Глава 19

Проводив Светлану до дома и не заходя к ним, хоть она и звала, я спросил:

— Когда снова в кино пойдём?

— Да, хоть завтра, — пожала она плечами.

Завтра — четвёртое сентября воскресенье. Можно было с утра сделать уроки, днём покупаться, а вечером сходить в кино. Поесть в кафе мороженное, то, сё… Прогуляться.

— Договорились. Во сколько зайти?

— В шесть заходи. Там фильм с Московского международного фестивали будут показывать. Уже неделю крутят. Сегодня показывали наш новый фильм «Мимино». Его ещё и в прокат не выпустили… Можно было бы сходить сегодня. Ещё есть время успеть.

— Я не могу сегодня, — скривился я с сожалением. — У меня тренировка по карате. Мы уже начали потихоньку заниматься. Вторник, четверг, суббота. Не могу пропустить. Уже двадцать человек в группе.

— Ничего себе. Без разрешения?

— Пока на свой страх и риск физрук, вроде как, ведёт гимнастику. Он своих, в основном, друзей — бывших спортсменов позвал.

— Хм! — Светлана посмотрела на меня оценивающе и я не понял, то ли одобрительно, то ли не очень.

— Ну, ладно. Завтра, так завтра… Ну пока⁈

Мы посмотрели друг-другу в глаза и наши губы нашлись, но не надолго. Дело было у её двери, а мало ли кто в дверной глазок может посмотреть, хотя я и прикрыл его своим телом. Но ведь были и соседи напротив…

Я шел домой и мне вспомнился недавний поход на футбол. Так-то я футбол смотреть не очень люблю, как и играть, но второго сентября Валерка-Грек уломал меня сходить на игру Владивостокского Луча с Барнаульским «Динамо», обещая провести без билета.

Это «провести» оказалось с подвохом. Мы проникли через оторванную доску стадиона в подтрибунное пространство и вылезли через проломленный деревянный пол на верхнем ряду. Вылезли, уселись и увидели парня, которого я ударил, а он стукнулся головой о рельс. Живого, естественно, да ещё и в толпе друзей. И второй, тот который окучивал Валерку, и которого я срубил ударом в ухо, был там же в этой толпе.

«Моя» жертва сидела с перевязанной головой, а прошло, между прочим, с мая месяца прилично времени, а значит из больнички вышел совсем недавно. Может, как и я когда-то, теперь восстанавливался. Почему я так думаю, потому что он увидел меня и у него мелькнул в лице вопрос, но он не стал им заморачиваться и отвернулся. Второй на нас не смотрел и мы, нырнув в ту же самую дыру, откуда выползли, стадион «Динамо» покинули. Валерка потом сожалел, что не посмотрел футбол, а я ехал в трамвае и мысленно благодарил Бога, что мальчишка остался жив.

* * *

— Чем ниже сядешь и тем самым ниже перенесёшь центр тяжести, тем устойчивее позиция, сильнее импульс передаваемого движения и понятнее, зачем напрягать мышцы. Они и так напрягаются. В высокой стойке тело расслаблено и заставить его напрячься в нужный момент большая наука. Не все боксёры могут концентрировать удар, напрягая тело. Поэтому мы пока очень долго будем стоять и двигаться в низких стойках, отрабатывая технику и чистоту движений ног и рук. Большую часть занятий. К динамике перейдём только через год, имейте это ввиду. Кто хочет быстро научиться карате, тот пришёл ко мне зря. И ещё… Вам я отвечаю на вопрос «почему», только потому, что вы — многоопытные спортсмены и отвечаю в первый и последний раз. Но всё равно. Вы должны понять, что вы, либо «тупо» делаете то, что требую я, либо «тупо» не делаете, и всё. Вопросов: «зачем», «почему», «для чего» задавать не надо. Можно задавать вопросы: «как» и «правильно ли у меня получается». Вот и всё. Я говорю, показываю — вы делаете или не делаете. И тогда, если вы «тупо» делаете, через полгода у вас что-то начнёт получаться. Повторяю — что-то похожее на карате. Все всё услышали и меня поняли? Молчание знак подтверждения. Отлично! Продолжим.

Мы сейчас занимались «чистым» карате, а не кунг-фу, изучая стойки и базовые передвижения в них. Это было второе занятие. Первого сентября физрук огорошил меня, что ещё летом набрал группу знакомых, и они занимались в спортзале «чёрт знает чем», но ждали конкретно меня. Я пришёл в тот день в семь вечера в спортзал и застал в нём разного возраста мужчин, которые с интересом и недоверием разглядывали меня.

Я построил их в шеренгу, усадил на пол и провёл показательное выступление, продемонстрировав защитную и атакующую технику карате. Получилось минут на двадцать. Судя по всему, я своих будущих учеников впечатлил, потому, что в дальнейшем они выполняли упражнения беспрекословно. Однако сегодня, уже с построения, начались вопросы, которые я пресёк таким долгим «спичем».

— От этих двадцати к концу года останется от силы пятеро, — подсказал мне «мой внутренний голос». — Да и вообще… Текучка будет страшная. Пока про карате мало кто знает. Только в семьдесят девятом, когда выйдет фильм «Пираты двадцатого века», где наши каратисты победят «ихних», в секции карате «повалят» сотни и тысячи желающих «всех победить» одним ударом ноги или кулака. Твоя цель сейчас сделать из тех кто останется инструкторов, чтобы в семьдесят девятом они взяли на себя основную тяжесть наплыва адептов. Хорошо, что у тебя есть Анатолий Иванович, который, хотя бы, выучил разминочный комплекс. Тебе нужно постоянно демонстрировать элементы высшего уровня. Высшие ката, комбинации стоек и ударов, да и самому тренироваться. Твоё карате ещё очень и очень среднее. Скорость у тебя, да. Можно сказать, — феноменальная, но переходы из стойки в стойку импульс и удары средненькие. Да и ударные поверхности весьма слабые. Хоть ты и отжимаешься на кулаках ежедневно, но просто нужно время и специальные тренировки. К тому, же есть и другие части тела, которыми нужно бить, а значит ими нужно уже начинать бить. Однако торопиться не надо, иначе останешься калекой. Ещё раз повторю — нужно заполненное тренировками время.

Так, или почти так, «предок» доставал меня по спорту и по рисованию. Мне стало нравиться рисовать. Да-да… Именно «стало нравиться», так как я одно время, когда вдруг почувствовал, что могу переносить картинку из памяти, практически копируя, потерял интерес к рисунку. Рисование перестало радовать. Раньше я мог сидеть часами и рисовать, стараясь изобразить представляемое мной, но смутно уловимое. Теперь же я мог видеть перед собой не только «сфотографированное» моей памятью картинку, но и придуманную и сформированную воображением.

Однако техники рисования не прибавилось и мне однажды стало понятно, что я плохо рисую. Что можно научиться рисовать лучше и карандашом, и красками. Совершенству, как говорится, нет предела. Вот я и начал совершенствоваться, купив, когда появились деньги, настоящий, хоть и подержанный мольберт, краски и кисти. Просто пошёл в институт искусств и спросил, нет ли чего на продажу? Оказалось, что есть.

Хотя, нет, не просто так пошёл. Подтолкнул меня на этот поход «мой внутренний голос». Да ещё посоветовал взять свои рисунки, чтобы показать специалистам и спросить совета, поступать ли на художественный факультет и продолжать развиваться в этом направлении, или забросить сразу, дабы «не плодить сущности» своим «никчёмным творчеством».

Но начал я с вопроса о подержанном мольберте. Прямо так и спросил вахтёра: «Сказали, что продаётся мольберт. Где найти преподавателя Жоголева? Не уходил ещё?»

Вахтёр удивлённо вскинул брови и поинтересовался, «кто это мне сказал»? Я ответил: «Друзья тут учатся». Вахтёр хмыкнул и предложил пройти на кафедру и там узнать, где теперь Жоголев Николай Павлович.

— Занятия вроде закончились, но он не выходил. В студии может быть…

— Понятно, сказал я, — и двинулся вверх по лестнице.

— Знаешь, куда идти-то? — спросил вахтёр.

— Знаю, — сказал я, имея в виду память «предка»…

Николай Павлович на кафедре обсуждал работы какого-то студента. Лето — время выездных пленэров, а осень — время сдачи практических работ. Вот Николай Павлович и знакомился с работами двух студентов, побывавших, как я начинал понимать из разговора, на Курилах.

Преподавателю было на вид около пятидесяти, студенты походили на старшекурсников.

— Ну, что сказать, молодцы, но работы ещё много. Я бы остановился на этом и этом видах. Они наиболее удачные по композиции, да и рыбацкая тема сейчас актуальна. Выставочные работы. А эти этюды тоже доработаете. Судить о них ещё рановато.

Тут преподаватель увидел меня, скромно стоящего у двери.

— Вам что, молодой человек? — спросил Жоголев.

— Мне в крайкоме партии посоветовали обратиться к вам за консультацией по поводу моих работ.

— В крайкоме партии? — Жоголев нахмурился. — Кто именно?

— Пырков Станислав Куприянович…

— Пырков? Ко мне? А что у вас за работы?

— В основном — графика. Моя стенная газета победила весной на всесоюзном конкурсе…

— Стенная газета?

Недоумение и непонимание происходящего так и лилось с лица преподавателя. Потом оно вдруг резко прояснилось и расправилось от морщин.

— А-а-а… Так ты тот Михаил, который нарисовал к девятому мая стенгазету? Да-да-да… Смотрел я её. Очень необычная работа!

Он обернулся к студентам.

— Очень необычная! Выполненная тушью методом точечной штриховки. Текстура поверхностей танков и самолётов — удивительно правдоподобна. И прорисовка мелких деталей изумительная. Я рад, что ваша работа, молодой человек, была оценена по достоинству. Очень рад! Поздравляю!

Он шагнул ко мне и протянул для рукопожатия ладонь. Я пожал.

— И с чем вы пришли теперь? — спросил Жоголев с нескрываемым интересом.

— Э-э-э… Да, я тут был на слёте наших скалолазов под Находкой и набросал несколько видов. Тоже графических. С краской я не особо дружу… Можете их посмотреть?

— Да-да… Конечно-конечно…

Жоголев показал на большой стол.

— Сюда свою папку кладите и доставайте работы. Мы их вместе и посмотрим. Я тоже увлекаюсь графикой и готов поделиться опытом и дать советы.

Я сделал, как сказал Жоголев и рисунки с моими альпинистками-скалолазками пошли по рукам.

— М-м-м… Вы, как я понимаю, ещё школьник? Выпускной класс?

— Да,- коротко ответил я.

— Хм! Работы очень приличные, хотя видно, что школы у вас нет. Художественной, я имею ввиду, школы, да. Однако, есть стиль и объём. Да-а-а… Стиль и объём.

Он задумался.

— Да-а-а… Стиль и объём. Удивительный объём. Да… И жизнь! Да, молодые люди? Какая в этом взгляде жизнь!

Молодые люди согласились кивками голов. Лица у них были растерянные.

— И опять… Потрясающая прорисовка мелких деталей!

Жоголев посмотрел на меня.

— Вы, молодой человек, — приходите через год сюда. — Я с удовольствием возьму вас в студенты. Но вам придётся немного подналечь на работу с цветом. Цветопередача хромает, да.

Это я показал пару своих экспериментальных работ в гуаши.

— Нет основы и понимания работы с краской, а это необходимо при поступлении и, особенно, при учёбе. Но, думаю, у вас должно получиться.

— Я ещё и не работал толком с краской, — пожал плечами я. — У меня и этюдника нет. Купить надо. И мольберт.

— У нас есть кое-что в запасниках. Кое-кто приходит, поучится и бросает. Некоторые потом возвращаются, отслужив армию.

Преподаватель обвёл взглядом своих студентов. Один из них, самый старший, улыбнулся.

— А кое-кто и имущество оставляет.

— Я готов выкупить, — сказал я.

Жоголев вскинул брови.

— Мы чужим не торгуем. Но во временное пользование дать можем. Собирай рисунки и пошли.

Так первого сентября я получил во «временное пользование» мольберт и этюдник, которые с трудом допёр до дома. В этюднике имелся не очень пользованный набор масляных красок и кисти, чему очень обрадовался, ха-ха, отец. Краски я пока пользовать не собирался, а вот папа грозился в сегодня уйти на пленэр, и ушёл-таки. У мамы сегодня были занятия с заочниками и папа посвятил первую половину сегодняшней субботы себе.

Так я шёл домой, вспоминая прожитое, думая о настоящем и мечтая о будущем, когда возле сорок восьмого дома меня сзади окликнули:

— Эй, пацан! Погоди!

Я обернулся. Ко мне спешным шагом подходили четверо парней. Скорее всего они были старше меня. Мне так показалось.

— Чего вам? — спросил я, понимая, что нужен я им только для одного, и от этого осознавая опасность получить по голове, чего мне сильно не хотелось. Всё-таки я не супермен, чтобы с четверыми сразиться и не получить ни разу по тыкве.

— Близко не подходите, я заразный. Чумкой болею.

— Чего? — не понял первый, но группа резко остановилась.

— Какой чумкой? Чо гонишь! Ты Светку провожал! Я видел!

— Ну и что! Она тоже болеет! Нас коты заразили! Она приходила мне сообщить, что надо ложиться в больницу. Вот спешу домой собирать вещи.

— Да он точно гонит! — обратился к напарникам первый.

Он был мордат, высоким ростом не отличался, а потому казался полным. Его неопрятные волосы торчали как-то клочьями.

— После моря, что ли не мылся и не расчёсывался? — подумал я.

На «мордатом» были надеты тренировочные штаны «треники» с вытянутыми коленками, кеды, какая-то вылинявшая от стирок рубашка, висевшая краями «на выпуск».

Остальных я не разглядел, потому что «мордатый» сделал рывок вперёд, пытаясь ударить меня сразу несколько раз.

— Хорошие удары, — оценил я машинально, делая уклон в левую сторону и насаживая его селезёнку на носок кеда не высоким боковым ударом.

«Мордатый" сложился в животе, а я пробил ему в голову левой ногой снизу, попав куда-то в нос. Бил не носком, а по футбольному, но не со всей силы, а полегоньку. Так, что он даже не отлетел. Я контролировал удары и контролировал трёх других гавриков, которые, постояв в замешательстве, кинулись на меня. А я кинулся от них вдоль длинного многоподъездного 'сорок восьмого».

Сразу за домом шёл «козьей тропой» крутой гористый спуск к моему дому, но сбегать по ней я не хотел. Можно было дать «круголя» вокруг дома и оторвавшись от преследователей, бегом достичь родного порога, но у меня вдруг возник другой план и я нырнул в последний подъезд, бывший по счёту первым.

Самый первый бежавший за мной получил сначала открывшейся дверью в лоб, а потом и от меня ногами в живот и в голову. Освободив дорогу третьему, второй отполз в сторону. Третий, не успев махнуть руками, получил, точно так же, сначала ногой в живот, а потом серию в прямых бороду и отошёл, приходя в себя.

Я встал не в самом дверном проёме, а за ним, и, находясь в предбаннике, имел место для манёвра, так как у двери пружины не было, и она была открыта нараспашку.

Четвёртый сунулся было в проём, но почувствовав дискомфорт, вперёд продвигаться не стал.

— Ты попал, — сказал он. — Тот, кого ты срубил — это Бутылёк.

— Да хоть Флакон, — огрызнулся я, переводя дыхание. — А я Шелест. Может, слышал?

— Не слышал!

— Славку Макара знаешь?

— Ну, знаю, — заинтересованно ответил четвёртый.

— Так вот, я его и ещё двоих уделал по весне. Слышал, может?

— Что-то было такое по району. Он долго на тренировки не ходил. Ногу подвернул в колене.

— Во-во. Так что, забирай своих, и валите по добру, по здорову, пока я добрый, и не бью сильно. А то, как выскочу и как выпрыгну, полетят ваши клочки по закоулочкам.

Оценив состояние побитых мной «гавриков», я действительно шагнул из подъезда.

Загрузка...