Дресс-код для жены банкира

Глава 8

На следующий день мы с Ольгой Арсеньевной улетели, наша миссия была выполнена. Никита с братом должны были прибыть днем позже.

В самолете Ольга Арсеньевна внезапно сказала:

— Эта девушка Глафира затеяла опасную игру. Я сразу почувствовала, что она не так проста, как кажется… И иногда забывает играть роль жертвы…

— Со мной она была весьма убедительна…

— Послушайте, Валерия, я не знаю, чего добиваетесь вы, — начала свекровь решительно, — а мне нужно сохранить Глафиру с ее дедушкой подле себя.

— Я понимаю, вам нужны деньги.

— Да, это так, но помимо денег мне нужны целеустремленные люди, желающие добиться успеха в обществе…

— Вы полагаете, что Глафира хочет этого?

— Я в этом уверена… Глупая девчонка, которая хотела быть бандитской королевой, наломала дров и потом получила возможность одуматься. Вот что она такое, — отчеканила свекровь. — Теперь ей нужен шанс начать новую жизнь, и этот шанс она получит у меня. Академическая карьера, правильное замужество… Думаю, ее дедушка будет счастлив, что девочкой кто-то начал заниматься всерьез.

— Что же, это вы замечательно придумали: и помощь людям, и выгода…

— Да, вы правы. Есть только одно «но»: вы мне мешаете.

— Я? Но чем? Я в ваши дела вообще не вмешиваюсь…

— Да, настолько не вмешиваетесь, что даже не помните, что являетесь моей невесткой.

— Ах, это… Так какая вам разница…

— Разница есть. — Она строго посмотрела на меня. — Для начала хотелось бы узнать о ваших дальнейших планах.

— М-м-м, вытащить из тюрьмы Лекса, в смысле Василия… Дальше пока не знаю. Ну и еще, мне бы, честно говоря, не хотелось, чтобы пострадал этот симпатичный Алексей. Пусть бы он оставался в своем Стамбуле, если это так благотворно влияет на его язву…

— Я понимаю, что он вызывает у вас сочувствие. Но нужно, чтобы Глафира сохранила лицо в глазах своего деда. — Она перешла на свой любимый безапелляционный тон, который всегда меня раздражал. — Поэтому нет смысла ходатайствовать за него, понимаете? Я вам запрещаю это делать!

— Во-первых, это даже звучит смешно; во-вторых, я плевала на ваши запреты; и в третьих, господин Жаров не дурак и, когда поговорит с Алексеем, сразу поймет, что перед ним совершенно безобидный человек. И потом, как оказалось, Никита в курсе того, как вела себя эта Глафира. Так что и свидетель всех ее безобразий имеется.

— Вы так наивны, что на вас даже невозможно злиться. Как это дедушка поверит не своей почти родной внучке, а какому-то бандиту? Тем более, он уже утвердился во мнении, что она — невинная жертва, и, можно сказать, живет с целью отомстить. И вы полагаете, что он послушает вас или этих двух братьев и воскликнет. «О, как же я ошибался!»? Может, еще вернет пострадавшим имущество? А вероломную внучку проклянет? Так вы, судя по всему, представляете себе дальнейший ход событий? Что молчите? — Она нервно хрустнула пальцами. — Значит так, запомните. Глафира жертва, этот Алексей, может, и не душегуб, но цинично бросил ее на растерзание бандитам. Это факт, даже если у него это вышло случайно. И обсуждать нечего. Поверьте, мне бы тоже не хотелось, чтобы с ним что-то случилось, но в любом случае пусть выпутывается сам.

— Я не думала, что вы так практичны.

— Я вполне практична, когда вижу впереди определенные перспективы, — заверила она. — Теперь о вас. Вам нужно будет срочно развестись с Юрием.

— Почему же срочно? А если он еще сохраняет ко мне нежные чувства?

— Чувства, милая Валерия, здесь ни при чем. Он мне нужен холостым, потому что в ближайшей перспективе я собираюсь женить его на Глафире.

— На Глафире? Но вас, как мать, не смущает… То есть, я имею в виду, ее недавнее прошлое. Не кажется ли вам, что это как-то не стыкуется с образом невесты и что в глазах окружающих… — Мне стало неловко, и я окончательно запуталась.

— Чушь, полная чушь, — отрезала Ольга Арсеньевна. — Глафира самая подходящая невеста для Юры, в том числе и в глазах окружающих. Что касается ее бурных молодых лет, то меня мало интересует, что тогда происходило. На сегодняшний день она здорова, разгульная жизнь ее больше не интересует, и этого довольно. Более того, она будет нам благодарна за то, что мы закрыли глаза на это ее, скажем так, приключение. А родство с такой семьей — это для нас то что надо, — заключила свекровь.

— А я как же?

— Странный вопрос. Вас ждет сплошное счастье с нашим общим другом, обаятельнейшим мужчиной, господином Ипсилантовым. У вас все будет прекрасно, а кроме того, если братья Антоновы останутся целыми и невредимыми, вам будет о ком заботиться и кому сопереживать, скучно не будет. И оставим пока этот разговор.

— Нет, подождите. А Глафира в курсе этих планов? Может, она по-другому представляет себе свое будущее?

— Неважно, что там она себе представляет. Существенно, что ей хочется респектабельной жизни и требуется солидное поприще. Знаете, чтобы ходить в строгих дорогих костюмах, рассуждать о вечных ценностях, чтоб обращались по имени-отчеству… Надо сказать, что у уроженцев тамошних мест, откуда она и ваш Василий родом, это просто пунктик. Ваш друг вот тоже наивно полагал, что может войти в роль этакого влиятельного деятеля и из ничего вдруг стать всем. Но Глафира как раз не пустое место, и уж я ее быстро уму-разуму научу. Такую воспитаю из нее леди, что Юре не стыдно будет и политическую карьеру начать. Компромат весь этот, что и в его биографии тоже имеется, Жаров как-нибудь похоронит. Да сейчас у многих прошлое не кристально чистое. Не думаю, что возникнут проблемы.

— Вот как вы все распланировали. А если я все Жарову расскажу?

— А что дурного в моих планах? Наоборот, они для его внучки самые подходящие! Да я уже ее к жизни возвращать начала, и он это прекрасно видит. Даст бог, ребеночка родит, будет у него правнук. Да он счастлив будет, если все устроится по-моему. Так что рассказывайте что угодно и кому угодно, только с разводом, очень прошу, не тяните.

После того как вся наша команда, включая ее боевой трофей, благополучно очутилась на родине, Жаров решил устроить что-то вроде парадного приема в садоводстве «Родник». Присутствовали Глафира с Ядвигой, Ольга Арсеньевна с Юрой, Вадик и я.

Так как организацию вечера поручили Вадику, то все было устроено самым изысканным образом. В библиотеке, где гостей ожидал своеобразный welcome drink — шампанское и минеральная вода, к которым были поданы минитосты, — Жаров обратился к присутствующим с чем-то вроде приветственной речи:

— Дамы и господа, сегодня мы собрались здесь, потому что каждый из присутствующих стоит, если так можно выразиться, на пороге серьезных изменений в своей жизни. В скором времени каждый из нас примет важное, я бы сказал, судьбоносное для себя решение. Я не буду уточнять, что это будет, каждый про себя знает сам. Хочу только подчеркнуть: грядут перемены к лучшему. Предлагаю за это выпить и категорически больше не вспоминать сегодня о делах! — Он поднял свой бокал. — Нас ждет интересная программа, организованная нашим другом Вадимом.

Вадик уже взялся за старое, подумала я. Быстро же он нашел общий язык с Жаровым, что, впрочем, и не удивительно. Вадик, который все это время стоял рядом с Глафирой и что-то нашептывал ей на ухо, не иначе как соблазнял купить еще пару-тройку туалетов, выдвинулся вперед.

— Друзья, рад сообщить, что нас сегодня ждет приятный вечер, — буквально пропел он. — Выступление молодой, подающей большие надежды певицы, только что заключившей контракт с Мариинкой. Дивное драматическое сопрано, волшебный тембр. Хочу заранее извиниться: по техническим причинам удалось доставить сюда только кабинетный рояль, но ведь и вечер наш вполне камерный. Зато выступать наша дива будет в концертном туалете, который я создал специально для нее. Обратите внимание. Далее ужин, приготовленный для нас поваром одного очень известного ресторана, — уверен, что вы догадаетесь, какого, как только попробуете первое блюдо, эту особую манеру невозможно не узнать. А если не угадаете, я открою вам эту тайну, но позже. — Вадик театрально возвысил голос и торжественно произнес: — Также обращаю ваше внимание на подборку вин — специально для этого вечера. Это важно. После ужина у нас запланировано дружеское общение и просмотр классических кинолент, на выбор есть «Касабланка», «Гибель богов». Вот господин Жаров предлагает «Весну на Заречной улице», очень, кстати, стильно. Артист Рыбников — секс-символ своей эпохи. На этом всё. Начало вокальной части через пятнадцать минут, прошу всех пройти в гостиную.

Гости послушно побрели из библиотеки в гостиную. Я попыталась подобраться к Глафире, но ее вместе с Жаровым быстро перехватила Ольга Арсеньевна. Она завели с ними беседу, аккуратно выдавив из кружка Вадика, который за неимением лучшего собеседника подошел ко мне.

— Ну как вечеринка, Валерик? Высший класс, правда? Все самое первосортное, продукты (ты пробовала тостики с фуа-гра?), обслуживание, алкоголь, сопрано тоже с наилучшими рекомендациями… У меня, знаешь, проснулось такое вдохновение, могу работать круглыми сутками, — зачастил он.

— То есть отпустило, — уточнила я.

— Еще бы. И вообще, все устраивается отлично. При новом хозяине, — он скосил глаза в сторону Павла Викторовича и, понизив голос, продолжал, — открываются совсем другие перспективы. Есть шанс заявить о себе очень даже громко, открыть бутик в Москве, поехать на неделю моды в Париж или Лондон. Потом, у Жарова связи в кинобизнесе, костюмы можно сделать для какого-нибудь проекта, тоже будет неплохой промоушен…

— Помнится, недавно ты обещал, если все разрулится, сделать платье для меня, а не для фильма…

— Я и сделаю, — замялся Вадик, — ты же только что приехала, вот сейчас и займемся… Ну, пойду посмотрю, как там моя примадонна, так сказать, внесу заключительные штрихи. — И он быстро ускользнул.

Певица действительно оказалась замечательной, с нежным, но сильным голосом и эффектной внешностью слегка восточного типа. Последнее обстоятельство было умело подчеркнуто японского стиля платьем в серо-розовых тонах. Получилась почти Чио-Чио-сан, что весьма понравилось присутствующим. По окончании программы Жаров долго расточал комплименты в его излюбленной подчеркнуто старомодной манере и потом пригласил певицу к ужину, за которым она оставалась в центре всеобщего внимания. В разгар беседы, когда все, за исключением Глафиры, наперебой демонстрировали свои познания в области оперного искусства, я заметила, что та откровенно скучает. Я сделала ей знак глазами и встала из-за стола в надежде, что она последует за мной. Присев в санузле на край ванны, я приготовилась ждать. Глафира появилась довольно быстро.

— Как он там? — спросила она с ходу.

— Если вы имеете в виду вашего бывшего друга, то до последнего времени он чувствовал себя очень даже неплохо. — И я вкратце рассказала о том, как обстояли дела в Стамбуле.

— Растолстел, говорите? — Глафира хмыкнула. — Вот обморок!

— Его брат сказал то же самое, но мне это не кажется достаточным основанием для того, чтобы ваш чудесный дедушка оторвал ему голову!

— Послушайте меня, Валерия, я тоже не жажду Лешиной крови…

— Еще бы!

— Но деду нужно завершить операцию «Месть» и приступить к операции «Возрождение». Давайте не будем вмешиваться в его планы. Сейчас я пойду, поговорим, когда будем смотреть фильм. — Она направилась к двери. — И еще: будем пока союзниками, ладно?

Мы вернулись в столовую и, сопровождаемые подозрительными взглядами Ольги Арсеньевны, уселись на свои места. Ужин наконец завершился, к гостям вышел повар, которого встретили бурными аплодисментами, и мы покинули столовую, чтобы проводить певицу, которой нужно было выспаться перед назначенной на следующее утро репетицией в театре.

Потом показывали «Весну на Заречной улице». Я заметила, как Глафира довольно решительно пресекла попытку Ольги Арсеньевны усадить ее рядом с собой и Юрой. Вместо этого она села рядом с дедом и, как только тот погрузился в свой любимый фильм, тихонько перебралась ко мне. Пока на экране завывали вьюги, а герои постепенно влюблялись друг в друга, Глафира излагала свою историю, в общих чертах мне уже известную благодаря проницательности Ольги Арсеньевны.

— Когда я попала в лечебницу, мне вообще было все равно, кто что думает. Но потом, придя в себя, я поняла, а если честно, то мне Ядвига объяснила, что все, и мама, и дед — хотят видеть во мне невинную жертву и что это для меня не так уж и плохо. Ядвига мне тогда сказала: мол, у тебя был фальстарт, и теперь ты можешь попробовать еще раз, но уже наверняка. А то, что некоторых людей из прежней жизни, ну… устранят, так что ж, начинать, так с чистого листа. Ядвига сказала: делай, как дедушке нравится; поэтому я и подыгрываю ему во всем, депрессию изображаю и что на грани нового срыва… Хотя для себя я твердо решила: больше никакой дури. И еще: я про деда, что он таким станет в этой новой жизни, тогда не понимала. Думала, он коммуняка пробитый и ему прямая дорога на свалку. Ошиблась. Теперь точно знаю, что надо за него держаться. А ему сейчас нужно, чтобы вся его придуманная история как по нотам шла. Спас, отомстил, возродил, новым человеком сделал. Ему, говорят, эта встряска тоже на пользу, а то уже скучать начал, картины решил собирать…

— Я все понимаю, но вам не кажется, что вы сейчас попадете в зависимость…

— От кого же?

— Вы в курсе, что вас хотят выдать замуж за… моего мужа?..

— Ну и что? Дед говорит, что Юра очень дельный и при этом вполне управляемый, так что я и не против. Наоборот, ведь я как будто наследницей буду, и у меня сейчас очень кстати образуется такой приличный во всех отношениях брак, понимаете? Если Юра не потянет дедовы большие планы, быстро развестись — не проблема. А для послужного списка будет хорошая галочка. А с Ольгой, если вы ее имеете в виду, я справлюсь, вообще не вопрос — она же от деда будет в полной зависимости.

— Бедный Юра, опять он пешка в чужой игре…

— Вот что мне в тебе сразу понравилось, так это то, что ты всех жалеешь. — Она перешла на «ты» и с явным снисхождением в голосе продолжила: — Меня сразу пожалела, Леху-дурака, брата его безмозглого, Юру вот тоже. Да Юра самый счастливый персонаж во всей нашей истории, как ты не понимаешь! Все его только и тянут: мамаша, твой грек ненаглядный, сейчас вот дед подключился… Красота! Наверное, умный человек, раз сумел так все организовать. Ты лучше о себе подумай. Тебя-то тянуть некому. Что молчишь? Ты кругом лишняя, неужели не видишь?

Я посмотрела на безмятежно сидевшего в своем кресле Юру и подумала, что он и вправду не дурак, всегда находит надежную опору. Про свое жалкое положение я и так, без Глафириных объяснений, все понимала.

— Вы уже входите в роль благородной наследницы олигархического клана, как я посмотрю. Не рано ли?

— Начинаю потихоньку тренироваться, — добродушно согласилась Глафира. — Да ты не обижайся, я наоборот хочу тебе помочь. Ну, если тебе это, конечно, надо.

— Пока не знаю… В отличие от тебя, у меня есть любимый человек, и он кое-что собой представляет.

— Грека я твоего не знаю, но сдается мне, что он такой же мечтатель, как я была в прошлой жизни. К хорошему это не приводит, я теперь точно знаю. Поэтому, если что, ты ко мне обращайся, поняла?

Потом, уже под заключительные кадры фильма, она вдруг шепнула:

— А про Леху не беспокойся. Я деду скажу, что хочу по-христиански, мол, его простить. Дед к нему сейчас сносно настроен, потому что он сразу согласился приехать… В общем, все образуется, хотя и не сразу… Я пока еще должна послушание изображать, но на своем мы с Ядвигой настоим…

— А кто такая эта Ядвига?

— Она психолог, технологии знает современные. Сначала лечила меня, а теперь подсказывает, как поступать. Я с ней здорово сдружилась. Конечно, понятно, она это не за просто так делает, хочет выбраться из нашей провинции, открыть свою практику здесь или в Москве. Но, с другой стороны, дед всегда говорит, что шкурный интерес — гарантия благонадежности.

— Понятно. А я-то вам зачем?

— Ты? Ты же наивный человек, редкий экземпляр. Вот я, например, такой уже никогда не буду. Но подруга мне такая очень нужна.

— Спасибо за откровенность, но…

— Какие еще «но»? Вот увидишь, я тебе пригожусь. Ну, все, пошла изображать крайнюю степень нервного переутомления. — И она, опустив плечи, вялой походкой двинулась к Павлу Викторовичу.

При виде Глафиры на лице Жарова появилось тревожное выражение, Ядвига сразу же начала суетиться вокруг своей подопечной, а гости, заметив это, торопливо засобирались. Поехала домой и я.

Неделя прошла в неведении, прежде чем одним кислым утром в мою квартиру позвонили. На пороге стоял исхудавший, слегка поблекший, но не утративший своего фирменного обаяния Лекс.

— Ну, здравствуй, любимая, так что ли принято говорить. — Он, казалось, был слегка смущен. — Вот пришел поблагодарить за труды по моему освобождению из узилища… Прости, что без букета, как-то руки не дошли. Ты уж не молчи, а то я эти неловкие ситуации выношу с трудом… Поэтому можешь сразу начать с эмоционально насыщенной части программы… ну там, «как ты мог так жестоко меня обманывать, это же бесчеловечно…» или что там еще у тебя накипело. — Лекс криво улыбнулся.

— Может, зайдешь для начала? — Причитать мне сейчас хотелось меньше всего.

В сущности, упрекнуть в обмане я его и не могла, о чем и сказала, когда мы расположились за столом на кухне:

— Ты знаешь, ведь ты меня и не обманывал, так, умалчивал кое-какие детали. Поэтому никаких неловких ситуаций, и вообще спасибо тебе за этот самый насыщенный в моей жизни год: жила просто как внутри телесериала. Чем не здорово?

Он посмотрел на меня с недоверием.

— Ты просто молодец, что все так легко воспринимаешь. Чудеса женской психологии.

— А что еще остается делать?

— Ну, я бы на твоем месте здорово разозлился, ты же хотела через меня стать влиятельной дамой, а оказалась у разбитого корыта. И все, кстати, потому, что делаешь ставки не глядя, да и на пустом месте, — не удержался он от колкости.

— Я не считаю любовь пустым местом, а я тебя тогда полюбила, если ты, конечно, обратил на это внимание!

— Тогда полюбила! Видели драматическую героиню? А сейчас что же?

— Сейчас ничего не изменилось, — сказала я твердо, — сейчас тоже люблю.

— Так это скоро пройдет, недолго осталось мучиться. Чаю нальешь своему вновь обретенному возлюбленному?

— Я не понимаю, откуда этот сарказм? Что я такого тебе сделала? — Я вскочила, чтобы включить чайник и достать чашки. Как, однако, быстро он добивается желаемого. Вот, пожалуйста, начала причитать, сейчас и до упреков дело дойдет.

— О, это уже теплее, много теплее.

— Нет, ты скажи, что́ это должно скоро пройти? Ты знаешь, чего я натерпелась и сколько сделала, чтобы тебя вытащить? А как я тебя ждала, а…

— Да я и не думаю подвергать сомнениям эти подвиги любящего сердца.

— А зачем ты тогда надо мною издеваешься? — Я плеснула кипяток в заварочный чайник и сыпанула туда горсть зеленого чая.

— О, высокогорный улун? — Он взял в руки банку с чаем. — Под нашу эмоциональную беседу больше подошел бы бодрящий черный чай, только не надо сразу выливать заварку в раковину. — Он опередил мой судорожный жест. — Может, мы еще придем в надлежащее для такого чаепития состояние. Я ведь не хочу тебя обижать, ты близкий, очень близкий мне человек, пойми.

— По твоему поведению это понять довольно затруднительно.

— Ну, прости, прости дурака. Взял неверный тон. Я же взволнован, такая трогательная встреча, понимаешь? Ведь действительно кругом тебя обманул. Простишь меня?

— Да я уже сказала, что мне нечего прощать, и вообще я так рада, что ты вернулся! Мне было так страшно, так одиноко… — Я почувствовала, что сейчас расплачусь.

— Только не надо плакать… — Он встал и погладил меня по голове. — Давай лучше решим, как мы дальше будем жить…

— Как будем жить?

— Вот именно. Я тут имел продолжительную беседу с твоим новым другом Павлом Викторовичем Жаровым, который, как тебе хорошо известно, теперь стал владельцем всего нашего бизнеса. Он, кстати, интересный тип, не удивительно, что тогда в Крыму тебе так понравилось с ним общаться. Заслуженный геолог! — Он усмехнулся. — Ну, что молчишь? Ловко ты тогда вывернулась, а я, лопух, ничего и не заподозрил.

Я почувствовала, что краснею.

— В общем, так. Что мы имеем в сухом остатке? Я скрывал от тебя некоторые обстоятельства моей биографии и моей деятельности, это я признаю. Кроме того, вынуждал общаться с таким чудным типом, как наш Никитос, и с Ирой, которую, соглашусь, не назовешь дамой, приятной во всех отношениях. Ну и добавим сюда некоторый риск, которому ты подвергалась во время вояжа в Крым. Так? Так. Зато я действительно нежно относился к тебе, разве нет? Разве обижал или чем-нибудь унизил? Нет, ты скажи, если что-то было. — Он пристальна посмотрел мне прямо в глаза.

— Нет, все было чудесно, — пролепетала я.

Внутри у меня все затрепетало от нехороших предчувствий. И как так могло обернуться, ведь я ждала благодарности, ну пусть, зная его характер, слегка в ироничной форме. Но все же не обвинительной речи!

— Теперь ты, — тем временем продолжал Лекс. — Следила за мной также, как эта чертова дрянь Ирка, это первое. Залезла в компьютер — второе. Сдала меня первому встречному уроду — это третье. Знаю, знаю, что ты сейчас скажешь «а в итоге спасла». Это ты собиралась мне рассказать?

Я кивнула, не в силах выдавить из себя ни звука.

— А я согласен, что спасла. И, поверь, очень даже тронут. Могла бы и не суетиться. Но несмотря на этот беспримерный для такой бестолковой особы подвиг… Впрочем, только такая бестолочь, как ты, могла попасть в подобный переплет… Несмотря на все это, ты предатель почище Ирки.

— А при чем тут Ирина?

— А она, в отличие от тебя, анонсировала свое намерение продать сведения, которые у нее имелись. За что и получила.

— Получила? Что ты имеешь в виду?

— Пришлось от нее избавиться, — коротко ответил он. — Только не надо делать дикие глаза, я лично никому горло не резал. И вообще сейчас речь не об этом. Просто я, как честный человек, хочу сказать, что ты, получается, спасла меня дважды. От страшной мести господина Жарова и от неприятного обвинения. Теперь, когда все так обернулось, Леха Антонов подозреваемым получается, понятно? Ну что, любовь еще живет в твоем сердце больном? Опять молчишь? Тогда я продолжу. Если ты подумала, что я пришел к тебе сказать, что все между нами кончилось, ты ошибаешься. Я пришел прояснить наши отношения, а они выглядят следующим образом. Я авантюрист с преступными наклонностями, ты дамочка с сомнительными моральными принципами. Получается так.

— Подожди, ты еще не объяснил насчет Ирины!

— Да успокойся ты, не нанимал я убийц, просто мужу ее сообщил про ее тайный архив и про то, что тот поступил в свободную продажу, а уж дальше он сам и разобрался. Но что нам до их семейных разборок, у нас своих по горло. Да, дорогая? Ты, кстати, еще не передумала любить меня вечно? Нет? Тогда хочу предупредить о некоторых трудностях технического порядка, которые ожидают нас в ближайшем будущем. Как ты понимаешь, имущества движимого и недвижимого, а также имиджевого, что для тебя так существенно, у меня не осталось. Более того, ты любезно передала господину Жарову информацию о моих проектах, все перспективные идеи теперь у него. Он, кстати, предложил мне на него поработать, так сказать, попробовать слиться с его структурой, но я птица вольная и соглашаться на такое не хочу. Что ты поднимаешь бровки? Считаешь, нужно хвататься за любую возможность, да? А я вот так не думаю. Есть и хорошая новость: мы не нищие. Бюро переводов, о котором ты наслышана, приносит неплохой доход, и, кроме того, что-то есть на моих личных счетах. Каюсь, поступал нехорошо, отчислял часть доходов компании в свою пользу. Жаров, конечно же, прознал, но сказал, не тронет, оставит в качестве компенсации за причиненные неудобства. Благородный человек! То есть жить будем неплохо, правда, не скажу, что душа в душу, зато в достатке, отпуск проводить на курортах Средиземноморья, машины приличные, то да се. Доверия к тебе у меня теперь нет, но так ли это важно? Знаю, знаю, сейчас будешь говорить, что все делала исключительно из лучших чувств. Спорить не буду, может, оно так и было, но результат, как говорится, он и есть результат. А теперь, я думаю, самое время для зеленого чая!

— Знаете что, Василий? Идите пейте чай в другом месте, — вдруг как-то против воли произнесла я.

— Все, что ли? — удовлетворенно хмыкнул Лекс. — Захлестнула волна благородного негодования?

— Дело не в этом, просто я не понимаю, как это так получается. Все имеют право вести свою игру, а я, выходит, нет? Обо мне ведь, знаешь ли, некому позаботиться, вот я и попробовала это сделать сама. А то, что вышло не очень красиво, так ведь во имя спасения своей шкуры все средства хороши. Считай, что у меня такой своеобразный инстинкт самосохранения.

— Что ж, интересный аргумент…

— Ты вот говоришь, ты вольная птица. Замечательно! Могу только позавидовать. А я нет, женщине вообще трудно быть вольной птицей: жизнь так устроена, что ей бесконечно ломают крылья. Вот возьми хоть Глафиру. Не знаю, насколько хорошо тебе известна ее история, но факт тот, что она обломалась по-крупному. А ты вот, кстати, вывернулся и с Жаровым смог худо-бедно, но договориться. А у меня так не получится, меня никто слушать не станет, вот и ты тоже не слушаешь! У тебя свое видение ситуации. Поэтому иди вместе со своими оскорбленными чувствами и украденными планами… куда подальше Тем более что у тебя скоро и новые планы, и новые чувства — все будет, при твоем-то обаянии.

— А на тебя оно что, уже не действует?

— Действует. Да только все равно уходи. Уходи, я очень прошу тебя.

— Хорошо, — согласился он. — Я сейчас пойду, но ты потом, когда очухаешься, взвесишь все «за» и «против», может, звякнешь мне, а? Считай, что твои аргументы насчет самосохранения и невозможности быть вольной птицей я принял. Хорошо? Так я буду ждать.

Я туманно пообещала непременно позвонить и вытолкала его за дверь. Навалилась тяжелая усталость, нужно было отдохнуть, перед тем как заняться поисками работы. Звонить ему я не собиралась, да и был ли в этом смысл? Хотелось быть подальше от всей их компании, жить своей автономной, обычной обывательской жизнью без авантюр, слияний и поглощений и прочих запредельных вещей.