Драгунский секрет

Глава 7

Евграф Аристархович в негодовании расхаживал по кабинету, громко сокрушаясь.

— Ну как же так, как же так! Из-под самого носа офицера утащили! Бестии, право слово, бестии!

— Впервой, что ли? — буркнул Туманов, покачиваясь на мягком стуле.

— Илья Петрович, голубчик, скажите, что теперь делать-то надобно?

— В настоящее время три группы рыщут в поисках татарского следа. Как вернутся, обсудим диспозицию.

— Да, да, — кивнул полковник. — Я второй эскадрон тоже в розыск выслал — возможно, в ближайших селеньях что-нибудь видели.

— Непременно видели, однако, не скажут.

— Да уж, бестии, право слово, бестии.

— А нам и не надо, — спокойно заключил Илья Петрович.

— Что вы имеете в виду?

— Амонат.

Евграф Аристархович замер на полушаге.

— Ермоловщина?

— Да хоть и так, если угодно. Алексей Петрович в подобных делах поболее нашего понимал.

— Завидное уважение, — ревниво изрек полковник.

Туманов оживился.

— А как прикажете? Он за каждого солдата с горцев три шкуры драл! Те, когда русский барабан слышали, сами со скал прыгали. А которые не успевали — с русскими штыками знакомились. «На стороне воевать легко, — говаривал он, — а когда война приходит в твою саклю, диспозиция уже меняется».

— Вы так рассказываете, будто сами слышали.

— Я, разумеется, в те времена под стол пешком ходил, но старики все в точности передали, — Илья Петрович побряцал ножнами висевшего на боку палаша, — вместе вот с этим…

Евграф Аристархович остановил его жестом.

— Ну, полноте, голубчик, полноте. Опальный генерал, декабристов поддерживал и все такое. Не будемте.

— Не будем, — кивнул Туманов. — Пушкин, между прочим, тоже поддерживал. И тоже на Кавказе бывал. И Марлинский, и Лермонтов.

— Увольте, голубчик, увольте. Что ж у вас все примером-то: дуэлянты да бунтари. Не будемте.

— Не будем, — вновь согласился Илья Петрович. — Кстати, Лермонтов в драгунском полку служил, в Нижегородском, у наших соседей. С отрядом охотников на дела ходил.

Евграф Аристархович недовольно поморщился.

— Ну, и замечательно. Давайте, однако ж, о своем полку попечемся.

— Что я и предлагаю. Амонат и размен. У нас, к прочему, тело татарина имеется. Полтора к одному — неплохие условия.

— Что значит — полтора?

— Один живой, другой дохлый, — пояснил Туманов.

Полковник брезгливо скривил губы, чем добавил к уже сморщенной гримасе выразительный штрих (наверное, так выглядит человек, укусивший зеленое яблоко и наступивший на гвоздь одновременно).

— Фу, как вульгарно, право. Зачем же вы эдак — люди, все-таки. Ну, да Бог с ними, — быстро отошел он, махнув рукой…

— Аллах.

— …Тем паче. Ну, допустим, возьмете вы кого-либо в залог. Почем знаете, что этот человек имеет отношение к похитителям?

— Тут многие — родственники меж собой, иль кунаки. Хотя есть и враждующие. Мои драгуны сейчас выясняют, сквозь чей аул татары шли. Овцу ведь откуда-то взяли? Не с гор же ее притащили. Засаду, имейте в виду, тоже обстоятельно подготовили: с местом ознакомились, наблюденье провели, не в один день, я думаю. Значит, у кого-то останавливались. Обязательно есть связь с аулами, обязательно.

— Ну, хорошо, — сдался полковник, — будь по-вашему. Планируйте набег тремя эскадронами.

— Благодарю, — кивнул Илья Петрович, поднимаясь.

— Сил хватит?

— Вполне.

— Может, запросить пехоту?

— Мы сами по-пехотному умеем. К тому же, аулы мирные, все будет ладно.

Алексей волновался необычайно. Первое дело, и сразу — в ночь. Тут бы днем не оплошать, а в темноте — куда уж. Прошка вернулся из разъезда, сообщив обнадеживающую новость. В одном из мирных аулов видели двух татар с пленным русским офицером. Более того, указали дом, куда они заезжали. Туманов немедля поинтересовался, от кого получены сведения. Прошка успокоил его, сознавшись, что за шпионскую информацию, отдал местному юноше коня (того, что добыли в погоне). Илья Петрович скептически на это хмыкнул, но велел готовиться к набегу.

— Твоя задача, Алексей, не потерять меня из виду, — говорил он, пристраивая за спиной пистолет. — Находись подле, смотри, чем занимаюсь, повторяй то же самое. К тому же, аул мирной, заварушки не случится. Хотя, бывает всяко.

Когда эскадроны вытянулись в линию, появился Евграф Аристархович на молодой кобыле арабских кровей. За ней на пегом мерине трусил верный Кондратий. Вид его был устрашающ. За плечами — две, крест на крест, винтовки. Сзади за поясом — пара пистолетов. Спереди — сабля и кинжал. За голенищами сапог — по ножу. Казалось, и в руках у него должно быть две плети. Но нет, обходился и одной.

— Что, ребятушки, готовы? — спросил негромко полковник.

— Так точно, — забасили драгуны.

— Ну, тогда, с Богом, — махнул он перчаткой и вклинился посередь строя…

Эскадрон Туманова шел в авангарде колонны, указывая дорогу, неся головной дозор. Начинало темнеть. Ночь грозилась рухнуть вот-вот. Но пока был виден дальний косматый лес, лощина, в которую спускался отряд, невысокие взгорья по флангам, слышалось мягкое щебетанье засыпающих пичуг.

— Лучше б у вас была светлая лошадь, — негромко сказал Алексей, тащась за Ильей Петровичем, словно хвост, — а то вашего ворона и в сумерках уже не различить.

— В том и выгода, — улыбнулся Туманов. — Темная шапка, темная бурка, темный конь — нет меня для врага.

— И для своих тоже.

— А ты меня по палашу узнавай. Видишь его?

Алексей опустил взгляд. Действительно, на эфесе матово поблескивала серебряная отделка.

— Пока вижу.

— А враги — нет.

Утверждение, конечно, сомнительное — глаза у всех людей одинаковы — но стоит ли возражать. Похоже, командир приписывал своему оружию чрезвычайные качества — пусть тешится, жалко ли. В службе это — не помеха. Меж тем, вокруг стало совершенно черно: то есть, не так, будто б вы просто зажмурились, а накрылись при том двумя одеялами и спрятались в темной, без окон и дверей, комнате. Можно ли здесь воевать, когда собственного носа не видно? Налети сейчас басурмане, и что прикажете делать, в кого стрелять? Благо, обострился слух. Различались даже самые тихие движенья. И вот что интересно: в полной мгле звуки ясно разделялись на свои и чужие. Тут фыркнул конь, лязгнуло оружие — свои. Там зашелестели кусты, скрипнули деревья — чужие. Почему-то ни стрекот цикад, ни звон лягушек (на Кавказе они квакают иначе, чем в России — будто с протяжным акцентом) не вызывало в душе умиротворенья. Природа казалась такой же враждебной, как и обитавшие здесь люди.

Неожиданно впереди послышался отрывистый шепот: «Чи, чи, чи», словно осипший воробей зачирикал. Туманов резко натянул поводья, негромко сказав: «Стоять». Леденец не сумел вовремя затормозить и, отклонив голову (успел же, мерзавец), врезался в мощный круп воронца. Алексей с разгона поцеловал его в хвост.

— Подлец! — невольно вырвалось из набитого конским волосом рта.

— Ты кого обласкал? — поинтересовался Илья Петрович.

— Леденца.

— Что, на ногу наступил?

— Понимаю ваш упрек его росту, но хочу заметить, что сегодня на горке он многих скакунов за спиной оставил.

— Ладно тебе, — хохотнул Туманов. — Нормальный конь, обыкновенный рост. По сравнению с ишаком, так великан.

— Вот именно, — буркнул Алексей вытирая лицо. — А почему остановились?

— Дозор просигналил.

— Это чириканьем, что ли?

— Угу.

Невдалеке тихо крякнула утка.

— Вперед, — сказал Илья Петрович, неизвестно зачем махнув рукой (было слышно по шороху одежды). Кто б еще этот знак видел.

Отряд снова тронулся в путь. Судя по густому аромату зрелых ягод, вошли в лес. Удивительные, все-таки, люди, эти «кавказцы». Тут не можешь за передней лошадью без приключений удержаться, а они там, в одиночку, рыщут, дорогу указывают. Поразительно.

— Ветка! — послышалось впереди.

— Ветка! — прозвучало ближе.

Не успел Алексей изумиться еще одному обстоятельству — зачем, спрашивается, в лесу говорить о ветках, когда они тут всюду (не пустыня ж) — как встретил физиономией мохнатую дубовую лапу. Фуражка тотчас покинула голову, на лбу соскочила шишка.

— Зараза! — схватился он рукой за больное место.

— Что там? — справился командир.

— Ветка.

— Упредили ведь.

— Я не понял.

— А ты какой язык понимаешь? Парле франсе?

— Нет. Я не понял, что это упреждение.

— Ты, верно, думал, что люди, заметив в лесу ветку, стали дружно изумляться?

— Наподобие того.

— Соображать надо — не в пустыне ж находимся.

Алексей с ужасом представил, что могло бы случиться, окажись он здесь один. Наверное, так себя чувствуют слепые котята, когда мать переносит их на новое место: ничего не видят, тем более, не понимают.

Где-то на левом фланге послышался мерный шум воды. Отряд начал круто забирать на него. Вероятно, лес заканчивался, потому что подул теплый ветерок. Через некоторое время воздух заметно посвежел. А, спустя пару минут, — о, радость! — перед глазами явилась река. Вода в ней была такой же темной, как все окрест, но глянцевый отблеск нет-нет, да и мелькал в частых волнах. Мрак отступил. У берега обозначились силуэты дозорных.

— Как глубина? — поинтересовался Туманов, подъезжая к ним.

— Коню по брюхо, ваше благородие, — ответил знакомый голос.

— Славно. Ноги мочить не придется.

Алексей не сразу понял, кто говорил с командиром, а когда сообразил, чуть не задохнулся от восхищенья.

— Трифон, голубчик, ты ли это?!

— Я, ваш бродь. Не признали?

— Нет, конечно. Темно ж вокруг.

Да и как его было признать? Ожидал ведь встретить настоящих героев с драконьими глазами, жестким нравом, звериным чутьем, а увидел своего Тришку, простого русского паренька. Впрочем, и героя, без сомненья.

Там, где воронец поглаживал воду брюхом, маштачок уже мыл шею.

— Осторожно, мой друг, не замочите ног, — сказал Туманов, подгибая колени. — Здесь, кажется поглубже, чем ожидалось.

— Угу, — тихо булькнуло в ответ.

Илья Петрович беспокойно оглянулся. Из воды торчали две головы: Леденца и Алексея…

К аулу подошли тихим шагом. Полковник, собрав на пригорке командиров, уточнил задачу.

— Итак, господа, позвольте вам напомнить диспозицию. Туманов со своим отрядом заходит в деревню…

— В аул, — поправил Илья Петрович.

— Да, да. Именно туда следует он. Второй и третий эскадроны перекрывают все выходы из села.

— Аула.

— Да, да. Именно из него. Постарайтесь взять его кругом.

— Кольцом.

— Я имел в виду, окружить, — возразил Евграф Аристархович.

— Тогда все точно. Виноват.

— Да, да. Итак, есть ли теперь вопросы, господа?

— Вопросов нет, — в унисон ответили два драгунских капитана.

— Все ли вам понятно?

— Решительно все! — заверили они.

Туманов дополнил.

— Имейте в виду, что вы стоите не только в оцеплении, но и в резерве, который в любую минуту может получить приказ на вход.

— Ясен день, — кивнули капитаны.

— Тогда, с Богом, — напутственно изрек полковник.

Сказать, что в ауле было светлей, чем в лесу, значило бы покривить душой. Тем не менее, ориентироваться здесь было гораздо легче. Идешь без помех, значит — улица. Уперся в забор, понимаешь — за ним сад. Нащупал ворота, догадываешься — внутри дом. Так, крадучись и запинаясь, без труда окружили татарскую саклю. Едва залезли во двор, с лаем выскочила злобная собака (непонятно, отчего молчала ранее — заманивала что ли?). Большая она была или малая, сказать было сложно — темно. Но, судя по тому, что зубы ее сомкнулись в области поясницы (ближе к низу), можно считать — уж точно, не моська. И вот, какая странность: во двор заскочили сразу десять драгун, а тяпнула она лишь одного. Почему? В смысле: не почему, одного, а почему именно его, Алексея?

Дверь хозяин не открыл, разразившись грубой кавказской бранью. Для того, что б ее понимать, не нужно знать местный язык: не комплиментами же лаял горец. Туманов упредил его, что б не упорствовал, иначе драгуны запалят хату. Татарин подобных угроз не испугался, потому как сакля его была выложена из камня. Тогда Илья Петрович сказал, что теперь же перебьет все окна и, ворвавшись в дом, порубит каждого шашкой. Хозяин сначала притих, а, услышав лязг вынимаемого из ножен палаша, живо отпер двери.

— Ты что, басурманин, в прятки со мной решил поиграть?! — Отпихнув горца, влетел в саклю Туманов. — Обыскать здесь все!

Драгуны, не мешкая, устремились к сараям и навесам. Вспыхнули факела. Темнота попятилась. Алексей воспрянул духом.

— Где русский офицер? — спросил командир, ступив на широкий, с красным орнаментом, ковер, лежавший посреди комнаты.

— Не понимаем, — покачал головой татарин, которому на вид можно было дать лет 50–55.

— Русского языка не знаешь?

— Плох, плох, — подтвердил тот, кутаясь в темно-зеленый халат.

— Тогда собирайся, будем разговаривать в крепости.

После этих слов из соседней комнаты выскочили две женщины и с жуткими воплями бросились на Туманова. Одна, что была в желтой, до пола, рубахе, принялась выталкивать его из дому. Вторя, помоложе, подбежала к басурманину и, прильнув к нему, закрыла собой. Илья Петрович сначала упирался шутейно, но когда татарка вцепилась в него когтищами, оттолкнул ее прочь. Хозяин, сипло гыркнув, кинулся к стене, на которой висели кинжалы и сабли. Туманов резко выхватил палаш. И, что удивительно, горец остановился на полдороге, будто получил удар в грудь. Злобная дерзость его в один миг улетучилась.

— Что хочешь, урус? — спросил он на довольно сносном русском.

— Вот и заговорил, — с удовольствием констатировал Илья Петрович. — Так, где наш офицер?

— Не знаю.

— Тогда собирайся, едем в крепость.

Женщины, как по команде, заголосили. Пожилая вновь бросилась на командира, молодая опять прижалась к басурманину. Туманов не стал дожидаться повторения мизансцены и заранее вытащил палаш. Татарка, увидев пред собой кончик лезвия, встала, как прилипла. Отпихнуть его рукой побоялась, оно было заточено с обеих сторон.

— Что хочешь, урус? — заново спросил хозяин.

— Наш офицер где? — в который раз повторил командир.

— Не знаю.

Илья Петрович нервно вздохнул.

— Теперь, я, кажется, должен сказать, что б ты собирался? — женщины вновь приготовились раскрыть рты. — Но я поступлю иначе. Драгунам, взять его!

Прежде, чем татарки заголосили, двое крепких ребят схватили басурманина за руки за ноги и бревном выволокли на улицу. Туманов, распорядившись, что б дом хорошенько обыскали, вышел следом.

У ворот уже собралось пол-аула жителей, большей частью, горластые женщины. Крики, завывания, проклятья посыпались на головы драгун со всех сторон. Если на вас когда-нибудь нападала стая уличных собак, вы поймете, что такое, возмущенные татарки.

— Разойдись к ядреной матери! — отбивались от них служивые.

Алексей продирался сквозь толпу к Леденцу, на которого решили погрузить хозяина (конь невысок — удобно). Но пройти каких-то десять сажень оказалось труднее, чем переправиться через реку. Давно уж были оторваны медные пуговицы, эполеты, кинжал. Остались только винтовка да сабля, и то, лишь потому, что в обе вцепился руками. Неглупый прием — напускать женщин на войска, шашкой здесь не помашешь — слабый пол, все-таки. Опять действовала горская тактика.

— Все равно мы тебя увезем, — процедил Туманов, связывая татарину руки. — Ваши штучки с нами не пройдут. Сейчас только свистну, и верховые перетопчут копытами весь аул.

Драгуны и без того старались помочь товарищам. Однако, это было нелегко. Бабы, теснее сплотившись, вооружились палками и принялись с воплями отгонять коней. Те, боязливо фыркая, стали пятиться.

— Все равно заберем, — упрямо твердил командир. — Сейчас дам сигнал, и здесь будут еще два отряда.

Драгунские капитаны покуривали кабардинские трубочки, встретившись на границе постов.

— Что-то шумно в ауле, — сказал первый.

— Обычное дело, — повел плечами второй.

— С вашей стороны никто бежать не пытался?

— Нет, все спокойно.

— И у нас тишина.

Тотчас после этого заверения на улице послышался резвый топот копыт. Мимо светящихся окон, сломя голову, промчался черный всадник.

— Наш? — спросил первый капитан.

— Не похоже, — ответил второй. — Ерохин!

— Я, ваш бродь!

— Ну-ка, проверь.

— Понял, — хлестнул жеребца крепкий унтер.

Трое драгун стояли в секрете как раз на той улице, где мчался ретивый конник. Старший группы, собрав вокруг себя товарищей, усердно стучал кремнем, пытаясь раскурить носогрейку (что в подобных условиях категорически не дозволялось), и тут заслышал беспокойный топот.

— Ух ты, едренать, — к нам летит, — охнул он, убирая камни. Однако было уж поздно.

Беглец, приметив меж кустов искру, резко шарахнулся в сторону.

— На нас пошел! — воскликнул первый капитан.

— Возьмем его! — с готовностью ответил второй, вынимая пистолет.

Всадник, завидев следующую засаду, вновь повернул коня и устремился в поле. Драгуны сорвались с места.

— Я его достану! — крикнул Ерохин, обгоняя командиров.

— Не успеть, в лес уйдет, — ответил первый капитан, вскинув винтовку. — Не лезь под пулю…

Ружейный и пистолетный выстрелы прозвучали одновременно. Беглец, проскакав еще сажен 40, свалился с коня.

— Все равно увезем, — прошипел Туманов, подтолкнув татарина к седлу.

— Легче не будет, — возразил тот. — Клянусь, ничего не знаю.

— Я клятвам не верю.

— Почему ко мне пришел? Пальцем ткнул — попал, да?

— То-то и оно, что не пальцем. Люди видели, как к тебе мюриды заезжали.

— Э, зачем так говоришь? Никто не мог видеть, потому что не было их у меня.

— В крепости разберемся.

Татарин на секунду задумался. Взгляд его вначале остановился на орущих женщинах, потом перекинулся на ближайшую саклю, от нее — дальше и ускакал в самый конец аула.

— Правда кто-то сказал или ты обманул?

— Может, еще имя назвать? — хмыкнул Илья Петрович.

— Нет, имя не надо, сам скажу.

— Интересно послушать.

— Соседский мальчишка! Больше некому. Только он на меня злобу имеет. С дочкой ему не разрешаю встречаться.

В душе Туманова зародилось определенное сомненье. Вполне вероятно, что все обстояло именно так, как говорил хозяин. Легкость, с которой юноша продал информацию первому встречному (пусть, и за коня), настораживала. Горцы, разумеется, были коварны, но в доверительные отношения вступали очень избранно, по крайней мере, с людьми, в верности которых не сомневались.

— Прошка, поди сюда!

— Слушаю, ваш бродь.

— Сейчас татарин укажет одну саклю, — прошептал он в самое ухо унтера, — а ты проверь, не живет ли в ней тот мальчишка, что сообщил тебе адрес.

— Понял. И, что дальше?

— Если он — вязать и в крепость.

— Ясно.

Туманов повернулся к горцу.

— Ну, показывай, где?

— Вон! — ткнул он пальцем в темный дом, стоявший поодаль.

— Ничего себе сосед?! — хмыкнул командир. — Это ж на другом конце аула.

— Все мы тут соседи, — философски изрек татарин.

Насилу продравшись через толпу, Прошка вскочил на жеребца.

— Двое со мной, остальным здесь помогать.

Группа взяла с места в карьер. Бабы заулюлюкали вслед, очевидно, полагая, что русские убегают.

В указанной сакле, в отличие от прочих, окна не горели. Драгуны спешились и, подступив к забору, осмотрелись.

— Не видать ни черта, — сказал Прошка, щуря глаза. — Весь кишлак гудит, а здесь покойно, как на кладбище. А ну, глянем.

Запрыгнув во двор, он решительно направился к двери. Она оказалась открытой. Внутри дома было темно и тихо.

— Тут человек лежит! — крикнул из-под навеса драгун.

— Живой? — спросил второй.

— Не знаю.

— Ткни его шашкой.

Товарищ не замедлил последовать совету.

— Не-а, не шевелится… Ух-ты, мать честная! У него, кажись, глотка перехвачена.

Прошка стоял в сакле, держа в руке зажженную спичку. Под ногами его лежала окровавленная татарка.

В конце концов, горца уложили на коня, и Алексей уж вставил ногу в стремя. Но тут одна из женщин схватила маштачка под уздцы. То ли сделала она это слишком грубо, то ли, напротив, мягко — так или иначе, Леденцу сие не понравилось. Встряхнув головой, как собака после воды, он с громким ржаньем взвился в свечку. Горец кулем свалился на землю, Алексей едва успел отскочить в сторону. Бабы подались назад. Драгуны вздохнули. А маштак, видимо, решив не останавливаться на достигнутом, начал брыкаться, что есть мочи. Татарки рассыпались кругом, образовав подобие манежа. Конь пустился по нему, вскидывая копыта выше головы. Женщины принялись тыкать его палками, но тяжелые подковы ломали их как щепки.

— А!? — восторженно вскрикнул Туманов. — Что я тебе говорил: джигитовать еще на нем будешь!

— Вполне, — просиял Алексей.

— Плохого не дадим.

Здесь из гудящей толпы вырвался озабоченный Прохор. Не обращая внимания на Леденца (как, впрочем, и тот на унтера), он подбежал к командиру.

— Докладываю. Юнец наш. Убит ножом вместе с матерью.

— Как убит? — вскинул брови Илья Петрович.

— Это еще не все. Я подъехал к крайнему посту и узнал, что они ссадили убегавшего мюрида. Что, интересно, на том самом коне.

— Которого ты мальчишке отдал?

— Ну, да!

Туманов призадумался.

— Это, что ж получается. Басурмане опознали свою лошадь?

— Именно так.

— Выходит, поплатился татарчонок за хитрость. Только зачем он коня брал, если понимал, что себя выдает?

— Я ж ему не говорил, что конь из-под мюрида.

Илья Петрович посмотрел на горца, стоявшего с поднятой головой в окружении растрепанных драгун.

— Значит, Федот, да не тот.

— Ага — ошибились малость.

— Скверно, скверно, — пробормотал командир, соображая, что делать дальше. — Получается, вхолостую набег провели. Скверно.

— Да, совсем запамятовал, — встрепенулся Прохор. — Мюрид этот живым остался, правда, ранен серьезно.

— Это уже лучше. Ну-ка, братцы, дайте-ка мне с татарином пошептаться.

Драгуны подвели горца. Тот, видя, что русские пребывают в коротком замешательстве, принял позу орла, сидящего на самой высокой круче.

— Полагаю, ты был прав, — спокойно начал Туманов, глянув на Леденца, который все еще держал зрителей в напряжении. — Но я тебя все равно увезу.

— Почему так?

— Сподвижники мюридов остались неизвестны, а мне их в таком большом ауле не сыскать.

— Чего хочешь?

— Выбирай — помощь или крепость.

— Нет, — затряс головой татарин. — Даже знал бы — не сказал. Потом ночью придут, всю семью вырежут.

— Я же тебя не прошу выдавать земляков. Потолкуй, с кем надо и устрой обмен.

— Какой?

— Офицера — на двух мюридов. Один ранен, другой мертв.

— Попробую.

— Ты не пробуй, а делай. И теперь же. Не то, после, мы и без тебя управимся.

Татарин согласно кивнул.