Лицо ван Бларикума выразило удивление. Он хмуро и чопорно приблизился к свидетельскому месту. Я успел уже забыть, до чего он высок — метр девяносто, самое малое. Седые волосы обрамляли его лицо, подобно облаку.
После того как его привели к присяге, я начал задавать вопросы — длинную череду вопросов о его происхождении, увлечениях и образовании. Он получил в Кембридже докторскую степень по японской литературе, бегло говорил на трех азиатских языках, изучал некое малоизвестное японское боевое искусство. Я задавал и задавал вопросы, какие только мог придумать, а времени все еще было едва ли половина двенадцатого.
— Мистер ван Бларикум, в 1968 году ваша сестра забеременела, не так ли?
Ван Бларикум неопределенно уставился в пространство:
— Что-то не припоминаю, нет.
Я вернулся к своему столу, взял с него свидетельство о рождении Блэра Дэйна.
— Может быть, этот документ освежит вашу память? Свидетельство о рождении «Безымянного ван Бларикума», сына Дианы ван Бларикум?
Довольно долгое время Роджер ван Бларикум притворялся изучающим документ, затем сказал:
— В то время я был в Кембридже.
— По-моему, вы сообщили, что получили докторскую степень в шестьдесят седьмом году.
Он откашлялся. А когда заговорил, в голосе его зазвучали оборонительные нотки:
— Ну, я то приезжал в страну, то уезжал из нее. Возможно, был в Японии. Не исключено, что сестра именно в это время и забеременела.
Я изобразил недоверие:
— Ваша сестра не только забеременела, она еще и родила ребенка и отдала его на воспитание штату Нью-Йорк… а вы не можете даже сказать, знали вы об этом или не знали?
Ван Бларикум снова откашлялся:
— Ну хорошо, да. Случившееся стало позором нашей семьи, и я… В общем, мне и сейчас трудно говорить об этом.
— Верно ли, мистер ван Бларикум, что вы и ваша мать давили на вашу сестру, принуждая ее сделать аборт?
Глаза ван Бларикума стали холодными:
— Нет.
— Верно ли, что вы и ваша мать угрожали лишить ее — в случае, если она сохранит ребенка, — наследства, отнять у нее трастовый фонд?
Ван Бларикум откашлялся еще раз:
— Это была обычная семейная размолвка. Я даже представить себе не могу, чтобы во время нее употреблялись столь сильные слова.
— Вот как? А верно ли, что вы и сестра тридцать лет не разговаривали друг с другом?
— Неверно. В последний раз мы разговаривали за неделю до ее смерти.
Я приподнял брови. О том, что они не разговаривали почти тридцать лет, мне сказал Майлз.
— Как именно? По телефону? Воспользовались факсом? Поговорили с глазу на глаз?
— По телефону.
— Правда? — Я подошел к груде своих вещественных доказательств, вытащил из нее регистрационную запись телефонных разговоров Майлза Дэйна. — Покажите мне этот разговор.
Ван Бларикум просмотрел запись:
— Вот. Одиннадцатое октября. А это номер моего телефона.
Я взглянул на указанную им строку записи. Нью-йоркский номер. Я с сомнением прочитал номер вслух и спросил:
— Вы можете доказать, что это ваш номер?
Ван Бларикум достал из нагрудного кармана пиджака тонкий бумажник, вытряс из него что-то.
— Прошу занести в протокол, что я показываю мистеру Слоуну свою визитную карточку, — сказал он.
Я взглянул на кремового цвета визитку. Стоявший на ней номер совпадал с тем, что значился в регистрационной записи.
Ладно, решил я, посмотрим, что удастся извлечь из этого.
— Мне говорили, что в течение тридцати лет вы не поддерживали с сестрой никаких отношений.
Ван Бларикум надолго задумался, затем сказал:
— Ну, был довольно долгий период времени, в течение которого мы разговаривали, э-э, не часто.
Внезапно меня обуяло некое странное чувство — такое возникает, когда тебе кажется, будто за тобой кто-то следит. Вот только определить источник его мне никак не удавалось.
— Так почему же вы вдруг позвонили ей за неделю до смерти?
— Я решил, что мы с ней слишком долгое время не поддерживаем связь, что настала пора помириться.
Стэш Олески встал:
— Простите, ваша честь, но я намерен внести протест. Я решительно не понимаю, какое все эти вопросы имеют отношение к делу.
Он был прав. Мои вопросы позволили обнаружить нечто загадочное, однако, какое отношение имеет эта загадка к делу, я пока не понял и сам.
— Я готов двинуться дальше, ваша честь, — сказал я. — Мистер ван Бларикум, давайте вернемся к 1969 году. Заставили вы в то время Диану — или не заставили — отдать ребенка на усыновление?
— Мы убедили сестру, что это наилучшим образом послужит ее интересам.
— Что затем произошло с ребенком, мистер ван Бларикум?
— Понятия не имею.
Я вернулся к столу защиты.
— Мистер ван Бларикум, вы помните состоявшийся у вас около месяца назад разговор с моей помощницей, Лайзой?
— Ваша дочь солгала мне. Она притворилась, будто торгует произведениями искусства, и попыталась выведать что-нибудь компрометирующее Диану.
Я порылся среди вещественных доказательств, отыскал карманный магнитофон и, нажав кнопку воспроизведения, поднес его к микрофону, установленному на свидетельском месте. Присутствующие в зале суда услышали конец нашего разговора в «Дубовом баре»: «Знаете, что самое смешное, Слоун? Выкрутится он или нет, не важно. Майлз нацелился на ее деньги. Но вот их-то он никогда и не получит. Никогда и ни за что. Разве Мак-Дейрмид не сказал вам об этом?»
Следом мой голос: «Майлза ее деньги никогда не интересовали».
Снова голос ван Бларикума: «Да? Ладно, присмотритесь к его физиономии, когда ублюдок явится за состоянием Дианы. И вы узнаете подлинную правду».
— В то время я не понял сказанного вами, мистер ван Бларикум. Я решил, что «ублюдком» вы назвали моего клиента. Вы же сказали примерно следующее: «Присмотритесь к лицу Майлза Дэйна, когда его незаконнорожденный сын, Блэр Дэйн, появится, чтобы вступить в наследство трастовым фондом Дианы». На что он, как прямой потомок, имеет полное право, верно?
Стэш поднял над собой обе руки:
— Теперь я просто обязан внести протест, ваша честь. Эта запись могла быть получена незаконным путем.
— Могу я посовещаться с вами и с государственным обвинителем, ваша честь? — спросил я.
— Подойдите.
Мы со Стэшем подошли к столу судьи, и я сказал:
— Я считаю, что Диану Дэйн мог убить сын моего клиента — он, кстати, значится в списке свидетелей защиты. И пытаюсь установить мотив. Мой клиент имеет право на любую защиту.
— До сих пор вся его защита ограничивалась попытками укрыться за Пятой поправкой, — проворчал Стэш.
— У нас уже имеются показания, согласно которым Блэр Дэйн, как прямой потомок Дианы Дэйн, должен унаследовать ее трастовый фонд. Однако в данный момент мой клиент не хочет давать показания против своего сына. Если я подам апелляцию на том основании, что моему клиенту было отказано в праве на обоснованную защиту, обвинительный приговор, который вынесет ему этот суд, мгновенно отменят, а вы станете на национальном телевидении козлом отпущения.
Лицо Иволы окаменело.
— Хорошо, — сказал он. — Я высказываюсь против возражения мистера Олески в целом. Однако в том, что касается узкого вопроса о записи, он абсолютно прав. Вы не сообщили о ней обвинению, а были обязаны сделать это. Поэтому запись в протоколе фигурировать не будет. И если я решу, что вы просто-напросто пытаетесь очернить свидетеля, то заткну вам рот.
Меня это устраивало. Запись свое дело уже сделала. А чем больше времени уходит у нас на пререкания, тем ближе становится перерыв в заседании суда.
Стэш сел, судья велел присяжным не принимать запись во внимание, а я снова приступил к допросу. Я попытался расспросить ван Бларикума о Блэре, но оказалось, что он ничего не знает. Пришлось задавать, перефразируя, вопросы, на которые он уже ответил. Я чувствовал, как на лбу у меня выступает пот, как он пропитывает рубашку.
— Ваша честь, могу я попросить о коротком перерыве, который позволил бы мне обсудить с моим клиентом пару вопросов? — спросил я. — Всего десять минут.
Судья Ивола, взглянув на меня, улыбнулся во весь рот:
— Когда я играл в бейсбольной команде штата Мичиган, наш тренер ухитрялся менять весь план игры за время короткой рекламной паузы. Даю вам две минуты.
— Благодарю вас. — Я подошел к своему столу, сел рядом с Майлзом. — Соображения имеются?
Майлз покачал головой:
— Все очень странно. Зачем он вдруг снова связался с Дианой? Не понимаю.
— Забудьте об этом, — сказал я. — Нам необходимо держаться за тему вашего сына. Как заставить Роджера рассказать о нем побольше?
— Тридцать секунд, мистер Слоун, — с наслаждением сообщил судья Ивола.
Мы сидели в мрачном молчании. Глаз у меня опух настолько, что я почти ничего им не видел, в черепной коробке пульсировала боль.
— Приступайте, мистер Слоун!
Я встал, направился к месту свидетеля. Прикоснулся к ссадине над глазом, глубоко вздохнул. А отняв от ранки пальцы, увидел на них кровь.
Это слово прокатилось в моем мозгу, как прокатывается по пещере звук произведенного выстрела.
— Кровь, — сказал я.
В зале суда стало очень тихо.
— Это что, вопрос, адвокат?
И внезапно я понял: да, это он и есть.
— Минутку, — сказал я и, вернувшись к своему столу, нашел среди вещественных доказательств фотографию гостиной Майлза Дэйна.
Там, на кофейном столике, лежал альбом японских эротических гравюр. Майлз сказал, что Блэр ждал кого-то еще. «Думаю, он уже не приедет» — такую его фразу запомнил Майлз. А имелись еще показания Леона Праути о втором человеке, о «старикане».
Я поднял взгляд на свидетеля:
— Кровь, мистер ван Бларикум. Когда именно Блэр Дэйн попросил вас сдать для него кровь?
Ван Бларикум заморгал:
— Что? Это нелепость.
— Блэр Дэйн покажет, что обращался ко всем своим родственникам, каких сумел отыскать, с просьбой сдать кровь. Вы — кровный родственник Дианы. Блэр страдал генетической болезнью и нуждался для лечения в одном из факторов крови. Он и у вас попросил кровь, не так ли?
Наступила долгая пауза. В глазах ван Бларикума появилось странное выражение. Казалось, будто одна половина его лица смотрит в одну сторону, а другая — в другую.
— Нет, — наконец сказал он.
Я чувствовал, как во мне нарастает нечто, какая-то легкость, — меня словно несло, покачивая на волне, к пока неясной мне цели.
Я чуть улыбнулся:
— Вы ведь человек высокий, мистер ван Бларикум. Каков ваш рост?
— Метр девяносто два сантиметра.
— А волосы у вас седые, так?
Ван Бларикум фыркнул:
— Очевидно, так.
— Когда вы начали седеть?
Ван Бларикум с очевидным раздражением взглянул на присяжных:
— По-моему, незадолго до тридцати.
Я повернулся к моему клиенту:
— Мистер Дэйн, вы не могли бы встать?
Майлз медленно встал.
— Мистер ван Бларикум, вы согласны с тем, что мой клиент — человек невысокий, верно? Вас удивит, если я скажу, что в нем метр шестьдесят семь сантиметров?
— Меня здесь уже ничто не удивит.
— А волосы у моего клиента каштановые. Ему за пятьдесят, однако седых волос у него раз два и обчелся. — Я протянул ван Бларикуму фотографию. — Вы узнаете снятого здесь человека?
Ван Бларикум достал очки для чтения:
— Это снимок, сделанный при аресте. Кто на нем изображен, я не знаю, но полагаю, что Блэр Дэйн.
— Совершенно верно, сэр. Какого цвета у него волосы?
— Они седые.
— За его головой на стене видны измерительные риски. Назовите нам рост Блэра Дэйна.
— Судя по снимку, метр девяносто три сантиметра.
И тут для меня все встало по местам окончательно.
— Цвет волос и рост, как вы наверняка знаете, определяются генетически, так?
— Я полагаю, что так.
— Передаются через ДНК, правильно? Которая присутствует и в крови человека.
— Да.
— Блэр Дэйн, получив результаты анализа крови Майлза Дэйна, обнаружил нечто странное, не правда ли?
— Я действительно не имею об этом ни малейшего представления.
— О нет, имеете. По сути дела, он выяснил, что Майлз Дэйн ему вовсе не отец.
— Но откуда я могу об этом знать?
— Да оттуда, мистер ван Бларикум, что настоящий отец Блэра Дэйна — вы, ведь так?
В зале наступила мертвая тишина.
Левая сторона лица ван Бларикума гневно задергалась, правая осталась спокойной.
— Нет. Это смехотворное, скандальное заявление. Я не отец Блэра Дэйна.
Стэш встал:
— Протестую. Эти диковинные, нездоровые утверждения не подкреплены никакими доказательствами.
— Дайте мне несколько секунд, ваша честь, — сказал я. — Я как раз к доказательствам и подхожу.
Судье Иволе ужасно хотелось поддержать протест обвинителя, однако он боялся выглядеть предвзятым перед стоявшей у задней стены зала телекамерой.
— Представьте нам какие-нибудь доказательства, — сквозь стиснутые зубы приказал он. — Я разрешаю вам продвинуться еще на шаг дальше. Но если серьезных свидетельств в пользу этого утверждения у вас не окажется, мистер Слоун, я наложу на вас самое суровое взыскание.
Разумеется, у меня их оказаться и не могло. Разве что… Я сунул руку в карман своего помятого костюма, того самого, что был на мне во время поездки в Нью-Йорк, — и точно, вот он. Я вытащил скомканный носовой платок, поднял его перед собой.
— Вам известно, что это такое, мистер ван Бларикум?
Он посмотрел и саркастически сообщил:
— Это носовой платок.
— Давайте будем более конкретными. Не могли бы вы прочесть инициалы, вышитые на его уголке?
Он посмотрел снова и уже тихо произнес:
— РВБ.
— Большое «Р», маленькое «в», большое «Б». Инициалы Роджера ван Бларикума. Правильно?
Снова встал Стэш:
— Протестую. Нам предъявляют еще одно предположительное доказательство, с которым обвинение ознакомлено не было. Я прошу исключить его.
— Ваша честь, — сказал я, — назначение этой вещи состоит исключительно в дискредитации свидетеля. Предъявлять ее мистеру Олески я обязан не был.
— Вы намереваетесь дискредитировать собственного свидетеля?
Я покачал головой:
— Это свидетель обвинения, а не мой.
Ивола гневно взирал на меня:
— Поскольку эта вещь может послужить обоснованием вашего заявления, я разрешаю вам использовать ее.
— Благодарю вас. — Я снова повернулся к ван Бларикуму. — Мы уже установили, что вы встречались с моей дочерью. Насколько я помню, в «Дубовом баре» нью-йоркского отеля «Плаза». Вы помните, как уронили тогда стакан с виски? Как попытались поймать его, однако стакан разбился и вы порезали руку?
— По-моему, да.
— У вас шла кровь, и вы вытерли ее носовым платком. Вот этим. Верно?
— Возможно.
— А несколько минут спустя, поняв, кто такая Лайза, поняв, что она работает на меня, вы бросили этот платок ей в лицо, не так ли?
Ван Бларикум просто смотрел на меня, молча.
— Вероятно, вам интересно будет узнать, мистер ван Бларикум, что мы провели анализ этой крови на ДНК. Мы провели также анализ крови мистера Дэйна и его предположительного сына Блэра. И угадайте, что мы обнаружили, мистер ван Бларикум? Человек, кровь которого осталась на этом носовом платке, — это и есть отец Блэра Дэйна.
Лицо ван Бларикума стало белым как полотно.
Стэш Олески вскочил на ноги:
— Ваша честь, защита предъявляет улики! Но ни одна из них не была представлена в офис обвинения до начала процесса.
Я, проигнорировав Стэша, взял со стола листок бумаги:
— Мистер ван Бларикум, я буду рад показать вам результаты этих анализов… если, конечно, вы не предпочтете обойтись без волокиты и не скажете нам правду.
— Покажите-ка мне эти предполагаемые результаты анализа ДНК, — потребовал судья Ивола. Я протянул ему листок, который держал в руке.
Ивола вгляделся в него сузившимися глазами. То был просто-напросто чистый лист бумаги. И когда Ивола оторвал от этой бумажки взгляд, на лице его сияла улыбка.
— Леди и джентльмены, члены жюри присяжных, мистер Слоун очевидным образом солгал. Никаких результатов анализа ДНК не существует. Я прошу вас полностью забыть о его ложных, возмутительных обвинениях.
Затем он повернулся ко мне, и улыбка его стала еще более широкой, торжествующей.
— Мистер Слоун, я намереваюсь направить в коллегию адвокатов штата рекомендацию о наложении на вас дисциплинарного взыскания и о приостановке действия вашей лицензии. Прошу вас, продолжайте допрос.
Это была мучительная минута. Я понял наконец все, что произошло, однако сделать завершающие шаги не мог.
— Мистер ван Бларикум, — сказал я, — в ночь двадцатого октября вы приезжали в дом Майлза Дэйна, не правда ли?
— Нет. — Губы его кривила улыбочка пренеприятнейшего превосходства.
— Вы лжете.
Вскочил Стэш:
— Протестую. Давление на свидетеля.
— Поддерживается, — сказал судья. — Дальше, мистер Слоун.
Дальше мне идти было некуда. Я завяз. У меня не имелось ни вещественных доказательств, ни способных подтвердить сказанное мною свидетелей. И тут кто-то громко кашлянул у меня за спиной. Я оглянулся — Лайза.
Одна.
— Ваша честь, могу я потратить тридцать секунд на разговор со своей помощницей?
Ивола взглянул на часы. Времени было без малого двенадцать.
— Думаю, нам пора объявить перерыв на ланч, — сказал он. По его глазам я понял: Ивола полагает, что часовой перерыв на ланч не оставит от моего допроса камня на камне. Сильнее ошибиться он не мог. — Есть возражения, мистер Слоун?
Я изобразил недовольство:
— В принципе — нет.
— В таком случае перерыв.
— Где Блэр, Лайза? — спросил я.
— Снаружи, в машине. Пытается решить, что ему делать.
Я потер лицо. Все это время я думал, будто Блэр — именно тот, кто нам нужен. А теперь вдруг понял, что ошибался.
— Вот что я тебе скажу, — произнес я. — Забудь пока о Блэре. Мне нужно, чтобы ты кое-что сделала.
После перерыва я снова вызвал ван Бларикума на свидетельское место.
— Мистер ван Бларикум, не могли бы вы сказать нам, что это такое?
Он угрюмо взглянул на книгу, которую я ему вручил.
— По-видимому, один из романов Майлза. Называется «Как я убил жену и вышел сухим из воды».
— Интересное чтение, как по-вашему?
Ван Бларикум выглядел теперь полностью овладевшим собой.
— Не знаю. Я бы эту дребедень и за деньги читать не стал.
— Там заложена одна из страниц. Откройте книгу и зачитайте нам то, что на ней напечатано.
Ван Бларикум открыл книгу. Голос его стал негромким и очень холодным:
— Тут сказано: «Хочу особо поблагодарить Роджера ван Бларикума, который подарил мне и идею этой книги, и оружие, ставшее прообразом орудия убийства».
— То есть идею книги дали ему вы, — ядовито произнес я, — однако сами ее не читали.
— Это книга о человеке, который ненавидит своих родственников. По-моему, что-то в этом роде.
— Значит, вы ее все же читали.
Ван Бларикум понял, что совершил ошибку, и попытался исправить ее:
— Нет, не читал. Просто слышал в новостях, что… в чем состоит сюжет.
— А, ну конечно. — Я издевательски усмехнулся. — Ранее вы показали, что изучали в Японии боевое искусство. Повторите, пожалуйста, его название.
— Муто-риу.
— Я не знаток боевых искусств, — признался я. — Это что-то вроде карате, кун-фу или как?
Долгая пауза.
— Это японский стиль боя на мечах.
— Чем вы пользовались, упражняясь в нем?
Одна сторона его лица дернулась:
— Бокеном. Однако…
— Однако что, мистер ван Бларикум? — спросил я. — Однако… нет, я не подставлял моего зятя? Однако… нет, я не крал бокена из его кабинета, пока он был в туалете? Однако… нет, я не убивал свою сестру? Вы это собирались сказать?
— Ваши утверждения попросту смехотворны. Когда он убил ее, я был в Нью-Йорке. И могу доказать это.
И тут с хлопком отворилась дверь и в зал влетела победно улыбающаяся Лайза. Она сунула мне в руку листок бумаги, громко прошептав при этом:
— Ты был прав.
Я улыбнулся ей и снова повернулся к свидетелю:
— Ваша честь, у меня появилось еще одно, ранее неизвестное доказательство. Предназначающееся опять-таки исключительно для дискредитации свидетеля.
Я вручил судье листок. Ивола поморщился и со вздохом сказал:
— Очень хорошо.
Затем он передал листок секретарю суда:
— Миссис Уилсон, пожалуйста, разметьте это.
Получив листок от секретаря, я неторопливо опустил его на край свидетельской трибуны и спросил:
— Вы не могли бы прочитать подчеркнутые ручкой строки?
Роджер ван Бларикум посмотрел на в листок.
— Тут сказано: «Северо-западные авиалинии. Сведения о пассажирах. Дата: двадцать первое октября. Отправление в одиннадцать ноль пять утра. Прибытие в час двадцать пять пополудни. Тип билета: в одну сторону. Пункт отбытия: Детройт. Пункт прибытия: Нью-Йорк, Ла-Гуардиа. Оплата: наличными. Имя пассажира…» — Он поднял на меня расширившиеся глаза.
— Читайте, читайте.
— «Имя пассажира: ван Бларикум, Роджер».
Зал зашумел. Потребовалось несколько секунд, чтобы этот гомон утих.
— Леон Праути показал ранее, что видел названного им «стариканом» человека, покидавшего дом около полуночи. Им были вы, не так ли?
Роджер ван Бларикум заморгал, потом обвел потрясенным взглядом зал.
Я услышал, как снова отворяется дверь, и обернулся. В дальнем конце зала появился молодой человек с преждевременно поседевшими волосами и страшноватыми синими глазами.
— А вот и он, мистер ван Бларикум. Человек, отдававший образцы крови на анализ. Он знает правду и даст о ней показания. Уверен, что он сделал то, о чем не подумал я, — копии результатов анализа. Вы собираетесь и дальше лгать под присягой? Хотите, чтобы мы услышали правду именно от него?
Ван Бларикум гневно взирал на молодого человека, стоявшего в конце зала.
— Хорошо, — наконец сказал он. — Хорошо. В молодые годы я страшно оступился.
— Расскажите ее простыми словами. Правду. Расскажите все.
Ван Бларикум продолжал вглядываться в поседевшего молодого человека.
— Полагаю, да, полагаю, он мое… порождение. Но…
— Ваш сын.
Долгое колебание.
— Мой сын, — наконец прошептал ван Бларикум, и одна его щека дернулась от омерзения.
— Послушайте, мистер ван Бларикум. Спрашиваю еще раз. Вы убили вашу сестру?
В зале стояла полная тишина.
Ван Бларикум, переведя взгляд с молодого человека на стол защиты, указал трясущимся пальцем на Майлза:
— Это он во всем виноват. До встречи с ней Майлз был ничем. Жалким нищим мошенником, ничего не стоящим мелким ничтожеством со Среднего Запада. Если бы не ее связи, не сила ее характера, не ее деньги — да он и сейчас колесил бы автостопом по Америке, рассказывая посетителям третьеразрядных кабаков, будто пишет роман.
— Скажите нам правду, — попросил я. — Это вы убили ее?
Взгляд ван Бларикума медленно опустился к полу:
— Да, думаю, что я.
Услышав это, Блэр Дэйн начал медленно приближаться к отцу.
— Думаю, я вообще способен на все. В конце концов, породил же я вот это.
Он с отвращением взглянул на сына:
— Уголовник, наркоман, каторжник с татуированными кулаками. Он — ноль. Меньше, чем ноль. А создал его я.
— Привет, пап, — весело произнес Блэр Дэйн. — Я тоже рад тебя видеть. Спасибо за всю любовь и заботу, которой ты окружал меня столько лет.
С этими словами он поднял перед собой маленький серебристый «смит-вессон» 32-го калибра, украденный им из верхнего ящика моего письменного стола. Пуля ударила Роджера ван Бларикума чуть выше правого глаза. Мгновенно скончавшийся Роджер вывалился из кресла и рухнул на пол еще до того, как треск выстрела обратился в эхо.
А Блэр Дэйн остался стоять, глядя пустыми глазами на кровь, обрызгавшую стену рядом с креслом судьи Иволы.
— Бросить оружие! — Это крикнул судебный пристав. Вытянув мускулистые руки, упершись подбородком в плечо, он держал перед собой автоматический пистолет, нацеленный прямо в грудь Блэра Дэйна. — Сейчас же!
— Кто-то рождается для легкого конца, — сказал приставу Блэр. Голос у него был спокойный, почти сонный. — А я рожден для тяжелого.
И он, с горечью улыбнувшись, начал медленно поднимать пистолет, направляя его на пристава. Я снова увидел кривоватую зеленоватую татуировку на его руке: «УМРИ В ПЕРЕСТРЕЛКЕ».
— Против судьбы не попрешь, друг, — произнес он.
Я нырнул под стол, утянув с собой и Лайзу. Послышались два сухих выстрела из 32-го, а следом несчетные, казалось, громкие и страшные «бам-бам-бам» большого автоматического пистолета пристава. Когда все стихло, я поднял голову над краем стола. Пристав стоял на прежнем месте, яростно вытаращив глаза. Блэр Дэйн лежал, тихо постанывая, на полу.
В течение долгого, как мне показалось, времени в зале царила полная тишина. И наконец ее нарушил голос — мой, собственно говоря.
Поднявшись с пола и одернув пиджак, я сказал:
— Ваша честь, защита допрос свидетеля закончила.