Добрыня Никитич и Змей Горыныч. История Елисея

Глава 22

Я поймал верблюда и подвёл его к Добрыне. Забава встала рядом со мной.

Из окна избушки высунулась Баба-яга, выплеснула воду из чашки и как ни в чём не бывало произнесла:

– Никуда отсюда не поеду. Вон место какое чудное! Буду дальше экологию улучшать.

Распахнулась дверь, и на пороге избушки появился Колыван. Под мышкой шкатулка с долговыми расписками, в руке сухарик. Верблюд учуял вкусный запах, подбежал к Колывану. Тот взгромоздился на верблюда, хотел на нём поскорее восвояси уехать. Но не такой зверь верблюд, чтобы вот так сразу седока везти. Стоял, жевал сухарик, но не двигался с места. Колыван его и по бокам стучал, и поводом бил. Верблюд ни в какую. А тут и Добрыня подошёл. Сдёрнул купца с верблюда, поставил на землю. Не убежит никуда. Хватит, набегался.

Я как увидел Колывана, у меня кулаки сами собой сжались. Вот ведь тип какой противный! Если бы не он, мы бы с Забавой давно вместе были!

Колыван стоял перед нами, глазки его бегали, он переминался с ноги на ногу, шкатулку прижимал к себе. Забава смотрела на него с жалостью. А Горыныч почти и не смотрел, не мог. Здорово его избушка отделала – из-за синяков глаза еле открывались. Больше всего пострадала средняя голова – оба глаза у неё заплыли.

– Ну, что делать с ним будем? – спросил собравшихся Добрыня.

– Голову ему отрубить! – в сердцах крикнул я.

Нет, ну а что? Он вон сколько дел наворотил, а мы жалеть будем?

– Да ты что? – дёрнула меня за рукав Забава и повернулась к Змею. – Ты что думаешь, Горыныч?

– Не знаю, – покачал он головами, – мне про голову очень понравилось.

Забава с надеждой посмотрела на Добрыню. Он нахмурился.

– Предлагаю голосовать, – наконец произнёс богатырь. – По старому русскому обычаю.

Тут как раз пригодилась шкатулка Колывана. Добрыня вынул оттуда расписку, разорвал её на кусочки и раздал нам. Колыван тоже протянул руку, заискивающе посмотрел на богатыря.

– Ты не голосуешь! – строго произнёс Добрыня и забрал листок себе.

Мы принялись заполнять бумажки – для этого дела вокруг нашлось много угольков. Колыван бродил рядом с нами, подглядывал, что мы пишем. Волновался. И правильно делал. Я заметил, что Забава посматривала на Колывана с сочувствием. Как она так может? Он же её украл! Чуть женой насильно не сделал. Я сжал уголёк и написал своё решение. Никакой пощады! Глянул на Горыныча. Тот тянул свои длинные шеи, подсматривал.

– Не списывать! – строго напомнил Добрыня.

Горыныч сконфузился, стал писать своё.

– Ну, попрошу сдавать, – дал команду Добрыня.

– Подписываться надо? – спросил Горыныч.

– Нет, – ответил Добрыня.

Чего тут подписываться? И так ясно, кто что предложит.

Добрыня собрал листочки.

– Так, – стал читать он. – «Простить и отпустить».

Забава потупила глаза. Понятно, это её записка.

– Отрубить голову... – прочитал Добрыня и посмотрел на меня.

А что? Нечего церемониться с ним. Он нас не жалел.

– Кто виселицу нарисовал? – спросил Добрыня и показал следующую записку, где был нарисован столб с перекладиной и тремя верёвками. Горыныч кивнул. Он тоже поддерживал мою идею.

– Ну что ж... – начал богатырь и не договорил.

Колыван исчез. Только что здесь стоял. Да вот же он! Бежит по болоту как заяц.

– Стой, ирод! – кинулся я за ним. Но остановился – болото же.

– Утонет! – испуганно прошептала Забава.

– Не, не потонет, – заверил Горыныч.

– Да пёс с ним, – спокойно ответил Добрыня. – Без расписок своих он никто.

И похлопал по шкатулке у себя под мышкой. И правда, как это Колыван решился бросить свою самую большую ценность?

Добрыня открыл шкатулку, пробежал глазами несколько расписок. Одну отдал Горынычу, и тот её сразу съел. Ещё одну спрятал в карман. Остальное убрал в шкатулку и забросил её подальше в трясину. Шкатулка тут же утонула. Закончилась власть Колыванова.