Драмы и комедии

В этой пьесе я постарался изобразить действительные события, которые происходили на Крымском полуострове с конца 1941 до мая 1942 года. Тогда с десантными катерами в Феодосию из Новороссийска были переброшены советские воины.

Я как бывший солдат считаю моим писательским и гражданским долгом оживить судьбы тех неизвестных героев.

Сейчас, когда вновь собираются фронтовые друзья, страшные тяготы военного времени часто вспоминаются со смехом. Но мы, солдаты, умели смеяться даже в трудных условиях войны. Помню, когда на нас падали бомбы, мы укрывались, готовые землю головой просверлить, но потом вставали, смотрели друг на друга и почему-то смеялись. Почему смеялись, сами не знали. Может, оттого, что остались живы, или наш собственный вид вызывал смех. До сих пор этот смех остается загадкой. Мы смеялись над чем-то или над кем-то, смеялись и над собой.

Я старался оживить в пьесе смех военного времени, смех трагикомический. Пусть зритель (читатель) «Святых в аду» не удивляется, если он будет смеяться и тогда, когда нужно плакать.

О войне написано много. Раньше писали по-другому: больше внимания уделяли батальным эпизодам, часто приукрашивали события. Сейчас народ смотрит на войну другими глазами. В этом взгляде больше раздумья.

Издалека многое видится по-новому. Для пьесы нужен драматический конфликт, бурные страсти, вызванные столкновением положительных и отрицательных героев. В «Святых» этот закон драматургии как-то нарушен. Оригинальность пьесы, я считаю, — отсутствие в ней отрицательного героя. Все действующие лица — люди с чистой совестью. Этим я хотел подчеркнуть, что Отечественная война для нашего народа была священна. В этой войне победила именно ярость добрых людей и поставила на колени ярость озлобленных. В этой страшной войне побеждало не только наше оружие, а еще больше — наша человеческая вера. Отрицательным героем пьесы является война, похожая на ад. Чистоту наших людей ничто не могло сломить. В этом аду мои герои сохраняют человечность и чистоту. Их беспокоит судьба Родины и судьбы друг друга. Они ненавидят войну и хорошо знают, что груз войны нелегок и эту ношу все несут поровну, чтобы победить.

После войны прошло много времени. Родившиеся тогда дети сейчас старше моих героев. Я хочу, чтобы эта молодежь знала, что думали те люди, которые жертвовали собой ради их счастья, во имя будущего.

Я ровесник моих героев, и я пишу о том, что они не смогли рассказать сами.

КОБЕРИДЗЕ МИРИАН.

КАНДЕЛАКИ МАЙЯ.

ДЖОНДЖО.

НАДЕЖДА, старушка.

НАСТЯ, молодая женщина.

КАПИТАН.

СОЛДАТЫ:

САВЛЕ — высокий, плечистый, немного неуклюжий.

ЭМЗАР — молодой и очень живой, любит петь и шутить, во время разговора водит пальцем по носу.

НИКО — ему сорок с лишним лет, молчалив, часто говорит сам с собой, разводит руками, пожимает плечами.

ВАЛИКО — разведчик.

ШИО }

АМИРАН } — братья.

СЕРГО.

ШАЛВА.

ВАЖА.

БОСАЯ ДЕВУШКА.

Время действия конец 1941 года — май 1942 года.

Место действия Крымский полуостров. Керчь. Новороссийск.

МОРЕ ВЫБРОСИЛО МЕРТВОГО НЕМЦА

Уходящая вдаль дорога сливается с багряным небом. Все вокруг имеет кровавый оттенок. Где-то бьется о скалистый берег море. Шум прибоя напоминает грохот пушек. Два скрещенных луча прожектора покачиваются в небе как огромная буква «Х».

Слышится гул самолета.

Опускается занавес — разрушенная бомбами, пробитая снарядами стена.

Входит М и р и а н и пишет на стене углем: «Новороссийск. Декабрь, 1941». М и р и а н уходит.

Стена поднимается. Вновь видна дорога. На небе зажглось большое солнце, окруженное тучами. В глубине сцены появляются с о л д а т ы и с любопытством оглядываются вокруг. Приостанавливаются. У А м и р а н а на плече вместе с винтовкой висит пандури.

М и р и а н (увидел в стороне кого-то и нерешительно окликнул). Диана! Диана! Нет, вроде не она.

Э м з а р. Кто это — Диана?

М и р и а н. Диана? Эх!.. Если бы меня спросили, что такое любовь, я бы ответил: все люди — дети любви. Человек рождается от любви и живет ради нее. С тех пор как себя помню, я всегда кого-нибудь любил. В первом классе рядом со мной посадили девочку с веснушками. Домой я прибежал радостный и еще от ворот крикнул тете: «Тетя, сегодня в школе я нашел себе любовницу!» Тетя расхохоталась: «Что же ты не привел ее к нам в дом?» «Я приглашал, она отказалась», — ответил я. Тогда любовница нужна была мне, чтобы с ней играть в мячик. Другой любви я еще не знал. Вскоре мою веснушчатую подругу перевели в соседний класс. Повесть о моей первой любви на этом закончилась. Потом ко мне подсадили чернявую девчонку, которая всегда была надутая и меня вообще не замечала. Я и в нее влюбился. В десятом классе в нашей школе появилась девочка в матроске — Диана. Она приехала с родителями из города. Со мной стало твориться что-то невообразимое. Я смотрел в книгу, а видел ее глаза… И я понял, что ко мне пришла совсем другая любовь… Что называется, настоящая. Но я так и не решился ни разу заговорить с Дианой. Закончив школу, она уехала из нашего района. Рассказывали — вышла замуж…

Где-то стреляют.

Н и к о. Вот тебе и Новороссийск!

С е р г о. Боишься, Нико-джан?

Н и к о. Я не за себя волнуюсь, мне что… Но у меня пятеро детей, пятеро: одна девочка и четыре мальчика, мал мала меньше! Старшему тринадцать лет, а младшему год и девять месяцев. (Показывает фотографию.)

Шио что-то записал в блокнот. Солдаты запевают боевую песню. На дороге появляется с т а р ш и н а В а ж а.

В а ж а. Ну-ка, ребята, приведите себя в порядок! Сейчас придет капитан, вас перераспределят. Кто у вас запевала?

Э м з а р (вытянулся в струнку). Я.

В а ж а. А ну-ка, спой!

Эмзар запевает.

(Начинает подпевать ему.) Молодец! Так пойдем, поможешь мне сгрузить ящики.

Э м з а р. Вот тебе и на! Зачем тогда заставил меня петь?

В а ж а. Потом и в хор запишу! Вновь прибывшие, перестаньте курить, уже темнеет! Почти каждый день город бомбят. (Мириану.) Ты старший группы? Надо следить за людьми! (Эмзару.) Соловей, пошли!

Уходят.

М и р и а н. Гасите ребята!

Все погасили курево, кроме Валико. Мириан подошел к нему и прикладом винтовки ударил о землю, намекнул без слов, — гаси, мол. Валико хладнокровно сдвинул шапку на лоб и пустил дым Мириану прямо в лицо. Мириан вновь спокойно стукнул прикладом о землю.

В а л и к о (бросает курево и затаптывает). Тебе-то что, ты не куришь. Теперь даже горечь эту нельзя курить, когда захочется. (Достает из кармана свирель-саламури и начинает играть.)

А м и р а н (взял пандури, подошел к Савле и крикнул ему в ухо). Бух!

Савле испугался. Амиран засмеялся, начал играть на пандури.

С а в л е. Мириан, сейчас нас перераспределят, будь другом, не бросай меня. Куда тебя зачислят, туда и меня запиши! Не оставляй меня с этими баламутами. Ты ученый, я на тебя надеюсь.

М и р и а н. Будь спокоен, дорогой Савле, пока я жив…

С а в л е. Силенка-то у меня есть! Во!

А м и р а н. Сила есть, ума не надо, понял?

С а в л е (добродушно улыбаясь). Сейчас как дам, своих не узнаешь!

С е р г о. Эй, Нико, чем это у тебя вещмешок набит?

Н и к о. Ты что… сам, что ли, не знаешь?..

С е р г о. Откуда ж мне знать?

Н и к о. Гороховый концентрат и сухари!..

С е р г о. Запас на целый год? Смотри не надорвись.

Н и к о. А мне охота таскать, какое твое дело? И в спину пуля не попадет! Это у меня вместо брони, понял?

С е р г о. Ты бы еще глыбу взвалил на себя, тогда бы и бомбы тебе были нипочем.

Э м з а р (входя). Ребята, я видел немца! Море его выбросило. Разбух, как бурдюк.

С а в л е (хватается за винтовку). Он с ружьем?

Э м з а р. Да, на плече ружье, а за спиной — гаубица.

С а в л е. Правда?!

Э м з а р. Эх ты, соображай! Этого немца, наверно, в Крыму убили, что же он, до сих пор плавает с ружьем?

С а в л е. Говорят, у немцев тысяча хитростей.

А м и р а н. Да, говорят, в Крыму жуткая заваруха.

Ш а л в а (Эмзару). А он точно мертвый? Как бы фрицы не устроили нам ловушку!

Э м з а р. Пойди проверь, он еще там. Никуда не убежал.

М и р и а н уходит, остальные глядят ему вслед.

Ребята, смотрите, к нам девушка идет! (Запевает песню.)

Все подтягивают. Вдруг завыла сирена. Загрохотали зенитки. Солдаты разбегаются в разные стороны и ложатся где попало. Нико взваливает на плечи свой мешок и мечется из стороны в сторону. Почти одновременно на сцену вбегают М и р и а н и М а й я. Ложатся рядом. У Майи санитарная сумка через плечо. Где-то разорвалась бомба. Наступила тишина.

М а й я (встает и отряхивается). Вставай, боец, все улетели.

М и р и а н (взглянул на Майю и от удивления замер). Диана?!

М а й я. Я не Диана, ты ошибся. Ребята! Это вы вновь прибывшие?

В а л и к о. Извини, как тебя зовут, девушка?

М а й я. Майя… Майя Канделаки.

М и р и а н. Ты из деревни, где церковь Святого Николая?

М а й я. Нет. Я из Мцхеты, где храм Светицховели. Канделаки повсюду зажигали свечи в церквах. Отсюда и наша фамилия. (Протягивает Савле индивидуальный пакет.)

С а в л е. Зачем это?

М а й я. Ты что, до сих пор не видел индивидуального пакета?

С а в л е. Я думал, это что-то другое. (Прячет пакет.)

Э м з а р. Дорогой санинструктор, если в придачу к этим тряпкам ты выдашь мне немного спирту, я повешу твою карточку в церкви как икону и буду на тебя молиться.

М а й я. А где ты возьмешь церковь, чтоб ее повесить?

Э м з а р. Церковь у меня в сердце.

Майя раздает индивидуальные пакеты. Мириан не отрываясь смотрит на нее.

Э м з а р (напевая, подходит к Майе и вытягивается перед ней). Девушка, давайте хоть поухаживаю за вами, разрешите мне быть вашим кавалером.

М а й я. Сначала научитесь ухаживать, дорогой!

Э м з а р. Если бы я все знал, кто бы меня взял в армию? Я еще ни разу с девчонкой под руку не гулял, хотите верьте, хотите нет. Разрешите узнать, каким медом вы мазаны.

М а й я. Кавалеру следовало бы сначала представиться даме.

Э м з а р. Ваш покорный слуга Эмзар Джибути, танцор и певец, ныне солдат. (С уважением поклонился и хотел было взять ее за руку.)

М а й я (отстраняется). Не надо быть надоедливым. (Быстро уходит.)

Опешившего Эмзара подталкивают солдаты.

М и р и а н. Ну что, Эмзар, отказала?

Э м з а р. Видать, недотрога. Но неизвестно, кому от этого хуже. Недаром говорится: «Женщины, которые в молодости избегают мужчин, в старости горько об этом жалеют».

М и р и а н. Все-таки не стоило навязываться, совесть надо иметь.

Э м з а р. Плевать мне на совесть. Я надел шинель, стал солдатом, и все. (К Валико.) А солдату что нужно? Хорошенько выспаться и досыта нажраться, потом хорошенько напиться и… наконец, бабу…

В а л и к о (перебивая). Золотые слова!

Э м з а р. Мне все равно какая, лишь бы юбка. Как ты думаешь, ночью удастся нам смотаться в город? Провались все пропадом, будет что вспомнить на том свете. Может быть, нас завтра пошлют на фронт! Не умирать же мне, ни разу не повалявшись с бабой? Если ты не пойдешь, я попытаюсь один. (Мириану.) Пойдешь?

М и р и а н. Посмотрим.

Входит В а ж а.

В а ж а. Встать! Ну-ка, ребята, становись! Наш новый командир идет.

М и р и а н. А он строгий?

В а ж а. Я не знаю. Утром нас выстроили, поставили белокурого капитана и по-русски объявили: отныне командиром смешанного батальона будет Кузнецов. До сих пор все наши командиры грузинами были… Вон он идет.

М и р и а н. Становись!

Солдаты строятся.

Э м з а р. Вылитый русский.

А м и р а н. А каким же должен быть Кузнецов?

Э м з а р (к Важа). До сих пор вы по-грузински рапортовали?

В а ж а. Да… Ведь батальон был грузинский и…

Э м з а р. А если еще раз по-грузински попробовать? Мы же новички и как будто не знали…

В а ж а. Джибути! Не хулигань! (Бежит навстречу командиру.)

Э м з а р. Мириан, братец, уступи! Дай я отрапортую.

М и р и а н. Уступить, ребята?

Солдаты соглашаются.

Ладно, черт с тобой. (Становится в строй на место Эмзара.)

С е р г о. А что ты будешь рапортовать?

Э м з а р (заговорщицки). «Товарищ капитан! Во вновь прибывшей группе все в порядке… Очень хочется мне ночку с твоей женой провести!» Ну как?!

С е р г о. Прекрасно! Давай, давай, Эмзар-джан!

Ш а л в а. Чертов хвост, влипнешь ведь!

Н и к о. Смотри, сынок…

Э м з а р (жестом останавливает Нико). Равняйсь! Смирно!

Входит к а п и т а н.

(Рапортует по-грузински.) Амханаго капитано, ахал чамокванил джгуфши квелафери ригзеа… Шенс цолс ки гавехунтруце шуагамисас!

Несколько солдат еле сдерживают смех. Важа опешил, пальцем грозит Эмзару.

К а п и т а н (Эмзару). Как ваша фамилия? Это тоже надо докладывать!

Э м з а р (весело). Рядовой Эмзар Джибути, товарищ капитан!

К а п и т а н. Значит, вы умеете говорить по-русски? Переведите рапорт!

Э м з а р (растерянно). Вай! Я… Я… сказал… что во вновь прибывшей группе все в порядке…

К а п и т а н. Вы еще что-то сказали. Ну?!

Э м з а р. Товарищ капитан, я… я…

К а п и т а н. Ладно, вольно!

Э м з а р (солдатам). Вольно!

К а п и т а н. Молодец, четко отдали рапорт, но переводить четко не умеете!

Солдаты вновь еле сдерживают смех.

Капитан обходит строй, оглядывает всех. Солдаты улыбаются.

(Приостановился перед Эмзаром.) Хорошо, раз вы не умеете, я сам переведу. Значит — вам очень хочется с моей женой ночку провести?

Эмзар растерялся.

(По-грузински.) Исе, ше гмертдзагло наметани гулкетили копилхар!.. Однако многого вы захотели…

Э м з а р. Вай?! (Отступает назад.)

К а п и т а н. Значит, с моей женой ночку провести? Была бы жена, я бы и сам не прочь.

Э м з а р. Извините, товарищ капитан, откуда я мог знать, что вы…

К а п и т а н. Я вырос в Грузии, хоть и русский.

Ш а л в а. Говорил же я тебе, говорил же! Поваляешься теперь на гауптвахте!

Э м з а р. Что же мне?..

К а п и т а н. Ничего, бывает. Раз мы оба холостяки, придется кое-что потерпеть. (Улыбается.) А теперь давайте познакомимся. Я — командир батальона Леонид Федорович Кузнецов. (К Шио.) Фамилия?

Ш и о (выступил вперед). Шио Харадзе.

А м и р а н (тоже выступил вперед). Амиран Харадзе.

Капитан с удивлением смотрит на них.

Ш и о, А м и р а н (вместе). Мы братья, товарищ капитан!

С а в л е. Савле Гловели.

К а п и т а н (смотрит на его ноги, обутые в чувяки). Это что? Партизанить собрались? Вы когда-нибудь слыхали, чтобы солдаты носили чувяки? Надеть сапоги!

С а в л е. Стоптались они у меня, товарищ капитан! Мне еще повезло, шкуру на чувяки достал, а то бы совсем босиком ходил.

К а п и т а н. Истоптались или продал?

М и р и а н. Они у него действительно порвались, товарищ капитан!

К а п и т а н. Ого, глядите, защитник появился! Сам он что, без языка?

С а в л е. Кто бы купил эту рвань?

К а п и т а н. Выбросил?

С а в л е. Нет, пока нет. Здесь они у меня, в мешке! (Поворачивается спиной к Мириану.)

Мириан достает из его вещмешка сапоги.

Один сапог порвался — ни подошва, ни голенище никуда не годятся. Не буду же я в одном сапоге ходить!

К а п и т а н (к Важа). Товарищ старшина, смените ему сапоги!

С а в л е. Как же он сменит, если в целой армии нет сапог моего размера! Если сошьет кто-нибудь, другое дело.

К а п и т а н. А какой вы номер носите?

С а в л е. Не знаю… Кажется, сорок девятый.

К а п и т а н. Ого!

С а в л е. Я же не виноват… Пока у меня усы не выросли, обуви мне не покупали. Так я и бродил босиком по лесам и горам.

М и р и а н. Ему и эти сапоги один добрый человек стачал, до этого из покрышек обувку носил. Может быть, найдется здесь сапожник…

К а п и т а н. Трудновато. Что мне теперь с вами делать?

С а в л е (наивно). Если в армии нет подходящей мне обуви, отошлите меня домой. Буду помогать отцу, у него семеро малых детей на шее сидят.

К а п и т а н. Ладно, ладно, придумаем что-нибудь. (Мириану.) Ваша фамилия?

М и р и а н. Мириан Коберидзе.

К а п и т а н. Вы всех защищаете?

М и р и а н. А если человек не виноват?

К а п и т а н. Дома вы чем занимались?

М и р и а н. В университете учился на юридическом. Взяли со второго курса.

С е р г о (выступает вперед). Серго Тбилели. Я, товарищ капитан, барабанщик. Если понадобится…

К а п и т а н. Нет, пока барабан нам не нужен. Пушки будут барабанить.

Солдаты по очереди выступают вперед и представляются.

Н и к о. Кудаури Нико. У меня пятеро детей, одна девочка, четыре мальчика. Мой отец погиб в первую мировую войну, трое сирот нас осталось…

Ш а л в а. Цамцидзе Шалва, Шалико. Я не совсем здоров, уважаемый товарищ старший капитан.

К а п и т а н. А ты крепись, не болей.

В а л и к о. Валико Яшвили, разведчик.

К а п и т а н (отходит и издали оглядывает шеренгу). Идите сюда!

Савле выступил вперед.

Нет, нет, вот вы! (Показал на Мириана.)

Мириан выходит из строя и вытягивается.

Черные усы, конечно, красиво, но зачем эта бородища? Вы что, по случаю траура не бреетесь?

М и р и а н. Я хочу смерть отпугнуть, товарищ капитан!

К а п и т а н. Где вы видите смерть? Разве время умирать? Сегодня же сбрейте бороду, а то здешние девушки вас испугаются!

Мириан возвращается в строй.

Вы с дороги, вам надо в баню. Старшина!

В а ж а. Слушаю, товарищ капитан!

К а п и т а н. Отведете их в баню, а потом погрузите на корабль.

Ш а л в а. Так скоро?

А м и р а н. На голодный желудок какая баня. Я есть хочу, как волк!

В а ж а. Паек получили?

С е р г о. Пока сюда добрались, все съели.

В а ж а. Ты что, не солдат?

Ш а л в а. А что, у солдата желудка нет, желудка нет, да?

В а ж а. Солдат, если понадобится, две недели язычок от ботинка должен жевать и на этом продержаться.

К а п и т а н. Все понял, солдат? (Собирается уйти.)

М и р и а н. Товарищ капитан, одну минуту!

Капитан остановился.

Море выбросило труп немецкого солдата.

К а п и т а н. Вы что, боитесь мимо идти?

М и р и а н. При чем тут страх? Мертвый немец уже не тот немец. А покойника, кто бы он ни был, похоронить надо.

К а п и т а н (задумался). «Мертвый немец уже не тот немец. А покойника, кто бы он ни был, похоронить надо». Правильно. Пойдем, покажете дорогу!

М и р и а н. Направо! Шагом марш! Идут.

Ш а л в а. Может, труп немца заминирован? Что за народ, что за люди? Зачем туда идти? (Переходит в конец строя.)

НАШЛИ ВРЕМЯ ТАНЦЕВАТЬ

Опустилась стена. Входит Э м з а р, пишет: «Куда мы едем?» Слышен звон корабельного колокола.

Стена приподнялась. Палуба корабля. Вдали прожектора написали на небе огромный «Х». Слышны возгласы, крики. Голос: «Куда нас везут?» С о л д а т ы складывают на палубе ящики со снарядами и по лестницам спускаются вниз. С а в л е несет сапоги. С е р г о плохо себя чувствует, видимо, его укачало. Палуба почти опустела. М и р и а н, приподняв воротник, поеживаясь, ходит взад-вперед, кого-то ищет.

Э м з а р. Мириан! (Подходит к нему.) Ну что, узнал, куда мы едем?

М и р и а н. Ничего не узнал, Эмзар. Майя внизу?

Э м з а р. Да. Она в брюхе корабля. Никак не могу поймать ее одну.

Проходит С е р г о, прикрывая рот рукой.

(Ему вслед, напевает.) «Пароход идет-идет, качается!..»

С е р г о. Иди ты!.. (Убегает.)

Э м з а р. Достается бедняге!

М и р и а н. Пойдем поможем, а то как бы за борт не свалился!

Идут вслед за Серго. Слышится песня.

Выходят М а й я и В а л и к о.

М а й я. Отстань от меня, убери руки!

В а л и к о. Что случилось? У меня на руках колючки?

М а й я. Я никого не просила провожать меня. Это у царицы была свита, а мы простые солдаты. Как ты, так и я.

В а л и к о. Ты смотри, если меня обидеть, я беспощаден, так и знай!

М а й я. Сначала ты вчерашнее вспомни.

В а л и к о. А что вчера было?

Справа появляется А м и р а н и издали наблюдает за ними.

М а й я. Не помнишь?.. Кто ночью подкрадывался ко мне? Думаешь, я тебя не узнала? Ты уже совсем совесть потерял!

В а л и к о. Кто подкрадывался к тебе?

М а й я. Одолжи у кого-нибудь зеркало. Кто по морде получил? До сих пор видно. Еще легко отделался.

В а л и к о. Ты что, угрожаешь? Ничего, мы еще встретимся! (Уходит, по дороге зло оглядывается.)

А м и р а н (заиграл на пандури, подошел к Майе).

Майя берет у Амирана пандури и напевает, чтобы подразнить Валико. Амиран подпевает ей, победоносно поглядывая на Валико. Тот, махнув рукой, скрывается. М а й я прекращает петь, возвращает пандури Амирану и спускается по лестнице.

А м и р а н. Вот молодец! (Засмеялся.)

Шио, до сих пор издали наблюдавший за братом, тоже рассмеялся.

Чего ты смеешься?

Ш и о. Чудной ты, вот чего… хочешь игрой на пандури море, что ли, успокоить?

А м и р а н. А ты своими байками все пробавляешься?

Ш и о. У кого это байки, осел?

А м и р а н. Сам ты осел, даже хуже! Ах ты!

Братья начинают бороться: то один оказывается подмятым, то другой. Входит В а ж а.

В а ж а. Джибути! Джибути! (Старается разнять борющихся, но его тоже повалили.)

Теперь они все втроем катаются по палубе. Наконец Важе удается разнять братьев.

Это вы? А я-то думал, что это Джибути! Братья, корабль поломаете! Зачем ссоритесь, чего не поделили?

Ш и о. Ничего. Нам мешает старшина Важа Кобахидзе.

В а ж а. Может, не мешает, а помогает? Вы ведь братья, предупреждаю, если между вами встанет девушка, несдобровать вам.

А м и р а н. Это не твоя забота! (Закинул пандури за спину и направился к лестнице.)

В а ж а. Ты что днем, что ночью не расстаешься с этим пандури. Повенчался с ним, что ли?

А м и р а н. А я скорей от ружья откажусь, чем от пандури! (Уходит.)

В а ж а (к Шио). Ну как твои дела? Выучил до конца «Витязя в тигровой шкуре»?

Ш и о. Немного осталось, три строчки. Как будто тебя это интересует!

В а ж а. Почему бы и нет… Это тоже…

Показалась М а й я.

Ш и о. И она тоже интересует, да?

Важа смутился.

Что-то стало холодать…

В а ж а (ежится). Нет, мне не холодно… Майя, ведь правда, потеплело?

Ш и о. Да, тебе сразу теплее стало. (Спускается вниз.)

В а ж а (грозит ему пальцем). Хорошо, хорошо!.. (Оглядывается вокруг, оправляет одежду и подходит к Майе.)

Она, присев на ящик, читает письмо.

Ты что читаешь, оторвись, посмотри, небо какое! И небо и море как твои глаза!

М а й я. Избитые слова, скажи что-нибудь новенькое.

В а ж а. Тебе не страшно быть одной среди стольких парней?

М а й я. Нет.

В а ж а. Эта куртка очень идет тебе. (Дотрагивается до нее рукой.)

М а й я (отстраняется). Знаю.

В а ж а. Не сердись, а то скоро состаришься! (Вновь дотрагивается до нее рукой.)

М а й я (вскакивает). Что тебе от меня надо, дядечка?

Входят С е р г о, М и р и а н и Э м з а р.

В а ж а. Дядечка?!. Я думал, тебе холодно, дай, думаю, согрею…

С е р г о, М и р и а н, Э м з а р (запели).

В а ж а. К политзанятиям подготовиться! (Грозит им.) О, Джибути! Джибути! (Быстро спустился вниз.)

С е р г о. Разве сейчас будут политзанятия? Ой! (Прикрывает рот рукой.) Вах, что за напасть на меня, это море!

Майя подает ему таблетку.

Спасибо тебе, Майя! (Идет к спуску.) Вах, это проклятое море позорит меня перед всеми! (Уходит.)

М и р и а н тоже спускается по лестнице.

Э м з а р (подбрасывает в воздух котелок, ловит его, потом, глядя на Майю, запевает песню).

В морской пустыне, подобно райскому саду, расцвела девушка… Ту девушку звали Майей…

М а й я. Убирайся, болтун! Тебя еще тут не хватало!

Э м з а р. А я сразу в тебя влюбился, разве я виноват? Штыком распишемся на прикладе винтовки. Что, не хочешь? Бумага в наши дни ничего не стоит, девочка.

М а й я. Я уже не девочка, у меня муж есть.

Э м з а р. Так я и поверил. Ты не научилась еще врать, за это ты мне и нравишься.

М а й я. Я люблю одного человека, оставь меня!

Э м з а р. Возможно, голубка. Все кого-нибудь любят. Но, бывает, встречают кого-то получше и прежнюю любовь забывают. Что, твой герой красивее меня?

М а й я. И чего тебе в армии делать? Тебе больше подходит на мосту милостыню просить… Может, ты оставишь меня в покое?

Э м з а р. Покойный дедушка завещал мне: если тебе в жизни попадется что-то хорошее, хватай скорее, пока другие не схватили…

М а й я. Сейчас как врежу сумкой! Надоел!

Э м з а р. Сделай милость, век буду молиться на тебя.

М а й я. На что, на меня или на мою сумку?

Э м з а р. И на тебя и на твою сумку… На вас обеих…

М а й я. А если бы знал, что в сумке нет спирта, ты бы тогда так не ворковал, трепач.

Э м з а р. Спирт горит синим пламенем, а это цвет твоих глаз. Поэтому я и люблю его. А так — что спирт? Ну выпьешь, согреешься, забудешь горе, запоешь — и ничего больше…

М а й я. Когда дети дурачатся, еще можно терпеть, но когда взрослый парень кривляется, тошно становится.

Э м з а р. Мир не перевернется, если ты поднесешь мне сто грамм.

М а й я. Хороша же я буду, если каждому из вас стану подносить по сто грамм! А когда беда случится, кто вам поднесет?

Э м з а р. Поднесут. А ты вообрази, что меня уже ранили. Должна же ты на меня хоть немного спирту вылить? Вот и отдай сейчас мою долю, а то смотри заснешь, весь украду.

М а й я. Гром не из тучи, а из навозной кучи.

Э м з а р. Такому хорошему мальчику ты не дашь два глотка спирта? Я же не прошу ничего другого.

М а й я. О чем еще ты можешь просить, попрошайка несчастный?! С тобой по-человечески слово скажешь, а ты уже на голову садишься. Иди отсюда, пока цела твоя тухлая башка.

Э м з а р. Откуда ты знаешь, что она тухлая? Нюхала? (Делает вид, что рассердился, и поет.)

Это о тебе сказано! Не везет нам с тобой, мой пустой котелок. (Уходит.)

М а й я (смотрит ему вслед с жалостью). Что вас ждет?

На палубу поднимается М и р и а н, увидев Майю, подошел.

М и р и а н. Майя, случилось что-нибудь?

М а й я. Нет, ничего.

М и р и а н. А все-таки?

М а й я. Да ничего… Ничего не случилось.

М и р и а н. Тогда чего ты такая злая?

М а й я. Нахальные вы все. Осточертели со своими дурацкими комплиментами… Сыта я по горло вашей любовью, того и гляди подавлюсь.

М и р и а н. Что делать? Скучно ребятам, вот они и чешут языки.

М а й я. Нахальство это, вот что…

М и р и а н. Извини, я не хотел тебя обидеть. (Пошел, вдруг остановился.)

М а й я. Я не на тебя обиделась, а на других. Ну что стоишь? Собрался уходить, так иди!

Мириан пожимает плечами. Слышен гул самолета.

(Смотрит в небо. Вдруг оживляется и восторженно машет рукой.) Эй, эге-ге-гей!

М и р и а н. Ты чего так машешь рукой, как будто знаешь, кто сидит в самолете!

М а й я. А все равно… Это наш… он ведь нас сторожит! Если бомба в корабль попадет, то все потонем!

М и р и а н. Уж тебя-то обязательно спасу, я плаваю, как утка.

М а й я. Зато я совсем не умею плавать. Если ухвачусь за тебя, мы вместе потонем.

М и р и а н. Меня не потопишь…

М а й я (взглянула на него и, словно вспомнив что-то хорошее, улыбнулась. Потом вновь уставилась в небо). Ночью я видела сон. Меня мучила жажда. А я была в пустыне. Вдруг, откуда ни возьмись, появился один хороший парень и протянул мне хрустальный стакан с чистой водой.

М и р и а н. Это, наверное, был тот парень, что ждет тебя дома?

М а й я. Дома меня никто не ждет. Тот, кого ты имеешь в виду, тоже в армии. Закончил летные курсы, а еще он парашютист.

М и р и а н. Теперь все понятно. Может, это он сторожит нас? Нет, не нас, а тебя. Летает над твоей головой, чтоб никто тебя не обидел.

М а й я. Все может быть, все может быть…

М и р и а н. Гляди, летает… Если он сейчас увидит, что я стою около тебя, то сбросит бомбу прямо мне на голову.

Гул самолета постепенно утихает. Майя вновь взглянула на Мириана и задумалась.

М а й я. Да… Трудно… Где бы найти такого защитника, которому можно верить!

М и р и а н (помолчав). Майя, я могу ради тебя убить человека. Вернее, не ради тебя, а если кто тебя обидит. Пусть твой летчик тебя сверху оберегает, а я стану на земле защищать. Пока я буду рядом, можешь на меня рассчитывать. Но мы на войне, Майя, и не всегда я смогу быть рядом с тобой. (Достает из-за пазухи платок и повязывает Майе на голову.)

М а й я. Чей это такой красивый платок?

М и р и а н. Когда я уходил в армию, меня провожала сестренка. Нам нужно было перейти снежный перевал. Сестренка насильно сунула мне свой платок и сказала: «Завяжешь уши, если застанет буран». Она сейчас совсем одна…

К а п и т а н (входит). Уютное местечко вы нашли. (Дотронулся до платка Майи, потом посмотрел на Мириана.) Глядите, чтобы у меня без этого… Здесь вам не игрушки, здесь война!

М и р и а н. Товарищ капитан, насчет нас можете быть спокойны.

К а п и т а н. Ладно, верю, верю. Я пошутил.

М и р и а н. Верить-то верите, да не совсем. Вот скажите, куда мы идем? Мы что, с корабля бросимся и военную тайну выдадим рыбам?

На палубу поднялся Н и к о, уставился в небо.

К а п и т а н (Мириану). А что, вам интересно?

М и р и а н. Очень.

К а п и т а н. Идем на штурм Феодосии. Придет подкрепление, будем пробиваться вперед, чтобы ударить по оккупантам в Керчи с тыла. Вот вся наша военная тайна.

М и р и а н. Спасибо за доверие, товарищ капитан.

Нико направился к лестнице.

К а п и т а н. Кудаури, почему вы днем и ночью не снимаете с себя вещмешок? Что у вас там такое?

Н и к о. Ничего… Просто так…

К а п и т а н. А все-таки?

Н и к о. Так мне лучше… Теплее…

К а п и т а н. Странный человек… Ну ладно, ладно. (Улыбаясь, уходит.)

Н и к о. Чего привязываются? Я же сам таскаю этот проклятый мешок, а не они! (Уходит.)

М и р и а н (Майе). Это у него такая примета. Говорит, что так в спину пуля не попадет.

Появляется Э м з а р, в руках у него котелок.

Э м з а р. Ну что, попалась птичка, стой? Ты, я вижу, Мириан, заклинания читаешь, чтобы уберечь ее от дурного глаза?

М и р и а н (с доброй улыбкой). Отстань! (Шутливо ткнул его кулаком в бок.)

Э м з а р. Я-то отстану, но берегись Валико Яшвили, он тебя на дуэль вызовет… А знаешь, как он стреляет? Пах! Пах! Пулю в пулю сажает.

Показывается В а л и к о. На шее у него полотенце.

М и р и а н. Пусть боятся те, кого он напугал.

Э м з а р. Тебе видней… (Напевая, уходит. Увидел Валико, засмеялся.)

В а л и к о. Смеешься? А ты, случаем, не забыл, что я разведчик Валико?

Э м з а р. Я-то не забыл, а вот кое-кто позабыл. (Идет, покачивая котелком, и напевает.)

Ш а л в а (появляясь). Мириан, Мириан, командир тебя зовет. (Уходит.)

М и р и а н. Майя, а ты не пойдешь?

М а й я. Пока нет. Мне и здесь хорошо.

Валико подходит к ней.

М и р и а н. Майя, ты твердила, что все тебя изводят пустыми комплиментами. Люди говорят, что Валико ради тебя на все готов. Он парень красивый…

М а й я. Красивый-то красивый, но…

М и р и а н. Наш классик Илья Чавчавадзе сказал: «Красивая девушка и красивый парень, что еще нужно для любви!» (Пошел.)

В а л и к о. Эй, ты, храбрец! (Подзывает Мириана пальцем.)

Мириан останавливается.

Чего ты добиваешься, что пристаешь к этой девушке?

М и р и а н. А что, с ней уже разговаривать запрещено?

В а л и к о. Разговаривать не запрещено, а вот что ты все время в глаза ей заглядываешь? Она что, нравится тебе?

М и р и а н. Прекрасная девушка!

В а л и к о. Оставь ее, а то я тебя как кутенка вышвырну за борт.

М и р и а н. Не спеши, Валико, подождем до весны. Я не люблю зимой купаться. А тебя, если очень хочешь, искупаю. Ты же любишь обтираться холодной водой, так что холодное море тебе не повредит. (Улыбается.)

В а л и к о (спокойный тон Мириана несколько умерил его пыл). Нечестно отбивать девушку.

М и р и а н. Я отбиваю девушку? У кого это?

В а л и к о. Как будто не знаешь. Эту девушку люблю я!

М и р и а н. Никто не запрещает тебе любить ее.

В а л и к о. Ты что встаешь между нами? Майя моя, и, пока жив я, никому ее не отдам!

М и р и а н. Нет, Валико, Майя и не твоя и не моя. Да и не до этого сейчас.

В а л и к о. Жизнь коротка, надо спешить.

М и р и а н. Ты что, ребенок, не понимаешь? (Ушел.)

Валико отошел к борту корабля. На палубу поднимаются солдаты.

С е р г о (с винтовкой). Измучили меня эти железки.

А м и р а н (к Серго). Барабанщик, что тебе больше нравится: чистить ружье или дубасить по барабану?

С е р г о. Вах, ты еще спрашиваешь?

А м и р а н. Ну-ка, посмотрим, что у тебя в стволе — день или ночь?

С е р г о. Убери руку! День, ясный день. Как зеркало блестит. Я с этим ружьем ни днем, ни ночью не дам врагам покою!

А м и р а н (осматривает его ружье). Давай, давай, почисти еще немного!

С е р г о. Вах, разве и так оно не будет стрелять?

А м и р а н. А хорошо ты стреляешь?

Э м з а р. В пятиэтажный дом с двух шагов с закрытыми глазами попадает.

С е р г о (хватается за ружье). А ну-ка, стой, сейчас увидишь, как я стреляю!

Э м з а р убегает.

Если на другом берегу реки летит комар, я выстрелю, глаз ему выбью и живым пущу летать. Вот какой я стрелок.

Шио что-то записывает в блокнот. Савле чистит сапоги.

М и р и а н (возвращается). Амиран, у тебя, кажется, есть зеркало?

А м и р а н. Осколок.

М и р и а н. Дай, побриться хочу.

А м и р а н (ищет по всем карманам). Валико у меня взял. Раньше ты так часто не брился.

М и р и а н. А в Феодосии меня девушка ждет.

А м и р а н. Вот и возьми у Валико. Ему, наверно, уже не нужно.

М и р и а н. Ничего, потом побреюсь.

А м и р а н. Ну как, Шио, что говорит поэт о любви? (Кивает на Мириана.)

Ш и о. Любовь нас возвышает!..

А м и р а н. Это смотря какая… Люди ведь бывают разные…

М и р и а н. Нет, ты не прав — любовь бывает одна, а все остальное — грязь.

Ш и о (Мириану). Знаешь, а Майя очень хорошая девушка.

М и р и а н. В самом деле? Ты что, только сейчас понял?

Ш и о. Я хочу написать о ней повесть.

М и р и а н. Понятно, она тебе нравится как образ для повести.

Ш и о. И как образ и просто так. Такая девушка не может не нравиться.

М и р и а н. У этой девушки уже есть жених.

Ш и о. Откуда ты знаешь?

М и р и а н. Она мне сама сказала. Он летчик, так что берегись!

Шио что-то записывает.

А м и р а н (заглядывает в его записку и читает). «Война многое меняет. И любовь может прийти новая». Это твои собственные слова?

Ш и о. А то чьи же! (Стукнул брата.)

Мириан достает из внутреннего кармана маленькую книжечку и заворачивает в бумагу.

Что ты делаешь?

М и р и а н. Я комсомольский билет заворачиваю в пергамент. На море всякое может случиться. Хотите, вам тоже дам бумаги.

Около Мириана выстраивается очередь.

С е р г о. Я не комсомолец.

В а ж а (подходит к солдатам). Что тут происходит? В чем дело, ребята?

Ш и о и А м и р а н. Заворачиваем в пергаментную бумагу комсомольские билеты.

М и р и а н. С морем шутки плохи…

Савле тоже встал в очередь.

В а ж а. Хорошо, заворачивайте! Джибути!

Эмзар подбегает к нему.

Ты разве не комсомолец?

Эмзар кивнул утвердительно.

Ну и становись в очередь, только спокойненько. (Уходит.)

Появился Ш а л в а. Увидев, что люди стоят в очереди, тоже встал.

Ш а л в а. Что дают, что дают?

С е р г о. Картошку дают, уважаемый, картошку. Ты комсомолец?

Ш а л в а. Да.

С е р г о. Вот и стой в очереди!

По лестнице поднялся Н и к о и тоже встал в очередь.

Вах, дядя Нико, и ты? Разве ты тоже комсомолец?!.

Н и к о. Ты чего пристал? (Замахивается ружьем, но Серго ружьем же дает ему отпор.)

М и р и а н. Дядя Нико?! И у тебя есть комсомольский билет?!

Н и к о. Есть, а то нет!..

М и р и а н. Ну-ка покажи! Покажи, а то не дам бумаги. У меня ее мало.

Н и к о (достает из кармана шинели треугольное письмо). Вот мой билет!

М и р и а н (грустно улыбаясь). Что это, дядя Нико?

Н и к о. Лапа моего малыша. Обвели карандашом, чтобы я скорей возвращался. Смотрите, ребята, что я вместе с письмом получил! (Показывает.) Ему скоро год и десять месяцев будет.

Савле и другие солдаты с грустью рассматривают листок.

Вот это я и заверну…

Э м з а р. Эгей, что вы помрачнели? Кому любимая изменила, изменяй сам, заводи другую. Барабанщик Серго! Давай-ка хорошенько побарабань. Червонец не дам, на кой черт он тебе здесь сдался, а вот здоровенный сухарь подарю. По рукам?

С е р г о. Разве вам, чертям, откажешь? Только танцуйте, не ленитесь, а уж я подыграю!

Э м з а р (подает Серго котелок). Годится?

С е р г о. Ты что? Играть на этой закопченной железке? Мое достоинство не позволяет. Уберите!

Э м з а р. А пожарное ведро сгодится?

С е р г о. Давай! Главное, чтобы дно было крепкое.

Эмзар дает ведро. Серго начинает играть, солдаты в ритм хлопают. Все становятся в круг. Но танцевать никто не решается.

Эй вы, птенчики, у меня руки не казенные, танцуйте!

Солдаты подталкивают друг друга.

Э м з а р. Гей, Савле, пляши! (Вталкивает его в круг.)

С а в л е (неуклюже топчется). Я лучше поборюсь с кем-нибудь.

М и р и а н (Эмзару). Слушай, ведь лучше тебя никто не станцует! Ну давай!

Э м з а р (запел).

Э-эх! (Махнул рукой, вступил в круг, понесся в танце, но скоро устал.) Меня тут не шашлыками кормят, задохся, братцы. (Вышел из круга.)

С е р г о. Нашли бесплатного барабанщика и никто не хочет танцевать?

М и р и а н. Сам танцуй.

С е р г о. Ладно, так и быть. На, играй! (Передает ведро Эмзару.) Только не подводите меня, ребята! Хлопайте, хлопайте! (Широко раскрыл руки, покачиваясь, вошел в круг, несколько раз обошел его, приостановился посередине, вытянул шею, покачал головой и с улыбкой посмотрел вокруг. Пригласил к танцу Шио, тот отказался. Вдруг, рассердившись, остановился.) Братцы, если вы не хотите танцевать, то и у меня ноги не казенные!

М а й я. Играйте!

С е р г о. Ты будешь танцевать, голубка?

М а й я. Вы играйте!

Ребята запевают танцевальную песню, Майя плавно танцует. Вызывает Шалву. Тот в испуге отступает, опираясь на винтовку. Солдаты подталкивают его, Шалва собирается бежать. Майя останавливается.

С е р г о. Вах, что это за люди? Тебе хлопают, девушка приглашает к танцу, а ты отказываешься?

Ш а л в а. Нашли время танцевать. А если я не умею?

С е р г о. Что значит не умеешь? Что надо для танца? Прыгай в круг, расправь руки, улыбнись и шевели ногами, пройдись раза два по кругу! И кончим базар!

Ш а л в а (сделал вид, что прыгнул, потом прошелся по кругу и начал дрыгать ногами). Так хорошо, хорошо, да?

Валико выводит его из круга. Вновь запевают танцевальную. Шио приглашает Майю на танец.

А м и р а н. Давай соревноваться! (Входит в круг.)

Шио ласково подталкивает «соперника». Амиран танцует, поет и одновременно играет на пандури. Амирана сменяет Мириан. Валико не утерпел, оттолкнул Мириана и сам погнался за Майей. Запели другую танцевальную песню, более быструю. Лихо отплясывает Важа, потом выводит в круг Эмзара. Все увлеклись танцем. Савле пошел вприсядку. Слышится мощный гул самолета. Вся палуба мгновенно застывает.

К а п и т а н. По местам! Приготовиться!

Солдаты разбегаются по местам. Гул самолета усиливается. В небе скрестились прожекторы. Валико и Мириан стоят лицом к лицу.

М и р и а н. Ты что уставился, не узнаешь?!

В а л и к о. Пока нет. Уже начинается. В бою, надеюсь, узнаю поближе!

Звонит палубный колокол. Слышен бешеный бой барабана, который переходит в грохот боя. Постепенно все затихает и наступает тревожная тишина.

Опускается стена, и взволнованный Савле пишет на ней: «Боже, есть ли ты где-нибудь?» Слышны стоны раненых:

— Ой, мама, помогите!

— Сюда бегите, сюда!

— Куда бежите, кругом фрицы!

— Не могу больше! Все равно не выживу, сделайте божескую милость, пристрелите!

— Майя, где ты, Майя-а-а!..

— Амиран! Амиран, братец мой!

— Воды!

— Не давайте ему воды, он ранен в живот!

— Ребята, старшина Кобахидзе подбил три танка!

— Вперед, вперед!

— Куда идти, кругом фрицы?!

Все грохочет, стонет.

«Горбатый» Нико мечется в разные стороны, не зная, куда спрятаться. Наконец нашел укрытие.

Э м з а р. Нико, ау, Нико, высуни голову! Ты ранен? Скажи хоть что-нибудь!

Н и к о (показывает фотокарточку). Старшему нет и четырнадцати, а младшему неделю назад исполнилось год и десять месяцев… Птенцы… Что с ними будет? (Перекрестился.)

Э м з а р. Пошли!.. Ты знаешь, что там творится?

Я СТРЕЛЯЮ В БОГА

Стена поднимается. Ни зги не видно. Постепенно начинает светать. Из темноты, как тени, появляются с о л д а т ы с котелками в руках и выстраиваются около В а ж а, который наливает каждому суп и дает по маленькому кусочку хлеба.

М и р и а н (стоит самым последним). Дядя Нико, ты Майю не видел?

Н и к о. Утром видел, перевязывала раненых.

М и р и а н. Утром… Это когда было, сто лет назад?!

Все, кроме Мириана, получили свой паек. Солдаты присели. Мириан протянул свой котелок Важе. В это время появился С а в л е.

С а в л е (кричит). Мириан!

М и р и а н (обернулся). Что тебе, Савле?

С а в л е. Мириан, объясни мне, что происходит на белом свете?

Мириан махнул рукой и вновь повернулся к Важе.

У-ух! Разве это жизнь?! (Побежал, потом вдруг остановился и начал стрелять из автомата.)

М и р и а н (подбегает к Савле). Савле! Остановись!

С а в л е. Не бойся я в небо стреляю, в небо!

М и р и а н. В кого же метишь, в небеса? В темную ночь как в копеечку?!

С а в л е. Я стреляю в бога, Мириан! Если бог есть, то куда же он смотрит? Сошел бы с небес да посмотрел, какой тут ад творится!

М и р и а н. Нет на небе бога, бог здесь — на земле! (Сажает Савле рядом с собой. Потом берет у Важа для него и для себя паек. Ставит котелок перед Савле.)

Важа наполняет свой котелок и садится среди солдат. Все молча едят. Слышен лишь звон ложек.

В а ж а. Сегодня старый Новый год.

С е р г о. Неужели в этой проклятой войне не бывает выходных хотя бы под Новый год?!

Э м з а р. Может, ты хочешь еще и новогоднюю елочку в подарок от фрицев?

Ш и о (входит встревоженный с котелком в руках). Амиран!

Молчание.

Ребята, моего брата не видели?

Все переглядываются, опускают головы, перестали есть.

Разведчики не вернулись?

Пауза. Появился В а л и к о.

Ты один вернулся?

Валико махнул рукой.

Где Амиран? Где мой брат?

В а л и к о. Не знаю.

Ш и о. Вы же в разведку вместе пошли?!

В а л и к о. Да, вместе пошли… Но… Не знаю… Мы попали в такое пекло… ни черта не знаю…

Ш и о. Амиран, братик мой!.. (Роняет котелок. Обезумев от горя, садится.)

Нико берет его котелок, наливает суп и ставит перед ним.

Шио сидит не двигаясь. Тяжелое молчание.

Н и к о. Шио! Шио, ешь, парень, ешь!

Солдаты продолжают есть. Шио сидит окаменев.

Э м з а р. Бросили нас тут на произвол судьбы… Чем они думали, головой или чем?.. К чертовой матери всех!

Ш а л в а. Молчи ты лучше! Молчи!

С е р г о. Все «молчи» да «молчи». Я уже задыхаюсь от этого молчания!

Э м з а р. Хочешь, беги и скажи начальству!

В а ж а. Что поделаешь, ты прав, но ведь знаешь…

Э м з а р. Нет уж, лучше скажу, а то еще взорвусь! Я согласен воевать до последнего вздоха! Но так нельзя! Что же дальше?! Я не могу больше! (Закричал песню.)

…Ребята!

Никто не отвечает.

Ребята! (Разрыдался. Бежит и кричит.) Эй, где вы, ребята?! Эй, вы, ребята, закопанные в снегу! Люди, что вы делаете?!

В а л и к о (кинулся за ним). Замолчи, Эмзар! Замолчи!

М и р и а н. Слезами горю не поможешь, не кричи!

Появляется М а й я.

М а й я. В окопах много раненых. (Эмзару.) Я там перевязки делала, а ты здесь…

Э м з а р. Ты знаешь, сколько земляков погибло на моих глазах? Если вернусь домой, что скажу их матерям?

М а й я (берет свой котелок, садится рядом с солдатами). Говорят, все дороги перерезаны… Кругом немцы… Господи, что с нами будет? (Закрывает лицо руками.) Простите меня.

Э м з а р. Ты нас прости, Майя… Но что мы можем?

М и р и а н. Мы будем сражаться до последнего вздоха!

Н и к о. Успокойся, дочка. Ты станешь известным доктором, и я к тебе приду лечиться… успокойся!

В а л и к о (Майе). Капитан жив?

М а й я. Я видела его только что, он шел сюда.

Появился А м и р а н.

А м и р а н (играет на пандури и поет).

Ш и о. Амиран, братик! Ты жив? (Бежит к нему.)

А м и р а н. Шио!

Обнимаются. Другие солдаты обступают их.

Ш и о (осматривает брата с ног до головы). Где же ты был, осел несчастный? (Ударяет его.)

А м и р а н. Сам ты осел!.. (Накидывается на Шио.)

Братья лупят друг друга.

М и р и а н (разнимает их). А правда, где же ты был, Амиран?

А м и р а н. Кругом так рвались бомбы, что я готов был в землю головой уйти, только бы сбежать из этого ада! Три раза что-то в спину крепко стукнуло. Думал, пришел мой конец, да не тут-то было! Оказывается, это не архангел Гавриил стучался, а комья земли меня засыпали! (Берет пандури и поет Майе.)

Входит к а п и т а н. Пауза.

К а п и т а н (оглядел всех). Ты вернулся, Яшвили? Что нового скажешь?

В а л и к о. Ничего хорошего. Штаба полка уже не существует. Все дороги перерезаны. Одним словом, батальон в мешке… Кругом фашисты.

К а п и т а н. Да какой же мы батальон? Нас осталось всего горсточка.

Н и к о. А вы говорили, что нам на помощь придут большие соединения…

Э м з а р. Мы уже давно одни в тылу врага.

Ш и о. Где же подмога, товарищ капитан?

К а п и т а н. Новый десант перебросить не удалось. Порт в Феодосии замерз.

С е р г о. А по воздуху?

К а п и т а н. Не знаю. Все мы солдаты. Что нам было приказано, то мы и выполнили честно. Дрались, не щадя себя. И дальше будем драться, пока рука держит винтовку. Вы все видите, что помочь нам некому. Мы теперь должны рассчитывать только на свои силы. Сегодня ночью мы любой ценой должны выйти из окружения, не то все погибнем, или еще хуже… Лично я предпочитаю умереть, чем попасть в плен. Выбирайте!..

В а л и к о. Проверяете нас?

К а п и т а н. Нет. Где нет доверия между людьми, там все рушится. Я уже не ваш командир… Батальона не существует. Я хочу составить отряд, чтобы партизанить в горах. Отряд добровольцев. Я обещаю ни в кого не стрелять, если только вы не выступите против отряда. Горы и лес отсюда в пятнадцати километрах. Кто идет со мной, пусть поднимет винтовку!

Все поднимают винтовки. Амиран поднял и пандури.

Спасибо! Отныне оружием будем добывать хлеб наш насущный!

А м и р а н. Товарищ капитан, танки!

К а п и т а н. Приготовить противотанковые гранаты! За мной!

С о л д а т ы с гранатами убегают. Слышен грохот разрывов. Опускается стена. Шио пишет на ней: «Оружием нашим…»

Я НЕ ИМЕЮ ПРАВА ДАЖЕ УМЕРЕТЬ?

Стена поднимается. Видна полуразвалившаяся хижина.

Входят усталые с о л д а т ы. В а л и к о тащит носилки, другие несут ящики разных размеров. У С е р г о на спине пулемет.

С е р г о. До каких пор мне это таскать?! (Бросает пулемет прямо на дорогу.)

В а ж а. Эй ты, барабанщик! Убери пулемет с дороги, дай нам пройти!

С е р г о. Не ишак же я, в конце концов! Я устал! Дайте хоть передохнуть, не могу больше тащить!

С а в л е. А что, только я один должен таскать? Меня с пулеметом не венчали!

С е р г о. Да я не отказываюсь, просто не могу больше, устал.

М и р и а н. Нес ведь до сих пор, ну и еще немного понесешь!

С е р г о. Тогда давай я поменяюсь с Валико.

В а л и к о. А ну-ка возьми пулемет, а то так тебя отделаю, что даже твоему барабану будет завидно!

Серго оттаскивает пулемет. Солдаты останавливаются передохнуть.

(К Серго.) Что это ты затеял?

С е р г о. Отвяжись ты, а то сейчас как двину!

Э м з а р. Хватит, кончайте! Вон ребята уже нас догоняют, услышат.

С е р г о. А ну их… и тебя вместе с ними!

Ш и о (входит и сбрасывает с себя ящик). Не ругайся, парень! Хоть девушки постесняйся!

С е р г о. Какая же это девушка, это уже свой брат!

К а п и т а н (подошел). Устали, ребята?

С е р г о. Пулемет-то из железа, а не из ваты.

К а п и т а н. Хорошо, отдохните. Только немного, а то потом труднее будет идти. Можно закурить.

С е р г о. Было бы что курить.

Все легли, братья — рядом.

С а в л е (развалившись). Товарищ капитан, а нельзя нам здесь поселиться?

К а п и т а н. Нет, для партизанского отряда эта местность неподходящая. Но запомните эту избушку. Если нас рассеют, здесь будет партизанская явка. Тут будем ждать вестового из отряда.

А м и р а н (к Шио). Хоть сейчас дай курнуть.

Ш и о. Где я напасусь табаку, ты его понапрасну изводил?

Амиран отбирает у Шио цигарку.

Э м з а р. Савле, что это ты опять устроил, а?

С а в л е (на одной ноге у него сапог, на другой — чувяк). Да у меня один сапог опять износился и… вот пришлось…

Э м з а р. Ты смотри в таком виде не отправься на тот свет, а то трудно тебе там придется.

С а в л е. Скажешь тоже. Как будто там не все равно?

Шио что-то записывает в блокнот.

Э м з а р. Черти в аду схватят тебя за ту ногу, которая в сапоге, и потянут к себе, а ангелы в раю — за ту, которая в чувяке. И разорвут тебя пополам.

Савле махнул рукой.

М и р и а н (лежит вблизи от Майи). Эмзар, в каком Евангелии вычитал ты эту притчу?

Э м з а р. Евангелие тут ни при чем, у меня своего ума палата.

В а ж а. Эх, натерпишься ты со своим умом!

Э м з а р. В день страшного суда в рай попадут только те, кто в чувяках, а остальные все в ад. Из нас только Савле в рай попадет, и то одной ногой.

С е р г о. Эх, приеду домой, напьюсь, наемся, как бык, завалюсь в постель и буду спать девять суток подряд.

Н и к о (полусонным голосом). И чего вы столько болтаете? Помолчите.

Валико играет на свирели-саламури.

Тебе именно сейчас приспичило играть, да?

Входит Ш а л в а с тяжелым грузом. Он еле дотащился.

Ш а л в а. Отдыхаете, да, отдыхаете? Совести у вас нет! Я только после болезни, больше не могу! (Сбросил груз между солдатами.) Пусть кто-нибудь другой теперь тащит!

К а п и т а н. На войне нет легких грузов. Пока мы живы, все должны нести поровну.

Ш а л в а. Вот и пусть другие несут теперь, другие! (Садится поодаль.)

М и р и а н. Майя, что ты все время в небо смотришь? Забыл он тебя!

Слышен гул самолета.

К а п и т а н. Не стрелять! Ложись!

Мириан накрыл Майю своей плащ-палаткой. Все легли, только Шалва сидит и следит за самолетом. Гул постепенно утихает. Солдаты привстали.

А м и р а н. Слава богу, пронесло.

Н и к о. Он над нами пошутил, гад!

М и р и а н (тормошит Савле). Савле! Савле!

Н и к о. Может, умер?.. Савле!..

В с е. Савле! Савле!

С а в л е (привстал). Чего вам? (Пауза.) Случилось что?

С е р г о. Да он, оказывается, спал!

С а в л е. От голода умираю, хоть вдоволь выспаться дайте! (Снова лег.)

Эмзар грызет свой ремень.

С е р г о. Нико, ты человек или Иуда? (Показал на Эмзара.)

Н и к о. Чего пристал?! Дай отдохнуть!

С е р г о. А ну доставай из мешка, что у тебя там. Не умирать же нам с голоду!

Н и к о. Война! Никто не знает, что будет с нами завтра!

В а ж а. Вот предусмотрительный человек!

Н и к о. Теперь все умные.

В а ж а. Что же делать, столько умников развелось!

С е р г о. Нашли время об уме рассуждать, чудаки вы, ей-богу! Уже сейчас хуже некуда. Не люди вы, что ли? Есть не хотите? Не хотите есть?!

Н и к о. Не хотят они. Не приставай к ним, отвяжись!

Ш и о. Дядя Нико, дай хлебушка!

Н и к о. Ну вот! И этот голос подал.

М и р и а н. Не скупись, дядюшка Нико, давай!

Н и к о. И этому приспичило.

Э м з а р. Нико, а Нико! Подай Христа ради!

Н и к о. И ты с ними заодно?

С а в л е (дремлет, но руку протягивает). Если даешь, давай скорей!

Н и к о. Эти люди с ума меня сведут!

К а п и т а н. Раздавай, раздавай, Кудаури!

Н и к о. Для вас же таскаю, черти, не для себя!

Солдаты обступили Нико.

(Раздавая сухари.) Не всё сразу глотайте, хоть немного сохраните про запас! (Амирану.) Твою долю брат забрал, иди к нему! (Подносит Серго сухарь.) Разве мне для вас жалко? Я хранил про черный день. На войне ведь мы! (Садится на свое место и тоже принимается грызть сухарь.)

Амиран догрызает свой сухарь.

Ш и о (Амирану). Ты что делаешь? Это же НЗ! А ты все слопал!

А м и р а н. Я хочу есть сегодня, чего мне ждать до завтра?! Может, завтра меня убьют.

М и р и а н. Дядюшка Нико, что, вкусно? Ребята, посмотрите на дядюшку Нико! Грызет, как мышь.

Все от души смеются.

Н и к о (смеясь). Дай бог тебе здоровья, Серго!

Пролетел самолет. Все, продолжая смеяться, следят за ним.

С е р г о (провожая взглядом самолет). А ну тебя к чертовой матери! Дай хоть сухарик спокойно погрызть!

Все от души смеются. Просвистела пуля. Солдаты продолжают смеяться. Шалва вдруг привстал, покачнулся и упал. Солдаты не сразу это заметили.

М и р и а н. Шалва, ты что?

В с е. Шалва!

Обступили его.

К а п и т а н. Он ранен!

М а й я. Шалва! Подай голос!

Ш а л в а. Отстаньте… Не дают даже спокойно помереть…

К а п и т а н. На гору Карабурун трудно будет поднять раненого. Придется осторожно перенести его в деревню и оставить там в надежной семье. Товарищ Канделаки, если послать с вами Яшвили, вы справитесь с этим делом? Заодно и местность разведаете.

Мириан и Валико подходят с носилками к Шалве.

М а й я. Товарищ капитан, а нельзя еще кого-нибудь мне взять с собой?

Эмзар рукой показывает: я, мол, с тобой пойду. Но Майя на него не обращает внимания.

Вот хотя бы… Мириана Коберидзе.

В а л и к о. Не много ли будет? С разведкой я сам справлюсь.

М и р и а н. Что касается разведки, возможно, но для носилок нужен второй.

К а п и т а н. Да, кроме того, нужен еще человек для безопасности. (Смотрит карту.) По этой тропе доберетесь до деревни. Надо установить связь с местным населением. Старшим будешь ты, Яшвили. Выполните задание, сразу же разыщите нас! Мы будем на горе Карабурун.

Шалву укладывают на носилки. Капитан накрывает раненого своей плащ-палаткой. Ребята прощаются с уходящими.

(Отдает Мириану свой автомат и берет его винтовку.) Будьте осторожны, Мириан!

С е р г о. Майя, надеемся на твою светлую звезду! (Обнимает ее.)

Безмолвно обнимают Майю Амиран и Шио. Эмзар грустно напевает. Савле протягивает ей фляжку. Майя расцеловала его.

Н и к о. Ну, дочка! (По-отечески обнимает ее.)

В а ж а (Майе). Счастливого пути, не забывай «дядечку»!

Майя козырнула капитану. Капитан знаком показывает, что козырять не надо.

Э м з а р (грустно насвистывает, глядя на Майю). Кто в лес идет, кто в деревню — такова судьба. Сердце разрывается на части. Эх! «Идет война народная, священная война…»

Н и к о. Осторожно, дети мои, осторожно!

Мириан и Валико несут Шалву на носилках. Майя идет рядом. Остальные их провожают. Чувствуется боль разлуки.

Опускается стена. Выходит В а л и к о и пишет: «Разве нам нечего делить?»

ХЛЕБ, ЗАМЕШАННЫЙ НА СЛЕЗАХ

Стена поднимается. Дом. На стене висят часы без стрелок, однако они работают. В одном углу — печка, в другом — иконы. Около печки стоит самовар. Чуть светит фитилек коптилки.

Н а д е ж д а (молится). Господи, не забывай человека, создание твое! Господи, покарай врага твоего и человеческого — окаянного Гитлера.

Слышен стук в дверь.

(Взяла светильник, подошла к двери.) Кто там?

Г о л о с В а л и к о. Матушка, ради бога, откройте дверь! Мы — красноармейцы.

Н а д е ж д а (открыла дверь). Входите скорее.

Входят В а л и к о и М и р и а н.

В а л и к о. Здравствуйте, бабуся!

М и р и а н. Мир дому сему!

Н а д е ж д а. Немец-то далеко русских прогнал?! Вы откуда будете?

В а л и к о. Из лесу пришли. Нашего товарища ранили, надо оставить его в надежном месте до выздоровления. Мы знаем, это трудно. Если вы не сможете его принять, скажите прямо.

Н а д е ж д а (задумалась). Несите его сюда!

Ребята вносят Ш а л в у, следом за ними входит М а й я. Надежда указывает им на другую комнату. Все выходят. Возвращается В а л и к о со свечой в руках.

М и р и а н (входя следом за ним). Видать, строгая, но добрая женщина!

В а л и к о. Нам повезло, что мы наткнулись на этот дом.

М и р и а н. Надо уходить до рассвета. Интересно, который сейчас час?

В а л и к о (подносит светильник к часам). Ничего не поймешь, часы без стрелок.

Вошла М а й я и подошла к самовару. Греет руки.

М и р и а н. Как он себя чувствует?

М а й я. Температура спала, но все-таки бредит. Я сделала ему перевязку. Он, кажется, заснул.

Н а д е ж д а. Сахара у меня нет. Корову немцы зарезали, так что и молочком угостить не смогу. Кто хочет горячей водой желудок согреть, пожалуйста.

Гости наливают в кружки кипяток из самовара и пьют.

У меня есть немного хлеба. (Вынимает из лоскутьев кусок хлеба и делит на троих.) Рада видеть людей в своем доме.

М и р и а н. Сто лет не ел домашнего хлеба. Дай тебе бог, мамаша. Какой вкусный хлеб ты печешь.

Н а д е ж д а. Вот до войны ты бы попробовал моего хлебушка… А теперь… Вместо соли слезы подмешиваю…

М а й я. Слезы матери хлебу не во вред.

М и р и а н. Я только теперь понял, в чем самое большое счастье для человека… В кусочке теплого домашнего хлеба.

М а й я. Почему человек должен винтовкой защищать это счастье? (Задумалась.)

В а л и к о. Мамаша, как вы узнаете время по этим часам, они ведь без стрелок?!

Н а д е ж д а. Кому нужно это время? А часы мне тут тикают. Ладно так, хоть с ними иногда поговоришь. Тикают, бормочут, все-таки какой-то звук в доме.

В а л и к о. Мамаша, а где ваши родные?

Н а д е ж д а. Как началась война, сыновей сразу в армию взяли. Невестка — медсестра, она тоже с ними ушла. Пять месяцев ничего о них не знаю — живы, нет ли…

М и р и а н. Живы, живы. Письмо-то прислать они сейчас не могут!

Н а д е ж д а. Дай бог тебе здоровья.

Слышен лай собаки. Ребята схватились за автоматы.

Во всем селе одна эта собака осталась. Остальных фрицы поубивали. Не бойтесь, она лает даже на собственную тень.

В а л и к о. Что у вас делается сейчас в деревне, мамаша?

Н а д е ж д а. Да чему хорошему быть при немцах…

Вдруг раздается душераздирающий вопль: «Хайль Гитлер! Смерть всем! Тррр!»

В доме насторожились.

На авансцене появляется босая, растрепанная и оборванная д е в у ш к а. Она то смеется, то плачет, то поет, то танцует, то вдруг грозит кому-то. Девушка замерла, с испугом уставилась на что-то. Вдруг упала точно подкошенная, потом села и поползла назад, вновь уставилась на что-то, замахала руками над головой и закричала: «Нет! Нет! Нет! Люди, помогите!» Повалилась на спину, раскинула руки. Некоторое время лежит неподвижно; вскочила словно кошка, что-то вскрикнула, странно засмеялась, затанцевала, резко села, тотчас вскочила и вытянула руку в фашистском приветствии, пошла чеканя шаг и выкрикивая «Хайль Гитлер! Хайль Гитлер! Хайль Гитлер!»

М а й я. Кто это?

Н а д е ж д а. Да наша девчонка, деревенская… Была красавица, умница… Шестнадцать лет всего… Фашисты испортили… целая рота… Чтоб им гореть вечным огнем на том и на этом свете!

М а й я. Несчастная.

Н а д е ж д а. С тех пор она что живет, что не живет… Ходит по ночам, кричит… Эх, люди, люди, до чего докатились! А может, мы сами во всем этом виноваты?

М и р и а н. Может быть.

Н а д е ж д а. Эх вы, пороть вас мало!

Ребята с удивлением смотрят на нее.

Почему ушли наши? На кого нас покинули? Только на бога теперь и надеемся… Сами удрали, а нас бросили!.. Не обижайтесь, ребятки. Иногда такая злоба берет, что готова кричать на весь белый свет. Ну ладно. Поспите немного. Девушку я с собой положу. (Указывает Майе на другую комнату. Мириану.) Пойдем, принесем сено для вас. Коровы все равно нет, не для кого хранить. (Выходит с Мирианом.)

М а й я идет к раненому. Н а д е ж д а и М и р и а н вносят сено, завернутое в плащ-палатку.

М и р и а н. Вот господь бог учит: потом своим добывай хлеб свой насущный.

Н а д е ж д а. Да, сынок! Господь мудр, надо слушаться его. (Вглядываясь в Мириана.) Ты сейчас похож на Христа… Да, очень похож…

В а л и к о (с улыбкой). Христос-комсомолец!

Н а д е ж д а. Хорошие вы, ребятки. Сейчас молодежь пошла, не верит ни в бога, ни в черта, поэтому и отяжелела земля от греха. И война оттого началась. Все вы такие теперь стали ученые, бог вам не нужен. Ученье свет… А без веры тоже нельзя… Один сатана ни во что не верит… Если душно, откройте ставни, не бойтесь. Я посторожу.

В а л и к о. Спокойной ночи, мамаша!

Надежда кивнула.

М и р и а н. Как вас зовут, мамаша?

Н а д е ж д а (махнув рукой). Надя. Надежда Григорьевна Фиалкова. (Вышла.)

М и р и а н. Лучше откроем ставни. (Открывает.)

Лунный свет заливает комнату. Входит М а й я. Кружкой зачерпнула воды из ведра и вышла. Мириан и Валико проследили за ней взглядом.

В а л и к о. Ты чего молчишь?

М и р и а н. А что говорить? (Стелет шинель.)

В а л и к о. Разве нам с тобой нечего делить?

М и р и а н. А что делить? Ни поля, ни виноградника. Земля давно колхозная. А оружие и патроны у обоих есть.

В а л и к о. Ты мне тут зубы не заговаривай! Думаешь, ты один хочешь погреться около девчонки?!

М и р и а н. Нас послали не за этим!

В а л и к о. А я вот чихать хотел! Ты здесь третий лишний. Отдохни до утра и собирай свои манатки. Дорогу и один найдешь, авось не заблудишься.

М и р и а н. А вы с Майей здесь останетесь?

В а л и к о. Да, на пару денечков… Девчонка посмотрит за раненым, а я схожу в разведку. Я же, в конце концов, партизан. Может, взорву где-нибудь немецкий склад.

М и р и а н. Мы втроем сюда пришли, втроем и уйдем.

В а л и к о. Нет, ты один уйдешь! Так надо для дела… Ты сообщишь все в отряд.

М и р и а н. Это приказ старшего или просьба товарища?

В а л и к о. Могу и приказать, если хочешь.

М и р и а н. Валико, я тоже не любитель кривить душой. Я поклялся убить каждого, кто посмеет обидеть Майю.

В а л и к о. Чего ты рыпаешься? Можем и из одного котелка похлебать…

М и р и а н. Что ты несешь?! Майя для меня святыня!

В а л и к о. Еще скажи, что ты не трогал ее. Так и поверил! Я не спятил!

М и р и а н. Вот именно, что ты спятил.

В а л и к о. Чего же ты ждешь? Чего с ней цацкаешься? Нынче мы здесь, а завтра черт его знает где будем. Земля нам все грехи простит.

М и р и а н. Земля ничего не прощает, земля только хоронит.

В а л и к о. Приласкать бабу — не грех, а благое дело.

М и р и а н. Я еще раз повторяю: того, кто обидит Майю, убью! Даже брата родного не пощажу! У нее есть жених.

В а л и к о. Уж не ты ли?

М и р и а н. Нет.

В а л и к о. Может, это твой родственник?

М и р и а н. Кто есть, тот и есть.

В а л и к о. Я тебе вот что скажу. На девчонке, которая таскалась по окопам, все равно ни один парень не женится. Она сама это понимает. А ты просто дурак, раз думаешь, что в этом пекле может уцелеть чистая любовь. Утром иди в отряд, а через пару дней я приведу ее и сообщу тебе, что это за ангел.

М и р и а н (присел на постели). Вместе мы пришли, вместе и вернемся. Может, ты думаешь, что я стреляю хуже тебя? Смотри, если не бросишь дурить, пожалеешь. (Миролюбиво.) Ты, наверно, просто от бессонницы одурел, сам не знаешь что говоришь. Спи давай. (Ложится.)

В а л и к о (подошел к постели). Завтра я иду взрывать немецкий склад. Пойдешь со мной?

М и р и а н. Посмотрим, до утра много времени. Ты чего не ложишься?

Валико снял сапоги, выронил свирель, поднял ее и положил на вещмешок. Мириан взял свирель и поиграл в знак примирения. Валико выхватил у него свирель, спрятал ее и лег на постель. Ворочается, не может уснуть.

Что ты все ворочаешься? Спи!

В а л и к о. А ты чего не спишь?

М и р и а н. Когда очень устану, никак заснуть не могу.

В а л и к о. Мне тоже не спится. (Берет в руку револьвер и направляет дуло на Мириана.)

М и р и а н. Валико, ты что, все еще мне не веришь? Не сомневайся. У меня даже оружия в руках нет. А если бы твоя сестренка оказалась в положении Майи? А? И солдаты стали бы глазеть на нее? Тебе это понравилось бы?

В а л и к о. У меня нет ни сестры, ни брата.

М и р и а н. Человек, который не знает, что такое любовь к братьям и сестрам, не умеет поделиться с другим миром и солнцем, такому кажется, что все на свете принадлежит только ему.

В а л и к о. Слушай, не философствуй посреди ночи!

М и р и а н. Ладно, давай спать. Ты неплохой парень, но что-то в тебе есть такое… До возвращения в отряд я тебе брат, понял? А может, и потом тоже… Так, оружие у тебя наготове, если кто нападет, ты будешь стрелять первым… Вся надежда на тебя… Только не стоит так держать револьвер. Заснешь, случайно заденешь курок… Оружие ведь чертова игрушка, раз в год само стреляет…

Валико опустил револьвер.

Ты хороший парень! Спокойной ночи!.. Кто первый до утра заговорит, оштрафуем! Ладно, спим.

В а л и к о (вдруг вскочил и начал одеваться). Тоже мне Христос двадцатого века с комсомольским билетом! Святой на мою голову нашелся…

М и р и а н. Если бы Христос оказался на моем месте, еще не известно, остался ли бы он святым. Куда ты идешь, Валико?

В а л и к о. Дело есть. Пойдешь со мной?

М и р и а н. В разведку?

В а л и к о. На кой черт мне сдалась разведка? Думаешь, я шучу? Есть мысль взорвать немецкий склад.

М и р и а н. Самолюбие свое хочешь потешить?!. Ты не забыл, что тебя назначили старшим?

В а л и к о. Трус!

М и р и а н. Вернемся в отряд, там видно будет, кто трус, а кто нет. Я не хочу бессмысленно рисковать и тебе не советую. Ты просто смерти ищешь. Пока и склада-то нигде не видно, да и взрывчатки у тебя нет…

В а л и к о. Достану! Пойдешь со мной? (Прячет свирель за голенище сапога.)

М и р и а н. Нам с Майей нужно сперва вернуться в отряд.

В а л и к о. Трус ты, трус!..

Мириан ударяет его. Валико падает, но вскакивает и бьет Мириана. Тот валится на постель.

Плохо ты меня знаешь. Я хозяин своего слова. Сказал — значит, все! (Бежит.)

М и р и а н (хватает автомат). Стой, стрелять буду!

В а л и к о (остановился, подставив грудь). На, стреляй!..

М и р и а н. Ты ведешь себя как капризный ребенок. Забыл, что мы солдаты и себе не хозяева? (Кладет автомат и подбегает к Валико.) Валико, прошу тебя как человека, не ходи.

В а л и к о. Я все равно сделаю, что задумал! Одному мне даже лучше — полная свобода действий.

М и р и а н. А, на одном фронте не выгорело, бросился на другой?

В а л и к о. Это ты ухватился за юбку, тебе больше ничего не надо!

М и р и а н. Подумай, Валико!

В а л и к о. Сюда я не вернусь. Приду в отряд или к той хижине… Вы еще услышите обо мне… (Идет.)

М и р и а н (бежит за ним). Слушай, я тебя прошу! Валико, Валико!.. (У дверей.) А с Майей? С Майей ты не попрощаешься?

В а л и к о (застыл на мгновенье). Поцелуй ее вместо меня.

М и р и а н. Не могу… Я ведь тоже упрямый. Я ее и сам-то не целовал, а твой поцелуй стану передавать? (С досадой махнул рукой, отвернулся.)

Пауза.

В а л и к о. Что с тобой, черт тебя возьми-то совсем! (Трясет Мириана.) На всякий случай запомни: я из Тбилиси, улица Грибоедова, двадцать, новый дом. И прости, если чем тебя обидел…

М и р и а н. Валико, не уходи, Валико!..

Валико протягивает ему свирель. Обнимаются. Валико собрался уйти.

Н а д е ж д а (входит). Уходишь, сынок? Разве уже пора?

В а л и к о. Я должен идти.

Н а д е ж д а. Берегись! В прошлую субботу они одного поймали в лесу и там же повесили.

В а л и к о (обнял ее). Не бойся, мамаша, всех не перевешают! (Резко поворачивается и убегает.)

Мириан поспешно одевается.

Н а д е ж д а. Ты что, тоже уходишь, сынок?

М и р и а н. Да, надо идти.

М а й я (входя). А где же Валико?

М и р и а н. Да он заладил, что хочет немецкий склад взорвать. Мы тоже должны идти. Скорей!

Майя выносит вещмешки из другой комнаты.

М а й я. Больного оставляем на вас, бабуся!

М и р и а н. Уж постарайтесь.

Н а д е ж д а. Не беспокойтесь, все сделаю.

М и р и а н. До утра подымемся на гору Карабурун?

Н а д е ж д а. По снегу трудно будет вам идти.

М а й я. Если не успеем на Карабурун, может, хоть до хижины доберемся.

Быстро уходят.

Н а д е ж д а. Ах, ангелята мои, счастливого вам пути! (Подходит к иконе.) Господи, не забывай созданного тобой человека! Господи!

Слышен вой ветра.

Стена опускается. Входит М и р и а н. Явно нервничая, пишет на стене: «Я убил человека».

АДАМ И ЕВА

Стена поднимается. Знакомая хижина. Входят встревоженные М а й я и М и р и а н.

М и р и а н. И здесь ни души. Интересно, куда все подевались?

М а й я. Что нам делать?

М и р и а н. Переночуем здесь, а рано утром пойдем дальше.

Входят в хижину.

М а й я. Как ты думаешь, Валико вернется?

М и р и а н. Не знаю. (Сердито сбрасывает плащ-палатку.) За то, что я убил немца, мне небось полагается награда, да?

Майя кивает головой.

В мире, может быть, ничего не изменилось из-за того, что я убил его, но со мной что-то стряслось: я уже не тот, что был… (Взволнованно.) Я не виноват! Он сам ворвался к нам! Не я же пришел к ним в Германию с оружием в руках? Дома я и курицы не зарезал, а тут убил человека…

М а й я (успокаивающе). Он сам себя осудил на смерть.

М и р и а н. Когда я вернусь домой, меня спросят: убил ли ты человека. Что я им отвечу?

М а й я. Скажешь, что стрелял ты, а убила война.

М и р и а н. Правда, меня об этом никто не спросит. Я сам себя спрошу…

М а й я. Давай о чем-нибудь другом, Мириан!.. Угадай, когда образовалась первая семья?

М и р и а н. Когда Ева откусила от райского яблока.

М а й я. Не угадал! Я не о библейской семье. (Дышит на пальцы.)

М и р и а н. А, понял! Когда был заложен первый очаг. Сейчас разведем огонь, а то ночью будет так холодно, что давно поссорившиеся супруги и то мириться станут. (Идет за дровами, кричит издали.) Майя, ты знаешь, как в старину выбирали невест?

М а й я. Смотрели, как она разжигает огонь?

М и р и а н (входит). Знаешь, оказывается. А ну-ка, посмотрим, как ты огонь разведешь. (Сваливает хворост на пень.)

М а й я. А ты слыхал, как в старину выбирали жениха?

М и р и а н. Не знаю, как у вас, а у нас предлагали расколоть на мелкие щепки самый корявый пень.

М а й я. И у нас так же… Спички!

М и р и а н. У тебя нет?

Майя отрицательно качает головой. Мириан сует руку в ее сумку.

М а й я. Что ты там ищешь? Зачем тебе вата?

М и р и а н. Винтовкой и не такие пожары разжигали! (Выходит из хижины и стреляет.)

М а й я. Мириан! (Выглядывает.) Могут услышать выстрел.

М и р и а н (входит с зажженной ватой в руках). Не бойся. (Бросает вату на хворост и раздувает.) Немцы ночью в лес не ходят…

М а й я. Я все-таки боюсь.

М и р и а н. Не бойся, раздувай!

Дуют в костер. Постепенно разгорается огонь. Свет падает на их лица. Они смотрят друг на друга, как будто впервые видят.

Майя, у тебя в глазах огонь! Господи, пусть он не гаснет!

М а й я. Потеплело. (Отходит от огня. Ей не по себе от взгляда Мириана.)

М и р и а н. Мы с тобой сейчас как Адам и Ева.

М а й я. А может, как Робинзон и Пятница?

М и р и а н. Нет, как Адам и Ева, до того как они съели райское яблоко.

М а й я. Не смотри на меня так!

М и р и а н. Представляю, как хороша ты будешь в свадебном платье! Как большая белая бабочка.

М а й я. Не смотри на меня так! Нашел себе занятие.

М и р и а н. В школе я любил одну девочку, ты очень похожа на нее. Когда я впервые тебя увидел, даже подумал, что это она… Клянусь, та девочка была очень похожа на тебя…

М а й я. А ты на того моего летчика совсем не похож.

М и р и а н. Не всем же быть похожим. Я ее только один раз поцеловал… Вот и все мои грехи…

М а й я. Я не священник, чтобы ты мне исповедовался.

М и р и а н. Не обижайся, это я просто так. Я буду любить тебя до самой смерти.

М а й я. Конечно, если мы завтра умрем…

М и р и а н. И это не исключено.

М а й я. А я поверила, что ты надежный человек. Что с тобой стряслось? По-моему, ты тоже стал думать как другие! Хоть день — да наш. Война, мол, все спишет, так, что ли? Так?

М и р и а н. Я люблю тебя, Майя. При чем здесь другие… Люблю, и все… Не веришь? Тогда убей…

М а й я. Пока я не могу поверить… Любовь — это светлое, чистое… Сердце человека не хлев, куда загоняют скот… Не смотри на меня так… Не смотри!..

М и р и а н. Хорошо… Давай я ослепну… (Отворачивается.)

М а й я. Смотри куда хочешь, хоть небо просверли глазами, только на меня их не таращь.

М и р и а н. А не боишься, что твой летчик потом в дырявом небе летать будет?

М а й я. Ты его забыть не можешь?

М и р и а н. А ты? Тебе бы сейчас обручальное кольцо да белое платье, и готова невеста.

М а й я. Что ты заладил «невеста» да «невеста»! Я такой же солдат, как и ты!

Пауза. Мириан раздувает огонь.

Не раздувай так сильно, а то сгорим.

М и р и а н. Стенам надо обсохнуть, нам тоже не повредит.

М а й я. Ложись, усни. Ведь ты так хотел спать!

М и р и а н. Мне уже не хочется спать.

М а й я. Сосчитай про себя до ста, и заснешь.

М и р и а н. Да ну, мне сейчас ничего не поможет… Не по себе мне что-то…

М а й я. Тебе что, холодно?

М и р и а н. А?

М а й я. Холодно?

М и р и а н. Как-то и холодно…

М а й я. А ты думай, что тебе не холодно, и согреешься. (Накидывает на него плащ-палатку. Мириан хотел схватить ее за руку. Майя испугалась и отскочила от него.)

М и р и а н. А ты почему не спишь?

М а й я. Тоже не спится.

М и р и а н (привстал). Майя… Майя… (Берет плащ-палатку и подходит к Майе. Хочет обнять ее.)

Майя вдруг вытаскивает из-за пазухи платок сестры Мириана и надевает его себе на голову.

(Мириан вздрогнул, опустил голову и чуть отступил.) Ты что?

М а й я. Так нужно. Если будешь умником, в свое время верну!

М и р и а н. Ну хорошо, спи. (Осторожно укрывает ее плащ-палаткой.) Спи! Утром нам рано вставать.

Слышен постепенно усиливающийся грохот.

М а й я. Что, гроза начинается?

М и р и а н. Какая же гроза в лунную ночь.

Слышен звук автоматов, взрывы гранат. Стрельба усиливается.

М а й я. А что, стреляют?

М и р и а н. Стреляют, Майя… Наверное, наши ребята стреляют. Эге-гей, ребята! (Бежит с автоматом.)

Майя за ним.

Стена опускается. Слышен грохот боя.

Перед стеной появляются М а й я и М и р и а н.

М а й я. Мириан, что тут за кладбище?!

М и р и а н. Немецкое! Деревянные кресты! Смотри, на крестах каски со свастикой. Около пятидесяти крестов. Кладбище новое…

М а й я. Новое? Откуда здесь новое немецкое кладбище? У лесной опушки в снегу два танка, тоже со свастикой.

Мириан вдруг побежал.

Куда ты бежишь, Мириан?

М и р и а н. Здесь было сражение!.. (Отчаянно.) Майя, наши! Наши!

М а й я. Где, где, Мириан? (Убегает.)

КОТЕЛОК ВМЕСТО ГРАНАТЫ

Стена поднимается. Заснеженная поляна опушки леса. В снегу лежат солдаты. У одних видны только ноги, у других лишь голова. Торчит ствол винтовки со штыком. Поодаль видны два немецких танка, уткнувшиеся дулами в землю. Из-под снега появляется Э м з а р. В одной руке у него разбитая винтовка, в другой камень.

Э м з а р (мрачно напевает).

Вбегает М и р и а н.

М и р и а н. Эмзар, что случилось с отрядом?

Э м з а р. Пусть каждый расскажет о себе.

М и р и а н. Трудно вам было?

Один за другим с о л д а т ы поднимаются и рассказывают о том, что здесь произошло.

Э м з а р. Черт подери! Патроны у меня кончились, я взял котелок и бросил в немца. Он думал, что это граната, и упал. Потом я забросал его камнями. Но в конце концов они меня убили!.. (Ложится и как бы исчезает под снегом.)

Мириан смотрит на Савле, который застыл, прикрывая один глаз рукой. Савле поднимает большой камень, делает несколько шагов и падает как подкошенный.

С а в л е. Когда я расстрелял все патроны, то схватил этот камень и пошел навстречу танку. Пулеметная очередь скосила меня. Одна пуля попала прямо сюда! (Показывает на глаз.) У-ух! (Хватает автомат и стреляет в небо.)

М и р и а н. Что ты делаешь, Савле? В кого ты стреляешь?

С а в л е. Я стреляю в бога! Если бог есть, то куда же он смотрит? Сошел бы с небес да посмотрел, какой тут ад творится! (Ложится. Одной рукой обнимает камень, другой прикрывает глаз.)

С е р г о начинает одной рукой играть на барабане.

М и р и а н. А где твоя вторая рука, Серго?

С е р г о. Гранатой оторвало. Так загрохотало, точно земля — огромный барабан, по которому колотят великаны. Эх, мамочка! Если бы мне вернуться домой, я бы напился, наелся, как бык, завалился в постель и спал бы девять суток подряд…

М и р и а н. Амиран, почему ты не играешь на пандури?

Амиран одной рукой поднимает пандури, другой — покалеченную винтовку.

Тебе пуля попала в затылок, ты что, врагу спину показывал?

А м и р а н. У меня две раны. Я закидал врага гранатами. Взмыли к небу фонтаны снега, смешанного с землей. Когда у меня кончились патроны, они меня ранили в грудь. Когда бой кончился, фриц обошел всех тяжелораненых и добил их выстрелами в затылок.

Появляется сначала «горб» Н и к о, а потом он сам.

М и р и а н. Скажи что-нибудь, Нико!

Н и к о. Я многое мог бы сказать, да рот землей забит… И даже если я заговорю, кто меня выслушает? Зачем я здесь, зачем… У меня пятеро детей, одна девочка, четыре мальчика, мой отец погиб в первую мировую войну, трое сирот нас осталось. (Показывает нарисованную на бумаге детскую руку.) Моему младшему теперь год и одиннадцать месяцев.

М и р и а н. У тебя хоть дети остались… А у них?..

Нико ложится.

Важа, говорят, что ты подбил несколько танков. Когда мы с тобой прощались, волосы твои были черными. Когда ж ты успел поседеть?

В а ж а. За одну минуту.

М и р и а н. Почему? Ведь такого смелого воина, как ты, не было во всем батальоне?!

В а ж а. Да это не от страха, я сам не знаю, отчего…

Приподнимается солдат. Его не узнать.

М и р и а н (присматривается). Кто это? (Достает из кармана солдата книгу.) Это ты, Шио, браток?

Ш и о. А что, не похож?

М и р и а н. Пуля и в книгу попала. (Листает.) В книге список бойцов отряда и дневник. (Читает.)

Ш и о. Коня зарезали. Впервые ел конину, мясо кисловатое. Враг идет по пятам. Нас осталось пятнадцать. Сразу и не вспомнишь, кого уже нет. Некоторых так изуродовало, что мать родная не узнала бы. Сегодня поклялись капитану сражаться до последней капли крови.

Приподымается капитан. Он босой, без шапки. Карманы брюк вывернуты.

М и р и а н. Что, капитан, разбили вас?

К а п и т а н. Нас убили, но не сломили. Пятьдесят крестов на немецком кладбище — наша последняя победа… и два подбитых танка… Не вешай голову. Не надо нас жалеть! Когда человек знает, для чего он живет и во имя чего умирает, он не несчастный. Мы это знали.

М и р и а н. Кто взорвал танки?

К а п и т а н. Все. У нас никто не воевал в одиночку.

М и р и а н. Ваше последнее приказание, капитан?

К а п и т а н. Мы за вас погибли, а вы должны жить за нас. Мое последнее поручение — сохраните список и имена наших бойцов, расскажите о них на Большой земле!.. Эти парни погибли не ради того, чтобы их благодарили, но было бы обидно, если бы никто не узнал о наших делах. Прощай!

А м и р а н (поднимает разбитый пандури). Ты должен починить мой пандури!

Ш и о. Ты должен дописать мою повесть!

Мириан потрясен гибелью отряда. Все погибшие исчезают в сумерках. Майя, стоявшая безмолвно поодаль, подходит к Мириану.

М а й я. Мириан! Мы должны выжить, чтобы сообщить о гибели батальона по ту сторону фронта. Надо их похоронить. Пусть мать-земля покроет своих детей. Мириан, слышишь, как будто наши ребята поют?!

Звучит боевая песня отряда.

Стена опускается. М и р и а н и М а й я рисуют на ней пятиконечную звезду и пишут фамилии погибших. В одном столбце: Кузнецов, Гловели, Кобахидзе, Тбилели; во втором: Кудаури, Ш. Харадзе, А. Харадзе, Джибути. Последние фамилии они пишут, встав на колени, как будто склонившись над братской могилой. На миг застыли, потом встают и молча уходят. Где-то опять слышны выстрелы и грохот орудий.

МОРЯК В БУРКЕ

Входит бородатый м о р я к в бурке и плащ-палатке. На голове бескозырка, в руках трофейный автомат, на поясе гранаты. Окинув взором стену, пишет: «Я поклялся убить двадцать одного фрица!»

Стена поднимается. Видна знакомая хижина. Входит М а й я, за ней М и р и а н с топором в руке. Собираются разжечь огонь. Вдруг Майя вскрикнула и спряталась за Мириана.

М и р и а н. Не бойся, Майя!

Показался м о р я к с автоматом в руках.

Д ж о н д о. Здравствуйте!

М и р и а н. Здравствуй! Ты кто, откуда взялся?

Д ж о н д о. Я — матрос морского десантного батальона. А вы?

М и р и а н. Мы — солдаты смешанного батальона. Все погибли, только мы вот остались.

Д ж о н д о. И наш батальон растерзали, сукины дети. А я остался. Больше месяца воюю в одиночку.

М и р и а н. Мы переночуем здесь, а потом будем пробиваться в Керчь, через линию фронта, к нашим. Мы должны сообщить в штаб фронта о гибели батальона. Если хочешь, присоединяйся к нам.

Д ж о н д о. Нет, сейчас не могу. Не уйду отсюда, пока не прикончу двадцать одного фрица.

М и р и а н. Почему именно двадцать одного?

Д ж о н д о. Мне так хочется!

М и р и а н. Сколько ты уже отправил на тот свет?

Д ж о н д о. Четырнадцать. Один успел смыться, а то пятнадцать было бы… Как заяц, скрылся в кустах.

М а й я (просияв, в сторону). Ноже мой, как же он похож!

М и р и а н. Хорошо бы иметь свидетеля.

Д ж о н д о. А зачем? Чтобы мое геройство оценили и орденом наградили? Очень мне нужен орден… Хочу отомстить за друзей, и все…

М а й я. Вы чем-то напоминаете мне одного знакомого.

Д ж о н д о. Все мы тут друг на друга похожи. (Представляется.) Джондо Гордели.

М и р и а н. Мириан Коберидзе!

М а й я. Майя Канделаки! (Пожала Джондо руку и улыбнулась, потом вдруг убежала в хижину, там уткнулась в книгу.)

Д ж о н д о (проводив Майю взглядом, улыбнулся). Хорошее ребрышко!

М и р и а н. Что, что ты сказал?

Д ж о н д о. Так, ничего… Может, войдем? (Показывает на хижину.)

М и р и а н. Войдем, гостя бог посылает.

Входят.

Д ж о н д о. Мир дому сему! Хозяйка обиделась на что-то?

М а й я. Нет, что вы?.. Садитесь вот сюда, на пень.

Д ж о н д о. Если не прогоните, я тут с нами заночую. (Не дождавшись ответа, бросает вещи в угол.)

Неловкое молчание.

(Снимает тельняшку, раздевается до пояса, руки и грудь его в татуировке.) Извините, не могу заснуть, если не разотрусь снежком. (Стараясь обратить на себя внимание.) Уважаемая Майя, в темноте читать вредно. (Насвистывая «Сулико», выходит из дома.) Эх, какой снег! С кем бы поиграть в снежки? (Бросает снежок в дерево. Запел.) «Жена моя загордилась, повернулась ко мне спиной, жена моя загордилась…» (Напевая, растирает себе тело.)

М и р и а н. Майя, что с тобой? Людей давно не видела? Ведешь себя не знаю как… Даже посмотреть в его сторону боишься.

М а й я. Ты позвал его, ты и смотри.

М и р и а н. Тебя что-то тревожит?! Ты скажи, не смущайся… Чем это он тебе не понравился? Правда, он немного смахивает на разбойника.

М а й я. Не боюсь я разбойников.

М и р и а н. А кого же ты боишься, моряков?

Майя повела плечом.

Д ж о н д о (вошел в хижину, одевается). Сейчас самое время поужинать. Что это? Чай? Моя бабушка умерла от чая, чай отменяется, любезные мои! Мы не паровозы, чтобы горячая вода заставляла нас бегать! (Стелет плащ-палатку. На ней появляется колбаса, свиной окорок, рыба и сухари. Затем немецкие фляги с водкой.) Шнапс! Швайн! Хенде хох! Полундра! Мадам, придвигайтесь к нам!

М а й я. Мне и здесь удобно. (Отодвигается еще дальше.)

Д ж о н д о. Что может быть вкуснее колбасы, нарезанной нежными женскими ручками? Верно, Мириан?

М и р и а н. Нам это только кажется.

Майя отрезает несколько ломтиков колбасы.

Д ж о н д о. Душа моя, режь больше, вещь не покупная! Чего жалеть немецкое добро. Дамы и господа, прошу! (Снимает крышку с немецкой фляжки и наливает в нее водку.) Пить будем из одной чарки. Туберкулезников вроде среди нас нет. Можно, дорогая Майечка?

М а й я. Как хотите.

Д ж о н д о, Первый бокал подымем за нашу встречу, за чудесную хозяйку, как полагается в таких случаях…

М и р и а н. Сегодня первый тост у нас будет другой…

Д ж о н д о. Что случилось сегодня?

М и р и а н. У нас в семье траур, я же говорил.

Д ж о н д о. Да, тогда первый тост скажи ты. (Протягивает Мириану «бокал».)

М и р и а н. Ладно, как говорили предки: мир праху наших друзей-товарищей! Пусть помнят о них вечно!.. Пусть о них вспоминают, как о тех древних героях, которые погибли в неравной борьбе и даже похоронить их было некому!

Д ж о н д о. Аминь! (Задумался.) Хороший ты человек! А ведь ты, может быть, выпил и за меня. Если я погибну в этих лесах, то пусть твой тост будет и обо мне. Вечная память вашим ребятам! (Залпом выпил и передал «бокал» Майе.)

Майя отрицательно качает головой.

Можешь не пить, но сказать надо!

М а й я. За их светлую память!

Пауза.

Д ж о н д о. Теперь выпьем за Майю и в ее лице за женщину, сотворенную из ребра Адама. С тех пор мужчине все время недостает этого ребра. Я лично остро чувствую это. Да здравствует Адамово ребро! За твое здоровье, Майя! Алаверды к тебе, Мириан.

М и р и а н (задумчиво). Я скажу так: выпьем за женщину, которую природа наградила божественным даром продолжать жизнь. За продолжательницу жизни, Майя, я хотел бы увидеть тебя счастливой бабушкой!

Джондо открывает вторую флягу.

Все, я больше не пью!

Д ж о н д о. Ты думаешь, я от такой капли опьянею?

М и р и а н. Хватит. Мы собрались не для веселья.

Д ж о н д о. Что будет, то будет! Выпьем двадцать один тост! Полундра! Выпьем за наших родных. Они тоскуют там, а мы тут кутим…

М и р и а н. Если ты разделяешь наше горе, перестань.

М а й я. У грузина тосты никогда не кончатся. Мы отвечаем не только за наши жизни.

Д ж о н д о. Большинством голосов прошло ваше предложение. Договорились. Завтра тоже будет день, я наверстаю. (Напевает.)

М а й я (стелет постель для Мириана, потом для себя. Украдкой смотрит на Джондо и берет каску). Воды принесу. (Выходит.)

Д ж о н д о (провожает ее взглядом, с улыбкой). Ты что, не спишь с этим ребром? Она тебе кто?

М и р и а н. А твое какое дело?

Д ж о н д о. Надоела? Признайся, она надоели тебе, да? А вот я…

Мириан делает вид, что не слышит.

Может быть, уступишь мне ее на одну ночку?

М и р и а н. Прошу тебя как брата, не пори чепухи!

Д ж о н д о. Если она выживет, то уж как-нибудь выйдет замуж. А если нет, то на том свете никто не спросит, почему она не сохранила невинность.

М и р и а н. Она не такая, как все. Я поклялся: кто Майю тронет, убью!

Д ж о н д о. Заржавленным топором? (Свистнул.) Разве я у тебя законную жену хочу отобрать, добрый человек?

М и р и а н. Она носит платок моей сестры!

Д ж о н д о. А, названая сестра! (Свистит.) Что, неужели так трудно было снять с нее платок?

М и р и а н. Тут нужно нахальство, а оно не у всех есть. (Отошел в сторону.)

Д ж о н д о. Значит, ты к ней даже не прикоснулся? (Протяжно свистит.) Откуда же ты такой взялся? Смотри, святые только в раю бывают, а здесь, в адском пекле, им не место!

Мириан крепко сжимает топор и со всей силой обрушивает его на пень.

Сила есть, это я вижу, а вот чего-то тебе не хватает. Вот только чего? Умей радоваться жизни, а спасти душу ты всегда успеешь. Жаль мне тебя, ей-богу. Плохо ты знаешь женщин. Хочешь, я возьму тебя в подмастерья? Женщину надо задушить ласками, если хочешь и на этом свете радоваться и на том свете душу спасти.

М и р и а н. Отстань! Не все такие, как ты думаешь.

Д ж о н д о. Да, теперь я понимаю, почему она так жадно посмотрела на меня… Она, бедняжка, томится, а он… Дай закурить!

М и р и а н. Не курю.

Д ж о н д о. Тебе нужно постричься в монахи. Водку ты пьешь, как женщина, баб не любишь, табак не куришь… Пощупай на спине, может, у тебя уже крылышки выросли? А так посмотреть вроде настоящий мужик…

М и р и а н. Не все живут одним днем. Ради того дела, что мне доверили, я снесу любые оскорбления, мое время еще наступит. Но знай: обидишь Майю — рассчитаюсь с тобой, как мужчина с мужчиной.

Д ж о н д о. А если девка рада будет такой обиде? Тогда как?

М и р и а н. Ну что ж, я, как подобает мужчине, — пожму победителю руку и пойду своей дорогой.

Д ж о н д о. Смотри, ты слишком самоуверен.

М и р и а н. Может быть. Я верю в Майю. Могу даже оставить вас вдвоем.

Появляется М а й я. Она несет в каске воду.

М и р и а н (взял автомат). Майя, я пошел за дровами.

Майя медленно идет к хижине. У нее подкашиваются ноги. Смотрит вслед Мириану. Остановилась.

Д ж о н д о (поет).

Маечка, помнишь «Золотую долину»?

М а й я. Помню. Хорошее кино! Там здорово играла Ната Вачнадзе!

Д ж о н д о. Между прочим, в нашей деревне снимали. И я, кстати, тоже попал на экран. Потом я все мечтал стать киноактером, а тут война, и судьба меня в лес загнала… Что ты все в небо смотришь? Если бога ищешь, то зря, твой бог сейчас на земле.

М а й я. Откуда тебе знать, где мой бог?

Д ж о н д о. Это я так, к слову сказал… Ты бы спустилась с небес на землю, посмотрела на нас, смертных. А то как-то странно себя ведешь. Может быть, мы раньше встречались?..

М а й я. Почему это странно? И нигде мы не встречались…

Д ж о н д о. Ну-ка, посмотри мне в глаза.

Майя смело смотрит ему в глаза.

Джондо неожиданно бросает снежок и попадает ей в грудь.

М а й я. Перестань, ты что?

Джондо опять бросает снежок.

Сумасшедший! Ты думаешь, я не умею? (Бросает в него снежком.)

Д ж о н д о. Здорово! Два — один. Давай играть до двадцати одного. Стой! (Бросает.) Три — один в пользу моряка. В детстве я обожал играть в снежки. (Опять попадает в нее снежком.) Четыре — один.

М а й я. Ой! (Залилась веселым смехом.) Ах ты, хитрюга! Ну погоди же!.. (В свою очередь бросила снежок и побежала.)

Джондо бежит за ней. Слышится их дружный смех. Оба возвращаются. В Майю попал комок снега. Она присела.

(Смеясь.) Все, сдаюсь, я устала!.. (Встает, хочет войти в хижину.)

Д ж о н д о (преграждает ей дорогу). Война до полной капитуляции! (Бросает в нее снежком.) Восемнадцать — семь… Нет, ты так просто не уйдешь с поля боя.

Возвращается М и р и а н. С удивлением смотрит на их самозабвенную игру. Майя будто забыла все на свете. Мириан умышленно проходит близко от Майи, кашляет. Майя его не замечает. Мириан входит в хижину и оттуда наблюдает за Майей и Джондо.

М и р и а н. Боже мой, что с ней? Я убью их обоих! (Потянулся к оружию. Задумался, борется с собой.)

Д ж о н д о. Двадцать один! Ура-а! (Подскакивает к Майе, хватает ее одной рукой, а другой натирает ее лицо снегом.)

М а й я. Пусти меня, пусти! (Это не протест, не сопротивление.) Пусти!

Она смеется и этим еще более подзадоривает Джондо. Платок спадает с ее головы. Джондо обнимает Майю, и она затихает в его объятиях. Майя неожиданно выскальзывает из сильных объятий Джондо, хватает платок и бежит к хижине. Джондо бросает ей вслед снежок. Майя поворачивается и, улыбнувшись, тоже бросает снежок, затем входит в хижину. Мириан выхватывает у нее из рук платок.

Мириан?! (Больше ничего не смогла сказать. Застыв на месте, растерянно оглядывается и как подкошенная падает на свою постель и горько плачет.)

Мириан кладет платок в карман и спокойно выходит из хижины. Джондо поворачивается к нему спиной, берет топор и начинает колоть дрова.

М и р и а н. Ты хорошо стреляешь в мишень.

Д ж о н д о. Если мишень хорошая, то и стрелять приятно и попасть легко. Убей меня бог, если я не сумею взять девочку!

М и р и а н. Да, к тебе не придерешься… Ты играешь честно.

Д ж о н д о. Так-то, мой друг, не надо быть таким уверенным.

Мириан молча отходит.

(Беззаботно напевает.)

М и р и а н (в сторону). Джондо отвечает только за свою жизнь. А я должен выполнить задание. Я сделаю это сам, никто мне не нужен. (Возвращается в хижину, собирает свои вещи, отбирает у Майи книгу.)

М а й я (дрожащим голосом). Куда ты, Мириан?!

М и р и а н. Мир велик, и дорог много.

М а й я. А я? Ты меня оставляешь одну?

М и р и а н. Наоборот, это я ухожу один… (Идет.)

М а й я. Мириан?!

М и р и а н (обернулся). Все, беру свои слова назад. Я не могу из-за тебя убивать человека… если бы он тебя оскорбил, я бы его наказал, а так… Он ни в чем не виноват. Молчи! Ты такая же, как все! Ты обманула меня. Сначала я думал, что ты верна тому летчику, потом ничего не понимал, а сегодня я увидел своими глазами… Так что я ухожу…

М а й я. Ты простишь меня, если я исповедуюсь перед тобой?

М и р и а н. Исповедуются перед священником, а мне нечего объяснять. Если ты до сих пор не поняла меня, то сейчас тем более. Живи, как хочешь, но не обманывай других!

М а й я. Виновата я… виновата перед тобой… и перед собой… Это все случайно вышло. Я не хотела… Дай сказать мне, а потом иди. Ты не знаешь, в чем дело…

М и р и а н. Это уже не имеет никакого значения. Ты совсем потеряла из-за него голову. Скажешь, не правда?

М а й я. Правда. Но ты должен выслушать всю правду. Джондо очень похож на моего летчика. Неужели ты не простишь мне? Это была всего одна минута!..

М и р и а н. Если бы это была минута…

М а й я. Просто я прощалась с первой любовью. (Смотрит на Мириана. Чувствует, что ее слова не прошли даром.) Верни мне косынку, брось вещмешок. Сейчас нельзя уходить, давай подождем до утра. Ты что? Не веришь мне? (Отнимает у него косынку.)

М и р и а н. Мы с Джондо не можем ночевать под одной крышей…

М а й я. Скажи ему, пусть уходит. Если тебе неловко, я могу сама сказать.

М и р и а н бросает вещмешок и выходит. Джондо, посвистывая, колет дрова.

М и р и а н. Что нам с тобой делать?

Д ж о н д о. Вот сейчас я наколю побольше дров, разведем огонь повыше, согреемся как следует. Если придет фриц, пошлем его к чертовой матери. И все. Насчет девочки мы ведь с тобой уже договорились?!

М и р и а н. Я должен извиниться перед тобой. Хоть хозяину и неловко говорить такие вещи гостю, но было бы неплохо, если бы ты ушел отсюда…

Д ж о н д о (от удивления свистнул). Ты только что сам просил меня пойти вместе с вами, а сейчас и переночевать не разрешаешь?

М и р и а н. Так будет лучше… для нас обоих.

Д ж о н д о (с силой всаживает топор в бревно). Вот что, приятель, может, тебе и будет лучше, но мне очень нравится эта избушка, так что катись…

М и р и а н. Советую лучше уйти по-хорошему.

Д ж о н д о. А то что будет? Иди давай пугай ветер в поле. Мужчине неудобно отступать, когда девушка строит ему глазки. Она ведь тоскует по мужчине, а ты вон какой…

М и р и а н. Хватит болтать языком.

Д ж о н д о. Что тебе от меня надо? Может, скажешь, я вел себя нечестно? Напал на девушку? По-моему, это тебе надо добровольно уйти. А может, оружием поговорим, мне все равно.

М и р и а н. Повторяю: мне некогда с тобой спорить, у меня есть дело поважнее.

Д ж о н д о. Вот и займись своим делом, которое поважнее, а я займусь девчонкой.

М и р и а н. Ты ей не нужен.

Д ж о н д о. Это уж ей лучше знать. Если она скажет, чтобы я уходил, уйду! Ты не думай, что я такой… Если между вами что-то есть, я желаю вам счастья… И тогда я сматываюсь. Зайдем, спросим?

М и р и а н. Если уж доверять, так до конца. Заходи один и поговори с ней!

Д ж о н д о (идет широким шагом, входит в хижину). Майя! Ты что, плакала? Если кто тебя обидел, я в порошок его сотру.

М а й я. Я его уже простила, не беспокойся.

Д ж о н д о. А все-таки кто тебя обидел?

Мириан колет дрова.

М а й я. Я сама себя больше всех обидела!

Джондо хочет ее погладить по лицу.

Убери руки!

Д ж о н д о. Я же только слезки вытереть, слезы жгут душу, а ласка лечит.

М а й я. Уходи!

Д ж о н д о (свистнул). Тебя что, подменили?! Запугали, красавица?!

М а й я. Не подходи, глаза выцарапаю!

Джондо свистит.

Сказано тебе, чтоб уходил, чего ты ждешь?

Д ж о н д о. Ты, как попугай, повторяешь чужие слова. Ты себя послушай и скажи.

М а й я. Я не попугай, уходи!

Джондо схватил парабеллум, Мириан насторожился.

Д ж о н д о (бросая перед Майей парабеллум). Если ты хочешь, чтобы я ушел, стреляй в меня! Или в того, кто заставил тебя так со мной говорить, иначе я не поверю… На, стреляй! (Подставляет грудь.)

М а й я. Глупо свою правоту доказывать оружием.

Д ж о н д о (ставит бурку). Тогда сюда стреляй, как будто в меня.

М а й я. Не валяй дурака! (Возвращает ему оружие.)

Д ж о н д о (прячет парабеллум). Я тебя обидел? Оскорбил? Объясните, за что вы меня гоните?

М а й я. Никто тебя не гонит, тебя добром просят, чтоб ушел.

Д ж о н д о. Тогда… Поцелуй разок, и я уйду.

М а й я. Ты ведешь себя как попрошайка. Отстань!

Д ж о н д о. Хорошо, если так, я сам тебя поцелую! (Тянется к Майе.)

М а й я. Не прикасайся ко мне, а то знаешь, что с тобой будет?

Д ж о н д о (стоит ошеломленный, потом горько улыбается). Значит, я тебя недостоин?.. Зачем же ты заигрывала со мной? Пока я правды не узнаю, с места не сдвинусь! (Тащит Майю к Мириану.) Ну-ка, объясните мне!

М а й я. А что объяснять… просто я люблю Мириана.

Д ж о н д о (пожимает плечами и удивленно разводит руками). Чудеса! В жизни не встречал таких странных людей… Вы или оба помешанные, или… Не знаю, не знаю… Трудно поверить, чтобы в этом аду… Простите! (Подхватывает свои вещи и идет. Останавливается.) Не думайте, что вы меня… Я ухожу сам, по своей воле.

М и р и а н. Подожди!

Д ж о н д о. Чего «подожди», все и так ясно!

М и р и а н (протягивает ему листок). Это список нашего отряда. Все они погибли. Список надо донести до штаба фронта. А ты составь список тех, кто погиб рядом с тобой!

Д ж о н д о. У меня он уже есть. (Показывает листок.)

Обмениваются списками.

М и р и а н. Помни, отныне тебе поручено важное дело, и побереги себя!

Джондо собирается уходить.

(Протягивает ему руку и улыбается.) Мир. Иди, счастливо тебе.

Д ж о н д о (идет, обернувшись). Проводи меня немного!

М а й я (испуганно). Я тоже пойду!

Д ж о н д о. Чего ты испугалась, Маня? Ты усомнилась во мне? Я на подлость не способен, даже фашистов так не убивал. Просто хочу сказать человеку пару слов.

Д ж о н д о и М и р и а н уходят.

Стена опускается.

М и р и а н и Д ж о н д о выходят перед стеной.

Д ж о н д о. Когда я исполню клятву, то постараюсь захватить моторную лодку. Если не удастся, тоже подамся в Керчь, может, и разыщу вас. Прошу тебя, не думай обо мне плохо. Я упрям, но, когда нужно, и отступать умею. Откровенно говоря, приятно, что ты так смело пошел за мной. Я тебя проверял. Уважаю мужественных людей, даже если они мои кровные враги!.. Об этом списке не беспокойся. Я выйду сухим из воды. Ни бог, ни черт мне не страшны!.. А за все остальное прости. После этой кровавой заварухи встретимся и, распивая грузинское вино вспомним сегодняшний день с улыбкой. (Пошел, останавливается.) Ай-ай-ай! Какие бывают люди! Трудно поверить. Хочу и не могу! (Тихо запевает песню.)

Мириан подпевает. Д ж о н д о уходит.

М и р и а н (с улыбкой машет ему рукой). До свидания! Доброго пути! (Пишет на стене: «Уважаю мужественных людей». Уходит.)

ТРЕЗВАЯ И ПЬЯНАЯ ПРАВДА

Слышен цыганский романс. Стена поднимается. Видна комната, у стены — кушетка. Над ней — фотография молодого человека. У стола Н а с т я крутит ручную мельницу. Играет патефон. Стук в дверь.

Н а с т я (останавливает патефон, кидается за печку и выносит карабин). Кто там?

Г о л о с М и р и а н а. Солдат.

Н а с т я. Какой еще солдат?

Г о л о с М и р и а н а. Марфуша меня прислала.

Настя прячет карабин и открывает дверь.

М и р и а н (входит). Здравствуй, Настя!

Н а с т я (рассматривает его). Ты что, из плена убежал?

М и р и а н. В окружении был.

Н а с т я. Хочешь переночевать?

М и р и а н. Да, одну ночку. Больше не побеспокою.

Н а с т я. Откуда ты будешь?

М и р и а н. А тебе не все равно. Грузин я.

Н а с т я. Имей в виду, я не всех пускаю к себе в дом, хотя бы и от Марфы! Располагайся.

Мириан оглядывает комнату. Настя накинула платок, вышла. Мириан с улыбкой провожает ее взглядом. Настя внесла одеяло и кинула на кушетку.

М и р и а н. Настя, ты казачка или…

Н а с т я. А тебе не все ли равно? Кто же сейчас чистой крови? (Вновь направилась в другую комнату.) Я тоже нахваталась всего понемногу. (Вынесла подушку и белье.) Бабушка с материнской стороны гречанка, а с отцовской, кажется, грузинка. (Говорит по-грузински.) Гамарджоба! Гмадлоб! Сулико!

М и р и а н. Ты что, одна?

Н а с т я. Да, с этой проклятой войной я совсем одна осталась. Только грохот пушек и слышу! Соскучилась я по человеческому голосу. Даже соседей никого нет.

М и р и а н. А ты не боишься?

Н а с т я. Чего бояться? Я ничего не боюсь — ни грома, ни штыков, ни самого дьявола. Холера в бок всем этим немцам… и другим тоже. Кто по-хорошему, того я угощу как друга, а врага встречу как врага. Мне сейчас все равно, что фашисты, что коммунисты. Ты не удивляйся, я прямой человек, как штык. Это проклятое солнце кому хочешь светит, а для меня ему и лучика жалко. (Смотрит на фотографию.) Будь прокляты те, кто отнял у меня мужа!..

М и р и а н. Давно о нем не слышно?

Н а с т я. Да как в армию забрали — ни одного письма. Я чувствую, нет его в живых, убили… А то как-нибудь ухитрился бы прислать весточку…

М и р и а н. Сейчас трудно с этим делом.

Н а с т я. А может, и жив где-нибудь… Но мне от этого ни жарко, ни холодно… Как тебя зовут?

М и р и а н. Мириан.

Н а с т я. Ты, наверное, устал. У меня банька приготовлена, пойди, попарься. Смотри, какую мягкую постель я приготовила! Хочешь, спрячу тебя до конца войны…

М и р и а н. Настя, я не один. Меня ждет… товарищ.

Н а с т я. Тоже солдат?

Мириан кивнул утвердительно.

Пусть идет. В двух комнатах мы свободно можем разместиться. Ну иди, веди своего дружка.

М и р и а н уходит. Настя перед зеркалом прихорашивается, мурлычет песенку. Входят М а й я и М и р и а н. Настя увидела Майю в зеркале, обернулась.

М а й я. Здравствуйте!

Н а с т я (строго). А это еще что за птичка? Откуда она прилетела?

М и р и а н. Это и есть мой товарищ.

Н а с т я. Сколько вас все-таки? Может, целая рота?

М и р и а н. Нас только двое. Я и мой товарищ.

Настя подскочила к Майе, принялась сердито ее рассматривать. Майя сняла шапку и еще раз поздоровалась.

Н а с т я (досадливо). Здравствуй! (Подходит к Мириану, тихо.) Не мог сразу сказать?

М и р и а н (тихо). Что изменилось, Настя?

Н а с т я. Ничего?

М и р и а н. Ничего.

Н а с т я. Значит, это твой товарищ?

М и р и а н. Да, это мой товарищ.

Н а с т я (отсылает Майю в другую комнату). Ну ладно, иди устраивайся.

М и р и а н (провожает Майю, делает ей знак, что все в порядке, потом возвращается к Насте). Настя, ты, кажется, обиделась?

Н а с т я. Ты, я вижу, неопытный. Женщины склочный народ.

М и р и а н. Майя не будет с тобой ссориться.

Н а с т я. Посмотрим. Ты небось голоден?

М и р и а н. Не без того.

Н а с т я. В конституции написано: «Кто не работает, тот не ест». Замечательный закон, вот если бы и в жизни так было. Давай помоги намолоть зерна. Посмотрим, на что ты способен!

Крутят ручку мельницы вдвоем. Мириан часто поглядывает на дверь комнаты, в которой находится Майя.

Чего ты туда глядишь? (Подтолкнула его, засмеялась.)

М и р и а н (тоже со смехом). Ты, оказывается, сильная.

Н а с т я (ласково треплет его за чуб). Ты еще моей силы не знаешь.

М и р и а н. Ты одна справляешься с огородом?

Н а с т я. А с кем еще?! Может, немцы вскопают мне землю? Да я не дам им даже ногой ступить на нее. Ты умеешь землю копать?

М и р и а н. А то как же? В деревне вырос.

Н а с т я. Когда взойдет луна, пойдем! Ну что ты уставился мне на руки? Подними глаза повыше. Разве больше не на что посмотреть? Давай померяемся силой.

Мириан начал быстрее крутить ручку.

(Схватила его за кисть.) Нет, не так! (Ставит локти на стол.) Вот так! Не бойся, я не кусаюсь.

Рука встретилась с рукой, борются. Оба смеются. Настя пустила в ход и другую руку, но все же потерпела поражение. Мириан случайно коснулся руки Насти. Настя неожиданно прижала его руку к своей груди.

Это не считается! Ну ладно, засчитаем. Один — ноль в твою пользу. Давай сначала!

Вновь соревнуются, опять победил Мириан. Настя обнимает его. Смеются.

М а й я (вошла). Мириан, вы тут мелете зерно?

М и р и а н (смутившись, стал быстро крутить ручку мельницы). Да, мелем…

М а й я. У нашей хозяйки, наверное, дел по горло. Давай, я тебе помогу.

Н а с т я. Ладно, на сегодня хватит, девушка! (Выносит кастрюлю с мукой в кухню.)

Мириан пожимает плечами и знаком показывает Майе: мол, что наделала!

(Входит и открывает люк в погреб.) Чего ты скрипишь, чтобы у твоего плотника руки отсохли! (Собирается спуститься.) Пойдем со мной, герой! Не бойся, я немцев в подвале не прячу. (Майе.) Мне надо переставить тяжелые бочки. (Мириану.) Ну пойдешь или нет?

М и р и а н (после краткого колебания). Пойдем!

М а й я. Мириан, ты идешь с ней в погреб?

М и р и а н (избегая ее взгляда). Она впустила нас в дом… Внимание оказала…

М а й я. Не только тебе… Я тоже помогу вам, Настя! (Бежит к погребу.)

Н а с т я. Тебе нечего там делать, птичка! Нужна только мужская сила… А ну, без вас обойдусь! Черт вас принес, жила себе спокойно!.. (Спустилась в погреб. Выкидывает оттуда сперва одну, потом другую лопату.) Пойдем!

М и р и а н. Куда?

Н а с т я. Стемнело. Уже можно.

Мириан взял лопату.

М а й я. Куда вы?

М и р и а н. Она просила помочь ей вскопать огород.

М а й я. Сейчас?! На ночь глядя?

Н а с т я. Скоро взойдет луна, осветит.

М а й я. На небе тучи!

Н а с т я. Полная луна и из-за туч светит. Чтобы копать, больше света и не надо! (Мириану.) Пойдем!

М а й я. Настя, вы думаете, что я не умею копать? (Взяла вторую лопату и направилась к двери.)

Настя догнала ее и выхватила лопату.

Н а с т я. У меня всего две лопаты.

М а й я (выхватила лопату у Насти). Тогда будем копать по очереди!

Н а с т я (смотрит на обоих, потом забирает лопаты — сперва у Мириана, потом у Майи). Ладно, дождь пошел, мокрую землю копать нельзя. Вы и так устали, отдохните. Бог создал ночь для сна. Баюшки-баю. (Кинула лопаты в погреб. Гневно.) Чего же вы не ложитесь? Не видите, голуби, что ночь наступила? (Сворачивает постель.)

М и р и а н. Мы думали… (Крутит рукой, как будто мелет.) Ведь мы мололи тут…

Н а с т я. Ах, вы ждете ужина?

М и р и а н. Мы сегодня и не обедали…

Н а с т я. Знаю, знаю вашего брата. Может, еще и сдобных булок запросите?! Нет у меня для вас жратвы. Мало ли бродяг здесь шатается, на всех не напасешься! Вам не нравится? Мне тоже много чего не нравится, но я терплю. (Уносит постель.) Не нужны мне такие постояльцы! (Выкидывает из другой комнаты плащ-палатку, вещмешок и санитарную сумку.) Ну-ка, собирайте пожитки! Войну здесь переждать хотите? У меня за печкой, как у Христа за пазухой?! Если фрицы пронюхают, что я скрывала вас, мне знаете что будет?! Проваливайте! Только мой мужик, что ли, должен жертвовать собой, да? А ну, быстрее! (Идет, чтобы открыть дверь.) Быстрее! Не хочу, чтобы из-за вас меня расстреляли. Не пользуйтесь тем, что я не могу доносить. Выкатывайтесь отсюда, ну! Фить! Фить!

Д ж о н д о (врывается как ураган, с автоматом в руках). Хенде хох! Швайн! Полундра!

На миг все застыли, Мириан схватил автомат.

М а й я. Джондо?

Мириан и Майя радостно повисают у него на шее.

М и р и а н. Мы уже не думали, что ты жив!

Д ж о н д о. Прибыл приветствовать жениха и невесту с двадцатью всадниками.

М и р и а н. Только одного теперь не хватает?

Д ж о н д о. Ничего, и последнего ухлопаю.

Появление нового гостя взволновало Н а с т ю. Энергично проходит мимо него в другую комнату. Джондо проследил за ней жадным взглядом.

Ну и злая же у вас хозяйка! А так, видать, хорошее ребро. Жаль, что такая злюка! Ладно, дайте пожрать!

М и р и а н. У нас нет ни крошки.

Д ж о н д о. А что, хозяйка не угостит нас?! (Схватил мельницу и так закрутил, что чуть со стола не сбросил.)

М а й я. Нам она отказала, попроси ты.

Д ж о н д о. А как ее зовут?

М а й я и М и р и а н (вместе). Настя.

Входит Н а с т я. Джондо церемонно кланяется ей.

Д ж о н д о. Милая хозяйка, нет ли чего пожевать? Моряк голоден, как волк. Полундра!

Н а с т я. Хлеба нет, мяса нет, зато пуля есть, черт бы вас побрал! Отстаньте от меня!

Д ж о н д о (удивленно). Чем вы ее так обидели?!

М и р и а н. Не знаю. Мы ей не понравились.

М а й я. Особенно я.

Д ж о н д о (сдвигает бескозырку на лоб, близко подходит к Насте). Хозяйка, тебе не идет так с нами поступать. Не уходить же нам голодными!

Н а с т я. Мука йохтур, кончилась, не из золы же печь?

Д ж о н д о. Мусульман, ханум? (Хочет обнять ее за талию.)

Н а с т я (выскальзывает). Выкатывайтесь, выкатывайтесь.

Д ж о н д о (рассердившись, становится перед ней). У тебя и мука есть и кое-что другое. Не похоже, что ты голодаешь.

Н а с т я. Ну и что?

Д ж о н д о (поднял большой палец). У меня есть вот такое шерстяное платьице для тебя…

Н а с т я (с упреком). С кого снял?

Д ж о н д о. Нашел, в сумке у фрица.

Н а с т я. На кой черт мне чужое платье, хоть бы свои истаскать. (Прислонилась к Джондо.)

Д ж о н д о. Однако какая ты хорошая баба, оказывается! Посмотри на нас! Разве можно таким симпатичным людям в чем-нибудь отказывать?

М и р и а н. Ага! (Стоит, засунув руки в карманы.)

Н а с т я. Вот тебе мельница. Сейчас я принесу зерно и, если хочешь, помели.

Д ж о н д о. Так бы и сказала, дорогая. Ты же не похожа на ведьму, чего напрасно притворяться?

Н а с т я выходит.

(Готов плясать.) Да, это ребро!

Н а с т я вносит кастрюлю и ставит перед мельницей.

Ох и хитра ты, настоящая бой-баба!

Н а с т я. Этого еще мало для жизни… Что-то я плохо расслышала твое имя.

М и р и а н и М а й я (вместе). Джондо.

Н а с т я. Чонда?

Д ж о н д о. Джондо, Джондо.

Н а с т я. Чонда! Чонда!

Д ж о н д о. Хоть горшком называй, только в печку не ставь.

Н а с т я. Глазами-то ты здорово ворочаешь, как бугай! Ну-ка, давай посмотрим, каков ты в работе! (Засучивает рукава.)

Д ж о н д о. Хочешь, хозяйка, сядь мне на руку, я и с тобой смогу крутить этот камень! (Быстро вертит ручку мельницы. Настя ему помогает.)

М и р и а н. Когда вы устанете, скажите, мы покрутим.

Н а с т я (сладким голосом). А мы не нуждаемся! (Сняла с Джондо бескозырку и надела на себя.) Ангелы пусть отправляются в рай! Фррр!.. Летите!

Д ж о н д о. Полундра! Вы опасны для нормального общества, друзья мои. Гуляй, душа, один раз живем! (Знаком просит их удалиться.)

М а й я и М и р и а н выходят в другую комнату.

Настюша, ты не беспокойся, я и один управлюсь с этой мельницей.

Н а с т я. А может, мне приятно крутить вместе с тобой?

Д ж о н д о. Ах ты, мое дорогое ребрышко! (Обнимает ее.) Душенька, я тут помелю зерно, а ты растопи мне баньку, если есть.

Н а с т я. Вместе растопим! (Кричит в другую комнату.) Эй вы, голуби-дармоеды! Этот хлеб и вы есть будете, идите покрутите мельницу!

Н а с т я и Д ж о н д о уходят.

Вышел М и р и а н, присел у стола и яростно начал крутить ручку мельницы. Доносятся песня Джондо и смех Насти.

Затемнение.

Сцена постепенно освещается. М и р и а н и М а й я мелют зерно. Входит Н а с т я.

Н а с т я. Теперь можем и погулять. Ну-ка, помогите! (Ссыпает муку в кастрюлю и выходит.)

М и р и а н относит мельницу в кухню.

(Вносит хлеб, разную снедь. Ставит и бутылку.) Чонда!

Г о л о с Д ж о н д о. Сейчас, Настюша!

Напевая, входит Д ж о н д о. Он уже побрит. Пояс и оружие держит в руках.

Все уселись за стол.

Н а с т я. Водка моего приготовления. (Наливает.) Угощайтесь! Будем здоровы! Ах, до чего же иногда хорошо жить на свете!

Д ж о н д о. За здоровье нашей хозяйки! За тебя, Настя! И в твоем лице за настоящих женщин!

Слышно мычание. Мириан и Джондо схватились за оружие.

Н а с т я. Корова в хлеву мычит. Пора кормить. Ничего, потерпит. Мы, люди, и не такое терпим! (Майе и Мириану.) Ну-ка пейте, пейте и согревайтесь, рыбья вы кровь! Может быть, и вы людьми станете.

Пьют. Настя вновь наливает. Майя накрыла стакан рукой.

Ну и не надо! Мы, Чондо, сами разопьем, нам не повредит. Еще раз будем здоровы! (Выпила.)

Джондо запевает грузинскую застольную песню, Мириан и Майя подпевают.

(Затянула «Сулико», Мириану.) Ты совсем не похож на грузина, напрасно только усы носишь! (Указывая на Джондо.) Вот кто настоящий грузин! Парень, как штык!

Д ж о н д о. Ошибаешься, Настя. Мы оба настоящие грузины. Мириан даже лучше меня.

Н а с т я (привстала). Чем это? То, что он считает честностью, иначе называется. Такой честностью люди только прикрывают свою глупость и слабость.

Д ж о н д о. Настя, сядь и помолчи! Ты хорошая баба, но кое-что не понимаешь. Не обижайся! (Усаживает ее.) Если бы твой муж был дома, тебе бы Мириан показался лучше, чем я.

Н а с т я (берет Джондо под руку). Если бы да кабы, об этом надо гадалку спросить.

М а й я. Допустим, твой муж узнает, что… Как же он будет воевать?

Н а с т я. А кто его заставлял воевать?! Я?

М а й я. Его совесть заставила, а ты его обманываешь.

Мириан знаком просит Майю помолчать. Джондо опускает голову.

Н а с т я (разъярилась). Ха, обманываю!.. А меня не обманывали, не обижали? К черту все! Меня сроду все обижали! Сперва оставили без отца, кулак, мол. Затем устроили войну, пришли ко мне в дом, братьев и мужа угнали. Теперь что же мне остается, пулю в лоб пустить? В колодец бросаться, чтобы кровь остудить? Им захотелось воевать, видите ли, а я тут при чем? Я человек, и дайте мне жить по-человечески! Не для того я на свет родилась, чтобы небо коптить! Если у других куриная грудь, так у меня она в два раза больше, мне много воздуха надо. Что, не нравится моя правда? Моя пьяная правда трезвей вашей трезвой. Подумаешь, какие святые нашлись, никто вам не поверит!

Майя отходит в сторону.

Ну-ка, Мириан! Иди за ней да обними ее покрепче. Ты думаешь, все мы такие, одна она не такая? Мы все одинаковые! Кичитесь своей честностью? И у меня найдется, чем погордиться! Чонда, поцелуй меня! Ну! (Обнимает его.)

Майя смотрит на них с презрением.

Что, осуждаешь? А вот если вы ляжете вместе, я и словечка не скажу. Смотрите, как ее корежит: понимает, что правда на моей стороне! (Майе.) Хочешь непорочной на тот свет отправиться? Или, может, ты верующая? Тогда иди в монастырь, здесь мы все грешные!

М и р и а н. Настя, оставь ее в покое, прошу тебя!

Н а с т я. Пошел ты к черту! Вы вот моего мужа пожалели, а меня кто пожалеет?

М и р и а н. Мы его пожалели, потому что он солдат.

Н а с т я. Вот вернется он, тогда и сочтемся, не ваша забота! (Плачет.) Идите вы все, надоели! (Целует Джондо.)

Д ж о н д о. Что с тобой? Ты мне щеку чуть не откусила.

Н а с т я. Хочу оставить на тебе отметину, чтобы век помнил Настю! Сегодня наш день. Хоть один день, да наш! (Майе.) Женщины, которые не спят с мужиками, и себя и других обманывают. Или в жилах у них рыбья кровь течет. (Мириану.) Что, думаешь, ей очень нужна твоя чистота? В душе она смеется над тобой. Сейчас чистоту все равно не сохранишь: или пуля сожрет, или моль поест! Нафталина-то негде достать! Разве не так?

Д ж о н д о. Все точно. Нафталина негде взять.

Н а с т я. Чего же вы молчите! (Майе и Мириану.) Я вам говорю!

М и р и а н. Не знаю, Настя, что тебе сказать.

Н а с т я. Если ты не знаешь такой простой вещи, какой же ты солдат?!

М и р и а н. Я такой же солдат, как твой муж, Настя.

Н а с т я. Откуда вы знаете, что он жив? Я вот не уверена! За кого же вы меня принимаете?! (Вдруг ухватилась за автомат Джондо, но он не дал ей автомат.) А ну, выйдем во двор, посмотрим, кто лучше стреляет!

М и р и а н. Сейчас поздно. Завтра постреляем, Настя.

Н а с т я. Хорошо, пусть завтра, пусть хоть послезавтра… Сейчас ложитесь! Ложитесь скорее! А то завтра будет поздно. Да здравствует сегодняшний денек! (Оглянулась.)

Гости собираются уходить.

(Встревожилась.) Вы что же, уходите?

М а й я. Не оставаться же нам здесь до конца войны?!

Н а с т я (отбирает вещи у Джондо). Чондо не пойдет вместе с вами!

М а й я. А мы его и не думали забирать!

Н а с т я (к Джондо). Дорогой, ты слышишь? Эти люди не хотят тебя брать!

Д ж о н д о. У меня своя дорога, я один иду.

Н а с т я. Останься, не бросай меня! Пожалей меня! Как я смогу теперь жить без тебя?! Останься! Если хочешь, на колени встану! Я не плохая женщина, кого угодно спроси!

Д ж о н д о. Знаю, Настя, ты очень хорошая… А мне все-таки надо идти.

Н а с т я. Может, тебе неловко перед ними? Так я попрошу их остаться хотя бы на пару дней.

Д ж о н д о. Нет, Настя, я не могу… война…

Н а с т я. На один день! Только на один день, не больше!

Джондо отрицательно качает головой.

Мириан, попроси, пусть останется! Пожалейте меня!

М и р и а н. Джондо, может, ты нас стесняешься? Ты что, чудак! Останься на пару дней!

Джондо отрицательно качает головой.

Ты что-то скрываешь?

Д ж о н д о. Тебе не понять, брат, какая это женщина! Я боюсь… Если останусь с ней хоть на два дня, потом не смогу уйти… Никогда… Понимаешь? А это нельзя. (Укладывает вещи.)

Н а с т я. Заставил меня влюбиться, а теперь убегаешь, проклятый? (Замахнулась было на него, вдруг побежала в другую комнату.)

Мириан и Джондо хватаются за оружие.

(Вбегает с карабином в руках.) Если не возьмешь меня с собой, выстрелю, так и знай! (Щелкнула затвором.) И это плохо кончится! Все брошу и пойду за тобой! Будем вместе воевать. Надоело быть одной. Разве я не человек?! (Выронила карабин, села и горько зарыдала.) Боже, чем я так провинилась перед тобой?!.

Д ж о н д о. Не плачь, вытри слезы! Собирай свои пожитки и пойдем вместе.

Настя радостно вскочила, на миг остановилась, окинула все растерянным взглядом и убежала в другую комнату. Выходит оттуда тепло одетая, с узлом в руках.

Ну все, пошли скорее! Мы — такой народ, нигде не пропадем!

Н а с т я (испуганно). Смотрите, Марфушина хата горит!

Слышны звуки выстрелов и злое тявканье собак.

(Майе и Мириану.) Вы бегите к оврагу, мы прикроем! Скорее!

М а й я и М и р и а н обнимают Настю и Джондо, убегают. Опускается стена. Настя и Джондо лежат с оружием в руках. Слышна перестрелка.

Д ж о н д о. Ох, гады! Айн! Цвайн! Драйн! Швайн!

Где-то взорвалась граната.

Настя, берегись! Убьют, Настя!

С лаем собак смешиваются крики немцев: «Рус, сдавайся!» Выстрелы. Настя ранена.

Н а с т я. Джондо, отомсти! Поцелуй меня, Джондо! Напоследок поцелуй.

Джондо целует ее.

А теперь беги! Беги, сказала!

Д ж о н д о. Не возьмете меня живым, гады!

Затемнение.

В темноте слышны голоса Майи и Мириана, зовущих друг друга. Наконец они встретились. Светлеет.

Стена поднимается.

М и р и а н. Майя! Майя! Ты ранена?

М а й я. Нет.

Слышны возгласы «ура».

Наши, Мириан, наши!

Майя и Мириан стоят рядом, напряженно всматриваясь в даль.

Мы спасены, Мириан?

М и р и а н. Кажется, спасены.

М а й я. Как сказал Илья Чавчавадзе?

М и р и а н. «Красивая девушка и красивый парень, что еще нужно для любви!»

М а й я. Оказывается, этого недостаточно. (Вынимает из-за пазухи косынку и протягивает Мириану.)

Мириан опешил.

Забери обратно! Я тебя полюбила еще во сне, Мириан!

М и р и а н. Я помню этот сон, он приснился тебе на корабле. Это я напоил тебя родниковой водой.

М а й я. Мне кажется, что я и сейчас вижу сон, и не хочется, чтобы он кончился.

М и р и а н. Почему же он должен кончиться?

М а й я. Ведь мы с тобой всегда будем вместе?

М и р и а н. До самой смерти! Пойдем!

Идут вперед. Останавливаются у авансцены.

Товарищ майор, разрешите доложить! Наш отряд разгромлен. Вот список погибших, вот прострелянная книга «Витязь в тигровой шкуре», вот комсомольские билеты. Их владельцы похоронены у подножья Карабуруна. А вот список погибших моряков. Тот, кто его составил, идет другой дорогой, он может и не выбраться. Что?.. Если все погибли, как же мы остались живы? Не доверяете нам? Мы исполнили свой солдатский долг, теперь воля ваша…

Майя и Мириан отступают назад. Стена опускается. С разных сторон входят М и р и а н и М а й я. Мириан пишет: «Еду на Северный фронт». Майя пишет: «Остаюсь на Южном фронте». Взглянули друг на друга, взялись за руки.

М а й я. Я думала, мы никогда не расстанемся.

М и р и а н. Помнишь, я сказал тебе, что мы на войне, и я не всегда смогу быть рядом с тобой?

М а й я. Ты почему бороду не сбрил?

М и р и а н. Это у меня такая примета… Я хочу напугать смерть.

Слышна музыка разлуки. Мириан и Майя обнимаются. Потом отходят друг от друга. Мириан машет ей рукой и бежит по «дороге войны», оглядываясь на Майю. Майя некоторое время стоит, растерянная, потом тоже побежала. Мириан скрылся. Майя продолжает махать ему рукой. Дорога войны сливается с небом. Восходит большое кровавое солнце. Под этим солнцем стоит Майя и смотрит вдаль.

1966 г.

Перевод Л. Андриевич. Перевод стихов Э. Дедовой.