Дорога через горы

КОГДА ВЕРА ПОБЕЖДАЕТ ВРЕМЯ

Время трагично. Потому — что безжалостно. По отношению ко всему живому. И, разумеется, прежде всего — к человеку. Ведь человек наиболее стойко борется со временем. Упорно воюет с забвением. И побеждает. Часто ценой своей жизни. Верой в бессмертие человечности побеждает он время. Человек прорывается в будущее из настоящего, оставляя за собой прошлое. Но прошлое отказывается оставаться в плену прошедшего времени.

Это стихи главного героя романа Юрия Покальчука «И сейчас, и всегда» Андрия Школы. Писатель их поместил в конце романа. Как в «Докторе Живаго» Бориса Пастернака. Принципиальной композиционной целесообразности в этом нет, но любопытно. Стихи углубляют образ, эмоционально высвечивают внутреннюю борьбу Андрия за сохранение прошлого во времени. И раскрывают, как прошлым преодолевал он настоящее.

«А тень от прошлого в себе всегда мы носим, словно флаг».

Да, и тень тоже. Андрий Школа носил в себе, в своей памяти, в своем сердце тень и светлую, и темную. Как надежду и воспоминания. Надежду на то, что со временем станет легче и лучше. А воспоминания... .

Роман начинается с отступления бойцов интербригады! Они оставляют Испанию на растерзание фашистам. Осколок отряда, люди разных национальностей, которых объединила пролитой кровью борьба за свободу, равенство и справедливость, и среди них украинец Андрий Школа; один из последних, один из тех, кто согревал своим телом сухую, испанскую землю, как землю обетованную, где все народы как бы слились в единой клятве — бороться против зла, против бесчеловечности, против фашизма. Ему казалось, что он все забыл: он испанец, он воюет, он раненый, он погиб... И он живой. Потому что родился снова, поднимается вновь с тяжелым грузом ответственности за мир, в котором утверждается фашизм, который растерян, и тревожными всплесками первого отчаяния и боли сигнализирует человечеству об этой тотальной антигуманности и взывает к людской совести в надежде, что борьба будет продолжаться и фашизм не оставит своих ядовитых корней в нашей земле.

Возвращаться снова и снова в сложное сплетение вопросов и сомнений, воспоминаний и переживаний, возвращаться в свою жизнь, чтобы убедить себя на склоне лет: жил тревожно, глубоко, для людей, боролся за справедливость, за социальное равенство, утверждая себя и себя познавая. В контексте исторических событий Андрием Школой осуществляется нелегкое самопознание. А как же иначе мог дойти до понимания себя, прийти к выявлению своей человеческой сущности герой романа? Только через проникновение вглубь исторических потрясений своей эпохи он мог добраться до сути своего «я», только через сопереживание, через ошибки, потери и победы на путях человеческой истории создавалась личность. Андрий брал уроки у Истории. История была его главной школой, и как эти уроки осваивались, как осмыслялись разумом, как потрясали, опустошали и обогащали его внутренний мир — все это исследуется в романе Юрия Покальчука «И сейчас, и всегда».

Роман «И сейчас, и всегда» своим композиционным построением напоминает круги на воде, которые разбегаются от брошенного камешка. Этим своеобразным камешком в романе является память Андрия Школы, которая в долгие бессонные ночи оживает и своими приливами и отливами возрождает пережитое, снова заставляет душу страдать от неправды, лжи, предательства, возвращать из небытия лица погибших друзей, их слова, жесты, воссоздавать целые эпизоды, анализировать свои поступки, поступки своих друзей и противников...

У Андрия Школы, как и у каждого человека, есть память легкая и память тяжелая. По существу, это одна память. Как и одна жизнь, вместившая в себе и счастье, и страдания, и боль, и радость. Андрий нелегко входил в стремительное течение исторического времени. Он не просто входил, а втягивал в себя историю надолго, навсегда, «пропускал» ее через свой внутренний мир — как бы наново перепроверяя каждое событие, каждый свой шаг, поступки окружавших его людей собственным кодексом чести, совести, справедливости, долга. Но и его кодекс также в процессе этой проверки совершенствовался, формировался, утверждался. Андрий медленно, но уверенно, целеустремленно приближается в процессе самопознания и самоусовершенствования к самому себе, постоянно решая главную проблему — проблему выбора. Постепенно его жизненное русло очищается от болезненных тревог и сомнений, приобретает четкие контуры, нравственные берега. Его судьбу можно считать счастливой, потому что смысл своей жизни, свое назначение он видел в борьбе — во имя человека, во имя социальной справедливости.

Самопознание через утверждение себя в истории. Или — утверждение себя как личности через самопознание. Диалектическое единство, нерасторжимость, взаимообусловленность внутреннего мира человека и его социальной деятельности.

О чем же этот роман? О мужестве человека, сумевшего сотворить свою судьбу, сделать ее достойной своего сложного, прекрасного времени. Нет, Андрий Школа — это не типический человек в типических обстоятельствах. Это человек необыкновенно не типической судьбы, и жил он, боролся, проигрывал и побеждал, в обстоятельствах не типичных. Прав критик Виктор Шкловский, утверждавший: «Типичный человек в типичных обстоятельствах — это человек несчастливый.» Он — не герой, потому что «герой — обычно человек, ищущий свое место». Андрий Школа ищет свое место в истории. Он видит свой долг в том, чтобы всеми силами способствовать гуманистическому прогрессу человечества. И действует он в ситуациях не типических, наоборот — в исключительных, на переломах истории (В. Шкловский: «Герои — это люди па переломах истории; в них человечество осознает свое изменение...») Создать свою судьбу. Что для этого нужно? Идеи, убеждения, вера... И любовь. Любовь к своей родине, к своей Украине, которая согревала и охраняла восемнадцатилетнего Андрия Школу в далекой Испании, вера в то, что здесь, в республиканских окопах войны с фашизмом, он и его товарищи из интербригады вели борьбу за свободу и своих народов.

Идея интернационального долга, который вырастал из убеждений: в беде нужно помочь, справедливое дело нужно защищать, а поэтому приходится и убивать. Вспомним, через какие тяжелые нравственные испытания пришлось ему пройти после первого убийства человека. Да, он убил врага, подлого шпика, но ведь он оборвал чужую человеческую жизнь! Имел ли он на это нравственное право? Не случайно Андрий мучительно ведёт долгие внутренние диалоги с убитыми им франкистами — возможно, насильно мобилизованными недавними крестьянами. Его сознание и совесть бессильны погасить эту, казалось бы, ненужную и с трудом одолеваемую внутреннюю борьбу со своим сомнением. А ведь он в то же самое время любил и мечтал о новой человеческой жизни, которой они с Марией-Терезой надеялись дать начало. Как же так? Одна жизнь насильно обрывается, а другая зарождается. Гуманно ли это?

Любовь к юной Марии-Терезе, любовь первая сделала его, юношу, взрослым, мужчиной, дала ему право с гордостью носить новое имя Омбре, как в шутку прозвали его друзья в первый месяц пребывания на этой горькой и призрачной обетованной земле свободы и справедливости. Но эта любовь одновременно сделала Андрия в девятнадцать лет старым человеком с несостоявшейся жизнью, потому что фашистская бомба унесла Марию-Терезу. Остался в живых тяжело раненный двенадцатилетний брат Марии-Терезы Пако. Любовь состарила Андрия, но в то же время наполнила энергией ненависти к врагу; из этой любви родилось в нем чувство ответственности за судьбу юного Пако, который стал для него частью Марии-Терезы. Андрию в тот момент легче было умереть, чем жить, но он должен был жить, чтоб поддержать Пако.

Возможно, самыми трудными для Андрия были семь лет заключения в Сибири, когда ничем нельзя было объяснить и оправдать эту жестокую несправедливость. Но и там Андрий долгими вечерами, свесившись со своих нар к Пако, учил его одному — «вере в человека, вере в то, что, пока ты жив, должен быть самим собой, храня в себе все то, что вынес в жизни, что судьба посылает тебе снова и снова».

И они не сломались, выдержали и снова победили. Потому что была выработана способность к сопротивлению, потому что в борьбе с фашизмом закалился характер борца; утвердилась вера в неминуемое торжество правды, справедливости, добра.

Ночные воспоминания Андрия Школы легко перескакивают через десятилетия, что-то высвечивают обстоятельно, в деталях, что-то лишь уточняют, чтобы читательское воображение могло из этих мозаичных эпизодов воссоздать цельную, картину, жизни и борьбы героя этого романа-воспоминания, романа-исповеди.

«Воспоминания чем дальше, тем ценнее, весомее для меня, прошлое отзывается во мне, наведывается в сегодняшний день, чтобы еще и еще дать пережить, почувствовать одновременное бытие того и другого», — признается Андрий молодому журналисту в беседе-исповеди. Он осознает, что нельзя уложить человеческий опыт в обычное описание событий, ведь слова зачастую напоминают бесцветный отпечаток пережитого, но в то же время уверен, что этот опыт необходим истым поколениям. Ему уже перевалило за шестой десяток, груз времени, груз прожитых и тяжко пережитых лет давит на сознание и чувства, признание его заслуг не облегчает горечи утрат — слишком много осталось на длинных дорогах жизни, много выстрадано. Но никогда не умрет в нем вера в то, что правда победит. Иначе зачем жертвовали собой его побратимы — коммунисты украинцы Евген Полищук и Мирон Стаецкий, поляк Збышек Янишевский, немец-антифашист Пауль Крюгер, русские Сергей Кожухов и Валентин Шилин, француз Оливье и его сын Антуан, японец Сато Такааки... Все эти люди — и неграмотные крестьяне, и рабочие, и интеллигенты, и бывшие дворяне, и учителя, богословы и врачи, журналисты и юристы, прибывшие в Испанию, сражались за республику потому, что осознавали: равновесие мирного времени нарушено фашизмом и человечество поставлено перед опасной чертой. Борьба велась за глубокие гуманистические ценности, которые разрушает фашизм. Вот почему Андрий Школа в романе «И сейчас, и всегда» не столько физически и нравственно мужает в борьбе, сколько духовно зреет, вырабатывая на индивидуальном опыте, на жестоком опыте воины философское понимание мира. Что такое добро и зло, как проверяется человек на человечность, что в себе заключает мужество и сострадание, любовь и товарищество, ненависть и милосердие, смысл жизни и патриотизм — эти и другие нравственно-этические проблемы возникают перед Андрием едва ли не ежедневно и сразу же как бы обрастают плотью, персонифицируются, причиняют страдание и боль. Ведь за ними — судьбы друзей, смерть побратимов и уничтожение врагов, постоянное нарушение гармонии мира.

Юрий Покальчук сознательно уходит от роли рассказчика как в романе, так и в рассказах. Эти функции он передает или своему герою, или «человеку со стороны» — кому-то из второстепенных действующих лиц повествования. В романе же прозаик избрал довольно оригинальную, редко употребляемую форму повествования от первого, второго и третьего лица, но при этом в центре постоянно остается образ главного героя, и такая форма способствует достижению объемности и выразительности изображения. Таким образом, писатель сосредоточивает читательское внимание на внутреннем состоянии Андрия в разные периоды его жизни и сознательно разрушает хронологическую канву, отвлекая таким образом читателя от сюжета как такового с тем, чтобы он глубже проник в эмоциональный мир героя, сопереживая ему.

Память Андрия пульсирует, «вырывая» из прошлого пережитое, бередит сознание, вынуждая его находить нравственное обоснование каждого своего поступка, воссоздать логику исторического процесса. Ведь все, что рассказывает, вспоминает, переживает в романе Андрий Школа, — это правда. И она пришла к молодому писателю «из первых уст» — из рассказов бывших бойцов-интернационалистов, которых разыскивал и расспрашивал Юрий Покальчук на Ровенщине, Волыни, Тернопольщине, Ивано-Франковщине, Львовщине. Все эти области находились в составе бывшей Западной Украины, оккупированной панской Польшей, коммунисты которой воевали в Испании и за воссоединение с великой Советской Украиной. Там они создали украинско-белорусскую роту и назвали ее сотней имени Тараса Шевченко. Созданная в июне 1937 года в составе 13-й интернациональной бригады им. Я. Домбровского, она вошла, как и еврейская рота Нафтали Ботвина, в интернациональный батальон имени Хосе Палафокса. Командиром роты имени Шевченко был белорусский коммунист С. Томашевич, в се составе воевали известные украинские коммунисты Ю. Великанович, И. Грицюк, М. Гусаров. С, и П. Краевские, М. Литвин, М. Олексюк. Многие из них погибли в Испании, а те, что остались живы, пережили потом немало лишений.

Юрия Покальчука увлекла «испанская» тема. Она начала оживать в судьбах реальных людей, с которыми он встречался, вошла строгим описанием событий и человеческих переживаний в роман «И сейчас, и всегда», нашла свое дальнейшее развитие в повести «На южном берегу», где приоткрывается восприятие далекой истории современной молодежью.

Казалось бы, вполне реальная ситуация — съемки на морском берегу фильма о гражданской войне в Испании — вряд ли сможет так стремительно сориентировать сознание и эмоции скептически настроенных молодых людей на восприятие отдаленных почти на полвека событий. Однако величайший подвиг молодых интербригадовцев заставляет юных наших современников пересмотреть многие аспекты своего мировосприятия, преодолевает свойственный молодежи скептицизм. Более того, вживаясь душой, чувствами в условные ситуации, они — Марта, Зоряна, Леся, Юрко, Роберто и Виталий — другими глазами начинают смотреть друг на друга, учатся лучше разбираться в своих настроениях и отношениях с людьми, глубже понимать мир и свою личную ответственность за все, что в этом мире происходит.

Да, эта повесть не только тематическое продолжение романа, но и попытка осмыслить, как история вживается в сознание молодежи, как идея интернационализма воздействует на настроения и чувства нашего современника.

Память как зеркало духовной красоты человека, как своеобразная молитва, очищающая его от суеты повседневности, возвеличивающая и освобождающая от всего мелкого, эгоистического. Для художника Максима (повесть «Цыганские мелодии») встреча с цыганами, с загадочной Дойной и мальчуганом — эпизоды жизни, обычной, сложной, но как глубоко потрясли они его душу! И мы видны, как жестоко расплачивается человек за собственные слабости, за неумение и бессилие сделать правильный шаг, расплачивается муками совести, болью души. Но проходит время, сознание, память возвращают прошлое, далекие мелодии возрождаются в душе — и человек ощущает «себя обновленным, глотнувшим живой воды, вроде бы приобщившимся к истокам глубинной жизни...».

Вот почему надо снова и снова переживать пережитое, возвращать прошедшее время.

Юрий Покальчук вводит в сюжет романа много ситуаций нравственного и идейного выбора — от первых, в семнадцать лет, жестоких допросов в Луцкой дефензиве до глубоко потрясающих своей несправедливостью, обжигающих веру, убеждения семи долгих лет ссылки в Сибири. Жаль, что Юрий Покальчук перескочил через эти события в жизни и эмоциональной памяти Андрия, Ведь там, в Сибири, его героям было, особенно тяжко с идейной и нравственной точек зрения. Если движение внутреннего сюжета романа обусловлено идеей испытания личности на крутых виражах истории, автору следовало бы глубже разработать проблему взаимосвязи человека и времени, именуемого сегодня периодом сталинизма. Ведь тогда была политически скомпрометирована деятельность Коммунистической партии Западной Украины, ликвидирована организационно, многие ее руководители и рядовые члены были репрессированы. Разумеется, Юрий Покальчук это знал, но мы должны помнить, что этот роман был впервые опубликован в республиканском журнале «Днiпро» в 1979 году, тогда, когда воскрешать в слове общую нашу боль за неповинно осужденных и погибших в период культа личности не дозволялось и признанным мастерам, а что уже говорить о начинающем прозаике. Правда, трудно сегодня определить, в каком жанре Юрий Покальчук был тогда начинающим.

Родился Юрий Владимирович Покальчук в семье учителей 24 января 1941 года в городе Кременец Тернопольской области. Окончил Луцкий пединститут и Ленинградский университет (востоковедческое отделение). Учился в аспирантуре и работал научным сотрудником в Институте литературы им. Т. Г. Шевченко АН УССР. Кандидат филологических наук. Активно выступал в прессе как литературный критик. Писал в основном о поэзии таких известных сегодня мастеров слова, как Иван Драч, Дмитро Павлычко, Виталий Коротич. Специализировался по современной литературе США и Латинской Америки. Его перу принадлежат литературоведческие монографии «Одинокое поколение» (1972). «На пути к новому сознанию» (1977), «Современная латиноамериканская проза» (1978). Юрий Покальчук переводит очень много произведений англоязычных и испаноязычных писателей. Хулио Кортасар, Жоржи Амаду, Дж. Селинджер. X. Л. Борхес, А. Астуриас. М. Варгас Льоса, Ж-Бернанос, Р. Радиге, Леон Вильсон, Альба де Чеспедес — это далеко не полный список любимых авторов, произведения которых он переводил на украинский язык. Кроме прозы Юрий Покальчук переводил и поэзию П. Элюара, А. Рембо, Р. Киплинга, П. Неруды, О. Паса, Э. Карденаля, М. Нахлис, Л. Рочи и многих других. В 1979 г, вышла его книга рассказов «Кто ты?», в 1982 г, роман «И сейчас, и всегда», затем в 1984 г. — повести и рассказы «Разноцветные мелодии», в 1986 г. — книга «Большой и маленький». Одна из последних книг Покальчука-прозаика «Кофе из Матагальпы». Эта книга имеет интересную судьбу, и начало этой судьбы определенным образом связано с далекими событиями в Испании. Революция в Никарагуа возродила в сознании Юрия Покальчука те рассказы участников гражданской войны в Испании, которые он записывал, пытаясь представить себя на их месте. И вот в 1984 г, он в составе делегации Союза писателей СССР впервые попадает в Никарагуа, в следующем году едет туда снова, ездит по стране, знакомится с многими известными участниками революции, забирается в такие районы, где ситуация нередко контролируется «контрас», и, как говорится, по свежим следам пишет первые рассказы будущего никарагуанского цикла. Он печатает в литературном еженедельнике «Эль нуево аманесер» («Новый рассвет») рассказы «Тишина» и «Тень», в газете «Баррикада» — интервью «Мои руки и сердце для Никарагуа», в литературном приложении к этой газете «Вентана» («Окно») — стихотворения, посвященные событиям в этой стране, одно из которых было положено на музыку и исполняется в Никарагуа.

Рассказы и повести в книге «Кофе из Матагальпы» родились из бесед с бывшими партизанами-подпольщиками, активными бойцами Сандинистского фронта, из увиденного и пережитого самим писателем. В своем послесловии к этой книге команданте де революсьон, начальник политуправления Министерства внутренних дел Республики Никарагуа, писатель Омар Кабесас рассказывает о своих встречах с Юрием Покальчуком.

Идеи интернационализма, дружбы народов, солидарности угнетенных оказываются там, в Никарагуа, как раньше в Испании, на Кубе, в Африке, естественными, вытекающими по какому-то невидимому эмоциональному руслу из большого человеческого опыта, из гуманистического наследия человеческой цивилизации.

Юрий Покальчук любит динамическую манеру повествования, его повести, рассказы нередко соединяют в себе эпическую и лирическую основы. Элегический тон повествования может резко срываться на сурово-тревожные интонация, «Переводиться» в русло внутреннего монолога, события часто пересказываются самим героем, диалоги переходят в монодиалоги, в которых вопросы-ответы прочитываются в исповедях-раздумьях самого героя, В композиционно-стилевом плане проза Юрия Покальчука ориентирована на высокие образцы латиноамериканской литературы: Кирлоса Фуэнтеса, Марио Варгаса Льоси, Хулио Кортасара. Он пытается усложнять уровни и принципы художественного анализа человека и мира, разнообразить свои творческие увлечения, часто берется за такие темы и проблемы, которые, как говорится, «на слуху», жгучие и тревожные!

Активная гражданская позиция, энергичная реакция на все, чем живет современный мир, готовность включиться в художественное и сугубо публицистическое познание напряженных проблем эпохи, связанных прежде всего с молодежью, с ее внутренним содержанием и внешним проявлением своих реакций на окружающий мир, — пожалуй, это главное, что характеризует Юрия Покальчука как гражданина, как писателя. Иначе нельзя, если не хочешь оставаться в плену времени, а ставишь перед собой задачу образно воссоздать многомерный идейно-эстетический образ Времени.

НИКОЛАЙ ЖУЛИНСКИЙ