Пассажирами утреннего рейса в Стамбул были в основном турецкие строители, летевшие домой на длинный уикенд. Другую часть контингента составляли тусовщики, собиравшиеся в тур по ночным клубам района Бейоглу, с последующим выпариванием шлаков в хамаме. Золотая молодежь (бедные студенты, как выяснилось по ходу разговора, летают чартерами вместе с редеющим племенем челноков) обсуждала достоинства модных в Стамбуле отелей S — так власти города обозначают превращенные в гостиницы старинные оттоманские особняки.
Как выяснилось позднее, именно в таком нам и были забронированы номера. Трехэтажный миниатюрный отель, расположенный в проулке рядом с Голубой мечетью, с маленьким холлом с камином, игрушечным медлительным лифтом, который доставляет постояльцев непосредственно в комнату, где хозяин лично готовит завтрак — варит в кастрюльке яйца и заваривает чай, оказалось, был выбран лично Ольгой Арсеньевной, которая уже останавливалась здесь ранее. У нее имелся даже излюбленный номер в мансарде с видом на минареты мечети. Мы с Никитой разместились в номерах этажом ниже. Мой отделанный деревянными панелями номер с маленьким покрытым ковром диванчиком показался мне очаровательным. Никита, который на протяжении всего перелета прихлебывал виски из бутылки, купленной в магазине дьюти-фри, и впавший в итоге в тупое оцепенение, на красоту нашего жилища отреагировал равнодушно. Ольга Арсеньевна, видимо нашедшая с Жаровым общий язык и потому летевшая, в отличие от нас, бизнес-классом, была неприятно удивлена, увидев находившегося в состоянии мрачного опьянения типа, который должен был изображать молодого ученого.
— Надо бы накормить его кебабом да напоить айраном, это приведет его в чувство, — сказала свекровь, когда мы, собравшись в условленное время в холле и прождав некоторое время, поняли, что Никита к нам не спустится. — Вот уж не думала, чем кончится вся эта стамбульская история. Считала тогда, что просто оказываю любезность…
— А вообще это вы все придумали?
— Да, в некотором роде. То есть, когда Алексей… мне так его привычнее называть… спросил, куда бы можно было отправить надолго и без возни человека с греческой фамилией, я предложила, конечно же, Афины… Но у них там с визами все не просто, и как раз когда я стала оформлять письмо в консульство от университета с просьбой обратить внимание, то увидела эту фамилию Ипсилантов, и тут меня осенило. Это же Ипсиланти, стамбульский фанариотский род, они и в Румынии отметились, и в Молдавии, и в России, и в Болгарии, и в Греции, конечно, тоже. В Стамбульский университет по этой теме кто только не приезжает стажироваться: и религиоведы, и филологи, и политологи, искусствоведы, историки из всех этих стран. Там греческой фамилией не удивишь. Кроме того, в Турции для граждан России безвизовый режим — сел и поехал. Я еще тогда подумала, что все складывается просто невероятно удачно, потому что можно было оформить этого человека вольнослушателем… Мог бы и уму-разуму там слегка набраться, пообтесаться. — Ольга Арсеньевна перешла к своей излюбленной теме.
— Как же это он набрался бы ума, если языками наверняка не владеет?
— У кого есть желание, тот или язык выучивает, или другие способы находит решить проблему. Там же кафедра славистики имеется, помогли бы ему. Впрочем, что тут говорить… Идите вытаскивайте вашего друга из номера. — Она скорчила брезгливую гримасу.
— Почему же это вся грязная работа на мне? Я, знаете ли, тут тоже не по своей воле…
— А что же, прикажете мне, старухе, с этим амбалом возиться? — Свекровь с возмущением воззрилась на меня, но тут же расплылась в улыбке: к нам приближался хозяин с подносом, на котором стояли традиционные маленькие стеклянные чашечки с чаем. — Господин Ахмет, как приятно вновь вас видеть. Вы так добры, так заботливы, — заворковала она по-английски.
— Нет, это вы, мадам профессор, добры, вы опять выбрали мой отель. Это такая радость для нас, мы не заслуживаем такой доброты. — Хозяин немедленно включился в соревнование «кто самый любезный». — Ваш любимый сорт чая! — победоносно провозгласил он.
— Ах, не может быть! Вы даже про чай помните. Это невероятно, ведь у вас бывает так много гостей.
— Для нас каждый гость — золото, а такой гость, как вы, — господин Ахмет закатил глаза, — бриллиант! Надеюсь, ваши молодые спутники тоже всем довольны, — сказал он в заключение и, поняв, что мадам профессор не придумала, чем достойно ответить на тираду про бриллиант, откланялся.
— Приятный человек, — сказала Ольга Арсеньевна. — Я тут уже несколько раз останавливалась… До университета, правда, прогулка получается изрядная, но там поблизости все равно ничего приличного нет, а в кампусе жить некомфортно. Ну, идите же за Никитой, я уже тоже проголодалась, а нам еще на факультет нужно зайти.
— Может, оставим его здесь? — Тащиться наверх, колотиться в закрытую дверь очень не хотелось.
— А вдруг он сбежит? Как мы тогда будем выполнять нашу миссию?
Я вообще-то была удивлена, что Жаров к нам никого не приставил. В принципе, Никита мог взять и уйти, мы бы все равно его не удержали. А потом ищи-свищи его на стамбульских базарах. Такие же мысли посещали и Ольгу Арсеньевну:
— Я вообще не понимаю, как, собственно, мы будем искать этого злосчастного брата. Ну не водить же, в самом деле, вашего Никиту за руку по аудиториям. Это будет как минимум странно выглядеть, да и абсолютно бессмысленно.
— А что, когда я, слабая женщина, буду сейчас его выволакивать из номера, — это не будет странно выглядеть? Любезный господин Ахмет не будет шокирован?
Господин Ахмет тем временем, как по заказу, возник рядом с нами.
— Мадам профессор, к вам пришли, — провозгласил он, — ваш студент.
В дверном проеме возник щеголевато одетый высокий красавец брюнет.
— Госпожа профессор, добрый день! Вы меня помните? Я Ильхам, приезжал к вам по обмену Серебряный век изучать! — радостно воскликнул он на очень хорошем русском языке.
Ольга Арсеньевна воззрилась на красавца с некоторым удивлением.
— Рада вас видеть, Ильхам, но если честно… вы, видимо, очень изменились…
— У нас поток был большой, но из Турции только я один. Я вам на экзамене про «башню» Вячеслава Иванова отвечал, неужели не помните меня? Конечно, студентов у вас много, всех трудно запомнить… а я ваши лекции все помню. И как узнал, что вы приедете, подумал, наверное, помощь понадобится.
Интересный получается поворот! Чтобы Ольга Арсеньевна не запомнила такого феноменального типа, как этот Ильхам? Турок-красавец, специалист по Серебряному веку — это же, говоря словами господина Ахмета, бриллиант!
— Что ж, Ильхам, присаживайтесь, рассказывайте, как ваши дела. — Ольга Арсеньевна, видимо, испугалась, что парень обидится.
— Да у меня все хорошо. А вот вы… вы ведь сегодня в университет собираетесь, вам же помощь будет нужна, — взялся за свое Ильхам.
Тут меня осенило:
— Нужна, очень нужна. Наш друг заснул в своем номере, это на втором этаже…
Как я и догадывалась, это мое заявление нисколько не удивило Ильхама.
— Все понял, — быстро ответил он и направился к лестнице.
— Господи, а я-то уже решила, что у меня склероз. — Ольга Арсеньевна была обескуражена. — Неужели нельзя было прямо сказать… хорошо еще, что вы догадались.
— Потому и догадалась. Это же невозможно — забыть такого роскошного во всех отношениях…
— Но-но, не забывайтесь, моя дорогая, — строго посмотрела на меня свекровь. — Впрочем, с этим Ильхамом нам будет определенно легче, сейчас приведет в чувство вашего Никиту… — Она замолчала, прислушиваясь к тому, что происходит наверху.
Однако все было тихо. Через несколько минут по лестнице спустились Ильхам и Никита. Следов отчаянной борьбы не наблюдалось.
— Мы готовы! — объявил Ильхам. — Сначала идем в кебаб-салон, тут рядом.
— Ага, жрать хочется, — подал реплику Никита.
— А у нас время есть? — поинтересовалась Ольга Арсеньевна, которой, видимо, так не терпелось разделаться с заданием, что она не отреагировала на Никитину грубость.
— Это быстрый кебаб-салон, — успокоил ее Ильхам.
Заведение действительно могло по скорости обслуживания и пропускной способности поспорить с любым фастфудом. Клиента хватали прямо на улице, и выглядело это следующим образом. Внутри у окна стоял дежурный, у которого в руках, как оказалось, была веревка, соединенная с входной дверью. Стоило какому-нибудь зазевавшемуся субъекту поравняться с дверью, как дежурный дергал за веревку, дверь отворялась, и жертву буквально втаскивали внутрь. Далее без лишних слов клиента запихивали за столик и совали ему в руки меню. Пока тот оторопело пялился в листок, ему уже приносили комплексный набор, который, впрочем, и был единственным пунктом меню заведения. В него входили люля-кебаб, кусок лаваша, капустно-морковный салат, стакан айрана и блюдечко с соусом типа ткемали. Все отменно вкусное. Как только обслуга замечала, что клиент доел, ему в руки вкладывали счет и подталкивали к кассе, которая располагалась на выходе, и, пока тот расплачивался, за его столиком уже приступал к еде следующий.
С нами тоже проделали все необходимые манипуляции, с той разницей, что мы целенаправленно вошли в открывшуюся перед нами дверь. Во время трапезы Ольга Арсеньевна тонко соблюдала восточный политес и без устали демонстрировала свое восхищение.
— Все такое вкусное, такое свежее… И такое профессиональное обслуживание…
— У них тут бешеный трафик, так что ничего не залеживается. Даже если захотите несвежее, так его негде взять, — улыбался Ильхам.
— Что это за соус? В нем жир есть? — тем временем спрашивал мрачный Никита. — Культуристам можно только кетчуп!
— Вам, Никита, — не выдержала Ольга Арсеньевна, — нужно питать мозг, ешьте и не рассуждайте.
— У нас тоже многие увлекаются бодибилдингом, — явно решив задушить конфликт в зародыше, заявил Ильхам. — И часто тут кушают. — Он опять лучезарно улыбнулся. — Ну что, пойдемте дальше?
И мы двинулись по улице Диван, мимо знаменитого крытого стамбульского базара в сторону университетского кампуса, на месте которого, как рассказал по пути Ильхам, стоял когда-то печально знаменитый «Дворец слез», куда султаны ссылали вышедших в тираж жен и наложниц. История очень понравилась Никите, что не ускользнуло от внимания Ольги Арсеньевны.
— Гарем, к вашему сведению, не бордель, а в первую очередь инструмент укрепления династии, — строго заметила она.
— Но была же и вторая очередь, и третья, — заржал Никита, — а то зачем же им было строить этот отстойник…
— Ты, Никита, не понял: их ссылали сюда, когда султана свергали или он умирал, — взялся объяснять Ильхам. — Команда менялась, в общем…
Он не успел завершить объяснения, потому что тем временем мы вошли в мавританского стиля ворота, которые выполняют роль парадного входа в университет. Здесь Ильхам намекнул, что нам стоит разойтись, с чем мы с готовностью согласились. Таким образом, Ильхам с Никитой отправились в обход по каким-то укромным уголкам квартала, располагавшегося между кампусом и громадой мечети Сулеймание, а мы с Ольгой Арсеньевой пошли в гости к местным славистам.
На кафедре мне понравилось. Среди преподавателей было много русских женщин, которые в свое время вышли замуж за своих сокурсников-турков, учившихся в нашей стране. Ольгу Арсеньевну забросали вопросами о каких-то дискуссиях, связанных с литературным процессом, о делах в нашем университете. Тут же все наперебой стали рекомендовать своих самых перспективных учеников, появился непременный спутник всех бесед в этой стране — чай, и все стало очень похожим на то, как это бывает у нас, когда в перерыве между лекциями преподаватели забегают на кафедру выпить растворимого кофе и узнать последние новости.
Единственный мужчина, оказавшийся на тот момент в помещении кафедры, профессор-чеховед, совершенно покорил нас своей особой манерой общения — смесью восточной учтивости и знания русских традиций. Элегантный, в сером пиджаке, шелковом, затканном восточным орнаментом жилете и бордовой атласной бабочке, седовласый, с аккуратно подстриженной бородкой, он выглядел более чем импозантно. Как выяснилось из разговора, господин Фатих — так звали галантного профессора — собирался на Чеховские чтения в Сеул (кто бы мог подумать, что и в Корее есть заинтересованные слушатели), куда должна была лететь и Ольга Арсеньевна.
— Я и не ждал вас здесь, два перелета подряд дело нешуточное. Вы просто не бережете себя! — волновался профессор.
— Да, но Стамбул затягивает, вам ли не знать этого, — отвечала Ольга Арсеньевна. — Появилась возможность, я и раздумывать не стала. А потом, — она ловко перевела разговор на интересующую нас тему, — мне нужно проведать тут одного своего студента, который, если честно, совсем отбился от рук. Отправила сюда специально, чтобы поработал над своей темой, и ни ответа, ни привета.
— Может ли такое быть? — вплеснул ухоженными руками господин Фатих. — Сейчас мы быстро выведем на чистую воду вашего лодыря, — блеснул он знанием разговорного языка. — Как зовут этого поистине неблагодарного молодого человека?
— Вот, — Ольга Арсеньевна вынула из сумки листок, — тут его данные и, вот видите, тема работы. Может, ваш секретарь посмотрит списки?
— Конечно, конечно, — рассыпался в заверениях профессор, — я думаю, вопрос решится в самое ближайшее время и на сегодня о нем можно забыть. Не пойти ли нам вместо этого вечером в один славный ресторан в Бейоглу? А для начала предлагаю выпить аперитив в баре отеля «Пера-Палас». Молодая леди, конечно же, знает про этот знаменитый отель? — обратился он ко мне.
— Агата Кристи, «Убийство в восточном экспрессе»?
— Ну да, да, восточный экспресс и Эркюль Пуаро, как же без него. Правда, самого сыщика мадам Кристи селить в «Пера-Палас» не стала, хотя сама осчастливила заведение своим пребыванием. Но что значит эта история с романом по сравнению с тем, что там побывали и все самые что ни на есть реальные шпионы со всей Европы во главе с Матой Хари. Интриги самого разного свойства, ну и, конечно же, аромат роскоши fin de siecle[3], как это принято говорить. Вам понравится. Встретимся прямо там. — Он склонился над рукой Ольги Арсеньевны. — А сейчас, виноват, но я должен заняться моими студентами.
— Считаю, что миссию свою я выполнила, — сказала свекровь, когда профессор удалился, — и собираюсь провести вечер с милейшим господином Фатихом. И раз уж он был так любезен, что пригласил и вас, советую пойти с нами, будет интересно.
— Профессор действительно сама любезность. И отказаться от такого вечера я просто не в силах. Но как же Никита?
— А что ваш Никита? Думаю, никуда он не денется, раз уж с ним этот Ильхам. Забудьте. Лучше подумайте, что надеть: здесь, знаете ли, для особых случаев принято принаряжаться. Вы какое-нибудь платье захватили? Нет? Хотите, чтобы нас приняли за туристов, значит? Вы жутко упрямы, моя дорогая. Упорно не хотите вписываться в наше общество хороших манер.
— Может, я успею что-нибудь купить, еще не поздно… — Я робко пыталась разубедить ее.
— Все приличные европейские магазины находятся в азиатской части города, — она обнаружила доскональное знание вопроса, — а туда нужно ехать на пароме, потом на такси, не успеете! Придется на обратном пути зайти на базар.
— Ну, знаете ли. Нарядов с базара я еще никогда не носила!
От возмущения я даже повысила голос, и на мои слова обернулась одна из присутствующих в помещении русских женщин.
— Вы зря так скептически относитесь к базару. — Она подошла к нам и улыбнулась. — Там можно найти очень красивую шаль или кусок шелка: задрапируетесь, и будет у вас что-то вроде вечерней блузы. А на джинсы тут смотрят спокойно, даже истовые мусульманки надевают их под свои длинные одеяния.
— Да? — заинтересовалась Ольга Арсеньевна. — А точнее вы не расскажете, где можно найти такой шелк? Базар ведь у вас немаленький.
— Это одна из самых старых частей базара, — пустилась в объяснения симпатичная дама, — называется Сандаловый Бедестен. Когда-то там как раз и торговали шелками, сейчас в основном ковры. Вам, конечно, это знакомо, здесь на каждом углу тебе пытаются продать ковер и обычно утверждают, что он старинный и чуть ли не сам Сулейман Великолепный отдыхал на нем вместе с любимой женой Роксоланой. У вас, конечно, уже есть такой антикварный ковер?
— Если бы меня каждый раз не останавливала мысль о том, как я его повезу, у меня было бы уже с десяток ковров. Здешние продавцы такие виртуозы, — рассмеялась Ольга Арсеньевна. — Но так как я всегда путешествую в одиночестве и по возможности налегке, то крупногабаритные покупки исключены.
— Очень правильная установка, — согласилась ее собеседница и продолжила: — Когда найдете Сандаловый Бедестен, походите по соседним галереям, там есть лавки с тканями. И если что понравится, больше пятидесяти долларов не давайте, потому что запросят с вас не меньше трехсот, — закончила она свои наставления.
— Базар — место интересное и вполне безопасное. Я, правда, там обычно керамические мисочки и прочую мелочь на кухню покупаю и больших денег собой не беру, — рассказывала Ольга Арсеньевна, пока мы быстрым шагом двигались в сторону Крытого рынка — сердца стамбульского базара. — Хотя соблазнов там много. В этих бесконечных золотых лавках встречаются интересные украшения, как будто бы старинные даже. Продавцы, ясное дело, с пеной у рта доказывают, что, мол, вещь редкая, с алмазами, сапфирами и изумрудами, но черт их разберет, скорее всего, врут самым безбожным образом, — заключила она.
Так как мы вступили в чертоги Крытого рынка через улицу Колпачников, где как раз не продают никаких колпаков, а располагается основная масса ювелирных лавок, то я получила возможность увидеть то, о чем мне только что поведала моя спутница. Сотни тысяч разнообразных украшений — колец, браслетов, ожерелий и брошей, — одно массивнее другого, располагались в витринах по обеим сторонам длинного прохода, конец которого терялся в полумраке. Бесчисленные усыпанные сверкающими камнями розы, бабочки, жуки, змейки и птички-колибри сияли и переливались мелкими огоньками в ярком свете галогеновых лампочек и манили соблазном даже меня, убежденную сторонницу минимализма в области ювелирных украшений.
— Ну что, впечатляет? — спросила Ольга Арсеньевна, сама явно очарованная видом представших перед нами сокровищ «Тысячи и одной ночи».
— Все-таки видно, что местные ювелиры женщину любят и хотят ее всячески украшать.
— Да, это вы верно подметили. Здесь, кстати, драгоценности — это общепринятое мерило любви. Без золота вообще приличная дама на улицу не выйдет, правда, носят в основном такие вот скучные кругляшки. — Она показала на лавку, витрина которой была забита одинаковыми браслетами и сережками в виде колец. — А если уж любовь экстраординарная и возможности финансовые позволяют, тогда дама носит пару-тройку таких вот колец, которые вы с интересом разглядываете, а шаль закалывает приличной брошью, вот хотя бы как эта. Смотрите — всего десять тысяч долларов, значит, можно получить за пять.
Она показала на крупную, величиной с ладошку пятилетнего ребенка, лягушку, щедро усыпанную изумрудами, изумленно взиравшую на нас сквозь витрину выпученными глазками-бриллиантами размером не меньше чем в полкарата.
— Эффектная вещица. А вы что скажете?
— Скажу, что такой многокаратной любви в природе не бывает. Пойдемте лучше поищем эту Сандаловую площадь, посмотрим на шали, раз уже вы так настаиваете на соблюдении вечернего дресс-кода.
— Настаиваю, настаиваю. Формальности — великое дело, как вы этого не понимаете. Ведь деградация и начинается с небрежного туалета, от которого недалеко и до небрежных разговоров, а там уже и хамство не за горами, сокрушение моральных устоев общества, потом мордобой…
— Убедили, обязуюсь с этого самого момента свято блюсти…
— Ну ладно, не кривляйтесь. Кстати, неужели вам и самой не хочется быть нарядной? Впрочем, — заключила Ольга Арсеньевна, — профессора Фатиха вам не переплюнуть, уж он-то знает толк в вечерних костюмах.
Под эти разговоры мы набрели на лавку, где на полках были сложены самые разнообразные шали — тонкие шерстяные пашмины, тяжелые шелковые платки с вытканным сложным узором и длинной бахромой по краям и почти прозрачные длинные шелковые шарфы. Торговец, узнав, что нам нужно что-нибудь нарядное, но не слишком этническое, начал выкладывать на прилавок бесконечное множество разнообразных вариантов. Наконец нашлось нечто интересное — блекло-зеленая, с орнаментом из розоватых «огурцов» шерстяная пашмина, как мы дружно решили, немножко в стиле итальянской марки Etro. Основательно поторговавшись, но не сбив цену до рекомендованного уровня в пятьдесят долларов, мы заплатили восемьдесят, и я стала обладательницей псевдо-итальянской шали.
— Ее бы чем-нибудь заколоть, цены бы вам не было. Может, поищем какую-нибудь простенькую золотую брошку? — спросила Ольга Арсеньевна, в которой явно проснулся инстинкт охотницы.
— Вообще-то мой бюджет не предполагает покупку золотых изделий, и я никогда в жизни не носила брошек, это не мое…
— Ничего-ничего, посмотрим, поторгуемся, может, что и найдем. — Свекровь, не слушая мои вялые возражения, решительно повернулась в сторону улицы Колпачников с ее золотыми россыпями.
Увидев, что мы вернулись и настроены на внимательное изучение ассортимента, наблюдательные торговцы начали наперебой зазывать нас в свои лавки. Опытная Ольга Арсеньевна в ответ сделала непроницаемое лицо.
— Здешний этикет — а тут тоже есть свой свод хороших манер, — подчеркнула она, — предписывает приличным покупателям игнорировать зазывал.
Таким образом, мы с достоинством двигались по галерее, стараясь при этом вглядываться в содержимое витрин.
— Есть, — вдруг шепнула Ольга Арсеньевна и повлекла меня в сторону довольно скромной витрины, где не было ослепительных многокаратных украшений. Зато там имелась довольно больших размеров золотая английская булавка, украшенная небольшим зелено-голубым камнем. Продавец, увидев, что́ именно нас заинтересовало, завел обычную песню про антиквариат.
— Очень редкая вещь, старинная, времен Османской империи, — зачастил он, — золото, изумруд, прекрасная огранка.
— Никакой это, уважаемый, не изумруд, нечего тут талдычить «эмеральд, эмеральд», — оборвала свекровь песнь торговца, — это какой-нибудь перидот, не знаю, как по-английски: вот видны меленькие золотые вкрапления. И в Османской империи булавками себя не украшали, это вы с Лондоном путаете. Вещь явно современная, искусственно состаренная, но не без изящества сделанная, — заключила Ольга Арсеньевна. — Сколько?
Сникший было продавец, услышав про изящество, воспрял духом и заломил немыслимую цену в тысячу долларов.
— Пятьдесят, — решительно предложила свекровь. Ей, видимо, не давало покоя поражение, которое мы потерпели у торговца шалями.
Ювелир закатил глаза и воздел руки к потолку, видимо призывая всевышнего стать свидетелем такой вопиющей несправедливости. Ольга Арсеньевна не впечатлилась и дала понять, что ее так просто не возьмешь. После долгого торга, в ходе которого продавец демонстрировал все грани своего темперамента, а свекровь поистине алмазную твердость, мы получили булавку за разумную цену в двести долларов. Ольга Арсеньевна заплатила сама.
— Покупаю для себя, а тебе дам на сегодняшний вечер, — пояснила она, от радостного возбуждения перейдя вдруг на «ты».
— Спасибо, вот уж не думала, что вы можете так виртуозно торговаться.
— Уметь торговаться — это в здешнем обществе хороший тон. Не удивляйся, но я таким образом продемонстрировала свое уважение к нему, ну и заставила уважать себя. И потом, мне сразу понравилась эта вещица, а теперь, когда я получила ее за такую хорошую цену, нравится мне еще больше.
Она с удовлетворением положила коробочку с булавкой в сумку.
— Ну что же, теперь у нас есть полчаса на то, чтобы привести себя в порядок. Мы свободны, голодны и жаждем новых впечатлений. Надо поторопиться.
Да, удачный шопинг творит с женщиной, даже если она профессор и лидер движения за общественную нравственность, настоящие чудеса.
Отель «Пера-Палас», куда нас спустя час с небольшим доставило проворное стамбульское такси, являл собой пример истинной, хотя весьма пропылившейся роскоши. Потускневшая позолота, выцветший бархат, местами облупившаяся краска, впрочем, только стимулировали воображение. Недаром в этом отеле любил останавливаться великий Хичкок, которого здесь наверняка посетило множество интересных идей.
В баре, где, как уже упоминалось ранее, побывали все самые известные шпионы первой половины XX века, нас уже ждал профессор Фатих. Вид у него был весьма торжественный, ботинки «оксфорд» он сменил на лаковые штиблеты, а серые фланелевые брюки на более броскую пару в мелкую клеточку «принц Уэльский» в коричневых и бежевых тонах. Кроме того, на профессоре были черный бархатный пиджак, белая сорочка и шелковый шейный платок сиреневого цвета с жемчужной булавкой в узле.
Увидев нас, господин Фатих поспешно вскочил и церемонно поклонился. Ольга Арсеньевна, которую я еще ни разу не видела так нарядно одетой, тоже выглядела весьма эффектно в узком креповом платье глубокого винно-красного оттенка и такого же цвета коротком атласном жакете. Туалет дополняли слегка консервативного вида лодочки из кожи под крокодила. На фоне этой блистательной пары я в простом белом шерстяном свитере и неуместных в такой ситуации джинсах, пусть и слегка прикрытых складками новой шали, выглядела довольно бледно.
— Милые дамы, — провозгласил профессор, — не выпить ли вам по бокалу шампанского? Местного я предлагать не стану, хотя и такое бывает; даже представить себе не могу, каково оно может быть на вкус, но у них тут имеется весьма приличное итальянское игристое. Предваряя ваши вопросы, сразу скажу, что я сам от алкоголя воздерживаюсь. И, несмотря на то что наш великий президент Ататюрк в свое время открыл перед нами все возможности, предпочитаю придерживаться убеждений предков и пью чистую воду. Хотя, признаюсь, мой любимый Чехов иногда подвергает меня искушению откушать водочки… Впрочем, я заболтался. Так как насчет шампанского? Я вижу, вы не возражаете…
— Ах, профессор, вы умеете выбрать место. Здесь просто замечательно, — проворковала Ольга Арсеньевна.
— Да, — согласился господин Фатих, — и счастье, что пока ни у кого не дошли руки навести здесь лоск. Благодаря этому в отеле все настоящее. Посмотрите на эту барную стойку. А зеркала, как они вам нравятся? В них можно разглядеть отражение истории… Ну, выпьем за встречу, — прервал он свои рассуждения, заметив, что официант принес бокалы с шампанским. — Когда будем уходить, — сказал он, выпив глоток воды из высокого стакана, — я покажу вам одну интересную вещь. Тут есть портшез, в котором доставляли с вокзала самых почетных гостей. Только представьте себе, их несли в гору практически на руках, а ведь здесь довольно крутой склон. Но не беспокойтесь, мы будем наоборот спускаться вниз в Палату, к Босфору. Небольшая приятная прогулка по бывшей Гранд-рю-де-Пера, которая теперь называется улицей Независимости. Очень рекомендую — хорошо сохранившаяся иллюстрация к моему любимому авантюрному роману графа Алексея Толстого. Как вы догадались, я говорю об «Ибикусе».
Покинув пыльное великолепие «Пера-Палас», мы по узкому переулку вышли к легендарной Гранд-рю-де-Пера. Пройдя мимо нарядных пассажей, где когда-то помещались ателье модных портных и салоны ювелиров, а теперь продавалось нечто неопределенное, мимо нарядных кафе, которые как раз прекрасно сохранились, и российского консульства, мы вышли на площадь, густо населенную ресторанчиками.
— Здесь у нас свой стамбульский Монмартр, — сказал профессор Фатих. — Вообще-то обитатели здешних мест в свое время наивно полагали, что живут в настоящем Париже, что было не совсем так… А вот эта площадь, — он сделал жест в сторону бесчисленных рядов столиков под развешенными гирляндами фонариков, а потом показал на вид, открывавшийся с холма, — все-таки действительно почти парижская. Мои студенты обожают здешние ресторанчики и этот кебаб-салон в конце улицы. Мадам профессор, конечно же, знает, что подлинные жители Стамбула предпочитают питаться в таких вот заведениях.
— Сегодня мы уже посетили одно из них, было очень вкусно, — вставила я.
— Не сомневаюсь, что вам понравилось. Но сегодня вечером у нас ведь настоящий большой выход, и поэтому нас ждет столик в отличном рыбном ресторане с видом на Босфор. Ваши элегантные туфли, мадам Ольга, выдержат спуск вот по той улочке? — Он указал на уходящий круто вниз переулок. — В противном случае здесь есть такой экзотический аттракцион, как метро. Да-да, у нас есть Тюнель — одна из старейших линий метро в Европе. Правда, на линии всего две станции: вот эта верхняя — вход туда как раз с площади — и нижняя. И нас сегодня это вполне устраивает, нам нужно к нижней станции. Впрочем, если дамы пожелают, мы можем взять и такси.
— Нет-нет, зачем же такси. — Ольга Арсеньевна решительно повернулась в сторону входа в метро. — Давайте прокатимся на этом смешном поезде.
Древний поезд медленно доставил нас вниз, к Палатскому мосту, где мы заняли столик на террасе модного рыбного ресторана, до отказа заполненного нарядно одетой публикой.
— Здесь собирается стамбульская богема, из числа тех, у кого есть деньги. Писатели, журналисты, актеры, художники, — начал рассказывать профессор, — есть и мои коллеги из университета, и, конечно же, наша золотая молодежь. Вот кто живет полной жизнью. Не знаю, как умудряются все успевать… Утром они как будто бы на занятиях, потом в азиатской части на шопинге, потом там же в кафе, потом наверху в Бейоглу по клубам да на модных показах… Кстати, о непутевых студентах, — профессор вытащил из внутреннего кармана аккуратно сложенный листок, — ваш нерадивый протеже нашелся. И более того, оказался, напротив, прилежным учеником. Вот извольте, здесь отмечено, я переведу. Академической задолженности за ним нет, деньги за обучение тоже вносит аккуратно.
— Так его нашли? — не выдержала я.
— Видите ли, на практике это не так просто…
— То есть как? — удивилась Ольга Арсеньевна.
— Живет он, по всей видимости, не в кампусе и на лекции может ходить или не ходить, с научным руководителем общаться виртуально, посредством электронных сообщений. Мы, конечно, оставим ему месседж, но гарантированно найти вашего беглеца можно будет только во время ближайшей сессии, когда он явится сдавать экзамены. Но я совершенно убежден, что этот ваш Василий в ближайшие дни откликнется.
На этом профессор счел тему с пропавшим студентом закрытой и начал с неподдельным удовольствием сплетничать о посетителях ресторана.
— Видите ту высокую даму за угловым столиком? Наша турецкая Шанель, так ее зовут в газетах. Я вижу, вы улыбаетесь, и, кажется, понимаю почему. Да, «турецкая Шанель» звучит несколько двусмысленно. Однако у нее свой бутик в азиатской части города, на Багдадской улице.
— Очень интересно. — Ольга Арсеньевна впилась глазами в наряд дамы. — Честно говоря, ее стиль кажется мне несколько вычурным…
— Мадам Ольга, если честно, то я мало понимаю в современной дамской моде.
— Но, дорогой господин Фатих, только не говорите, что вам это безразлично. По тому, как вы выглядите, можно заключить, что вы, напротив, за модой следите…
Польщенный профессор улыбнулся.
— Госпожа профессор, как всегда, проницательна. Но я все-таки буду продолжать настаивать на том, что о моде знаю немного. Я, видите ли, уже который год заказываю костюмы в одном ателье вблизи площади Таксим, они там до сих пор все делают вручную. Говорят, что там заказывал свои знаменитые фраки сам Ататюрк. Не уверен даже, знают ли тамошние закройщики о том, что есть эта самая мода… А насчет нашей турецкой Шанель я хотел рассказать одну занятную историю. Говорят, что она пыталась отравить одну журналистку, которая, так же как и мадам профессор, сочла ее стиль неудачным. Рассказывают, что позвала она ее на чай со сладостями и накрыла великолепный стол. Посередине стояло необъятное блюдо… Кстати, не заказать ли нам десерт? Как вы на это смотрите?.. Подумайте пока. На чем я остановился?.. Да, и на этом блюде чего только не было: лукум, нуга, шербет сливочный с орехами, ойла, пахлава, нишалло (это такие сахарные тонкие макароны, точнее вермишель), инжир, — продолжал господин Фатих перечислять всю номенклатуру восточных сладостей, — айва в меду, засахаренный миндаль, каймак, всего и не назовешь. И наша Шанель говорит: мол, угощайтесь, прошу вас, забудем все наши распри. Та дама отказаться не смогла: мы, турки, — ужасные сладкоежки.
— И что же, все эти вкусности были отравлены? — Я в ужасе посмотрела на зловещую турецкую Шанель.
— Ну, цианида, как в романе Агаты Кристи, там не было, — улыбнулся профессор Фатих. — Но было подмешано что-то такое, отчего у этой журналистки так расстроился желудок, что пришлось ей на долгий срок лечь в госпиталь и пропустить сезон.
— Возможно, она просто объелась, а эта ваша Шанель совсем ни при чем, — скептически заметила Ольга Арсеньевна и добавила: — От десерта я, пожалуй, воздержусь.
— Как скажете, дорогая мадам, как скажете, — ответствовал профессор. — А вот тот господин, за столиком слева…
И профессор начал рассказывать историю некоего незадачливого писателя, а потом еще и еще, пока ресторан не начал пустеть.
На следующее утро мы завтракали в отеле в компании Ильхама, к моменту нашего пробуждения уже явившегося с неизменным предложением оказать всяческую помощь. За столом мы предъявили листок, врученный Ольге Арсеньевне профессором Фатихом, который был изучен Ильхамом с особой тщательностью. Потом Ильхам рассказал, что вчера они с Никитой посетили кампус и выяснили, что Василия Ипсилантова здесь знают, однако никто не может сказать, где его можно найти: Стамбул — город необъятный.
— Может, он стал мусульманином и живет где-нибудь при мечети? — высказал предположение выглядевший весьма помятым после рейда по университетскому кампусу Никита.
— Турция — светская страна, — возразил Ильхам, — тут это сделать не так просто. И в университете бы такое не понравилось. Я думаю, его надо искать в Сети.
— Ищите где хотите, но только делайте это скорее. — Ольга Арсеньевна нетерпеливо посмотрела на Никиту. — Не ждать же мне начала экзаменов, тем более что неизвестно, вылезет ли ваш братец из своей норы. А мне в Корею скоро лететь.
— А мне все равно, найдут его или нет. Мне по-любому кирдык, — равнодушно ответил Никита.
— В Сети явно должны быть следы этого Ипсилантова. Раз уж он ухитряется так учиться, что его мало кто видит, он точно общается с миром через компьютер, — еще раз высказал свою версию Ильхам. — Я его найду.
Итак, наша командировка затягивалась. Ольга Арсеньевна приятно проводила время с коллегами, я таскала аморфного Никиту по Стамбулу, но местные красоты не произвели на него ровно никакого впечатления. Мимолетную вспышку интереса вызвали только золотые ряды улицы Колпачников. Но и здесь Никита быстро сник, вспомнив, что вряд ли ему еще придется блеснуть приобретенными здесь золотыми цепями.
Так прошла неделя, и мы уже готовились провести в слегка поднадоевшем Стамбуле еще одну, когда Ильхам объявил, что напал на след.
— Ваш подопечный не только учится в Сети, у него еще и бизнес там, — рассказывал он о результатах своих поисков за очередным завтраком в отеле, — виртуальное бюро переводов. Придумано отлично! Здесь он нашел специалистов по разным восточным языкам, иммигрантов из бывшего СССР, клиентов в России, которым нужны такие переводы. И эти люди не просто знают языки, они еще и учатся на разных факультетах: кто инженер, кто юрист… Поэтому заказы он принимает какие хочешь: договора, техническая документация, все-все-все. Клиент из России посылает запрос, он у себя в базе ищет подходящего человека, переводит ему задаток, тот выполняет работу. Здорово, правда?
— Действительно умно придумано. — Ольга Арсеньевна, казалось, была довольна, что не зря оказала протекцию. — И как нам его вытащить, так сказать, в нашу реальность?
— Мы сделаем стандартный заказ, — начала я.
— Ну и он его выполнит, что дальше? — вмешался Никита.
— Это будет особенный заказ. Он ведь смотрит, что за текст нужно перевести, правильно? А мы в качестве текста изложим всю нашу историю, ну, с некоторыми нюансами, конечно. О том, для чего его ищет господин Жаров, писать не будем. Может, он и откликнется.
— А если, наоборот, спрячется еще дальше? Я бы так сделал, — опять заговорил Никита.
— Надо написать так, чтобы он согласился встретиться, — быстро сказал Ильхам, — если не получится, господин Жаров задействует другие каналы, и не знаю, как вы, а я останусь без гонорара. А мне очень нужны эти деньги, платить за учебу…
— Но, судя по блестящему знанию русского языка, вы, видимо, уже заканчиваете курс… — заметила Ольга Арсеньевна.
— Русский язык я знал и так — моя семья переехала сюда из Азербайджана. Учусь я по другой специальности, и диплом Стамбульского университета — это мой шанс, поймите меня. Давайте пишите ваше письмо.
— Если бы вы специализировались по Серебряному веку, как утверждали давеча, — желчно заметила Ольга Арсеньевна, — то для вас бы не составило никакого труда самому написать послание, которое тронуло бы этого человека. А так, думаю, придется поручить это нашей Валерии. Пускай применит свои журналистские навыки.
Что можно было написать этому незнакомому мне человеку? Я стада судорожно вспоминать досье из папки, которую давал мне в Крыму Павел Викторович. Тогда казалось, что там содержатся абсолютно ненужные и не похожие на правду сведения, а вот как все обернулось. Значит так, он работал технологом и явно разбирался, что к чему на производстве. То есть этот настоящий Алексей — человек образованный и, возможно, даже закончил технический вуз. Например, уральский Политех, а если так, то он вообще может оказаться интеллектуалом, фанатом группы «ЧайФ», участником КВН и еще не знаю кем. «Между братьями отмечена стойкая неприязнь» — так, кажется, было написано в том досье. То есть Никитины бандитские замашки его брату претили? Впрочем, они могли и соперничать тоже. Так, дальше история с Глафирой. Не могла она все-таки сразу связаться с монстром, и Никита тоже говорил, что брат его «выглядел прилично». Значит, будем исходить из того, что адресат — человек интеллигентный. Другой бы не смог учиться в университете и еще заниматься таким сложным бизнесом. Теперь вопрос, как он мог так поступить с девушкой. С другой стороны, может, это обстоятельства так сложились, и о том, что произошло дальше с Глафирой, он мог и не знать.
И я решила писать письмо, исходя из того, что Алексей — человек порядочный, но попал в сложную ситуацию. С того, что он попал в переплет, а вместе с ним и мы все, я и начала. Тут мне пришла в голову мысль, что, возможно, я и не смогу с первого раза угадать верный тон. Вот если бы была возможность как-то его «прощупать», вступить в переписку… Решительно удалив те трогательные слова, которые удалось сочинить, я вышла на указанный Ильхамом сайт и вписала в стандартную форму заказа всего одну фразу:
Глафира и Василий в тяжелой ситуации. Подробности?
Через несколько минут пришел такой же краткий ответ:
Что с ними?
Я ответила:
Василий в тюрьме, Глафира лечится от наркозависимости.
Мы общались в течение часа, он задавал вопросы, я честно отвечала. Рассказала и о вмешательстве господина Жарова, умолчав только лишь о его намерении Алексея уничтожить. В результате он назначил мне встречу через день на Египетском базаре, старинном рынке на берегу залива Золотой Рог, где торгуют специями. Не подозревая, что со мной приехал и его брат, Алексей не только назвал конкретную лавку, на которую следовало ориентироваться, но и свои приметы.
Еле дождавшись понедельника, мы с Никитой и Ильхамом отправились в назначенное место. Отыскать указанную лавку среди сотен одинаковых выгородок, уставленных мешками с красным перцем, сухой горчицей, шафраном, мускатным орехом, стручками корицы и множеством других неизвестных мне пряностей, бочками с оливками и маслом, увешанных гирляндами высушенных корений загадочного вида, оказалось весьма трудно. Даже многоопытный Ильхам в растерянности смотрел по сторонам. Мы уже второй раз прошли от одного конца до другого Г-образное здание базара, когда Никита тихо сказал:
— Вон он, стоит рядом с толстой теткой в розовом платке.
Мы посмотрели в указанную им сторону. Рядом с крупной дамой, наряженной в лучших местных традициях в расшитую люрексом и блестками свободную блузу, длинную темную юбку, из-под которой выглядывали острые носы щедро расшитых стразами туфель, и вышеупомянутый платок, стоял субъект в сером пиджаке, надетом на футболку, джинсах и сабо на босу ногу. Упитанностью он мог вполне поспорить со своей соседкой. И как при таких объемах его могли спутать с тем, другим, таким худощавым и элегантным?
— А разожрался-то чисто кабан, — как будто бы услышав мои мысли, подал реплику Никита. — Язву свою кебабами, наверное, лечит.
Мы приблизились, и я окликнула Антонова-старшего по имени.
— Вижу, вы не одна… Здравствуй, Ник, — обратился он к Никите. — Зачем пожаловал?
— Привет, обморок. Рожу твою опознать приехал, вот зачем.
— Ясно. Ни на что другое ты и не годишься. Надеюсь, вы не станете меня сразу хватать, чтобы насильно везти в Россию, и этот янычар подождет, пока я переговорю с дамой?
— Мы подождем, — с достоинством ответил Ильхам, — и я не янычар, как вы говорите, я студент.
— Мило, очень даже мило. Я, представьте себе, тоже.
— Да мы все знаем про тебя, можешь не выступать. — Никита переминался с ноги на ногу. — Может, пойдем куда-нибудь, выпьем?
— Выпивать с утра — это все-таки не в традициях этой страны. Предлагаю пойти в чайную, тут совсем недалеко, — сказал Алексей и повлек нас по проходу на улицу.
Через несколько минут мы устроились на покрытом ковром диване в ближайшей чайной.
Не обращая более внимания на присутствие Ильхама и Никиты, Алексей обратился ко мне:
— У вас в глазах я читаю тысячу вопросов. — Он усмехнулся. — Живу тут на Востоке и приучился вот так витиевато излагать, уж вы меня, Валерия, извините. Не знаю даже, с чего начать: объяснить про Глафиру, поведать историю о моей дружбе с вашим Ипсилантовым или рассказать, отчего такой толстый?
— Начните с того, о чем вам проще говорить, — предложила я.
— Тогда начну с моих габаритов. Вообще-то я был раньше очень худым, у меня с молодых лет язва желудка диагностирована, и дома я жутко мучился. Но не только от язвы, а вообще. Может, вы в курсе, что мне пришлось вот с ними работать, — он показал на Никиту, — и эта деятельность не вписывалась в рамки общепринятой морали. Я это понимал с самого начала, что не способствовало улучшению самочувствия.
— А без нас ты бы вообще сдох на своем вредном производстве, — парировал Никита.
— Возможно, так оно бы и случилось, но судьба распорядилась иначе. Вы понимаете, Валерия, когда я ввязался в эту историю, мне так тошно стало, что хоть помирай. Деваться от них было некуда — они были повсюду… И приняв эту неизбежность, я стал брать их деньги…
— Брать деньги, гулять на них с Глахой… А теперь ее дедушка… — Никита начал заводиться. — Ты знал про ее дедушку? Нет? Так он всем нашим кишки выпустил, осталось только с тобой… — Он запнулся, поняв, что сказал лишнее.
— Не переживай, и без тебя догадываюсь, зачем меня разыскали. А с Глашей… с Глашей у нас были хорошие, красивые, насколько это было возможно в том антураже, отношения. — Алексей опять обратился ко мне: — А вы с ней знакомы?
— Совсем немного…
— Немного… Что же, она не такой однозначный человек, как вам кажется…
— Ага, стерва еще та… — Никита хмыкнул. — Ну, что уставилась? — заметил он мой удивленный взгляд. — Скажи ей, Леха. Глаха сама тебя послала, когда поняла, что ты недостаточно крут.
— Ну, это было не совсем так, просто мы не сошлись темпераментами. Ей требовался, знаете ли, постоянный угар, а мне с моей язвой было просто не под силу соответствовать. К тому же я занимал недостаточно заметное положение, и ей это не нравилось. Вообще это было ее пунктиком, деньги-то ей не так были нужны. Собственно, когда я поехал в Петербург, у нее еще была определенная надежда, но я честно ей написал, что есть возможность отойти от дел… уехать в страну с хорошим климатом… Тогда я уже решился на эту авантюру с Василием… Но она, как узнала, резко оборвала отношения. И ни писем больше, ни звонков… Я с чистой совестью уехал, клянусь вам, скучал по ней очень. И ничего не знал о том, как сложилась ее жизнь…
— Как сложилась, не знал… Да она такого жару стала давать, что у нас даже самые бывалые бойцы удивлялись… А потом ее мамаша не выдержала и позвала этого дедушку авторитетного… А перед ним всё выставили, как будто бы Леха девку совратил злостно, а наши попользовались. Хотя она сама кого хочешь… с особым цинизмом. У меня от вашего чая уже в глазах булькает, — неожиданно закончил свой рассказ Никита.
— И ты все это знал, а мне ни слова? — удивилась я.
— Ну, сказал бы я, и чего? Мне четко сказали: хочешь жить — найди брата. Какая разница, что он там сделал или не сделал. Тебе тоже сказали: хочешь увидеть своего дружка — найди вон его. Что там у него с Глахой и ее шизанутым дедушкой, тебе тоже без разницы. Усекла?
— Усекла, — безнадежно проговорила я, почему-то сразу поверив, что этот обморок Леха явно не может быть злостным совратителем. — И что нам теперь делать?
— Что ж, придется ехать в Россию. — Алексей вздохнул. — Я должен вытащить Василия, он для меня не чужой. Да и с Глафирой хотелось бы выяснить отношения…
— Вы с Василием давно знакомы?
— Он у нас всегда был как луч света в темном царстве. На заводе мрак, зарплату полгода не выплачивают, компания моего братца на подходе, а в клубе другая жизнь как будто. Концерты, тусовки, конкурсы красоты — что ни день, то праздник. И Васе все хотелось поле деятельности расширять… Даже когда меня сюда пристроил, придумал мне этот бизнес с переводами, всю схему, от поиска клиентов до получения денег.
— Включи меня в свою базу, — вдруг попросил молчавший все это время Ильхам, — я три языка знаю, финансы изучаю…
— Ты, парень, и так на мне заработаешь. — Алексей усмехнулся. — Ну что, дамы и господа, устроим сегодня вечером прощальный ужин? Тут есть одна столовка для местной публики, я там хозяина знаю.
— А ты не сбежишь прямо из этой столовки? — Ильхам, обидевшийся на Алексея за отказ, видимо, решил не упускать деньги, обещанные в награду за его обнаружение.
Алексей в ответ сказал ему что-то по-турецки, между ними завязалась легкая перепалка.
— Во дает, на турецком как свой балакает, — поразился Никита.
— А я вообще здесь как свой, — заметил Алексей, — мне здесь хорошо, жизнь спокойная, климат прекрасный, еда полезная, женщины послушные, кошки сытые.
— Да, — примирительно заметил Ильхам, — в Стамбуле кошкам хорошо, их везде подкармливают, а в университете у нас декан литературоведческого факультета даже в газеты попала из-за своей любви к кошкам. Так организовала им питание, что они расплодились и выжили с территории собак, а люди из клуба любителей собак (у нас в кампусе полно всяких клубов) подняли скандал, что их собак дискриминируют. И ей пришлось объясняться, представляете? Ну, это еще что, у химиков в общежитии, говорят, медведь жил.
— Чудная история, правда, Валерия? Знаете, чем она закончилась? За собак вступился ректор, тогда собачники, почувствовав поддержку, стали приманивать в кампус посторонних собак, чтобы, так сказать, восполнить популяцию. И одна из них как будто бы сожрала какую-то кошку, потому что те под эгидой литературоведов так разленились, что разучились бегать. Поднялся вой, теперь уже со стороны кошатников. Но ректор не растерялся и силами студентов-ветеринаров создал в кампусе специальную службу по предотвращению драк между животными, и все довольны. Пока. Теперь вы понимаете, почему я так нежно люблю этот город и это учебное заведение? — Алексей улыбнулся.
— А хотите познакомиться с человеком, который придумал вас сюда отправить?
— Эта легендарная дама, Ольга Арсеньевна? Она здесь, в Стамбуле? Я бы очень хотел с ней познакомиться.
— Она наверняка не откажется. Знаете, когда Ильхам отыскал ваши следы в Сети, мне показалось, ей даже нравится, что у нее такой протеже. Примерный студент, удачливый бизнесмен и так далее.
— Тогда ужин в столовке отменяется, это не к лицу такой преуспевающей личности. Ведь правда? Пойдем по-богатому, в ресторан у мечети Сулеймание. Чего мне мелочиться, может, последние дни на свете живу.
— Это где была столовая для бедных? — спросил Ильхам.
— Да-да, пятьсот лет была столовая для бедных, а теперь ресторан для весьма небедных. Вы, Ильхам, тоже приглашены. В качестве гостя, а не стражника, — уточнил Алексей. — Там, правда, очень строго насчет спиртного. Не знаю, Ник, как ты это выдержишь.
— Ничего, потерплю до самолета… там и выпью, — как всегда, бестактно ляпнул Никита.
Ужин в старинном сводчатом помещении бывшей столовой для бедных прошел довольно вяло. Ольга Арсеньевна с Алексеем, который, как выяснилось, был студентом тюркского факультета, обсуждали университетскую жизнь, мы с Ильхамом все больше помалкивали или толковали о достоинствах местной кухни. Когда мы вышли после ужина на улицу, оказалось, что мечеть Сулеймание и ее столовая для бедных находятся буквально в двух шагах от университетского кампуса. Из-за ограды раздавался лай и кошачье мяуканье; видимо, Созданная ректором антиконфликтная служба в этот час бездействовала.