Дом на улице Четырех Ветров

ЭПИЛОГ

Скоро войска союзников освободили лагерь, где был заключен отец Мишеля. Он вылетел во Францию самолетом, и Эвелина вместе с детьми пришла встречать мужа на аэродром Бурже. Увидев в толпе его осунувшееся лицо, она словно застыла на месте: у нее не было сил броситься ему навстречу. Мишель и Норетта кинулись обнимать отца, то смеясь, то плача, но Фанфан надулся и, прижавшись к матери, закричал:

— Не хочу целовать дядю, не буду!

Но так или иначе, это было счастье. Ложась спать, Эвелина в первый раз за многие годы вздохнула свободно — тяжесть, которая камнем лежала на ее сердце четыре долгих года, словно рукой сняло. Теперь, что бы ни случилось, они с мужем вместе…

Супруги Моско не вернулись домой из концлагеря. И никто так и не знает, что с ними случилось, хотя отец Мишеля долго и упорно разыскивал их через Красный Крест. Жорж остался сиротой. У мальчика не было никакой родни — его единственный дядя Эжен погиб в концентрационном лагере. И родители Мишеля решили оставить Жоржа у себя и воспитывать, как родного сына. Соланж покинула семью Селье. После выздоровления брата она снова поселилась с ним в соседней квартире. Но она настолько привязалась к Норетте, что забегала к подруге по нескольку раз в день, и, если Эвелина забывала ее поцеловать, нежное личико девочки омрачалось, словно в былые страшные дни.

Не вернулся и Даниель. Его могилу нашли в каменоломне в окрестностях Амьена, где его расстреляли немцы. Даниель был преподавателем университета, и следующей весной в Сорбонне состоялся вечер, посвященный его памяти. Все жильцы дома № 24 по улице Четырех Ветров захотели на нем присутствовать — от Фанфана до папаши Лампьона, который по этому случаю надел свой парадный черный костюм. Мишель, сидя рядом с матерью, слушал все речи, не пропуская ни одного слова. Ораторы говорили о Даниеле — наставнике молодежи, о Даниеле — ученом, о Даниеле — герое Сопротивления, но за всем этим Мишелю виделся человек с твердым и ясным взглядом, тот, кто в бильярдной кафе «Добрая встреча» однажды сказал ему: «Молодчина!» И Мишель поклялся в душе, что всю жизнь будет верен этому человеку.

Спустя несколько дней Мишель зашел в мастерскую к Планке. Как и в былые времена, отец обстругивал доску, вооруженный огромным рубанком; как и прежде, от него во все стороны разлетались стружки. Схватив несколько щепок, Мишель побежал к водосточной канаве — пускать кораблики. Первый кораблик сразу же потонул, второй застрял в водостоке, а третий куда-то отнесло, и, внезапно потеряв к нему всякий интерес, Мишель оставил его на произвол судьбы. «Чудно, — подумал он, — меня это больше не забавляет… Может, потому, что я уже большой?..»

Он бросил остальные щепки на землю и в задумчивости зашагал домой.