А мы тем временем шли к Киеву. Долго ли, коротко ли, как говорится, но наконец на горизонте показались маковки церквей. Я что-то волноваться стал. Всё-таки князь может и не отдать за меня Забаву. Он ведь как сказал? Кто Забаву освободит, того мужем и сделает. Я, конечно, освободил. Но я же был не один. Добрыня вон сколько сделал. Горыныч бился как орёл. Да и не стал я ещё героем, как Забава хотела. Всю дорогу попадал в беду, а Добрыня меня выручал. Ой, что нас в Киеве ждёт...
Но время же не остановишь, дошли мы в конце концов до города и сразу на княжеский двор отправились. Тут уж нас встретили бояре, люд киевский. Народ кричал: «Добрыня! Добрыня!» Рад был нас видеть. Приятно.
В дверях дворца появился сам князь.
– Дядюшка! – кинулась к нему Забава.
– Забавушка! – раскрыл объятия князь. – Дитятко моё!
Обнял, расцеловал. Я глазам своим не поверил. Князь так искренне радовался возвращению племянницы, словно не он договорился с Колываном украсть её. Добрыня подтолкнул меня ободряюще, а то я что-то совсем загрустил.
– Дядюшка, – отстранилась Забава, – меня Колыван подлый украл.
– Ах он негодяй! – запричитал князь, качая головой.
– И ещё врал, что ты сам меня отдал!
Князь отшатнулся, изумлённо расширил глаза.
– Ах он мерзавец, подлец, – произнёс с негодованием. – Не сносить ему головы.
А я о чём? Надо было ему голову отрубить. А мы отпустили.
Но тут князь заметил богатыря и пошёл к нему, распахнув руки.
– Добрынюшка! – пропел князь. – Ай, спасибо тебе, богатырь! Утешил родителя безутешного. Воротил племянницу дорогую. Проси у меня, Добрыня, чего душе угодно.
Ну, думаю, сейчас он попросит... Такое! Интересно, а что можно у князя просить?
– Рад служить тебе, князь Киевский, – добродушно протянул Добрыня и повёл рукой, показывая на меня. – Да только один бы я не управился. Вот он – герой молодой, во всём помогал мне.
Герой? Это он кого героем назвал? Меня? И улыбнулся мне так по-доброму, подмигнул. Я быстро глянул на Забаву. Она вся такая разрумянилась, с улыбкой на меня смотрит. А потом повернулась к князю и говорит:
– Дозволь, дядюшка, спасителя своего в мужья взять. – И ко мне подходит.
Вот это да! Забава, радость моя! Неужели мы будем вместе?
Но князь не очень обрадовался желанию племянницы.
– Кого? Гонца?! – воскликнул он. – Ну-ка, племянница дорогая, подойди ко мне, дитятко.
Он взял Забаву за руку и отвёл к ступенькам крыльца.
– Послушай, Забава, – шёпотом заговорил он. Я-то уши навострил, всё слушал. – Я, конечно, от слов не отказываюсь. Но за гонца – замуж? Давай вот что... Дадим ему денег немного, коня там какого, и пусть себе скачет с миром. А?
– Ежели не за него, то так в девках и стану ходить! – фыркнула Забава и побежала ко мне.
Я её прижал к груди. Никому не отдам. У Колывана отбил, и у князя отобью. Оглянулся на Добрыню. Он посмотрел на нас, бровь приподнял, повернулся к князю и сказал:
– Дозволь, князь, и мне с тобой тишком поговорить.
И пошёл к ступенькам, где князь так и остался стоять после разговора с племянницей. Пока шёл, что-то вынул из кармана. А! Это была та самая долговая расписка, что Добрыня оставил себе, прежде чем сундучок Колывана утопить.
– Здесь вот наследство у жениха имеется, – произнёс Добрыня, протягивая расписку. – На сорок тысяч, как я погляжу.
Князь сразу всё понял, расписку схватил и на мелкие кусочки порвал. Обрывки пнул ногой.
– Так тому и быть, – недовольно проворчал он. – Сдержу слово княжеское.
Он взбежал на крыльцо. Народ на площади притих, бояре склонились в поклоне.
– Эй вы, люд придворный! – крикнул князь. – Спешите во все концы, несите весточку радостную. Быть в Киеве свадьбе богатой. Зовите гостей дорогих на пир знатный!
Забава схватила меня за руки, потащила на крыльцо. Не рад был князь, но что поделать – слово княжеское дороже золота. Соединил он наши руки. Забава засмеялась и в терем меня повела. Князь за нами подался, но Добрыня его остановил.
– Вот ещё, – откашлялся он нерешительно.
– Ну-ну, – подогнал князь. – Говори, чего там у тебя?
– Мне бы это... шубу. – Добрыня показал руками. – Сорок шестого размера.
– Сделаем, – понимающе кивнул князь. Рад был, видимо, что добром всё кончилось, да расщедрился.