезги. «Силы-то по-старому, а наверно смелость не по-прежнему».
Третий раз догоняет и говорит: «Дай-ка я удар сделаю в голову, а то бил все по пле́чам». Он догоняет и ударил ей по башки. Тут она и оглянуласи. «Ой, — говорит, — я думала — русски комарики покусывают, а там русски могучи богатыри пощалкивают». Схватила Добрынюшку Никитиця за желты кудри да сунула в свои карманы глубокие: «Недолго будешь по башки щелкать!» [А то Валерка туды бы с косой ушел! Дак этого не пиши!]
Но и поехала. Стал конь на коленках гря́знуть [«Два богатыря сели на коня, дак!» — заметила сестра рассказчика Настасья Ефимовна Сидорова]. Вот говорит Настасьи Микулицьны: «Не могу же двух богатырей тянуть!» Но она и говорит: «Если старый старичок, будь дедушкой, а пожилой — будь дядюшкой, а вровни со мной — будешь мой муж».
Он был красивый... Ну и поехали они обратно к матери Добрыни, забыл, как старуху-то звали. Приехали и повенчалися, как были раньше свадьбы.
Жили-пожили, а ему все-таки охота татар уничтожить, татар уничтожить на горы Араратской. [У нас бабка хорошо пела!] Обседлал своего коня и говорит Настасьи Микулицьны: «Поеду, — говорит, — на гору Араратскую топтать татарищев. Если не вернусь через три года, дак дожидай меня. Поеду на войну, дак может убьют, чорт те! Хоть вдовой живи, хоть заму́ж поди, только не поди за моего братца за Олешеньку Поповиця за крестового!»
Время прошло три годика, а Добрынюшки нет так нет. А тут Олешенька Поповиць стал к Настасьи Микулицьны похаживать да подманывать, что: «Я был на горы Араратской, вчера оттуда, а твой Добрынюшка Никитиць лежит убитый в ракитовом кусту». Ну и она согласилася уж видно за него заму́ж. [«Не один раз он сватал», — заметила сестра. «Там хоть один, хоть два», — отвечал рассказчик.]
А лежит Добрынюшка Никитиць отдыхает, да над собой невзгодушки не ведает. А прилетает тут ведь черный граф, ну хоть ворон, грает по-граиному, говорит по-человечьему: «Ты, удалый добрый молодец Микитушка Добрыниць, лежишь да во чистом поли, у вас дома не по-ладному, ваша молода Настасья Микулицьна выходит замуж за смелого за Олешу Поповиця».
Тут скоцил Добрыня на добра коня. На гору ехал три года́, а с горы ехал три часа. Приезжает к родному дому, коня привязыват к золотому кольцу, приходит в терема высокие. Его мамаша-старушка дак не узнала его: «Если бы, — говорит, — был мой сын Добрынюшка Микитиць живой, дак некогда было вам надо мной насмехаться».
Сходил в погреба глубокие, достал свои гусёлка яровчатые (он хорошо играл). Вот как заиграл в гусёлка яровчатые, тут его матушка родная узнала.
Ну и походит на чесной пир на свадебку к крестовому братцу Поповицю. А там стояла у ворот стража великая. А не спрашивал у ворот придворников, всех расталкивал, приходит на чесной пир и садится на печку кирпицьную [места уж были заняты. Не какая фатера, не как у нас! У Рахты невеликая фатера была: головой зайти, а ж... выдти!]
Заиграл в гуселышки яровчаты. Всем на пиру понравилось, и пригласили его за дубовый стол...
(— Все на пиру порасхвастались,
Все на пиру пораскалякались,
Умный хвастат отцом, матерью,
А безумный хвастат молодой женой, —
вдруг нараспев сказала жена рассказчика Дарья Михайловна.)
... налили ему чару зелена вина, весом чара полтора пуда́, а мерой чара полтора ведра. Берет он чару едино́й рукой, а выпивает на еди́ной здох, а сам говорит таково слово: «Разрешите мне налить чару зелена вина и поднести, кому знаю».
Ну, а тут ему разрешили. Наливат он чару зелена вина и подносит Настасьи Микулицьны, и спустил ейный обручальный перстень: «Пей, — говорит, — чару на оди́ный здох! Пьешь до дна, увидаешь добра, а не пьешь до дна, дак не видать добра».
Взяла она чару едино́й рукой, выпивала она чару на еди́ной здох, увидела там перстень имянной, сама говорит таково слово: «Не тот мой муж, который рядом сидит, а тот мой муж, который с зеленым вином». И стала у него просить прощеньица. Говорит Добрынюшка Никитиць: «У бабы волос долог, а ум коро́ток! А тебе, крестовой братец, прощеньица не будет!»
Берет он Олешу за желты кудри, поднимает едино́й рукой, а сам говорит таково слово: «Будет тебе чужих жен обманывать!» Ну и спустил его об пол, и осталось одно мокрое место.
А Настасью Микулицьну свез домой, и стали жить-поживать, добра наживать («Приплода наживать», — вставила сестра рассказчика). Я там был, мед-пиво пил, по усам текло — в рот не попало.
Жил-был муж и жена. Ну вот, началась война, мужу надо было уходить воевать. Муж и говорит жене:
— Если я не вернусь, выходи замуж за кого хочешь, только не за царевича Алексея. Алексей-царевич, он, — говорит, — самый плохой.
Она жила-жила, прожила много лет, ну, а мужа нет. Приходит царевич свататься, а она не идет:
— Нет, я еще подожду, подожду еще три года.
Три года прошло, а мужа все нет. Потом Алексей приходит и говорит:
— Я видел вашего мужа, лежит он в белом шатре убитый и не дышит, сквозь его проросла трава, расцвели цветы уже, так что мужа вашего нет.
— Нет, я еще три года подожду.
Так она прождала девять лет. Приходит Алексей, сватается опять. Ну, она решилась пойти за него. Мужа нет — все равно. Там свадьбу начали гулять, веселиться, пить, есть.
Как раз приходит муж в это время, весь ободранный; приходит, а тут свадьба. А он и говорит:
— Разрешите мне войти, нищему.
Его впустили, посадили за печкой, дали покушать. Он говорит:
— Разрешите мне заиграть на своей гуселице.
Ему разрешили поиграть. Сердце жены почуяло, что это играет прежний муж. Она говорит:
— Посадите его за стол и посадите напротив меня.
Его посадили напротив ее. Ему принесли вино, а он взял и бросил свое обручальное кольцо в стакан и поднес ей:
— Настасья Микулевна, выпейте!
Она выпила и увидела кольцо, и сказала:
— Не тот мой муж, что около меня, а тот, который напротив меня!
Она бросилась на шею мужу и стала просить прощенья. Муж ей простил, а Алексея-царевича взял и убил.
Как во славной земле было турецкоей,
У Гремита короля, сына Манойлова,
Кабы было де пированьё, столованьё,
Кабы был-то у них, братцы, почесен пир
5 Ах на многиих на князей, все на бояров,
Да на тех же турзов-мурзов удалыих,
Как на тех же палениц да преудалыих.
А Гремит-король по полику погуливат,
Как сапог де о сапог да поколачиват,
10 Как скобоцька о скобоцьку пощелкиват,
Кабы русыма кудрями сам натряхиват,
Кабы ясныма оцями сам разглядыват,
Да веселую речь сам выговариват:
— Ой вы ой есь, мои князя-бо́яра!
15 Уж вы сильние могуты всё богатыри!
Уж вы ой есь, купцы гости торговые!
Уж вы ой есь, кресьяна православные!
Еще кто же из вас знает сужону,
А по-руськи назвать жоной венчальную,
20 По-немецки назвать супружницу?
Как статным была статна, да полна возрастом,
Как лицом была она да аки белой снег,
А глаза-ти у нее да ясна сокола,
А как брови у нее да черна соболя,
25 Как ресницы у нее чтобы сиза бобра,
Как сиза бы бобра да всё сибирского,
Как походоцька у ней была упавная,
Кабы речь-поговоря тихо-смирная.
Кабы меньши хоронятся за средниих,
30 Кабы средни хоронятся за большиих,
Как от большиих Гремиту всё ответу нет.
Как сидел за столом за передниим,
Как на том же на стуле всё на золоте
Молодой де Идол да сын Жидойлович,
35 Вышину был Идол да две сажени нынь,
Ширину был Идол да как коса сажень,
Как коса же сажень да нынь печатная.
Как ставал-то Идол да на резвы ноги,
Подходил-то ко Гремиту поближешенько,
40 Поклонялся он Гремиту понижешенько:
— Уж ты ой еси, Гремит да сын Манойлович!
Ты позволь-ко, Гремит, да слово вымолвить,
Не позволь-ко за слово скоро сказнить,
Не скоро ты сказнить, скоро повесити.
45 Говорит-то Гремит да сын Манойлович:
— Уж ты ой еси, Идол да сын Жидойлович!
Говори ты, Идол, да не упадывай,
Ни единого слова не затаивай.
— Я-то прежде-то был да в земле Руськоей,
50 Я во том-то во городе во Киеве,
У того-то у князя у Владимира,
У того-то бы есь ныньце племянница,
Кабы та же ли Анна, княженецька дочь.
Как статным она статна, да полна возрастом,
55 Как лицом де она да аки белой снег,
Как глаза-то у нее да ясна сокола,
Кабы брови у нее да черна соболя,
Как ресницы у нее аки сиза бобра,
Как походоцька у ей будто упавная,
60 Еще речь-поговоря тихо-смирная.
Наливат-то Гремит сын Манойлович,
Наливат он чару зелена вина,
А не малу, не велику — полтора ведра,
Припалниват чашу пива пьяного,
65 На заедку турей рог да меду сладкого,
На закуску колачик бел круписчатой,
Подавал-то Идолу ’сё Жидойлову:
— Прими, выкушай ты чару зелена вина,
Послужи ты ли мне да верой-правдою,
70 Ты вочью́ де, позаво́чью, не изменою,
Ты ле съезди во стольнёй во Киев град,
Ты посватайся на Анне княженевскоей,
Уж ты чесью дают, дак бери с радостю,
Ищ ’ле честью не дают, дак бери нечесью,
75 Разгроми их палаты белокаменны,
Посади князя в злодейку землену тюрьму.
Говорит-то Идол да сын Жидойлович:
— Уж ты ой еси, Гремит да сын Манойлович!
Еще сколько я рад да был чару пить,
80 Еще вдвое я рад службы служить,
Службы служить да головы сложить.
Погрузи ты мне черленых тридцать кораблей,
Еще дай мне-ка силы тридцать тысячей.
Как пошел-то Идол да сын Жидойлович,
85 Как на те же черлены больши корабли,
Обирали якоря новы булатные,
Обирали все те сходенки дубовые,
Распускали паруса белы полотняны,
Побежали-то по батюшку синю морю.
90 Как одна-та сторона там знаменулася,
Как друга-то сторона да показалася.
Подбегали-то во гавань корабельную,
Как во ту же во пристань во глубокую,
Опускали парусы белы полотняны,
95 Выкатали якоря новы булатные,
Кабы клали-то сходни концом на берег.
Как пошел-то Идол да сын Жидойлович,
Да идет-то во славной стольнёй Киев град.
Как заходит-то во славной стольнёй Киев град,
100 Как идет-то к палаты княженевскоей,
Да заходит на крылецько на прекрасное,
Как под им-то крылецико кацяется,
Косяки де, перила покосилися.
Да не спрашивал у дверей он придверников,
105 У широкиих ворот да приворотников,
Да заходит нынь в палаты белокаменны,
Да проходит-то в новы ныньце горницы,
Кабы руськиим богам богу не молится,
Как Владимиру князю он челом не бьет,
110 Он челом де не бьет, да голову не гнет.
Подходил ’ему солнышко Владимир князь:
— Уж ты здравствуй, Идол да сын Жидойлович!
Ты куда же поехал, куда правишься?
Ты куда же, Идол, да ныньце путь держишь?
115 Говорит-то Идол да сын Жидойлович:
— Я бы еду от Гремита-короля сына Манойлова,
Я приехал к тебе ныньце посвататься
Да на той же на Анны княженевскоей.
Кабы чесью отдашь, дак возьму с радосью,
120 Кабы чесью не отдашь, дак возьму нечесью,
Разгромлю твои палаты белокаменны,
Засажу тебя в злодейку землену тюрьму.
И весьма-то испужался князь Владимир тут,
Побежал Владимир во второй покой,
125 Как ко той же ко Анны княженевскоей:
— Уж ты ой есь, племянница любимая!
Уж пришел на тебе да жених свататься,
От Гремита-короля сына Манойлова
Да приехал-то Идол да сын Жидойлович.
130 Кабы чесью идешь, дак берет с радосью,
Еще чесью не идешь, дак берет не́чесью,
Разгромит мои палаты белокаменны,
Засадит меня в злодейку землену тюрьму.
Говорит ему Анна, княженевска дочь:
135 — Уж ты ой еси, Владимир славно-киевской!
Ты не стой-ко за ж... за бабию,
Не теряй-ко свою да буйну голову.
Кабы стала-то Анна снаряжатися,
Еще стала она да сподоблятися,
140 Надевала на ся да платьё цветноё,
Как брала с собой ящицёк хорошенькёй.
Как оттуль-то Владимир поворот держит,
Подходил он к Идолу ко Жидойлову,
Подносил ему цяру зелена вина,
145 Да не малу, не велику — полтора ведра,
Говорит-то Владимир таковы слова:
— Уж ты ой еси, Идол да сын Жидойлович!
Прими выкушай ты чару зелена вина,
Ты помешкай немножко, всё поправится.
150 Как берет-то Идол да единой рукой,
Выпиваёт Идол да к едину духу.
Да поправилась Анна, княженевска дочь,
Как пошла-то на черлены больши корабли.
Да пошел там Идол да сын Жидойлович
155 Да на те же на черлены больши корабли.
Обирали якоря новы булатные,
Обирали они сходни все дубовые,
Распускали паруса белы полотняны,
Побежали-то по батюшку синю морю.
160 А бежали-то по батюшку синю морю,
Там одна де сторона знамену́лась,
А друга де сторона там показалася.
Выходила-то Анна вон на улицу,
Да подале, на черлены больши корабли,
165 Увидала-то бы там да видно чад велик,
Еще чад бы велик да дым столбом валит.
Заходила-то назад да в черной карабель,
Подходила-то к Идолу ко Жидойлову:
— Уж ты ой еси, Идол да сын Жидойлович!
170 У вас этам-то ле что ле будто чад велик,
Еще чад велик да дым столбом валит?
Говорит-то Идол да сын Жидойлович:
— Уж ты ой еси, Анна, княженевска дочь!
Уж варят нам на свадьбу кобылятину,
175 Еще варят нам на свадьбу жеребятину.
Говорит ему Анна, княженевска дочь:
— Уж ты ой есь, Идол да сын Жидойлович!
Мне нельзя идти по батюшку синю морю,
Еще сённи-то мне-ка именинной день.
180 Говорит-то Идол да сын Жидойлович:
— Уж вы ой еси, мои да слуги верные!
Опускайте паруса белы полотняны,
Вы меците якоря новы булатные,
Нам нельзя идти по батюшку синю морю.
185 Как пошел тогда пир у них навеселы,
Пировали-столовали целы сутоцьки.
Из ума-то Идол тут выпивается,
Одолила бы хмелинушка великая,
Кабы заспал Идол да сын Жидойлович,
190 Кабы спит-то, храпит, да как порог шумит.
Как брала-то ли Анна, княженевска дочь,
Как брала-то свою да саблю вострую,
Как отсекла у Идола по плець голову.
Расходилось его тулово поганоё,
195 Да поганоё тулово, сердитоё,
Поимало мачту корабельную,
А бы вымело-то мачту во мелко щепьё.
Усмиряло это тулово поганоё,
Еще пало во черной большой карабель.
200 Как скомандовала Анна, княженевска дочь,
Как сбирали якоря новы булатные,
Распускали паруса белы полотняны,
Побежали нынь во стольной славной Киев град,
Ко тому ноньце ко князю ко Владимиру.
205 Прибежали-то во стольной славной Киев град,
Опускали паруса белы полотняны,
Выкатали якоря новы булатные,
Да повыклали сходни концом на берег.
Да пошла-то ли Анна, княженевска дочь
210 Как во тот же во славной стольной Киев град,
Ко тому же князю ко Владимиру,
Заходила нынь в палаты белокаменны,
Походила-то подале в нову горницу,
К самому ноньце ко князю ко Владимиру:
215 — Уж ты здравствуй, дядюшка Владимир князь!
Убирай ты черлены больши корабли.
Как во той ли то земли да во Турецкоей,
У Василия-то было у турецкого,
Пированье-то шло да шел почестен пир.
Говорил тут Василий, сын турецкий же:
5 — Уж ты гой еси, Идо́йло, сын Идо́йлович,
Уж ты съезди-ко, Идойло, в стольный Киев-град,
Уж ты сватай-ко, Идойло, Анну, дочи Путятишну,
За меня-то есть в законное супружество.
Говорит тут Идойло, сын Идойлович:
10 — Уж вы гой еси, колдуны да колдуни́цы же,
Вы сколдуйте-ко Идойлу вы во первый раз
И какая мне ведь путь будет счастливая,
А счастливая бы путь да несчастливая.
Сколдовали и сказали скоро-наскоро:
15 Как вперед-то Идойлу путь счастливая,
А назад-то Идойлу несчастливая.
Говорит тут Идойло, сын Идойлович:
— Уж вы гой еси, колдуны да колдуни́цы же,
Вы сколдуйте-ко Идойле мне да во второй раз.
20 Сколдовали и сказали скоро-наскоро:
Как вперед-то Идойлу путь счастливая,
А назад-то Идойлу несчастливая.
Как садился тут Идойло на черлен кораб,
И поехал тут Идойло да в стольной Киев-град.
25 Приезжает он-ы да верно в стольной Киев-град.
Еще кладут-то ведь сходни да верно на́ берег,
Как соходит тут Идойло сам он на́ берег,
И идет-то он ко князю ко Владимиру.
Как заходит тут Идойло в гридни светлые,
30 Богу русскому Идойло вот не кланятся,
И челом-то не бьет да он Владимиру.
Говорит тот Идойло таковы слова:
— Уж ты гой еси, Владимир стольно-киевский,
Я не гость-то пришел, да не гостити зашел,
35 Я пришел-то к тебе да вот-ы за сва́товством,
Как на Анны-то, верно, на Путятичны:
Как отдашь-то ли честью — возьмем с радостью,
Не отдашь-то ведь честью — возьмем не́честью.
Как запечалился Владимир стольно-киевский,
40 На одно-то плечо надел он шубочку,
На одно-то ухо́ надел он шапочку,
И пошел ко своей к любимоей племянницы,
Как к Анны-то, верно, ко Путятичны.
Увидала-то его да вот племянница,
45 Говорит-то ему да таковы слова:
— Еще три года солнце не каталося,
На четвертый-от год закатилося.
— Уж ты гой еси, любимая племянница,
Еще Анна ты, верно, дочь Путятична,
50 Как пришел-то слуга да непрошо́ный к нам
От Василия-то сына от турецкого,
Еще сватает тебя Василий он турецкий же.
Говорила-то ему да дочь Путятична:
— Уж ты ой еси, любимый мой да дядюшка,
55 Ты сряжай-ко ты да три ко́рабли:
Еще первый-от кораблик свинцу-пороху,
Еще второй-от кораб вина заморского,
Как вина-то заморского, зелья лютого,
Еще третий-от кораблик силы ратноей.
60 Еще дай-ко Добрынюшку Никитича,
Еще дай-ко мне Олешеньку Поповича.
Как садилася она да на кораблики,
Выходила-то она да в море синее,
Побросали-то они якоря́ булатные,
65 Побросали они да якоря́ булатные.
Говорит тут ведь Анна дочь Путятична:
— Уж ты гой еси, Олешенька Попович млад,
Ты сними-ко-се верно шлюпку белую,
Поезжай-ко ты к Идойлу на черлен кораб,
70 Ты скажи-ко Идойлу таковы слова:
Как у нас-то рули верно не правятся,
Паруса-ти у нас не надуваются,
Как у Анны-то сегодня именинный день,
Еще милости-де просим хлеба кушати.
75 Поезжает тут Олеша на черлен кораб,
Говорит тут Олеша таковы слова:
— Уж ты гой еси, Идойло, сын Идойлович,
Как у нас-то рули да нонь не правятся,
Паруса-ти у нас не надуваются,
80 Как у Анны-то сегодня именинный день,
Еще милости-де просим хлеба кушати.
Как на это Идойло не соглашается.
Как приехал тут Олеша на черлен кораб,
Говорила тут ведь Анна, дочь Путятична:
85 — Уж ты гой еси, Добрынюшка Никитич млад,
Уж ты съезди-ко к Идойлу на черлен кораб,
Ты зови-ко Идойла на честно́й-от пир.
Как поехал тут Добрыня на черлен кораб,
Говорит тут Добрынюшка Никитич млад:
90 — Уж ты гой еси, Идойло сын Идойлович,
Еще милости-де просим к нам хлеба кушати,
Хлеба кушати, вина заморского пробовати.
Как на это Идойло соглашается.
И спускает тут Идойло шлюпку черную.
95 И отправился Идойло на черлен кораб.
Как заходит тут Идойло в гридню светлую,
И садился-то он верно за стол дубовый же.
Как подносят тут Идойлу чару зелена́ вина,
Как не малу, не велику — в полтора ведра.
100 Берет тут Идойло едино́й рукой,
Как выпивает тут Идойло едины́м духо́м.
Как подносят тут Идойлу втору чарочку,
Как не малу, не велику — в полтора ведра,
Полтора ведра да зелья лютого.
105 Говорит тут Идойло, сын Идойлович:
— По серёдочке чарочки огонь горит,
По краям-то ведь чарки струйки струятся.
Как от чары тут Идойло не отказывается.
Как берет-то он чару едино́й рукой,
110 Выпивает тут Идойло едины́м духо́м.
Как выходит тут Идойло на черлен кораб,
Еще стало тут Идойлушку помётывать,
Еще стало тут Идойлушку посвистывать,
Еще стал тут Идойло за снасточки похватываться.
115 За какую снастку схватится — снастка по́рвется.
Говорит тут Олешенька Попович млад:
— Уж ты гой еси, поганое Издо́йлище,
Не тобой-то были ведь снасти сна́щены,
Не тобой-то были деревца ставлены,
120 Не тебе-то, проклятому, обрывати же.
Еще стало тут Издойлушку помётывать,
Еще стало его ведь пуще посвистывать.
За каку снастку схватится — снастка по́рвется.
Говорит тут Добрынюшка Никитич млад:
125 — Уж ты гой еси, поганое Издойлище,
Не тобою-то были ведь снасти сна́щены,
Не тобою-то были деревца ставлены.
Вынимает тут Добрыня саблю вострую,
Отрубает тут Идойле буйну голову.
130 Как оттуда-то ведь Анна поворот держи́т,
Поворот-то держи́т да в стольный Киев-град.
А да плыло-выплывало да тридцать кораблей.
Ох они плыли-заплывали да во Унепь-реку,
Во тот же город да славно Киёв-град.
Становилисе они да пристань корабельную.
5 А выходило издолищо на землю туда,
Ко тому же ко князю да ко Владимиру,
Он заходит во грынюшку столовую
Ко тому же ко князю да ко Владимиру:
— Уж ты здрастуёшь, Владимир да стольнокиевской!
10 А й да ставал-то ле князь да стольнокиевской:
— Пировать ле ты пришел, столовать сюда?
— Не пировать я к вам пришел, не столовать сюда,
Не хлеба кушати, не гуся рушати.
Я хожу-то ле к вам о добром деле, сватовстве
15 На той же на Марфы королевисьны.
Если добром-то не отдашь, дак возьмем силою,
А не силою возьмем, дак грозой грозною,
А грозой мы возьмем да богатырскою.
Тут ставал-то ле князь да славнокиевской,
20 Он ставал покрутёшенько на ножецьки,
А поскорёшенько из грыни столовое
Еще к той же ко Марфы да королевисьны,
Ко своей к родной да ко сестриценьки,
А во ту же во грынюшку столовую.
25 — Уж ты здрастуёшь, сёстра да моя любимая!
— Уж ты двадцать лет, солнышко, не сходило,
А теперь зашло да обогрело же.
А садись со мной да думу думати.
А пировать ле ты пришел да столовать ко мне,
30 Але хлеба кушати, гуся рушати?
— Не пировать я к вам пришел, не столовать сюда,
Я хожу-то ле к вам, да не очень ндравится:
А да о том же хожу да о добром деле, сватовстве.
А такой у нас ведь есть да король Греминов.
35 Не жалашь ле за ёго дак ты в замужество?
А добром-то ты не йдёшь, дак возьмет силою,
А не силою возьмет, дак грозой грозною,
Он грозой-то ле возьмет дак богатырскою.
— Уж ты ой еси, Владимир столь[но]киевской!
40 А как для бабьего гузна да не весь град губить.
А тут ставала Марфа ле да королевисьна,
А ставала покрутёшенько на резвы ноги:
— А пойдем-ко-се мы да поскорёшенько,
Поспешим-ко-се, брателко, скорешенько
45 Ко тому королю да ко Гремину.
А идут-то они во грынюшку столовую,
Ко тому королю да нонь ко Гремину,
Ко тому издолищу проклятому.
— Уж ты здрастуёшь, да ноньце король Греминов!
50 Пировать ле ты пришел с нами, столовать сюда?
— Ой не пировать я к вам пришел, не столовать сюда,
Я заехал сюда да за прекрасною
А за той же я за Марфой королевисьной.
А добром-то не йдёшь, дак возьму силою,
55 А не силой-то возьму, да грозой грозною,
А грозой-то я возьму да богатырскою.
— А зачем же у нас дак грозой грозной брать,
А силой у нас дак силой сильною,
А грозой-то у нас дак богатырскою?
60 А нельзя ле у нас дак все добром сделать?
— А когда ладиссе добром, дак сделаем дело с тобой.
Обратимсе с тобой тако неманениё[15],
Обрутимсе в тако с тобой неманеё[16],
Обручимсе златыма-то перстнями нонь.
65 — Ох мы долго с тобой дак думу думали,
Мы придумали с тобой дак отправлятисе,
На те на корабли дак на мои пойдем.
— А ты позволь-ко-се мне, да король Греминов,
Ты позволь-ко-се мне дак слово молвити.
70 А да мы пойдем-ко с тобой дак пристань корабельную,
А мы возьмем-то с собой два спроводетеля:
А мы возьмем-то с собой Олешеньку Поповица,
А мы возьмем-то с собой Добрынюшку Микитица, —
Мы тогда-то с тобой не забоимсе ведь,
75 Мы отправимсе с тобой дак во синё морё.
Выходили они из грынюшки столовоей:
А как по праву-то руку да сорок тысицей,
А во левую руку да цисла-смету нет.
И заходили они на корабли тогда,
80 И отправились они да к Езонепь реки.
Поднимали они паруса цёрного бархату
И отправились они дак на синё морё.
И тогда-то они шли по синю морю,
Але стоят со Марфой королевисьнёй.
85 А тому-то ле думала: «он увез ее».
А и Олеша Поповиц нонь ухватцив был,
А Добрыня Микитиц-от догадливой,
А срубил у ёго да буйну голову,
У того короля дак нонь у Гремина.
90 И выхватывали да нонь издолища,
И выбрасывали дак во синё морё, —
Сколыбалосе да вот синё морё,
Сколыбалосе синё морё со краю на край.
И тогда-то они все зрадовалисе.
95 И прибили они неверну силушку,
И отбили они да тридцать кораблей,
Поворацивали да тридцать кораблей
И во ту же они да во Онепь реку,
И во тот же ле город славной Киёв-град,
100 И ко тому ле ко князю ко Владимиру,
И на ту-то же присталь корабельную.
А поднимали они флаки да ноньце руськие.
А увидал-то ле князь да стольноки[е]вской,
А тому-то ле он да очень рад был.
Во славном во городе во Киеве
Жил-поживал да князь Владимир-от
Со своей он любимою племянницей.
На еговой на любимой на племяннице
5 Приехали да сваты свататьсе
За такого царишша Вахрамеишша.
В вышину тут царишшо ровно трех сажен,
В ширину тут царишшо ровно двух сажен,
Промежду́-то плецьми да коса́ сажень,
10 Голова у его будто пивной котел,
Глаза у его будто пивны ковши,
Нос будто палка дровокольная.
Тут-то ведь Марфа приужахнулась.
Воспроговорит дядюшка любимой-от
15 Своей он любимой племянице,
Да именём Марфы, доцьки Дмитрёвны:
— Уж ты ой еси, любимая племяненка!
Если хошь, поди; ли не хошь, не ходи.
— Уж ты ой, славный князь Владимир!
20 Если цесью не дашь — да за боём возьмем,
Сделаем в вашем во городе во Киеве войну великую.
Откроём кроволитьицё великоё.
Воспрогов[ор]ит любимая племянница:
— Уж ты ой еси, дядюшка любимые!
25 Не всем вам во городе погинути,
Хошь загину я, да только я одна.
Просватал дядюшка любимые.
Стали они делать всё пирком да свадебкой.
Взели они себе пору́тчиков:
30 Взели Олешеньку Поповиця,
Взели Добрынюшку Микитиця.
Отправилисе вси на ихной корабь на церляно́й,
Шли-проходили по синю морю.
Руська земля да закрываласе,
35 Неверна земля да открываласе.
Сделалась на море тишина великая.
Столовали-пировали два цяса,
Напивалосе цяришшо Вахрамеишшо.
Сидели за столами за дубовыми,
40 Сидели они с Марфой, доцькой Митровной,
Положил свою руку на Марфу, доцьку Митровну,
А Марфа, доцька Митровна, сидит, одва́ пыши́т.
Увалили цяришша Вахрамеишша
Да отдохнуть на цяс.
45 Приспособился Олешенька Поповиць млад,
Срубил цяришшу буйну голову,
Срубил же он да саблей вострою.
Заскакало его тулово поганоё,
Заскакало оно и всё загра́било:
50 Пошатался кораб да с боку на бок.
Подвел Добрынюшка Микитиць свой корабь,
Зашли на свой корабь на церляной,
Уезжали они опять да во свою землю,
Ко своёму дядюшке любимому.