Догоняйте, догоняйте!..

Глава пятнадцатая В ПОГОНЮ, ИЛИ НЕБОЛЬШОЙ СКАНДАЛ НА ФУТБОЛЬНОМ ПОЛЕ

По дороге домой родители Кости успели зайти на рынок и купили помидоров.

— Вот Костеньке радость! — Мария Ефимовна. — Изголодался он в этом лагере без витаминов. Там, наверное, одной пшенкой кормили. Он у нас не привык к такой еде.

— Ну от пшенной-то каши он бы поправился, — Александр Маркелович.

— У тебя вечно все наоборот. Что ни скажу, ты все наперекор.

Александр Маркелович возражать не стал, он только хмыкнул в ответ.

Кости дома не оказалось. Поначалу Мария Ефимовна обрадовалась:

— Пусть гуляет. Нагуляется — аппетит будет лучше. — Заглянула под крышку на сковородке. — Второе все умял. Да и кастрюля изрядно опустела. Узнаю нашего Костика. А то ведь как чужого привезли. Ел словно воробушек. От добавки отказывался. На академика Амосова ссылался. Мол, этот академик говорит, есть много вредно. А по мне — пусть ребенок отъедается. Скоро опять в школу, сентябрь не за горами. — Мария Ефимовна была довольна. — А еще, слышишь, папуля, Костик-то наш все говорил, форму ему нужно держать спортивную. С мячом своим не расставался. Но все же подействовали мои уговоры. Поверишь, со слезами его умоляла: ешь, Костя, ешь.

Александр Маркелович, вставляя изредка «угу» и похмыкивая, постепенно добрался до телевизора, включил «Клуб кинопутешествий» и уютно расположился в кресле.

Кресло и телевизор были обычным домашним занятием Александра Маркеловича, его хобби. Он мог сидеть часами, уставившись в голубой экран. Мария Ефимовна подозревала, что он просто спит, поскольку неоднократно обнаруживала, что, кроме полос или ряби, на экране ничего нет. Однако замечаний никаких не делала. «Пусть уж лучше посидит, поспит», — решала Мария Ефимовна.

И решение это было не лишено рационального смысла. Ибо стоило оторвать Александра Маркеловича от телевизора, как он активно включался в хозяйственную жизнь, что, по мнению Марии Ефимовны, было равносильно настоящему стихийному бедствию.

Однажды Мария Ефимовна попросила мужа повесить полочку в ванной. Полочка, естественно, крепится на гвоздиках, а гвоздики нужно вбить в стену. Александр Маркелович подошел к делу серьезно. У соседа он достал электродрель и принялся вгрызаться в стену. Через пять минут ванная комната напоминала парилку в Сандуновских банях: электродрель прошила трубу центрального отопления, и тонкая струйка кипятка повисла от одной стены до другой.

Заделать дырочку оказалось сложнее, чем просверлить. Дежурный техник сказал, что здесь необходим специалист, а специалист в отпуске и выйдет только через две недели. Ко всему, нет нужных материалов.

Лишь когда Александр Маркелович выразил готовность заплатить наличными, специалиста вызвали из отпуска (благо, он находился в своем дворе — сидел за домино).

Нет уж, пусть лучше у телевизора подремлет.

И все-таки пришлось оторвать Александра Маркеловича, причем даже от «Кабачка 13 стульев».

— Саша, наверное, что-то случилось, — сказала Мария Ефимовна, входя в комнату.

— Подожди, подожди, сейчас пан Зюзя насчет зайцев расскажет…

— Какие зайцы? Ужин готов, а Кости нет и нет. Я так беспокоюсь.

Александр Маркелович с трудом переключился на свою супругу:

— Ах, этого гуляки нет? Ну ладно же. Придется его запирать. Пусть только появится, — и Александр Маркелович сделал грозный вид, нахмурил белесые брови, выпятил губы и постучал своим маленьким кулачком по подлокотнику.

Мария Ефимовна хорошо знала мужа и поэтому, не придав никакого значения его грозному виду, сказала:

— Саша, я думаю, надо звонить в милицию. Куда он мог деться? Если бы он с мальчиками загулялся, мог бы позвонить.

— Погоди! — Александр Маркелович даже привстал со своего кресла. — По-моему, кто-то стучит в дверь.

— Стучит? Странно, зачем же стучать, когда есть звонок?

— Но послушай. Какой-то металлический звук. По ручке, что ли, стучат?

— Ой! Крышка!..

— Кому крышка? — растерянно проговорил Александр Маркелович (перед «Кабачком» он смотрел какой-то детектив).

Мария Ефимовна, всплеснув руками, бросилась на кухню выключить газ под кипящим чайником.

В милицию звонить не стали: пока объяснишь, пока оттуда приедут. А меры нужно было принимать самые срочные. Поэтому решили обратиться к милиционеру, который жил в соседнем доме и часто прогуливался со своей собакой.

— Только сразу приходите, не мешкая, — приговаривала Мария Ефимовна, помогая мужу надеть пиджак.

— Да, да, Машенька, конечно, сразу, — Булочкин никак не мог попасть руками в рукава.

— И собаку пусть приводит.

— И собаку.

— Только не подходи к ней близко: укусит.

— Да, да, — открывая дверь, сказал Александр Маркелович. — Укушу.

Вернулись они очень скоро. Увидев в своем коридоре огромную овчарку, Мария Ефимовна чуть не грохнулась в обморок.

— Дайте какую-нибудь вещь вашего сына, — сухо сказал милиционер.

Поскольку Мария Ефимовна от страха не могла двинуться с места, за вещью пошел Александр Маркелович. Принес он металлический шарик от детского бильярда.

Собаку шарик не удовлетворил. Она удивленно ткнула его носом и даже лизнула. Не испытав никаких вкусовых ощущений, она безразлично отвернулась.

— Неужели у вас других вещей не осталось от сына? — спросил милиционер.

— Саша, на кухне, возле буфета, мяч, проводи, пожалуйста, собачку, — сказала ласковым голосом Мария Ефимовна.

Александр Маркелович пошел вперед, следом — пес, за ним — милиционер.

— Вот он, — указал пальцем Александр Маркелович.

Милиционер взял овчарку за ошейник и подвел к мячу.

— Нюхай, Рекс, — приказал он.

Рекс, раздув ноздри, обнюхал «вещь», тронул мяч лапой и, когда тот чуть откатился, наклонил морду к листку бумаги, который оказался под мячом. Словно пытался прочитать, что там написано.

— Славный песик, — пролепетала Мария Ефимовна.

Милиционер поднял листок и прочитал вслух:

— «Дорогие мама и папа! Миша из девятой квартиры пригласил меня на три дня на дачу, и я к нему уехал. Целую. Ваш сын Костя».

Александр Маркелович, ошалело вытаращив глаза, слушал милиционера.

— Ну, Рекс, ты свое дело сделал. А вы, гражданин папа, читайте записки, которые вам сын пишет. Чуть что, так в милицию! — махнув рукой, милиционер прошествовал с псом мимо Александра Маркеловича и стоявшей на почтительном расстоянии Марии Ефимовны.

Возмущению родителей не было границ.

— На дачу уехал! Не позвонил! Записку под мяч куда-то сунул! — поочередно выкрикивали Александр Маркелович и Мария Ефимовна. — Сыночек называется!

Под мяч Костя положил записку неспроста. После того как Булочкины забрали сына из пионерского лагеря, футбольный мяч стал в семье яблоком раздора. Раньше он, казалось, был пожизненно заточен во тьму стенного шкафа. Там он лежал где-то на самом дне в полуспущенном состояние и формой напоминал скорее боксерскую перчатку, нежели мяч. Иногда его вынимали оттуда, чтобы, как и все предметы, находящиеся в шкафу, протереть тряпкой. После этого он водворялся на свое привычное место.

Костя, вернувшись из лагеря, сразу же спросил:

— Мяч мой цел?

— Цел, Костенька, что с ним станет, — улыбнулась Мария Ефимовна и, чтобы сделать сыну приятное, полезла в шкаф, вынула мяч, протерла его влажной фланелевой тряпкой и хотела было положить обратно.

Но сын сказал:

— Дай мне.

— Зачем?

— Пойду постукаю.

— Зачем же идти? — не поняла Мария Ефимовна. — Поиграй мячиком здесь. Пол у нас чистый. Соседи снизу в Сочи уехали. Стукнешь об пол парочку раз и положишь в шкаф. Чего во двор выносить — грязный будет.

О том, что предложение матери — полнейшая нелепость, догадался даже Александр Маркелович, хотя был далеко не знатоком спорта. К тому же он хотел доставить сыну какое-то удовольствие, поэтому сказал:

— Нет, Маша, он не руками хочет играть. Правда, Костя?

Булочкин-младший снисходительно махнул головой.

— Вот видишь, — скромно подытожил Александр Маркелович.

Но Мария Ефимовна не собиралась сдавать позиций.

И пошла в квартире Булочкиных с того часа «борьба за мяч». Мария Ефимовна все старалась его в шкаф упрятать, Костя, наигравшись во дворе, прибегал домой и совал мяч в угол возле буфета.

Он прикинул, что мать, когда вернется, непременно подойдет к мячу, может, не сразу, даже лучше, если не сразу, но подойдет. Поднимет, тут и обнаружит записку.

И вот записка уже тряслась в яростных руках родителей.

— Скорее в девятую квартиру, — переглянувшись, изрекли отец и мать.

Но в девятой квартире Булочкиным никто не открыл: там никого не было. Они ходили туда несколько раз вплоть до позднего вечера — тот же результат.

В одиннадцать часов Булочкины решили сходить снова.

Девятая квартира долго молчала. Наконец за дверью послышались шарканье и недовольный разбуженный прокуренно-хриплый голос:

— Кого черт по ночам носит? Спать людям не дают. Кто там?

— Откройте, пожалуйста, мы насчет вашего сына.

— Какого такого сына? Отродясь сына не было. Дочь вот есть, а сына не припомню. Не по адресу обращаетесь.

— Да откройте же, — взмолилась нежным голосом Мария Ефимовна. — Мы по поводу Миши.

— Миши, — произнес голос. — Так это мой племянник. Сейчас открою. Взгляну, кому это он ночью понадобился.

— Мы Булочкины, из третьей квартиры, — хором произнесли Мария Ефимовна и Александр Маркелович, когда перед ними на ширину цепочки приоткрылась дверь.

Недоверчиво-иронически худощавая физиономия Мишиной тетушки прищурила глаза из-под нависших надо лбом бигуди:

— Что он там натворил?

— Видите ли, мы вообще-то не насчет Миши, а насчет Кости, — начала пояснения Мария Ефимовна.

— Вы меня извините, — передернулась тетушка, — но это называется нахальством. Вид у вас приличный, а ведете себя несолидно. Будите человека ночью под предлогом племянника, а потом заводите посторонние разговоры. Некрасиво все это. Очень некрасиво!

Мария Ефимовна и Александр Маркелович с трудом сумели заставить выслушать себя. Узнав, что их привело к ней, тетя не на шутку встревожилась, особенно, когда увидела записку Кости. А встревожившись, впустила Булочкиных в квартиру, чтобы обсудить план действий.

Булочкины в свою очередь пришли в ужас, когда прочитали записку Миши:

— Пионерский лагерь! — всплеснула руками Мария Ефимовна. — Вот где они скрылись! Наверняка это тот самый лагерь!

Чуть свет от дома № 17 по улице Просторной отделилась небольшая группа: впереди шли две женщины, одна худая, высокая, с грязно-пепельными кудряшками на гордо поднятой голове, другая — немного ниже ростом, но зато упитанная, с могучими плечами, в широкополой соломенной шляпе с бантом; за ними энергично семенил невысокий мужчина.

Путники спешили на вокзал.

Костя Булочкин спал. Он лежал на боку, его правая коленка высовывалась из-под простыни и блестела в лучах солнца, проникших в палату. Левой ногой он упирался в стенку. Наверное, это положение и навеяло ему сон: он в игре, стремительно обводит одного противника, другого — гол! Еще гол! Еще! Он даже сбивается со счета. Сколько же он забил? Неважно. Главное — победа. Команда выстроена, ему вручают хрустальный кубок и огромный букет. Он благодарит, кланяется. И в этот момент чувствует, что один стебелек из букета щекочет ему нос, он пытается отодвинуться подальше, перекладывает букет в другую руку, но с травинкой нет никакого сладу. Не удержавшись, Костя чихает. Все смеются, его команда, зрители, судьи…

Костя проснулся. На его кровати сидели Ветка, Тигран Саркисович, Андрюша, Борька Мамалыкин и смеялись.

— Ну ты даешь, капитан, — ухмылялся Ветка. — Дрыхнешь будь здоров! Думал, всю соломинку носом заглотишь.

Костя хотел обидеться, но, увидев довольные лица ребят, тоже рассмеялся:

— А что, я проспал?

— Проспал! И он еще спрашивает! Смотри, сколько настукало! У-у-у! — Тигран Саркисович сделал страшные глаза.

Костя взглянул на круглые настенные часы и увидел, что только шесть.

— А часы стоят?

— Стоят, стоят, — сказал Ветка. — Ты нас покинул, и все остановилось.

Все загоготали.

— Ребята, хватит время тянуть. Махнули, — сказал Теоретик.

— Куда махнули? — спросил Костя.

— Эх ты, соня! Куда махнули? Да мы тут каждое утро соревнования устраиваем. Плаваем, — сказал Борис.

— В тихий час теперь не разгуляешься. Дисциплина, — добавил Теоретик, взглянув на свои часы. — Приходится вставать пораньше.

— Давно ли ты встаешь пораньше? Помнится, в тихий час вместе со мной ухо давил.

— Так то помнится. А это ныне.

— А как же соревнования? — спросил Костя. — Отдохнуть бы перед ними.

— Эх, Булочка, Булочка! И кто тебя выдумал? — Ветка щелкнул его тихонько по кончику носа. — Подожди немного. Отдохнешь и ты.

Они побежали к реке.

Как всегда, отличился Борька. В то время как Ветка еще был на середине, Мамалыкин уже переплыл речку и ухватился за прибрежную траву, спускавшуюся к самой воде.

Хоть и небыстро плыл Ветка, но главное — плыл. Почти настоящим брассом. Только голову не погружал. Плыл, спокойно отфыркиваясь.

Потом они лежали, растянувшись на траве.

— Костя, а помнишь, как я тонул? — вдруг спросил Ветка.

— Еще бы не помнить!

— И ты помогал меня спасать.

Костя даже зарделся. Но тут же вспомнил обиду.

— Не стоило: у меня до сих пор ребро ноет.

— Ну да, не стоило. С кем бы ты в футбол играл?

— Ну если только ради этого. И то — больше под ногами мешаешься.

— Это я-то? Может, наоборот? Не знаю, что в тебе Копытин нашел? Капитан! Подумаешь!

— А я и не напрашивался.

— Ребята, хватит вам. Не то подеретесь, — вмешался Теоретик. — Теперь главное — единство действий. Соперник у нас сильный. Нужно будет выложиться. Помню, однажды, когда Бобров играл за команду ВВС…

— Надо же! — воскликнул Тигран Саркисович. — Он помнит! Тебя тогда на свете не было. И родители твои еще под стол пешком ходили.

— Это я выразился фигурально.

— Только не лови мячи фигурально. Ладно?

— Не нравится, становись сам. Будешь вратарь Тигр-2.

— Почему два?

— Потому что Тигр-1 уже был. Так прозвали англичане нашего Алексея Хомича.

— Хомича?.. Когда же это было?

— В сорок шестом.

— Врешь небось, — проговорил Тигран Саркисович.

— Нет, — сказал Борька Мамалыкин, — это точно. Я тоже где-то читал. И ты не спорь с Теоретиком. Что споришь — тебе гордиться надо. Теперь знаешь, в честь кого тебя назвали?

В пионерский лагерь «Ромашка» съезжались родители.

Но это был не обычный родительский день, когда мамы и папы везут своим детям толстые сумки, каждая из которых напоминает продовольственный микромагазин, состоящий в основном из двух отделов: колбасного и кондитерского.

На сей раз сумок в руках у родителей не было, поэтому они не кидали изучающие взоры по сторонам: куда бы отвести ребенка, где можно было бы скормить ему если не все привезенные припасы, то, по крайней мере, большую их часть.

Родители шли к футбольному полю. Там сегодня проводился открытый спортивный праздник.

Этот праздник придумал Жора. Терентьев вначале сомневался, стоила ли игра свеч. Но Жора убедил его, что всем мамам и папам будет приятно увидеть, какими ловкими, быстрыми и сильными стали их ребята. Все же Терентьев решил связаться по поводу спортивного праздника с завкомом. Когда же эту идею одобрили и там, да еще пригрозили приехать и взглянуть на успехи, Иван Дмитриевич тоже засуетился и велел устроить трибуны, то есть вкопать по краям футбольного поля скамейки.

Стоит ли говорить, с каким нетерпением ждал этого дня Жора. Ради такого случая он еще накануне достал из рюкзака серые брюки, которые ни разу не надевал, и выгладил их. Затем он выстирал белую польскую тенниску в мелкую дырочку. Правда, за ночь она не совсем высохла, зато приятно холодила тело, когда Жора надевал ее перед завтраком. Бреясь, он рассматривал себя в зеркало.

Порядок! Из отложного воротничка выглядывала крепкая загорелая шея, короткие рукава облегали мускулы. Щеки упругие. Жора сжал челюсти, отчего выступили желваки, и лицо стало более мужественным и суровым. Сдвинул брови. Понравился себе.

Терентьев подошел к нему возле столовой, похлопал по спине:

— Выше голову, физрук! Все будет хорошо.

Жора и не заметил, что взволнован. Некогда было. А сейчас вдруг понял, что побаивается. Как там его ребятишки, не подкачают? А родители? Вдруг найдется еще новый Булочкин или Чучкин?

Пока все складывалось хорошо. Приезжали мамы и папы, обнимали детей и спешили занять места на трибунах.

Конечно, было очень досадно, что сегодня не могла приехать Наташа. Но у нее у самой именно в этот день были соревнования. «Ладно, — утешал себя Жора, — приедет завтра. Ждать недолго. День пробежит — не успеешь оглянуться».

Легкоатлетическая часть спортивного праздника прошла удачно. Родители хлопали и издавали восторженные крики, когда девочки и мальчики из младших отрядов делали вольные упражнения. Трибуны ревели, подбадривая свою команду во время эстафеты четыре по сто метров.

И Жора радовался и готов был расцеловать Вадима, когда тот подошел и сказал:

— Поздравляю, Георгий Николаевич. Большое дело сделали.

Победителям вручали памятные призы, книжки и цветы. Ребята вели себя как большие, даже на глазах как бы становились выше ростом и взрослее.

Потом Сергей объявил по радио, что после десятиминутного перерыва состоится футбольный матч сборной лагеря «Ромашка» со сборной лагеря «Радуга». Ольга Георгиевна сыграла спортивный марш на аккордеоне, который как раз к этому дню был получен из починки.

Команды выстроились одна против другой. Капитаны пожали руки. Затем был брошен жребий, после чего капитаны вернулись на свои места. Мяч лежал в центре поля в нетерпеливом ожидании. Казалось, он даже ворочался с боку на бок.

Право начать игру выпало на долю Булочкина. Костя занес левую ногу. Слегка ударил, мяч перешел к Ветке.

На трибунах притихли: игра началась.

Булочкин был в ударе. Мяч так и притягивался к его ноге, словно был привязан на резинке. Но Костю стерегли бдительно, бить не давали. «Эх, — думал он, — если б эти «радуги» не мельтешили, сколько бы голов можно было накидать!» А что поделаешь? Только он выберет выгодное положение, тут же вырастет перед ним какой-нибудь защитник да еще норовит мяч из-под ноги выкатить. И Ветка бегает по пятам и кричит: «Дай паса! Дай паса! Булочка! Хуже будет!»

И ведь надо дать, чтобы за индивидуалиста не считали. А Ветка получит — от него потом жди-дожидайся.

Ромашкинцы наседали на ворота «Радуги» минут десять. Почти вся команда была на половине гостей. Даже Теоретик ушел от своих ворот чуть ли не к центру и махал руками, пытаясь дирижировать игрой.

Жора вскочил со скамейки и жестами стал отзывать защитников. Куда там! Те и в ус не дули, пока соперники лавиной не ринулись к их воротам. Теоретик едва успел добежать до вратарской. И вовремя. Пробитый слева мяч шел чуть ли не под самую планку. С трудом Теоретик дотянулся до него, но удержать не смог. Мяч полетел за лицевую линию. Угловой.

Копытин злился. Никакого рисунка игры, никакой мысли он не видел. Волновались ребята. Да и родители добавляли переживаний. Угловой пробили плохо, опасность миновала. Но это было слабым утешением. Где согласованность действий? Где голы, черт побери? Ведь кончался уже первый тайм. А ребята словно забыли все его наставления. И тем не менее Жора зря так нервничал. Боря Мамалыкин, игравший в защите, удачно отобрал мяч у противника и передал его Ветке. Тот быстро пошел по правому краю в сторону ворот «Радуги». С левого края к воротам устремился Костя, в центре был Тигран Саркисович.

«Передай Тиграну! Ну дай же Тиграну!» — мысленно внушал Жора. Но до Ветки это внушение не дошло. Он решил пробить сам и послал мяч в дальний левый угол. Удар получился неточным. Мяч летел мимо штанги. Вратарь даже не среагировал на него. И поплатился за это, ибо на мяч набежал Костя, оказавшийся в нужный момент у самых ворот. Ему оставалось только подставить ногу, и мяч, изменив направление, влетел в сетку.

Костя радостно подпрыгнул, выбросив вверх руки, побежал к центру поля. По дороге к нему присоединились ребята, пожимали руки, похлопывали по спине. Подбежал Ветка. Ухмыльнулся и бросил:

— Молодец, Булочка, хорошо использовал мою подачу!

«Твою подачу! — хотел возразить Костя. — Если бы я ее дожидался, никогда бы мяча не видел». Но промолчал.

Неподалеку от Жоры сидел Терентьев, и Копытин слышал, как тот переживал за своих, как тоже покрикивал:

— Ветка, отпасни Булочке… Бей сам!.. Мазила!

Но вдруг крики Терентьева прекратились. Жора оглянулся и обомлел: рядом с Терентьевым восседал Чучкин и еще одна женщина из месткома, а также знакомый парень из комитета комсомола. Комиссия!

Не успел Жора осмыслить этот факт, как на поле произошла свалка. Из пирамиды живых тел высовывались дрыгающие руки и ноги. И невозможно было понять — то ли о помощи взывали они, то ли футболисты, пользуясь минутным перерывом, решили устроить такую разминку.

Когда же пирамида рассыпалась, а вернее, расползлась в разные стороны, выяснилось, что Борька Мамалыкин, находившийся в самом центре свалки, играть не может: кто-то в суматохе наступил ему на лодыжку. Борька, хоть и прихрамывал, но уходить с поля не хотел, однако врач запретил ему продолжать игру.

Жора выпустил запасного, и Серега тут же объявил в микрофон:

— В команде «Ромашка» произошла замена. Вместо выбывшего из игры Бориса Мамалыкина, номер четыре, будет играть Виктор Смирнов, номер двенадцать.

И тут под хохот трибун на поле выскочила дама в шляпе. Никакого номера на спине у нее не было, зато в руках она держала зонтик.

Родители были настроены празднично и думали, что сейчас перед ними будет разыграна веселая интермедия. Но Копытин знал, что никакой интермедии не предполагалось, и не разделял этого веселья. С ужасом он увидел, как на поле выскочили еще одна дама и мужчина со сверкающей лысиной. За ними бежал Васька Спиридонов.

«Что за черт!» — поморщился Жора. Васька тем временем догнал вторую даму и повел ее под руку с поля. Она встряхивала пепельными кудряшками, оглядывалась и кричала:

— Миша! Миша!

А дама в шляпе и лысый мужчина, подобно шотландским болельщикам, прорвавшимся к концу матча на поле, бросились к игрокам.

Жора сначала подумал, что это всего-навсего пьяные хулиганы, и уже привстал, чтобы ринуться за ними вдогонку, но потом понял, что в их действиях была определенная логика. Они не просто бегали. Они ловили Булочкина.

«Так это же… — похолодел от промелькнувшей догадки. — Булочкины. Только их еще не хватало».

Костя, делая крутые виражи, стремился уйти от преследователей.

— Сюда! Ко мне! — крикнул ему Жора.

Костя понесся на его крик и скрылся за спиной Копытина. Растопырив руки, Жора ждал Булочкиных:

— Стойте! Успокойтесь!

На трибунах творилось невообразимое. Кто кричал: «Безобразие!», кто смеялся: «Я за даму в шляпе!», кто подливал масла в огонь: «Держи их!»

Матч срывался. Выручил Терентьев. Он поднялся, подошел к Булочкиным, взял их под руки и увел, а Жоре кивнул:

— Отведи пока Костю к себе.

Жоре пришлось произвести еще одну замену. Судья посмотрел на секундомер, отметил время задержки и дал сигнал продолжать игру.

А Жора пошел с Костей к себе. Запер его там, после чего отправился к Терентьеву.

Как ни странно, начальник убедил Булочкиных не применять никаких санкций к своему сыну. Более того, они согласились разрешить ему доиграть матч и провести оставшиеся дни в лагере.

Как это удалось Терентьеву, Жора узнал позже.

— Сыграл на тщеславии, — пояснил Иван Дмитриевич. — Сказал, что о сегодняшних соревнованиях будет статья в газете. А может, и фотография. Еще сказал, очень многое зависит от участия в игре их сына — Константина Булочкина.

— Обрадовались?

— Да. Но в основном интересовались, верно ли будет фотография.

— Чудеса, — улыбнулся Жора.

— Сказал, будет непременно. Чемпионов даже сфотографируют с родителями.

Жора прыснул.

— Зря смеешься, — мрачно заметил Терентьев. — Булочкина, оказывается, когда-то хотела стать актрисой. Как услышала, вся расплылась. До того покрасоваться захотелось. Теперь, хочешь не хочешь, фотографируй даму в шляпе. — Терентьев вдруг хитро подмигнул: — Ничего, я же не уточнил, в какой газете. В стенной-то обязательно отразим. Верно? И фотографию пришлепаем, а?

Тем временем игра продолжалась. По-прежнему суматошно носился Ветка, обводя каждого встречного. И уже невозможно было понять, за какую команду он играет. А может, сам за себя, один против всех?

— Катя, — спрашивала Чучкина, — как ты думаешь, забьет Ветка или нет?

— Я-то откуда знаю, — отмахивалась Катя.

Но на самом деле ей очень хотелось, чтобы Ветка забил. Еще утром он сказал Кате: «Этот матч будет мой». — Почему?» — «Я уже девять голов забил. Дело за десятым — юбилейным». «Конечно, забьешь», — поддержала Катя. «Он будет посвящен тебе».

Леночка ничего не знала об этом разговоре. Тогда почему же она спрашивает? Уж не потому ли, что Катя не сводит глаз с Ветки? «Нужно сделать совсем равнодушное лицо», — подумала Катя, и тут словно гром грянул над полем: в ворота «Ромашки» влетел ответный мяч.

— Иван Дмитриевич, — не выдержал Жора, — надо опять Булочкина выпустить.

— Выпускай, Георгий Николаевич. Тебе виднее.

— Черт возьми! Костя же у меня в комнате закрыт.

— Так беги скорей.

До конца игры оставалось десять минут, когда болельщики снова могли увидеть на поле рыжую голову, так удачно символизировавшую «Ромашку».

С ходу Костя включился в игру и, завладев мячом, быстро стал приближаться к воротам противника. Обвел одного, другого… И вдруг за спиной ощутил дыхание, громкое и настойчивое. Оглядываться было некогда. Костя припустил во все лопатки поперек поля, потому что защитники не давали пробить, а отдать было некому.

— Булка, дай сюда! — раздался знакомый голос сзади. Как во сне, как в тот проклятый матч, когда они подрались с Веткой.

— Дай сюда, слышишь!

— Ты что, Ветка! Мы же в одной команде. Будет удобно, я тебе отдам, — пропыхтел Костя.

— Пока тебе будет удобно, игра кончится, — Ветка уже почти поравнялся с Костей.

В это время центральный защитник, пытаясь разгадать замысел Булочкина, метнулся вправо, а Костя без всякой обработки шарахнул по мячу. Удар был сильнейший. Если бы не вратарь, этот прыгучий вратарь из «Радуги»!

Костя еще не мог прийти в себя от огорчения и смотрел, как мяч, отскочив от рук вратаря, вращаясь, катится за пределы поля. И тут к мячу метнулся какой-то метеор. По дороге «метеор» трахнул Костю по затылку, а затем остановил мяч у самой лицевой.

Прошли доли секунды, и зрители увидели, как мимо растерянного вратаря пролетел мяч, а за ним и «метеор».

Им был, конечно, Ветка.

«Сумасшедший, — думал Костя, занимая место в центре поля. — Настоящий псих». А «псих» подбежал к нему и стал горячо пожимать руку:

— Булочка, спасибо тебе большое. И прости. Спасибо.

— За что? — удивился Костя.

— Да так… — Ветка махнул рукой.

«В самом деле сумасшедший», — покосился на него Булочкин. Но размышлять о Веткином поведении не было времени. Надо было играть.

Два — один. Счет до конца не изменился. И когда проигравшая команда поздравила победительницу, на поле выбежали не только ребята, но и родители. Даже Степан Васильевич Чучкин, увлекаемый своей быстроногой дочкой, оказался почему-то в самом центре поля, в толпе ребят, которые подбрасывали вверх своих кумиров.

Взлетал Костя Булочкин, взлетал Ветка, взлетал и Жора Копытин.

Какой-то малыш из младшего отряда объяснял своему приятелю:

— А знаешь, почему Булочкин левой бьет?

— Почему?

— Правой Георгий Николаевич запретил. С правой у Булочкина удар смертельный.

— Ну?

— Точно! — услышав их, вмешался Тигран Саркисович. — На правой мы хотели ему череп нарисовать.

— С костями?

— С костями, — мрачно подтвердил Тигран Саркисович.

— А чего не нарисовали?

— Не догадываетесь? — шепотом спросил Тигран Саркисович.

— Нет.

— Чудаки! Кто бы с нами тогда играть стал? Теперь ясно?

— Ясно, — прошептали малыши, глядя на серьезного Тиграна Саркисовича.

Знали бы они, как весело было Тиграну! Увидев важного, толстого Чучкина, он закричал:

— Ребя, качать ревизора!

Степан Васильевич не сразу догадался, что «ревизор» — это он, а когда понял, было поздно: десятки рук схватили его со всех сторон.

Пора было пресечь эти неорганизованные действия.

— Остановитесь, товарищи! Остановитесь! — запротестовал Чучкин.

Товарищи не слышали.

— Остановитесь! — крикнул он что есть силы.

На этот раз его услышали. Остановились. А может, просто уразумели, что Чучкина, сколько ни старайся, не поднять.

Степан Васильевич подтянул брюки, одернул на себе пиджак (двух пуговиц как не бывало) и стал бодро пробираться сквозь гущу ребят. Кое-кого даже успевал похлопывать по плечу.

Затем он оказался рядом с Жорой.

— Здорово, спортсмен, — по-свойски проговорил Чучкин. — Спасибо огромное от меня лично и от имени завкома. Не думал, что спорт — это так красиво, — и он протянул руку.

Жора ее пожал.

— Пятаки гнете? — поморщился Степан Васильевич.

— И про это слышали? Да всего один пятак-то. Старинный. Его и гну туда-сюда. А нынешние пятаки не согнешь — покрепче царских.

— Значит, мне ваш Серега завирал, — Степан Васильевич принялся разминать пальцы. — Говорил, что из-за вас в метро попасть не может: все пятаки ему погнули. А вот планчик-то я с вас все же потребую.

— Всегда готов, — щелкнул каблуками и склонил голову Жора.

— Ну-ну, я пошутил, — улыбнулся Чучкин, придерживая рукой борта пиджака. — Сейчас принимайте поздравления. План потом пришлете с кем-нибудь. Не будем формалистами. Главное, работа ваша видна.