Дом неистовых клятв

«Они заколдовали чёртовы двери, мы не можем войти, Behach Éan!»

Что? Тогда почему Данте побежал вниз по лестнице?

«Должно быть, их заколдовала Мириам, чтобы не дать мне добраться до тебя! Клянусь, я убью эту женщину…»

«Ты не можешь этого сделать, Лор. Если ты её убьёшь, это убьёт меня».

«Я слышал», — ворчит он. — «Значит, я сделаю ей больно. Очень больно».

«Лор…» — вздыхаю я.

«Mo khrà, она украла у меня несколько веков жизни, а затем украла тебя».

Решив, что сейчас не время для споров, я говорю:

«Я выйду к тебе. Как только выберусь из…»

Фейри, который, как я считала, умер, или снова попал в темницу, преграждает путь Ластре.

— Мне кажется, ты идёшь не в том направлении, солдати.

Лицо Ластры становится таким же белым, как мебель Ксемы.

— В-вы живы?

— Благодаря моей внучке, а не гарнизону солдат, который я выбрал для того, чтобы они защищали меня и Мириам. И которые дали мне клятву, отпечатавшуюся на моей коже… — Юстус стучит пальцем по своему плечу, — и должны выполнять все мои приказы до единого.

Между бровями Ластры появляется складка.

— Король…

— Король не приводил вас в этот дом. Не посвящал вас в свой секрет. Это сделал я.

Ластра сглатывает несколько раз.

— На кого ты работаешь, солдати Ластра?

— На корону.

— Неверно.

Его лицо искажает гримаса, и в то же время дом сотрясается. Я пытаюсь выглянуть в панорамные окна, которые тянутся по обе стороны от двери, но когда выгибаю шею, шипы снова врезаются мне в кожу.

— Ты работаешь на меня, Ластра. А теперь освободи мою внучку.

Он смотрит туда, где я лежу в его колючей клетке.

— Она у-убьёт меня своей отравленной кровью.

— Нет, не убью.

Он выдувает воздух из уголка губ, как будто не верит мне.

— Лор попросил организовать ему встречу-знакомство с моими тюремщиками, — я улыбаюсь мужчине всеми зубами. — Ой, я сказала «знакомство»? Я имела в виду «вероломство». В общем, как я уже сказала, тебя убью не я.

Мужчина бледнеет, а затем содрогается одновременно с домом Росси. Он смотрит себе за спину, и его глаза так сильно округляются, что зелёные радужки заходят на белки. Но затем его брови опускаются.

— Почему они не…

А затем он расправляет плечи, которые покрывает его белый мундир.

— Они не могут проникнуть в дом, верно?

— Ластра, я не буду повторять, — говорит Юстус спокойным тоном.

Зеленоглазый фейри опускает руку на ножны и вынимает свой меч.

— Чёрт побери, Ластра, освободи мою внучку немедленно, мать твою.

Уголок его губ приподнимается в улыбке.

— Ну, уж, нет.

Дом снова начинает трястись, но вместо того, чтобы содрогнуться, этот идиот широко улыбается.

— Сергенте Ластра звучит неплохо, не так ли? Тем более что эта должность сейчас вакантна.

Окровавленный палец, которым я пытаюсь пошевелить рядом с ближайшей веткой, замирает, когда я слышу жестокие слова Ластры. Като был самым добрым и благородным человеком. Он всегда относился к своим подчиненным с большим уважением. Он не заслуживает того, чтобы Ластра растоптал память о нём своим эго. Так же, как он не заслуживал умереть от моего долбаного меча.

Я вспоминаю ощущение того, как мой меч проткнул его плоть, и мой желудок и сердце сжимаются. Некоторое время я не чувствую ничего кроме ненависти к себе за то, что сделала, и погружаюсь в самоуничижение. Я не только всё провалила — снова — но и убила друга.

Голос Ластры проникает в мои мысли, заглушившие всё вокруг:

— Хотя, если я покончу с Юстусом Росси и приведу Фэллон назад, Данте может сделать меня кап…

Юстус наполняет рот Ластры водой. И когда тот начинает давиться и кашлять, говорит:

— Джузеппе Ластра, я требую выполнения заключенной нами сделки. Отдай мне свой меч.

Ластра начинает моргать и смотрит на моего деда так, словно тот превратился в ворона, а затем выплевывает остатки воды и начинает пятиться, но магия заключенной сделки искажает черты его лица.

— Найдите-себе-свой-собственный-меч.

Он снова морщится и начинает тереть кожу в области сердца.

— Ладно. Вот.

Он делает шаг в сторону Юстуса, но вместо того, чтобы вложить меч в раскрытую руку Юстуса, он направляет его в область сердца на груди моего деда и наносит удар.

ГЛАВА 33

Хриплый крик вырывается из моего пересохшего горла, когда металл ударяет о металл.

Ластра удивлённо моргает и смотрит на свой меч, который не смог проткнуть тело моего деда.

Юстус улыбается и брызгает водой в лицо Ластры, по всей видимости, горячей, потому что солдат роняет меч и начинает кричать, а на его лбу и скулах появляются волдыри.

От меня не укрывается то, как Юстус слегка вздрагивает и морщит лицо, когда приседает, чтобы забрать меч.

— Знаешь, что меня больше всего во всём этом расстраивает, никчёмный ты идиот?

Пар клубами поднимается от покрасневшего лица Ластры, а с его обожжённых губ срывается смесь визгов и стонов.

Юстус приближается к Ластре, который отшатывается назад, поскальзывается на гладком мраморе и падает на задницу.

— Что я начинаю сомневаться в своём здравомыслии, потому что только идиот нанял бы такого идиота, как ты.

И прежде, чем Ластра успевает подняться, Юстус переступает через него, направляет клинок в сторону его сердца и пронзает его. В отличие от меня, устроившей Даргенто ужасную смерть, Юстус не промахивается. Ему явно не впервой убивать фейри. Он, может быть, и не жил во время Магнабеллум, но он жил во время Приманиви. Конечно, эта война не была такой же долгой, но она оказалась столь же кровавой, как и война Косты.

Мой пульс всё еще сотрясает горло, когда колючие ветки исчезают и отпускают моё тело прямо в лужу с примесью крови, оставленную магией Юстуса. Некоторое время я просто лежу, не двигаясь и пребывая в шоке. Я отчаянно пытаюсь выровнять дыхание после непрошеного сеанса акупунктуры, устроенного Ластрой.

— Не могу поверить, что вы сами его выбрали, — говорю я, наконец, когда он достает металлическое блюдо из-под окровавленной рубашки и кладёт его на ближайшую кушетку.

Его спасла тарелка! Как умно.

Он подходит ближе и протягивает руку, предлагая помочь мне встать.

— Не из кого было выбирать, нипота.

Несмотря на то, что моя рука кажется такой тяжёлой, словно она привязана к наковальне, я поднимаю её и касаюсь его руки.

— Вам следовало расширить список кандидатов и нанимать не только остроухих.

— Полукровкам стало бы плохо в окружении такого количества обсидиана.

— Антони полукровка.

Я сжимаю губы, вспомнив о нашем последнем разговоре. Почувствовав кровь, я провожу большим пальцем по ране, но мой палец точно так же кровоточит, как и все остальные части моего тела.

— И Ванс тоже.

— У обоих были при себе защитные кристаллы, поэтому нахождение здесь не навредило им.

Как только Юстус ставит меня на ноги и убеждается в том, что мои колени не подогнутся, он меня отпускает.

— Как так вышло, что люди, которых вы выбрали, стали выполнять приказы Данте?

— Я выбрал только Като, Ластру и ещё двоих. Но тех двоих не было среди числа твоих обидчиков, так как я сразу же потребовал от них исполнения условий нашей сделки.

Когда я наклоняю голову и приподнимаю бровь, он добавляет:

— Они должны охранять Мириам ценой своей жизни.

— То есть, все остальные?..

— Личная охрана Данте.

Я смотрю мимо него, желая убедиться, что огненный фейри, которого я вырубила, всё ещё в отключке.

Юстус смотрит себе за спину.

— Что такое?

— Думаю, одному из людей Данте не удалось вернуться в крепость, — шепчу я.

— Ты имеешь в виду солдата, которого ты шарахнула канделябром, подаренным моей матери Пьером из Неббы?

Когда он поворачивается ко мне, лёгкая улыбка украшает его губы.

О, в какой же ярости будет Ксема Росси… не могу дождаться того момента, когда история о бесценном канделябре достигнет её длинных ушей.

— Его больше нет.

Я моргаю и отгоняю образ Ксемы.

— В смысле?

— В этом мире.

— Как? У вас даже не было при себе меча.

— Но он был у него.

— Почему тогда вы не взяли его с собой?

— Потому что ты была в беде, а меч не влез в мои ножны. Я не могу производить одной рукой даже половину той магии, которую произвожу двумя.

Мои губы начинают дрожать, потому что сегодня на меня свалилось столько всего. И поведение Юстуса — это уже слишком. Неожиданно мне хочется, чтобы нонна оказалась здесь и увидела, каким человеком он стал, но затем я понимаю, что если бы она оказалась здесь, она увидела бы, в кого превратилась я.

Она бы увидела мёртвое тело Като.

Я качаю головой, чтобы отогнать мрачные мысли, а затем разворачиваюсь, решив выйти наружу к Лору, но останавливаюсь и говорю, вытянув руку:

— Не возражаете, если я одолжу ваш меч?

Юстус без колебаний отдаёт его мне: свидетельство того, как сильно он мне доверяет.

Я забираю у него окровавленный меч и, хромая, подхожу к трупу Ластры. Несмотря на то, что он определенно мёртв, на всякий случай, я вонзаю меч в его уродливое сердце.

Дом снова сотрясается, и голос моей пары взрывается между моими висками:

«Почему так долго, Behach Éan?»

Гигантские двери вибрируют, словно вороны друг за другом начали врезаться в дерево.

«Мне надо было кое-что закончить. Теперь я закончила».

Я возвращаю меч Ластры Юстусу.

— Лор сказал, что дом заколдован, и они не могут войти внутрь.

— Должно быть, Мириам решила обезопасить периметр, чтобы дать тебе время…

— Завершить дело, которое я в очередной раз провалила? — заканчиваю я.

— Ты… ты убьёшь его. Это вопрос времени.

Я тяжело сглатываю. Несмотря на то, что Юстус не обвиняет меня в провале, я делаю это сама в своих мыслях. Я раз за разом проигрываю в голове ситуации, которые идеально подошли бы для того, чтобы перерубить Данте шею.

— Где находится магический знак?

— Внизу, в подземелье.

Я бледнею.

— Я схожу туда.

— Вы не можете туда вернуться. Данте хочет вашей смерти.

— Я только… — его голос затихает, когда он смотрит на кожаный шнурок и достаёт медальон из-под разрезанной рубашки.

Пузырёк с кровью Мириам разбился. Он смотрит на свою окровавленную грудь.

— Надеюсь, этой крови хватит, чтобы нарисовать знак ключа.

— Где-то здесь была дверь.

— Её нельзя открыть с этой стороны.

Он смотрит в сторону двери.

— Если я не смогу нарисовать знак, значит, тебе придётся взорвать дверь с помощью магии своей крови.

— Я могу это сделать?

Мои руки начинает покалывать, и я ощущаю всю мощь магии, которой обладаю.

Он кивает.

«Фэллон?»

Мне нужно снять магическую защиту, но мне также нужно увидеть свою пару.

— Дайте мне минуту.

В грязном платье, которое прилипло к моему телу и выглядит скорее алым, чем розовым, я плетусь в сторону двери, хватаюсь за ручку и тяну её на себя.

Я вижу блеск чего-то острого в грозовом небе цвета индиго. И это что-то несётся прямо на меня, как стрела. Я не отбегаю и не отклоняюсь в сторону, потому что это клюв, а не снаряд. Ворон превращается в дым, который врезается в магический барьер, а затем перевоплощается в птицу и взлетает вверх, в сторону торнадо из чёрных крыльев и блестящих когтей. Крики, которые раздавались вокруг с тех пор, как Лор начал свою атаку, стихают.

Я протягиваю руку, как вдруг Юстус говорит:

— В отличие от барьера вокруг Шаббе, этот работает в обе стороны. Но он действует только на тех, в ком течёт кровь воронов.

Когда мои ногти царапают нечто, напоминающее стекло, хотя я вижу перед собой только воздух, моё сердце опускается. Впервые в жизни я жалею о том, что родилась…

Я перестаю об этом думать, перестаю об этом жалеть.

— Тебе придётся подождать, пока я не сотру знак Мириам, — слова Юстуса ударяют меня в затылок и звучат прерывисто, как и его дыхание. — Скоро ты будешь свободна, Фэллон.

Свободна от этого дома, но не от этого кошмара. До тех пор, пока король фейри не умрёт.

Я смотрю себе за спину, туда, куда ушёл Данте, и моё сознание шепчет мне: «Он где-то там, Фэллон, прямо под тобой».

Если бы я вернулась в свою тюрьму, вооруженная правильными заклинаниями и правильным клинком, я смогла бы получить настоящую свободу уже сегодня. Раздаётся грохот грома, и небо начинает потрескивать. Похоже, Лор не в восторге от моей идеи. По правде говоря, мне она тоже очень не нравится.

Я снова подставляю лицо сверкающему небу и жду своего полуночного короля, и в то время как он негодует, я сама наконец-то успокаиваюсь.

ГЛАВА 34

Клубы дыма стремительно опускаются с неба и врезаются в залитую дождём землю с такой силой, что подошвы моих ног сотрясаются, и я почти падаю. Лишь ручка двери, за которую я схватилась, удерживает меня на ногах, но даже она мало чем может мне помочь, когда дым превращаются в размытую фигуру человека с глазами цвета металла.

Имя Лора срывается с моих губ в виде хриплого всхлипа, и слёзы начинают катиться по щекам. Ручка двери выскальзывает из моих пальцев, и я делаю шаг ему навстречу. Несмотря на то, что его лицо покрыто тёмным раскрасом, суровый нрав ясно просматривается в его чертах, на фоне которых его золотые радужки сияют холодным светом.

Тени Лора бросаются вперёд яростным потоком и врезаются в невидимый щит. На этот раз земля сотрясается так мощно, что я теряю равновесие и врезаюсь в Юстуса, который издает тихое «уфф». Он определённо жив, но ему должно быть больно.

Лор начинает колотить в невидимую стену своими призрачными кулаками. Оглушительный раскат грома сотрясает всё вокруг и заставляет листья на деревьях задрожать.

— Тебе стоит поучиться тому, как мотивировать людей, Рибав, — дыхание Юстуса обдаёт мою мокрую щёку.

— Что он… — я заменяю словно «сказал» на «показал вам?»

Ведь моя пара не может вкладывать слова в головы фейри, только образы.

— То, как он будет меня пытать, если я немедленно не верну тебя ему.

Я решаю не уточнять. Моё пребывание в подземелье Данте, может быть, и закалило меня, но видя всю силу гнева Лора, я подозреваю, что могу упасть в обморок, если хотя бы глазком загляну в его сознание.

У меня перед глазами встаёт образ мёртвого тела, привязанного к скале Монтелюса и окружённого стервятниками. Интересно, это только моё воображение или этот образ был послан мне Лором? Я отгоняю от себя эти мысли и отрываюсь от тела Юстуса.

— Юстус нам не враг, Лор.

«Он, чёрт возьми, забрал тебя у меня!»

— Чтобы я смогла убить Данте раньше, чем у тебя зачешутся руки взять дело в свои когти, чёрт тебя подери.

Я вспоминаю, как загнала в угол короля фейри с помощью своего меча.

Кого я обманываю? Мне так и не удалось загнать в угол этого мерзкого грызуна. Но я поставила его на колени, и если бы не эта проклятая корона, я могла бы попасть точно в цель.

— Он всё ещё жив.

Несмотря на гнев, сотрясающий моё сердце, тон моего голоса абсолютно ничего не выражает. Он похож на камень, который сточился и превратился в гальку.

Хотя этот образ кажется мне неправильным. Звук моего голоса может и похож на гладкую гальку, но невероятная жадность Данте превратила меня в острый камень, края которого могут проткнуть его плоть, когда мы встретимся с ним в следующий раз. А мы встретимся. Я буду преследовать этого мужчину, пока его мёртвое сердце не окажется у меня в руке.

Тени Лора начинают пульсировать, а его фантомные пальцы вытягиваются и впечатываются в жестокую пустоту, которая нас разделяет.

«Магический знак, Behach Éan. Скажи этому фейри, чтобы он немедленно его стёр, или, клянусь, ему не будет пощады».

Я поворачиваюсь к генералу.

— Магический знак, Юстус. Как нам от него избавиться?

— Никаких мы; я пойду туда один. Я могу переодеться в Ластру и притвориться, что мне удалось вернуться.

— Ластра знал код к темнице?

Юстус сжимает губы. Похоже, что нет.

— Как вы попадёте в подземелье, если двери заперты? Вы не сможете использовать магию воды, чтобы открыть их, так как Ластра, которым вы собираетесь притворяться — земляной фейри.

Юстус смотрит на другого мёртвого солдата.

— Вот этот… огненный фейри.

Никто из нас не вспоминает о воздушной стихии Като.

— Если вы скажете мне, где он находится, я могла бы…

«Ты, мать твою, выжила из ума, любовь моя?» — голос Лора подобен горячей и яркой вспышке молнии, озарившей небо.

— Нужно смыть кровь с мраморного бюста моей матери, но это может сделать только та ведьма, которая произнесла заклинание.

Он опускает глаза на свою руку, сжатую в кулак, которая связывает его с Мириам.

— Или я.

Я бросаю взгляд в сторону коридора, по которому меня тащили.

— Я могу взорвать потолок темницы, а вы можете спрыгнуть вниз. Мы унесём Мириам…

Неожиданно я вспоминаю, что в темнице сейчас пусто.

— Она всё еще там?

— Да. И темница находится слишком глубоко под землей.

Юстус проводит верхней губой по нижней губе.

— Придумал. Ты сделаешь меня невидимым.

— Невидимым? Я могу это сделать?

Сейчас, конечно, не время удивляться той силе, которой я обладаю, но я всё равно раскрываю рот и округляю глаза.

О, боги, так вот, что сделала Мириам, чтобы их отвлечь!

Юстус разворачивается и начинает идти, а я следую за ним, проклиная Ластру за то, что он превратил меня в игольницу для его магии. Отогнав подальше своё отвращение к мертвому фейри, я решаю сосредоточиться на том, что я, шаббианка Фэллон, могут сделать человека невидимым. Твою ж мать!

Хриплый голос Лора останавливает меня:

«Фэллон!»

Я решаю, что он собирается отчитать меня за мои слова, но он испускает очередной разочарованный вздох.

«В данный момент мне плевать на то, что ты сквернословишь, mo khrà; но я не хочу терять тебя из виду».

— Я отойду всего на минутку, Лор. Мне надо нарисовать знак, чтобы Юстус смог пройти сквозь стену.

Когда от него начинает подниматься ещё больше дыма, я тычу большим пальцем в сторону лестницы, с которой пытался спустить меня Ластра.

— Меньше минуты.

Мои мышцы так громко хрустят, что я решаю пересмотреть свои расчеты:

«Максимум три».

Сделав ещё шаг, я вздыхаю и говорю:

«Ладно. Около десяти минут».

«Я не хочу тебя терять ни на минуту».

Его тёмные призрачные пальцы удлиняются и укорачиваются рядом с магической стеной.

Я бросаю взгляд на Юстуса, который всё ещё идёт в сторону лестницы. Мне удаётся его догнать, так как он ранен гораздо сильнее меня.

— Юстус, подождите.

Лор окликает меня, но на этот раз я не останавливаюсь. Он, наверное, понял, что его крики не заставят меня вернуться, так как замолкает и низко бормочет что-то на языке воронов.

— Они, может быть, и не увидят вас, Юстус, но они точно заметят вашу магию. Я не могу сделать её невидимой… или могу?

— Нет.

Он тяжело вздыхает, отчего его губы кривятся.

— Я постараюсь остаться незамеченным.

Если бы он был воздушным фейри, он мог бы остаться незамеченным, но воду будет видно.

Он начинает спускаться по лестнице, обхватив рукой перила. От меня не укрываются его прерывистые вдохи и то, как надолго он задерживает дыхание. Он не в том состоянии, чтобы спускаться вниз, а использование магии истощит его.

— Вам очень больно?

— Переживу.

— Я не об этом спросила.

— Не беспокойся. Я в порядке.

Мне кажется, что он пытается улыбнуться, но улыбка почти не просматривается на его губах.

Когда он прижимает ладонь к животу, я понимаю, что ему гораздо больнее, чем он пытается показать. Эта миссия похоронит терпение Лора, и, вероятно, этого смелого фейри, который стоит сейчас передо мной.

Каким бы он ни был выносливым и хитрым, он не справится в одиночку.

— Ты туда не вернёшься, нипота. Клянусь.

Как, чёрт возьми, он догадался? Когда мы доходим до последней ступеньки, я говорю:

— Нонна будет в ярости, если я заключу с вами сделку.

Он что-то бормочет ворчливым тоном, и этот звук очень напоминает шум не утихающей грозы, которой Лор атакует магический барьер вокруг дома.

Я скрещиваю руки.

— Вы сможете коснуться магического знака, который я нарисую?

Он смотрит на потёки засохшей крови на моих руках.

— Нет. Именно поэтому тебе придётся пройти сквозь эту скрытую дверь.

Мои глаза округляются от волнения.

— А после ты вернёшься к Рибаву, так как я очень не хочу, чтобы меня сегодня выпотрошили.

— Угу.

Его прищуренные глаза заставляют меня добавить:

— Я сделаю только это, зуб даю.

Он подносит палец к моей окровавленной руке.

— Можно?

Я киваю, и он погружает палец в одну из моих ран, а затем рисует пять параллельных волнистых линий с четырьмя чёрточками на каждой.

— Чем больше линий ты нарисуешь, тем сильнее будет взрыв.

Я пытаюсь это запомнить.

— А теперь знак невидимости.

Он набирает ещё немного крови и рисует букву «V». Он ещё даже не нарисовал вторую половину знака, а я уже знаю, что это будет перевернутая буква «Т». И я оказываюсь права.

На секунду я закрываю глаза. Если бы я не выпала из видения Бронвен раньше, чем она успела объяснить, что делают переплетенные буквы «V» и «Т», я могла бы использовать этот знак. Я могла бы превратиться в призрака. Люди не ожидают появления призраков.

Как и короли фейри.

Ведь он не заметил, как Мириам сделалась невидимой. Так что, даже если я не могу убить его с помощью своей крови, я могу использовать это преимущество.

Чувство разочарования сменяется решимостью.

— Так просто?

— Так просто.

— Я уже невидима?

— Я не могу колдовать с помощью твоей крови, Фэллон, — мягко говорит он.

Точно.

— Как отменить это заклинание?

— Кровь сама стирается с кожи — иногда это занимает несколько минут; иногда — несколько часов. Но если ты хочешь, чтобы она стёрлась раньше, тебе нужно поднести руку к знаку, чтобы кровь вышла на поверхность, либо — если тебе совсем не терпится — проткни палец, либо подожди, пока кровь не вернётся к тебе под кожу.

— То есть, если я сделаю вас невидимым, вы останетесь невидимым до тех пор, пока я не отменю заклинание, или пока моя кровь не сотрётся?

— Вообще-то, шаббианцы могут стирать знаки с кожи силой мысли. Но только нужно точно знать, где нарисован знак, чтобы отменить заклинание. Другое дело — знаки, нанесённые на предметы. Их может стереть только тот, кто произнёс заклинание.

Поразительно. Я опускаю палец в рану.

— Где вы хотите, чтобы я нарисовала магический знак?

— Между бровями.

Я рисую символ и резко вздыхаю, когда он исчезает.

— Я вас не вижу!

— В этом вся суть, — в тоне его голоса слышится улыбка. Но она пропадает, когда он говорит: — Прежде чем мы начнём взрывать дверь, я попробую нарисовать портал кровью со своей груди.

Когда я откидываю волосы, чтобы нарисовать точно такой же знак между своими бровями, невидимый палец Юстуса выводит кровавый знак на белоснежной мраморной плите. Он, должно быть, прижал к нему ладонь, потому что знак размазывается. Я не знаю, прошёл ли он сквозь стену, но затем отчетливо слышу ворчание.

Мои губы приподнимаются в улыбке.

— Позвольте мне, нонно.

— Почему ты стала невидимой?

— Потому что взрыв привлечёт непрошеное внимание.

— Фэллон, — рычит он.

— Вам больше понравится, если меня будет видно, когда я поведу вас внутрь?

— Как только окажешься внутри, сразу же возвращайся назад, поняла?

Я представляю, как раздуваются его ноздри.

— Да.

И это не ложь. Я его поняла.

Но стану ли я сразу же возвращаться? Нет. Не сразу, но, в конце концов, я вернусь.

После того, как подкрадусь к Данте и неожиданно воткну клинок ему в шею.

После того, как найду Антони.

После того, как разрушу древний дом Косты и выкурю остроухих демонов из туннелей.

Я хочу рассказать о своём плане Лору, но он порвёт Люс на куски, если пронюхает о нём. Поэтому я заглушаю свои мысли и быстро рисую на двери магический знак.

Почувствовав прикосновение руки Юстуса, я прижимаю ладонь к камню и переношу нас обратно в подземный мир.

ГЛАВА 35

Мы оказываемся в помещении, где я ещё не была. Правда, Данте не устраивал мне экскурсию по своему новому жилищу. Наверное, он очень боялся, что я сбегу. И я бы это сделала, ведь эта дверь находилась здесь всё это время.

— Возвращайся, — поспешно шепчет мне Юстус.

И в то же время низкий потолок сотрясается. Очевидно, это постарался Лор.

Мой дед протягивает руку. Когда его пальцы касаются меня, он сдвигает их на мою руку, которую подносит к ручке двери.

— Сейчас же.

— Я пройду сквозь стену, чтобы не хлопать дверью, — мой шепот звучит на октаву выше, чем у него, но так же тихо.

Я чувствую, что он ждёт. И не уходит. Я начинаю красться вдоль стены подальше от того места, где, как мне кажется, он стоит. Я слышу, как с его губ срывается вздох. Наверное, он решил, что я ушла. Я следую за стуком его шагов в сторону двери, и когда ручка опускается, а дверь со скрипом открывается, он застывает на месте, явно ожидая увидеть стражника.

Когда никто не врывается внутрь, он распахивает дверь ещё шире. Я на цыпочках следую за ним и оказываюсь в тёмном коридоре, который ведёт из темницы в сторону покоев Данте.

Я смотрю налево, затем направо, и начинаю продвигаться дальше. Поскольку Юстус направился в темницу, я иду в противоположном направлении. В сторону покоев Данте, туда, где низкие потолки вибрировали в такт пульсации моря, и где я собираюсь нарисовать как можно больше волнистых линий. Если мой план сработает, старый дом Косты вскоре превратится в новое логово для морских существ.

Моё сердце так отчаянно бьётся, что во рту появляется металлический привкус. Когда стены вокруг меня сотрясаются, я даже решаю, что это адреналин ударил мне в вены, а не Лор врезается в поместье Росси. Я прохожу мимо открытой двери и отскакиваю прочь, когда замечаю внутри человека.

Я зажимаю ладонью рот, чтобы выровнять дыхание, так как оно может меня выдать.

Звон цепей и рычание заставляют меня подойти ближе. Я резко вздыхаю, и моё удивление не укрывается от Антони, потому что он отрывает взгляд от металлического браслета, который он пытается сорвать со своего запястья. Он замирает и издаёт чуть менее слышный рык, вероятно, ожидая увидеть одного из своих тюремщиков.

А кстати, где они все?

Я разворачиваюсь и пытаюсь прислушаться, а слышу я хорошо, так как могу различить плеск воды, которую, как я предполагаю, наколдовал Юстус.

В тюрьме до ужаса тихо…

Я хотела бы поверить в то, что все они ушли, но их запах висит в воздухе. Да и куда бы они делись?

«Вернулись бы на Исолакуори», — подсказывает моё сознание, но оно слишком оптимистично.

К тому же они должны были забрать с собой Антони. Оставлять его здесь кажется слишком глупым. Пока он ещё дышит, Данте мог бы его использовать. Но опять же, Антони желает смерти обоим королям, так что он, вероятно, стал бесполезен для Данте.

Какой-то скрип — и это не металлический скрип цепи — заставляет меня развернуться. В конце коридора закрывается дверь — или открывается? Я щурюсь, но здесь так темно, а дверь так далеко, что я ничего не вижу.

«Это может быть Юстус», — говорит оптимистичная часть меня. И когда я улавливаю плеск воды, я заставляю своё сердце успокоиться. Это определённо Юстус.

Я делаю шаг вперёд, но останавливаюсь, когда Антони снова начинает тянуть за свои цепи. С его волос капает пот, который смешивается с кровью, стекающей по его пальцам.

Один взмах моих пальцев, и он может быть свободен. Но что потом? Он либо попытается сбежать, и его снова поймают, либо попытается убить Лора.

Неожиданно я вспоминаю, как Антони кричал Данте, чтобы тот не трогал меня. Несмотря на то, что он презирает Лоркана, он всё равно переживал обо мне и пытался меня защитить.

Я бросаю взгляд на покои Данте. Я знаю, что у меня мало времени, но как бы я ни хотела двинуться в том направлении, я не могу оставить морского капитана. Я не такая. Поэтому я распахиваю его дверь еще шире.

Он замирает, точно мертвец (мертвец, сидящий на полу), и смотрит диким взглядом в мою сторону. Его глаза округляются и становятся почти белыми, когда он видит перед собой только воздух. Прерывистые вдохи приподнимают его грудь, а он всё пытается сломать кости на руке, чтобы снять кандалы.

— Антони? — бормочу я.

Он подпрыгивает.

— Ничего не говори. И не двигайся.

Несмотря на то, что его плечи теперь выглядят острее под его поношенной рубашкой, которая стала такой же грязной и жуткой, как и он сам, Антони слушается меня. Мне хватает пары секунд, чтобы разрезать кандалы на его щиколотках, и в два раза больше времени, чтобы освободить его запястья. Почему? Потому что моё прикосновение делает его невидимым, поэтому мне приходится отпускать его и прикидывать, где сделать разрез, чтобы не ранить его ещё больше.

Закончив, я отступаю на шаг.

— Где все?

— Ушли?

— Куда ушли?

— Они не заходили ко мне, чтобы поболтать, Фэл.

Тон его голоса такой резкий, что разрезает тяжёлый воздух.

— Не говори со мной в таком тоне.

Его губы кривятся.

— Прости. Ты права. Ты не заслуживаешь моего гнева.

Ему вырвали ногти, поэтому я, скорее всего, его заслуживаю, но мне всё равно нравится, что он успокоился по моей просьбе.

— Я вытащу нас отсюда, поэтому поскорее избавься от этих кандалов, так как тебе потребуются твои конечности, чтобы плыть.

— Плыть?

Я разворачиваюсь и врезаюсь в стену.

Но она сделана не из черного камня, она сделана из воздуха. Моё сердце чуть не вылетает из раскрытого рта.

Чёрт, чёрт, чёрт.

Мне хочется позвать Юстуса по имени и убедиться в том, что это он. Но что если это какой-нибудь солдат или Данте? Что если фейри, за которым я охочусь, заставил Мириам замаскировать его, чтобы приготовиться к моему возвращению? Что если он наслышан об этом знаке и…

— Ты пообещала вернуться, нипота.

Я выдыхаю воздух, который всё это время сжимал мои лёгкие, и моё сердце опускается обратно в грудь.

— Вы нашли знак?

— Да. Всё сделано.

Он, должно быть, заметил Антони, потому что рычит:

— Мы помогаем ему сбежать?

— Не можем же мы оставить его здесь?

Юстус испускает ещё один раздражённый вздох.

— Ладно. Идём, пока твоя пара не уничтожила дом.

Но как только он это говорит, подземный замок так сильно сотрясается, что мои зубы начинают стучать.

Я выставляю руки вперёд, чтобы не упасть.

— Позже.

— Ты же не собираешься найти…

— Нет.

— Хорошо, потому что я начал беспокоиться о твоём психическом здоровье.

Вылетев изо рта Юстуса, этот саркастический комментарий обдает теплым дыханием мой нахмуренный лоб, на котором нарисован кровавый знак.

— Но я не уйду отсюда, пока не разрушу это место.

— Я так и знал. Я знал, что ты пойдёшь на что-нибудь безрассудное.

Он отпускает мои руки.

— Камень очень толстый и…

— Не рядом с покоями Данте. Я слышу море снаружи, нонно. Я чувствую змеев.

А они чувствуют меня.

— Разве вы не хотите уплыть вместе с Мириам?

Я слышу, как он сглатывет.

— Они её забрали.

Ну, конечно.

— Куда?

— В туннели, — резко отвечает он, отделяя каждое слово.

Я не вижу его лица, но не сомневаюсь в том, что если коснусь кончиками пальцев его челюсти, то почувствую, как на ней пульсирует мускул.

— Тогда нам тем более надо затопить это место.

— Туннели построены на склоне.

— Данте вместе с его полком тормозит золотой трон. Они не могли уйти далеко.

Я вспоминаю о том, как Лор затопил траншею в горах, и как вода смыла солдат, которые нас преследовали. Надеюсь, на этот раз это тоже сработает.

— Может быть, вам с Антони стоит начать затапливать это место?

Антони хмурится — либо ему непонятен мой план, либо он решил, что я сошла с ума.

Я переплетаю руки.

— Либо ты нам поможешь, Антони, либо я превращу тебя в краба.

Он смотрит на то место, где я стою, и его зрачки начинают сужаться и расширяться, словно он оценивает всю серьёзность моей угрозы.

— В краба?

Его губы слегка приподнимаются в улыбке.

— Она, и правда, может это сделать, Юстус?

Это было бы здорово. Затаив дыхание, я жду ответа Юстуса. Ведь сейчас мы вне опасности.

Я чувствую тепло руки, которая касается моего лба, и моргаю. Поскольку Антони также как и я хлопает веками, я решаю, что Юстус стёр мой знак.

Распахивается дверь и врезается в каменную стену.

— У тебя минута, чтобы нарисовать взрыв, а затем я уведу тебя наверх. Поторопись, нипота.

Вздохнув, я бормочу: «Я быстро».

Как так вышло, что мне уже двадцать два, я могущественная ведьма, но чувствую себя не выше эльфа?

Покинув клетку Антони, мы идём вперёд, в сторону чёрной деревянной двери. И чем ближе мы к ней подходим, тем сильнее пульсирует моя кровь, приливая и убывая, точно волна. Это мои нервы или я чувствую море?

Я поднимаю руку к потолку, который нависает так низко, что кончики моих пальцев касаются прохладного камня. Когда потолок сотрясается и щекочет их, я вздрагиваю и замираю в восхищении. Змеи. Я не могу видеть их сквозь камень, но я знаю, что если нарисую знак ключа, я окажусь в море.

Дверь, ведущая в покои Данте, со скрипом открывается, и я чуть не выпрыгиваю из своей кожи.

ГЛАВА 36

Антони встаёт передо мной.

— Стой у меня за спиной.

Я слушаюсь его, но в основном потому, что он преграждает мне путь. Его тело разорвано и поломано во многих местах, как и моё. Удивительно, как он вообще стоит на ногах.

— Это всего лишь я, дурачьё, — бормочет Юстус.

Его шаги снова начинают стучать по коридору.

— Я проверял, не остался ли здесь кто.

Хвала Котлу. Мой пульс замедляется, когда я запускаю палец в одну из множества своих ран и начинаю рисовать.

Антони оглядывает оглушительную пустоту.

— Сколько им потребуется времени, чтобы пешком дойти до Исолакуори?

— Нам понадобилось почти две недели, чтобы добраться сюда из долины, — говорит Юстус.

Мой пульс ускоряется от негодования. Они тащили меня сюда две недели, пока я была без сознания. Желание разнести это место на части заставляет мою руку ускориться.

— То есть вы не считаете, что они выйдут наружу раньше этого срока? — тихо спрашивает Антони.

— Тареспагия кишит воронами. Монтелюс принадлежит Лору. Так что нет, они не станут рисковать и выходить наружу, пока не вернутся в восточные земли фейри.

— Когда мы выйдем отсюда, вороны могут перенести нас в Монтелюс, и мы…

— Фэллон, когда мы выйдем отсюда, Лор запрёт тебя, — вздыхает Юстус. — Антони хорошо знает эти туннели. Вместе…

— С меня хватит, Росси. Дела Лора больше меня не касаются. И не надо на меня так смотреть, Фэл.

Облизав губы, чтобы смыть вкус разочарования, я перевожу взгляд на волнистые линии, которые уже даже не считаю.

— Я покину Люс.

— И куда ты отправишься? — спрашивает Юстус.

— Туда, куда ветер направит мою лодку.

Я не пытаюсь убедить Антони сражаться вместе с нами. По правде говоря, может это и к лучшему, что он решил уехать.

— Стоит ли нам проверить остальные двери, Росси? — спрашивает Антони, глядя на ручки, которые сверкают в тусклом пламени факелов.

— Внутри тех помещений ничего нет.

Пока я рисую на потолке ещё больше неровных кровавых линий, мне в голову приходит одна мысль.

— Ифа? Куда они её дели, Юстус?

— Я перенёс её в спальню своей матери. Её сестра тоже там. Как и мой сын.

Юстус не произносит имени Ванса, потому что не хочет, чтобы Антони связал всё воедино?

На случай если я права, я решаю помолчать об этом.

— Я думала, что вороны не могут проникнуть в дом.

— Живые.

Когда кровь отливает от моего лица, он добавляет:

— Я имел в виду, что обсидиановые вороны вполне могут.

Потолок начинает сотрясаться, но я не могу понять, что на это повлияло: атака Лора на дом Росси или моё заклинание. Я облизываю верхнюю губу и чувствую соль. Мне хотелось бы думать, что это вкус моря, но я понимаю, что это, скорее всего, пот.

— Ещё.

Должно быть, Юстус почувствовал, как море движется вдоль обсидианового туннеля, потому что добавляет:

— Добавь ещё больше линий.

Я делаю, как он говорит. Я рисую волны от стены до стены, используя кровь из каждой раны на своей плоти, пока с потолка над нашими головами не начинает капать. Сначала я решаю, что это кровь, но затем замечаю мокрую каплю, которая течёт по тыльной части моей ладони. Она чистая, как роса. Я оглядываю чёрный камень в поисках трещины и резко вздыхаю, когда на меня начинают сыпаться камни.

— Нам нужно возвращаться в…

Кусок обсидиана отделяется от потолка и врезается в пол, загородив нам путь в дом Росси.

— Бежим в спальню!

Мой дед хватает меня за запястье и тащит в открытую дверь.

Я содрогаюсь, как только переступаю порог комнаты, в которой Данте лапал меня, а затем содрогаюсь ещё больше, но не от отвращения. На этот раз сотрясается пол, и это похоже на вибрацию Минимуса, когда он доволен.

— Сработало?

Юстус потирает лоб, вероятно, чтобы смыть с него следы моей крови, потому что он снова становится видимым.

Несколько факелов, которые всё ещё горят в коридоре, начинают шипеть, когда в потолке появляются новые трещины, из которых теперь сочится вода.

Когда очередной грохот сотрясает замок из обсидиана, а трещина на потолке коридора удлиняется, Юстус начинает молиться себе под нос.

— Не думала, что вы набожный, — бормочу я.

— Я очень даже верю в Котёл. Но сейчас я не молюсь; я перебираю свои самые любимые моменты на этой земле, на случай, если умру.

Я закатываю глаза.

— Вы чистокровка. И ваша стихия вода. Небольшой заплыв в море вам не повредит.

— Я боюсь не моря. А твою пару, так как он наверняка думает, что это я заманил тебя внутрь.

— Я смогу его…

Слово «переубедить» вылетает у меня из головы, когда его восхитительный — и невероятно сердитый — голос раздаётся между моими висками.

«Мы сломали потолок, Лор!»

Я молюсь о том, чтобы молчание моей пары было связано с тем, что он смотрит на бурлящее море, в то время как наша тюрьма всасывает Марелюс в своё чёрное чрево.

«Море, Лор. Лети к морю. Я уже иду».

Он так и не отвечает.

Хриплый вздох срывается с моих губ, когда что-то мокрое падает мне на лоб. Я хмурюсь, но затем замечаю влагу, которая собралась вдоль трещины на потолке спальни.

— Нарисуй себе жабры на шее, — голос Юстуса эхом отражается от чёрных стен. — Это поможет тебе дышать.

— Но разве вода не смоет знак? — кричу я в ответ.

— Нет. Кровь впитается в твою кожу, и некоторое время ты сможешь дышать под водой.

Удары всё не прекращаются, а потолок продолжает рушиться, точно змеи швыряют в него гондолы.

— Сколько это будет продолжаться? — спрашиваю я, обагряя кончики пальцев кровью.

— Достаточно долго, чтобы доплыть до поверхности без кислорода; но недостаточно долго для того, чтобы доплыть до Шаббе.

— Тогда у нас не так много вариантов.

Вздохнув, он говорит:

— Зависит от крови. Но поскольку ты из рода Мириам, я подозреваю, что тебе хватит надолго.

Я провожу пальцами по шее с обеих сторон. Мою кожу начинает покалывать, а тело пронзает сильная дрожь.

— Антони, иди в комнату! — кричит Юстус, чтобы заставить Антони зайти в спальню, заполняемую водой.

Антони не двигается и ошарашено смотрит на набухающую каплю, которая затем плюхается ему на лицо.

Я выкрикиваю его имя, желая вывести из ступора. Он полукровка, а полукровки не могут выжить, погребённые на дне моря.

Он всё ещё не двигается. Неужели он решил умереть?

— Антони, идём же!

Когда очередной стон прокатывается по каменным стенам, я хватаюсь за позолоченную кровать нереальных размеров, которая так сильно контрастирует с домом Косты, вызывающим ощущение пустоты и замкнутости, но которая идеально сочетается с его портретом в рамке.

— Залезай на кровать и нарисуй знак портала, Фэллон! — Юстус уже забрался на огромный матрас и протягивает мне руку, чтобы помочь мне. — Скорее!

Я обхватываю его пальцы, залезаю на мягкий матрас и поднимаю руку к потолку, как вдруг на нём начинает расползаться трещина, похожая на паутину.

— Рисуй быстрее! — бормочет Юстус.

Моя рука дёргается. Меня так сильно трясёт, что я даже не могу нарисовать круг. Юстус обхватывает моё запястье, фиксируя руку. Это работает до тех пор, пока кусок камня не отделяется от той части потолка, на которой я рисую, и вода не устремляется мне в лицо, заливая глаза.

А затем из разлома выпадает рыба размером с кулак и плюхается на кровать между Юстусом и мной. Она бешено извивается и бьёт плавниками, желая поскорее вернуться в свою стихию.

Я сажусь на корточки, подбираю её и кидаю в поднимающуюся волну. Я чувствую, как её хвост касается моей щиколотки, а затем она уплывает.

— Сейчас не время спасать животных, Фэллон, — ворчит Юстус, а Антони наконец-то добирается до нас.

Он уже собирается запрыгнуть на матрас, как вдруг кусок обсидиана падает ему на голову, и кровь начинает идти из того редкого места на теле Антони, которое до этого не кровоточило. Его глаза закатываются, и он падает лицом вниз в прибывающую воду. Когда его тело начинает уносить в сторону коридора, я спрыгиваю с кровати, хватаю Антони за щиколотку и начинаю тащить его большое тело в нашу сторону.

Перевернув Антони, я обхватываю его за шею и работаю ногами, чтобы вернуться на кровать и закончить рисунок. Мне удаётся передать его Юстусу, как вдруг что-то острое впивается в мою щиколотку, и у меня изо рта вырывается ругательство, недостойное дамы.

— Нам надо уплывать, пока туннели не затопило, а нас не засосало внутрь!

Юстус хватается за лампу на потолке, когда матрас погружается в воду.

— Я знаю, нонно! Я сейчас.

Но как бы я ни старалась, я не могу освободить ногу.

Я погружаю голову в воду и начинаю всматриваться в солёную темноту в поисках того, что меня держит. Оказывается, что моя нога застряла между чёртовой деревянной рамой кровати и промокшим матрасом.

Вынырнув, я сплёвываю соленую воду и вздрагиваю, когда течение начинает тащить меня в сторону. Я пытаюсь за что-нибудь ухватиться, пока вода не успела переломать мне кости.

Юстус что-то бормочет себе под нос, а затем хлопает по своей штанине и нащупывает кинжал. Он, должно быть, подобрал его, когда искал Мириам. Юстус протягивает мне кинжал.

— Это мой…

Мне на голову приземляется рыба и начинает бить меня своими плавниками. Я пытаюсь объяснить ему, что застряла моя нога, а не платье, как вдруг в дыру на потолке засасывает огромный коралл. Мне приходится нырнуть под воду, чтобы он не ударил меня.

Когда я снова выныриваю, я вижу, что Юстус бешено машет кинжалом у меня перед глазами.

— Моя нога!

Он, должно быть, меня не услышал, потому что хрипло кричит:

— Используй его, чёрт побери!

— Я не собираюсь ампутировать себе ногу! — огрызаюсь я.

Я может быть и бессмертна, но я не фейри. Моя конечность не сможет заново отрасти. А даже если и сможет, я не хотела бы остаться без ноги в ближайшие несколько недель.

— Я не про ногу, — бормочет он, отпуская Антони. — Подержи его.

Я хватаю морского капитана, а Юстус погружается в жидкую темноту. Я чувствую, как он обхватывает мою ногу, а затем как дерево вокруг неё раскалывается.

Моя нога высвобождается, и меня резко начинает уносить в сторону двери.

Голова Юстуса разрезает поверхность воды.

— Хватайся за дверной проём и ни за что не отпускай.

Я киваю, а моё сердце становится таким большим, что едва помещается в груди.

Из последних сил схватившись за дверной проём, я перемещаю своё тело так, чтобы оно прижималось к стене. Юстус врезается в соседнюю стену, хватается за дверь и резко её закрывает.

Поток воды останавливается.

— Фэллон, как только окажешься под потолком, рисуй знак и уходи, слышишь?

Юстус убирает длинную прядь мокрых рыжих волос с лица и кивает на матовый камень у нас над головами.

Мою кожу покрывают миллионы мурашек.

— Мы выберемся.

Мир вокруг нас наполнен громким треском раскалывающегося камня и звуком глухих ударов, но мне кажется, что я, вместе с Юстусом и Антони, впавшим в коматоз, оказалась внутри пузыря — где очень тихо и спокойно.

Я поднимаю глаза на обсидиан, покрытый глубокими трещинами. Я, конечно, не каменщик, но я предполагаю, что у нас есть всего несколько минут до того, как каменный потолок обвалится на нас. Я пытаюсь дотянуться до него, но у меня всё ещё не получается это сделать. Ну, почему его сделали таким высоким?

— Насколько глубоко мы находимся? — кричу я.

— На глубине около десяти метров, плюс-минус приливы.

— Вам понадобятся жабры?

— Мне должно хватить воздуха до поверхности, но, наверное, тебе стоит нарисовать жабры своему другу.

Я украшаю Антони красными полосами, которые поглощаются его кожей.

— Вы никогда не рассказывали мне, зачем вы всё это делаете.

— Разве?

— Нет, ваши ответы были крайне расплывчаты.

— Я делаю это потому, что, изолировав цивилизацию шаббианцев, мы не стали более великими; мы ослабели, обеднели, — его глаза становятся отрешёнными. — Но это не единственная причина.

Затаив дыхание, я жду продолжения.

— Истинная причина состоит в том, что я хочу получить доступ к Котлу.

Мне становится интересно, зачем чистокровному фейри, обладающему магией шаббианцев, доступ к Котлу, но не спрашиваю. Он и так уже был достаточно откровенен со мной. Вместо этого я говорю:

— Вы могли бы пересечь магический барьер.

— И бросить свою семью? Я понимаю, что ты меня всё ещё плохо знаешь, Фэллон, но семья превыше всего.

Неужели он считает меня членом своей семьи?

— Я, может быть, не самый выдающийся человек, но у меня есть принципы.

— Вы такой загадочный, нонно.

Я смотрю на его лицо, которое сделалось уже таким знакомым, и которое я перестала ненавидеть.

Единственная свеча, которая всё ещё горит в люстре на потолке, подсвечивает седые волоски в рыжей гриве волос генерала.

— Что вы собираетесь делать, как только мы выберемся отсюда?

— Найти Мириам и Данте.

И точно морская волна, моя кровь устремляется в каждую клеточку моего тела, а пульс ускоряется.

— Вы не думаете, что Данте когда-нибудь выйдет из туннелей?

— Пока вороны кружат над Люсом, и до тех пор, пока существуют эти туннели, он не станет рисковать и показывать зубы.

Значит, для того, чтобы его выманить, нам придётся полностью уничтожить туннели…

— Но ведь вороны никогда не падут.

Я слежу за его реакцией, в то время как вода начинает поглощать портрет Косты.

— Так ведь?

— Так.

— Значит, мы с вами на одной стороне?

— Мы на одной стороне.

— И вы останетесь на моей стороне после того, как я покончу с Данте?

— Я надеюсь остаться на твоей стороне.

И хотя я не прошу его окунуть язык в соль, он всё равно облизывает губы, покрытые ею.

— Шаббианка Фэллон из Люса, дочь королевства Ри Бав. Я клянусь служить тебе до последнего вдоха.

Я втягиваю ртом воздух, когда кожу на моём плече начинает жечь и покалывать. Я смотрю на руку, которую теперь покрывает сияющая отметина. Моя первая заключённая сделка. Я перевожу внимание на Юстуса, который тоже на неё смотрит.

Его ласковые глаза удовлетворённо сверкают.

— На случай, если ты забудешь обо мне в трудную минуту.

Меня так сильно поражает его заявление, что я с трудом могу понять, что он собирается делать, когда подплывает ко мне и достает кинжал.

— Уколи палец.

Я моргаю, но затем прихожу в себя и провожу кончиком пальца по острию кинжала. Я поднимаю руку к потолку, но что если… Что если нас смоет в море, и мы потеряемся?

— Скажите мне, где моя мать?

— Она в море.

Честно говоря, меня шокирует то, что он вообще ответил, поэтому я напрочь забываю о том, что нам нужно спасаться из этого подземелья, которое вот-вот рухнет.

— Где?

— Вытащи нас из этого места, и я всё тебе расскажу.

— Клянётесь?

— Клянусь, Фэллон амЗендайя, дочь Небесного королевства.

Моё плечо снова начинает покалывать.

— Сразу две сделки?

— Используй их с пользой. Готова, нипота?

Я решаю, что он спрашивает меня о том, готова ли я к заплыву — ведь именно так мы должны выбраться отсюда — или он спрашивает, готова ли я к тому, что нас ждёт?

Моё горло сжимается от переполнивших меня эмоций, когда я рисую знак портала, и на этот раз он получается идеальным.

— Я готова.

«Лор?»

Он не отвечает мне. Я молюсь, чтобы это было связано с обсидианом, который нас окружает.

Юстус кивает на матовый камень, на котором сверкают едва заметные линии, написанные моей кровью.

Когда вода доходит мне до подбородка, я кричу:

— Возьмите Антони.

Как только его рука обхватывает ногу капитана, я прижимаю руку к потолку.

Мне, конечно, не удалось убить Данте, но я нарушила его коварный план по превращению меня в племенную кобылу.

Надеюсь, Мириам не рассказала ему, зачем они с Юстусом настояли на том, чтобы связать нашу кровь. Мне бы очень хотелось лично сообщить ему новость о том, что он уже обладал магией шаббианцев.

Я прошепчу это в его заострённое ухо прямо перед тем, как сотру его с лица этой планеты и сделаю Лоркана Рибава, хозяина неба, королём земель фейри, которые у него украли.

ГЛАВА 37

Белое от пены море потемнело от хлопающих крыльев и светится из-за чешуек рыб.

Я крепко сжимаю руку Антони, когда волна, растревоженная морскими жителями, прижимает наши тела к скале, покрытой кораллами, за которой находится бывшая спальня Косты.

«Фэллон?»

Я осматриваю бескрайние пенные просторы в поисках источника этого красивого хриплого голоса, и замечаю воронов, которые отталкиваются от песчаного дна и проплывают мимо меня. Их огромные тела разрезают бурлящую воду, после чего выпрыгивают точно пробки на поверхность, по которой барабанят капли дождя.

Но я не вижу нигде золотых глаз.

Рядом плывут змеи. Их радужные чешуйки блестят в тусклом отблеске рассвета, который пробивается сквозь вихри песка и пузыри воздуха. Океан затихает, как будто даже моллюски задержали дыхание.

«Ты привела с собой друга».

Судя по тембру голоса Лора, он не рад видеть Антони.

«Он был прикован цепью к стене. Я не могла его бросить. Он бы умер».

«Ты оставила меня, чтобы спасти его?»

Я вздыхаю.

«Я оставила тебя, чтобы уничтожить подземный дом Косты».

«Ты могла умереть».

«Ты разве не слышал? Я бессмертна», — я добавляю улыбку в надежде, что это улучшит его ужасное настроение.

«Если бы кто-то перерезал тебе шею или выпустил кровь…»

«Они все ушли. Сбежали».

Сначала расплющив нас, жидкая мышца этого мира отрывает наши тела от кораллов и начинает поднимать наверх. Когда мы всплываем, Юстус моргает, точно новорожденный. Костяшки его пальцев, которыми он сжимает одеревеневшее тело Антони, побелели. Неожиданно вокруг нас начинает кружить змей.

Я размыкаю губы. Сначала немного. Но когда мои лёгкие раскрываются, точно морские губки, я делаю глубокий вдох. Удивление разливается по всему моему телу и начинает пульсировать в крови. В моей невероятной, волшебной крови.

Несмотря на то, что именно Мириам лишила меня моего дара, я не могу не испытывать благодарность за то, что она его вернула.

Какая-то тень скользит мимо тел морских змеев, похожих на заросли, и хотя она не похожа ни на человека, ни на ворона, я точно знаю, кто это. Когда тень сокращает расстояние между нами и начинает кружить вокруг моего тела, а затем принимает облик человека, которого я видела за входной дверью дома Ксемы Росси, уголок моих губ поднимается так высоко, что мои щёки начинают болеть так же сильно, как и сердце.

Моё платье поднимется вверх, точно поджаренное тесто, и обнажает мириады ран на теле, Лор издаёт ругательство на языке воронов, а затем пугающе тихо рычит, изучив каждую из них.

«Я убью их всех».

Он глядит на расширяющуюся трещину под нами, словно надеется, что из неё начнут выплывать фейри.

«Боюсь, на эту встречу больше никто не придёт».

«Где Мириам?»

«Данте забрал её с собой».

Он проходится взглядом по двум мужчинам рядом со мной и останавливается на Юстусе, хвостик которого уже жуёт какая-то огромная белая рыба. В защиту рыбы, стоит сказать, что волосы моего деда действительно похожи на рыжие водоросли.

«Ты скучал по мне?»

Тихонько фыркнув, Лор бормочет: «Скучал ли я?»

Он нежно проводит рукой по моей челюсти, щеке, острому подбородку и кончикам ресниц.

«Что? У тебя нет для меня остроумного ответа?»

«Нет, Behach Éan. Моя голова слишком заполнена жестокими мыслями, чтобы шутить».

Пытаясь усмирить бурю, из-за которой его глаза кажутся ещё более золотыми, я указываю на шею.

«Я могу дышать под водой благодаря жабрам, которые я нарисовала кровью на шее».

Его жидкие тени скользят по моей шее и покрывают мурашками кожу, впитавшую в себя мою кровь.

«Мне так хотелось исполнить твою мечту и вернуть тебе магию».

Я запускаю пальцы в его призрачные волосы. Как бы мне хотелось, чтобы они были настоящими.

«Мне тоже много чего хочется, Лор. И большую часть из этого можешь дать мне только ты».

«Хорошо».

Его призрачные пальцы пляшут вдоль моих ключиц, огибают шею и каким-то образом сжимают её. А затем он касается лбом моего лба, и хотя он полностью состоит из дыма, я чувствую силу его тела и шёлковую мягкость кожи.

Мои глаза закрываются, когда его тени скользят по моим полураскрытым губам, уверенно, но мягко, и всё моё тело содрогается.

«Где находится твой павший ворон?»

Вместо того чтобы ответить мне, он спрашивает:

«Мы собираемся оставить в живых двух этих фейри?»

Мои веки распахиваются, и ресницы разрезают его темноту.

«Да».

Я резко вдыхаю, и выпускаю пузырьки воздуха в воду, пронизанную нитями песка.

«И все их конечности останутся при них».

Лор издаёт низкий горловой звук и сообщает мне о том, что ему не нравится моя просьба. При этом он не приближается к Юстусу и не нагоняет страху на генерала, которому это и не нужно, судя по тому, как побелели костяшки его пальцев, впившихся в щиколотку Антони.

«Ты оставила меня. И не раз».

Он осматривает разверзшееся дно океана.

«Дважды».

Большим пальцем я огибаю бархатные очертания его лица.

«И я вернулась к тебе. И не раз, а уже дважды».

Его глаза впиваются в мои и ищут в их глубинах… что? Точно не знаю. Обещание, что я никогда его больше не покину?

«Я всегда буду тебя находить, Лор».

«Только слепой не сможет найти то, что всегда будет находиться в поле твоего зрения».

Я широко улыбаюсь.

«Я не шучу, mo khrà».

«Я знаю».

Я продолжаю улыбаться, хотя он остаётся серьёзным. Похоже, разлука со мной разучила его смеяться.

«Отпусти капитана».

«Я пыталась не дать змею утащить его в море».

«Пожалуйста».

«У меня нет к нему чувств, Лор».

Вообще-то, есть, и далеко не все они позитивные, но Лору необязательно об этом знать. Пока что. Он может заставить змея утащить Антони на Шаббе.

Хотя, если подумать, для Антони это может быть самым безопасным местом. Я на мгновение задумываюсь об этом, но затем решаю, что будет несправедливо отправлять его туда без его согласия.

«Я прослежу за тем, чтобы он вернулся на берег целым и невредимым».

Лор с такой ревностью смотрит на пальцы моей руки, которой я обхватила руку Антони, что я отпускаю её.

Глаза Юстуса округляются, когда он понимает, что они с Антони начинают уплывать прочь. Он пытается подплыть обратно к нам, работая ногами, как вдруг какой-то ворон ныряет в воду рядом с нами. Юстус бледнеет, словно вся кровь вытекла из его тела через дыру в животе.

Он отпускает щиколотку капитана, как вдруг гигантская чёрная птица подхватывает Антони под мышки своими железными когтями и резко вытаскивает из воды, напугав стайку рыб, которая укрылась в бесконечных кольцах змеев, стоящих на страже.

Я указываю на живот Юстуса, и тот опускает глаза. Он, должно быть, понимает, о чём я спрашиваю, потому что расстёгивает рубашку, чтобы проверить рану, которую он наскоро заткнул чем-то похожим на носовой платок.

«Кто пытался выпустить ему кишки?»

Золотые глаза Лора пристально смотрят на алую ткань, которую Юстус ещё крепче прижимает к ране на животе.

«Данте».

Я не вижу особого смысла рассказывать Лору о том, что он зовёт свой кинжал Убийцей воронов, так как собираюсь сделать всё, чтобы он не причинил вреда ни одному ворону с его помощью.

«Он на нашей стороне».

Когда призрачный лоб Лора хмурится, я добавляю:

«Я имела в виду Юстуса. Явно не Данте».

«Он, может быть, и на нашей стороне, но он украл тебя у меня, поэтому не жди от меня, что я стану ему доверять или прощу».

«Единственное, чего я от тебя жду — это не убивать…»

Я делаю резкий вдох, когда какой-то змей начинает пробивать себе путь сквозь стаю своих собратьев. Его ярко-розовые чешуйки сразу же становятся центром моего внимания.

Как только Минимус подплывает на расстояние вытянутой руки, он замедляется, а взгляд его глаз, чёрных от века до века, проходится по моему телу, словно он пытается убедиться в том, что я цела. Когда его глаза опускаются на мои ноги, его ноздри раздуваются. Он склоняет свою огромную голову и нюхает мои икры, после чего проводит по ним своим раздвоенным языком, заживляя своей волшебной слюной мои раны.

Я глажу его по макушке и почёсываю кожу вокруг молочно-белого рога. Когда моя кожа затягивается, он поднимает голову и тычется мне в руку своим лошадиным носом.

Тело Юстуса врезается в меня, когда ещё один любопытный зверь подплывет к нам и нюхает его повязку. Когда зверь высовывает язык, лицо Юстуса становится таким же белым, как у той рыбы-альбиноса, которая всё ещё жуёт кончик его хвостика.

Я обхватываю своего деда за талию и сжимаю, а затем опускаю руку и срываю носовой платок. Мышцы его живота напрягаются, и кровь начинает вытекать из раны алыми струями. Гигантский зверь снова высовывает язык, и Юстус так сильно напрягается, что его тело застывает, точно деревяшка, и погружается под воду.

Когда он, наконец, понимает, что змей не собирается откусывать от него кусок, он выдыхает, выпустив изо рта вереницу пузырьков, похожих на звёзды. Мне так странно видеть, что человек, который столько всего знает, столько всего видел и столько всего совершил, не имеет ни малейшего представления о магических свойствах змеиной слюны.

Когда его рана затягивается, он моргает несколько раз и смотрит на зверя, который его лечит, а затем переводит взгляд на меня. Я улыбаюсь. Его же лицо застыло от шока, поэтому он не отвечает на мою улыбку. Как только излечение подходит к концу, змей устремляет взгляд своих чёрных глаз на генерала. Я начинаю смеяться, потому что в отличие от Юстуса я знаю, чего хочет это существо. Я поднимаю руку Юстуса и прижимаю её к крепким чешуйкам на щеке его доктора.

Несмотря на то, что Юстус не убирает свою руку с того места, куда я её положила, его пальцы дрожат, но затем сдвигаются и начинают ласкать зверя, который теперь вибрирует от удовольствия. Юстус убирает руку из-под моей руки и сдвигает её в сторону длинного рога. Он начинает водить пальцами вокруг рога, его глаза сверкают. Змей замирает, и Юстус резко отдёргивает руку. Зверь и фейри долгое время смотрят друг на друга, а затем змей начинает разворачиваться, извиваясь всем телом в необъятной массе воды.

Рука, которой я всё ещё глажу Минимуса, неожиданно дёргается в сторону. Я решаю, что Лор приревновал к той ласке, в которой я купаю своего зверя, и уже готова пожурить его за это, как вдруг замечаю, куда смотрят его глаза.

«Котёл подери, что это ещё такое?»

ГЛАВА 38

Лоркан становится таким неподвижным, что я почти чувствую очертания его тела… почти чувствую, как его большой палец скользит по переплетённым кругам.

Мои глаза впиваются в возбужденные глаза Лора золотого цвета.

«Это знак кровной связи».

Я жду, когда на его лице отразится понимание и разгладится его, но лоб Лора всё ещё напоминает гористую местность.

«Кровной связи?» — визжит он, и моя голова поднимается над бурлящей поверхностью Марелюса. «И я, чёрт возьми, не визжу».

Я улыбаюсь.

«Ради святой Морриган, что такое кровная связь?»

«Ты, действительно, не знаешь?»

«Как часто я задаю вопросы, на которые знаю ответы, Behach Éan?»

Я даже не могу обвинить его в раздражительности. По правде говоря, я испытываю сильное облегчение, которое согревает те части меня, которые замёрзли с тех пор, как Данте увёл меня под землю.

«Я так боялась, что это был ещё один секрет, который ты хранил от меня».

Я провожу рукой по волосам, чтобы убрать их с глаз, а затем протираю глаза костяшками пальцев, чтобы избавиться от воды на ресницах. И всё это зря — так как секунду спустя очередная волна ударяет мне в лицо.

«Это шаббианский ритуал. Возможно, мой отец слышал о нём».

«Нет ничего такого, что знает твой отец, и чего не знаю я».

Неужели моя мать о нём не знала?

Намереваясь спросить об этом Юстуса, я поворачиваюсь к нему, но меня накрывает ещё одна волна. Я пытаюсь понять, где мы находимся, но дым Лора превращается в полупрозрачное лицо, и я забываю о том, что надо смотреть куда-то ещё кроме него. Я поднимаю руку, чтобы коснуться своей пары, но боюсь, что мои пальцы пройдут сквозь его эфемерную форму, однако этого не происходит. Он кажется таким же мягким, как и его перья, но при этом выглядит твёрдым.

Дождь стихает, но только над нашими головами, где на головокружительной скорости пролетает стая воронов. Но вокруг нас дождь продолжает барабанить по морю, точно стадо боевых коней.

«Скажи Юстусу, что твой отец отнесёт его на сушу».

Струйки его тёмного дыма касаются моих губ.

«И если он попытается что-нибудь сделать, Кахол тоже попытается что-нибудь сделать».

Я ухмыляюсь, потому что почти уверена, что фраза «попытается что-нибудь сделать» это эвфемизм для «проткнёт его мягкую плоть когтями». Лор приподнимает губы в коварной улыбке, что только подтверждает мои догадки.

«Какое же ты кровожадное существо, Морргот».

«Я заботливый, Фэллон, а не кровожадный».

Я чувствую по нашей мысленной связи, как он тяжело сглатывает.

Я поворачиваюсь к Юстусу и передаю ему первую часть предложения. Я решаю не передавать угрозу Лора. Я за то, чтобы начать выстраивать хорошие отношения, а не те, что будут основаны на страхе перед оторванными конечностями и обсидиановыми клинками.

«У него при себе есть обсидиан?» — спрашивает Лор.

— Юстус, Лор хочет знать, есть ли у вас при себе обсидиан?

— Нет, — без колебаний отвечает мой дед, что как будто удивляет Лора. — На случай, если ты мне не веришь, у меня во рту полно соли, Рибав.

Лор, должно быть, послал ему какое-то видение, потому что Юстус говорит:

— Я не собираюсь становиться калекой только ради того, чтобы почувствовать себя чуть более неуязвимым.

Мой отец снижается, не сводя с меня глаз. Они наполнены таким количеством эмоций, что я без слов понимаю, о чём он думает.

— Álo, dádhi.

Его огромное тело как будто содрогается при звуке моего голоса. Он пикирует вниз и проводит по моей щеке кончиком крыла. Его перья гораздо мягче его огрубевших рук; но я всё равно люблю их все.

— Я тут подумал, что лучше мне самому доплыть, — бормочет Юстус. — Я ведь водяной фейри.

Я начинаю смеяться, потому что есть только одна причина, по которой фейри предпочтёт заплыв со змеями полёту по воздуху.

Он приподнимает бровь.

— Что смешного, нипота?

— Кто бы мог подумать, что грозный генерал, который в совершенстве овладел искусством запугивания люсинцев, может чего-то бояться.

Юстус произносит что-то нечленораздельное, а мой отец подцепляет его за руки своими огромными когтями, после чего делает взмах гигантскими крыльями, и они улетают в грозу, созданную Лором. От меня не укрывается то, каким напряжённым сделалось тело Юстуса. Он даже не поднимает руки, чтобы схватиться за те части ног моего отца, что не закованы в железо.

«Твоя очередь, mo khrá».

Боги, я надеюсь, что он продолжит называть меня «своей любовью», когда узнает о том, что такое кровная связь. Когда я чувствую, что взгляд его лимонных глаз поглощает моё лицо, начиная от нахмуренного лба и заканчивая сжатыми губами, я закрываю от него своё сознание.

Я не хочу, чтобы он что-нибудь там увидел. Ещё не время.

«Нам надо сделать остановку в старом доме Ксемы Росси. Ифа и Имоген сейчас там».

Вздох облечения прокатывается по нашей мысленной связи.

«Хвала небесам. Я думал, что они всё ещё в тех чёртовых туннелях».

«Вообще-то, за это тебе надо благодарить Юстуса. И Ванса. Который, между прочим, сын Юстуса».

Когда Лоркан никак не реагирует на эту новость, я спрашиваю:

«Ты знал?»

«Бронвен, кажется, упоминала об этом», — отвечает он голосом, который громыхает подобно раскатам его грома.

«А она случайно не упоминала о том, как я оказалась в тех туннелях?»

«Упоминала».

«Раз уж она жива, я так понимаю, ты её простил».

«Я никогда её не прощу, Behach Éan, но я также никогда не заберу её у Киана».

Его тени застывают и принимают форму двух гигантских воронов, которые поднимают меня из бурных волн. И только оказавшись в небе, я понимаю, где мы оказались.

Я крепко обхватываю его когти.

«Как ты мог пойти на такой риск?»

«Какой риск, Behach Éan?»

«Перевоплотиться в воронов недалеко от берега Тареспагии».

Несмотря на то, что фейри, которые смотрят на нас снизу, похожи на муравьёв, и никто из них не размахивает обсидиановыми копьями, мой желудок сжимается при виде пляжа, потемневшего от собравшихся там людей. На некоторых из них надеты тюрбаны, а длинные волосы других развеваются точно дикие травы вокруг повернутых к небу лиц.

«Я посмел это сделать, потому что Тареспагия принадлежит нам, mo khrà».

«С каких это пор?»

«С тех пор, как мы заставили Таво составить соглашение, которое Данте подписал пару дней назад».

Мой лоб хмурится, потому что мне кажется странным то, что Данте отказался от земли, под которой он прячется. Как и кажется странным, что он в принципе отказался от какой-либо земли. К тому же, насколько мне известно, он не покидал дом своего деда. А тем более, после того как я лишила его глаза.

«Что там насчёт глаза Данте?» — спрашивает Лор, когда мы приземляемся среди дюжины других воронов перед открытыми дверями дома Ксемы Росси.

«Я как бы проткнула его железным клинком».

Я гордо улыбаюсь Лору, который превращается в тени.

«Целилась ему в шею и промахнулась, но не совсем».

Руки моей пары обхватывают меня за талию и прижимают к своему телу.

«Напоминай мне почаще, чтобы я тебя не злил».

Я прижимаюсь щекой к его груди и упиваюсь сильными ударами его сердца. Как бы мне хотелось, чтобы Лор был цельным, а его кожа плотной.

«Где твой павший ворон, Лор?»

Он оставляет лёгкий поцелуй у меня на лбу.

«Давай разбудим Ифу и Имоген, а затем разберёмся с моим павшим вороном».

Шесть воронов в обличье людей минуют нас и заходят в дом. Похоже, они уверены в том, что никто из наших врагов не прячется там, в тёмных углах.

«Что если кто-то остался здесь?»

Беспокойство пожирает меня изнутри. Я разворачиваюсь и говорю:

«Лор, тебе, вероятно, стоит взлететь, на случай, если…»

«Я, кажется, сказал, что больше никогда тебя не покину, mo khrà. Что из этого тебе не понятно?»

Я закатываю глаза, которые начало щипать от усталости, соли и слёз.

«Боги, я уже забыла, насколько ты упрям».

Он обхватывает моё лицо своими нежными ладонями, запрокидывает мою голову всё дальше и дальше, и вот я уже смотрю в два водоёма из жидкого золота, которые пожирают меня живьём с того самого дня, как впервые раскрылись для меня.

«Я не могу снова тебя потерять, Фэллон. Я этого не переживу. Мир этого не переживёт».

Я смотрю на неясные очертания его губ и встаю на цыпочки, чтобы дотянуться до них. Лор, должно быть, сосредоточил все свои тени в районе лица, потому что мои губы касаются чего-то твёрдого и такого же прохладного, как поверхность Марелюса ночью или стекло в моём окне в самый разгар зимы.

Его губы не двигаются поверх моих, а только вдыхают воздух, который я выдыхаю, и который обдаёт мои губы в такт учащённым ударам моего сердца, поглощаемым каждой клеточкой моего тела.

— В доме чисто, Морргот.

Чей-то низкий голос вырывает меня из того спокойствия, в которое погрузил меня поцелуй моей пары, и возвращает в промозглую реальность. Лор, должно быть, что-то спросил у мужчины, потому что тот отвечает:

— Двое. Мы их перенесли.

— Что «двое»? — спрашиваю я и отрываюсь от Лора, чтобы взглянуть на рыжеволосого гиганта, чья голова едва помещается в непомерно большом дверном проёме.

Я смутно помню его за обедом в Небесной таверне. Покопавшись у себя в памяти, я в итоге вспоминаю его имя: Эрвин, который летал в Неббу на то дурацкое задание, призванное отвлечь моего отца.

— Два тела, миледи.

Моя кровь становится такой же липкой, как и тело.

— Куда вы их дели?

«Подальше от твоих глаз», — бормочет Лор.

— Седовласый фейри, — когда мои губы начинают дрожать, я облизываю их, и каким-то образом это помогает мне подавить рыдания, которые норовят вырваться из моего сердца. — Я хочу… я хочу, чтобы его достойно похоронили.

Эрвин смотрит поверх меня на Лора, ожидая его приказа.

Я поворачиваюсь и запрокидываю голову, чтобы посмотреть в лицо своей пары.

— Пожалуйста, Лор.

«Я прикажу обернуть его тело в простыню и вынести из дома перед тем, как мы сожжём его дотла».

«Вы собираетесь сжечь дом?»

«Я хочу стереть Косту с лица земли».

Его призрачные пальцы сжимаются вокруг моего бедра.

«Я хочу избавиться от всего, чего он когда-либо касался. От всего, что он когда-либо делал. Единственное место, где он продолжит существовать — это учебники истории, которые мы напишем для того, чтобы о его коварстве никогда не забывали».

— Фэллон! — восклицает хриплый голос, который заставляет меня подпрыгнуть, но он также заставляет меня улыбнуться, потому что я точно знаю, кто говорит.

ГЛАВА 39

Когда я переступаю порог дома из кошмаров, по моей спине прокатывается дрожь, но при виде отца в кожаных одеждах и железных доспехах, который пересекает прихожую, я успокаиваюсь. Без всяких колебаний он разводит руки в стороны, и я бросаюсь в его объятья.

Я обвиваю его руками за талию, и у меня едва ли получается обхватить его полностью, учитывая его размеры, а также кирасу и всё обмундирование.

— Ínon…

Он произносит слово «дочка» на языке воронов хриплым шёпотом, в котором столько горя, и который дрожит, как и его толстые пальцы, скользящие по моим мокрым волосам. Он снова и снова произносит моё имя и прижимает к своему огромному телу, как мама медведица прижимает к себе своих медвежат.

Это так странно, что его объятия, запах и тембр голоса вызывают во мне чувство родственной связи, несмотря на то, что мы так мало и редко общались.

— Прости, что опять пропала, dádhi.

Его сердце с такой силой бьётся под моей щекой, которую я положила ему на грудь.

— Это не твоя вина. Не твоя, — бормочет он.

Но разве в этом нет моей вины? Да, Бронвен сказала, что Лора надо спасать, но я могла уточнить это у кого-то ещё. Я могла попросить отца отправиться вместе со мной. Вероятно, она нашла бы способ мне помешать, но я ведь даже не попыталась.

Мой отец в последний раз крепко-крепко сжимает меня, после чего отпускает.

Как бы мне хотелось вернуться вместе со своей матерью. Но как только я намереваюсь рассказать ему о том, что Юстус знает, где она, Эрвин проходит мимо нас, неся на плече что-то белое. С моих губ срывается всхлип, потому что из-под белой простыни выглядывает седая косичка.

«Фэллон, иди, разбуди Ифу и Имоген, чтобы мы могли отправиться домой».

Лор, должно быть, попросил моего отца пойти перед нами, потому что тот разворачивается и проходит вперёд, размазывая грязь по белым полам Ксемы Росси.

— Они наверху в спальне хозяйки.

Чувство вины собирается под кожей, когда я понимаю, что приведя Данте в имение Росси, я могла приговорить Ванса. Я подавляю угрызения совести и сосредотачиваюсь на огромном особняке, построенном на берегу моря, на гигантской гостиной с её белыми бархатными кушетками и бирюзовыми диванными подушками.

Когда мы проходим мимо зеркала в раме из ракушек, я застываю на месте. Несмотря на то, что Данте больше не прижимает меня к себе, я всё ещё вижу его, стоящего рядом со мной, в отражении зеркала, и это заставляет мою кровь похолодеть. Зеркало темнеет и разбивается, и я уже думаю, что это сделала я, но я не обладаю такой магией. В отличие от Лора.

Мы проходим мимо спальни, где я… где я убила хорошего человека.

«Не надо».

Короткий ответ Лора заставляет меня отвести взгляд от закрытой двери, но это не помогает мне избавиться от чувства вины, которое обосновалось у меня в груди.

Секунду спустя один из воронов, замыкающих шествие, говорит:

— Сейчас, Морргот.

Интересно, о чем попросил его Лор?

«Чтобы они собрали всё масло на кухне и облили им дом».

Он проводит прохладными пальцами по небольшой складочке между моими бровями.

«Я, вероятно, не смогу избавить тебя от кошмаров, Behach Éan, но я могу искоренить их источник».

Моё сердце увеличивается в объёмах, а глаза начинают слезиться, но не из-за того, что я вонзила меч в друга.

Правда, как только я вспоминаю о Като, вспышка белого, а затем красного цвета… невероятно красного цвета… освещает мои веки. И хотя тени Лора закрывают меня, воспоминания о том, как из горла Като пошла кровь, накрывают меня с такой силой, что всё то тепло, что удалось разжечь во мне Лору, испаряется.

Чтобы не расплакаться, я сосредотачиваюсь на блестящей лестнице из белого мрамора, украшенной золотой мозаикой, которая напоминает ковёр. Первый этаж здания — огромный и просторный, с мансардным окном, прорезанным в потолке. Тусклый рассвет раскрасил белый мрамор в серый цвет, но отражается от золотых стеклянных плиток под потолком. Объективно, это довольно милый дом. Один из тех домов на берегу моря, в котором я мечтала бы жить.

«Дом у моря, который я построю для нас с тобой, будет гораздо более милым, mo khrà».

«Дом у моря?»

«У тебя, может быть, и нет чешуи, но ты наполовину шаббианка, а шаббианцам необходимо море».

«А что насчёт замка на Исолакуори?»

«Я бы предпочёл там не жить…»

Его золотые глаза впиваются в меня.

«Если ты не против».

«Мне не нужно ничего из того, что принадлежало Регио», — говорю я, когда мы останавливаемся перед широко раскрытыми дверями.

Внутри стоят три ворона в человеческом обличье и мой дед. Точнее, Юстус не стоит, а сидит рядом с мужчиной, которого я никогда не видела, но знаю, что это его сын. И не потому, с какой нежностью Юстус обматывает повязкой шею спящего человека, а потому что замечаю копну коротко постриженных рыжих волос, выгоревших на солнце, и веснушки, которые рассыпаны по его переносице точно стайка красных муравьёв.

Несмотря на то, что Ванс не является братом-близнецом Агриппины, он вполне мог бы за него сойти. Меня настолько поражает их внешнее сходство, что я не могу заставить свои босые ноги пройти по белому ковру, который лежит вокруг кровати точно морская пена.

— Это последние, Росси? — спрашивает Юстуса Эрвин, который входит за нами следом и забирает у женщины-ворона мешок из грубой ткани, который она принесла из соседней комнаты.

Прежде, чем выйти на террасу, обращённую в сторону Монтелюса, покрытого белой пеной, она украдкой смотрит в мою сторону. Её волосы очень коротко пострижены и они такие тёмные, что совпадают по цвету с её широко посаженными глазами. Мне всё ещё кажется поразительным, что этот народ может носить волосы такой длины, какой им заблагорассудится. Интересно, когда это перестанет меня шокировать?

Когда она перевоплощается в ворона, Юстус говорит:

— Да. Это последние.

Он закрепляет повязку, после чего, наконец, отводит взгляд от Ванса.

«Пропавшие кристаллы Люса», — объясняет Лор, когда Эрвин приподнимает мешок, а женщина осторожно подхватывает его своими железными когтями.

«Значит, Данте не врал, когда сказал вам, что у него не осталось кристаллов…»

«Он не врал. Он спрятал их в обсидиановых туннелях под Исолакуори, а Росси украл их у него».

Я провожу верхней губой по нижней губе.

«Прости, если лишил тебя повода оправдать эту гниду».

«Я не искала повода его оправдать, Лор».

Я обхватываю свою руку поверх знака кровной связи, который как будто обладает своим собственным сердцебиением и гневно пульсирует.

«Его ничто не сможет оправдать. Ничто».

Сцены моего заточение встают перед глазами: блеск ножа, которым Данте вскрывал мне вены, чтобы разрисовать пергамент моей кровью, его пальцы, которыми он задирал платье, всё ещё надетое на мне, его мерзкие слова…

Когда тени Лора начинают сгущаться точно облака, и в быстро темнеющем небе начинают сверкать молнии, я закрываю от него свои мысли.

«Нет, продолжай, Behach Éan. Поделись со мной своими воспоминаниями, чтобы они перестали тебя тяготить».

Но мои воспоминания только подогреют гнев Лора, а он и так уже в ярости.

«Это в прошлом».

— Где Ифа и Имоген?

Я пытаюсь пройти сквозь Лора, но поскольку он лишился только одного ворона, его тени настолько плотные, что напоминают кустарник.

— В шкафу моей матери, — голос Юстуса прорывается сквозь щит из тьмы, окруживший меня со всех сторон.

Когда я пытаюсь обойти свою пару, он приподнимает мой подбородок согнутым пальцем.

«Ты расскажешь мне обо всём позже. И я имею в виду, вообще всё».

Его глаза опускаются на мою руку, которой я сжимаю ладонь с переплетёнными кольцами.

Лоркан ждёт, когда я кивну, а затем позволяет мне пройти мимо него в сторону шкафа, рядом с которым в ожидании стоит мой отец.

Блестящие платья лежат на мраморном полу вместе с туфлями на каблуках и расшитыми тапочками. Украшенная драгоценными камнями сандалия свисает с золотой стойки, напоминающей ветку. Наверное, это служило насестом для её ужасного попугая.

Мне нет необходимости спрашивать о местоположении сестёр. Их чёрные обсидиановые тела блестят на фоне белого мрамора. Я присаживаюсь на корточки рядом с Имоген и вынимаю чёрный меч из её бедра. Её кожа моментально бледнеет и становится мягкой. Она делает резкий вдох, и это напоминает мне о том младенце, которому помогла родиться нонна на нашем потёртом кухонном столе. Измученная женщина пришла к нам за травами, которые должны были помочь ей уснуть, а ушла с прекрасным маленьким существом, крики которого надолго лишили её долгожданного сна.

Я встречаюсь с взглядом чёрных глаз Имоген и улыбаюсь ей, но это не может исправить того, что случилось с ней по моей вине.

«Она пала из-за меня, Фэллон. Не из-за тебя», — Лор нависает надо мной и своим вороном, которая переводит на него взгляд.

Я вижу, как загораются её тёмные радужки при виде призрачной формы её короля.

— На лезвии не было шаббианской крови, — говорю я, понимая причину её беспокойства.

Она сглатывает и раскрывает рот, но из него не вылетает ни звука.

Мой отец протягивает руку, чтобы помочь ей встать.

— Ты была обездвижена в течение месяца. Боюсь, тебе потребуется несколько часов, чтобы вернуть себе голос.

Месяц…

И когда я начинаю идти в сторону Ифы, Лор хрипло произносит:

«Да. Целый. Мать его. Месяц».

Несмотря на то, что его лицо выглядит всё такими же призрачным, его черты делаются жёсткими точно стекло. Он выглядит так, словно готов взорваться и осыпать осколками платья Ксемы.

Я сажусь рядом со своей подругой, чьи губы застыли в момент крика. Я понимаю, для чего Бронвен толкнула меня в объятия дьявола, но для этого ей необязательно было красть месяц жизни у Ифы.

Я убираю прядь волос с глаз, а затем хватаюсь за стрелу, торчащую из бока моей подруги, и тяну за неё. Я не удивляюсь, когда она с легкостью выходит из неё. Я слишком рассержена, чтобы удивляться. Я обхватываю её каменную руку, в то время как её кожа теряет тёмный оттенок и становится мягкой. Ужас, застывший у неё в лёгких вырывается изо рта в виде слабого крика, который заставляет моё сердце часто забиться.

Я сжимаю её пальцы и бормочу извинения. Я не осознаю, что начала плакать, пока не замечаю, как слеза падает на наши переплетенные руки и бежит по костяшкам моих пальцев. Когда я чувствую, как она сжимает мои пальцы в ответ, ещё больше слёз начинает бежать по моим щекам… и еще больше извинений срывается с моих дрожащих губ.

Имоген встаёт на колени рядом с Ифой и обхватывает её лицо руками. Губы Ифы раскрываются, но также как и её сестра, она нема. Когда Имоген наклоняется над Ифой и прижимается своим лбом к её лбу, я выпускаю руку своей подруги, вылетаю из шкафа и бегу на террасу. Схватившись за перила, я запрокидываю голову и позволяю дождю Лора смыть мою грусть, его грому поглотить удары моего сердца, а его молниям осветить мои мрачные мысли.

Лор обволакивает меня сзади, кладёт подбородок мне на макушку и обхватывает руками за талию.

«В этом нет твоей вины, Behach Éan. Нет. Твоей. Вины».

Мои раны больше не кровоточат, но я истекаю кровью изнутри. И вместе с кровью наружу выходит мой гнев, потому что всё это случилось по моей вине!

Всё!

Моё желание убить Данте начинает разрастаться внутри меня вместе с криком, который в итоге вырывается наружу. Я кричу, снова и снова, выливая весь свой гнев на грозу, до тех пор, пока мои лёгкие и горло не начинают болеть, как и всё моё тело, усыпанное синяками.

Лор ждёт, когда я закончу, ласково поглаживая мою шею, скользя губами по моим волосам, а серебристыми ногтями по талии.

«Унеси меня домой, Лор».

Он перевоплощается в ворона и приседает, чтобы я могла забраться на него. Как только я крепко обхватываю его руками за шею, он срывается с террасы Ксемы и уносит нас в небо с головокружительной скоростью. Я резко вдыхаю холодный воздух с примесью дождя, когда мы влетаем в океан из облаков и чёрных перьев.

Вороны наводнили небо и собрались под Лором, рядом с Лором, но не над ним, потому что ему не угрожает опасность с неба, только с земли. Несмотря на то, что мой отец практически не отличим от других воронов в этом обличье, я точно знаю, где он находится, и не потому что он несёт Юстуса (на этот раз, на спине), а потому что в его вороньем лице, как и в проникновенном внимательном взгляде его блестящих глаз, есть нечто такое, что характерно только для него.

Юстус выглядит всё таким же бледным, каким он был, когда отец выловил его из воды, только на этот раз его лицо преисполнено трепета. Он внимательно обозревает улицы из песчаника, усыпанные гигантскими пальмами, и аккуратные ряды поместий всевозможных оттенков голубого и белого, которые растянулись по берегу Тареспагии. В отличие от восточной части королевства, где дома раскрашены во все цвета радуги, здесь они кажутся продолжением большого моря, которое омывает большими пенными волнами полукруглый пляж с белым песком.

Не могу поверить, что отец позволил Юстусу сесть себе на спину. Этот фейри, конечно, мало что сможет сделать без обсидиана, но всё же…

«Он знает о местоположении твоей матери и заключил сделку с Кахолом. Он пообещал отвести его к Дайе, если твой отец в целости и сохранности доставит его вместе с сыном в Монтелюс».

И, конечно же, я замечаю Ванса на некотором расстоянии от нас, который болтается в когтях другого ворона и напоминает скорее йольскую игрушку, чем человека.

«Он ведь не рассказал тебе о её местоположении», — говорит Лор с утвердительной интонацией, но, тем не менее, это звучит как вопрос.

«Он заключил со мной сделку о том, что расскажет обо всём после того, как мы покинем туннели».

Я не могу не восхищаться этим человеком. Какой же он хитрый… До последнего держит все козыри при себе. Мне стоило бы этому поучиться.

«Хитрость порождается осторожностью. Чем меньше ты доверяешь, тем больше секретов ты стараешься использовать для торга».

Испустив глубокий вздох, он добавляет:

«Через пару столетий ты станешь такой же изворотливой, как и все мы».

Пару столетий… Когда я ещё считала себя полукровкой, я думала, что продолжительность моей жизни будет составлять от трёх до четырёх веков. Подумать только, если какое-нибудь лезвие неожиданно не перережет мне аорту, или моей матери, или Мириам, я смогу прожить гораздо больше этого срока.

«Вечность», — бормочет Лор. «Ты будешь жить вечно».

«Мы будем жить вечно».

Неожиданно мне в нос ударяет запах дыма.

Я смотрю поверх Лора и замечаю пламя, которое бушует над белой крышей дома Ксемы… над домом Косты.

«Я должен попросить у тебя прощения, mo khrà».

«За что?»

«За то, что не поверил тебе, когда ты сказала, что Мириам в Тареспагии. За то, что не выяснил, что эти крысиные норы, которые фейри в течение многих веков строили под Люсом, могут соединяться с убежищем Косты, которое он построил после того, как пырнул меня кинжалом. Но в особенности за то, что пытался сохранить мир в тот день, когда ты сделала меня цельным. Мне следовало немедленно стереть Регио с лица земли».

«Но тогда ты бы потерял свою человечность».

«Не потерял бы, если бы это было сделано чужими руками».

Я отрываю взгляд от костра и прохожусь им по роще, где потерял свою жизнь Сьювэл, в сторону конюшен.

«Лошадей выпустили на волю. Они в безопасности».

Чувство облегчения согревает мою промокшую кожу и начинает расти, когда я замечаю табун лошадей, бегущий по улицам Тареспагии. Должно быть, Лор отдал приказ улетать, потому что мы вмиг перелетаем через дюны Сельвати.

Во время нашего полёта я мысленно возвращаюсь к Лору и его извинениям.

«Лор, если бы ты уничтожил Данте, фейри стали бы сражаться против твоего господства, а это привело бы к ужасному количеству жертв».

Тёмный и мокрый песок испещрен лужами, по которым несутся стайки лысых детишек, которые пытаются угнаться за воронами и взмахами их огромных крыльев. Я не вижу их маленьких лиц, но думаю, что они полны удивления, так как обычно люди не бегут в сторону своих страхов.

«Но зато тогда тебе не пришлось бы стать жертвой».

«Вероятно», — я прижимаю губы к мягким перьям на его шее, — «но тогда я бы тебя ненавидела, mo khrà… Я бы боролась против тебя».

И чтобы снять напряжение, нависшее над Лором, и надо мной, я добавляю:

«Что если бы я победила?»

Конечно же, девушка без магических способностей не имела бы никаких шансов против существ, вооруженных когтями, которые могут превращаться в дым, но мне кажется, что его настроение улучшится, если я предложу ему битву на равных условиях.

Я оказываюсь не права. Настроение Лора портится ещё больше. Вздохнув, я снова целую его в шею, а затем зарываюсь лицом в его перья, и хотя это не помогает мне замедлить его пульс, Лор смягчается.

Когда минуты превращаются в часы, дождь стихает и солнечным лучам удаётся пробиться сквозь густую пелену и осветить бледно-серые пики Небесного королевства.

Дом.

Наконец-то, я дома.

ГЛАВА 40

Когда я вижу, как мой отец приземляется на эспланаду, я прошу Лора приземлиться там же.

«Тебе надо отдохнуть».

«У меня осталось не меньше тысячи вопросов к генералу. Мне нужны на них ответы, и почти все они есть у Юстуса».

Как только мы подлетаем к гладкому бледному камню, Лор превращается в тени, которые обволакивают меня, чтобы смягчить приземление. Когда он понимает, что я твёрдо стою на ногах, он перевоплощается в человека, которого я знаю и обожаю, и тянется за моей рукой.

Я решаю, что он хочет взяться за неё, но он переворачивает её и проходится взглядом по чернильным кругам.

«А теперь расскажи мне об этой штуке на твоей руке».

«Только если ты пообещаешь свести до минимума ворчание и попытки убить Юстуса».

«Фэллон Бэннок, торжественно клянусь свести своё ворчание до минимума».

Я вздрагиваю, когда мою правую руку начинает покалывать и когда очередное сияющее кольцо появляется под двумя другими. Теперь я гордая обладательница трёх клятв, данных мне двумя очень влиятельными мужчинами. Я и до этого чувствовала себя довольно могущественной, а теперь я и вовсе считаю себя неуязвимой.

Я широко улыбаюсь и потираю руки, потому что сделка, заключенная с Лорканом — бесценна.

«Я всё ещё жду, что ты торжественно поклянёшься не отрывать Юстусу конечности, Лор».

Мрачно улыбнувшись мне, он бормочет: «Тебе придётся ждать этой клятвы целую вечность, Behach Éan».

«Хорошо, что у меня впереди целая вечность. Я же говорила, что бессмертна? Ну, то есть… довольно таки бессмертна».

«Нет такого понятия «довольно-таки бессмертна», когда дело касается тебя, Фэллон. Потому что я не позволю никому пролить хотя бы каплю твоей крови и остаться в живых».

Я вздыхаю, потому что боюсь не за свою кровь.

Ещё больше воронов приземляются на эспланаду и перевоплощаются, тогда как другие продолжают кружить над нами. Среди перевоплотившихся воронов я замечаю Имоген, а также Ифу. Они обе бледные от природы, в том числе благодаря чёрным волосам, оттеняющим их лица, но сейчас их кожа напоминает гипс.

Мой отец спускает Юстуса на землю и поворачивается. Сильный ветер, сотрясающий гору, развевает растрёпанные чёрные волосы вокруг его измождённого лица. Он что-то ворчит на языке воронов, обращаясь, по-видимому, к Лору, так как прибавляет обращение «Морргот» в конце фразы. Как жаль, что Мириам не успела пробудить мою воронью сущность… Как бы мне хотелось магическим образом овладеть языком своего отца.

— Где мой сын? — голубые глаза Юстуса оглядывают каждого ворона, парящего в небе, а их там много.

Мой отец указывает подбородком в сторону Небесного королевства.

— Эрвин отнёс его к Лазарусу.

— Лазарусу… — бормочет Юстус.

— Разве ты не знал, что лекарь живёт теперь с нами?

Юстус снова переводит взгляд на меня.

— Я думал, что он уплыл на Шаббе.

И словно для того, чтобы отгородить меня от моего деда, Лор вклинивается между нами, а его тени становятся плотнее и закрывают меня от водяного фейри.

«Ты ведь понимаешь, что я провела с этим человеком целый месяц, Лор?»

На его теле не дёргается ни один мускул — точнее ни одна струйка дыма, так как на данный момент у него нет мускулов — но он одаривает меня испепеляющим взглядом, который заставляет меня закатить глаза.

«Он не заберёт тебя у меня. Не посмеет. Никто не посмеет».

Я протягиваю руку и касаюсь его челюсти, твёрдой как гранит, несмотря на то, что она состоит из весьма тонкой материи.

Он вздыхает, и его тёмные очертания смещаются в сторону и обхватывают меня.

— Что вам известно о том, что произошло в туннелях?

— Я рассказала им только о нашем разговоре с Юстусом, который состоялся перед тем, как я привела тебя к нему.

Я разворачиваюсь при звуке голоса Бронвен. Провидица с молочно-белыми глазами соскальзывает со спины своего пернатого скакуна, который перевоплощается в человека — моего дядю.

— Прими мои извинения за то, как мы расстались, Фэллон. Я боялась, что если расскажу тебе о своём замысле, Лоркан нарушит планы судьбы, — говорит она, двигаясь в нашу сторону под руку с Кианом.

Мой дядя смотрит на меня извиняющимся взглядом, хотя ему не за что извиняться. Если только… если только он не был в курсе.

«Не был», — говорит Лор.

— Представляю, как сильно ты меня ненавидишь, — продолжает она.

— Сомневаюсь, но мы можем обсудить моё мнение по поводу ваших методов позже. На данный момент у нас есть более насущные проблемы.

Когда она слышит мой упрёк, её фиолетовые губы сжимаются.

Я поворачиваюсь к остальным.

— С чего мне начать, Юстус? О чём им уже известно?

Глядя на Бронвен, он говорит:

— Если Бронвен обо всём им рассказала, тогда они в курсе того, что Мириам разблокировала твою магию, и почему именно ты должна убить Регио. Они также должны знать о твоей связи с Мириам и Зендайей, и зачем нам понадобилось связывать твою кровь.

— Я давно пришла к выводу, что о некоторых вещах лучше рассказывать после того, как они произойдут.

Голос Бронвен звучит так тихо, что я едва улавливаю её слова. Неожиданно её веки вздрагивают, а затем опускаются.

— Лоркан, перестань.

Она сжимает веки, и на жёсткой коже её висков появляются морщинки, так как моя пара, по-видимому, мысленно нападает на неё.

— Я не рассказала тебе всего ради твоего же блага.

Сделав вздох, я спрашиваю:

— Так что вы им всё-таки рассказали, Бронвен?

— Я рассказала им о том, что Мириам разблокирует твою магию и сделает тебя бессмертной, и что, когда это будет сделано, Юстус проследит за тем, чтобы ты вернулась оттуда в целости и сохранности. Я также рассказала им о твоей связи с Мириам и Зендайей на случай если Лоркан обнаружит тебя раньше, чем Юстус и Мириам завершат твою подготовку.

Мою подготовку? Они не готовили меня. Мне предоставили мне магию, но не выдали никаких инструкций, а затем рассказали о спрятанном кинжале, который Данте нашёл раньше меня.

— Значит, они ещё много чего не знают. Не желаете им рассказать?

— Будет лучше, если ты сама им расскажешь, Фэллон, так как мне хотелось бы сохранить голову на плечах.

Я фыркаю.

— Но вы, тем не менее, осмелились прийти сюда…

— Потому что всё, что я сделала, я сделала ради своего народа. Нам нужен Котёл.

— Нам или вам?

Я ясно помню, как она рассказывала мне о своём желании прыгнуть в Котёл, чтобы восстановить кожу.

Она наклоняет голову.

— Разве ты не хочешь снять заклятие своей пары?

А это уже удар ниже пояса.

Мой отец так плотно переплетает руки, что его кожаные наручи хрустят.

— Говори, ínon, и ни о чём не умалчивай.

— Как уже сказала Бронвен, Зендайя связала нас, а это значит, она жива, dádhi.

— Я слышал.

Тёмные глаза моего отца, оттеняемые бахромой тяжёлых густых ресниц цвета сажи, темнеют ещё больше при звуке её имени.

Я в курсе, что она меня создала, и что я должна воспринимать её как свою мать, но я не могу. Всё ещё не могу.

— Пока я не загляну ей в глаза, я повременю радоваться.

— Если бы она умерла, то же случилось бы и со мной.

— Так говорит ведьма, которая приговорила наш народ, — ворчит он.

Бронвен вздыхает и произносит имя моего отца, чем только зарабатывает его сердитый взгляд.

— Я понимаю твоё нежелание верить Юстусу. Правда. Но Мириам не злодейка, как мы предполагали. Она точно такая же жертва Косты Регио, как и все мы.

Пара белёсых и пара золотых глаз, а также несколько пар глаз разного цвета, подведённые углём, смотрят на меня.

— Да, она создала магический барьер, но только для того, чтобы не дать Прийе попасть в Люс. Она боялась, что её мать попытается разлучить её с любовником-фейри. Похоже, королева Шаббе была не рада этому союзу.

— Это правда, — бормочет Бронвен. — Прийя ненавидела моего отца.

Я завожу за ухо прядь волос, затвердевшую от соли.

— Изолировать Шаббе было идеей Косты.

Имоген приподнимает одну из своих чёрных бровей.

— А отдать рунические камни королям Глэйса и Неббы также было его идеей? — её голос звучит слабо, но он, наконец, возвращается к ней.

— Нет. Это было идеей Марко.

Юстус проводит рукой по своему лбу.

— Он использовал их, чтобы заключить долгосрочный союз.

Я смотрю в сторону Неббы, на морскую послегрозовую гладь, напоминающую расплавленное серебро.

— Мы должны их вернуть.

— Мы уже нашли люсинский камень, — Киан кивает на моего деда. — Росси отдал его моей паре. Также мы вернули камень Неббы. Эпонина, а точнее, — редкая улыбка приподнимает уголки его губ, — королева Неббы отдала нам его в день своей коронации.

— Королева? — шепчу я. — Значит Пьер… мёртв?

Улыбка Киана становится шире, а Лор бормочет: «Очень даже».

Отойдя от шока, я спрашиваю:

«А разве есть такое понятие, как «не очень мёртв»?»

И наконец-то по нашей мысленной связи я чувствую его тихую улыбку.

Улыбку, которая заставляет меня закатить глаза, а сердце подпрыгнуть.

«Боги, ты такой любитель чёрного юмора, Лоркан Рибав».

Мой небольшой диалог с Лором заставляет меня пропустить вопрос моего отца, но не ответ Юстуса:

— Зендайя находится в море.

ГЛАВА 41

Малодушный человек, вероятно, съежился бы под тяжестью пристального взгляда моего отца, но не Юстус. Но опять же, Юстус далеко не малодушный.

— Где в море? — хрипло произносит Кахол.

Я щурюсь на резвящиеся волны, где посреди стальной поверхности воды проступают пятна цвета индиго.

Тени Лора начинают клубиться и касаются моего лица, не загораживая при этом вид.

«Если бы этот человек был таким честным, каким ты его себе представляешь, он бы тебе рассказал».

«У нас не было времени на разговоры».

«Не было времени? У вас был чёртов месяц!»

«Половину из которого я пробыла без сознания».

«Что значит, без сознания?»

«Они вырубали меня магией».

«Я. Убью…»

«Никого. Никого ты не убьёшь. Ты поклялся».

«Я не клялся».

«Пожалуйста, Лор».

Он скользит по моей щеке своими призрачными пальцами.

«Почему бы тебе не воспользоваться нашей сделкой, Behach Éan? Я ведь тебе должен…»

«Я надеялась использовать её для более весёлых вещей».

«Если наши представления о весёлых вещах совпадают, тогда ничто из того, что у тебя на уме, не потребует принуждения».

Я бросаю на него свой самый лучший косой взгляд, но в итоге уступаю, так как хочу сохранить жизнь Юстусу.

«Лоркан Рибав, я требую исполнения условий нашей сделки: ты не можешь причинить вред Юстусу Росси».

Мою кожу снова начинает пощипывать, и сделка исчезает с неё, точно кто-то разорвал нить между мной и Лором.

— Где в море, Росси? — повторяет мой отец, на этот раз более резко.

— Зендайя потеряла много крови в ту ночь, когда её поймали, — говорит Юстус.

Меня наполняет чувство вины. Я, может быть, и не единственная, но, без сомнения, главная причина, по которой она потеряла столько крови.

Лор сжимает мой подбородок призрачными пальцами и запрокидывает мою голову.

«Behach Éan, во всём, что произошло, нет твоей вины».

«Если бы она не забеременела мной…»

«Не надо».

Он прижимается лбом к моему лбу, и хотя мой лоб проходит сквозь него, когда я закрываю глаза и замираю, я почти чувствую, что он сделан из плоти, а не состоит из одних лишь тёмных вихрей.

«Я хочу, чтобы ты снова стал цельным».

Мои глаза распахиваются.

«Где твой павший ворон?»

«Не всё сразу, птичка», — он ласково касается моей щеки. — «Сначала, давай отыщем твою мать».

«Почему ты всё время уходишь от ответа?»

Моё сердце начинает учащённо биться из-за нового беспокойства.

«Твоего ворона можно спасти?»

«Да».

«Поклянись».

«Клянусь».

Когда моё сердцебиение возвращается к более привычному ритму, я отгоняю от себя эти переживания и снова обращаю внимание на своего отца.

— Единственное, зачем Мириам сделала то, что сделала, — говорит Юстус, — это чтобы спасти Зен…

— Где конкретно в этом долбаном море находится моя пара, Росси? — рычит мой отец. — Немедленно отвечай, а не то я…

Мой отец делает резкий вдох, а затем выдыхает с такой силой, что издаёт нечто похожее рык, после чего резко переводит глаза на Лора.

— Разве я просил тебя успокоиться, когда ты, мать твою, искал мою дочь, Лор?

Вокруг нас повисает напряжённая тишина.

— В тот день, когда родилась Фэллон, она почувствовала это и обезумела. Она попыталась порезать себе запястья, чтобы выбраться из подземелья Марко.

Окружающие нас камни усиливают мрачный голос Юстуса.

— Сколько бы лечебных или успокоительных кристаллов мы ни помещали в её тело, она не успокаивалась, поэтому я привёл её к матери. Мне отчаянно хотелось облегчить её мучения, Кахол.

— Если тебе так отчаянно хотелось это сделать, почему ты её не отпустил?! Почему не позволил быть рядом с Фэллон?

Вены на теле моего отца раздулись и пульсируют.

— Я тогда ничего не знал о Фэллон! А что касается Мириам, как бы странно это для тебя ни звучало, но я верил в то, что она поступает, как лучше для Зендайи. К тому времени я знал её уже в течение нескольких десятилетий, и я понял, что она не злая колдунья, какой её представлял весь мир. Я понял, что она женщина, допустившая ошибку. Полюбившая не того мужчину. И, боги, Кахол, как же дорого она за неё заплатила! Она проклята и вынуждена сидеть на троне, который пожирает её плоть! Она была заперта в подземелье, в темнице, в течение пяти веков!

Гнев моего отца распаляется ещё больше.

— Она посадила Косту на трон! Она сама навлекла это на себя! На всех нас!

Лор, должно быть, почувствовал, что мой отец в шаге от убийства Юстуса, так как отходит от меня и встаёт между двумя мужчинами в виде дымовой завесы.

Я рада его вмешательству, потому что мне действительно хочется знать, где конкретно в Марелюсе качается на волнах моя мать. Или лежит.

— Не могли бы вы выяснить отношения позже?

Юстус хватается за край своего мундира и выжимает из него те остатки влаги, что остались в его синих нитях после нашего многочасового перелёта, а затем бормочет что-то о неблагодарных невеждах.

— Юстус, — я бросаю на него предупреждающий взгляд, прося его вести себя хорошо.

Он выпускает из рук испорченный мундир и мечет в Кахола воображаемые обсидиановые кинжалы, после чего, наконец, говорит:

— Мириам произнесла то заклинание только потому, что знала, что это единственный способ освободить Зендайю.

— Какое ещё, мать твою, заклинание?!

Тело моего отца начинает дымиться.

Юстус закусывает нижнюю губу, словно обдумывает, как будет лучше преподнести эту информацию.

— Она нарисовала знак смерти над сердцем Зендайи, чтобы обездвижить её, и чтобы её тело выглядело обескровленным.

Я вспоминаю о кресте, который Юстус нарисовал в области сердца своего сына несколько дней назад. Может быть, это один и тот же знак?

— Никто не знал, о том, что три ведьмы шаббианки связаны между собой, даже я, поэтому, когда я отнес её обескровленное тело Марко, он даже не усомнился в том, что она мертва. Хотя он был зол. Боги, как же он был зол. Он заставил Пьера из Неббы и недавно овдовевшего Владимира из Глэйса начать из-за неё войну.

Цвет сходит с лица моего бедного отца.

— Я отнес её к морю и отпустил. Я, конечно, заметил, что на её теле был нарисован ещё один знак, но тогда я мало что о них знал, поэтому не понял, что сделала Мириам до тех пор, пока…

Он поворачивается ко мне.

— Пока до меня не дошли слухи о том, что Фэллон подружилась с морским змеем. И даже тогда я не соединил всё воедино.

Я много раз отправлялась в путешествие, зная о месте своего назначения, но я не понимаю, как в итоге очутилась здесь. И у меня нет ни малейшего представления о том, куда нас ведёт сейчас Юстус.

— Лишь много лет спустя, когда Фэллон стала близка с тем гигантским розовым змеем, я понял, что сделала Мириам.

— Что она сделала?

Несмотря на то, что моё тело сделано из плоти, мне неожиданно начинает казаться, что оно состоит из одного лишь моего дыхания.

— Она произнесла то же самое заклинание, что и твоя мать, когда пыталась тебя защитить.

Мои глаза расширяются, но не так же сильно, как у моего отца, чьи белки, испещрённые венами, пожирают его карие радужки.

Я моргаю и говорю:

— Она отправила её во чрево какой-то фейри?

— Не фейри.

Киан наклоняет голову, и густые чёрные волосы падают на его нахмуренный лоб.

— Во чрево человека?

Я медленно поднимаю руку и закрываю свой рот, потому что знаю…

Я точно знаю, в чьё чрево Мириам отправила Зендайю.

ГЛАВА 42

Я прижимаю кончики пальцев к пульсирующим губам.

— О, боги.

Меня охватывает такой сильный озноб, что на голой коже предплечий появляются мурашки.

— О, боги! Минимус?!

Когда Юстус кивает, мурашки пробегают по всему моему телу.

— Вы уверены? — восклицаю я.

— Мириам подтвердила это.

Всё это время… всё это время женщина, которая сотворила меня вместе с этим гигантом, стоящим рядом и оцепеневшим от шока, находилась рядом со мной, наблюдала за мной, лечила меня, оберегала и любила.

Тогда в подземелье Фибус пошутил, что мы с Минимусом связаны родственными узами. Подумать только, мой друг был не так уж далёк от истины. Подумать только, Минимус действительно со мной связан. Когда Фибус услышит о том, что в его шутке была доля правды, что змей, которого он назвал моим братом, по факту, оказался моей матерью…

О.

Боги.

— Мириам превратила Зендайю в чёртова змея?

Кажется, мой отец находится в шаге от того, чтобы превратиться в ворона, окутанного дымом.

— Точно так же королева Мара превратила тебя в птицу.

Юстус старается говорить крайне спокойным тоном, так как он, должно быть, тоже почувствовал, что ему следует быть осторожным.

Мой рот раскрывается ещё шире.

— Значит, моя мать… она… она…

— Змей-оборотень? — предполагает кто-то.

Я даже не сразу понимаю, кто это произнёс, так как вижу перед собой только Юстуса и своего отца.

Юстус со вздохом говорит:

— Ещё нет.

Я недоуменно морщу лоб.

— Что значит, ещё нет?

— Зендайю должен благословить Котёл, чтобы превращение завершилось.

Мой рот широко раскрыт, но воздух не проникает мне в лёгкие.

— Но Котёл… запечатан.

Когда моя грудь начинает гореть, я делаю резкий вдох.

— Не думаю, что тебе нужна дополнительная мотивация, чтобы убить Регио, Фэллон, но да, пока ты не прервёшь его род, твою мать нельзя вернуть.

«Focá».

Часть теней Лора устремляется обратно ко мне, а оставшиеся тени окутывают моего отца, чьи глаза сделались огромными и остекленевшими. Он явно где-то не здесь. Вероятно, в море. Или в прошлом.

Я касаюсь его руки, твёрдой, как сталь, хотя она дрожит точно гонг, по которому только что ударили.

— Знает ли Мириам какое-нибудь заклинание, которое могло бы завершить перевоплощение мамы?

— Нет, — бормочет Бронвен. — Мириам сильная, но чтобы наделить человека или животное способностью перевоплощаться, нужна такая магия… только Котёл и его хранитель способны это осуществить.

«Если подобное превращение вообще возможно».

Я резко перевожу взгляд на Лора и всматриваюсь в его тени в поисках двух золотых точек, но он разделён на слишком большое количество частей, поэтому я не вижу, чтобы они где-то сияли.

— Ты знала, Бронвен?

Мой отец так сильно сжимает губы, что его, и без того уже хриплый, голос становится ещё мрачнее.

— Нет, Кахол. Я не знала, клянусь.

Я оглядываюсь на неё и вижу, как она сжимает руку Киана.

— Я в курсе, что Котёл злится и закрыт ото всех, но может быть, он смог бы сделать исключение ради моей матери? — говорю я, пожав плечами. — Ведь она исполнила его желание и создала человека, способного снять заклятие.

Голубые глаза Юстуса отстранённо блестят.

— Поскольку Мириам воздвигла магический барьер, любой, в ком течёт её кровь, останется за пределами Шаббе, пока не будет стёрта руна, отвечающая за барьер.

Я ещё больше хмурю лоб, потому что ясно помню, как Бронвен предлагала…

— Вы советовали нам с Лором отправиться на Шаббе, чтобы снять заклятие.

От меня не укрывается то, как она сглатывает и делает небольшой шаг в сторону Киана.

— Зачем предлагать невозможное?

— Потому что я пыталась защитить своего короля, Фэллон. На Шаббе он был бы в безопасности. Ему не понадобилось бы прятаться. Он бы не потерял одного из своих воронов в таком месте, куда ни у кого из нас нет доступа.

Лор, должно быть, начал кричать на неё, потому что белые глаза Бронвен наполняются слезами, которые начинают течь по её изувеченным щекам. А слёзы ли это? Не думала, что Бронвен способна грустить.

— Это была моя идея, Лор.

Киан прижимает Бронвен к своему огромному телу и кладёт подбородок на её голову, волосы на которой совсем недавно начали отрастать.

— Если хочешь сорвать на ком-то свой гнев, срывай его на мне.

Я знаю, что Бронвен хотела как лучше. Ведь я точно так же хотела отправить Лора на Шаббе, чтобы защитить его. Но ещё я очень сильно хочу, чтобы она перестала вмешиваться — или, по крайней мере, делала это не так бесцеремонно.