При слове «конвент» на ум обычно приходит людное собрание профессионалов или сотрудников какой-либо компании, проводимое, как правило, в большом отеле, где все делают вид, будто учатся и повышают квалификацию, а на самом деле просто пользуются возможностью погулять на халяву, пофлиртовать, попьянствовать и вообще оторваться по полной.
Тут же обнаружилось первое серьезное отличие конвента фанатов от делового: никто и не пробовал притворяться. Все просто оттягивались. Вторым отличием стал дресс-код: костюмы на этом конвенте отличались значительно меньшей консервативностью.
«Сплеттеркон!!!» (судя по всему, участники конвента боялись, что их с кем-то спутают, иначе зачем три восклицательных знака?) оказался на поверку обилием костюмированных персонажей... а может, это сейчас мода такая, не знаю. Гостиница встречала входящего просторным атриумом, из которого два длинных широких коридора вели в ресторан и многоцелевые залы из тех, что можно делить раздвижными перегородками на кучу небольших помещений. В атриуме собралось человек двести народа, и всё новые участники конвента выходили из залов и зальчиков.
— Я-то думал, народу здесь побольше, — заметил я Молли; по дороге мы успели заглянуть ко мне домой, где я оставил Мыша, забрав свой посох.
— Так ведь вечер четверга, — отозвалась она так, словно это мне что-то говорило. — И время позднее. У нас уже зарегистрировались больше трех тысяч человек.
— А это разве много?
— Для первого в году конвента? Да это просто монгольская орда какая-то. — В голосе ее звучала неподдельная гордость. — И народ в оргкомитете в основном молодой... впрочем, держится это все равно на бывалых. — Некоторое время Молли сыпала именами и заслугами, словно я явился сюда в качестве инспектора проверять законность мероприятия.
Мимо нас прошмыгнули две девицы среднего школьного возраста в ало-черных одеяниях, открывавших взгляду изрядную часть тела, с лицами, густо намазанными белым, и потеками крови из уголков рта. Скользнув по мне взглядом, одна из них улыбнулась, и во рту у нее обнаружились клыки.
В ноздри ударил запах древесного дыма, и я очнулся в последний момент, едва не испепелив на месте пробегавшего в каких-то пяти шагах от меня вампира. Приглядевшись внимательнее, я увидел на клыках неровности и отпечатки пальцев: судя по всему, девчонка сделала их сама из дешевого пластика. Я перевел дух и заставил себя расслабиться, убрав из посоха накачанную в него энергию.
Спокойно, Гарри.
Блин-тарарам, вот вышла бы история для газет! Чародей-Профессионал Сжигает Вампира-Любителя. Сенсация дня.
Девицы убежали, ничего не заметив; впрочем, даже Молли нахмурилась, посмотрев на них, а потом на меня. Бровь ее вопросительно выгнулась.
Я тряхнул головой.
— Прошу прощения. День у меня тоже не самый простой выдался. Слушай, мне надо глянуть на ваш сортир — ну, где напали на того хозяина кинотеатра.
— Идет, — кивнула Молли. — Только сначала стоит получить на регистрации беджик.
— Беджик? — удивился я. — Зачем?
— Затем, что незарегистрированным вход запрещен, — отрезала она. — Не будем смущать секьюрити — и гостиничных, и наших. Вам это будет мешать.
— Верно. — вздохнул я. — Правильно мыслишь. Опять-таки я мог бы отреагировать неправильно.
Следом за ней я подошел к ряду столов, над которыми висели бумажные таблички «А-Д», «Е-К» и так далее по алфавиту. За первым столом сидела и возилась с бумагами усталого вида шатенка среднего возраста.
— Молли, — произнесла она, и лицо ее осветилось усталой улыбкой. — Кто это с тобой?
— Гарри Дрезден, — ответила Молли. — Гарри, это Сандра Марлинг. Секретарь оргкомитета.
— Вы тоже увлекаетесь ужастиками? — спросила Сандра Марлинг.
— Последнее время моя жизнь — сплошной ужастик.
— Ну, тогда вы найдете здесь, чем развлечься, — заверила она меня. — Мы крутим фильмы в нескольких залах одновременно и еще в кинотеатре, у нас работают буфеты, завтра обещаны автографы. Ну и конечно, сегодня тоже у нас несколько мероприятий... на конкурс костюмов всегда стоит посмотреть.
— Звучит обещающе, — заметил я, стараясь изобразить максимум энтузиазма.
— Сэнди, — вмешалась Молли. — Мне хотелось бы дать Гарри служебный пропуск как у меня, быстрее.
Сандра кивнула.
— Да, Розана искала тебя пару минут назад. Ты с ней еще не говорила?
— С середины дня — ни разу, — спохватилась Молли. — Ты не напомнила ей, чтобы она витамины приняла?
— Не дергайся, детка. Напомнила, напомнила.
Молли облегченно перевела дух.
— Спасибо.
Тем временем Сандра дала мне заполнить анкету, с которой я справился довольно быстро. В конце концов она протянула мне пластиковый чехольчик с прищепкой-клипсой, в который вставлялась бумажная карточка с надписью: «СПЛЕТТЕРКОН!!! Привет, я...», и черный маркер.
— Вы уж извините, принтер с утра испортился. Вы просто впишите свое имя, ладно?
Я аккуратным почерком вписал на место пробела «Невинный Свидетель» и нацепил карточку себе на куртку.
— Надеюсь, вам у нас понравится, Гарри, — сказала Сандра.
Я взял со стола расписание и вчитался. За «Как сделать клыки» в 10:00 следовал пункт «Как визжать лучше профессионала».
— Решительно не вижу, как мне может здесь не понравиться.
Мы отошли от стола, и Молли неодобрительно на меня покосилась.
— Не обязательно потешаться над этим.
— Вообще-то, — возразил я, — я потешаюсь почти над всем.
— Но это некрасиво, — возмутилась она. — Сандра всю жизнь вкладывает в этот конвент, и мне не хотелось бы, чтобы вы уязвляли ее чувства.
— Где ты с ней познакомилась? — поинтересовался я. — Уж наверное, не в церкви.
Молли посмотрела на меня еще менее одобрительно.
— Она работает добровольцем в одном из приютов, где я отрабатывала приговор. Она помогла выкарабкаться Нельсону несколько лет назад. И Рози, и ее бойфренду.
Я поднял руки, сдаваясь.
— Ладно, ладно. Обещаю вести себя хорошо.
— Спасибо, — кивнула она без тени улыбки. — Очень мило с вашей стороны.
Я готов был уже разозлиться, но тут меня посетила неприятная мысль о том, что в таком случае я окажусь на той же стороне, что и Черити, а тогда и до Апокалипсиса рукой подать.
Молли провела меня по коридору мимо залов к двери туалета. Дверь перекрещивали аж три полицейские ленты, и рядом с ней сидел на стуле полицейский в форме — крупный чернокожий мужчина с седеющими висками. Стул покачивался на задних ножках, полицейский опирался затылком о стену. На форменной куртке красовался беджик «СПЛЕТТЕРКОН!!!». Имя он тоже написал маркером: на месте пробела я прочитал «Представитель Власти». На кармане куртки красовалась фамилия «РОУЛИНЗ».
— Ага, — поднял он на меня взгляд, когда я подошел поближе, и немного кривовато улыбнулся. Потом прочитал мой беджик и фыркнул. — Парень-консультант. Считающий себя чародеем.
— Роулинз, — улыбнулся я в ответ и протянул ему руку. Он пожал ее своей лапищей.
— Значит, вы у нас тоже любитель ужастиков, а? — хмыкнул он.
— Э... да, — ответил я.
Он снова фыркнул.
— Я типа надеялся зайти в это заведение.
Роулинз криво ухмыльнулся.
— На этаже их еще два. Одно рядом со стойкой администратора, и еще одно в дальнем конце вон того коридора.
— Мне нравится это.
Роулинз хмуро посмотрел на меня.
— Может, вы в грамоте не сильны. Видите ленту? Она означает место преступления и все такое.
— Вот эту, яркую? Желтую с черным?
— Именно ее.
— Ух ты!
— Если вы не знаете, это такая штука, которой мы, полицейские, отмечаем место преступления, чтобы туда не совали свой длинный нос разные там частные сыщики, которых хлебом не корми — дай потоптаться своими башмачищами по оставшимся уликам, — буркнул он.
— А если я пообещаю ходить на цыпочках?
— Тогда я пообещаю прекратить размазывать вас по стене, как только мне перестанет мниться, будто вы оказываете сопротивление при аресте, — заверил он. Потом лицо его посерьезнело, и взгляд сделался твердым как кремень. — Это место преступления. Нельзя.
— Молли, — сказал я вполголоса. — Ты не будешь возражать, если мы с полицейским побеседуем с глазу на глаз?
— Конечно, — согласилась она. — У меня все равно дел полно. Вы меня простите? — Она повернулась и, не оглядываясь, поспешила по коридору.
— Хоть поговорить со мной об этом вы можете? — спросил я Роулинза.
— Ну... — вздохнул он. — Слушайте, Дрезден, я ничего против вас не имею. Поговорить поговорим. Но внутрь я вас не пущу.
— Почему? — не сдавался я.
— Потому что это может обернуться против парня, которого мы забрали.
Я нахмурился и склонил голову набок.
— Да?
Роулинз кивнул.
— Мальчишка этого не делал, — сказал он. — Но камеры видеонаблюдения зафиксировали, как туда заходил он, потом пострадавший, и больше никого. И я все это время сидел здесь, не отходя. Я точно знаю, что никто другой не входил и не выходил.
— Откуда тогда вы знаете, что на старика напал не мальчишка?
Роулинз пожал плечами:
— Никаких других улик. Он не задыхался, а ведь так отколошматить человека — дело непростое. И руки у него совершенно целые — не разбитые, и крови на них не было.
— Тогда что же вы его арестовали? — спросил я.
— Потому что никто другой этого сделать тоже не мог, — ответил Роулинз. — И еще потому, что старик был в отключке и не мог ничего рассказать, чтобы снять с парня обвинения. Мальчишка не бил его, но это не значит, что он не замешан. Я так подумал, может, он знает, как нападавший сумел проникнуть внутрь незамеченным, потому забрал его и допросил. Решил, что, если у него имелся сообщник, он скорее расколется, чем будет брать все на себя. — Роулинз поморщился. — Только он не раскололся. Он вообще ни черта не знал.
— Зачем же его увезли?
— Я не знал, что он проходил уже по одному делу, пока не разобрался с бумагами. Повторное обвинение автоматически переводит его в категорию подозреваемых. Очень некстати всплыло то дело. Он может погореть, даже если не виноват.
Я покачал головой.
— Вы уверены, что больше никто не входил и не выходил?
— Я же прямо вот здесь и сидел, — обиделся Роулинз. — Любой, кто прошмыгнет мимо меня незамеченным, должен быть рыцарем-джедаем или чем-то в этом роде.
— Или чем-то, — повторил я вполголоса, глядя себе под ноги.
— Подружка, — буркнул Роулинз, мотнув головой вслед Молли. — Это она вас втравила?
— Дочь приятеля, — кивнул я. — Я внес за парнишку залог.
Роулинз хмыкнул.
— Жаль мальчишку. Я сделал все по инструкции, но... — Он покачал головой. — Порой одних инструкций мало.
— Девица считает, что он не виноват, — сказал я.
— Девицы, Дрезден, всегда считают их белыми и пушистыми, — устало возразил Роулинз. — Проблема в том, что улики свидетельствуют против него. Более чем достаточно для суда, если только эксперты не найдут чего-нибудь здесь или на старикане, чтобы снять с него обвинение. А это возвращает нас к тому, с чего мы начали, — потому я вас и не пущу.
Я кивнул.
— А если я скажу вам, что это не простое дело?
Он пожал плечами.
— Думаете, нечисть какая-нибудь?
— Я пообещал девчонке, что проверю.
Роулинз нахмурился еще сильнее, но мотнул головой.
— Не могу пустить.
— Но хоть посмотреть можно? — попросил я. — Дверь только приоткрыть, чтобы я даже не заходил, одним глазом глянул. От этого ведь никому вреда не будет, правда? И потом, туда уже заходили — и вы, и ребята из «скорой», и детектив, возможно, тоже. Разве не так? И как я тогда могу затоптать улики, если всего лишь в дверь загляну?
Роулинз пристально посмотрел на меня и вздохнул. Потом еще раз хмыкнул, и передние ножки его стула со стуком опустились на пол.
— Ладно, — сказал он, вставая. — Только внутрь ни шагу.
— Вы настоящий джентльмен, Роулинз, — заверил я его и локтем приоткрыл дверь. Она издала пронзительный скрип. Не заходя за ленту, я просунул голову в щель и огляделся по сторонам.
Все стандартное. Туалет. Белый кафель. Кабинки, писсуары, раковины, длинное зеркало.
Ну конечно, кровь вряд ли можно было назвать стандартной.
На полу темнела большая лужа, и брызги разлетелись по сторонам так, что кто-то несколько раз поскальзывался на кафеле. На плитке четко читались отпечатки четырех разных ног; кроме того, кровь виднелась на раковине: судя по всему, пострадавший пытался, подтянувшись за нее, подняться на ноги. Довольно зловещее зрелище; впрочем, я мог этого ожидать. При убийстве, скажем, крови еще больше, но и так ее более чем хватало. Кто-то вложил в процесс избиения Кларка Пелла всю свою душу... если она у него имелась, конечно. От моего взгляда не укрылись кровавые брызги в верхнем углу зеркал и даже на потолке.
— Господи! — выдохнул я. — И это нападение без применения оружия? Никаких ножей или чего такого?
— У старика переломаны ребра, — отозвался Роулинз, — куча ушибов и ссадин: его крепко прикладывали об стены и пол. Но никаких порезов или проникающих ранений.
— Не детская работа, — заметил я.
— Но и не профессиональная. В людном-то месте. При свидетеле — если считать мальчишку на унитазе. В Чикаго такое обычно с рук не сходит.
— Кто-то сильный, — пробормотал я. — И злобный как черт знает что. Должно быть, он продолжал колошматить старика даже после того, как тот упал.
— Не иначе, похоже на кого-то из ваших знакомых, — хмыкнул Роулинз.
Я покачал головой, еще раз окинул помещение взглядом и прикусил губу, пытаясь сосредоточиться.
— Ну, хватит, — заявил Роулинз. — Закрывайте дверь, пока зевак не набежало.
— Еще секундочку, — пробормотал я и усилием воли, направив заряд энергии себе в лоб, отворил свое чародейское зрение.
Всякий, обладающий хоть малой толикой магических способностей, умеет видеть. Это можно отнести к экстрасенсорике, хотя на деле ничего особенно сложного в этом нет. Чародейский взгляд показывает вам истинную суть вещей. Еще он показывает присутствие магических энергий, которых вокруг нас почти всегда в достатке. Особенно полезен он бывает, когда тебе нужно обнаружить активные магические построения — то бишь заклятия, если кто не знает — или прорваться сквозь завесы и прочие колдовские штучки, предназначенные для сокрытия истинного положения дел.
Я отворил зрение, и оно показало мне то, чего не увидел в помещении мой физический взгляд. Такое, от чего даже мне — сколько бы я ни насмотрелся за свою жизнь всяких страстей — пришлось стиснуть кулаки и сделать над собой усилие, чтобы меня не стошнило.
Место нападения, кровь, жестокость и боль, причиненная жертве, отнюдь не являлись неудачным стечением обстоятельств в неудачном месте.
Скорее все это смахивало на изящное, хоть и извращенное произведение искусства.
Я увидел в потеках крови, в разлетевшихся брызгах зловещие изображения: перепуганное лицо старика, превращенное ударами чудовищных кулачищ в бесформенное кровавое месиво, — столько лиц, сколько ударов. При взгляде на измазанную кровью раковину я услышал неразборчивые, полные боли звуки — все, что он смог издать, чтобы позвать на помощь. А потом старика снова швырнули на пол, чтобы продолжить избиение.
И на короткую долю секунды я увидел на стене тень... точнее, силуэт твари, жадно поглощавшей энергию стариковской боли.
Усилием воли я закрыл зрение и пошатнулся. Наше зрение дается нам недаром. Оно может показывать чертову уйму вещей, но все, что мы увидели с его помощью, остается с нами на всю жизнь. Оно записывает это нам в память несмываемыми чернилами, и картины не бледнеют со временем, как бы нам ни хотелось их стереть. Маленькая дьявольская диорама, написанная алым по белоснежному кафелю, обещала являться в страшных снах до конца моих дней.
Что ж, зато, похоже, я нашел-таки ту черную магию, о которой предупреждал меня Привратник. Мог и не возиться с опасным заклинанием и Маленьким Чикаго.
Я отступил на пару шагов, пытаясь выбросить из головы жуткую красно-белую палитру. В глазах плавали круги — так бывает всегда после того, как я пользуюсь зрением. Роулинз придерживал меня за локоть.
— С вами все в порядке, дружище? — совсем тихо спросил он.
— Угу, — пробормотал я. — Да, спасибо.
Он перевел взгляд на закрытую дверь и обратно.
— Что вы там такого увидели?
— Не знаю точно, — ответил я. Голос мой слегка дрожал. — Что-то поганое.
— Это ведь не просто хулиган, нет? — произнес он чуть слышно.
Желудок снова болезненно сжался. Перед глазами у меня все еще стояла злобная ухмылка, отраженная в широко раскрытых глазах старика.
— Возможно, нет, — пробормотал я. — Хотя это, пожалуй, мог быть и человек. Только совсем сбрендивший. Или... возможно, и нет. Не знаю пока. — Слова так и рвались у меня с языка, и я решительно захлопнул рот, пока не соберусь с мыслями.
Я огляделся по сторонам и только теперь понял, что бегавшие по моей спине мурашки реагируют вовсе не на воспоминание о темной энергии, к которой я прикоснулся за дверью.
Что-то сгущалось в воздухе, и совсем близко.
— Роулинз, — спросил я, — сколько здесь еще полицейских?
— Кроме меня, сейчас никого, — тихо отозвался он. Он вгляделся в мое лицо и тут же завертел головой, озираясь, а рука его дернулась вниз, к кобуре. — А что, неприятности?
— Неприятности, — кивнул я, перекладывая посох в правую руку.
Разом погас свет, и гостиница погрузилась в кромешную тьму.
И тут послышался визг.