Доказательство умысла

Глава 4

Главная площадь городка Пикерэл-Пойнт примыкает к реке.

Наиболее приметная ее достопримечательность — это здание суда округа Керри — большое, возведенное в эпоху Депрессии здание, чей безликий, сложенный из песчаника фасад никак не наводит на мысль о величии закона.

Как правило, со ступеней здания суда можно увидеть реку. В этот понедельник отсюда были видны только антенны телевизионных фургонов, заполнивших всю площадь. Нам с Лайзой пришлось пробираться через толпу операторов и журналистов.

Первым, что я увидел в зале суда, была камера канала «Суд ТВ». Этого и следовало ожидать. Упоминая о скромности юристов округа Керри, мне полагалось первым делом назвать одного человека — судью Марка Иволу.

Марк Ивола всегда любил пребывать в центре внимания. Ему сорок один год, и рост у него под два метра, и тем не менее он производит впечатление подростка. К тому же он красив, как кинозвезда, у него светлые волосы, разбавленные сединой ровно настолько, чтобы его не принимали за мальчика. У нас были свои счеты: раньше Ивола был окружным прокурором, и я разбил его в пух и прах в одном крупном деле, вследствие чего ему пришлось забыть о политических амбициях.

Судя по телекамере в зале суда, Ивола решил, что этот процесс сможет основательно укрепить его репутацию и позволит ему вернуться на политическую арену.

— Слушание об основании для судебного преследования, — величаво начал Ивола, глядя прямо в камеру, — это своего рода испытательный полигон, на котором обвинение представляет имеющиеся у него улики против лица, подозреваемого в совершении преступления, и старается доказать, что существуют достаточные основания для предания этого человека суду.

Затем некоторое время он распространялся о непредвзятости нашего суда, указывая при этом на бронзовую статуэтку Фемиды, которая стояла у него на столе.

В конце концов Ивола умолк и предоставил слово Стэшу Олески. Стэш — блондин, как и Ивола. Однако на этом их сходство заканчивается. Если Иволе присуще вкрадчивое, но пресное обаяние, Стэш с его широкими скулами и почти азиатскими глазами походил, скорее, на польского аристократа, который собирается в поход против армии захватчиков.

Стэш начал с того, что вызвал на свидетельское место Шанталь Денкерберг.

Денкерберг спокойно вышла из зала — все в том же синем костюме, похожем на одеяние монахини, который был на ней, когда она появилась на месте преступления.

Стэш задал ей несколько общих вопросов о том, что она обнаружила на месте преступления, а затем перешел к главному:

— Детектив, когда вы смогли определиться со своим мнением по этому делу?

— В подобных случаях всегда сразу намечаешь список подозреваемых. В показаниях мистера Дэйна у меня вызвали сомнения два эпизода. Первый — разбитое окно на втором этаже дома мистера Дэйна. Мистер Слоун, адвокат мистера Дэйна, сказал мне, что убийца, по-видимому, выпрыгнул из этого окна. На земле под окном я обнаружила множество осколков стекла, свидетельствовавших о том, что окно разбили изнутри. Естественно, я внимательно осмотрела почву, надеясь найти под окном отпечатки ног, однако ничего не нашла.

Второй. Я осмотрела тело погибшей. У человека, подвергшегося нападению, обычно остаются повреждения на кистях рук и предплечьях — это результаты попыток защититься от первых ударов. На теле Дианы Дэйн таких следов не было, и, стало быть, она либо спала, когда на нее напали, либо хорошо знала нападавшего. Я надеялась, что мистер Дэйн сможет дать объяснения по этим пунктам.

Стэш Олески кивнул:

— И что же, он это сделал?

Шанталь Денкерберг бросила на Майлза быстрый взгляд:

— Нет, не сделал. Мистер Дэйн сказал, что работал у себя в кабинете и услышал шум, который его встревожил. И пошел наверх, посмотреть, что там происходит. Должна отметить, кстати, что в его кабинете находится огромная коллекция оружия — ружья, ножи, дубинки, мечи, все, что угодно.

Так вот, если бы я сидела в комнате, набитой оружием, и услышала в своем доме подозрительный шум, то схватила бы первое, что подвернется под руку. Однако мистер Дэйн сказал, что этого не сделал. По его словам, он поднялся наверх и увидел в коридоре какого-то мужчину. Этот мужчина заскочил в спальню, которая находится в самом конце коридора. Мистер Дэйн помчался следом и обнаружил в спальне разбитое окно. Он выглянул в окно и заметил человека, бежавшего к бульвару Риверсайд.

Должна отметить следующее: осмотр дома позволил мне установить, что некое оружие со стены кабинета мистера Дэйна все-таки пропало. А именно бокен, хорошо знакомый тем, кто практикуется в боевых искусствах. Мистер Дэйн предположил, что грабитель сорвал эту вещь со стены, пока сам мистер Дэйн находился в туалете, а затем напал на миссис Дэйн.

Однако это показалось мне маловероятным по нескольким причинам. Во-первых, если грабитель забрался в дом, чтобы совершить кражу, он вряд ли выбрал бы бокен. Это далеко не самое ценное и не самое опасное из того, что висит там на стенах.

Во-вторых, Диана Дэйн была избита самым зверским образом. Преступник, который прибегает к насилию, чтобы избежать поимки, не станет надолго задерживаться на одном месте, забивая кого-то до смерти.

В-третьих, когда ни в чем не повинный человек находит свою жену забитой до смерти, он звонит по девять-один-один. — И тут она взглянула на Майлза с откровенной неприязнью. — А что сделал этот человек? Он позвонил своему адвокату.

— Вы хотите сказать, — произнес Стэш, — что, основываясь на многолетнем опыте, находите подобное поведение неестественным для ни в чем не повинного человека?

— Ну, это и дураку понятно. — Глаза у Денкерберг вспыхнули. — Приехав туда, я получила от мистера Дэйна и его адвоката мистера Слоуна одни лишь увертки, увиливания и уклончивые ответы. К тому же мистер Слоун прервал допрос, изобразив приступ кашля.

Я покраснел.

— Было ясно, что ему потребовалась возможность объяснить мистеру Дэйну, что́ тот должен говорить.

Стэш прервал ее:

— Вы тогда же и арестовали мистера Дэйна, детектив?

— Разумеется, нет. В то время я не видела у него мотива.

— Затем вам удалось найти мотив?

— Да. Я получила сведения о финансовом положении мистера Дэйна. Выяснилось, что его финансовые дела очень плохи, у него большие долги, а доход постоянно сокращается. Между тем жизнь его жены оказалась застрахованной на пятьдесят тысяч долларов, которые должен был получить мистер Дэйн. Кроме того, жена владела небольшим трастовым фондом, который мистер Дэйн наследовал после ее смерти. С моей точки зрения, у мистера Дэйна был финансовый мотив.

Стэш Олески кивнул, затем потянулся к большой холщовой спортивной сумке и извлек оттуда бокен.

— Этот предмет повлиял на ваше решение об аресте мистера Дэйна?

— Да, повлиял. Обнаружить орудие убийства на территории, прилегающей к дому, нам не удалось, поэтому мы расширили границу поисков и осмотрели катер, принадлежащий соседу мистера Дэйна, с разрешения владельца. Катер стоял на причале в сотне с лишним метров от его дома, вверх по реке. Там, в шкафчике, мы обнаружили бокен.

Эксперты провели лабораторный анализ бокена. Во-первых, они установили, что бокен покрыт кровью, ДНК которой совпала с ДНК Дианы Дэйн. Кроме того, на бокене были обнаружены латентные отпечатки пальцев, совпавшие с отпечатками мистера Дэйна.

Стэш Олески достал из той же сумки большой бумажный пакет, положил его на стол.

— Еще несколько вопросов, детектив. Во что был одет мистер Дэйн, когда вы разговаривали с ним на следующий день после убийства?

— В халат. В белый халат. И в белую пижаму под ним.

— Он не сказал, переодевался ли он после того, как обнаружил тело жены?

— Он дал мне понять, что не переодевался.

— Не можете ли вы рассказать нам, что вы обнаружили в шкафчике помимо бокена, который был идентифицирован как орудие убийства.

— Да, могу. Я обнаружила черные шерстяные брюки, пару черных шелковых носков, черную рубашку производства фирмы «Тернбулл и Ассер» и черные ботинки. Все это было покрыто засохшей кровью. Между тем общеизвестно, что мистер Дэйн одевается исключительно в черное.

Стэш Олески открыл бумажный пакет и вывалил его содержимое на стол, стоявший перед свидетельским местом.

— Это та одежда, которую вы нашли?

— Да, это она.

— Что произошло потом?

— Я отправила одежду на экспертизу. Исследования ДНК показали, что кровь на одежде принадлежит Диане Дэйн. И тогда я решила, что у меня имеются достаточные основания для ареста мистера Дэйна. Я получила ордер и после небольшой… стычки… сумела арестовать его.

Стэш Олески кивнул:

— Благодарю вас, детектив. Думаю, что больше у меня нет к вам вопросов.

Судья Ивола повернулся ко мне:

— Мистер Слоун?

— Всего несколько вопросов, детектив. Существует два типа отпечатков пальцев, не правда ли? Латентные, то есть следы жировых выделений и аминокислот, которые покрывают пальцы, и отчетливые, оставляемые в некоторой жидкости или иной субстанции, верно?

— Верно.

— Имелись ли на бокене отчетливые отпечатки? В частности, отпечатки окровавленных пальцев?

Короткая заминка.

— Нет. Только латентные.

— Спасибо. Теперь относительно покрытой кровью одежды. Существует ли какая-либо причина полагать, что она принадлежала мистеру Дэйну? Помимо предпочтения им черного цвета?

Денкерберг смерила меня саркастическим взглядом, затем взяла со стола черные ковбойские ботинки и вывернула язык одного из них.

— Тут есть бирка. Желаете, чтобы я прочла то, что на ней написано?

— Конечно, почему бы и нет?

— «Изготовлены вручную Ройсом Даниэльсом, обувщиком из Харлингена, штат Техас, для мистера Майлза Дэйна».

Отлично. Я почувствовал себя полным идиотом.

— Мистер Слоун? — Это был судья Ивола. — У вас есть еще вопросы?

Я усмехнулся:

— Боюсь, я и так уже задал их больше, чем следовало.

В зале послышались смешки.

Судья Ивола театрально нахмурился, смешки смолкли.

— Ваш следующий свидетель, мистер Олески.

К большому моему удивлению, Стэш Олески встал и произнес:

— Других свидетелей у обвинения нет.

Ход был дерзкий. Я ожидал увидеть медэксперта, еще парочку копов. Однако Олески, ограничившийся всего одним свидетелем, уже сел на свое место.

Судья Ивола, не потрудившись даже объявить перерыв, постановил:

— Суд считает достаточными основания для предания мистера Дэйна дальнейшему суду по обвинению в убийстве Дианы Дэйн. Начало процесса назначается на второе января следующего года.

Он встал и вышел из зала.

Мы с Лайзой решили пообедать в моем тесном домишке. Лайзе, похоже, не терпелось продемонстрировать свои хозяйственные способности. Пока она готовила спагетти, одновременно болтая со мной о разных пустяках, я переминался поблизости, поглядывая на экран телевизора. Поставив еду на стол, Лайза открыла бутылку безалкогольного вина и наполнила два бокала.

Подняв свой, она сказала:

— Я благодарна тебе за то, что ты помогаешь мне прийти в себя. Я действительно… ну, просто не знала, куда еще податься. И сейчас мне лучше, чем было когда-либо за последние несколько лет. С тобой я чувствую себя защищенной. В безопасности.

Меня охватил прилив отцовской любви.

— А ты не хочешь рассказать мне о Нью-Йорке, Лайза? Что там произошло?

Она ненадолго задумалась.

— Нет. Пока нет. — Внезапно выражение ее лица изменилось. — Давай поговорим о деле. Ты полагаешь, что он виновен?

Я ответил тоном умудренного старца:

— Когда я только еще начинал практиковать, то из кожи вон лез в попытках догадаться, виновен мой подзащитный или нет. Однако со временем понял, с точностью никогда этого не скажешь. И со временем пришел к такому выводу: самое правильное и лучшее для меня — забыть об этом и просто исполнять свою работу как можно лучше.

Большие умные глаза Лайзы не отрывались от моего лица. Она склонила голову набок:

— Хочешь знать мое мнение? Я думаю, что он невиновен.

Я накрутил спагетти на вилку, сунул ее в рот. Вкус оказался на редкость отвратным.

— М-м! — сказал я. — Прекрасно!

Лайза, тоже решившая попробовать спагетти, немедля выплюнула их на тарелку:

— Ой!

— В Пикерэл-Пойнт, — сказал я, — есть неплохие для маленького мичиганского городка рестораны. Могу я пригласить тебя в один из них?

— Идет, — ответила Лайза. — Но хотя бы одна хорошая новость у меня для тебя есть — деньги, которые ты посылал мне для учебы на кулинарных курсах, я на пустяки не потратила.

В конце концов мы оказались в гостинице «Пикерэл-Пойнт», ресторан которой периодически — когда шеф-повар Джимми пребывает в трезвом виде — становится лучшим в городе. Гостиница «Пикерэл-Пойнт» считается достопримечательностью города, она занимает старинный, причудливой постройки дом у реки.

— Ну хорошо, вернемся к теме виновен-невиновен, — сказала Лайза, как только мы заняли столик у окна.

За темной рекой из труб нефтеперегонного завода компании «Саноко» вырывались языки пламени, бросая желтые и синие отблески на черное зеркало реки Сент-Клер.

— Ладно, давай я буду исполнять роль неуемного спорщика, — ответил я. — То, что рассказывает Майлз, выглядит смехотворно. Почему ты ему веришь?

Лайза задумалась.

— Я нутром чувствую, что он на самом деле страдает. Если это было преступление на почве страсти… — Она пожала плечами. — Вот послушай, человек день за днем бьет жену и вдруг перегибает палку и начинает рыдать, как дитя, потому что убил любовь всей своей жизни. Я знаю, такое случается каждый божий день. Однако в нашем случае никаких признаков того, что он бил ее, нет. Значит, все должно было произойти совершенно внезапно.

— Существует финансовый мотив.

— Страховка на пятьдесят тысяч? Для таких, как он, это семечки. Ему пятидесяти тысяч и на год не хватит.

— Ладно, мое нутро говорит то же самое. Однако оно порой ошибается. — Я выдержал паузу. — В этом деле — при тех уликах, которые нам предъявлены, — у нас остается, в сущности, лишь два пути. Мы можем попробовать нанять экспертов, которые пробьют брешь в заключении судебных медиков, и это даст нам возможность говорить о непредумышленном убийстве. А можем просто бороться с их заключением в надежде посеять разумные и обоснованные сомнения.

— По-моему, ты упускаешь из виду еще одну возможность.

Я тяжко вздохнул:

— Понимаю, к чему ты клонишь. А что, если ее убил кто-то другой, правильно? Все, что нам требуется, — это отыскать злодея и — вуаля — освободить невиновного.

Глаза Лайзы вспыхнули:

— А что в этом такого уж глупого?

— Да ничего. Просто так не бывает. Защитникам никогда, никогда не удается проделать что-либо подобное. Даже если предположить, что ее убил кто-то другой, ты хотя бы отдаленно представляешь себе, во что обойдется наем команды детективов на полный рабочий день?

— Ну хорошо, давай просто подумаем, — предложила Лайза. — Если Майлз невиновен, зачем он состряпал такие явно лживые объяснения случившегося?

— Вот ты мне и скажи. Вижу, ты успела поразмыслить об этом.

— Он кого-то выгораживает. Думаю, Леон Праути действительно видел человека, выходившего из дома Майлза. И думаю, что Майлз знает, кто убил его жену. Но по какой-то причине считает себя обязанным защитить его.

Мысль была привлекательной. Хотя, разумеется, юридический ландшафт усеян телами защитников, которые потерпели фиаско, купившись на подобные россказни.

— Лайза, я не хочу лишать тебя праздника, но мы сильно ограничены в средствах. Каждый цент, который мы потратим на бесплодные поиски, мы могли бы израсходовать на свидетеля-эксперта. А если нам и удастся выиграть этот процесс, то только с помощью таких свидетелей.

— У тебя ведь есть я, — сказала Лайза. — Я и буду твоим детективом.

— Существует масса других дел, в которых я мог бы использовать твои таланты с куда большей пользой.

— Брось, пап. Дай мне всего-навсего две недели. Какой от этого может быть вред?

Я вздохнул:

— Неделю. И ни днем больше.

Лайза, потянувшись через стол, поцеловала меня в щеку:

— Ты самый лучший отец в мире!

— Завтра прямо с утра нам нужно будет поговорить с Майлзом, — сказал я. — Это поможет тебе выяснить, с чего лучше начать.

Преступления в округе Керри случаются нечасто, и потому окружная тюрьма занимает лишь одно крыло ведомства шерифа. Уже в десять утра мы с Лайзой сидели напротив Майлза за столом, в сыром помещении без окон — комнате для допросов.

— Майлз, — начал я, — мы вдвоем ведем ваше дело, и нам обоим необходимо узнать побольше о вашей прежней жизни. Расскажете?

Майлз пожал плечами:

— Родился здесь, в Пикерэл-Пойнт. Родители — нищие работяги. Папаша работал в доках, на соляном заводе, ну и так далее. Мама была уборщицей. Я дождаться не мог, когда мне удастся выбраться из этого вшивого городишки.

В шестнадцать бросил школу. Разъезжал по стране. Мыл машины и ресторанные столики, водил грузовики. И все время писал. Однажды, оказавшись в небольшом городке, сочинил пару рассказов или половину романа, уже не помню, послал это дело в издательство, тут у меня кончились деньги, и я перебрался в другой город — как раз когда мне начали присылать отказы. В 68-м добрался до Нью-Йорка и там наконец продал свой первый роман. Встретил Диану. Женился.

— Давайте остановимся на этом, — сказал я. — Когда это произошло?

— Продажа первого романа? По-моему, в 69-м.

— А на Диане вы женились…?

— В том же 69-м.

— Как приняла вас ее семья?

Он снова пожал плечами:

— Скажем так, от радости они не умерли. Отказались от Дианы. Вот так, хлоп и все. — Он щелкнул пальцами. — Это свора богатых эгоистичных подонков. Впрочем, все они уже умерли. Кроме Роджера.

— Роджера?

— Ее брата. Гад первоклассный. Гротон, Гарвард, Кембридж, мистер Культура, мистер Я-Объехал-Весь-Свет. За всю жизнь палец о палец не ударил. Он обошелся с Дианой как с дерьмом, а вот она всегда его любила. — Майлз начал злиться. — Нет, неправильно. Там, скорее, было что-то вроде любви, переходящей в ненависть. Очень тесная связь.

— А после того, как он — ну, скажем, отвернулся от нее?

— Она почти не упоминала его имени. А если упоминала, в глазах у нее появлялось странное выражение.

— После того, как родные от нее отказались, ее финансовое положение изменилось?

— У нее имелся небольшой трастовый фонд, на который они не могли наложить лапы, но в остальном Диана осталась без денег. Послушайте, мы не можем поговорить о чем-нибудь другом? Меня эти семейные дела вгоняют в дурное настроение.

— Хорошо. Итак, вы поженились, жили в Нью-Йорке. Что дальше?

— Это было самое счастливое время моей жизни. Я писал, мои книги издавались. Книги расходились не совсем как горячие пирожки, однако меня это устраивало. Я и не думал никогда, что окажусь таким везучим, преуспевающим сукиным сыном, каким стал сейчас. — И Майлз обвел тюремную комнату руками в наручниках.

— А почему вы вернулись сюда?

— А почему бы и нет? — улыбнулся он. — Я вернулся большим человеком, господином над людишками, которые унижали меня, когда я был мальчишкой. В середине 70-х денег у меня было полно. Я купил большой старый дом на Риверсайд. Мы много путешествовали — Индия, Африка, Япония.

Майлз уставился в потолок.

— Мы были хорошей парой. Я сочинял, Диана… Диана возилась в саду, читала, стряпала, писала акварелью. Хотя по большей части мы просто жили. Каждый наш общий день я воспринимал как подарок. — На миг он нахмурился. — Вот чему научила меня Диана — любое мгновение может быть маленьким драгоценным камнем. Потому я и чувствую себя, прожив с ней тридцать лет, человеком, которому выпало великое счастье.

Лайза вытерла глаза тыльной стороной ладони:

— Как это прекрасно.

— Обвинитель считает деньги мотивом убийства, — сказал я. — Расскажите нам о страховке.

Майлз презрительно поморщился:

— Это же смешно. Я купил ей этот страховой полис двадцать лет назад. Пятьдесят косых. Если бы я собирался убить Диану ради денег, я застраховал бы ее жизнь — ну, хоть на миллион, что ли.

— Вы говорили, что она владела трастовым фондом, — сказал я. — Не расскажете о нем поподробнее?

Майлз покачал головой:

— Вам это может показаться странным, однако я, честное слово, ничего о нем толком не знаю. Может, это свойственно всем женщинам, выросшим в богатстве, но Диана не любила говорить о деньгах. Я знаю только, что фонд приносил какой-то доход. Пока мои книги хорошо продавались, она тратила эти деньги на свои увлечения и одежду. В последние несколько лет мы жили на доход от фонда. Но что должно было случиться после ее смерти — стану ли наследником я или еще кто-то, — я, ей-богу, не знаю.

— Она оставила завещание?

— Да. Я ее единственный наследник. Хотя этот самый фонд был учрежден ее отцом, или дедом, или еще кем-то. И, насколько мне известно, существует некая оговорка, которая не позволяет мне унаследовать эти деньги. Поговорите с ее нью-йоркским адвокатом. Он работает в фирме, которая называется «Ширман и кто-то там еще».

— Может быть, «Ширман и Паунд», — сказала Лайза. — Да, есть такая.

Я, помолчав с секунду, сказал:

— Майлз, инстинкт говорит мне, что вы невиновны. А если это так, нам придется выяснить, кто мог убить вашу жену и почему.

Я испытующе посмотрел на него. По выражению его серых глаз было ясно: он что-то скрывает.

— Я рассказал вам все, что знаю, — наконец произнес Майлз.

— Вы рассказали, что видели, — ответила Лайза. — А это отнюдь не то же самое.

Майлз взглянул на мою дочь, потом на меня. И ухмыльнулся:

— А она у вас умная, а?

— В ту ночь в вашем доме был кто-то еще, — произнесла Лайза. — Человек, приехавший на старом черном «линкольне».

Лицо Майлза приняло непроницаемое выражение. Он вдруг встал, подошел к тяжелой стальной двери, ударил по ней ладонью:

— Охрана? Эй, друг! Мы закончили.

Удерживать его мы не стали.

Я послал сообщение на пейджер Леона Праути. Минут десять спустя он позвонил на мой сотовый.

— Ну что? — напористо спросил он.

— Это Чарли Слоун. У вас найдется минута, чтобы поговорить со мной?

— Я вроде как занят.

— Я тоже.

Леон, судя по тому, что я услышал, сплюнул. Чтобы показать — в этом я нисколько не сомневался, — как сильно я ему нравлюсь.

— Ну ладно. Я, правда, на работе.

— Ничего не воруете, надеюсь?

— Не-а. Тут все более-менее законно.

Спрашивать, что означает его «более-менее» я не стал, просто поинтересовался, куда и как мне следует ехать.

Леон с целой командой мексиканцев высаживал кустики по краям парковки, которая примыкала к старенькому торговому центру на окружной дороге.

Он поджидал меня, опершись на лопату.

— Ну что? — вяло поинтересовался он.

— То самое, — ответил я. — Я приехал, чтобы поговорить о человеке, которого вы якобы видели, когда он выходил из дома Майлза Дэйна.

— Якобы?

— По сути дела, вы — профессиональный вор. Я что, должен верить вам на слово?

Леон швырнул лопату на землю, со злостью посмотрел на меня.

— Что видел, то и видел. Хотите, чтобы я помог вам, — помогите мне.

— Я уже говорил — платить вам за показания я не могу. Это неэтично.

— Тогда, мистер Слоун, шли бы вы куда подальше, и Дэйн тоже. Какого хрена я должен о нем беспокоиться?

— Не знаю. Может быть, из человеколюбия.

— Из человеколюбия штанов не сошьешь. И не так уж я вашего Майлза люблю.

Я приподнял брови:

— А вы с ним знакомы?

— Разумеется.

— Каким образом?

— По церкви. Мы оба змееголовые.

Змееголовые. Я вспомнил, как Регина, секретарша полицейского участка, сказала о Леоне: «этот змееголовый».

— Змееголовые? — спросил я.

Во взгляде Леона обозначилось удивление:

— Вы давно в нашем городе живете?

— Лет десять.

Леон кивнул:

— Странно, что вы до сих пор не слышали о змееголовых.

— Может, объясните мне, что это такое?

— Во времена Депрессии в дельте Миссисипи жил фермер по имени Ральф Ли Динвуди. Он приехал в эти края, надеясь получить работу на заводах Форда. Ну и промахнулся, пришлось работать в здешних доках. За пару лет в Пикерэл-Пойнт перебралось еще пятнадцать-двадцать семей разорившихся белых фермеров с юга. Все они держались друг за дружку. Жили по соседству, неподалеку от судостроительного завода, — знаете, есть такое местечко, Змеиный городок называется?

— Да. Хотя, откуда взялось это название, не знаю.

— Ну вот, там все мы, змееголовые, и жили.

— А какое это имеет отношение к Майлзу Дэйну?

— Ральф Ли Динвуди приходился мне двоюродным прадедушкой, что-то в этом роде. А Майлзу Дэйну просто дедом. Так что мы с ним седьмая вода на киселе.

— Ничего себе. Так что же насчет змееголовых?

— Все это была деревенщина, поденщики — мои старики, старики Майлза, — и, приехав сюда, они построили на окраине города церквушку. Она и сейчас цела. Церковь Животворящей воды. И Ральф Ли Динвуди стал ее пастором. А когда он умер, проповедовать в ней стал его зять, папаша Майлза. Церковь была кликушеская — они там орали что-то невесть на каком языке, катались по полу, уверяли, будто видят Духа Святого…

— А змееголовые-то почему?

— Сейчас расскажу. У папаши Майлза однажды приключилось видение. Знаете, в Библии есть такое место о змеях и смертоносном питье? Помните его?

— Вы говорите об укрощении змей?

Леон Праути кивнул.

— Папаша Майлза наловил кучу змеюг, гремучих, и приносил их в церковь. Подвывал, проповедовал, размахивал этими дурацкими змеями — сумасшедший дом. Майлзу было тогда лет десять-двенадцать. Ну, в общем, в один прекрасный день папаша, черт его подери, проделывает все это, целует змей в губы и так далее, и одна из них просто-напросто — хрясь! — Леон изобразил наносящую удар змею, — цапнула его за нос. Но он продолжал проповедовать, все они там били в барабаны, пели и голосили. Испытание веры, понимаешь ли.

Ну вот, и скоро физиономия у него начала опухать. Он так и размахивал змеями, проповедовал слово божие, а остальные выли и пели. А Майлз, он сидел в первом ряду и все это видел. Видел, как его папаша повалился на пол, как по нему ползали змеи — все.

Думаете, они его в больницу отправили? Черта с два! Эта орава чокнутых — мои старики! — била в барабаны и пела. Башка у Майлзова папаши вздулась, как воздушный шар. Губы почернели, уши распухли, язык вылез наружу. Да, он был силен, силен в вере!

Леон принялся изображать, как они хлопали в ладоши, раскачивались, размахивали руками. Он высунул язык и вытаращил глаза.

— И что произошло потом? — прервал я его представление.

— А как по-вашему, мистер Слоун? Он умер.

Глаза у меня сами собой округлились:

— Прямо на глазах у Майлза?

— Конечно.

— Не удивительно, что Майлз стал писать такие жесткие вещи.

— Вот поэтому нас и прозвали змееголовыми. Церковь существует до сих пор и все еще остается центром Змеиного городка. Хотя со змеями в ней никто больше не балуется.

— Майлз, наверное, чувствует себя виновным в случившемся. Мучается стыдом.

— Стыдом? — Леон недоуменно уставился на меня. — Да его папашу считают в Змеином городке настоящим героем. Как же, донес свою веру до самой могилы.

— А вы все еще посещаете эту церковь?

— Не-а. Я в эти штуки больше не верю. А вот когда я был мальчишкой, старина Майлз там время от времени объявлялся. Правда, только в пьяном виде — Леон усмехнулся. — Нам всем, ребятне, это очень нравилось. Он каялся в своих жутких грехах, рассказывал, какие ужасы натворил за день, плакал как ребенок. Влезал в алтарь, падал там на пол, скуля, словно больная собака: «О, я вошел в дом Иисусов». А потом выбегал в дверь, и больше мы его этак примерно с год не видели.

— И какие же ужасы он творил?

— Да разве теперь вспомнишь? Все это давно было. — Леон пожал плечами. — Ладно, мне работать нужно.

— А чем вы тут занимаетесь? Лопату подпираете?

Во взгляде Леона обозначилась невнятная угроза:

— Вам я вообще ничего говорить не обязан.

— Так видели вы его или не видели? Человека, который уехал на черной машине.

— На черном «линкольне-континентал», модель начала 60-х.

— Ну и?.. Что вы еще видели?

— Один вопрос — один ответ, адвокат, — усмехнулся Леон. — Начнете всерьез относиться к моему положению — приходите.

К себе на работу я возвращался не в самом лучшем настроении. И оно ничуть не улучшилось, когда я увидел фургоны телевидения рядом с парадным входом. Едва я вылез из «крайслера», на меня налетели, точно грозовые тучи, ребята с выставленными вперед микрофонами.

— Что вы можете сказать о книге?

— Ваши комментарии по поводу книги?

— Какой еще книги? — спросил я.

Репортер Си-эн-эн ответил:

— А вы не слышали? Издатели Майлза снова напечатали книгу, которую он написал в семидесятых. Сегодня в продажу поступило шестьсот тысяч экземпляров. Называется «Как я убил жену и вышел сухим из воды».

Я попытался это осмыслить. И натужно улыбнувшись, сказал:

— Ах, вы про эту книгу. Вы, может быть, заметили — на ее обложке написано, что это роман, а не мемуары. К нашему делу она никакого отношения не имеет.

После чего я повернулся и, изо всех сил стараясь не походить на человека, которому только что ударили под дых, вошел в дом и зашагал вверх по лестнице.

До сих пор я об этой книге ничего не слышал.

Я поехал в тюрьму, к Майлзу. Он ждал меня, сидя все за тем же столом. Когда я вошел в комнату, Майлз не проронил ни слова.

Я сел напротив него:

— Вообще-то вам стоило рассказать мне об этой книге.

Майлз поднял на меня взгляд:

— Чарли, я написал сорок семь романов. И в каждом из них совершается убийство. Хотите честно? Проходит какое-то время, и все кажутся одним текстом. Я об этой книге и думать забыл. Просто не помнил о ней — и все.

— Ну хорошо, хоть теперь-то расскажите мне, что там и как.

— Издательство «Элгин-пресс» выпустило этот роман в мягкой обложке где-то в начале 70-х. Его герой убивает свою жену.

— По какой причине? — спросил я.

Он помолчал.

— Вам нужна главная? Из-за денег.

Я округлил глаза:

— Отлично.

— А чего бы вы хотели? Я зарабатываю на жизнь тем, что придумываю убийства.

«Как я убил жену и вышел сухим из воды». Девять слов. Девять слов, и все, кто живет в Америке, узнают теперь, что сукин сын ухлопал жену и сумел выкрутиться. Роман — не роман, не важно. Конечно, в качестве улики эта книга на суде использована не будет. Но так или иначе, эти девять слов наполнят воздух вонью, от которой мы никогда не сможем избавиться.

После полудня я поехал в Детройт, у меня было там дело в мировом суде. В офис я вернулся уже поздним вечером и обнаружил в приемной Лайзу. Она держала в руке книгу в глянцевой обложке. И вид у Лайзы был такой, точно ее силком накормили протухшей три дня назад рыбой.

— Читаю ее с полудня.

— Только не говори мне, что мы окончательно сели в лужу.

— А вот, послушай.

Лайза раскрыла книгу и начала читать вслух:

Я тяжело осел в кресло.

— Ивола не позволит использовать это.

— Еще как позволит. И с превеликой радостью. — Лайза сняла с полки сборник законов штата Мичиган, открыла его, положила передо мной на стол. — По мичиганским законам, существует пять условий, которым должно удовлетворять убийство первой степени. Самое неприятное для нас — третье.

И она, сняв со стола сборник, прочитала:

— «Третье, убийство должно быть предумышленным, то есть обдуманным заранее».

— А мы тут при чем?

Лайза бросила мне книгу:

— Я заложила кое-какие страницы, подчеркнула несколько мест. Просмотри их.

Я открыл роман на первой закладке, начал читать.

После того как я покончил с чтением, Лайза посмотрела на меня:

— Пожалуй, мне стоит съездить в Нью-Йорк. Тебе так не кажется?

— Да, — ответил я. — И загляни там в компанию «Ширман и Паунд».

По дороге в аэропорт Детройта мы остановились у тюрьмы, и я попросил о свидании с Майлзом. Он хотел, чтобы я привез ему пару книг, шерстяные носки, еще кое-что.

Мы с Лайзой вошли в комнату для допросов, сели.

— Ваш роман, — сказал я, — это очень плохая новость.

Майлз надул щеки, с шумом выдохнул:

— Да уж. Я тоже все время о нем думаю. О том, что в нем написано. Там чертова пропасть совпадений.

— Не исключено, что это не просто совпадения, — сказала Лайза.

— Вот и я о том же, — ответил Майлз. — Совпадения, которые на самом-то деле никакие не совпадения.

— Вы можете представить себе человека, который прочитал эту книгу и попытался обставить убийство вашей жены так, чтобы оно выглядело похожим на… ну, в общем… — произнес я.

— Вы говорите о человеке, который хотел меня подставить? — спросил Майлз.

Я немного помолчал, потом сказал:

— Знаете, Майлз, я двадцать лет работаю адвокатом по уголовным делам. И за все эти годы с удачной подставой не сталкивался ни разу. Да если на то пошло, и с неудачной тоже. Подставы бывают только в кино. А для реальной жизни это штука слишком уж сложная. Я думаю всего лишь о том, что кто-то попытался определенным образом выстроить факты, зная, что в вашем романе для них найдутся параллели.

— Вы полагаете, судья ухватится за это?

Я откашлялся:

— Надеюсь, что нет. Поживем — увидим.

Майлз какое-то время глядел в пространство.

— Не знаю, что вам сказать. Роман не переиздавался с тех пор, как мы уехали из Нью-Йорка. Я просто… просто…

И он вздохнул, тяжело и прерывисто.