Добрый доктор

XV

Я кинулся ее разыскивать. Так я сказал себе, хотя вскоре все благородные побуждения вылетели у меня из головы. Об этих поисках у меня сохранились бессвязные, расплывчатые воспоминания, точно это был лишь сон. Я даже не уверен, когда приступил к ним — той же самой ночью или в одну из последующих. Но я помню, как сидел на своей кровати, как из ванной доносился шум воды — Лоуренс все не мог отмыться, — как горе пихало меня под ребра, толкало в нескольких направлениях сразу… И внезапно все понял.

Я вижу, как выезжаю на своей машине из города. Но память лжет: эта картина — лишь компиляция других моих ночных поездок по этой дороге. В действительности я пошел пешком. Почему? Ответ лежит на поверхности: машина, припаркованная где-либо на этом отрезке дороги, слишком бросалась бы в глаза. Итак, я быстро шагал по обочине, посыпанной гравием; воздух был теплый, недвижный; дорога шла лесом, городские огни за моей спиной вскоре исчезли из виду.

Воспоминания, в которых я уверен, начинаются лишь с того момента, когда я достиг левого ответвления дороги — места, мимо которого проезжал, не останавливаясь, уже несколько сот раз. Я имею в виду заросший бурьяном проселок, который вел через буш к старой военной базе. У меня сложился ритуал: там, где с дороги виднелась база, я всякий раз сбавлял скорость. Но на самой базе никогда еще не бывал. Даже не знаю, почему. Говорил себе: «Заброшенные, уродливые руины. Зачем попусту время тратить…» Истинная же причина была запрятана на дне моего подсознания. Я осознал ее, свернув на проселок. Мне вдруг померещилось, что я впервые переступил некую таинственную черту. Переступил через свой страх.

О Марии я больше не думал. Вообще ничего не шло на ум. Все мое внимание, подстегиваемое острой тревогой, было сосредоточено на тьме, атаковавшей меня со всех сторон. Деревья казались мне бдительными древними шпионами. Прямо у меня под ногами сквозь утоптанную землю прорастала трава. Ночь была точно увеличительное стекло, через которое за каждым моим движением следил исполинский глаз.

Проселок спустился в низину, к неглубокой речке, бегущей с журчанием по камням, и снова начал карабкаться в гору. На холме — хаотическое скопление деревьев. Лишь с определенной точки между листьями стало различимо внешнее ограждение базы. Тонкое, четко очерченное кружево проволоки, регулярно повторяющийся узор на фоне неба. Высокий столб, к которому раньше был прикреплен прожектор. Ныне он, покосившийся под тяжестью лиан, панибратски прислонился к дереву.

Я разглядывал главные ворота. Если есть часовой, то где-то у этих ворот. Я взял правее — полез по круче к гребню холма. Таким образом я избегал наиболее очевидных опасностей, но, карабкаясь по скользким камням, обдирая лицо и руки о ветки, я понял, что никак не подготовлен для героических подвигов во тьме. Какой из меня мачо! Я мысленно увидел себя в истинном свете: обрюзгшим слабаком, который способен лишь попивать виски в светлом и теплом баре Мамы да болтать с Лоуренсом. Я видел это словно бы издалека — через разлом, расколовший мою жизнь посередине. Кто я? Что я тут делаю? Я напряг все силы и с придушенным всхлипом, впиваясь в склон ногтями, наконец-то преодолел гребень холма. И оказался у самой проволоки, на краю обрыва.

Три или четыре палатки, бесформенные, обвисшие, сотканные скорее из теней, чем из брезента, — вот все, что осталось от базы. Между палатками — голая земляная площадка, на которой валяются какие-то разобранные механизмы. Ничто не шелохнется. Людей не видать. Не знаю уж, что я ожидал увидеть: солдат, сгрудившихся у огромного костра, белую машину неподалеку? Привязанную к дереву Марию с кляпом во рту? Впрочем, эта чернильно-темная пустота казалась еще опаснее. Долгое время я не мог пальцем пошевелить. Обмер. Безмолвие держало меня на прицеле. На моем теле даже успел высохнуть пот. Его пленка облепила меня, как холодная вторая кожа.

Я не мог уйти, не побывав на базе. Этот огромный круг мертвой земли манил меня. Однако ноги не слушались — казалось, я бреду глубоко под водой. Тело одеревенело. Я оглох. Шажок за шажком, точно пародийный сыщик, я прокрался вдоль проволоки к месту, где один из щитов ограждения валялся на земле. Вошел на территорию базы. И снова замер, напрягая слух. Но ничто не нарушало тишину, кроме какофонии моего собственного пульса и сопения.

Я немного успокоился. Если здесь со мной могло бы случиться что-то плохое, оно бы уже случилось.

База всего лишь заброшена, покинута людьми — вот и весь ее секрет. Ступая легко и беспечно, я двинулся вперед. Миновал одну палатку, вторую, вышел на гравий пустой площади.

Повеял слабый ветерок. Скудные травяные заросли затрепетали. Ближайшая палатка испустила отчетливый вздох. Но мне уже не было страшно. Обычные для ночного леса колебания воздуха?

И тут, стоило мне расслабиться, что-то шелохнулось прямо у меня перед носом. Я его не увидел, а почувствовал — внезапный негромкий всплеск, рывок тьмы. Нечто живое, наделенное свободой воли. И ужас вновь ожил в моей душе. Все самое ненавистное и опасное для меня, все призраки моей души слились в единый сгусток и образовали эту тварь, восставшую из тьмы.

Я отпрянул, завалился на бок, но моментально вскочил и побежал, опережая даже собственную мысль.

Из зеркала на меня смотрел пепельно-бледный, перепуганный человечек. Одежда грязная, вся в репьях и колючках. Припорошенная пылью кожа. На лбу ярко алела ссадина.

Я долго стоял под душем. Горячая вода успокаивала. Когда я вытерся полотенцем и надел чистое, мне показалось, что я снова вернулся к нормальной жизни. Мой разум трезво взглянул на вещи и усомнился в увиденном. Подумаешь, какое-то внезапное движение во тьме! Скорее всего, просто олень. Какое-нибудь ночное животное, потревоженное моим неожиданным появлением. Или даже порыв ветра.

Рациональные доводы более-менее успокоили меня. Но иррациональный страх оставался, таился в глубине души. Чтобы вернуться в этот миг первобытного ужаса, требовалось лишь напрячь память.

Я лег спать, не потушив лампы. Проснувшись, увидел, что вернулся Лоуренс. Зрелище его одежды, раскиданной по полу, впервые подействовало на меня умиротворяюще. А дневной свет, столь теплый и ровный, вселял мысль, что ночная экспедиция была лишь бредом. Все ее детали казались неправдоподобными. Единственным осязаемым свидетельством была лишь ноющая ссадина у меня на лбу.

— Где это вас угораздило? — спросил Лоуренс, проснувшийся немного позже меня.

— Ударился о шкафчик в ванной.

— Не повезло, — сказал он. На том разговор и кончился.

В сущности, я сказал правду — просто немного ее подправил. Несколько слов — и словно ничего и не бывало.

Я промаялся весь день. Пока сидел на дежурстве, пустые коридоры превратились в экран, на котором мой мозг вновь и вновь прокручивал все тот же фильм. В тот день у нас не было ни одного пациента. Ни одного. Не вышел на работу и Техого. Я дежурил один. Время окружило меня стеной. Когда наступил вечер, я изнемогал от усталости, утомленный скукой. Впервые мне удалось заснуть сразу.

Утром ссадина на моем лбу покрылась коростой. Начала подживать. Вновь заступив на дежурство, я смог даже разжечь в себе легкую злость от того, что Техого вновь не явился. Я даже сходил к нему, но его дверь, как и в прошлый раз, была заперта, а мой стук отдавался в комнате как-то подозрительно гулко.

На следующий день Техого вновь не появился. И на следующий. И вскоре всем стало известно: Техого ушел из больницы — и это неоспоримый факт.

Я попытался поднять этот вопрос на очередном собрании.

— Какие меры планируются, — вопрошал я, — по поводу Техого? Будут ли искать замену? Или нам теперь придется мыкаться без помощников?

Доктор Нгема, как и в прошлый раз, среагировала вяло.

— Э-э… временно, да, придется, — ответила она на мой последний вопрос. — Возможно, он еще объявится.

— Объявится?

— В последнее время на него трудно было положиться. Мы все это знаем. Возможно, он просто ненадолго отлучился, чтобы побыть в одиночестве.

— И потом вы снова примете его на работу?

— Что ж… да. Приму. Иначе… что? Вы хотите, чтобы я дала объявление о вакансии? Опытного фельдшера мы днем с огнем не сыщем.

— Техого так и не сдал экзамены.

— Да, но свое дело он знает. Новому человеку придется осваивать все с нуля. К тому же мы ведь не завалены работой. Обходимся своими силами.

В ее голосе зазвучало раздражение. Доктор Нгема и я еще никогда не разговаривали между собой в таком тоне — во всяком случае, на людях. Я обвел взглядом других врачей, но все опустили глаза. Эту схватку никто из них не принимал близко к сердцу.

— Обсудим принципиальную сторону вопроса, — сделал я еще одну, последнюю попытку. — Почему вы согласитесь принять его назад после такого проступка? Ведь он же нас всех подвел.

— Подвел, — согласилась она, а затем заглянула мне в глаза: — Но, Фрэнк, в последнее время ему трудно приходится. Вы же знаете.

«Вы же знаете»… Обвинение заставило меня прикусить язык, и я перестал настаивать. Мне померещилось, что все поняли, почему я так заостряю внимание на этом вопросе. Потому что комната Техого наконец-то — при самых неожиданных обстоятельствах — освободилась.

Этой темы больше никто не касался. Что до меня, то, признаюсь честно, я почти перестал вспоминать о комнате Техого. Она меня уже не интересовала. Через несколько месяцев истечет срок общественной службы Лоуренса, и тогда Лоуренс уедет, а я останусь. Останусь один.

Затем в городе произошло еще одно ограбление. На сей раз обчистили автосервис в самом начале главной улицы. Сценарий уже известен: бандиты в масках подъехали на белом автомобиле, забрали деньги и скрылись под покровом тьмы.

Новость распространилась по городу еще до рассвета. К ней прилагались разнообразные подробности и объяснения. Самой убедительной версией была такая: грабителей нужно искать среди военных, расквартированных тут же в городе. Это сказал один мой знакомый, а тому проболтался парень, лично знающий какого-то солдата… К полудню эта история обрела непреложность факта.

В последнее время отношение к военным сильно изменилось. Поначалу их присутствие воспринималось как символ грядущего возрождения города. Но шло время, и военные все меньше походили на спасителей и все больше — на громогласных и заносчивых молодых бездельников. Местные смотрели на них с опаской. Было несколько стычек между военными и владельцами магазинов. В заведении Мамы каждый вечер стены ходили ходуном от разгула. Вероятно, было неизбежно, что страх обернется своей противоположностью и побудит горожан обвинять военных во всех смертных грехах.

Но я знал: военные ни при чем. Теперь уже мой собственный страх заставлял меня действовать. На следующий вечер после ограбления я пошел к Маме. Ничего экстраординарного в этом не было — я вообще часто туда заглядывал; но на сей раз, признаюсь честно, мной руководил полуосознанный умысел.

Не знаю, как бы обернулось дело, не представься мне счастливый, удобный момент. Думаю, я предпочел бы окунуться в обычный хаос и неразбериху бара, забыться, в очередной раз так ни на что и не решиться, отложить все на неопределенное время. Но случай подвернулся.

Когда я пришел, полковника Моллера не было. Лишь несколько солдат. И лишь спустя несколько часов и стаканов, когда народу в баре заметно прибавилось, я на миг различил в толчее долговязую фигуру Моллера.

Он сидел около бильярдного стола — наблюдал за игрой. Я хорошо видел его аккуратно подстриженный затылок. Сегодня он был одет не в форму, а в джинсы и синюю футболку с какой-то улыбающейся рожицей на спине. Я зачарованно смотрел, как в полумраке его рука то подносит к губам стакан, то вновь опускает его на стол. Белесый пушок на руке полковника переливался на свету. Стакан поднимался и опускался. Двигалась только кисть, сам же полковник оставался абсолютно неподвижен.

Я не сразу с ним заговорил. Долго набирался храбрости. Черпал какое-то извращенное успокоение в том, что нахожусь так близко от него — могу внимательно рассматривать его уши, облупившиеся на солнце, — а он меня, по всей видимости, не замечает. Но тут толпа начала редеть. Я испугался, что уйдет и он, что случай будет упущен.

Я подошел и шепнул ему на ухо:

— Мне кое-что известно.

Он резко обернулся. Уставился на меня:

— Что?

— Если вы хотите найти то, что ищете, — сказал я ему, — езжайте на старую военную базу в окрестностях города.

Выпалив эту фразу, я тут же юркнул в толпу. Затеряться здесь было легко. В том-то и состоял весь мой план: таинственное сообщение, стремительный побег.

Я думал, что он меня не узнает. Тем более в баре, среди колоритных типов и заезжих шоферов. Полагался на то, что внешность у меня заурядная, совершенно никакая. Но когда я свернул в больничные ворота, позади сверкнула еще одна пара фар, и его джип затормозил неподалеку.

Я опешил. Струсил. Дело шло к совершенно нежелательному для меня разговору в самом неподходящем, по моим меркам, месте. Я вылез из своей машины и зашагал к джипу, стараясь настроиться поагрессивнее, чтобы вернуть себе хотя бы часть утраченного превосходства.

Он, напротив, держался мирно. Казалось, моя проделка его лишь позабавила. Остался сидеть в джипе с горделивым видом, глядел на меня сверху вниз. На его губах играла легкая усмешка.

— Что вы мне сказали, доктор? Я не совсем расслышал.

— Откуда вы знаете, кто я?

— Видел вас там и сям. Белых тут не слишком много. Навел справки.

Я поднял на него глаза, но, не выдержав его взгляда, уставился куда-то мимо. Казалось, я перенесся в прошлое, на приграничную военную базу, затерянную в буше. Меня переполнял непреодолимый страх перед ним, словно не было всех прошедших лет. Он немного постарел, немного обрюзг, его суровый, четкий силуэт слегка расплылся. Но на меня наводило ужас не его лицо, а что-то, сокрытое в его душе. Вся его личность представляла собой крохотное, плотное ядро. Такое происходит с людьми, которые посвящают себя некоей всепоглощающей идее. Это может украшать человека — например, в случае монахов. Но его это изуродовало.

Я сказал:

— Вы ищете Бригадного Генерала.

— Бригадного Генерала?

— Ну-ну, вы же знаете, о ком я говорю.

Он с озадаченным видом покачал головой:

— Если вы про черного, который раньше здесь всем заправлял…

— Да, я говорю о нем.

— Доктор, его давно и след простыл. Зачем мне его искать?

— Мне казалось, вас направили сюда, чтобы поставить заслон на границе. Мне казалось, вы пытаетесь ловить нарушителей.

— Возможно.

— Что ж, Бригадный Генерал — именно тот, кто вам нужен. Он главный. Тайно переправляет через границу все, что угодно. Слоновую кость, наркотики, людей. Тут каждый об этом знает. И вот что я вам еще скажу: это его люди дважды поработали здесь в городе. В супермаркете и в автосервисе. И я знаю, где они скрываются.

В тот вечер я немало выпил, и потому теперь, когда я наконец-то разговорился, словесный поток лился неудержимо. Но на лице Моллера не дрогнул ни один мускул. Его немигающие синие глаза таращились на меня с прежней проницательной настороженностью.

— Кто вам это сказал, доктор?

— Спросите любого — все знают.

Он самодовольно ухмыльнулся:

— И вы думаете, что я его найду на старой военной базе.

— Да.

— Вы его там видели, доктор?

— Нет, не видел. Но я знаю: он там.

— Откуда же вы знаете?

— Я не могу этого объяснить, господин комендант. Но я знаю.

— Господин полковник, — вполголоса поправил он меня.

Осознав, что сболтнул лишнее, я смутился. Было ясно: мое сообщение его не заинтересовало. Он поехал вслед за мной из любопытства, но теперь пришел к выводу: я всего лишь псих и мои слова не стоит брать в расчет.

Я сказал:

— Вы туда съездите?

— Может быть.

— И еще одна вещь…

— Ja?

— Возможно, там находится женщина. С ними. Пожалуйста, не причиняйте ей вреда. Она совершенно ни при чем.

— Женщина?

— Она с мужчиной, который ездит на белом автомобиле.

Неотрывно глядя на меня, он кивнул, но даже сквозь непробиваемый лед его глаз чувствовалось презрение. Он раскаивался, что покинул теплый бар ради безумного разговора на автостоянке.

Он повернул ключ зажигания. Я схватил его за руку:

— Все так и есть. Езжайте — увидите сами.

— Бригадный Генерал мертв. Нет тут никаких бригадных, кроме меня, — через несколько лет, доктор, я стану Генералом.

— Он не умер! — вскрикнул я и придвинулся к нему.

Мной руководила сила, заключенная в моих тайнах. Еще немного, и я вывалил бы на него все, что знал. Но внезапно его рука выскользнула из моих пальцев, он нажал на газ, и джип умчался прочь. Наглотавшись сухой пыли, я замер посреди стоянки. Провожал взглядом габаритные огни, пока они не растворились в сумраке.

Возможно, он прав. Я так взбудоражен, что уже ни в чем не могу быть уверен — даже в том, что вчера я действительно побывал на базе. Наверно, мне подсознательно хочется населить базу призраками. Наверно, мне необходимо верить в Бригадного Генерала, в человека, к чьей груди пришпилено его прошлое, тихо позвякивающее при каждом движении. В Бригадного Генерала, который по ночам ухаживает за своими цветами. В Бригадного Генерала, который пустит мои кости на удобрение для этих цветов.