Дом железных воронов

Глава 17

Это искушает. Я готова это признать.

Даже после таких резких слов это искушает.

Но в глубине души я не хочу, чтобы мой первый раз случился из-за гнева и ревности, и так же я не хочу, чтобы это было с Энтони. Мы с Данте, может, и не встречаемся, и я, может, не так уж много значу для него, учитывая его окружение, но он кое-что значит для меня и моего глупого сердца.

Энтони и Данте, может, и способны отделить желание тела от веления сердца, но я не могу.

– Полагаю, это значит нет. – Резкие движения плеч Энтони выдают его разочарование, когда он запрыгивает на свою палубу. Прежде чем исчезнуть за дверью, что ведет в одноместную каюту внизу, он кричит: – Он разобьет тебе сердце!

Может быть. Предпочитаю верить, что он этого не сделает. Я предпочитаю верить, что он пока развлекается с другими женщинами единственно из-за того, что думает – я ему этого дать не смогу.

– Какое тебе дело до моего сердца, Энтони?

Его пальцы на ручке, дверь приоткрыта. Его спина напрягается.

– Ты права. Никакого. Мы уже это выяснили, так ведь?

Его обида тяжела. Тяжелее только то, что я ее причина.

– Все, что меня волнует, – это рыба и киска.

– Не говори так. Это неправда. Тебя волнует не только это, и однажды ты найдешь кого-то достойного всей твоей любви.

Взгляд его голубых глаз встречает мой.

– Я желаю тебе того же.

Хотя это звучит по-доброму, эти прощальные слова – жестокое напоминание, что он не считает Данте достойным моей любви.

Он скрывается в своей каюте и захлопывает дверь с такой силой, что лодка раскачивается из стороны в сторону. Я поднимаю лицо к россыпи звезд, сияющих над Люче, и жду, когда жжение в моих веках и горле утихнет.

Это было правильное решение.

Если бы Данте не вернулся домой… если бы Бронвен не рассказала о нашем запутанном будущем, я, возможно, поддалась бы очаровательному рыбаку. Но Данте дома.

Прежде чем подняться, я наклоняюсь и опускаю руки в воду. Желание скользнуть под ее толщу звенит в моем мозгу.

По рукам пробегает рябь, и я моргаю, потому что думаю… Я думаю…

Высовывается чешуйчатая розовая морда, затем длинная шея с белым «воротником».

– Какое ты странное создание.

Минимус обнюхивает мою ладонь в поисках угощения, и я смеюсь. Я чешу у него под щекой, затем снимаю крышку с горшка и отрываю стебель лука-порея. Я протягиваю его змею, и он выхватывает лук у меня из пальцев.

Он издает радостный дребезжащий звук, от которого по воде пробегают волны, а спинные чешуйки змея приглаживаются сами по себе.

Оглядев пирс и удостоверясь, что никто меня не видит, я глажу напоследок змея, затем выпрямляюсь, поднимаю горшок Дефне и иду на юг к первому из шести мостов, которые нужно перейти, чтобы добраться до моего острова.

Ступая вдоль воды, я замечаю мерцание чешуи. Минимус следует за мной, как всегда, будто охраняет. Может быть, так оно и есть. А может, ему просто нравится в моем обществе. Какова бы ни была причина, я благодарна змею за компанию.

На полпути домой я миную гондолу, заполненную фейри, распевающими непристойные песни. Один из них предлагает проводить меня до дома, и я отказываю, зная, что галантность не входит в намерения фейри. Он спрашивает снова, его голос становится громче. И снова я говорю «нет».

Из-за моего отказа он обзывает меня как-то особенно отвратительно.

– Жирный тупица, – бормочу я себе под нос, желая, чтобы вода забурлила вокруг его лакированной лодки и перевернула ее.

Когда образуются волны, я замираю.

– Что за клятый подземный мир? – бормочет мужчина, хватаясь за борта лодки вместе с остальными своими теперь уже молчаливыми друзьями. – Ты только что использовала магию, scazza?

Разве? Я смотрю на свои руки: голубых искр на ладонях нет, но, может, они пробежали раньше?

Ответ приходит секундой позже, когда длинный розовый хвост шлепает по воде рядом с лодкой, толкая ее к набережной.

О Минимус. Я нежно улыбаюсь ручному змею. Но потом один из мужчин обнажает кинжал, а другой – тот, кто навязывался проводить меня, – поднимает покрытые огнем ладони.

Гнев захлестывает меня так стремительно, что я подумываю прыгнуть в канал, дабы отпугнуть Минимуса, но перед глазами стоит цвет лица Нонны в тот день, когда я связалась со своим зверем. Лючинцы могут подозревать мою связь с морским змеем, но наверняка не знают. Если я прыгну сейчас – все раскроется, и только боги знают, к чему это приведет.

Во дворец, – шепчет тихий голос в моем сознании.

Santo Caldrone[27]. Бронвен устраивает этот хаос, чтобы удержать меня на верном пути?

Минимус снова хлопает по лодке, и дерево трещит. Двое безоружных карабкаются вверх по насыпи, как пауки, в то время как огненный фейри и его вооруженный спутник остаются позади.

Человек с кинжалом замахивается. Глиняный горшок выскальзывает у меня из рук и падает к ногам.

Шум отвлекает его, и мне хватает времени, чтобы схватить башмак и запустить им ему в голову. Человек с кинжалом сталкивается с огненным фейри, заставляя стрелять пламенем в сторону, а не в Минимуса. Мой змей исторгает леденящий дух вопль, который пронзает меня до самого сердца.

Кинжал торчит из щеки Минимуса, как злобная ракушка, так близко к глазу, что я рычу, будто лезвие рассекло мое собственное лицо.

– Ты сумасшедшая пустышка! – кричит на меня огненный фейри.

Я осматриваю свой разбитый горшок и бросаю самый большой осколок в визжащего осла в канале.

– Клайд, позови стражу! – рявкает тот спрайту, одетому в такой же красный шелк, как и он сам.

Еще один крик, на этот раз не такой громкий, сковывает меня изнутри. Несмотря на то что вода темная, я вижу, как Минимус извивается, пытаясь вытащить нож из своей щеки. Опасаясь, что он только загонит его глубже, я забираюсь на перила и прыгаю.

Нонна убьет меня, если только король не опередит ее.

Мое тело натыкается на стену холода, ноги тонут, как зубочистки в песке, а юбка вздымается куполом медузы, и я бью по ткани, чтобы прижать ее к телу. Потом я приоткрываю глаза и кручусь вокруг себя в поисках Минимуса.

Его длинное тело мелькает рядом, все еще спазматически дергаясь. Я касаюсь шеи змея, и он шипит. Мое сердце подскакивает к горлу. Когда его глаза встречаются с моими, он наконец перестает двигаться и становится похожим на водоросли.

Жгучие водоросли.

Я сжимаю кинжал одной рукой, другой хватаюсь за рог змея и дергаю. Кинжал падает на илистое дно, в воде появляется еще больше крови, и раздается новый пронзительный крик.

Я бы хотела излечить рану, но у моей слюны, в отличие от змеиной, нет магических свойств. Боги знают, я пыталась после происшествия на рынке. Единственное, чего добилась, – заставила Сибиллу и Феба заподозрить, что меня ударили головой при рождении.

Минимус обвивается вокруг меня, пока я глажу его спинные плавники и радуюсь, что кинжал не задел глаз.

Скоро мне понадобится воздух, но, пока мои легкие не иссякнут, я буду обнимать это странное животное. Я так хочу защитить его от жестокости людей и установить мир между нашими видами.

Когда жжение в легких становится невыносимым, я выныриваю на поверхность, и умный зверь тянет меня к берегу. Но прежде чем мы прорываемся сквозь прибой, я отталкиваю змея. Он не уходит. Я снова толкаю его. Он остается.

Я пытаюсь произнести «Уходи», и мой рот наполняет соленая вода. Но я сжимаю губы и толкаю. Глаза змея, черные от века до века, пристально смотрят в мои. Он, должно быть, чувствует мои мучения – наконец ослабляет кольца своего тела и отворачивается.

Молясь, чтобы он не понял неправильно, почему я заставила его уйти, я выныриваю, отплевываясь. Платье снова пузырится, и я его приглаживаю, подплывая к набережной напротив той, где меня оскорбил свино-фейри. Я добираюсь до вмурованной в каменную стену лестницы и, перебирая руками, взбираюсь по ней.

Выбравшись на сушу, я сплевываю и стряхиваю соль и выжимаю воду из волос. Оглядываясь через плечо, вижу военное судно, пересекающее канал в нашу сторону. Волосы Катона развеваются как белый флаг и светятся, как и его глаза. Спрайт отпрыгивает от сержанта и несется обратно к своему хозяину.

– Эта девушка напала на меня! – заявляет огненный фейри. Уши у него длинные, с них свисают рубины размером с ноготь моего большого пальца. Еще больше красных камней сверкает в его каштановых волосах длиной до пояса, камни украшают жилет, который он носит поверх расстегнутой белой рубашки. Этот фейри, без сомнения, из высокой знати.

Лодка Катона плавно останавливается между нами.

– Почему она напала на вас, маркиз Тимей?

Значит, я схлестнулась с маркизом. На одну ступень ниже герцога. На две ступени ниже королевской семьи.

– Почему? – маркиз выпучивает янтарные глаза. – Ты имеешь в виду как?

– Нет. Я имею в виду почему. Почему девушка напала на вас?

– Потому что чистокровный назвал меня шлюхой, – фыркаю я.

Голова Катона поворачивается ко мне. Он бросает на меня взгляд, который заставляет меня поджать губы.

– Тебя следовало бы избить за твою дерзость, – рявкает маркиз.

– А тебя следовало бы… – Прежде чем я успеваю произнести слово «кастрировать», Катон выкрикивает мое имя.

Он поворачивается обратно к дворянину, который неотрывно смотрит в мою сторону.

– Как она напала на вас, маркиз?

– Запустила башмаком, – бормочу я, в то время как Тимей ревет:

– Натравила своего ручного змея!

Страх сжимает мое горло.

– Что? Нет… я … – Если он потребует, чтобы Минимуса казнили, я найду стальной кинжал и смогу пронзить черное сердце маркиза. Сдерживая гнев, прежде чем он заведет меня в еще большие неприятности, я говорю: – У меня нет ручного змея.

– Фэллон! – Мое имя, произнесенное Катоном, звучит так же резко, как ветер.

– Фэллон. Конечно… – Острый подбородок маркиза приподнимается. – Рыночная крыса, также известная как Заклинательница змей.

Мои пальцы сжимаются в кулаки.

– Я пропитана солью, Тимей. – Я намеренно опускаю его титул. – Я никак не могу лгать. – Я облизываю губы, делая вид, что вкушаю еще больше минерала правды, который на самом деле только усилил мою ложь. – Я признаюсь, что ударила дворянина башмаком, потому что он пытался покалечить невинное морское существо. Прости, если я забочусь о зверях больше, чем о людях.

– Коварная дрянь. – Румянец маркиза становится темно-бордовым.

– Воздержитесь от клеветы, маркиз! – ревет Катон.

– Она назвала меня…

– Чистокровным. – Челюсть Катона напряжена, я вижу биение нерва. – Вряд ли это оскорбление.

– Я требую, чтобы о ее преступлении немедленно доложили королю!

Катон молчит, все еще борясь со своим гневом, из-за чего его черты обостряются. Он очень, очень зол на меня, но это ничто по сравнению с тем, как отреагирует Нонна, когда услышит о моем полуночном заплыве.

– Клайд! – Спрайт Тимея подпрыгивает. – Отправляйся в Изолакуори и доложи…

Катон поворачивается к мужчине:

– Вашему спрайту отрубят крылья, если он проникнет во дворец, не получив аудиенции.

Спрайт отскакивает с шипением, и эхо разносит его по каналу.

Тимей скрещивает руки на груди.

– Моя лодка серьезно пострадала. Мои шелковые подушки промокли в промозглой воде канала. Я ожидаю, что она покроет все расходы.

На этот раз шиплю я:

– Я ничего не делала с вашей лодкой.

Тимей прищуривается:

– У тебя голубые глаза, девочка. Не притворяйся, что не использовала свою магию, чтобы заставить змея напасть на меня.

– У меня нет магии. – Я убираю мокрые волосы с лица, чтобы он мог увидеть форму моих ушей. – Я не чистокровная, как вы, сэр.

– Полукровки владеют магией.

– Не все из нас.

– Ну, ты кое-что сделала. Я не врезался в насыпь из-за…

– Ты сам использовал магию.

– Чтобы защитить себя! Что позволено. Кроме того, как все заметили, я чистокровный маркиз, и у нас есть право использовать магию так, как нам заблагорассудится.

Катон вздыхает:

– Фэллон…

– Клянусь, я не использовала магию.

– Независимо от того, сделала ты это или нет, scazza, я хочу, чтобы король услышал о том, что ты предпочла паразита своему ближнему. И я требую два золотых за замену обивки и починку поврежденного корпуса.

Я бледнею, потому что у меня нет таких денег. О боги, во что я вляпалась?

Я осматриваю затемненные дома и мощеные улицы в поисках обожженного лица с молочными глазами. Пожалуйста, Бронвен, поддержи. Пожалуйста, помоги.

Но здесь лишь Катон, который начал торговаться с дворянином о цене ремонта и снизил сумму до одного золотого. Ни один слепой прорицатель не вмешивается, чтобы спасти меня.

После того как сумма оговорена, Катон направляет свою лодку ко мне и жестом приглашает меня сесть.

– Я могу дойти…

– Залезай сейчас же, Фэллон. – Его лицо и тон голоса подобны камню.

Тимей наблюдает за мной, скрестив руки поверх своей дорогой одежды. Вырез на ней такой глубокий, что он сам выглядит как шлюха. Я удивлена, что он не потирает ладони.

В тот день, когда я стану твоей королевой…

Бросив на него взгляд, в котором, надеюсь, отражается все мое презрение до последней капли, я принимаю протянутую Катоном руку и запрыгиваю в лодку.

– Куда мы? Во дворец или ко мне домой? Знаешь что? Давай во дворец. – Я бы предпочла встретиться лицом к лицу с королем, чем с бабушкой.

Уголок рта Катона приподнимается.

– Убери улыбку. Я знаю, что она и тебя пугает, – бормочу я.

Катон фыркает.

Пугает и завораживает его.

На мгновение я задумываюсь, какой была бы жизнь с мужчиной в доме. Не просто с мужчиной… с Катоном.

Неплохой, решаю я.

Если бы только у Катона хватило смелости пригласить ее на свидание… Но, при его молодости и положении, сомневаюсь, что Нонна приняла бы его ухаживания.

Я прикусываю щеку изнутри и надеюсь, что она скормила мое подаренное платье океану, чтобы мне было чем бить, когда она разъярится. А она разъярится. Надеюсь, ее гнев не заставит лозы глицинии разрушить стены нашего дома, потому что, как бы сильно я ни любила смотреть на небо, мне нравится иметь крышу над головой.

Размышления о разваливающихся домах приводят меня к мыслям о Тимее, а от него – к мысли о Катрионе и растущей стоимости за девственность.

– Маркиз уточнил, сколько времени у меня есть для выплаты долга?

– Я взял на себя смелость договориться о ежемесячных платежах.

– Из…

– Из десяти серебряных монет.

Мои глаза распахиваются.

– Десять серебряных монет в месяц? Я получаю две в таверне. – И на одну покупаю еду, а другую откладываю на случай чрезвычайных ситуаций вроде ремонта дома или починки одежды и обуви.

Кстати, об обуви… Я смотрю на свои босые ноги, понимая, что башмаки, которые я потеряла сегодня вечером, были моей единственной парой.

Слова Катрионы проносятся у меня в голове, одновременно заманчивые и отвратительные. В конце концов отвращение к возможности потерять невинность с каким-то незнакомцем побеждает возможный соблазн. Я отказала Энтони не для того, чтобы в итоге раздвинуть ноги для кого-то кроме Данте.

Но что, если Данте предложит самую высокую цену?

Вслед за этой мыслью приходит отрезвляющая: что, если самую высокую цену предложит командор? О, с какой радостью этот мужчина причинил бы мне боль и унизил меня.

Я не могу так рисковать. Не говоря уже о том, что сама мысль, что Данте заплатит мне за секс, – невыносима. Как я могу стать кем-то, достойным быть королевой, его королевой, если веду себя как изгой?

Я никогда не думала о воровстве, но не представляю, как смогу заработать десять серебряных монет в месяц. Полагаю, я могла бы найти вторую работу.

– Сколько зарабатывают солдаты? – я размышляю вслух.

– Женщины не могут быть солдатами.

– Верно. Потому что мы идем на поводу у наших прихотей.

Катон косится на мое промокшее платье.

Отлично.

– Признаю, что сегодня вечером я действовала немного импульсивно, но по крайней мере я действовала. Можешь ли ты представить, как я использую эти стремительность и мужество в бою?

Катон с трудом сдерживает улыбку:

– Мне было бы жаль армию противника.

Я ухмыляюсь:

– И твоих товарищей по батальону.

Улыбка становится шире, но затем тает, потому что мой голубой дом находится в пределах видимости и здесь не так темно, как должно быть этим поздним вечером.