Долли

5

— Григорий! Я, наконец, рассержусь, — вместо приветствия сказала Долли. — Ты же мне говорил о неотложных поручениях родителей, а сам опять здесь.

— А я скучаю, — сказал Григорий. — По библиотеке скучаю, по этому особенному книжному миру, который охватывает всю вселенную от начала живой клетки до нашего времени.

Долли засмеялась:

— У тебя, Гриша, отличная память! Ты и Петра Первого цитируешь без запинки, и Пушкина, и Долли Кутузову.

— Память моя действительно без изъянов. Но ты еще не убедилась, что я и художник! И смогу помочь вам. Тем более что стенд посвящен Александру Сергеевичу.

— Ну, хорошо, иди в ту комнату, — показала она на дверь. — Там приготовлен ватман и краски. Напишешь: «К сто восемьдесят четвертой годовщине со дня рождения Александра Сергеевича Пушкина». А я пойду отберу фотографии для стенда.

Долли вышла в маленькую комнату, села за стол, открыла папку. Взяла первую фотографию.

Елизавета Михайловна Хитрово с литографии Шевалье, сделанной по акварельному портрету Гау. Она сидит в резном кресле, сидит немного мешковато, опираясь на левую руку. Открытые плечи, на шее косынка, сколотая прошью. Прическа гладкая, на прямой ряд, по бокам отделанная пышным украшением из белых цветов. Лицо умное приятное.

А вот и Долли Фикельмон с акварели Т. Уинса, 1826 года. Она одета скромнее матери. В черном легком платье, перехваченном поясом, с широкими рукавами и высокими обшлагами. На ней нет никаких драгоценностей. Только на черной головке, так же как у матери, с волосами, разнятыми на прямой ряд, с обоих боков пышные белые украшения, соединенные спереди как бы обручем.

Долли очень походит на мать: тот же длинноватый нос, та же округлая форма бровей — правда, фотографии с портретов не очень точно передают это сходство. Однако современники Долли говорили, что она была много красивее Елизаветы Михайловны.