Другая жизнь. Назад в СССР-2

Глава 17

Странно, но меня никто не тревожил, пока я спал, и мне стало понятно, что догадка «предка» о том, что за нами наблюдали, была верна. Там на берегу ещё и лодочная станция стоит. Может быть и там кто-нибудь сидел и подсматривал… Но почему никто оттуда не вышел мне на помощь? Хотя… Всё произошло очень быстро. Даже Тиэко, когда мы сидели с ней в три часа пополудни за обеденным столом в пустой столовой, вспоминая мою схватку, озабоченно хмурилась и несколько раз сказала: «Ты очень быстрый».

— Это они медленные, — сказал я, усмехнувшись. — Думаю, они не ожидали от гайдзина такой прыти.

— Нет Я много видела карате. У меня дома есть киноленты всех чемпионатов Японии по карате с самого первого, где победил Хирокадзу Канадзава. Это мой кумир. Представляешь, он вышел на бои с переломанным запястьем правой руки. Он встречал все удары левой рукой, а атаковал ногами. Так вот он — тоже был очень быстрым. Сейчас у него седьмой дан, и он тренирует нашу национальную команду.

Потом на улице, когда мы сидели на скамеечке, переваривая двойной обед, Тиэко из солидарности со мной, тоже не завтракала и не обедала, она сказала, что, наверное, я мог бы победить в спарринге кого-нибудь из мастеров их додзё.

— Я ничего не понимаю в бесконтактном карате, — покрутил головой я. — Нет, я, конечно, отрабатываю удары возле стенки и на листьях деревьев, не донося ударную часть кулака и ступни до них, но то стенка, а то — голова. В тело, как я понимаю, вы лупите со всей дури? Я опасаюсь, что пронесу удар… Хотя…

— Можно же бить не со всей дури, как ты говоришь, а притормозить удар, — сказала Тиэко. — На соревнованиях, мастера часто бьют друг друга почти по-настоящему.

— Ты приглашаешь меня выступить в вашем додзё? — улыбнулся я. — Но я не каратист. У меня нет никакого пояса, не то чтобы дана…

— Кавадзава начал заниматься карате в девятнадцать лет и уже через два года имел первый дан.

— А чем он занимался до этого? — удивился я этой информации. — За два года первый дан — это что-то невероятное.

— А всяким разным. И боксом, и дзюдо, и сумо, и атлетикой, — сказала Тиэко. — Вот и ты мог бы учиться в университете и заниматься карате.

— За два года до черного пояса — это круто, — сказал мой «внутренний голос». — Что значит — старая школа. Позже сдача на пояс обросла временными и финансовыми условностями. Да и всяких ответвлений от шотокана мастера Фунакоши развелось немеряно. Гордыня учеников-недоучек сгубила карате. Хотя… Канадзаву недоучкой не назовёшь, а он ведь тоже ушёл из Японской федерации карате к Сиро Асано в «Скиф», в семьдесят седьмом году, кстати, и стал там главным инструктором. В декабре… Вот у него бы я позанимался… Да-а-а… Очень требовательный, слышал, сэнсэй.

— Не выпустят меня, Тиэко. Не принято у нас куда-то уезжать учиться.

— Погоди-погоди, — снова встрял «предок» и я уже хотел его «заткнуть», но…

— В СССР есть программы обмена студентами с Японией. Это я знаю точно. Хорошо учащихся и знающих японский язык студентов отправляют на десять месяцев на стажировку в университеты «Токай» и «Сока».

— И какие там специальности? — спросил я удивившись.

— В Токай — практически любые. Есть и штурманские, есть и рыбацкие,есть и инженерные, есть и спортивные, дзюдо, например. Много чего есть. Главное есть филиал в Токио.

— Интересно, — подумал я и сказал. — Вот поступлю здесь в институт, а там попробую к вам на стажировку приехать.

— Или в аспирантуру, — подсказал «предок».

— Или в аспирантуру, — повторил я. — Японский к тому времени выучу.

— Да, ты и так неплохо говоришь… Я тебя хорошо понимаю.

— А ты приезжай чаще. Только, если отец твой узнает, не запретит нам общаться?

Тиэко потупила глаза, но потом подняла, и я увидел в её взгляде сталь.

— Не думаю, — сказала она.

Мы немного посидели молча, потом она сказала:

— Ты обещал нарисовать меня. Нарисуешь?

— Э-э-э… Так, я тебя уже нарисовал, кхм-кхм…

Я почему-то покраснел.

— Да?

Она округлила глаза на максимально возможную ширину. Когда она это делала, казалось, что кожица в уголках глаз сейчас треснет. Это было забавно, и я ей однажды об этом уже говорил.

— Сейчас получишь, — сказала она, увидев мой взгляд и мою улыбку.

— А ты не пугай меня, — хмыкнул я. — Зачем так широко глаза открываешь?

— Вот, как сделаю себе операцию по расширению глаз. У нас некоторые девчонки в школе расширяли глаза…

— Не дури, — хмыкнул я.

— Разонравлюсь? — спросила она и глянула на меня, как-то по-птичьи повернув голову набок.

— Вот оно, — подумал я. — Ловушка.

И тоже посмотрел на неё, убрав улыбку с лица.

— Смотря, что ты с собой сделаешь, — наконец хмыкнул я. — Так что, лучше не экспериментируй.

— А сейчас я тебе нравлюсь? — тихо спросила Тиэко.

— Если бы не нравилась, я бы к тебе вчера не пришёл на пляж, — поспешил ответить, сразу аргументируя, но и не отвечая конкретно на заданный вопрос, потому что я, честно говоря, ещё не разобрался в себе.

Она задумалась, нахмурясь.

— А другие наши девочки разве не лучше? Есть ведь и красивее.

— Но ведь не в одной красоте дело, да? — вроде как спросил я. — Я ведь тоже не красавчик.

Она снова расширила глаза и замахала руками.

— Нет-нет, ты такой красивый! У тебя такие волосы. И сбоку висят, с завитушками. Как у девчонки. Тебе очень идёт!

— Хм! Как у девчонки? И красиво?

У меня снова отрасли длинные волосы до плеч и мои кудряшки перед ушами, которые тренер по самбо называл пейсы. Я сейчас хоть и зачёсывал волосы назад, но они всё равно падали на лоб и, да, что-то девчачье в этом всём было. Хотел было подстричься, но все девчонки, с которыми я, кхе-кхе, дружил, отговаривали. Хм… Вот и Тиэко…

— А ещё, ты хорошо поёшь и отличный спортсмен.

— Вот и я о том же, что на в одной внешности дело, когда человек по-настоящему нравится. Но ты, к своим спортивным талантам, ещё и очень симпатичная. И ты любишь читать. Я тоже люблю читать. Ты любишь спорт и карате, и я люблю спорт и карате. Получается, что у нас много общих интересов, а это важно для дружбы.

Тиэко опустила взгляд к себе под ноги, а потом резко подняла и в который уже раз заглянула мне в глаза.

— Я люблю тебя, — сказала она уверенным тоном.

— Ты уверена? — спросил я.

Девушка испуганно заморгала и снова потупилась.

— Вот тут всё болит, — показала она на свою маленькую грудь.

— У меня тоже тут болит и я бы тебя съел тебя целиком, если бы было можно, но я не уверен, что это любовь.

Тиэко снова посмотрела на меня быстро-быстро моргая.

— Любовь проверяется временем и это даже хорошо, что мы на недолго расстанемся. Ты приедешь ко мне на рождественские каникулы. И мы с тобой славно проведём время.

— Я хотела увидеть Москву. Давай встретимся там? Оставь мне свой адрес. Я тебе сообщу, когда смогу туда приехать. Честно говоря, я не представляю, что бы мы с тобой делали у вас в Находке на Рождество. Это очень маленький городок и в нём совсем нет ничего интересного. Владивосток, наверное, интереснее, но нас туда не пустят.

— Хе-хе… Интереснее? — подумал я. — Это вряд ли…

— Москва! Москва! Сам там ни разу не был! Можно попытаться на Кремлёвскую ёлку попасть. У меня-то вряд ли получится, а вот у твоего дедушки, вполне. Вы только войну не начинайте с кланом Ичиро. Он ещё дурак-дураком, да и влюблён в тебя…

Тиэко нахмурилась.

— Это отцу решать, — сказала она. — Ему уже сообщили и он в бешенстве. Второго балбеса, кстати, так и не нашли.

— О! А я и забыл про него, — вскинулся я. — А хромоногий не ускачет на одной ноге?

— Его уже увезли на теплоход и Ичиро тоже увезли.

— Понятно.

— Как твои раны?

— Болят немного. Кашлять больно и смеяться, а так — нормально. Хорошо, что кишки не выпустили. Вот придурки!

— Думаю, они не хотели тебя убивать. Им нужна была я. Они думали, что ты испугаешься и сбежишь, а они меня утопят или зарежут. А потом хотели на тебя свалит всю вину. Так Ичиро рассказал.

— Что?

Я не то чтобы удивился… Я охренел от услышанного.

— Они сначала просто хотели меня утопить, но когда увидели нас вдвоём, Ичиро тут же решил «привязать» к этому делу тебя.

Она потупилась.

— Они хотели меня изнасиловать, а свалить всё на тебя.

— Вот, козлы! — вырвалось у меня.

— А ты говоришь: «не начинайте войну», — Тиэко вздохнула. — Война уже идёт.

Мы немного помолчали.

— И… Спасибо тебе, Мища.

Она так и не научилась выговаривать букву «ш».

Я скривился и нахмурился.

— Ты сказал, что нарисовал меня. Покажи?

— Пошли.

Меня не допустили сопровождать японских гостей в Находку и мы простились здесь. Тело второго якудзы всё-таки выловили, и японская делегация тут же собралась и уехала. Мы с Тиэко едва успели попрощаться. Это произошло на четвёртые сутки после происшествия. Нас, конечно, за это время допрашивали милицейские следователи, но мы стояли на своей первой версии: пришли на пляж для утренней зарядки, увидели раненного, вызвали врача и спасателей. Что говорил якудза, нас не интересовало, но с ним, вероятно «воспитатели» провели соответствующую беседу и вопросов к нему со стороны следователей не возникло.

Сразу после отъезда Тиэко, за мной пришла машина с «крайкомовским» куратором, который отвез меня в краевую больницу, что находится на улице «Двадцать пятого Октября». В больнице меня осмотрели, сменили повязки. Потом куратор отвез меня домой вообще не задавая никаких вопросов. Словно так всё и должно было проходить по кем-то разработанному плану.

Я, честно говоря, так устал за эти несчастные три недели, что мне казалось прошёл целый год. Японским языком я был сыт «по горло». Он мне снился. Я на нём разговаривал, рассказывал анекдоты и пел. Даже танцевал я во сне японские танцы, как последняя гейша, с веером, в кимоно и в высокой прическе со спицами, которыми я отмахивался от нападавших на меня разукрашенных татуировками хулиганов.

Родителей дома не было. Рабочий день, однако… Да и вернулся я чуть раньше намеченной даты. Дома меня явно не ждали, потому что даже хлеба в хлебнице не было. И холодильник был пуст, как церковный амбар. И даже пакетиков с суповым концентратом в стенном шкафу не оказалось. Как и картошки…

— Хм… Картина «Не ждали».

А я даже не завтракал…

И мусор в ведре с горкой и прикрыт газеткой… Чтоб не вонял? Хе-хе…

— Расслабились без сына, — проговорил я и снова обул кеды.

В гастрономе взял костей с огрызками мяса для бульона, докторской колбасы полпалки, молока в пакетах, кефира, муки, яиц, масла растительного и сливочного, крупы пшённой, гречневой, супных пакетиков. В хлебном, что под нами, в нашем же доме, купил две булки свежего серого хлеба, батон «халы», сушек и бубликов, карамели к чаю и сам чай «грузинский №33».

Дома быстренько вскипятив в электро-кофеварке воду я плеснул её в кастрюльку и сварганив себе супчик, поел, закусывая большими кусками хлеба с маслом, намазанными сверху толстым слоем горчицей. Это меня «предок» научил. Было очень вкусно. Потом попил чаю с бубликами и колбасой и прилёг отдыхать на свой любимый, знакомый и родной до щемящего чувства в груди, диванчик.

Лёг и задумался.

Не могли «они» просчитать нас с Тиэко. Вернее, не нас, а её.

Могли-могли, Миша. Хотя… А зачем далеко просчитывать? «Они» про меж-клановый антагонизм должны были знать, для чего тебя и приставили к девчонке. Не думаю, что предполагали попытку её убийства… Но, что случилось, то случилось. Теперь папа-якудза тебе должен. Жди от него подгона в виде «Ниссана Патруля» или «Тойоты Ленд Круизер». Учи правила дорожного движения.

— Я их и так знаю. Думали же с отцом мотоцикл вместо магнитофона купить. Да ставить его негде. Старый у отца угоняли раза три. И гараж ломали на прошлой квартире, и от дома… Не-е-е… Машину тоже угонят… А гараж хрен купишь.

— Ага. Даже кино снимут на эту тему. «Гараж» называется…

— Да и не хочу я выделяться. Разговоры пойдут…

— Пусть акваланг подарит…

— Не нужно мне от них ничего, — сказал я «предку». — Тут ещё надо в отношениях с Тиэко разобраться.

— А что тут разбираться? Она в тебя втюрилась, ты в неё нет. И это хорошо. Дай бог у не это пройдёт. Главное не доводить до греха. Скорее всего, если девочка не остынет и ваша встреча в Москве состоится, в Москву приедет и папа-якудза. Там тебя попытаются вербовать.

Меня даже передёрнуло.

— Ой! Ты снова про своих шпионов! Как будто вся жизнь только из этого и состоит!

— Так оно и есть. Отношения между государствами основаны на разведке и обратном процессе. Наши тебя уже используют по полной программе, хотя тебе и восемнадцати лет нет. И для Японии ты лакомый кусок. Только не знают они, что у тебя я есть, а значит ты не совсем «юноша пылкий со взором горящим».

— Да, уж… У меня такое чувство, что я постарел лет на пятьдесят, — буркнул я. — Мне, чёрт возьми, ничего не интересно. Я словно сам везде уже был, даже в космосе. Это сильно между прочим, раздражает. Но знаю, честно говоря, как жить дальше…

Я, вроде как шутил, но мне было совершенно не до шуток.

— Ты даже в Японии «имел счастье» поработать.

— Да, ну… Какая там работа? Так, наезжал по служебной надобности на денёк-другой.

— Всё равно. В голове моей столько по Японии информации, словно я жил там всю жизнь.

— Ха-ха… Ну… Если суммировать… То, да… Много получается, хе-хе, я времени посвятил Японии. Почему у тебя и язык так легко пошёл… Интонации… Применение…

— Ты мне зубы не заговаривай, — остановил я «предка». — Говори, что делать и как жить дальше будем?

— Я бы на твоём место всё-таки пошёл по линии спорта: дзюдо, карате. Его запретят только в восемьдесят первом. До этого ты смог бы себя проявить и зарекомендовать. Получить корочки СССР разрядные. Они потом пригодятся. У вас здесь в школе наберёт группу Жлобинский Владимир. Ты с ним знакомился в лесу на пробежке. Но это будет через два года. Пока он сам у тебя готов учиться. Можно с него и начать. У тебя сейчас есть козырь в рукаве — встреча с Тиэко, а она мастер третьего дана, между прочим. Четыре недели совместных тренировок с мастером настоящего японского карате уровня третьего дана не может себе позволить никто и это, поверь мне, дорогого стоит. Ты же не показывал своё карате Жлобинскому. И это было правильным решением. Моим, кхе-кхе, между прочим. Теперь ты можешь врать, что давно сей знаком. И даже был в Японии.

— Ну, ты…

Я даже поперхнулся от возмущения. — За кого ты меня принимаешь? Зачем мне врать?

— Да это я так, чтобы разбудить тебя. Поздно уже спать днём. Голова будет болеть.

Я посмотрел на настенные часы. Пятый час. Скоро мама должна прийти, а я вспомнил, что не сбегал в овощной за картошкой и другими овощами.