Обеденный перерыв — не для обеда. Так считал Жора Копытин.
Возможно, что некоторые могут позволить себе этакую роскошь — просидеть за обедом час. Жора был спортсменом, привык ценить даже секунды, поэтому час был для него целым состоянием.
За обеденный перерыв Жора успевал провернуть ворох дел.
Ноги у него были быстрые, сердце крепкое, а энергии — как у тренера, который только что перешел из одного общества в другое.
Вчера, например, именно в этот час Жора познакомился с Наташей.
Началось, правда, все с того, что он заскочил в пельменную и наскоро умял порцию пельменей со сметаной. Не было ничего удивительного в том, что он перенес эту процедуру с конца обеденного перерыва, как случалось всегда, на начало. Жоре нужно было поесть: он спешил к зубному врачу.
Известно, что поход к дантисту — дело затяжное. Это не стометровку бегать, это, если хотите, марафон, да еще с препятствиями. Одна очередь в коридоре чего стоит.
Раньше Жора этого не знал. Не слышал он ни предостерегающего холодного клацанья зубоврачебных инструментов, ни тех вкрадчивых шелестящих звуков, которыми сопровождается замешивание состава для пломбы.
О врачах он вспоминал лишь перед крупными соревнованиями. Врач мерил давление, слушал сердце и, удовлетворенно хлопнув Жору по мускулистой груди, отпускал. Жора скромно улыбался. О его грудь можно было разбивать бутылку шампанского, как о борт корабля, сходящего со стапелей.
Но вот заболел у Копытина зуб. В обеденный перерыв Жора сунулся было в поликлинику и, ужаснувшись, выбежал назад: народу, как на финальном матче. На следующий день он сделал еще одну попытку — тот же результат. А зубная боль не унималась. Не пробился он к врачу и с третьей попытки.
Нужно было менять тактику. Как настоящий спортсмен, он уважал правила, а среди них приглянулось ему одно: граждане с острой зубной болью проходят вне очереди.
Копытин дождался, когда боль стала острой, и прибежал к врачу. Вне очереди и с чистой совестью.
Вот тут-то Жора и попал в надежные руки, а его зуб получил необходимое дополнение в виде пломбы.
— Два часа не есть, — предупредил доктор.
— Угу, — промычал Жора и побежал к гардеробу, где у него стояла сумка с теннисной ракеткой. До конца обеденного перерыва он еще надеялся заскочить в мастерскую и отдать ракетку в перетяжку.
Будь завгар более покладистым человеком, может, Жора так не метался бы. Но Федосеев строго следил, чтобы Копытин тратил на обед никак не больше часа. Другие могли и задержаться минут на десять, но Жора — ни-ни. Не любил завгар Жору, а все потому, что приходилось Копытину часто отпрашиваться. После работы Жора себе не принадлежал. Он принадлежал стадионам и спортплощадкам. Вот и оставалось ему массу мелких дел переносить на обеденный перерыв. Сегодня тоже предстояло отпрашиваться: в Лужниках у него был теннис, а в Сокольниках — кросс.
Он подбежал к остановке, прыгнул в отходивший троллейбус. Зуб не болел, не ныл. Только пломба немножко мешала. Но это пустяки. Жора чувствовал, как его переполняла жизнерадостность здорового человека. Он готов был выскочить и пуститься наперегонки с троллейбусом.
И вдруг он увидел ее. Она сидела вполоборота к Жоре и читала книгу. Нежная, чуть тронутая загаром щека. Длинные светлые волосы, разметавшиеся по спине.
Он подсел к ней и сказал:
— Девушка, по-моему, я вас где-то…
— Где-то видели? Никак не можете припомнить где?
— Точно, — проговорил он. — А вы?
— А я вот припоминаю…
— Интересно.
— Да, припоминаю, что нигде вас не видела.
— Вы уверены?
— Как никогда. — Она снова устремила взгляд в книгу, но успела заметить: — Боже, какой избитый способ знакомиться. Неужели ничего более оригинального нельзя придумать?
Жоре стало слегка обидно, но он решил не отступать.
— А может, на море? — сказал он с безнадежностью в голосе.
— В Гаграх?
— Ну да, — обрадовался Жора.
— «О море в Гаграх! О пальмы в Гаграх!» — процитировала она популярную песенку.
— Вот именно!
— Нет. Никогда не бывала.
— Я тоже, — неожиданно для себя признался Жора.
— Так-то лучше, — улыбнулась девушка.
«А она ничего, — подумал Жора. — Только сейчас уйдет, и все. Конец. Может, пригласить ее в кино? — За окном мелькнули афиши кинотеатра. — Новый художественный фильм… Ого! Это как раз то, что нужно».
— Девушка, вы видели «Служебный роман»?
— Видела.
— Когда же? — с наивным недоверием спросил Жора. — Идет, между прочим, с сегодняшнего числа.
— В прошлом году видела. В Доме кино.
— Ну и как?
— Терпимо.
— Вы кино любите? — Жора все пытался направить разговор в деловое русло.
— Не очень.
— А ходите в Дом кино.
— Знакомый пригласил.
— А я люблю, — улыбнулся Жора.
— Удачных вам кинопоходов и спасибо за содержательную беседу. — Девушка закрыла книгу. — Разрешите. Я сейчас выхожу.
Она зашагала по проходу. Стройная, высокая. Жора машинально отметил, что представлял ее ростом пониже.
Девушка остановилась возле дверей. Дернула головой — волосы колыхнулись и вновь легли ей на спину.
Троллейбус стал тормозить. Еще миг — и прощай, прекрасная незнакомка, похожая на Марину Влади из фильма «Колдунья». (Жора как раз недавно посмотрел этот фильм в «Иллюзионе».)
Какая-то неожиданная сила сорвала Жору с места. Он ринулся к выходу и, придержав закрывающиеся двери, прыгнул на тротуар.
— Постойте! — крикнул Жора.
Девушка обернулась.
— Одну секундочку. Ваш… — он хотел сказать: «телефон». И в этот же момент вспомнил о своей спортивной сумке, которую оставил в троллейбусе.
Синий троллейбус, подаривший ему такую попутчицу, теперь увозил вместе с сумкой ракетку, записную книжку и авторучку.
— Что с вами? — она увидела, как Жора изменился в лице.
— Ничего, — он уже пришел в себя. — Хотел записать ваш номер телефона, а сумка уехала.
— Какая сумка?
— Моя, с записной книжкой, — он оглянулся на троллейбус.
— Вот видите, как… — скорее всего она хотела произнести что-то назидательное. Но ей стало жаль Жору, и она сказала: — Как же вы теперь?
— Догоню, — сказал он и опять оглянулся. — Какой ваш номер?
— Это излишне.
— Говорите. Я должен бежать.
— Куда бежать? Вы с ума сошли!
— Догоню. Говорите номер.
Жора нервно переминался с ноги на ногу и оглядывался.
Конечно, она могла назвать ему неправильный номер. Но человек был в беде. К тому же Наташа где-то чувствовала, что он и сам стеснялся тех банальностей, которые слетали с его языка. Это немного располагало ее к Жоре. Но главное — человек находился в бедственном положении.
Нехорошо говорить неправильный номер в такой момент. Тем более, что беда находилась в прямой пропорции с расстоянием до троллейбуса, а оно увеличивалось с каждой секундой.
— Ну что ж, если не забудете… — Она назвала номер.
Жора сорвался с места, словно начинал эстафету четыре на двести. Разница была лишь в том, что все четыре этапа бежать предстояло одному.
Не остановись троллейбус у перекрестка, был бы побит мировой рекорд. Но Жоре пришлось сбавить темп: в светофоре зажегся красный свет.
Все это было вчера, а сегодня…
…Сегодня в обеденный перерыв Жора хотел заскочить в парикмахерскую, чтобы подстричься и вымыть голову, затем он собирался купить новый галстук в галантерейном магазине рядом со «стекляшкой».
Это было на руку Жоре, потому что «стекляшка», или небольшой только что выстроенный стеклянный павильон, в котором открыли кафе, находилась неподалеку. Жора мог убить сразу двух зайцев — приобрести галстук и перекусить, потому что наедаться сегодня Жоре не следовало: в пять часов ему предстояло бежать за общество «Сокол» на пять тысяч метров.
«Нет, легкий перекусон не помешает, — думал Жора, выходя на улицу. — Но прежде всего в парикмахерскую».
В семь тридцать Жора должен был встретиться с Наташей. Понятно, что к такой встрече нельзя не подготовиться. Поэтому он пошел не в ближайшую простенькую парикмахерскую, а в ту, которая находилась на площади и имела элегантную вывеску «Парикмахерская-салон». Перед Наташей нужно было «выступить во весь рост», как говорил в таких случаях Жорин приятель аккумуляторщик Васька Спиридонов. Наташа!.. Он позвонил ей вчера. Разговор был недолог, но о встрече они договорились.
И вот теперь, чтобы «выступить во весь рост», Жора торопился в парикмахерскую.
Уличная толпа отражалась в огромных зеркальных стеклах витрин. Прохожие поглядывали на свои отражения — и походка их менялась, становилась тверже, красивее, голова держалась ровнее.
Жора Копытин на стекла витрин не смотрел. Некогда было ему заниматься такими пустяками. А если бы и взглянул он на свое отражение, то никакого удовольствия не получил: он увидел бы там плотного, среднего роста парня. Только и всего.
Как завидовал Жора высоким! Сухощавый, длинноногий мужчина, рассуждал Жора, это класс. Какой бы прыгучестью обладал Жора!.. А подача в теннисе!.. А Наташа!.. Ну, куда это годится — он с ней одного роста. Мужчина должен быть на полголовы выше женщины. Как минимум. Жора даже на танцы не мог пригласить Наташу. Ну что это за парочка?!
До парикмахерского салона было две троллейбусные остановки. Жоре и в голову бы не пришло ждать троллейбуса: на своих двоих он добрался бы куда быстрее. Но на этот раз он взглянул на подходивший к остановке троллейбус, и его охватило приятное волнение. Это был тот самый троллейбус, в котором он познакомился с Наташей. Жора запомнил его по номеру: как-никак гнался за ним почти три квартала.
Счастливый троллейбус! Нельзя не сесть в такой троллейбус.
Пропустив перед собой старичка, Жора ступил на подножку. Старичок был щуплый, зато имел такие пушистые усы, что казалось, будто над верхней губой расположены у него две кисточки для бритья. Отличные белые кисточки, еще не бывшие в употреблении.
Троллейбус не был пустым, как в прошлый раз. Все места были заняты. Жора и старичок стали в проходе. Перед старичком сидели двое длинногривых парней — у одного были прямые волосы Джоконды, другой словно бы надел завитой парик короля Луи-Филиппа.
«Король», взглянув на старичка, толкнул в бок «Джоконду».
— Лёха, — сказал он, — посмотри на экспоната.
Сосед его обернулся и, увидев усы старичка, изобразил такую радостную, отнюдь не загадочную улыбку, что можно было бы сразу понять: нет, это не Джоконда.
— Дает! — восхитился он. — Ну дает!
— Паноптикум! — проговорил «король».
— Отец, с твоими усами в цирке выступать, — остроумно, на его взгляд, заметил Лёха.
Оба засмеялись.
Старичок сердито шевельнул кисточками — парни зарыдали от хохота.
— Ну дает! — кое-как успокоившись, выдохнул Лёха. — Почище цирка. Снимай, отец, шляпу — тугрики так и посыплются.
— Лучше б место уступили, молодежь, — сказала впередисидящая женщина.
— Слышь, старый, — толкнул «король» Лёху. — Уступи место.
— Садись, папаша, — предложил Лёха и тут же приподнялся.
Старичок нерешительно шагнул.
— Садись, садись, — подбодрил его «король».
Но когда старичок сделал было последнее движение, чтобы сесть, Лёха опередил его и плюхнулся на свое место.
— Папуля, я передумал.
Парни снова загоготали.
— Хамье, — проговорил старик, отвернувшись.
— Смотри, — сказал «король», — обижается.
— Шуток не понимает, — объяснил Лёха. — Стар стал.
Жора подскочил к парням, схватил Лёху за плечо.
— Ну-ка извинись перед дедом и выметайся. Живо.
— Отцепи грабли, — прошипел Лёха, тряхнув волосами.
— Ты, плебс, — лениво проговорил «король», взглянув на Жору, — закрой транзистор.
Драчуном Жора не был, и скандалов он не любил, но тут не стерпел — оторвал Лёху от сиденья и вытолкнул в проход. Лёха зацепился за чью-то сумку — по полу расплылась лужа сметаны. По сметане покатились помидоры.
Лёха подхватил один помидор и попытался запустить им в Копытина. Тот увернулся, и помидор разбился о стенку водительской кабины, окропив своими брызгами пассажиров.
«Король» набросился на Жору сзади, но Копытин ловким приемом перекинул его через себя, и «Луи-Филипп» распластался на полу в луже сметаны.
— Я свидетель. Это все они… они, — приговаривал старичок, показывая на длинноволосых.
Но голос его тонул в общем гвалте.
Водитель без остановок гнал «счастливый» троллейбус к ближайшему отделению милиции.