Доктор Будущее

Глава 12

Был вечер. Джим Парсонс и Лорис стояли на балконе Вигвама и глядели на диковинный живой узор. Огни непрестанно двигались, меняли цвета и мерцали. "Рукотворные звезды,– подумал Парсонс,– всех мыслимых цветов и оттенков".

И где-то там, среди этих столичных огней, кто-то сделал стрелу. "И всадил ее в грудь моего отца",– сказала Лорис. – И вторую стрелу. Ту, что сейчас в его сердце".

"И кто бы он ни был,– размышлял Парсонс,– у него есть машина времени. Либо эти люди меня обманывают. Как я могу проверить, действительно ли Корит погиб в Нуво Альбионе в 15 79? Может, его застрелили здесь, в Вигваме, а потом его внуки сочинили эту историю, когда им понадобилось выдернуть из прошлого врача и воскресить человека, которого они сами же и убили?

– Если вы дважды возвращались после его гибели,– вслух произнес он,– почему не видели убийцу?

Дальность полета стрелы не так уж велика.

– Там сильно пересеченная местность,– ответила Лорис. – Вдоль всего берега – утесы. А мой отец... – Она помедлила. – Мой отец сторонился даже нас. Мы стояли прямо над "Золотой ланью", глядели с обрыва на Дрейка и его людей, они работали на берегу бухты...

– А они вас видели?

– На нас была одежда того периода. Меховые безрукавки и набедренные повязки. А матросы Дрейка были очень заняты, спешили, наверное. Им было не до нас.

– Стрела,– многозначительно произнес Парсонс. – Не мушкетная пуля.

– Мы над этим никогда не задумывались,– пробормотала она. – Между прочим, Дрейка и нескольких матросов сначала не было возле корабля. Это осложнило задачу отца, пришлось ждать. Наконец Дрейк появился вдали на берегу, о чем-то посовещался со своими людьми. И отец побежал в ту сторону, и сразу скрылся с наших глаз.

– А чем он собирался убить Дрейка?

– Энергетической трубкой, вроде этой. – Она ушла в спальню и вернулась со знакомым Парсонсу предметом в руках. Такими трубками вооружены шупо, и Стеног не расстается с подобной штуковиной.

– А что подумал бы экипаж корабля? Дрейк и его люди знали, какое у индейцев оружие?

– На этом-то и строился расчет. Чем больше удивится и испугается экипаж Дрейка, тем лучше для нас.

Мы хотели не просто избавиться от Дрейка, но сделать это на виду у остальных. Чтобы они знали: их капитан погиб от руки краснокожего.

– Твой отец не очень-то похож на североамериканского индейца шестнадцатого века.

– Это сейчас. А тогда он был тщательно загриммирован. Ведь он несколько месяцев готовился. Все предусмотрел, полностью вжился в образ. По крайней мере, так утверждают мать и бабушка. Я в ту пору еще не появилась на свет. У него внизу была специальная мастерская, все необходимые инструменты и материалы.

Все свои приготовления он держал в секрете, даже матери и жене ничего не рассказывал. – Ее лоб прорезали горькие складки. – Его ни разу не видели в обличье индейца, пока он не оказался в Нуво Альбионе; но и там он спрятался от всех в лесу, чтобы переодеться и загриммироваться. Он заявил, что даже родная семья не должна его видеть в образе раньше времени, это слишком опасно.

– Почему?– спросил Парсонс.

– Он никому не доверял. Даже Никсине. Во всяком случае, так говорят те, кто был в ту пору с ним рядом. Тебе это не кажется странным? Конечно, он им должен был верить. И в первую очередь – родной матери. Но... – Ей было явно не по себе, складки на лбу углубились. – Но он почти все время проводил в мастерской и никому ни о чем не рассказывал. И приходил в бешенство, если кто-то задавал вопросы. По словам Джепты, он несколько раз заявлял, что она за ним следит. Корит не сомневался, что у него есть враги, что они пытаются проникнуть в мастерскую и выведать его цели. Поэтому держал дверь на замке и даже запирался, когда работал. Он был уверен, что все настроены против него, особенно слуги. Наотрез отказывался взять хоть одного помощника.

"Явный параноик,– решил Парсонс. – Тут никаких сомнений. Но это вполне вписывается в общую картину.

Врожденная жажда мести, ненависть, мечта об исторической справедливости. Идея фикс, легко переросшая в манию преследования. Как близок идеалист с его фанатичной преданностью идее к сумасшествию".

– Так или иначе,– сказала Лорис,– в конце концов он собирался появиться на публике. Когда убьет Дрейка. Чтобы команда "Золотой лани" вернулась в Англию и доложила Елизавете, что индейцы вооружены лучше белых.

Парсонсу это логическое построение казалось зыбким. И тем не менее, оно имело смысл. Детали роли не играют; такие мелочи, как разница между стрелковым оружием двадцать пятого века и арсеналом индейцев времен конкисты потеряются на фоне главного события – гибели знаменитого пирата. Несомненно, его смерть произвела бы большое впечатление на соотечественников.

– Почему вы не пытаетесь это сделать без Корита?– спросил он.

– Ты бы не спрашивал, если бы знал вторую часть нашего плана,– сказала Лорис.

– Вторую часть?

– Хочешь знать? Для тебя это важно?

– Расскажи,– попросил он.

Женщина рядом с ним вздохнула, слегка дрожа от вечерней прохлады.

– Пойдем в комнату,– предложила она. – Темнота мне действует на нервы. Хорошо?

Они перешли в спальню Лорис. Здесь Парсонс еще ни разу не бывал. Он задержался в дверном проеме, окинул комнату взглядом. Дверца шкафа была полуоткрыта, в полумраке он увидел женскую одежду – халаты и платья. Под ними – шлепанцы. Напротив входа у стены – белые простыни на широкой кровати. На окнах – шикарные винно-красные шторы. На полу пышный пестрый ковер. "Восточный,– подумал Парсонс. – Из прошлого. Кто-то умело попользовался хронодрагой, чтобы со вкусом обставить это гнездышко".

Лорис опустилась в легкое кресло, Парсонс подошел к ней сзади и опустил ладони на гладкие, теплые плечи.

– Расскажи, чего я не знаю,– попросил он. – О твоем отце.

– Ты уже знаешь, что в нашем обществе все мужчины стерильны?– Она откинула с лица лоснящиеся черные пряди. – И, наверное, догадался, что Корит был способен к деторождению. Иначе как бы я появилась на свет?

– Да, догадался,– сказал Парсонс.

– Десятки лет назад матерью-настоятельницей была Никсина, моя бабушка. Ей удалось спасти его от стерилизации. Уже тогда это был настоящий подвиг – правительство очень строго следило за тем, чтобы ни один мужчина не ушел от операции. Но Никсине удалось занести его в списки, как стерилизованного.

Парсонс ощущал, как дрожит под его ладонями тело Лорис.

– Женщины у нас, как тебе известно, не бесплодны и имеют любовников, так что ни у кого не возникло подозрений, когда он вступил в интимную связь с Джептой, моей матерью. Затем она сдала зиготу, ее поместили в консервант, в Духовный Куб центрального Фонтана. В то время Джепта была матерью-настоятельницей, она позаботилась, чтобы ее зигота развивалась обособленно, пока не стала утробным плодом... В сущности, она прошла в Фонтане весь путь от зачатия до рождения.

– И так было с остальными членами твоей семьи?

– Да. С моим братом Хельмаром... Но... – Она встала и отстранилась. – Как ты понимаешь, ни один мужчина после Корита не избежал стерилизации.

– И теперь продолжение твоего рода зависит от него,– сказал Парсонс.

– От его семени.

Лорис кивнула.

– И ты не сможешь без него обойтись,– продолжал Парсонс,– если захочешь иметь детей.

– Да,– сказала она. – Но это теперь не важно.

– А раньше почему было важно? Для чего предназначалась твоя семья?

Она подняла голову и гордо посмотрела на него.

– Доктор, мы не такие, как все. Никсина сказала нам, что она чистокровная индианка, потомок племени ирокезов. Мы сохранились практически неизменными.

Разве ты не видишь?– Она коснулась своей щеки. – Взгляни на мое лицо, на кожу. Или ты думаешь, это невозможно?

– Ну, почему же,– сказал он. – Хотя проверить, конечно, нельзя. Вообще-то, в подобных утверждениях, на мой взгляд, больше мистики, чем прагматизма.

– Я предпочитаю верить. Чувствую сердцем, что это правда. Мы – духовные наследники ирокезов, их братья и сестры по крови. Пусть даже это всего лишь миф.

Парсонс протянул руку и дотронулся до ее подбородка. Она не воспротивилась.

– И теперь,– произнесла она, щекоча дыханием его губы,– мы собираемся идти до конца. Мы хотели опередить твоих предков. К сожалению, не удалось. Но если бы нам повезло, если бы мы перебили всех белых авантюристов и разбойников, которые открыли Новый Свет и захватили плацдармы для вашей цивилизации, наш народ не был бы покорен. Что ты об этом думаешь?– На ее губах заиграла улыбка.

– Ты это всерьез?– спросил он.

– Конечно.

– Ну да, вы бы сами стали оплотом цивилизации.

Вместо елизаветинских дворян, испанских грандов или голландских купцов.

– И не было бы ни рабов, ни господ,– больше не улыбаясь, уверенно произнесла она,– ни превосходства белых над цветными. Будущее исправляет ошибки прошлого... Разве это не естественно?

"По крайней мере, гуманно,– подумал Парсонс. – Ни истребления целых племен, ни концентрационных лагерей, эвфемистически названных резервациями. Все-таки жаль..." – Даже ты нам сочувствуешь. – Казалось, она была озадачена. – А ведь ты белый. Как странно. Ты не считаешь себя духовным наследником тех завоевателей, хоть они и построили твою цивилизацию. Мы тебя выдернули из последних лет этого мира...

– Я не сжигал ведьм,– сказал Парсонс. – Не линчевал негров. Далеко не все в нашей истории мне нравится. Но скажи, разве все белые одинаковы?

– Нет. – В ее голосе появился холод. Она выскользнула из его рук и отошла.

Он двинулся следом, обнял, повернул к себе, поцеловал. Она не сопротивлялась, не сводила с него больших темных глаз.

– Ты был недоволен,– обвиняюще сказала Лорис, когда он оторвался от ее губ,– что мы тебя похитили, разлучили с женой.

На это ему возразить было нечего.

– Все равно это абсурд. Ты скоро уйдешь. К жене или не к жене...

– Да,– усмехнулся он,– абсурд. Ты чистокровная индианка, а я белый.

– Напрасно ты мнишь нас фанатиками, доктор,– тихо произнесла она. – Мы тебя не презираем.

– Неужели вы даже считаете меня человеком?

– Если ударить тебя ножом, брызнет кровь, в этом я не сомневаюсь. – Она рассмеялась, холод в ее взоре и голосе исчез.

Парсонс улыбнулся. Неожиданно Лорис крепко обняла его, поцеловала в губы.

– Ну, так что, доктор, хочешь стать моим любовником? Решайся.

– Я же не стерилен,– растерянно проговорил он.

– Мне это не страшно. Я мать-настоятельница, имею доступ к любой секции Фонтана. Процедура давно отработана. Если я забеременею, отнесу зиготу и – буль!– Лорис изобразила, будто что-то роняет. – Она навсегда растворится в нынешней расе.

– Ну, тогда ладно.

Снова она выскользнула из его объятий.

– С чего ты взял, что я возьму тебя в любовники?

Я просто шутила. – На ее губах играла улыбка, глаза возбужденно блестели. Она пятилась. – Да и зачем тебе, такому красавцу, глупая толстая скво?

Он быстро настиг и схватил ее.

– Сейчас узнаешь.

Позже, когда они лежали рядом во тьме, Лорис прошептала:

– Хочешь еще чего-нибудь?

Парсонс зажег сигарету, затянулся и неторопливо произнес:

– Да.

Женщина прижалась к нему.

– Чего?

– Я хочу побывать в прошлом, увидеть, как он умрет.

– Ты о моем отце? Хочешь отправиться в Нуво Альбион?– Она села, откинула с лица распущенные волосы.

– Да,– спокойно подтвердил он, не видя ее глаз, но зная, что она смотрит на него. Он слышал, как она дышит – долгие, неуверенный вдохи, а выдохи – рывком.

– Мы этого не планировали. – Она свесилась с кровати, нашла свою одежду. Потом стояла у окна в сиянии звезд и городских огней, одевалась, перевязывала лентой волосы на затылке.

– Давай попробуем,– сказал он.

Лорис не ответила, но Парсонс уже интуитивно знал, что она согласна.

***

Когда первый серый рассветный луч просочился сквозь занавеси, Парсонс и Лорис сидели за стеклянным столиком и глядели друг на друга. Между ними стоял кофейник из нержавеющей стали, китайские чашечки, блюдца и полная окурков пепельница. Под блестящими глазами Лорис лежали тени.

– Знаешь, наш вчерашний разговор заставил меня задуматься. Я имею в виду весь наш замысел. – Она выпустила дым из легких, похоронила окурок в пепельнице и потерла горло. – Мне пришло в голову: а что, если мы не правы? Хотя сейчас, наверное, уже поздновато об этом рассуждать. Как ты считаешь?

– Парадокс,– произнес он.

– Да. Мы способны только уничтожить белых. Чтобы помочь своей расе, нам бы пришлось добиться ее господства над твоей. Мы уже понимали это, когда стали тебя разыскивать.

– Но тогда вам требовались мои профессиональные услуги,– заметил Парсонс,– а сейчас...

"А сейчас,– подумал он,– кто я для них? Хочется верить, что не просто врач, но – личность. Не только наемный работник, владеющий чуждым этому веку ремеслом. Потому что сейчас я с ними заодно и совершаю поступки осознанно, намеренно, по своей воле. Полностью отдавая себе отчет в возможных последствиях".

– Можно тебя кое о чем спросить? Предположим, вы добьетесь успеха. Но разве это не повлечет за собой катастрофу? Разве исчезновение Дрейка не приведет к исчезновению всех, кто так или иначе будет причастен к его гибели? Корита, тебя, меня, всей вашей семьи?

– Напрасно ты думаешь, что мы закрываем глаза на важнейшие парадоксы,– сказала Лорис. – После смерти моего отца семья постоянно экспериментировала с машиной времени, внимательно отслеживала любые, даже самые пустяковые изменения в истории. Все говорит о ее огромной инертности, невероятной сопротивляемости. Главному потоку событий свойственно очищаться от привнесенного извне. Повлиять на далекое будущее почти невозможно. Представь себе камень, брошенный в реку – он поднимает брызги, но через мгновение на воде не остается даже кругов. Нам, чтобы осуществить задуманное, пришлось бы уничтожить пятнадцать или шестнадцать ключевых исторических фигур. Но и это не погубило бы европейскую цивилизацию, даже не изменило бы ее в корне. Она все равно создаст телефон и мотоцикл; рано или поздно в ней появятся Вольтер и Эйнштейн.

– Ты в этом уверена?

– Ну, откуда взяться уверенности? Скажу так: у нас есть основания полагать, что многие ныне живущие люди никуда бы не делись, если б мы выполнили свой план. Но условия их жизни, общественное положение изменились бы. Заглядывая в прошлое, можно сказать, что изменения тем заметнее, чем ближе ты хронологически к начальному событию. Шестнадцатый век выглядел бы совершенно иначе. И в семнадцатом хватало бы отличий. У восемнадцатого больше сходства с оригиналом, чем разницы. Во всяком случае, мы так считаем. Манипулируя историей, мы больше полагаемся на интуицию, чем на знания. – Голос ее окреп. – Мы много раз побывали в прошлом и не заметили никаких перемен в нашей жизни. Проблема не в том, что мы можем изменить настоящее, а в том, что мы вообще ничего не в силах изменить.

– Предположим, история неизменна,– сказал Парсонс. – Любое вмешательство в события прошлого невозможно по определению...

– Наверное, так оно и есть. Но мы хотим попытаться!– Она направила на него длинный тонкий палец цвета меди. – Ты должен довести свою гипотезу до логического заключения. Если мы, добившись успеха в прошлом, исчезнем, то исчезнет и фактор, меняющий историю. Следовательно, никаких перемен не произойдет. Самое худшее, что может случиться,– мы окажемся не там, где сейчас находимся, и, конечно, не будем знать, что с нами случилось.

В ее доводах был смысл, и Парсонсу пришлось это признать. Все-таки жаль, подумал он, что еще не создана единая, исчерпывающая теория времени. Нет даже научно обоснованных гипотез, позволяющих прогнозировать результаты вмешательства в прошлое. Только эксперименты и предположения. И от этих предположений зависят миллиарды человеческих жизней, целые цивилизации. "А не лучше ли оставить рискованную затею?– раздумывал он. – Не лучше ли мне, ради веков человеческого труда и страданий, держаться подальше от Нуво Альбиона и от 1579 года?" Одна догадка у него все-таки была. Она зародилась в мозгу, когда он увидел пластмассовое оперение стрелы.

Нет. Раньше. Когда Парсонс заметил что-то знакомое в лице Фрэнсиса Дрейка.

Вмешательство уже произошло – вот его гипотеза.

И он не сможет ничего изменить в далеком прошлом.

Он сможет только наблюдать. История уже повернула в другое русло, однако никто из них,– ни Лорис, ни даже Корит,– не подозревает об этом.

Если мысленно убрать на портрете Дрейка бороду и усы, и покрыть кожу английского мореплавателя густым загаром, он будет очень похож на Эла Стенога.