«Японская цивилизация и сейчас поражает своей загадочностью».

Древнеяпонская цивилизация не оказала существенного влияния на древнюю и средневековую культуру других регионов. Значение ее для мировой культуры заключается в ином.

Выработав на основании самых разнородных и разностадиальных элементов своеобразное искусство, литературу, мировосприятие, Япония сумела доказать, что ее культурные ценности обладают достаточными потенциями как во времени, так и в пространстве, даже если они и оставались в силу островного положения страны неизвестными современникам в других странах. Задача историка японской древности состоит, в частности, в том, чтобы понять, каким образом были заложены основы того, что мы именуем ныне японской культурой, которая после многовекового периода аккумуляции культурного наследия других стран вносит в настоящее время всевозрастающий вклад в развитие общечеловеческой культуры.

Японская цивилизация молода. Молод и народ, создавший ее. Он сформировался в результате сложных и разновременных этнических слияний переселенцев, преодолевших водную преграду, отделяющую Японские о-ва от материка. Наиболее ранними обитателями Японии были, по всей вероятности, протоайнские племена, а также племена малайско-полинезийского происхождения. В середине I тыс. до н. э. из южной части Корейского п-ова наблюдается интенсивная миграция протояпонских племен ва, которым удалось в значительной мере ассимилировать население юга Японии (японский язык, согласно последним исследованиям С. А. Старостина, обнаруживает наибольшее родство с корейским).

И хотя в ту эпоху все племена, заселявшие территорию Японии, находились на уровне первобытнообщинного строя, уже тогда, вероятно, был заложен один из ведущих стереотипов мировосприятия японцев, который просматривается на всем протяжении истории этой страны,— это способность к усвоению навыков и знаний, поступающих в результате контактов с другими народами. Именно после ассимиляции с местными племенами на рубеже IV—III вв. до н. э. начинается возделывание поливного риса и обработка металла.

Период продолжительностью шесть веков (до III в. н. э.) носит в японской историографии название «яёй» (по кварталу в Токио, где впервые были обнаружены остатки этой культуры). Культура яёй характеризуется созданием устойчивых общин, основой жизни которых было поливное земледелие. Поскольку бронза и железо проникают в Японию практически одновременно, то бронза использовалась в основном для изготовления культовых предметов: ритуальных зеркал, мечей, колоколов, а железо — для производства орудий труда.

Способность к усвоению иноземных образцов становится особенно заметной вместе с возникновением государственности, датируемой III—IV вв. н. э. В это время происходит завоевательный поход союза племен Южного Кюсю в Центральную Японию. В результате начинает формироваться так называемое госуарство Ямато, культура которого характеризуется невиданной дотоле однородностью.

Период с IV по начало VII в. носит название курганного («кофун дзидай») по типу погребений, устройство и инвентарь которых отличаются чертами сильного корейского и китайского влияний. Тем не менее такое широкомасштабное строительство — а в настоящее время обнаружено более 10 тыс. курганов — не могло бы иметь успеха, если бы сама идея курганов была чужда населению Японии. Курганы Ямато, вероятно, генетически связаны с дольменами Кюсю. Среди предметов погребального культа особое значение имеет глиняная пластика ханива. Среди этих блестящих образцов древнего ритуального искусства— изображения жилищ, храмов, зонтов, сосудов, оружия, доспехов, лодок, животных, птиц, жрецов, воинов и т. д. По этим изображениям восстанавливаются многие особенности материальной и духовной жизни древних японцев. Строительство сооружений курганного типа было, очевидно, связано с культом предков и культом Солнца, что нашло свое отражение и в дошедших до нас памятниках раннеяпонской письменности (мифологическо-летописные своды «Кодзики», «Нихон сёки»).

Культ предков имеет особое значение для исконно японской религии — синтоизма, а значит, и для всей культуры Японии. Наряду с отмеченной выше открытостью к иноземным влияниям культ предков представляет собой другую мощную движущую силу развития японской цивилизации, силу, которая обеспечивала преемственность в ходе исторической эволюции.

На государственном уровне культ предков воплотился в культе богини Солнца Аматэрасу, считающейся прародительницей правящего рода. Среди цикла мифов, посвященных Аматэрасу, центральное место занимает повествование о ее сокрытии в небесной пещере, когда мир погрузился во тьму и пребывал в ней до тех пор, пока богам с помощью магических приемов не удалось выманить богиню из ее прибежища.

Пантеон раннего синтоизма включал божеств—предков родов, которые занимали ведущее место в социальной структуре японского общества в период оформления мифа как категории государственной идеологии. Божества-первопредки считались полифункциональными защитниками родов, выводивших от них свое происхождение. Помимо родовых божеств японцы поклонялись и многочисленным ландшафтным божествам, имевшим, как правило, местное значение.

К середине VI в. в государстве Ямато была достигнута определенная политическая стабильность, хотя смягчение центробежных тенденций все еще оставалось одной из основных забот правящего рода.

Чтобы преодолеть идеологическую раздробленность, освящаемую родовыми и региональными культами синто, японские правители обратились к религии развитого классового общества — буддизму.

Трудно переоценить роль, которую сыграл буддизм в истории Японии. Помимо его вклада в становление общегосударственной идеологии вероучение буддизма формировало новый тип личности, лишенной родовой привязанности и потому более пригодной для функционирования в системе государственных отношений. Процесс буддийской социализации не был когда-либо завершен полностью, но тем не менее на данном этапе исторического развития буддизм служил той цементирующей силой, которая обеспечивала идейную гомогенность японского государства. Велика была и гуманизирующая роль буддизма, привносящего положительные этические нормы общежития, которые приходили на смену табуациям синто.

Вместе с буддизмом в Японию проникает и материальный комплекс, обслуживающий потребности этой религии. Начинается строительство храмов, производство скульптурных изображений будд и бодхисатв, других предметов культа. Синтоизм в то время еще не имел развитой традиции строительства крытых культовых сооружений для проведения богослужений.

Планировка первых японских буддийских храмовых комплексов с их ориентацией с юга на север в целом соответствует корейским и китайским прототипам. Однако многие конструктивные особенности строительства, например антисейсмичность сооружений, свидетельствуют о том, что храмы и монастыри возводились при непосредственном участии местных мастеров. Важным свойством многих первых буддийских храмов Японии являлось также отсутствие в них помещения для молений—особенность, унаследованная от композиционного построения синтоистских храмов. Интерьер предназначался не для молений, а для сохранения храмовых святынь.

Наиболее грандиозным буддийским культовым сооружением стал храм Тодайдзи, комплекс которого занимал более 90 га (возведен в середине VIII в.). Храм символизировал мощь государства. Помимо чисто религиозных нужд он использовался и для проведения светских церемоний общегосударственного значения, например для присвоения чиновничьих рангов. «Золотой павильон» («кондо») Тодайдзи неоднократно отстраивался после разрушительных пожаров. В настоящее время он является самым большим деревянным сооружением в мире. Его высота — 49, ширина — 57, длина — 50 м. В нем размещается гигантская статуя космического будды Вайрочаны высотой 18 м. Однако «синдром гигантомании» был преодолен довольно быстро, и в дальнейшем ничего подобного храмовому комплексу Тодайдзи сооружено не было. Характерным становится стремление к миниатюризации.

В VII—VIII вв. континентальная буддийская скульптура почти полностью подавляет местную иконографическую традицию. Бронзовые буддийские статуи либо ввозились из Кореи и Китая, либо изготавливались приезжими мастерами. Наряду с бронзовой скульптурой со второй половины VIII в. все более распространенным становится изготовление лаковых, глиняных и деревянных буддийских изображений, в облике которых заметно влияние местного иконографического канона. По сравнению со скульптурой монументальная храмовая живопись занимала в изобразительном каноне намного меньшее место.

Скульптура изображала не только будд и бодхисатв. Поскольку буддизм принес с собой концепцию личности, отличающуюся большей индивидуализированностью, нежели та, которую успел к этому времени выработать синтоизм, то не случайно, что с середины VIII в. наблюдается интерес к портретному изображению выдающихся деятелей японского буддизма (Гёсин, Гиэн, Гандзин и др.). Однако портреты эти еще лишены личностных черт человека и тяготеют к типизации.

К 710 г. было завершено строительство постоянной столицы Нара, представлявшей собой типичный чиновничье-бюрократический город с определенной планировкой, подобной столице танского Китая — Чанъани. С юга на север город был разделен девятью улицами, а с запада на восток — восемью. Пересекаясь под прямым углом, они образовывали прямоугольник размером 4,8 на 4,3 км, в 72 кварталах которого вместе с ближайшими пригородами могло, согласно современным оценкам, проживать до 200 тыс. человек. Нара была тогда единственным городом: уровень развития сельского хозяйства, ремесел и социальных отношений еще не достиг той ступени, когда возникновение городов стало бы повсеместной необходимостью. Тем не менее колоссальная по тем временам концентрация населения в столице способствовала развитию продуктообмена и товарно-денежных отношений. В VIII в. в Японии уже чеканилась собственная монета.

Строительство столицы по континентальному образцу представляло собой одну из важных мер по превращению Японии из полуварварского королевства в «империю», чему должны были способствовать многочисленные реформы, начавшие активно проводиться с середины VII в. В 646 г. был обнародован указ, состоящий из четырех статей. Согласно статье 1-й, упразднялась прежняя наследственная система владения рабами и землей; вместо этого провозглашалась государственная собственность на землю и в соответствии с чиновничьими рангами выделялись фиксированные кормления. Статья 2-я предписывала новое территориальное деление страны на провинции и уезды; определялся статус столицы. Статья 3-я объявляла о переписи дворов и составлении реестров для передела земли. Статья 4-я отменяла прежнюю произвольную трудовую повинность и устанавливала размеры натурального подворного обложения продуктами сельского хозяйства и ремесла.

Вся вторая половина VII в. отмечена повышенной активностью государства в области законодательства. Впоследствии отдельные указы были сведены воедино, и на их основе в 701 г. завершено составление первого универсального законодательства «Тайхорё», служившего с добавлениями и модификациями базой феодального законодательства на протяжении всего средневековья. Согласно «Тайхорё» и «Ёрорё» (757 г.), административно-чиновничий аппарат японского государства представлял собой сложную и разветвленную иерархическую систему со строгим соподчинением сверху донизу. Экономическую основу страны составляла государственная монополия на землю.

На протяжении VII—VIII вв. японское государство пытается идейно обосновать сложившиеся и вновь создаваемые институты управления. В первую очередь этому должны были послужить мифологическо-летописные своды «Кодзики» (712 г.) и «Нихон сёки» (720 г.). Мифы, записи исторических и полулегендарных событий подверглись в обоих памятниках существенной обработке. Основной целью составителей было создание государственной идеологии, иначе говоря, состыковка «мифа» и «истории»: повествование «Кодзики» и «Нихон сёки» делится на «эру богов» и «эру императоров». Следовательно, тогдашнее положение царского рода, а также других наиболее могущественных родов из среды родо-племенной аристократии находило обоснование в той роли, которую играли божества-первопредки во время «эры богов».

Составление «Кодзики» и «Нихон сёки» знаменует важный этап в создании общегосударственной идеологии на основе синтоистского мифа. Эту попытку следует признать весьма удачной. Миф был приведен в соответствие с реалиями истории, а система сакральных генеалогий вплоть до XX в. играла выдающуюся роль в событиях японской истории.

Одновременно с активным привлечением синтоизма к государственному строительству буддизм теряет свои позиции в данной сфере. Особенно заметно это становится после неудавшегося переворота, предпринятого буддийским монахом Докё в 771 г. Чтобы избежать давления буддийского духовенства, обосновавшегося в храмах и монастырях Нара, в 784 г. столица переносится в Нагаока, а в 794 г.— в Хэйан. Лишившись в значительной степени государственной поддержки, буддизм тем не менее в громадной степени способствовал формированию выделявшейся из коллектива личности и постоянно участвовал в процессе ее социализации. В этом заключается его непреходящая значимость в истории Японии.

Несмотря на то что составление «Кодзики» и «Нихон сёки» преследовало одни и те же цели, «настоящей» династийной хроникой была признана только «Нихон сёки». Хотя оба памятника были составлены на китайском языке («Кодзики» — с большим привлечением фонетической записи иероглифов «манъёгана»), «Кодзики» была записана Оно Ясумаро с голоса сказителя Хиэда-но Арэ. Использовался, таким образом, привычный синтоизму «устный канал» передачи сакральной информации. Только тогда, согласно убеждениям приверженцев традиционализма, текст становился текстом истинным.

Текст же «Нихон сёки» с самого начала возникает как текст письменный. Ввиду активного распространения китайской письменности, создававшей новые возможности в фиксации и хранении важных культурных ценностей, перед японским обществом встал вопрос о том, какую речь — письменную или устную — следует признать более авторитетной. Вначале выбор был сделан в пользу первой. Языком культуры на некоторое время стал китайский литературный язык. Он обслуживал прежде всего потребности государства. На китайском языке велись хроники, составлялись законы. В качестве учебников в государственных школах, учрежденных в VIII в., использовались произведения китайской философской, социологической и литературной мысли.

Средневековая японская поэзия известна теперь всему миру. Но первая из дошедших до нас стихотворных антологий—«Кайфусо» (751 г.) — представляет собой собрание стихов на китайском языке. Через некоторое время составляется и антология японской поэзии— «Манъёсю», стихи которой были записаны «манъёганой». Эта антология подвела итог многовековому развитию японской поэзии. В «Манъёсю» вошли стихи различных временных пластов: образцы фольклорной и культовой поэзии, авторские сочинения, еще не утратившие связь с народным песенным творчеством. Последние вплотную приблизились и к индивидуальному творчеству. Однако большая престижность китайского языка привела к тому, что после составления «Манъёсю» японские стихи надолго исчезают из сферы письменной культуры. Следующая антология на японском языке — «Кокинсю» — появляется лишь в начале X в. Стихи «Кокинсю» обнаруживают как преемственность по отношению к «Манъёсю», так и многие качественные отличия. Это свидетельствует о непрерывном совершенствовании поэтической традиции, несмотря на долголетнее вытеснение японской поэзии из разряда официальной культуры.

Конечно, главные достижения ждали японскую культуру впереди. Период, непосредственно предшествующий блистательной и вполне самостоятельной средневековой культуре хэйана, был в значительной степени временем упорного и плодотворного ученичества. Тем не менее даже при самых разнообразных заимствованиях японцам удалось сохранить преемственность по отношению к прошлым достижениям собственной культуры. К середине IX в. японская культура, обогащенная иноземными заимствованиями, уже обладала достаточной внутренней энергией для самостоятельного развития.


Глава XVI

Chapter XVI


Ancient Greek Civilization

Древнегреческая цивилизация

Загрузка...