Долли

От автора

Работая над повестью «Под бурями судьбы жестокой...», естественно, я обращалась не только к дневникам моих предков, но и к архивным документам, письмам Пушкина и материалам, касающимся Натальи Николаевны. Тогда впервые я задала себе вопрос: что же из себя представляла жена поэта? Все мы воспитаны были на весьма определенном отношении к ней: легкомысленная красавица, любительница балов и прочих светских развлечений, препоручившая воспитание детей и хозяйство своей сестре Александре. Именно такой изображалась она и во многих художественных произведениях. и в литературоведческих работах.

Почему-то не прислушивались к Пушкину, самому главному свидетелю на этом беспощадном суде людской молвы над дорогим для него человеком. Ему. гению, выбравшему ее подругой жизни, не верили. Не верили почему- то умирающему Пушкину (он словно бы предугадывал и будущую несправедливую немилость к своей «женке», к своей мадонне): «Она, бедная, безвинно терпит и может еще потерпеть во мнении людском». А ведь он и раньше жаловался своей триятельнице Осиповой, что его бедная Наталья стала мишенью для ненависти света.

Несколько лет назад были обнародованы очень интересные материалы, опровергающие сложившуюся версию о Наталье Николаевне, которая до самой смерти— и после гибели Пушкина, и тогда, когда стала Ланской, любящей матерью семерых детей и бабушкой, — находилась под постоянным прицельным оком недоброжелателей. То страшное, жестокое, что было возведено на Наталью Николаевну, огромной тяжестью легло и па ее детей — детей Пушкина. Такие замечательные книги, как «Вокруг Пушкина» и «После смерти Пушкина» И. Ободовской и М. Дементьева, основанные на архивах Гончаровых и Араповой, дочери Натальи Николаевны и Ланского, открыли очень много нового для понимания характера и личности Натальи Николаевны, ее отношения к Пушкину. Могла ли бессердечная, пустая женщина. мечтающая лишь о праздных успехах, писать то письмо брату Дмитрию, которое я привожу в повести, о бедственном положении ее семьи и о нежелании беспокоить мужа мелкими хозяйстве иным и хлопотами. Это письмо — свидетельство ее любви к мужу, ее душевной тонкости, чуткости.

Считали, что она не интересовалась делами Пушкина. Но это опровергают письма Пушкина к ней, где он пишет и о работе над «Петром» и о Пугачеве. Ом давал ей поручения по «Современнику». А в Царскосельском доме, где поселилась молодая чета и где ныне открыт музей, хранится переписанный Натальей Николаевной экземпляр «Домика в Коломне». Несмотря на возражения придворных лиц, она похоронила мужа во фраке, а не в камер-юнкерском «полосатом кафтане». Другая бы забыла фразу, оброненную когда-то в письме к ней: «Мало утешения, что меня похоронят в полосатом кафтане», а она помнила.

Сейчас, к радости, появляется все больше публикаций, где жена Пушкина предстает в другом свете...

С душевным трепетом я взялась за повесть «А душу твою люблю...». Очень много трудилась в архивах, перечитала чуть ли не все, что было в печати о Наталье Николаевне, снова побывала в местах, осененных именем великого поэта, и в тех, что связаны с Гончаровыми, Ланскими. За основу повести взята биографическая канва жизни Натальи Николаевны.

В подзаголовок не случайно вынесено — «Подлинные письма и факты». Именно они легли в основу произведения. Я не отходила от тех материалов, например воспоминаний современников, которые меня абсолютно убеждали. Впрочем, убеждало не все, иное казалось сочиненным, и я не могла смотреть на такое как на документ. Не случайна и следующая часть подзаголовка — «Предположения. Раздумья».

Опираясь на факты, я многое домысливала, воображала.

Да, Наталья Николаевна ездила на балы и не могла не ездить — она была при дворе. Она была молода и прекрасна... Но отнюдь не в балах проходила ее жизнь. За шесть семейных лет с Пушкиным — четверо детей, роды, болезни, заботы матери и хозяйки дома, дела мужа, к которым она была причастна. Она, конечно же, была личностью незаурядной, жила своим тонким и богатым душевным миром...

Я взялась за эту повесть, чтобы выразить свое горячее чувство к Наталье Николаевне, сделав это в меру моих сил, — показать ее моим читателям такой, какой она видится мне, какой, верю, она была в действительности.

Третьей повестью «Долли» мне хотелось завершить «пушкинскую» трилогию мыслью о том, что молодежь наша еще больше должна интересоваться историей своего отечества, еще больше стремиться познать своих предков, что жизнь человека на земле не должна оставаться бесследной, забытой.

Мысль эта не была чужда Пушкину. Всю свою сознательную жизнь он отдал изучению истории отечества, познанию предков своих.

В повести «Долли» мне хотелось сказать о том огромном влиянии, которое оказывает Пушкин на нашу молодежь. Читая его великие творения, невозможно не задуматься над священной любовью к отечеству. Познавая жизнь и смерть нашего национального гения, немыслимо без волнения пройти мимо его самоотверженной любви к жене и к детям. Нельзя не восторгаться его прекрасной, чистой дружбой к друзьям своим. Мне хотелось показать и ответное чувство к поэту его знаменитых друзей, таких, как Жуковский, Вяземский, А. И. Тургенев, а также и их влияние на нашу молодежь.