— Ну хорошо, хорошо, — сказала Лайза, когда мы, выйдя из здания суда, пробирались сквозь лес микрофонов. — Ты меня убедил. Я возвращаюсь в юридическую школу.
Лицо ее раскраснелось от холода, возбуждения, от страшного триумфа, который мы только что пережили.
— Я же ни слова не сказал, Лайза, — ответил я, подняв в шутливой капитуляции обе руки.
За нашими спинами стоял в окружении фото- и телекамер Майлз Дэйн. Он благодарил судью за мудрое и справедливое решение, благодарил государственного обвинителя за мужество, которого потребовал отказ от обвинений, благодарил отважного Чарли Слоуна, адвоката extraordinaire.
— Да, но ведь ты же все это спланировал заранее, а, пап? Весь процесс был просто тактическим приемом, верно? Направленным на то, чтобы заставить меня вернуться к учебе.
Я хохотал едва ли не минуту, потом взглянул на реку.
— Ты не собираешься все-таки рассказать мне о том, что произошло в Нью-Йорке? — спросил я. — Почему ты все бросила?
Лицо Лайзы вытянулось. Некоторое время она задумчиво смотрела на меня, потом привстала на цыпочки, поцеловала в щеку.
— Если последняя неделя и научила меня чему-то, — сказала она, — так это тому, что некоторые вещи лучше оставлять в прошлом.
— Да, — сказал Майлз Дэйн, — интересно. И что только порой не находит на человека.
Я нахмурился, не вполне понимая, о чем он говорит.
Всего пару минут назад я задал Майлзу простой вопрос. И этот ответ представлялся мне тем, что мы, законники, называем уверткой.
После суда прошло уже несколько месяцев, мы с Майлзом встретились, чтобы выпить немного, и сидели сейчас на дощатом настиле за отелем «Пикерэл-Пойнт». Выглядел Майлз хорошо — он прибавил килограммов пять веса, загорел, вообще пребывал в превосходной форме. Шум, который подняли журналисты вокруг процесса, привел к тому, что карьера Майлза пошла в гору. По книге «Как я убил жену и вышел сухим из воды» снимался фильм с Мэлом Гибсоном в главной роли; сейчас Майлз писал сценарий для телевидения.
На столе между нами лежало первое издание романа «Как я убил жену и вышел сухим из воды». После завершения процесса Майлз преподнес его мне с дарственной надписью.
— Ладно, — сказал я, — я ведь вас, собственно, вот о чем спросил: я заглянул в этот экземпляр, так? И никакого посвящения в нем не обнаружил. Все эти «спасибо за идею книги, Роджер» и так далее присутствуют только в перепечатке, в оригинале ничего нет. Чем это можно объяснить?
Однако Майлзу отвечать на мой вопрос, похоже, нисколько не хотелось.
— В ту ночь она многое мне рассказала, — произнес он.
— О чем?
Я покачивал в ладони стакан содовой, он пил солодовый виски с непроизносимым шотландским названием. Стоял теплый майский день, солнечный, с легким намеком на прохладу.
— Я пришел ночью в спальню. Она ждала меня. И рассказала мне все. Рассказала, зачем приезжал Блэр. Сказала, что поступили результаты анализа крови, и ей хотелось, чтобы я услышал о них от нее. Сказала, что ее ребенок, Блэр, не мой. Что она всегда знала: это сын Роджера. Сказала, что понимала: если уйдет из семьи, порвет со всей своей прежней жизнью, это закончится катастрофой. И сказала, что вышла за меня главным образом потому, что не смогла придумать для брата мести более злой, чем ее брак со мной.
Майлз перевел взгляд на реку, гладкую и мирную под послеполуденным солнцем.
— Диана сказала, что ей было ясно: меня притягивают ее деньги. Что понимала: даже если она не сможет честь по чести любить меня, то сможет хотя бы поддержать своими бабками мою писательскую карьеру.
Я пробормотал нечто невнятное, что делает обычно человек, не понимающий, как ему реагировать на услышанное.
Майлз безрадостно усмехнулся.
— Я не мог поверить, что после стольких прожитых вместе лет она так плохо меня понимает. Мне всегда было плевать на ее деньги. Всегда! Я просто любил ее. Боготворил. — Он на миг закрыл глаза. — И думал, что она питает ко мне схожие чувства.
— Но она не питала?
Губы Майлза искривились в печальной улыбке:
— Она сказала: «Я всегда была одинока, Майлз, даже с тобой». Я спросил, любила ли она меня или хотя бы полюбила ли с ходом времени, а она ответила: «Не думаю, что я вообще когда-нибудь умела любить».
Он в один глоток прикончил свой виски.
— Там, в суде, помните? Роджер сказал, что это он убил ее. На самом деле он и не думал признаваться в убийстве. Он хотел сказать, что, породив на свет Блэра, который как раз тогда вошел в зал и которого Роджер считал убийцей Дианы, он тем самым убил ее. Не «я это сделал», а «я несу за это ответственность». А потом, прежде чем кто-либо успел понять, о чем шла речь, Блэр застрелил его, а пристав застрелил Блэра.
Я наморщил лоб:
— Вы хотите сказать, что убил ее все-таки Блэр?
Солнечный свет играл на воде, отражаясь в глазах Майлза, то темневших, то светлевших от этого.
— Нет. Я говорю лишь о том, что так считал Роджер.
— А, — отозвался я.
Наступило долгое молчание, потом Майлз сказал:
— Но, разумеется, и Блэр ее не убивал.
Меня точно ударили под дых.
— Как только она сказала, что никогда не любила меня, мне показалось, будто все вокруг рушится, — Майлз медленно покачивал головой, — будто вся моя жизнь обращается в пустое место. Я полагал, что меня любят, но это была не любовь, а всего лишь проявление благовоспитанной патрицианской терпимости.
Он снова надолго замолчал.
— Когда она наговорила все это, во мне словно что-то взорвалось. Вот об этом я и толкую: человек сам не знает, на что он способен. А когда все закончилось, я стоял над Дианой, смотрел на нее и понемногу осознавал, какой ужас я сотворил, осознавал, что единственным, кто заслуживал наказания, была вовсе не она. Роджер. Тут-то меня и осенило.
— Что именно? — тихо спросил я.
— В одно мгновение я вдруг понял, как смогу избежать наказания, вернуть Роджеру все зло, которое он принес Диане, мне. Даже тому несчастному ублюдку, Блэру.
Внезапно мне стало трудно дышать.
— Мне все время не давало покоя то, что за Роджером числился билет всего лишь в один конец, из Детройта в Нью-Йорк, — сказал я. — Почему было не купить два — сюда и обратно?
Майлз кивнул:
— Правильно. Мне пришлось смотаться в аэропорт и купить этот билет за наличные. Потому-то ко времени, когда я вам позвонил, тело уже и остыло. Купить билет до Детройта я, понятное дело, не мог. Для этого было уже слишком поздно. Потом я положил на столик в гостиной открытый альбом японских эротических гравюр. А после подбросил одежду в катер Роя Беверли.
Я постучал пальцем по книге «Как я убил жену и вышел сухим из воды»:
— Так вот почему в первом варианте не было посвящения?
Майлз снова кивнул:
— Мне пришлось позвонить из тюрьмы в «Элгин-пресс», помощнице Боба Гофа, попросить ее добавить это посвящение в новое издание. Общая идея состояла в том, чтобы привести случившееся с Дианой в соответствие с романом. И я сообразил: если роман будет полностью походить на то, что произошло в реальной жизни, если это сходство окажется слишком уж совершенным, все рано или поздно придут к выводу, что кто-то попросту попытался свалить вину на меня.
Он издал смешок, короткий и безрадостный — точно ветка треснула.
У меня дрожали руки.
— А те щепки черного дерева?
— Это я их подложил. Прямо в раны. Почему, как вы думаете, ваш эксперт, Хелен Рейнс, заявила, что их отчикали от конца бокена? Она, может, и психопатка, но тут попала в самую точку: я сам настругал эти щепки швейцарским армейским ножом.
— То есть убили вы ее все же не бокеном?
Он покачал головой:
— Нет. Я же говорю, на меня накатило безумие. Я просто спятил. Схватил первое, что попалось под руку. Настольную лампу. Она сейчас где-то на дне реки.
— А Леон Праути?
— Я познакомился с ним в тюрьме, в день моего ареста. Пообещал заплатить ему пять сотен баксов, если он поведает вам эту историю. Он должен был рассказать о Блэре, приезжавшем в старом «линкольне», а после вдруг вспомнить, что был еще и автомобиль из проката, в котором появился у дома высокий седой старик. Но Праути — идиот. Вторую половину истории он просто забыл. Во всяком случае, до суда.
Неторопливо подходивший по реке с севера большой пароход загудел — долгий, унылый звук еще долго висел в воздухе.
— Но почему вы просто не заявили, что это дело рук Роджера?
Майлз опять покачал головой:
— Если бы я обвинил его с самого начала, полицейские, став копать вокруг Роджера, обнаружили бы, что у него есть алиби. Нет, идеальная ситуация состояла в том, чтобы все выяснилось под самый конец игры.
Мне очень хотелось встать и уйти, но я словно прирос к стулу — то ли от ужаса, то ли от того, что у меня еще оставался один вопрос.
— Зачем вы мне все это рассказали? — спросил я. — Хотите, чтобы я снова занялся этим делом?
Он тяжело вздохнул:
— Нет. На самом деле, нет. Но ведь вы не стали бы спрашивать меня о посвящении, если бы не питали подозрений?
Я, подумав немного, кивнул.
— У вас же бульдожья хватка, Чарли. Как только вы позвонили, я понял: рано или поздно вы до всего докопаетесь. Правда состоит в том, что мне хотелось снять этот груз с души. А может быть, похвастаться, рассказать хоть кому-нибудь, как я совершил убийство и вышел сухим из воды. — Он иронически ухмыльнулся, давая понять, что причина вовсе не в этом. — Расскажи я все кому-то другому — священнику или психоаналитику, — я получил бы себе на шею человека, знающего о моей вине. А адвокат? — Он слегка склонил голову набок. — Вы же унесете тайну клиента с собой в могилу.
С этими словами он встал, спустился с настила и зашагал мимо кленов, мимо лежавших на траве влюбленных парочек, все уменьшаясь и уменьшаясь в затухающем солнечном свете.
Мне хотелось проникнуться злостью к нему, но нет, не получалось. Я чувствовал лишь, не считая слабой лихорадочной дрожи во всем теле, огромную, страшную печаль, которая только усилилась, когда солнце ушло за край земли и река потемнела.
Пару дней спустя Майлз выставил дом номер 221 по бульвару Риверсайд на продажу и, в конце концов продав его шестнадцатилетней рэп-звезде из Детройта, перебрался в Лос-Анджелес. Несколько раз я видел его по телевизору, в программе «Ночь развлечений» и прочих в таком же роде, — он сопровождал на очередную премьеру фильма какую-нибудь пышногрудую молодую актрису.
Затем, на прошлой неделе, на третьей странице газеты «Фри-пресс» появился заголовок: «АВТОР ВЫЗВАВШИХ МНОЖЕСТВО СПОРОВ КНИГ ПУСТИЛ СЕБЕ ПУЛЮ В ЛОБ».
Он сказал мне, что вышел сухим из воды, но как знать?
Может быть, выйти сухим из воды и вовсе нельзя — во всяком случае, в мире Майлза Дэйна. Как сказал, выступая в суде, Даниэль Рурк, негодяи в книгах Майлза Дэйна всегда получают по заслугам.