Другая жизнь. Назад в СССР-2

Глава 18

Лето закончилось. Эйфория первого сентября прошла в тот же день и уже к концу уроков ощущения каникул развеялось, как «белых яблонь дым». Снова начались школьные будни и зубрёжка, зубрёжка, зубрёжка. Так просто из памяти «предка» ничего не вспоминалось и это меня некоторым образом бесило.

Да, кое-что я мог вспомнить сразу, задав что-то вроде запроса. Но это «кое-что» нужно было ещё отфильтровать, собрать воедино и выразить лаконично. То есть, нужно было иметь некоторое время для «подумать», а этого времени учителя не давали. А потому нужно было дома читать, разбираться в прочитанном и понимать его. Правда, запоминал я новый материал легко.

Буквально через неделю после начала учёбы ко мне в гости пришла Светлана Чарусова. Я поначалу даже обрадовался её приходу, но потом как-то утух и даже забыл пригласить её пройти. Она на это сразу обратила внимание, спросив:

— У тебя кто-то есть?

— В смысле? — не понял я, думая, что Тиэко сделает со Светланой, если я продолжу с ней встречаться? Ведь не факт, что у девчонки всё пройдёт.

Светлана посмотрела на меня с непониманием.

— В смысле, дома ты не один, что ли?

— Почему? Один!

— Тогда, в чём дело? Дальше порога не пустишь?

— А! Да-да! Проходи! — я засуетился.

Я снова обитал в зале с южной стороны квартиры. Теперь у нас было два телевизора, причём, один из них цветной и он стоял у родителей. У меня стояла старая чёрно-белая «Берёзка-1», купленная в году шестьдесят девятом, а сейчас переделанная отцом под приём сигнала с видеомагнитофона. А что, всё равно, я смотрел в основном хоть и зарубежные, но чёрно-белые фильмы.

— Что слушаешь? — спросила Светлана, проходя в комнату.

— Новый концерт Сьюзи Кватро принесли. Очень клёвый! Только начал слушать. Сьюзи Кватро и Джон Сомерс… Французский альбом. «Радуга Джонни Сомерса во Франции», с добавлением фразочки: «вместе с Сьюзи Кватро» и фото её на конверте есть, а этого Джона Сомерса нет. Вот, смотри какая фотка. И тут только я заметил, что Светлана состригла свои волосы и даже покрасила их под серо-стальной цвет.

— Охренеть! — сказал я. — Какая ты!

Светлана зарделась и её смуглое, загорелое лицо стало ещё темнее.

— Нравится? — тихо спросила она.

— Во! — показал я ей два больших пальца, одобрительно поднятых вверх.

На конверте Сьюзи стояла правым боком к зрителю, и задумчиво смотрела на нас. Она прислонилась спиной на уходящую круто вверх семицветную дугу. Несуразность этого диска сразу отметил «мой внутренний голос», сообщив, что «Рэйнбоу» — это группа Ричи Блэкмора, который уйдёт из «Дип Пёрпл». Она так и должна будет называться «Радуга Ричи Блэкмора». Или уже не будет? Кто-то перехватил название? Какой-то Джон Сомерс? Что за Джон Сомерс? Предок не знал никакого Джона Сомерса, да еще поющего с Сьюзи Кватро на французском языке. Какой-то француз?

Однако с первой песни для меня стало понятно, что эти мелодии имеются у меня в памяти.

— Так это же Джо Дасен, — сказал «предок». — Его знаменитая «Et si tu n’existais pas». А это — «Salut». О! А это — «A toi».

Мы ещё не дослушали первую сторону диска до конца, как пришла Светлана, и от этого я находился в двойном «ахуе»: и от её прихода, и от того, что кто-то перепевает песни из будущего, оформляя их как свои. Причём перепевает с Сьюзи Кватро. Почему я и «затормозил» в прихожей, увидев Светлану, но думая совершенно о другом.

Вместе с ней мы прослушали весь «французский» диск и он мне понравился. Это была сплошная душещипательная лирика, но в хорошем роковом звучании.

— Где ты такую музыку берёшь? — спросила Светлана.

Я дёрнул плечами и посмотрел на год издания пластинки. Семьдесят пятый. Хм, а в семьдесят четвёртом Джони исчез. Я помнил его голос. У меня была куча его записей, музыкальный слух и «мой внутренний голос».

— Ни хрена себе! — меня вдруг осенила догадка. — А не наш ли это проказник Джон Дряхлов в Британии хулиганит?

— И кстати, я недавно слышал по «БиБиСи» — я продолжал оставлять на ночь радио включённым — странную хрень про первый в мире персональный компьютер. И тоже, между прочим, «Рэйнбоу» называется. А у нас первым по-настоящему персональным компьютером был «Эппл». Я не придал этому внимание. Однако, судя по всему, зря… Так вот, компьютер «Рэйнбоу» то уже второй номер, а не первый. И как я раньше не обращал внимания на прогресс в этой сфере, сдвинутый на несколько лет назад. Наверное, потому, что в Англии компьютерный прогресс, а не в Америке, как у нас было. Англия у нас вообще на задворках оказалась. Если бы «Эппл» появился раньше времени, я бы «опщёлкнул», когда услышал, а так… Какой-то «Рэйнбоу»… Британия… И там тоже упоминался Джон Сомерсет.

— Сомерс?

— Нет, Сомерсет. Наверное он для диска слегка изменил Фамилию.

— Но Сомерсет, это же писатель такой в Англии. Э-э-э… Моэм Сомерсет. Он, что его внук? И сколько ему лет? Мы же с ним одногодки. А мне только шестнадцать…. Хотя… Он и в четырнадцать выглядел сильно старше. Мы как-то встречались с ним на набережной…

Мы обсудили Сомерсета за долю секунды.

— Приносят. У меня сосед есть, того хлебом не корми, дай что-то переписать. Вот он и таскает мои диски на обмен. А этот я, наверно, куплю, если продадут.

— Как у тебя сложилось с дядей Витей? — спросила Светлана.

— хм! Хорошо сложилось! У нас с ним сложилось взаимовыгодное сотрудничество. Но он куда-то летом пропал.

— Он же в Киеве живёт и работает. В ЦК Украины работает, — Светлана смутилась. — Это мамин родной брат.

— Ну, у вас и родственники! — хмыкнул я. — А ты к бабушке ездила?

— К бабушке, — потупила Светлана глаза. — Меня силком отправили. Дядя Витя и отправил. Сказал, что очень надо, чтобы я тебе не мешала.

— Ты? Мне? — я удивился. — А как бы ты мне могла помешать? Ты, правда как-то исчезла после нашего кинопросмотра. Я подумал, ты обиделась. Я приходил к тебе.

— Он говорит, что ты талант. Что ты ему хороший бизнес сделал. Он в ЦК кем-то по культуре, занимается, э-э-э, культурными внешними связями. Он тебя ещё и хвалил за то, что ты хорошо торгуешься.

— Да? — я хмыкнул, вспомнив наши с Виктором, словестные баталии и хлопанье дверьми то его жигулёнка, то квартиры в «Серой лошади», а двери там дубовые. Двести пятьдесят рублей за дубляж мне стоил нескольких седых волосков на моей пышной белокурой шевелюре.

— Это лестный отзыв. Твоя мама, вроде, на него совсем не похожа. Слишком уж у него, э-э-э, характерно торговая внешность.

— Они от разных отцов.

— Понятно.

Я не знал чем её занять.

— Чай будешь с сушками и вареньем?

Светлана покрутила головой.

— Рисовал что-нибудь? — спросила она. — Я балдею от твоих рисунков.

— Хм! Кучу целую. Я участвовал на соревнованиях по скалалазанию. Под Находку ездили. Там рисовал. Был в лагере «Океан» с японцами. И там рисовал. Но море у меня не особо получалось. Так, что, в основном у меня портреты и сопки. С морем нужно ещё потренироваться. Оно такое разное… Даже если сидеть на одном месте и смотреть в одну точку…

Я чуть-чуть слукавил. Я, в конце концов, научился «фотографировать» море… Нет!Сначала я научился «фотографировать» людей, запоминая именно этот ракурс, а потом восстанавливая его по памяти. Это происходило точно, как с помощью фотоаппарата. Мысленный щелчок и картинка оставалась в памяти. Это помогало сохранить в памяти мгновение прыжка Тиэко, когда она показывала мне удары «тоби». Или когда она резала по теннисному шарику. И такие рисунки даже мне самому нравились. Они почти абсолютно передавали динамику.

У меня даже получилось запоминать картинку с разной «выдержкой», когда изображение смазывалось от движения. Тиэко на моих рисунках было много и Светлана обратила на этовнимание.

— Какая-то знаменитая японская спортсменка? — спросила она задумчиво.

— У неё третий дан по карате и она чемпионка Токио по теннису. Я играл с ней в теннис и бадминтон и мне захотелось научиться передавать рисунком движение. Поэтому так много попыток.

— Мне кажется, они все отлично передают движение. Я эти вообще статические. Она читает, она ест, она, плавает, она, загорает. У японок у всех такие короткие ноги? Я что-то не вижу других японских девочек.

— Она — внучка губернатора Токио. Готовлю экспозицию для Токийской выставки, — соврал я.

— Вот тут она смотрит на тебя зло, а вот тут, словно влюбилась. Тебе она понравилась?

Яне смог соврать.

— Понравилась. Но это ничего не значит. Они странные, эти японки.

— У нас календарь с японскими красотками в туалете висел. Папино судно заходило в японские порты и кто-то где-то нашёл на помойке целую кучу настенных календарей. Папа сам так сказал «на помойке».

— Зачем ты мне это рассказываешь? — спросил я.

— Она в тебя точно влюбилась! Такой взгляд нельзя выдумать. Она тут плачет. Это вы расставались, да?

Мне нечего было ответить.

— Вы с ней целовались?

Назад у меня дороги не быдл и я кивнул, но добавил:

— Почти по-дружески.

— Это, как это? — удивилась Светлана. — Целоваться почти по-дружески? В шутку, что ли?

— Ну, нет, — я был серьёзен. — Она считала, что влюбилась в меня, а я…

Я задумался.

— А ты? — спросила Светлана, слегка прищурив левый глаз.

Я видел, что она, вроде как, не собирается истерить.

— А я до сих пор не знаю. Для меня это было неожиданным. А потом нас чуть не убили и мы после этого почти не расставались.

— Это, как это? — она снова задала этот странный вопрос.

— А вот…

Я поднял футболку и показал заклеенные лейкопластырем грудь и живот.

— Их придурок напал. Чем-то я ему не понравился.

— Понятно, — усмехнулась девчонка. — Её воздыхатель? У меня тоже такое было в том году на новогоднем вечере. Десятиклассники Серёжка и Сашка после танцев подрались, а у Сашки, оказалось, в кармане был нож. И он ткнул этим ножом Серёжку. Сейчас «сидит».

Я удивился. Надо же. А ведь я хотел пойти к ним в школу на новогодний вечер. Чтобы со Светланой потанцевать, а потом проводить домой. Ага! Были такие планы! И мог бы получить ножиком в живот. Хе-хе… Но вовремя спикировал башкой в парту и впал в комму… Повезло! Ха-ха… Да-а-а…

— Ну, что-то где-то так и было, — кивнул головой я. — Только и было двое с ножиками.

— О, как! — восхитилась девчонка. — И ты их запинал?

Я кивнул.

— А она? Тоже их пинала?

— Не успела, — усмехнулся я, почувствовав, что опасность истерики прошла мимо.

— Молодец девчонка, — подумал я. — Чётко оценила ситуацию. Хорошо, что я не стал «крутить».

— И она, значит, уехала в свою «ридну Японщину»? Ещё приедет?

Я пожал плечами.

— А ты бы хотел?

Я снова пожал плечами.

— Понятно. Но ведь ты же не собираешься на ней жениться? — спросила она.

— Хм! Пока, не то, что не собираюсь, но и мыслей таких нет!

— Это хорошо.

— То есть⁈ — вопросил я, приподняв брови.

— Вот ты балбес, — сказала она и как-то ловко шагнула ко мне и прильнула к моим губам своими.

— Во, бля, — «подумал» я, продолжая удивлённо разглядывать её лицо, но в то же время отвечая на её поцелуй. Что я дурак что ли отказываться от приятных девичьих губ. Со Светланой целоваться было значительно интереснее. Имела опыт? Наверное… Сашка, Серёжка…

Руки сами собой легли Светлане на «лопатки» и я почувствовал её худенькое девчачье тельце. Она тоже обняла меня и я непроизвольно расправил свою спину. Она посмотрела мне в глаза.

— Ты такой сильный…

— А ты красивая.

— Лучше твоей японки?

— Она не моя, — сказал я ожидаемую девчонкой фразу и продолжил тоже ожидаемо. — Но точно красивее.

— Но не лучше, — задумчиво произнесла Светлана.

— Она очень хорошая спортсменка. Она помешана на спорте. Мне это в ней нравится. Стремление быть первой.

— Она сильнее тебя, э-э-э, в твоём карате?

— Наверное, да. МЫ с ней не соревновались. Но в настольный теннис я её обыгрывал.

— Ты⁈ Её⁈ — удивилась Светлана. — Она же чемпионка Токио⁈ Токио большой! Наверное, как Москва.

— Среди школьников.

— Ну, всё равно! Хотя бы и только среди школьников. Ты врёшь!

— С чего бы? — удивился я. — Зачем мне это. Я у неё же и научился играть. Сначала смотрел, потом обыграл.

— Смотрел? Потом обыграл? Странный ты. Так ты и про хоккей можешь сказать: «я сначала посмотрел, потом стал играть, как Александр Мальцев». Так, что ли?

— Нет, конечно. Просто я и раньше неплохо играл в настольный теннис, — соврал я.

— Ой! Да ну тебя! Всех он победил, всех он запинал, японскую принцессу в себя влюбил.

Девушка весело засмеялась.

— А на животе, царапины? Папа в том году тут у вас на рифах в волну попал, так весь живот о кораллы оцарапал. Тоже ходил заклеенный лейкопластырем, но байки о подвигах, а ля «Александр Матросов», не рассказывал. Хотя шутил на эту тему фразой из кинофильма «Старики — разбойники», обзывая раны «бандитскими пулями». Смешно было, когда знакомые на пляже его спрашивали «откуа», а он небрежно отвечал: «А, так… Бандитские пули».

Не настаивая на своей версии получения телесных повреждений, я незаметно приблизился к ней, стоявшей возле моих пластинок ко мне спиной, подкрался, как говорится, «незаметно», и, взяв за плечи, мягко притянул к себе.

Она обернулась и серьёзно заглянула мне в глаза. Тиэко редко позволяла себе это и её взгляд был скорее жалостным, чем влюблённым, а у Светланы в глазах стоял немой вопрос, который она сопроводила словами.

— Ты ведь всё выдумал с этой Тиэко?

И что мне было делать? Общаться с этой девушкой мне было почему-то на много приятнее, чем с Тиэко. Когда она только сегодня вошла, в груди разлилось томление и «поросячий восторг». Правда, моя голова была занята размышлениями о «судьбе Мира, находящегося в руках попаданца Женьки Дряхлова», но «посторонние» эмоции потом быстро рассосались. Теперь осталась только радость от того, что Светлана вернулась, и вернулась ко мне.

Кто такая Тиэко, что за чувство у меня зарождалось к Тиэко, я не понимал. А к Светлане я чувствовал прямо-таки неудержимое мужское влечение. Она была прекрасна своей гибкостью и почти детским телом. Между прочим, в октябре ей «стукнет» тоже шестнадцать.

— Семнадцатого, — подсказал мне «мой внутренний голос».

— Да, помню, — согласился я и ответил. — Не всё. Она, действительно, очень хорошая спортсменка и я очень многое почерпнул у неё. И она написала мне сертификат на «первый дан». Оказывается, у них любой мастер имеет право проводить аттестацию и присваивать квалификационные разряды. Как у нас в самбо.

— Первый дан, это какой разряд?

— Это, как у нас «кандидат в мастера спорта».

— А зачем тебе сертификат?

— Ну, как? Теперь я могу секцию карате организовать. Уже с директором школы разговаривал. Она «вентилирует», как она сказала, этот вопрос в Районо, а я завтра пойду в городской спорткомитет, покажу сертификат, поговорю о перспективах развития карате во Владивостоке и предложу себя в качестве тренера-общественника. А может ещё и на ставку возьмут… Хотя, это навряд ли… Разрешили бы. У нас карате официально запрещено с семьдесят третьего.

— А как же так? Разве тебе разрешат?

— Я буду сначала вести китайскую гимнастику. У меня есть рекомендации и утверждённая «минздравом» методика профессора Коновалова. А к концу семьдесят восьмого года карате разрешат и создадут федерацию карате в СССР. А мы к тому времени уже раскрутимся.

Секция Штурмина в Москве официально «родится» в семьдесят девятом. А моя заявка будет лежать на столе у руководителя спорткомитета СССР уже в сентябре, вместе со списочным составом.

— А это разве одно и то же, твоя гимнастика и карете? — спросила Светлана.

К моему удивлению в её голосе слышалась явная заинтересованность.

— Ты показывал… В твоём карате удары и резкость, а твоя гимнастика плавная.

— Нормально всё будет, — улыбнулся я. — Пойдёшь ко мне заниматься? Я тебя научу от хулиганов отбиваться. Ты такая красивая, что они к тебе точно приставать будут.

— Уже пристают, — она опустила глаза. — К тебе шла, какие-то придурки пристали на остановке у пятидесятого дома. Еле отбилась…

Я нахмурился, представив ситуацию, при которой возвращающаяся от меня Светлана попадает в лапы нашим местным «утыркам». «Верхняя Сахалинская» тот ещё рассадник хулиганья. Я там тоже до последнего времени проходил с опаской между пятидесятым и сорок восьмым домом. Этот проход называли ночной раздевалкой и его старались проскакивать как можно быстрее.

— Скоро мама придёт, — сказал я. — Но это я просто сообщаю, чтобы ты не удивилась дверному звонку.

— Да, он у вас смешной. Мявкает, как моя кошка. Ах, я же не сказала! Мы же сиамскую кошку взяли! Котёнка. У маминых знакомых. Настоящая, с голубыми глазами. У них ещё есть. Не хочешь?

Кошку я не хотел, хотя мой «внутренний голос» мне подсказывал, что у него была кошка, вернее кот, от той же мамаши. И кот приличный, ходивший по своим надобностям в унитаз.

— Хм. Кота я бы взял. Надо с родителями поговорить.

— Ой! Это здорово! И я поговорю с мамой.

В дверь позвонили. Звонок жалобно и противно мявкнул, словно животному наступили на хвост. Поначалу знакомые даже пугались и смотрели под ноги. У нас и коврик был пупырчатый и мягкий. Вот и подпрыгивали гости, думая, о кошке под ногами. Ха-ха…

— О, Светочка! — чему-то обрадовалась мама. — А мне звонила твоя мама и говорила, что вы кошечку взяли. Сиамскую. Мне рекомендовала.

Мы со Светланой переглянулись.

— Я поговорю с папой, и мы котика возьмём, не возражаешь? — спросила она меня.

Я усмехнулся и развел руками. Правильно говорят, что от судьбы не уйдёшь.