Другая жизнь. Назад в СССР-2

Глава 7

Я резко втянул в себя чай и ожег язык.

— Ну, фсё, млять, пофти импотент, — «профыпел» я и подумал, что услышанная мной новость для нашей команды означает полный разгром. И разгром от вечных соперников — Находкинцев. Причём, соперников, бывших на порядок слабее, а теперь ставших на два порядка сильнее. Без Железняка мы бы их сделали. С Железняком — их хренушки сделаешь. Константиныча на этой стене я видел в том году. Мы сюда приезжали вместе с моим родным дядей Геной, у которого я был в гостях в Находке, а он как раз купил «Жигуль». И ему было всё равно куда ехать, лишь бы ехать. Вот мы и приехали сюда. Тут от Находки-то… Только в тот же день и уехали. Дядька так и сказал, что «если Зина узнает, что мы тут ночевали с девками, она меня убьёт. А она узнает».

Вот тогда я и увидел, как по этой скале не ходит, а ползает, как паук, Константиныч. Во-первых, он всегда сам проверял шлямбуры, во-вторых, — всегда загибал у шлямбуров уши, чтобы усложнить проход «туристам». Сам он за железо при проходке никогда не цеплялся, считая «моветоном». Да-а-а… И вот такой монстр теперь играет против девчонок из Политеха. А ведь сам оттуда.

— Вот, гад! — выразился и я.

— Ты это о ком? — спросила Татьяна.

— О Константиныче.

— Его право, — скривилась она.

— Апелляцию подашь?

— Смеёшься? — она округлила глаза.

— Ну, ты вчера говорила…

— Вчера — это вчера. Сегодня — это сегодня. Глупо…

— Согласен. Что будем делать?

— Драться! — сказала она и улыбнулась. — Пошли строиться.

— Вот — молодец! — восхищённо подумал я и глянув в её зелёные глаза, представил, что сегодня ночью приходила она. — Да, не-е-е-т. Бред…

Я взял её ладонь и, делая вид, что уважительно пожимаю, попробовал сравнить её руки с «теми».

— Ты что щупаешь мои мозоли на пальцах? — возмутилась она. — Да, вот я такая! У меня и маникюра не было уже года три. Что, всё плохо да?

— Наоборот, прикольно, — хихикнул я. — Наверное, спину хорошо чешешь Сашке.

— Сейчас, как дам больно! — замахнулась она на меня своим сухеньким кулачком, но глаза её смеялись. — Любишь, когда спинку чешут?

— Очень! Я и массаж люблю. Можешь массаж делать?

— Спортивный. Обучали на курсах инструкторов.

— Ого-го, себе! — удивился я. — Спортивный — это круть! Научишь?

— На ком? — удивилась Татьяна. — На Сашке, что ли? Он нам научит. Ты же знаешь, какой он ревнивый. Хотя… Откуда тебе знать?

Татьяна снова погрустнела.

— Что-то у них с ее Сашкой не то происходит, — подумал я. — Да, мне-то какое дело?

«Линейка» находилась чуть дальше от скалы на почти ровном месте, которое всегда занимали Находкинцы. Когда был общий сбор… Тут уже давно был установлен флагшток, на котором сейчас подняли флаг федерации «альпинизма и скалолазания СССР» с тремя сине-белыми вершинами на голубом фоне.

— … судья соревнований — судья всесоюзной категории по скалолазанию и альпинизму, многократный чемпион и призёр чемпионатов СССР, ДСО «Спартак» и Ленинграда по альпинизму, горным лыжам и скалолазанию — Константин Борисович Клецко.

— Его Маринка Скорик уломала, — сказала Татьяна. — Она в Питере зимой была, вот получилось у неё… Уболтала приехать. Поженятся, наверное этим летом… Ха-ха…

— Пути к вершине неисповедимы, — ляпнул я.

Татьяна на меня глянула непонимающе.

— Это я так… Шучу. Не бери в голову.

Находкинцы уже вчера-позавчера опробовали скалу, этот день был наш. Девчонки подошли к скале рьяно, на эмоциях, но Татьяна их остудила получасовой лекцией о правилах безопасности. Меня тоже «потряхивало-поколачивало» и я тоже, как и все внимал Татьяне, усердно разминая полуметровый кусок верёвки.

— Мишка, внизу на страховке постоишь. Заодно маршрут изучишь, присмотришься. Тут важно не только взобраться строго по тропе, но и спуститься и вернуться в точку старта. На этом многие пролетают мимо призов, как фанера над Парижем. Понятно?

— Понятно.

— Иди, снаряжайся.

— Пошёл…

Татьяна снова как-то странно на меня посмотрела.

— Она, что ли? — подумал я. — Не… Не может быть…

— Странный ты с утра какой-то, — сказала Татьяна. — Смотришь как-то… У тебя всё в порядке?

— Хм… Я странный с утра? — удивился я мысленно. — А сама?

— Нормальный, — буркнул я и пошёл в палатку надевать альпинистское снаряжение. Когда я вышел, Татьяна захлопала глазами и приоткрыла рот.

— Ты это что? Что это?

— Что именно? — счпросил я. — Если ты про снаряжение — то на ногах галоши, а нижнюю систему я сам сшил из стропленты.

— А как ты спускаться будешь без лифчика? Ведь спалишь же спину…

— А вот что у меня есть, — показал я на гнутого паука, аналога «букашки Кошевникова».

— Что это за гадость?

— Сама ты… Это спусковое устройство.

— Что-о-о?

— Что слышала. Мне его папа сварил. По моему эскизу. На скале покажу. Проверено на «Диване». Тут держишь веревку и спину жечь не надо.

— И система у тебя странная. Почему без верха?

— А зачем? Верёвки грудь сжимают. А в этом пояс держит, и сидишь удобно. Вот петля.

— Хоть крепко сшито?

— Фирма веников не вяжет, качество гарантировано. Хэнд мэйд.

— Чего?

— Ручная работа. Сделано руками. Капроновая нитка…

— Ну-ну… Покажешь, как работает. А при нижней страховке?

— Вот так и так, — я показал.

— Хм. Иди, страхуй.

— Что материшься?

— Ударю…

— Всё-всё-всё…

Мы хорошо потренировались. Сначала я страховал, и смотреть моего «паука» и мою поясную систему приходили смотреть и находкинцы, и красноярцы, и даже судья. Все цокали языками и отходили в задумчивости.

Дело в том, что сейчас использовали самые примитивные способы спуска, как то пропускание фала через ногу, спину и тому подобное. Каких-то приспособлений не было. В мире, наверное, было что-то, но контакты СССР с «миром» были очень ограничены. А наша промышленность, скорее всего, их не производила. Да, не «скорее всего», а не производила и всё. Вот я и решил восполнить пробел. А за одно себе подсобить. Предок и другие новшества предлагал, но я от сверхтехнологического прорыва в области развития альпинистского снаряжения решил пока воздержаться. Хотя, если бы не запрет индивидуальной коммерческой деятельности в СССР, можно было бы эту тему развить и прилично заработать. А пока… Придётся раздавать дары безвозмездно, то есть — даром. Дары даром, дары — даром… Да-а-а… А как иначе? Если в связке одной с тобой, там поймёшь кто такой…

Короче, Татьяна оценила положительно моего «паучка» и поэтому получила от меня дар. А получив, прикрепила к себе и пошла к «нашему дереву» тренировать спуск с его помощью. У меня была ещё парочка пауков, но сбивать с панталыку своих соратников я не стал.

Пришёл посмотреть на меня и Железняк. Он сначала хмыкал, глядя на мою поясную систему, а потом решил потрогать, когда я закончил страховать очередную скалолазку.

— Разрешишь? — спросил он и, не дожидаясь ответа, засунул пальцы мне за пояс.

— Руку убрал! — сказал я тихо.

— а, ладно, — хмыкнул Константиныч и запустил ладонь ещё дальше.

Я резко присел, и когда он «на автомате» схватил мой пояс, крутанулся, вставая в противоположную сгибу локтя его руки, потом снова присел, привстал провёл руку под его рукой и крутнулся в другую сторону и он, шлёпнувшись на спину, ойкнул.

— Падла! Ты мне руку сломал! — простонал Железняк.

— Извини, не хотел. Не надо щупать меня, как девушку!

— Я не тебя щупал, а снарягу твою, — сипел Железняк, держась то за кисть правой руки, то за локоть.

— А тебе разрешили ко мне прикасаться? Я мужские обнимашки не люблю. Я вообще подумал, чёрт знает что. Что ты к моим яйцам тянешься.

— Дурак! — сказал Железняк и опираясь на левую руку, поднялся с земли.

Наши девчонки смотрели на него с пренебрежением на лицах, а кое кто с улыбкой, но никто не бросился ему на помощь.

— Ещё пожалеешь, — проговорил он, уходя в сторону медицинской палатки.

— Уже жалею и сочувствую. Честное слово, не хотел. Извини, Игорь Константиныч, подлеца. Ей Богу, рефлекторно. Думал, ты на мою честь покушаешься. Девственную.

Девчонки дружно заржали.

Настя, молоденькая — наверное второкурсница — миниатюрная, начинающая скалолазка, подошла ко мне.

— Ты специально его, да?

— Да, нет, Настюша! Терпеть не могу, когда меня мужики лапают, — сказал и передёрнул плечами я. — Только, если в борьбе. И то, стараюсь не давать захват. Особенно за пояс.

— А девушкам трогать себя даёшь? — тихо прошептала девчонка.

— Э-э-э… Прямо вот так как, он меня, ещё никто из девушек не пытался, — прошептал и я. — То же, наверное, э-э-э, подножку сделал бы.

— Хе-хе-хе, — захихикала Настюша и хитро стрельнула не накрашенными глазками. — Научишь меня приёмчикам?

— Зачем тебе? Тренируй пальцы. Ущипнула за что-нибудь и повела в милицию.

— Хе-хе-хе… За что это?

— Да, что первое под руку попадётся… Хе-хе…

Я непроизвольно посмотрел на её грудь, поддерживаемую верхней системой.

— Но-но, — сказала она. — Я тебе ущипну!

— С ума сошла⁈ Как ты такое про меня могла подумать? Такое богатство только холить и лелеять…

Я «тяжело» вздохнул. Девушка обернулась на товарок по связке.

— Хочешь, я к тебе приду ночью? Полелеешь…

— Фига себе, — подумал я, и просто кивнул, сглотнув слюну. — Сегодня надо на вход вешать табличку «Занято».

— Смотри, не сбеги к своей Танечке.

— К какой Танечке? — опешил я.

— Сам знаешь, какой… Хе-хе…

— Ты о Миргородской?

Настя кивнула.

— С ума сошла? У неё же Сашка! Они женятся скоро, — прошептал я.

— Они на сессии поругались, — сказала девушка и зажала губы ладонью. — Ой! Зачем я сказала?

— Да, ну, нафиг, — махнул я рукой. — Помирятся. И с чего ты взяла, что она моя?

— НУ, как же… Она тебя в свою палатку так просто пустила. Даже не задумавшись.

— Там занавеска.

— Ой! Я тебя умоляю… Хе-хе… Занавеска…

— Настёна, ты что там прилипла к Мишке? Иди, сцепляться будем, да полезли уже!

— Смотри! — шепнула Настя. — Не шути со мной!

— Избави Бог, — прошептал я, округлив глаза и тут появилась Татьяна.

— Ты зачем Игорю руку сломал? — сходу спросила она, вставив кулаки в бёдра.

— И не думал…

— Как это не думал, когда ему наложили гипс. Перелом лучезапястной кости.

— Такого не бывает, — усмехнулся я. — Бывают переломы запястного сустава и лучевых костей. А у него, скорее всего, и то, и то сломано. Не будет лапать меня…

— В смысле, лапать? Он сказал, что хотел твоё снаряжение посмотреть.

— Хм… Все смотрели, но руками не трогали. Ты же меня руками не трогала?

— Вот ещё, размечтался!

— И не думал. Просто констатирую факт. А он меня рассматривал-рассматривал, а потом хвать за пояс. Да не просто за пояс, а «за» пояс и потянулся к, э-э-э, нижней системе. Вот я и дёрнулся, пытаясь его руку выдернуть. Ну и выдернул… Хе-хе…

— Так ты его ещё и уронил, он говорит.

— Ну, грех было не ронять, если он сам на приём напросился. Рефлексы самбиста, Ташюша. У альпинистов-скалолазов свои рефлексы, у меня свои.

— А ты, значит, не альпинист и не скалолаз?

— Я — так, хе-хе, сочувствующий. Я горами не болею.

— Зачем, тогда тебе это всё? — она показала рукой на мою систему и «обвесы» и на скалу.

— Для общего физического развитие. Я спорт люблю, а самбо мне запретили. Надеюсь, что на время. Мне нравится с телом работать… Гимнастика, там, канат, прыжки, бег… А скалы дают работу всем мышцам.

— Кхм! Ты мне зубы не заговаривай. Он требует, чтобы тебя сняли с соревнований.

— За что? — опешил я. — Он ведь сам полез.

— Он говорит другое. Что ты применил против него приём. Применил ведь? Скажи честно.

— Он первый ко мне полез.

— Не надо было ломать ему руку, — упрямо проговорила Татьяна. — На твойе дисквалификации настаивают и находкинцы. По сути тебе и до соревнований-то допускали с большой натяжкой. Тебе с юниорами ползать по низшей сложности скалкам, а ты с нами…

— И что? Судья уже принял решение. Ты из списков участников исключён.

— О, мля, — подумал я. — Сходил за хлебушком!

Почесав затылок, я, едва сдерживая слёзы, посмотрел сначала в небо, потом себе под ноги, развернулся, и пошёл в свою палатку. И всё-таки я заплакал. Тихо, незаметно, слёзы лились ручьём, но я их не вытирал, помня старую житейскую мудрость, не тереть глаза — не будет видно, что плакал.

У своей палатки я расположился с комфортом. Прямо возле неё стояло толстое дерево, похожее на вяз, но могу запросто ошибаться, вот в его корнях я и устроился, подложив надувастик и ватный спальный мешок. Было жарко, а под деревом продувало. Быстро перекусив консервами «Завтрак туриста», я сладко задремал, но был разбужен на обед, который с удовольствием посетил. Съев, под жалеющими взглядами девчонок, большую миску сайрового супа и две порции консервированных голубцов — девчонки готовились к первым восхождениям и ели мало — я снова завалился в своё «гнездо». Снова наползли тучки, потянуло откуда-то сыростью, и мне пришлось нырнуть в спальник.

— Да и пофиг, — то и дело говорил сам себе я. — Оно мне надо? Первый разряд, или второй… Какая для меня, на хрен, разница. Переподпишет Рубин разряд, да и делов… Кстати, Татьяна и сегодняшнее моё «восхождение» запишет в новую книжку. Оно, хоть и тренировочное было, но в зачёт всё равно идёт. Так что, второй разряд мне обеспечен. И хватит силы на стенке тратить. Я же не за разрядами сюда ехал… А тут вон оно как разворачивается. Хе-хе… Как бы, точно, кто-нибудь ещё из девчонок утешать не пришёл.

И что их вдруг ко мне потянуло? Песни, что ли? Гитара? Да у них и своя есть. И Татьяна играет, и Ирина… И Игорь… Да-а-а… Игоря жалко, кстати… Он ведь в горы собирался. ТИНРО путёвки в альпенлагерь на Памире выкупило. Мама говорила, что Рубин подсуетился. Они каждый год выкупают. Организация богатая, хоть и научники, но и рыбники. У ТИНРО и свои рыбодобывающие суда есть.

Незаметно для себя я уснул и проснулся от шума дождя. Хорошего, такого, ливня. Моё гнездо уже начало заполняться водой, но я успел перенестись, едва ли не волшебным образом, в палатку. Телепортировался, хе-хе, так сказать… Задул шквалистый ветер. Захлопали плохо натянутые палатки.

— Ну вот и посоревновались, — сказал сам себе я.

Топали ноги, гомонили, галдели и хохотали пробегающие мимо моей палатки девчонки, а я снова плюхнулся спиной на надувастик и мне вдруг стало так хорошо, что аж защекотало в кишках.

Вдруг блеснула молния, и тут же прогромыхал гром. Бывало, что молнии били в скалу Пржевальского или в Екатерининскую гряду. Кто-то даже предлагал поставить вместо громоотвода на вершине флагшток. Туда был пологий заход с северо-восточной стороны. Но кто-то флагшток пожалел.

Скала по сравнению с грядой стояла гораздо ниже и молнии в неё били гораздо реже, но я всё-таки выполз из палатки и, раскрыв зонтик, поспешил к скале, скользя подошвами сапог по мокрой траве.

Слава Богу там всё было в порядке. Подхватив свёрнутые фалы и чьё-то снаряжение, перетащил под, пузырящийся на ветру, как парашют, брезентовый тент.

— Не лопнул бы, — подумалось мне. — Тогда всю эту хрень перетащат ко мне.

Я подумал-подумал, посмотрел на почти горизонтальные струи дождя и потащил, то что взял от скалы к себе в палатку. А потом пришёл за остальным снаряжением и перенёс его всё к себе. Увидев мои перемещения, ко мне в палатку ввалились и намокшие девчонки, которые стали стягивать с себя не только «амуницию», но и верхнюю одежду.

Но меня скоро заприметили и под крики: «Ишь охальник!», запихали в мою «квартиру», задёрнув «шторину», и не дав насладиться прекрасными полуобнажёнными натурами. Я тоже намок, а потому, сняв с себя мокрое, даже трусы, хорошенько выжав бельё в «форточку» и повесив его сушится на верёвку, переоделся.

За шторкой продолжались «оргии» с хихиканием, шушуканием и шутками-прибаутками, причём большинство адресовалось мне, типа: да он подглядывает, вон он его глаз торчит.

— Нужны вы мне, — наконец не выдержал я и лучше бы я этого не произносил. Я тут же стал: изменщиком коварным. Кто-то даже возмутился, что я, дескать, заманил к себе девушек, заставил раздеться и издевается.

— Вы там намочите мне полы! — запаниковал я. — Вон уже и подтекает на мою сторону.

— Смотри ка ты, подтекает у него, ха-ха, съюморил кто-то. У нас может тоже, хе-хе, подтекает, ха-ха-ха…

Все девчонки рассмеялись. Юмора я не понял, но он был с явным сексуальным подтекстом.

— Что у вас тут твориться? — вдруг раздался недовольный Татьянин голос. — Что это за стриптиз вы тут устроили? Где Мишка? Здесь?

— Здес! Здесь твой Мишка.

— Не мой, а наш! — отрезала Татьяна.

— На-а-а-ш? Слышите, девоньки.? Он, оказывается, наш! А кто вчера просил его руками, ха-ха, и всем остальным не трогать? Кто смертными карами стращал?

— Дуры, — засмеялась Татьяна. — Он маленький ещё.

— Маленький-маленький, а с виду как большой.

— Ха-ха-ха…

— Бесстыдницы. По одной — девчонки, как девчонки, а вместе соберётесь, так как… Слов нет. Мишка бы живой там.

Я надрывался от смеха.

— Жи-ик… Живой, ха-ха-ха, — еле смог проговорить я.

— Ты одетый? — спросила Татьяна.

— Нет, — ответил я, но она машинально продолжила:

— Тогда я войду!

И все девчонки через мгновенную паузу снова умирали от хохота.

— Тогда мы выйдем, девоньки! Надо выходить. А-ха-ха! Не будем мешать! А-ха-ха!

— Вот дуры! — смеялась и Татьяна.

Меня же вообще скрутила судорога.