Доказательство умысла

Глава 7

— Все мы хорошо знаем, кто такой Чарли Слоун.

Стэш Олески повел в мою сторону двумя пальцами. Подбор присяжных завершился, зал суда был под завязку набит репортерами. А от задней его стены на нас взирало всевидящее око — камера канала «Суд ТВ».

— Чарли Слоун, — продолжал государственный обвинитель округа Керри, — это самый, вне всяких сомнений, известный адвокат нашего маленького округа. Однако я должен сказать вам с самого начала: здесь судят не Чарли Слоуна, и потому я не стану распространяться перед вами о его репутации, о его тактике или о категории людей, которых он защищал прежде. И уж определенно о его хорошо известных и прискорбных личных проблемах.

Ну да, все верно, подумал я. Хотя именно этим ты сейчас и занимаешься. Однако протестовать смысла не было. Вступительная речь — это не тот случай, в котором стоит апеллировать к худшим сторонам натуры присяжных.

— Нет, друзья, — говорил между тем обвинитель. — Единственная причина, по которой я вообще упомянул Чарли Слоуна, такова: я собираюсь ознакомить вас с неоспоримыми фактами, которые полицейские Пикерэл-Пойнт собрали, появившись в ночь на двадцать первое октября прошлого года в доме номер двести двадцать один по бульвару Риверсайд. Из свидетельских показаний вы узнаете, что первым, кого увидела офицер полиции, прибывшая на место убийства Дианы Дэйн, был Чарли Слоун. Кроме того, обвинение докажет, что кто-то снял определенное оружие со стены запертой комнаты, в которой Майлз Дэйн хранил огромную коллекцию ножей, кинжалов, самурайских мечей и иных зловещих орудий, и что сделавший это человек забил жену Майлза Дэйна, Диану, до смерти.

Вы также узнаете из этих показаний, что, обнаружив тело своей жены, обвиняемый, прежде чем позвонить хоть кому-то, мешкал значительное количество времени. А когда мистер Дэйн все же надумал сделать телефонный звонок — единственный, могу добавить, телефонный звонок, — тут Стэш Олески поднял перед собой палец и вперился в него обвиняющим взором, — куда он позвонил? В «скорую помощь»? Нет. В полицию? Нет. В службу «девять-один-один»? Нет, друзья мои. Он позвонил Чарли Слоуну, своему адвокату.

После этого обвинитель довольно долгое время молча простоял посреди зала, глубоко засунув руку в карман и глядя на присяжных.

— Убийство? — наконец произнес он. — Минуточку. Не просто убийство. Убийство первой степени. Преднамеренное убийство. Думаю, рассмотрев целую гору улик и свидетельств, вы со мной согласитесь. Тем более, что мы предъявим вам заранее написанный план, настоящую исповедь, а по сути дела — подробную дорожную карту этого преступления.

Стэш Олески поднял перед собой книгу в глянцевой ярко-красной бумажной обложке.

— Здесь содержится все. Мы включили в число улик подлинные слова самого обвиняемого, и, поверьте мне, когда вы их услышите, в ваших жилах застынет кровь.

Он бросил книгу на ближайший к нему стол и наставил указательный палец на Майлза Дэйна:

— Преднамеренное, друзья мои. Убийство первой степени. Мистер Дэйн виновен, виновен и еще раз виновен. Пусть улики говорят сами за себя.

— Браво! — с энтузиазмом воскликнул я и трижды неторопливо хлопнул в ладоши. — Какой все-таки отважный и скромный человек состоит у нас в государственных обвинителях.

И я, широко улыбаясь, подошел поближе к присяжным.

— Разве это не проявление отваги? Мистер Олески даже не собирается доказывать вину моего клиента. Он собирается позволить уликам говорить за себя. — И я послал государственному обвинителю самую грустную, какую мне только удалось изобразить, улыбку. — Вы, я полагаю, заметили, что в своем довольно коротком вступительном слове мистер Олески рассказал вам об этих уликах не так уж и много, верно? О, разумеется, он поведал вам о том, насколько ужасно преступление, которое мы здесь рассматриваем. Но, боже ты мой, когда речь пошла о самой сути дела, он сказал всего лишь, что у него имеется… Как это он выразился? Гора улик? Оказавшись перед необходимостью провести линию, которая связала бы моего клиента с совершением преступления, мистер Олески попросту лишился слов, не правда ли?

Я смерил его неприязненным взглядом.

— Впрочем, в одном мистеру Олески нельзя не отдать должного. Он и его огромная армия оплачиваемых нашим штатом подчиненных действительно сложили целую гору. Гору извращенных фактов. Гору полуправд. Гору инсинуаций. Гору вранья. Да, вот слово, которое полностью характеризует обвинения, выдвинутые мистером Олески против Майлза Дэйна.

Я пересек зал, снял со стола обвинения книжку и помахал ею в воздухе, показывая присяжным устрашающую обложку, на которой мужчина театрально заносил изогнутую черную палку над головой грудастой девицы.

— Вымысел, фикция! — Я хлопнул книжкой об стол. — Так что, когда вы будете слушать свидетельские показания и рассматривать эту огромную гору так называемых улик, не забудьте задать себе один-единственный вопрос: факт или фикция? Факт или фикция?

О да, вы получите от государственного обвинителя множество обрывков информации, которые он будет именовать фактами. Однако это не более чем фикция. Под конец этого процесса мы покажем вам, что ту же самую кучу улик можно сложить таким образом, что перед нами предстанет история, целиком и полностью отличная от той, какую собирается поведать вам мистер Олески.

Я вернулся к столу защиты, встал рядом с моим клиентом. Он смотрел прямо перед собой, а я положил ему на плечи ладони.

— Между историей мистера Олески и нашей будет существовать одно маленькое отличие. А именно: наша история не будет фикцией. Она будет правдой.

Настал черед свидетелей, и Стэш вызвал Шанталь Денкерберг. Сегодня она более чем когда-либо походила на выпускницу католической школы: прямая спина, коротко и аккуратно подстриженные волосы, синий костюм, белая накрахмаленная хлопковая блузка, скромные синие туфли.

— Детектив Денкерберг, — начал обвинитель, — не могли бы вы рассказать нам об утре двадцать первого октября прошлого года?

— В семь часов утра на мой пейджер поступило от диспетчера сообщение о том, что в доме номер двести двадцать один по бульвару Риверсайд произошла насильственная смерть, — твердо и громко сообщила она. — Я поехала на место преступления, где меня встретил старший из охранявших его офицеров, сержант Дэйл Борден. Он сообщил, что, судя по увиденному, жертву забили до смерти.

— С кем вы разговаривали после него?

— С Чарли Слоуном. Мистер Слоун сказал, что он адвокат и представляет мужа жертвы, мистера Майлза Дэйна. Мистер Слоун сообщил также, что, по словам мистера Дэйна, убийцей был, судя по всему, грабитель, который, совершив это преступление, сбежал, выпрыгнув из окна. И добавил, что мистер Дэйн не в себе и дать показания сможет лишь позже утром.

— Вам часто случается сталкиваться на месте преступления с адвокатами?

— Практически никогда. По моему опыту, люди ни в чем не повинные не звонят адвокатам через минуту после совершения преступления.

Я вскочил:

— Протестую! Это самое неточное и предвзятое заявление, какое я слышал за двадцать лет практики! Защита заявляет о нарушении норм ведения процесса!

Судья Ивола мрачно уставился на меня:

— Забудьте о нарушениях норм ведения процесса, мистер Слоун. Их здесь нет и не будет. Однако протест ваш я поддерживаю. Детектив Денкерберг, будьте добры держать ваши мнения при себе.

Стэш продолжил:

— Что вы сделали потом?

— Обошла дом снаружи. И увидела, что на втором этаже открыто окно. В то время у меня не имелось причин сомневаться в сценарии, который изложил мистер Слоун, — «грабитель убил миссис Дэйн и выпрыгнул в окно». Поэтому я сильно удивилась, когда самый тщательный осмотр не позволил мне обнаружить под окном никаких отпечатков ног. Всякий, кто прыгает из окна, почти наверняка оставляет следы там, где приземляется.

Дальше она рассказала о том, как осматривала дом.

— Расскажите о вашем первом впечатлении от тела.

В первый раз за это время Денкерберг позволила себе показать, какие чувства она испытывает. Направив на Майлза Дэйна горящий взгляд, Денкерберг сказала:

— Ужасное насилие. За время моей карьеры мне приходилось сотни раз иметь дело с убийствами и нападениями на людей, но худшего избиения я до той поры не видела.

И она подробно рассказала, где и как лежала Диана Дэйн, описала состояние комнаты, упомянула об отсутствии следов борьбы, о брызгах крови на стенах и потолке.

— Так вам все же удалось побеседовать с мистером Дэйном?

— Да, в конце концов мистер Слоун все-таки подошел ко мне и сказал, что мистер Дэйн готов к разговору со мной.

Я встал, воздев к небесам руки:

— Ваша честь! Прошу вас! Этот суд рассматривает не мою особу, а вопрос о виновности или невиновности мистера Дэйна.

Судья Ивола, возведя брови, повернулся к детективу Денкерберг.

— Вы же опытный свидетель, детектив, — елейно произнес он. — Если вам угодно исподволь переходить на личности, делайте это в другом месте. Не в суде.

Стэш Олески, не желавший, чтобы я нарушил ход допроса, мгновенно спросил:

— Оставляя в стороне манеру, в которой появился мистер Слоун, что произошло дальше, детектив?

— Мистер Слоун провел меня к кабинету мистера Дэйна. Я начала задавать мистеру Дэйну вопросы о событиях прошедшей ночи. Мистер Дэйн сказал, что он обычно работает с полуночи до четырех утра. Затем сообщил, что где-то около трех пятнадцати или трех тридцати утра он услышал в доме шум, подозрительные звуки, которые заставили его покинуть кабинет. По его словам, поднявшись наверх, он увидел мужчину, бегущего по коридору, в который выходит дверь спальни миссис Дэйн. Мистер Дэйн сказал, что погнался за этим мужчиной и тот забежал в гостевую спальню. Приближаясь к ней, мистер Дэйн услышал громкий звон разбиваемого стекла. Когда же он вошел в спальню, та оказалась пустой, а окно ее разбитым. Выглянув в окно, мистер Дэйн увидел — насколько я помню, он произнес именно такие слова — «мужскую фигуру», пересекавшую лужайку.

— Хорошо, давайте теперь обратимся к поведению мистера Дэйна. Присутствовало ли в этом поведении что-либо, показавшееся вам достойным особого внимания?

— Он произвел на меня впечатление агрессивного, не желающего помогать полиции человека. Мой опыт следовательской работы говорит мне, что родные жертвы обычно видят в полицейских союзников, а не врагов.

— Вам, опытному следователю, показалось что-либо существенным в поведении мистера Слоуна?

Я вздохнул — достаточно громко, чтобы меня услышали присяжные.

— Да, — ответила детектив Денкерберг. — Он прервал допрос под явно надуманным предлогом. Изобразил приступ кашля, чтобы отослать меня за стаканом воды. Когда я вернулась, дверь кабинета оказалась запертой. О чем за ней говорили, я не слышала, однако могу сказать, что мне пришлось довольно долго простоять в коридоре, ожидая, когда мистер Слоун завершит разговор со своим клиентом.

— Как вы — в качестве следователя — оценили этот долгий разговор?

Ответ Денкерберг вполне отвечал обстоятельствам, в которых он давался. Ей вовсе не хотелось создавать повод для апелляции, а Стэшу тем более.

— Сам по себе такой разговор не стоил бы внимания. Однако если взять ситуацию в целом — отсутствие отпечатков ног под разбитым окном, тот факт, что мистер Дэйн не потрудился позвонить в полицию или в «скорую помощь»… В общем, все это заставило меня насторожиться. Что касается притворства и общего поведения мистера Слоуна… Короче говоря, мне представлялось, что, если сложить все это вместе, получится портрет свидетеля, не до конца откровенного.

Ответ Стэшу явно понравился. Он снова взял со стола книжку в яркой обложке:

— Детектив, вы читали эту книгу?

— Да. Она называется «Как я убил жену и вышел сухим из воды».

По залу суда пронесся шумок.

— Когда эта книга впервые привлекла ваше внимание?

— Вскоре после убийства миссис Дэйн неизвестное лицо прислало старый экземпляр этой книги в полицейский участок. Тогда я ее и прочитала.

— Вы сочли, что она имеет отношение к проводимому вами расследованию?

— В определенном смысле — да. В книге рассказывается о человеке, который убивает жену, чтобы завладеть ее деньгами. В то время мы еще не обнаружили орудие убийства. Поэтому меня поразило то, что герой книги убивает жену бокеном, а после сваливает вину на другого персонажа, своего близкого друга. Для этого он подбрасывает орудие убийства в катер друга. Прочитав это, я подумала: «Ага!»

— А почему «ага», детектив?

— Потому что мистер Дэйн живет у реки. На расстоянии метров четырехсот от его дома проживают четверо или пятеро соседей, у которых прямо за их домами стоят катера. Поэтому я проехалась вдоль набережной, прося у соседей мистера Дэйна разрешения осмотреть их катера. Никто мне не отказал. Утром двадцать третьего октября я осмотрела катер, принадлежащий доктору и миссис Рой Беверли, которые проживают в доме номер двести тридцать три по бульвару Риверсайд. В носовом рундуке катера, предназначенном для хранения спасательных средств, я обнаружила комплект черной одежды и изогнутую дубинку из черного дерева — бокен, — все это было покрыто кровью.

— Как вы поступили, обнаружив эти вещи?

— Взяла их на хранение, зарегистрировала и герметично упаковала. Потом лично доставила все в Лэнсинг, в главную лабораторию криминалистики штата. Криминалисты провели сравнение ДНК. Согласно их отчету, ДНК крови, найденной на одежде, совпадала с ДНК Дианы Дэйн.

— А дубинку в криминальной лаборатории тоже исследовали?

Шанталь Денкерберг кивнула:

— Да. Бокен подвергли обработке парами цианоакрилатового эфира, что позволило обнаружить на его деревянной поверхности два непроявленных отпечатка пальцев.

— И что же, криминалистам удалось установить их совпадение с отпечатками какого-либо известного полиции человека?

— Да, удалось. Они совпали с отпечатками Майлза Дэйна.

— Что произошло потом?

— У меня имелось орудие убийства, имелся подозреваемый, отпечатки пальцев, покрытая кровью жертвы одежда подозреваемого. Я сочла все это достаточными основаниями для ареста. И потому, получив ордер, арестовала мистера Дэйна за убийство его жены.

Возможности провести перекрестный допрос детектива Денкерберг мне пришлось ожидать до следующего утра.

Большинство адвокатов норовят заново подстричься к столь важному дню процесса и надеть свой лучший костюм. Я — нет. Я иду путем противоположным, стараясь придать себе вид законченного неудачника. Мои противники любят изображать меня расчетливым, склонным к махинациям крючкотвором. Однако человека, который и галстук толком повязать не может, трудно заподозрить в особой изворотливости.

Отправляясь на перекрестный допрос Шанталь Денкерберг, я облачился в мой самый помятый синий костюм, галстук из синтетической ткани и пару двадцатилетних полуботинок со стоптанными каблуками.

Начал я так:

— Детектив Денкерберг, рассказывая о ваших заслугах и подготовке, вы забыли упомянуть, что являетесь президентом клуба моих поклонников, верно?

По залу суда прокатились смешки.

Денкерберг взглянула на судью:

— Это шутка. Я должна что-то ответить?

— Хорошо, сформулирую вопрос иначе, — сказал я. — Я вам не нравлюсь?

— Пожалуй, можно сказать и так.

Стэш Олески встал:

— Ваша честь, я возражаю против вопросов подобного рода. Мистер Слоун жаловался на то, что я обращаю этот процесс в суд над ним, а теперь сам позволяет себе намеки на неприязненное к нему отношение.

— Ваша честь, — произнес я, — я собираюсь показать, что неприязнь, которую испытывает ко мне мисс Денкерберг, с самого начала сказывалась на ходе проводимого ею расследования. Мой клиент имеет право на то, чтобы это было выяснено в ходе перекрестного допроса.

Судья Ивола поморщился:

— Я разрешаю вам задать несколько вопросов.

— Спасибо, — сказал я. — Мисс Денкерберг, вы что-нибудь знали обо мне до нашей встречи?

— Я о вас слышала.

— И слышали употреблявшееся в отношении меня слово «крючкотвор»?

Долгая пауза.

— Не могу сказать. Возможно.

— А об Энджел Харуэлл вам слышать приходилось?

— Разумеется. Несколько лет назад ее обвиняли в убийстве отца. Вы добились ее оправдания.

— Что еще вы слышали об этом деле?

— Многие считали, основываясь на фактах, которые всплыли в ходе суда, что она виновна.

— То есть можно сказать, что, увидев доброго старого Чарли Слоуна стоящим перед домом Майлза Дэйна, вы подумали нечто вроде: «Ага, это тот самый крючкотвор, который вытаскивает преступников».

Детектив поджала губы:

— Ну, это маловероятно.

— Мы здесь не пари заключаем, мисс Денкерберг. Я задаю вопросы, вы отвечаете — да или нет.

— А что вы хотите от меня услышать — что я считаю вас бессовестным адвокатом, который защищает повинных в преступлениях негодяев? — Она стиснула зубы, ее лицо покрылось красными пятнами. — Ладно, именно так я и думаю. И что же?

Отлично. Я посмотрел на присяжных, покачал головой, а потом досчитал про себя до десяти — нужно было, чтобы они как следует усвоили ее признание.

— Мисс Денкерберг, что говорит вам опыт: кто становится первым подозреваемым в случае убийства замужней женщины?

Детектив Денкерберг, похоже, немного успокоилась.

— Говоря статистически, когда замужнюю женщину обнаруживают убитой, наиболее вероятным убийцей оказывается ее муж.

— Что вы ощутили в то утро, увидев на полу спальни изуродованное тело Дианы Дэйн?

Денкерберг на миг задумалась.

— Желание исполнить свой долг и найти преступника.

Я недоуменно вытаращил глаза:

— Помилуйте! Вы же не робот. Я тоже видел несчастную. И могу сказать вам, что ощутил я. Гнев. Вы хотите уверить меня, что не почувствовали его?

Денкерберг чуть покраснела:

— Разумеется, почувствовала.

— Разве не верно то, что гнев отрицательно сказывается на способности человека к рациональному мышлению, заставляет его совершать поспешные, порой необдуманные поступки?

— Возможно, однако…

— А вы разгневались.

— Да, я разгневалась.

— Спасибо, — сардонически произнес я.

— Я тщательно и методично выстроила это дело. Каждая мельчайшая улика, какую я находила, недвусмысленно указывала на одного человека. На него, — указала она длинным пальцем на Майлза Дэйна. Теперь ее уже просто трясло.

Я, не отрывая глаз от ее пальца, неторопливо приблизился к скамье присяжных, потом перевел взгляд на них:

— Прошло несколько месяцев, а она все еще зла настолько, что ее трясет.

И, прежде чем Стэш успел опротестовать это замечание, я снова обратился к Денкерберг:

— Вы только что упомянули об уликах. Давайте на время займемся ими. Кто был с вами, когда вы обнаружили окровавленную одежду?

— Никого.

— Да что вы? — Я понимающе улыбнулся присяжным. — А когда вы проводили начальный осмотр земли под окном, из которого, по словам мистера Дэйна, выпрыгнул грабитель, с вами тоже никого не было?

— Да.

Я протянул ей фотографию:

— Вы можете сказать, что изображено на этом снимке, ранее обозначенном обвинением как вещественное доказательство номер одиннадцать?

— На нем изображен участок земли под разбитым окном.

— А вот это что такое, не скажете? — указал я на два углубления в земле.

— Это… э-э… это вмятины в почве.

Я принял озадаченный вид:

— Постойте-постойте-постойте. Ранее вы показали, что абсолютно никаких следов на земле под окном не нашли.

— Ну, естественно, чтобы получше все осмотреть, мне пришлось подойти поближе. При этом я оставила на земле два отпечатка.

— Какого размера обувь вы носите, мисс Денкерберг?

Некоторое время она молча смотрела на меня, затем:

— Двенадцатого.

Я удивился:

— Двенадцатого? Подумать только. Не хочу вас обидеть, но ступни у вас отнюдь не маленькие.

Она ответила мне разъяренным взглядом и чопорно произнесла:

— Я женщина рослая. Соответственно, и ступни у меня большие.

— Достаточно большие, чтобы перекрыть ими отпечатки мужских ног?

— Там не было отпечатков. И не было следов ног.

Я улыбнулся:

— Да, это вы уже говорили. Но согласитесь, если бы вы не нашли бокен с кровью и отпечатками пальцев моего клиента на нем, если бы не нашли покрытую кровью одежду моего клиента и если бы не определили, что никаких следов под окном нет, мистер Дэйн не сидел бы сегодня в зале суда, верно?

— Вопрос бессмысленный. Мы все это нашли.

— Не «мы», мисс Денкерберг. Вы. Вы нашли бокен. Вы нашли одежду. Вы осматривали землю под окном. И оставили на ней следы ваших ног.

— Я никогда и ни за что не стала бы фабриковать улики.

— Помилуйте, но ведь вы уже делали это, не так ли? В январе 1993 года, когда вы служили в отделе ограблений детройтской полиции, вас обвинили в том, что вы подбросили улику. Если вам требуется освежить память, у меня есть здесь соответствующие документы.

Денкерберг побагровела.

— Меня обвинил в этом торговец наркотиками, лживый подлец с полицейским досье длиной с его руку. И обвинение оказалось стопроцентно ложным.

— Вас обвинили… хотя вы были ни в чем не виноваты!

— Вот именно!

— Немного напоминает случай мистера Дэйна, вам не кажется? — Я возвратился к своему столу. — Мне больше не о чем разговаривать с этой женщиной.