В том году шкипером отдела по расследованию убийств был некто капитан Грегориус, из той породы, что встречается все реже, но еще далеко не вымерла. Преступления они раскрывают при помощи яркого света, удара ногой по почкам, коленом между ног, кулаком в солнечное сплетение и дубинкой по позвоночнику. Полгода спустя его обвинили в лжесвидетельстве, выкинули со службы без суда, а потом его затоптал насмерть здоровенный жеребец у него на ранчо в Вайоминге.
Но пока что я был его добычей. Он сидел за столом, сняв китель и закатав рукава рубашки почти до плеч. Лыс он был, как колено, и вокруг талии уже заплыл жиром, как всякий мускулистый мужчина в пожилом возрасте. Глаза у него были серые, как рыбья чешуя. Крупный нос покрыт сеткой лопнувших капилляров. Он пил кофе довольно звучно. Короткие сильные руки густо поросли волосами. Из ушей торчали седые пучки волос. Он подвигал что-то у себя на столе и взглянул на Грина.
Грин сообщил:
— Против него только то, что разговаривать не хочет, шкипер. Нашли его по телефону. Ездил куда-то, куда — не говорит. Леннокса знает хорошо. Когда видел его в последний раз, тоже не говорит.
— Ишь, упрямый, — равнодушно молвил Грегориус. — Это мы исправим. — Ему как будто было все равно. Может, и вправду. Видал он таких упрямых. — Тут прокурор почуял уже большие заголовки в газетах. Можно понять, учитывая, кто папаша этой дамочки. Придется этому парню нос почистить.
Он смотрел на меня, как на окурок или пустой стул, без всякого интереса — так, торчит что-то перед глазами.
Дейтон почтительно доложил:
— Совершенно очевидно, что он специально создал ситуацию, которая позволила ему отказаться от допроса. Он цитировал нам статьи закона и вынудил меня нанести ему удар. Признаю нарушение, капитан.
Грегориус перевел на него тусклые глаза.
— Легко тебя вынудить, если такому отребью это удалось. Кто снял с него наручники? — Грин сказал, что это он.
— Наденьте обратно, — велел Грегориус. — Туже. Это его подбодрит.
Грин начал надевать мне наручники.
— За спину! — рявкнул Грегориус. Грин сковал мне руки за спиной. Я сидел на жестком стуле.
— Туже, — повторил Грегориус. — Чтоб почувствовал. — Грин сделал туже. Руки у меня стали неметь. Наконец Грегориус поглядел на меня.
— Теперь можешь говорить. Только быстро.
Я ничего не ответил. Он откинулся на спинку и усмехнулся. Его рука медленно потянулась к чашке с кофе и обхватила ее. Он слегка подался вперед.
Чашка дернулась, но я успел свалиться боком со стула. Руки совсем затекли.
Пальцы не чувствовали ничего, а выше наручников начало болеть.
Грин помог мне сесть на стул. Спинка и часть сиденья были залиты кофе, но почти вся чашка выплеснулась на пол.
— Не любит кофе, — изрек Грегориус. — Ишь, быстрый какой. Хорошая реакция.
Все молчали. Грегориус оглядел меня рыбьими глазами.
— У нас тут, мистер, лицензия сыщика стоит не больше визитной карточки.
Теперь давай свои показания. Сперва устно. Потом запишем. И ничего не пропускать. Значит, полный отчет о передвижениях, с девяти часов вчерашнего вечера. Но полный! Наш отдел расследует убийство, и главный подозреваемый скрылся. Ты с ним связан. Парень застает свою жену с другим и разбивает ей голову вдребезги бронзовой статуэткой. Не оригинально, мы такое уже видали, но сработало. Если ты думаешь, что при таком деле какой-то чертов сыщик может цитировать законы, тебя ждет мало что хорошего. По юридическим книжкам ни один полицейский в стране толку не добивался. У тебя есть информация, мне она нужна. Ты мог бы сказать — «нет», а я мог бы тебе не поверить. Но ты даже «нет» не сказал. Так что дурачком не прикидывайся, дружище. Не пройдет. Ну, поехали.
— А наручники снимете, капитан? — спросил я. — Если я буду давать показания.
— Возможно. Давай покороче.
— Если я скажу, что не видел Леннокса все прошлые сутки, не говорил с ним и понятия не имею, где он — это вас устроит, капитан?
— Возможно, если я поверю.
— Если я скажу, что видел его, укажу, где и когда, но понятия не имел, что он кого-то убил, и вообще ни о каком преступлении не слышал и не знаю, где он сейчас находится, — это ведь совсем вас не устроит?
— Если расскажешь подробно, может, я и послушаю. Значит: где, когда, как он выглядел, о чем беседовали, куда он направлялся. Из этого что-нибудь может выйти.
— С вашими методами, — сказал я, — выйдет только то, что вы сделаете из меня сообщника.
У него заходили желваки на скулах. Глаза были цвета грязного льда.
— Ну?
— Не знаю, — сказал я. — Мне нужно посоветоваться с адвокатом. Я бы хотел помочь. А что если нам вызвать сюда кого-нибудь от прокурора?
Он издал короткий хриплый смешок. Очень короткий. Потом медленно встал и обошел вокруг стола. Нагнулся ко мне, опираясь толстой рукой о крышку, и улыбнулся. Затем, не меняя выражения лица, ударил меня по шее чугунным кулаком.
Он бил почти без замаха. У меня чуть не отлетела голова. Во рту стало горько. Вкус желчи смешался со вкусом крови. Не слышно было ничего, кроме дикого шума в голове. Он наклонился поближе, по-прежнему опираясь левой рукой о стол и по-прежнему улыбаясь. Голос его доносился откуда-то очень издалека.
— Старею. А раньше со мной шутки были плохи. Удар держишь хорошо, приятель. Я с тобой закончил. Вот в городской тюрьме у нас трудятся ребятки, место которым на скотобойне. Может, мы их зря держим, они ведь не такие чистенькие красавчики, как наш Дейтон. У них нет четверых ребятишек и розочек в саду, как у Грина. Они любят развлечься по-своему. Что делать, рабочей силы не хватает. Ну, надумал, что будешь говорить? Сделаешь одолжение?
— В наручниках не могу, капитан. — От боли я это еле выговорил.
Он еще ближе подался ко мне, в нос шибанула вонь пота и гнилых газов.
Потом он выпрямился, обошел вокруг стола и поместил в кресло свой увесистый зад. Взял линейку-треугольник и провел по ней большим пальцем, как по лезвию. Взглянул на Грина.
— Чего ждете, сержант?
— Приказа, — выдавил из себя Грин, словно ему звук собственного голоса был противен.
— Объяснять надо? А еще считаетесь опытным работником. Мне нужны подробные показания о передвижениях этого человека за последние двадцать четыре часа. Пока только за эти сутки. Я хочу знать, что он делал каждую минуту этих суток. Показания, подписанные, заверенные свидетелями и зарегистрированные. Даю на это два часа. Потом доставить его обратно сюда, чтоб был чистый, аккуратный, без следов. И вот еще что, сержант.
Он помолчал и бросил на Грина взгляд, от которого покрылась бы инеем свежеиспеченная картофелина.
— В следующий раз, когда я задам подозреваемому вежливый вопрос, вы не будете здесь маячить с таким видом, будто я ему ухо оторвал.
— Слушаюсь, сэр, — Грин повернулся ко мне. — Пошли, — хрипло сказал он.
Грегориус оскалился. Зубы ему не мешало бы почистить, и как следует.
— Ну, реплику под занавес, приятель.
— Слушаюсь, сэр, — вежливо отозвался я. — В ваши планы это вряд ли входило, но вы оказали мне услугу. С подачи сыщика Дейтона. Вы решили за меня одну проблему. Никто не любит предавать друзей, но вам я не предал бы и врага. Вы не просто горилла, вы еще и бездарны. Не умеете провести обычный допрос. Я качался на лезвии ножа и меня можно было склонить в любую сторону.
Но вы оскорбили меня, плеснули кофе мне в лицо и подняли на меня руку, когда я ничем не мог ответить. Теперь я вам не скажу даже, который час на ваших собственных стенных часах.
По какой-то странной причине он сидел молча и дал мне договорить. Затем ухмыльнулся.
— Не любишь полицию, дружок. В этом все дело, ищейка, не любишь полицию.
— Есть такие места, капитан, где на полицию не смотрят с ненавистью. Но в таком месте вы не были бы полицейским.
Он и это проглотил. Наверно, мог себе это позволить. Вероятно, ему приходилось выслушивать кое-что и почище. Потом у него на столе зазвонил телефон. Он взглянул на него и шевельнул рукой. Дейтон тут же метнулся к столу и снял трубку.
— Кабинет капитана Грегориуса. Сыщик Дейтон у аппарата.
Он послушал. Между красивых бровей у него образовалась морщинка. Он тихо сказал:
— Минуточку, пожалуйста, сэр. — Он протянул трубку Грегориусу.
— Начальник полиции Олбрайт, сэр. — Грегориус нахмурился.
— Да? А этому сопливому ублюдку что нужно? — Он взял трубку, подержал ее и разгладил физиономию. — Грегориус, начальник.
Он помолчал, слушая.
— Да, он здесь, у меня, начальник. Задаю ему разные вопросы. Не хочет нам помочь. Отказывается… Как вы сказали? — От внезапной злобы его лицо скривились в тугой узел. Лоб побагровел. Но голос не изменился ни на йоту. — Если это прямой приказ, он должен поступить от начальника отдела, сэр…
Конечно, я подчиняюсь вплоть до подтверждения. Конечно… Да вы что… Никто его и пальцем не тронул. Да, сэр. Слушаюсь.
Он положил трубку на рычаг. Мне показалось, что рука чуть-чуть дрожала.
Глаза его скользнули вверх, на меня, потом на Грина.
— Снимите наручники, — велел он безжизненным голосом.
Грин отпер наручники ключом. Я потер руки, ожидая иголочек кровообращения.
— Отправьте его в окружную тюрьму, — медленно произнес Грегориус. — По подозрению в убийстве. Прокурор перехватил у нас это дело. Хорошенькая система.
Никто не шевельнулся. Грин стоял возле меня, тяжело дыша. Грегориус поглядел на Дейтона.
— Чего ждешь, розанчик? Мороженого, что ли? — Дейтон чуть не захлебнулся.
— Вы мне ничего не приказывали, шкипер.
— Говори мне «сэр», черт побери! Шкипер я для сержанта и выше. Не для тебя, щенок. Не для тебя. Вон отсюда!
— Слушаюсь, сэр. — Дейтон быстро вышел за дверь. Грегориус тяжело поднялся, прошел к окну и стал к нам спиной.
— Давайте, шевелитесь, — пробормотал Грин мне на ухо.
— Забрать его отсюда, пока я ему башку не пробил, — велел Грегориус в окно.
Грин подошел к двери и открыл ее. Я сделал шаг. Грегориус внезапно рявкнул:
— Стоп! Закрыть дверь!
Грин закрыл и прислонился к ней.
— Иди сюда, ты! — рявкнул Грегориус.
Я не двинулся. Стоял и смотрел на него. Грин тоже не шелохнулся.
Наступила мрачная пауза. Потом Грегориус очень медленно пересек комнату и подошел ко мне совсем вплотную. Толстые жесткие руки он засунул в карманы.
Стоял, покачиваясь на каблуках.
— И пальцем не тронули, — выдохнул он еле слышно, словно про себя. Глаза у него были пустые, отсутствующие. Губы судорожно кривились.
Потом он плюнул мне в лицо.
И отступил.
— Это все, спасибо.
Повернулся и ушел снова к окну. Грин опять открыл дверь. Я вышел, нащупывая в кармане платок.