Такой бы курочке отличной
Блистать на выставке столичной!
На окружной она была —
И все призы там забрала.
Своею белизною гладкой,
И красотою, и повадкой —
От гребешка до коготков —
Она пленяла знатоков.
Да вы, наверное, слыхали:
Ее там образцом признали,
Единственным на целый свет.
Ну хоть рисуй с нее портрет!
Вот, после славы и шумихи,
Вернувшись в свой курятник тихий,
Она поклоны бьет пшену
И не торопится ко сну.
Смеркается. Ее хозяин,
С утра забеган и замаян,
Один, с пустым ведром в руке,
Задумался невдалеке.
Он, прислоняясь к стенке грязной,
Стремится вдаль мечтою праздной.
В нем, как зарница сквозь туман,
Селекционный брезжит план.
Он верит в птичью королеву.
Он видит в ней праматерь Еву,
Чей новый, образцовый род
Мир унаследовать придет.
У ней здоровые привычки:
Шесть дней она кладет яички
По штуке в день, а на седьмой
Берет законный выходной.
Ее яйцо узнать несложно:
Оно защищено надежной
Весьма округлой и тупой
Коричневою скорлупой.
Ее сомненья не смущают,
Она свой ужин поглощает,
На человека не взглянув,
И сыто чистит сонный клюв.
У патентованной поилки
Пошарит, разгребет опилки
И камешек блестящий съест.
Теперь попить — и на насест.
Насест — предел ее полета.
Осталось растолкать кого-то
И с той, и с этой стороны,
На то и крылья ей даны.
Темно. В окошки снег стучится.
А здесь — что может здесь случиться?
Проквохчет кто-нибудь со сна,
И вновь — покой и тишина.
Курятник неказист снаружи,
Но он — заслон ветрам и стуже,
Благоразумия оплот,
И — перспективу он дает.