Дресс-код для жены банкира

Глава 9

После вышеописанных событий прошел год. Жить своей автономной жизнью у меня не получилось: участие в моей судьбе приняла Глафира, которая за это время выполнила всю намеченную Ольгой Арсеньевной программу и, видимо, собиралась двигаться дальше, о чем ее наставница, скорее всего, не подозревала. Но пока все шло по намеченному сценарию. Глафира вышла замуж за Юру, а тот занял солидный пост в корпорации Жарова. Алексей, похудевший от переживаний, был, как и обещала Глафира, помилован и в настоящий момент пребывал в роли ее любовника. В этом плане Юре хронически не везло — каждая его жена после свадьбы немедленно обзаводилась сердечным другом. Впрочем, возможно, он уже привык к такому положению дел; по крайней мере, в новой должности он чувствовал себя очень уверенно и, судя по всему, примеривался к политической карьере.

Глафира училась в университете и параллельно руководила издательской структурой, принадлежавшей компании деда. Там и нашлась для меня должность редактора специальных проектов, оставляющая достаточно много простора для творчества и еще больше свободного времени. С Глафирой, которая меня, в сущности, облагодетельствовала, я встречалась не часто: та оказалась настоящим работоголиком и вечно была чем-то занята. Но в свободные минуты проявляла участие, предлагая познакомить с интересными и перспективными в плане дальнейшего вступления в брак мужчинами. Когда я отказывалась, она неизменно повторяла одно и то же: «Не хочешь новых знакомств — подожди: скоро на рынок снова поступит наш Юра. Может, выйдешь за него еще разок? Ольга-то как рада будет».

Ольга Арсеньевна реализовывала все новые и новые гуманитарные проекты, не зная отказа в финансировании. Впрочем, финансами теперь действительно распоряжался ее родной сын. Про заговор гуманитариев она больше не заикалась, а может, просто считала, что все цели и задачи тайного общества уже выполнены.

Модный дом Вадика тоже процветал, а его глава, с которым я теперь общалась исключительно по долгу службы, по обоюдному согласию забыв некоторые подробности, теперь изо всех сил старался пробиться в Европу. Обещанное восхитительное платье он мне так и не сделал. Впрочем, мне в моей новой жизни и не нужны были помпезные туалеты.

Лекс, который после той нашей встречи еще несколько раз звонил мне и даже пытался наладить отношения, в какой-то момент пропал. В сущности, так было лучше, ведь насчет предательства он был прав, и я много размышляла о своих поступках, которые совершала тогда как-то бездумно. Теперь, переосмыслив их с подачи Лекса, я испытывала нешуточное чувство вины, с которым никак не могла справиться, несмотря даже на то, что все сложилось наилучшим образом, даже в конечном счете для меня.

Павел Викторович, после того как все устроилось, тоже не проявлял себя, что, в сущности, меня задевало. Мне-то казалось, что я вызвала у него вполне определенный интерес.

Однажды мне позвонила Глафира и сказала, что есть тема для спецпроекта и нужно встретиться.

— Ты знаешь, дед все-таки взялся за коллекционирование картин, — начала она без лишних предисловий, сразу, как только я вошла к ней в кабинет. — Не нашлось у нас больше в семье проблемных родственников.

— Что же, он поехал на «Кристи» и приобрел там оптом коллекцию шедевров?

— Нет, до этого дело пока не дошло, и потом, для деда это был бы слишком простой путь. Никаких тебе препятствий, трудных персонажей и так далее, в общем, нечего преодолевать. А без этого ему, как ты понимаешь, неинтересно.

— И какие он себе придумал трудности?

— Решил собирать нераскрученных пока художников, ну и соответственно их по ходу дела раскручивать. И уже накупил целую кучу картин. Теперь ему нужно поднять цену своей коллекции, так сказать, в глазах общественности. Поэтому начинаем пиар-кампанию. Готовься, придется даже тебе напрячься. Да и дед обрадуется.

— Обрадуется? С чего это?

— Ну, мне так кажется. Вообще-то, может, он на тебя и в обиде. Ты ведь взяла и пропала с горизонта. — Она вопросительно на меня посмотрела. — Но ты не думай, я ни на что не намекаю. И вообще перейдем к делу, времени мало.

Оказалось, что коллекция Павла Викторовича уже насчитывает несколько десятков единиц хранения, и поэтому к новому дому на берегу Финского залива пришлось даже пристраивать крыло — под галерею. Задумана фотосессия: меценат в окружении своих подопечных художников и их произведений.

— Три съемочных дня, не меньше, — прикидывала Глафира. — Этих шизов-художников еще собрать нужно, и чтобы стилист с ними поработал, и журналиста пригнать, чтобы детали биографии прояснить и мнения экспертов собрать, и еще ведь эти мнения нужно с ними обговорить… Ну, это я уж сама справлюсь, надеюсь, продажные твари среди них найдутся, — заключила Глафира. — А ты поезжай к деду на объект, там прикинешь, как все можно будет снять, заодно посмотришь дом. Он классный, не то что это убожество в том дурацком поселке, где все заборы высотой по три метра. Его, кстати, продали, и говорят, что очень выгодно — лохов-то много вокруг.

Она сделала такой особый легкий жест рукой с бледным маникюром, на которой блеснуло кольцо белого золота с большим, много более карата бриллиантом, явно означающий, что я свободна. Может, они теперь с Юрой вместе посещают одного преподавателя по актерскому мастерству? Манеры ее поразительно изменились в самый короткий срок Выходя, я еще раз украдкой оглядела ее и решила, что мне нравится и эта ее нарочито простая белая блузка с высокими манжетами и бантом-галстуком, и стальные часы лаконичного дизайна на свободном браслете, и взъерошенная, в расчете на контраст со строгостью костюма, стрижка. Не пора ли, кстати, и за себя взяться?

Вернувшись в свой загончик в редакции, я осмотрела себя в зеркало и осталась не слишком довольной. Может, пора заканчивать с периодом принципиального минимализма в плане внешнего вида? Возможно, джинсы и водолазка, даже если она самого лучшего качества, не всегда подходящий вариант?

В новые владения Павла Викторовича я отправилась принарядившись. На мне были бриджи в коричневую мелкую клеточку, высокие сапоги, толстый свитер кораллового оттенка и короткая кожаная куртка цвета темного шоколада. Дом Жарова мне понравился еще издали. Это было большое деревянное трехэтажное здание, стилизованное под дачу в стиле модерн, с несколькими верандами и высокой башенкой. В одной из веранд, где часть остекления стен убрали, но добавили стеклянный фонарь в потолке, и была устроена галерея, и я успела осмотреть почти всю экспозицию, прежде чем ко мне вышел хозяин коллекции.

— Не знаю, не знаю, хорошо ли это будет — фотографироваться с этими ребятами, моими художниками, — как будто мы встречались буквально вчера, начал Павел Викторович. — Уж такой получится контраст, что многим и смешно станет, честное слово. А вы, Валерочка, какого мнения об этой Глашенькиной идее?

— По-моему, придумано интересно. — Я тоже стала делать вид, что наше дружеское общение не прерывалось. — Тут у вас все должно получиться очень эффектно. Можно часть съемки сделать на берегу, в дюнах, тоже, по-моему, будет хорошо.

— Хорошо-то оно хорошо. Да только Глафира не любит теперь, когда ее планы изменяют. Да вы, наверное, это и без меня знаете И как, кстати, вам живется на месте младшего редактора? Нравится? Кстати, вон то ню — как оно вам? — Он подвел меня к картине, изображавшей чрезвычайно худую девушку. — Такая истощенная Венера, куда там Иде Рубинштейн Серова… Впрочем, не без обаяния… Как вы считаете?

— По-моему, работа действительно обаятельная и очень даже эротичная.

— Да, обстоятельство немаловажное, сейчас в этом плане сильнее фотографы, а вот у художников не всегда этот жанр получается… Так что, часто вашим мнением на работе интересуются? — Он опять начал гнуть свое.

— Ну, во-первых, я не младший редактор, а редактор специальных проектов, а это, если вы не в курсе, приличная должность. — Я попыталась изобразить иронию. — И оклад хороший, и премии за креатив выплачивают, живу, не жалуюсь, и мнение свое иногда высказываю.

— Ну-ну, продолжайте. И о чем спрашивают? Каким лаком модели ногти покрасить?

— На это стилист имеется, поэтому, когда в вашем проекте дело дойдет до маникюра, на мое влияние не рассчитывайте. Скажут вам ногти отполировать до зеркального блеска — придется подчиниться.

Жаров засмеялся.

— Сдаюсь, поймали вы меня. Я, кстати, знаю, что Глафира вас ценит и уважает и ничего такого себе не позволяет в вашем отношении. А другие-то жалуются, ездят тут с прошениями, требуют усмирить ее. Как вам это нравится, а?

— Честно говоря, я о таких случаях не знаю, но…

— Но подозреваете, что девушка может, а? Признайтесь. — В его голосе явно прозвучала гордость за внучку, и я тут же с ним согласилась:

— Да, Глафира личность волевая, а этого от нее, наверное, не ожидали…

— Вот именно что вдруг стала демонстрировать просто железную волю. Правда, обаяния чисто женского ей не хватает. По этой части зато вы, Валерия, очень сильны.

— Спасибо, мне очень приятно слышать это…

— Это не комплимент, а констатация факта, — перебил меня Жаров. — Вот ведь случилось так, что вроде и отвернулись от вас все, даже наш друг дизайнер и тот разлюбил, так вы не растерялись, за неимением мужчин женщину обаяли. Это я про Глафиру говорю. Она за этот год всех в бараний рог успела свернуть… Не знали? А о вас вот заботу проявляет.

— Да я редко с ней вижусь…

— Ну, это понятно. — Он немного помолчал. — А то, что она помогает, это хорошо, я ведь, знаете, виноват перед вами — это я про ваш развод толкую… Неловко мне.

— Хотите сказать, если бы знали, что Глафира сама со всем будет справляться, не стали бы ее за Юру выдавать?

— Точно, ведь получилось, что мы вас какой-никакой опоры лишили…

— Это ничего, не стоит переживаний…

— И все-таки, и все-таки, — упорствовал Павел Викторович. — То, что с Василисом, этим пиратом, с позволения сказать, Карибских морей… Мы тут с Глашей недавно в кино ходили на этот фильм, очень красиво, ничего не скажешь… Так о чем я?.. А, да… Что с Василисом у вас ничего не выйдет, сразу стало понятно, когда он узнал про материалы из компьютера. Я-то как раз хотел все это с ним обсудить, на предмет, так сказать, дальнейшего творческого взаимодействия… Людей с идеями очень сейчас не хватает.

— Да, и рассказали ему, откуда их добыли… Нет чтобы дать понять, что сами до них добрались. Он бы поверил.

— То есть и здесь я перед вами виноват… Уж простите меня, старого толстокожего бегемота, что всю вашу личную жизнь загубил!

— Это правда. — Мне даже расхотелось поддерживать ироничный тон нашей беседы. Тем более что личная жизнь действительно была погублена вместе со всеми радужными планами на будущее.

Повисло неловкое молчание. Наконец я решила его нарушить:

— Может, наметим, как и что будем снимать? У вас есть какие-то предпочтения по работам? — В конце концов, я приехала сюда не для того, чтобы обсуждать крах моей личной жизни.

— Есть у меня пара-тройка любимых, сейчас покажу.

Но у первой же картины — вида на крыши старых домов где-то в центре города — он опять вернулся к теме моей личной жизни:

— Чем я могу загладить свою вину? Хотите, Юру вернем вам? Глаша-то его со дня на день прогонит.

— А мне-то он зачем, по-вашему? Да еще и вместе с Ольгой Арсеньевной, дамой специфических свойств.

— Ольгу Глафира перевоспитала, так что гонору у нее сильно поубавилось, — заверил меня Жаров. — А из Юры я дельного человека сделаю. Не сомневайтесь. Тем более что как технический специалист он уже на высоте. Даст бог, будете женой министра. Хотите?

Быть женой министра, при условии, что этим министром будет Юра, а третьим в нашей семье будет Жаров, дабы направлять и вразумлять моего супруга, мне совершенно не хотелось.

— Напрасно вы не соглашаетесь. Вариант замечательный во всех отношениях. Положение, достаток, свобода личная…

— Да, насчет личной свободы вы правы… Со мной он еще позволял себе возмущаться, а с Глафирой, как я пониманию, и не заикается…

— Тут вы мне на больную мозоль наступили. Столько сил и нервов на этого жалкого Антонова потрачено. А он, получается, опять с нами… — Жаров удрученно посмотрел на меня.

— Ну, вы при этом не внакладе, обзавелись кое-какими активами… И парень он неплохой, без дурных наклонностей, как мне показалось.

— Да, — почти согласился Жаров, — хотя быть таким хомяком, как он, — это почти дурная наклонность. Глафира его тут, конечно, встряхнула как следует…

— Может, поколачивает его даже? — не удержалась я.

— Очень может быть, — ничуть не обиделся Павел Викторович. — А то с чего он так похудел? Вы вот тоже что-то больно худенькая. Тоскуете, наверное?

— Есть немножко…

— Поверьте, для меня это очень печально… И еще раз хочу спросить: чем я могу помочь?

Последняя фраза прозвучала слишком уж проникновенно. Я вспомнила намеки, которые он делал мне в Крыму. Не хватало еще, чтобы он вызвался принять во мне близкое участие. Жаров как будто бы прочел мои мысли:

— Вы зря думаете, что я такой непробиваемый. Я все чувствую. Вот, например, вы боитесь, что я предложу вам близкие отношения. Угадал? Не предложу, можете быть спокойны. Да, и еще о чувствительности. Я про Глафирины, так сказать, драматические этюды тоже в курсе.

— Что, с самого начала? — искренне изумилась я.

— Ну, может, не с самого, — замялся он, — а то бы нам с вами не пришлось подружиться… Но в какой-то момент понял. И тут мы с Ядвигой решили, что лучше играть по ее, Глашиному, сценарию, что так будет лучше для процесса излечения… А что вас так удивляет? Что-то вы прямо в лице изменились…

— Так Ядвига двойной агент, получается?

— Тут уж ей пришлось. Как только до меня дошли сведения, что она Глафиру консультирует по вопросам линии поведения, я ей сразу объявил: хочешь кредит беспроцентный на открытие своей практики и наилучшие рекомендации — играй на два поля. И деваться ей было некуда, хотя она и гордая польская пани. Да это все ерунда, главное, девку мы вытянули! А ведь это нелегкое дело, сколько их таких погибло… А я вам так скажу: чтобы Глашеньку спасти, я и дураком готов был притвориться, и верблюдом, да все что угодно!

— Хорошо, когда есть кто-то, кто готов ради тебя на все что угодно…

— Это действительно хорошо, — согласился Павел Викторович, — но позвольте мне не щадить ваших чувств, раз уж вы не щадите мои.

— Я не щажу?

— Да, могли бы хотя бы изобразить подобие симпатии ко мне. А то вынудили меня наблюдать, как на вашем лице отразилась гамма неприязненных чувств… Не дай бог, вообразили, что начну к вам приставать…

Мне стало жутко неловко.

— Я ничего такого не думала, что вы…

— Так уж и ничего. Позвольте мне усомниться в вашей искренности. Вам бы с Ядвигой позаниматься, так сказать, скорректировать стиль поведения, очень бы пригодилось… Впрочем, я не об этом сейчас… Вот вы сказали, хорошо, когда есть кто-то готовый на все… А вы-то сами на что готовы?

Мне совершенно не понравился оборот, который приняла наша беседа.

— А ради кого?

— Ну, нельзя же так вот, просто время от времени прислоняться к разным людям. Нужно и самой на что-то решаться, милая барышня. Вот вам уже за тридцать; ни семьи, ни карьеры, ни крепких привязанностей, в конце концов…

— А-а-а, — догадалась вдруг я. — Вы, наверное, решили меня спасать, правильно я понимаю?

— Если хотите, да. А вы против? Гордость не позволяет?

— Почему же, гордость позволяет. Просто я не понимаю, нужно ли мне это. И потом, каков план спасения, не могли бы вы рассказать? Хотя бы в общих чертах.

— А ваши-то планы какие? — неожиданно сочувственным тоном спросил Жаров. — Вы никакие вопросы мне не хотите задать?

Я глубоко вздохнула: сейчас мне будет непросто.

— Это вы насчет того, где сейчас Лекс и что с ним? Если честно, меня это очень интересует, но…

— Какие тут могут быть «но»? Вы меня в очередной раз удивляете…

— Но это так просто. Вы ведь сами как-то раз говорили: получили информацию о чем-то, так действуйте. Так, по-моему, это звучало. А у меня пока что-то нет сил действовать, если уж честно. А в том, что он не пропал, я уверена…

— И не интересно, чем он сейчас занят? Неужели даже не любопытно? — живо поинтересовался Жаров.

— Вам есть что рассказать?

— А вот пойдемте-ка пить кофий, и я кое-что расскажу, если вы, конечно, не против. У меня, если честно, просто язык чешется… Так что пожалейте старика…

Мы отправились на кухню, где, орудуя космического вида кофе-машиной, Жаров стал рассказывать мне про новую жизнь Лекса.

— О его бюро переводов знаете? Так ведь? Отличный проект… Эта штуковина, по-моему, сама решает, кому какой кофе варить, — отвлекся он от темы, запутавшись в функциях аппарата. — Интеллектуальная составляющая выше, чем у среднего индивида. А знаете, как сейчас важна эта интеллектуальная составляющая и сколько она стоит на рынке? Ваш дружок это точно знает. На базе своей небольшой конторы развивает что-то вроде глобального агентства. Ну, не то чтобы совсем глобального, но сетевого. Открывает отделения во всех странах, где наши сограждане массово скупают недвижимость или вкладываются в местные объекты. Страны это не самые блистательные с точки зрения престижа, но перспективные и такие, знаете ли, где нашим людям требуется поддержка тех, кто знает местную фактуру. Ну, понимаете, Черногория, прочие балканские страны из числа тех, кто на грани вступления в ЕС, Ближний Восток, Средняя Азия и так далее. За год он уже пяток отделений открыл в разных странах и к переводам добавил консалтинг, юридические услуги, штат набрал. По Турции у него теперь, кстати, заместителем знакомый вам юноша Ильхам… — Он отхлебнул кофе. — Как вам нравится такой бизнес?

— По-моему, он просто гений, — не удержалась я.

— А глазки зажглись… жизнь пробудилась…

— Но я-то вряд ли ему нужна…

— Это как сказать, как сказать… Заметьте, я вам не рассказываю, где, собственно, он сейчас обретается… Но если вам очень-очень захочется…

— Хорошо, я учту, что у меня есть такая возможность. В любом случае, нам нужно сперва закончить с фотосессией, а уж потом… И спасибо за кофе. Я правда вам очень признательна… Аппарат этот просто роскошный…

— О, вы еще не видели всех его возможностей. Он и сорта разные сам смешивает, не говоря уже о всяких капуччино и маккиато… Так вы уж приезжайте, не забывайте старика.

Я и стала приезжать, тем более что теперь в доме Жарова нередко собиралось интересное общество: художники, арт-критики, академические знакомые Ольги Арсеньевны, которая, кстати, обретя прочную финансовую базу, стала гораздо приятнее в общении. Приезжали, когда позволял график, и Юра с Глафирой, привозили с собой каких-то деловых знакомых, тоже приятных людей.

Однажды у Жарова получился большой сбор, и, как всегда в таких случаях, была организована культурная программа, на этот раз литературные чтения. Молодой актер, уже сыгравший несколько заметных ролей в кино, читал отрывки из «Саги о Форсайтах». Идея принадлежала, конечно же, Вадику, который объявил, что истории о крупной буржуазии и ее жизненных ценностях, моральных и материальных, — это теперь самое что ни на есть модное чтение.

— Из всего хотят сделать попсу, — сразу же возмутилась Ольга Арсеньевна, которая, впрочем, оказалась впоследствии среди самых внимательных слушателей.

Успех затеи был так очевиден, что решили организовать еще пару вечеров, послушать продолжение.

— По-моему, респектабельность — это сейчас главный тренд, — сказала я Глафире, когда вся публика дружно проголосовала за продолжение. — Вот Лекс, надо отдать ему должное, еще тогда об этом твердил.

— Да, дед мог бы сюда абонементы продавать, — отозвалась, как обычно, настроенная на практический лад Глафира. — Кстати, видишь того парня в коротких брюках?

— Да, по-моему, это как раз он рисует тощих натурщиц.

— Точно, теперь это у него называется «Анорексичные Венеры». Прикольно, да? Но самое прикольное, что после наших публикаций о дедовой коллекции он этих Венер чуть ли не дюжинами продает. Говорит, что по две тысячи евро. Правда, может, и врет. Но даже если и по две тысячи баксов, все равно здорово. Потому что дед у него ту первую купил за какую-то муку, я точно знаю. Что скажешь?

— Мне, честно говоря, они не очень нравятся, хотя определенная жесткая эстетика в них есть… А парню повезло, теперь сможет заработать.

— Слушай, ну ты неисправимый кадр, — захохотала Глафира. — Нравится — не нравится, эстетика, парню повезло… Чушь собачья! Ты что, не понимаешь, что на этом мы могли бы заработать, просто завтра нужно коммерческую галерею открывать.

— Да, это интересная идея…

— Считай, что уже не идея, а новый спецпроект. Завтра с утра и приступим. Хватит тебе на автопилоте жить…

— Может, Вадика подключить? — Мне не очень хотелось ввязываться в затею с галереей.

— Вадика у нас в компании и так слишком много, — отрезала Глафира, — скоро все тут будем под его дудку плясать. Пусть уж лучше валит в Европу, надоел со своими выкрутасами.

— Я думала, что он тебе нравится… И деятельность его тоже…

— Если тебя за спиной называют сибирской лохушкой… Ой, опять эти удивленные глаза. Новое разочарование, так, что ли?

— Да нет, насчет Вадика я не очень-то обольщалась. Просто интересно, откуда ты узнала насчет лохушки.

— У каждого полководца есть свои тайные агенты, — засмеялась Глафира. — Раз уже мы вкачиваем в него бабки, нужно знать ситуацию изнутри. А там потенциальных доносчиков достаточно, могу даже выбирать. Ладно, я, собственно, не об этом…

И она опять начала рассуждать о галерее, которая и заработала буквально через считанные месяцы.

Бизнес сразу пошел хорошо, для начала нашими клиентами стали почти все партнеры Жарова, за которыми подтянулись уже их знакомые. Довольно скоро клиентов стало так много, что наши художники перестали справляться с заказами, и Павел Викторович теперь днями и ночами пропадал на каких-то чердаках, выискивая новые таланты. Помимо продажи отдельных картин мы оказывали комплексную услугу по формированию личных коллекций, для которых требовались более солидные имена. Глафира умудрилась найти общий язык и с такими художниками и неизменно возвращалась из походов по мастерским с работами зачастую старыми, хранившимися много лет и, соответственно, более ценными. «Сами не знают, почему мне продают», — смеялась она и, не останавливаясь на достигнутом, уже вовсю планировала открытие нового направления — школы живописи для взрослых.

— Эта услуга должна пойти хорошо, — рассуждала Глафира. — Представь себе комфортные условия: такая приятная студия, социально однородный состав группы, все сидят, что-то там рисуют, обсуждают насущные проблемы… Что-то вроде клуба… Как ты думаешь?

Я уже даже не сомневалась, что пойдет. У нее все рано или поздно получалось.

Вообще, руководя, Глафира чувствовала себя как рыба в воде. Она умело обращалась с людьми, возвышая способных, но предсказуемых и задвигая трудных персонажей. Одним из первых на место был поставлен Вадик, который, как все тонко чувствующие натуры, тяжело переживал свое падение. Так как в галерею, где теперь находился мой офис, по негласному распоряжению Глафиры его не пускали, Вадик старался правдами и неправдами чаще заманивать меня к себе, чтобы жаловаться на жизнь.

— Одежду заказывать совсем перестала, советы мои тоже не нужны, и это еще полбеды… Отчеты финансовые стала требовать, спрашивает, скоро ли будет прибыль, представляешь? — без устали возмущался он. — Ну где она видела, чтобы кутюр давал прибыль? Ты бы, Лелик, ей сказала, что ли. Я уже чувствую, что скоро не выдержу… Как в таком состоянии коллекцию делать?

Я по мере сил изображала сочувствие, хотя, что греха таить, то обстоятельство, что Вадика поставили на место, мне даже нравилось.

— Но ведь в творческую часть она не вмешивается, — все-таки успокаивала я безутешного кутюрье.

— Это еще как сказать… Насчет дизайна она молчит, зато по поводу вечеринок теперь ко мне не обращается и все предложения по этому поводу замалчивает. А ты ведь знаешь, у меня единая эстетика…

Глафира, которой я во время очередного совместного ланча рассказала о страданиях Вадика, только хмыкнула:

— А с чего это он решил, что может быть властителем умов, а? Занимался бы дизайном одежды, это же его основная специальность. Я считаю, каждый должен разрабатывать свое направление. Надо с ним серьезно поговорить…

— Давай я попробую, что ли. — Все-таки Вадика, который не разобрался в новой обстановке, было жалко.

— Нет, я сама поговорю. А тебе нужно кое с кем другим возобновить контакты…

— О чем ты? — Я было подумала, что она опять начнет говорить о возможности моего второго брака с Юрой.

— Слушай, нам нужно расширять клиентскую базу и выходить на новые рынки. И тут особенно пригодились бы владельцы больших домов или квартир…

— Да, — согласилась я, — сейчас как раз много строят.

— Я не об этом. Твой Ипсилантов, если, конечно, ты его еще не забыла… У него же теперь куча клиентов, которые покупают недвижимость в разных странах. Вот нам бы с ним договориться… Ведь в каждый дом нужна живопись, как минимум полдюжины картин, а у него это была бы дополнительная услуга. Кроме того, мы могли бы вместе развивать интернет-галерею, и тут можно было бы задействовать моего Леху с его опытом. Ты же знаешь, он теперь не у дел, стал таким скучным. — Она вздохнула.

— Так договорись с Ипсилантовым… За чем же дело стало? — Я в очередной раз поразилась тому, как она умеет все рассчитать.

— Слушай, мы с дедом не хотим к нему соваться, а то он сразу заподозрит что-нибудь насчет недружественного поглощения…

— А почему бы вам это, в конце концов, не сделать?

— Слушай, лень вдаваться в подробности, но там и поглощать особенно нечего. Все богатство в голове у человека. Вот если бы ты…

— Ко мне у него тоже доверия мало…

— Было мало, а сейчас, может быть, он соскучился. Поезжай, посмотри, какая там у него обстановка. Вот, — она вытащила из сумки листок, — тут его телефоны, адреса офисов, электронный адрес. Начни потихоньку налаживать контакты.

— Это ты так решила наладить мою личную жизнь или вам все-таки нужен его бизнес? — Хотелось знать подоплеку моего нового задания.

— Это, если хочешь, долгосрочный комплексный план. Устраивает тебя? Только не говори сразу «нет».

— Я и не говорю…

— Вот и славно, а я тебе дам бессрочный отпуск с сохранением оклада, и, мне кажется, насколько я в курсе вашей любовной истории, он совсем не против, когда ему неожиданно сваливаются на голову.

— Откуда ты знаешь? Опять какой-то шпион нашептал?

— Если честно, — нисколько не смутившись, ответила Глафира, — мне Юрка рассказал про то, как ты уборщицей нарядилась.

— Официанткой, — поправила с невольной улыбкой я.

— Ну, официанткой. Это было действительно круто, я бы так не смогла. Юрка сказал, что даже не смог на тебя разозлиться, настолько это был неожиданный ход. Кстати, у нас сейчас отличные отношения сложились, может, и развод не понадобится.

Она замолчала и пытливо посмотрела на меня.

— Что-то еще хочешь сказать?

— Ну, в общем, да, — призналась она. — Я это еще потому решила затеять, что Юра, как мне кажется, иногда по тебе романтически вздыхает, а мне этого не нужно. У меня насчет него другие планы. Так что поезжай, я тебя очень прошу, это и для тебя лучше, и для меня. И не думай, что хочу от тебя отделаться… Просто я знаю, у тебя все устроится, вот увидишь.

Ее последние слова, впрочем, уверили меня в том, что Глафира именно хочет от меня избавиться. Но она, как будто угадав мои мысли, вытащила из сумки еще один листок.

— Знаю я, что ты сейчас думаешь. Вот возьми, — она протянула мне листок, — тут примерный расчет прибыли от нового направления. Может, это тебя убедит. Бизнес может получиться очень интересный. Только не показывай никому…

— Ты так увлеклась зарабатыванием денег. — Я мельком взглянула на столбики цифр со многими нулями. — Но у тебя и так их достаточно, можно уже говорить о семейном состоянии.

Глафира слегка замялась, а потом решительно сказала:

— Хорошо, вот мой последний аргумент. Я не понимаю, из чего состоит бизнес деда и тем более как он функционирует и от кого зависит. И не хочу понимать, здесь все слишком сложно, да и грязи всякой достаточно — в общем, не женское дело. Пусть в этом со временем начнет разбираться Юрка. Такую я ему поставила сверхзадачу. В своем деле я разбираюсь и точно знаю, что оно построено не на сомнительных сделках и договоренностях, а на моем чутье и организаторских способностях. Я не права? Во всем мире на первых местах в списках богатых люди, которые зарабатывают именно так.

— Хочешь попасть в списки «Forbs»?

— Это совсем не обязательно. Просто считаю, что так и должно быть, зарабатывать нужно интеллектом.

Тут явно чувствовалось влияние доктрины Ольги Арсеньевны. И не иначе как она внушила Глафире мысль о том, что нужно держаться подальше от грязной прозы бизнеса ее деда, и не исключено, что с целью передать его в Юрины руки. С ее-то любовью к грандиозным заговорам. Как всегда, вместо того чтобы приберечь такой немаловажный аргумент для подходящего случая, я озвучила свою мысль сразу.

— Ерунда, — парировала Глафира. — Вполне допускаю, что Ольга так думает, но убеждена, что Юрка из двух зол выберет меньшее. То есть не свою мамашу, а меня. И даже если ему вдруг представится возможность меня обобрать, что просто невероятно, вряд ли он осмелится на такую авантюру. Так что семейное состояние от нас не уйдет. И вообще, я сейчас совсем о другом. Твой Василис, он ведь как раз тоже головой зарабатывает, он наш человек, вот что я хочу сказать! Надо его вернуть!

И так как я ничего не ответила, Глафира опять перевела разговор на экономику:

— Ты знаешь, какова на сегодня капитализация крупнейших тематических сайтов? Это реальные деньги. Только представь, как можно будет развить наш проект, связанный с живописью…

Она еще долго рассуждала о выгодах, которые сулит ей сотрудничество с Лексом.

— Да, и последнее…

— Есть еще что-то? — Я приготовилась выслушать еще одну небольшую лекцию об IT-бизнесе.

— По моим данным, постоянной подруги у него, похоже, нет. Собственно, это должно быть для тебя намного важнее, чем ожидаемая прибыль. Ну, я помчалась, пока.

Глафира подхватила свою сумку Birkine, смахнула в нее телефон, пудреницу, а заодно и бумажку с выкладками о предполагаемом совместном бизнесе и выбежала из ресторана.

Помимо всех своих остальных талантов, Глафира умела убеждать. Эта доктрина о том, что будущее принадлежит интеллектуалам, вообще выглядела очень, я бы сказала, элегантно. Хотелось, чтобы и мне тоже нашлось место в этом прекрасном завтра. Поэтому, вернувшись в свой кабинет в галерее, я решила немедленно действовать и стала подряд набирать все телефоны, которые дала мне Глафира. Наконец в трубке раздался знакомый голос. У меня упало сердце, но я все-таки выдавила из себя заранее заготовленную фразу:

— Привет, узнаешь меня?

— Еще бы.

— Вот, поняла, что очень хочу увидеться. — Мне почему-то показалось, что он даже рад.

— Что ж, если тебя не пугает долгий перелет…

— А где ты сейчас?

— Неужели тебя не проинформировали? — Похоже было, что радость сменилась на такой привычный мне сарказм.

— Буду предельно откровенной: меня проинформировали только в общих чертах, понимаешь? Просто я спросила, как ты сейчас, а они, точнее она, Глафира, мне рассказала. Это все.

— Ну, не надо сразу срываться, — примирительно ответил Лекс, — в общих так в общих. Я, честно говоря, кое-что от Алексея знаю. Он, представь себе, регулярно пишет мне о ваших делах и постоянно предлагает, так сказать, воссоединиться с вашей дружной семьей. Вот я все ждал, когда же пришлют переговорщика, и теперь удивляюсь, что ты даже не знаешь, где я нахожусь.

— Я вовсе не переговорщик и звоню тебе просто от отчаяния…

— А что случилось? Семья лишила пособия? Ты скажи, я ведь могу выслать материальную помощь, мы все-таки не чужие люди.

Продолжать в том же духе я не чувствовала в себе сил, поэтому, смиренно сообщив, что пока в деньгах не нуждаюсь, попрощалась и повесила трубку.

Он перезвонил почти сразу.

— Бросаем трубку? Нервишки пошаливают? Я ведь еще не договорил по поводу моего местонахождения. Я сейчас в Казахстане, в Астане — их новой столице. Полетишь сюда?

— Полечу, — как-то автоматически согласилась я.

Повисла пауза. Видимо, его удивило такое быстрое согласие. И я, испугавшись, что сейчас он скажет, что сразу не стоит или ему надо подумать, потому что у него, к примеру, здесь подруга, с которой он романтически катается на коньках на высокогорном катке Медео (я тут же представила себе эту картину)… так вот, от испуга я начала болтать первое, что пришло в голову:

— Можно, кстати, придумать сценарий того, как я прилечу, в каком наряде и что будешь делать ты… В этот раз будет гораздо интереснее, я ведь теперь не какая-нибудь там заурядная жена-изменщица, а IT-шпионка, что придает истории особенный оттенок, согласись…

— Лечь, — перебил меня Лекс, — ты давай прилетай быстрее, а соответствующую случаю историю придумаем на месте, хорошо? Я сейчас тебе билет закажу, давай там, не куксись… Пока.

Не прошло и двух суток после этого разговора, как я уже выходила из самолета в аэропорту Астаны. Через прозрачную перегородку я в толпе встречающих сразу увидела Лекса. Лощеного, в прекрасно сидящем костюме и в неизменных очках в золотой оправе.

— Ну, привет, отлично выглядишь. — Он с интересом осмотрел мой корректный серый брючный костюм, который я надела потому, что не понимала, в чем, собственно, нужно было ехать. А корректных костюмов у меня как раз теперь было много: я только в них и ходила в галерею, чтобы, с одной стороны, внушать доверие клиентам, а с другой — контрастировать с расхристанными художниками.

— Отличный костюм — прямо настоящая броня. Не ожидал, что ты так подготовишься, — тем временем продолжил Лекс и осторожно поцеловал меня в щеку. — Обнять не решаюсь, — пояснил затем он.

— А ты вот абсолютно роскошный, лучше прежнего стал, — сказала я истинную правду.

— Да, костюм классный, самому нравится. Представь, сюда тоже приезжают портные из Италии, и с обувью проблем нет. Столица! Тебе понравится.

— Ну, не знаю, не знаю.

— Хочешь сказать, что это редкий случай, когда человеку нравится в ссылке?

— Почему ты считаешь, что я приехала в ссылку? — Собственно, в чем-то он был прав.

— В таком виде на свидание к любимому не приезжают. Помнится, в прошлый раз ты выглядела гораздо живописнее.

Чтобы прервать эту язвительную речь, я наконец-то задала давно интересовавший меня вопрос:

— Слушай, я давно хотела спросить: у тебя очки с диоптриями или так, декоративные?

— При такой нервной жизни, — усмехнулся он, — посадить зрение можно в два счета. На сегодняшний день настоящие, можешь проверить.

— Давай.

Я стянула с него очки и нацепила их себе на нос. В глазах все расплылось, и даже закружилась голова.

— Вот такой, слегка обалдевшей, ты мне нравишься гораздо больше. — Он вдруг сгреб меня в охапку. — Жаль только наряд мы не обговорили.

— А что, все так плохо? — В его объятиях меня повело, и уже стало казаться, что сейчас все устроится.

— Ладно, не вздрагивай, я шучу. Просто тут скоро скачки, кубок президента, между прочим. Нужна будет шляпка и платье, подобающее такому выдающемуся случаю. Мы же с тобой должны быть лучшими, тем более что теперь ты не какой-нибудь там писака, ты, спасибо мудрой девушке Глафире, не побоюсь этого слова, галерист. Для мужчины иметь любовницу-галериста сейчас самый шик. А я как раз занимаюсь тем, что позиционирую себя в местном обществе.

— И в качестве кого?

— Как обычно, в качестве персонажа с большими эстетическими запросами.

— То есть ты заманил меня сюда с самыми корыстными целями?

— Это мы обсудим по дороге. — Он аккуратно снял с меня свои очки.

Мы вышли из здания аэропорта и уселись в ожидающий Лекса «бентли».

— Ты, однако, очень подрос за это время.

— В восточной стране, знаешь ли, престиж — это главное. Так что приготовься, придется поработать: нужно произвести впечатление в местных кругах, а тут они, знаешь ли, теперь понимают толк…

— В хороших манерах? — Тут я окончательно развеселилась.

— И в этом тоже, тем более что я тут вхож в…

— Академические круги, — опять перебила я.

— Ну не смейся, и туда тоже.

— И что же, конференции, научные сборники?..

— Посмотри-ка в окно — город просто красавец.

За окном действительно мелькали интересные виды: зеленые проспекты, площади, украшенные роскошными цветочными клумбами, и величественные фонтаны, и много замысловатых современных зданий, построенных на стыке модернизма и восточной традиции.

— А по поводу науки… теперь я уже не восторженный неофит. Тем более что одного ученого-востоковеда мы самым неожиданным образом вырастили, вот теперь непонятно, что с ним делать…

— Придется тебе заключить союз с господином Жаровым…

— Не исключено, что в конце концов так и случится. А пока… ты знаешь, что я жутко по тебе скучал?

— Иногда мне так казалось… Но почему ты сам не звонил?

— Если честно, подозревал, что ты вот-вот соблазнишься на жаровские деньги… В общем, даже хотел этого, чтобы перестать о тебе думать…

— Ты совершенно меня не знаешь, вот что я тебе скажу. Я теперь даже не понимаю, за что ты меня…

— Люблю? Теперь я смогу не торопясь в этом разобраться. Но это потом, а сегодня у нас на повестке дня один весьма важный прием, нужно что-то делать с платьем.

— И что, там при нашем появлении объявят что-то вроде «Господин Ипсилантов и госпожа…»?

Он засмеялся.

— Может, я многого про тебя еще не знаю, но уверен, что как раз чего-то такого ты всегда хотела. Правда?

КОНЕЦ