Они познакомились во Франции, в городе Страсбурге, на Международной конференции металлургов, посвященной проблемам повышения качества конструкционных сталей, — доктор технических наук, профессор Александр Николаевич Морозов и молодой болгарский ученый Цоло Рашев.
Морозов только что выступил с сообщением о результатах последних исследований советских ученых и металлургов о влиянии азота на свойства и качество отдельных кланов легированной стали. Говорил он по-французски, свободно и темпераментно, почти не заглядывая в рукопись. Участники конференции с большим интересом слушали этого невысокого худощавого человека, с коротко стриженными седыми волосами, со складкой усталости в углу рта. И когда он кончил сообщение, его дружно проводили аплодисментами.
Объявили перерыв. Морозов спустился в холл, чтобы немного передохнуть и выпить чашечку кофе. В это время к нему подошел высокий, стройный молодой человек, со смуглым лицом и русыми вьющимися волосами.
— Профессор, разрешите представиться — Цоло Рашев, Болгария, — сказал он по-русски без всякого акцента.
— Рад познакомиться, — ответил Морозов, крепко пожимая руку молодого ученого.
— А я с вами давно знаком, профессор, — сказал Рашев и, увидев удивленный взгляд Морозова, поспешил добавить: — Не лично с вами, а с вашими книгами по металлургии стали. Я окончил Уральский политехнический институт, и ваши труды служили мам учебниками. Да и сейчас в Болгарии эти книги — настольные для специалистов.
Из беседы с Цоло Рашевым Морозов узнал, что молодой болгарский ученый и его жена Иванка Рашева, окончившая в свое время также советский институт — Днепропетровский металлургический, работают над проблемами улучшения качества стали на Кремиковском металлургическом комбинате, проводят ряд оригинальных экспериментов. У Рашевых накопились вопросы, ответить на которые им было трудно.
— Слушайте, товарищ Рашев, — сказал Морозов, — а ведь мы, я имею в виду институт, где работаю, могли бы вам помочь.
— О! — обрадовался болгарин. — Я и Иванка будем счастливы. А такая помощь возможна?
— Почему бы нет? Давайте договоримся так: вы подробно сформулируете все ваши вопросы и передадите мне, а через некоторое время институт пришлет ответ. Договорились?
— Бесконечно благодарен, профессор.
— Товарищ Рашев, зовите меня по имени и отчеству — Александр Николаевич — так проще и привычнее.
Во время следующего перерыва они снова встретились, вместе пошли обедать. А когда вернулись в холл, продолжая беседу, к ним подошел человек со значком агентства Франс Пресс на лацкане пиджака. Он не назвал своего имени, а просто поклонился Морозову.
— Позвольте задать несколько вопросов.
— Слушаем вас, — сказал Александр Николаевич. — Присядьте. Как говорят на моей родине, в ногах правды нет.
Корреспондент улыбнулся и сел.
— Насколько мне известно, вы всю жизнь посвятили проблемам развития металлургии стали. Мой вопрос: видится ли вам какой-то рубеж в металлургии двухтысячного года?
— А какой рубеж вы имеете в виду?
— Высказывается мнение, что к этому времени конструкционная сталь исчерпает себя… Вы придерживаетесь такой точки зрения?
— Если речь идет о вытеснении стали пластмассами или легкими металлами, — спокойно ответил Морозов, — то этого не произойдет. Я руководствуюсь статистикой, исследованиями многих ученых мира. Можно полагать, что к концу нынешнего века синтетические материалы заменят не более 10—15 процентов черных металлов. А дальнейшая замена, учитывая уникальные свойства стали, вряд ли возможна. Стало быть, черные металлы будут составлять основу нашей индустрии еще долгие, долгие годы, десятилетия. Металл — хлеб индустрии. Так что нам, ученым-металлургам, есть над чем поработать сегодня и завтра, в нашем распоряжении по крайней мере целый век. Вы со мной согласны, Рашев?
Болгарин ответил:
— Если бы это было не так, я не избрал бы профессию металлурга. Говорят, что человек рождается дважды: первый раз, когда появляется на свет, второй раз — начиная свой трудовой путь. Надеюсь, что я дважды удачно родился.
Журналист бросил быстрый взгляд на Рашева.
— Вы довольны избранной профессией? — спросил он.
— У нас, в Болгарии, популярна такая притча: каждый человек приходит в этот мир для того, чтобы сыграть на своем рожке, и если он нашел этот рожок, сумел на нем сыграть, то он выполнил свой человеческий долг. Думаю, что я нашел свой рожок…
— И постараетесь на нем как можно лучше сыграть, — подхватил Морозов, в душе радуясь оригинальному ответу своего нового друга. Он обратился к журналисту: — Еще есть вопросы?
— Да. Следующий мой вопрос о научных контактах. Есть ли у вас лично, профессор, возможность поддерживать контакты с теми учеными и с теми странами, которые вас интересуют? Имеются ли у вас друзья в западных странах?
Морозов хитро прищурился и внимательно посмотрел на журналиста:
— М-да, вопросик, так сказать, со значением. Ну, ладно! Итак, о научных контактах советского ученого? И, конечно, прежде всего с учеными западных стран? Ясненько. — Александр Николаевич помолчал, как бы припоминая что-то. — Да, вот вам самый конкретный пример: вчера я гулял по Страсбургу с известным американским ученым, профессором Массачусетского технологического института Джоном Элистом, делегатом нашей конференции. Мы с ним многие годы переписываемся, я бывал в его институте, читал там лекцию. Выступал в Японии, Бельгии и, конечно, во Франции. Вы удовлетворены ответом? Нет? Могу дополнить…
Морозов как-то внутренне ожесточился: его не оставило равнодушным то, что журналист сделал акцент на контактах с Западом, именно — с Западом.
— Вас, конечно, не удивит, — продолжал он, — что у меня и у института, которым руковожу, особенно широкие контакты с учеными, научными учреждениями и предприятиями социалистических стран. Это интересует Франс Пресс? Так вот. Чехословакия. Я неоднократно бывал там, читал лекции во время юбилея лабораторий Пльзеньских заводов. Близко знаком с доктором Зденеком Эмингером…
Журналист прервал Морозова.
— Простите, профессор, прошу два слова о Франции.
— О Франции? Во Франции бываю часто, здесь у меня тоже немало друзей. Люблю Париж, люблю вашу страну, ее литературу, язык, свободолюбивый дух народа…
— Браво, браво, профессор! — сказал журналист. — Мне, французу, приятно это слышать. Благодарю вас от имени агентства Франс Пресс и от себя лично. У меня больше нет вопросов. Еще раз — благодарю.
Конференция продолжалась. И с каждым часом симпатии, возникшие между русским ученым и молодым болгарином, росли и крепли. Морозову нравились в Рашеве его глубокая порядочность, интеллигентность, сознание ответственности перед своей родиной, своим делом. Это определяло духовное родство двух ученых, двух коммунистов.
После заседаний они бродили по Страсбургу, историческому и экономическому центру Эльзаса, любовались его памятниками, рекой Иль, удивительным Страсбургским собором, созданным почти тысячу лет назад. Много говорили о науке, будущем металлургии, как оно, это будущее, вырисовывается в умах ученых и проектах конструкторов. Говорили и о братской дружбе ученых социалистических стран.
Однажды за разговором не заметили, как очутились у самого устья Иля, там, где река впадает в широкий Рейн. Стояли молча и смотрели на корабли, которые, оставляя порт, выходили на простор реки.
— Напоминает наш Дунай, — тихо сказал Рашев. — Александр Николаевич, приезжайте к нам — в Болгарию, дорогим гостем будете, приезжайте.
— Приеду… Ну, может, не гостем, а так — крепенько поработать вместе с вами. Хочется посмотреть на ваш Кремиковский комбинат.
— Будем ждать, профессор Морозов.
Александр Николаевич погрозил ему пальцем — «опять профессор».
Морозов, директор Челябинского научно-исследовательского института металлургии, немало сил и времени уделяет вопросам теории. Но он никогда не был кабинетным ученым, не мог удовлетвориться работой только в стенах института. Его всю жизнь манили завод, цехи, рабочие люди, металлурги, которые так гордятся своей профессией.
«Теоретик верит в логику. Ему кажется, будто он презирает мечту, интуицию и поэзию. Он не замечает, что они, эти три феи, просто переоделись, чтобы обольстить его, как влюбчивого мальчишку. Он не знает, что как раз этим феям обязан он своими замечательными находками. Они являются ему под именами «рабочих гипотез», «произвольных допущений», «аналогий», и может ли теоретик подозревать, что, слушая их, он изменяет «суровой логике» и внемлет напевам муз…»
Читаю эти слова Антуана де Сент-Экзюпери и думаю, что они как бы списаны с натуры А. Н. Морозова. Это человек, одержимый металлургией, своим призванием, которое счастливо нашел в самом начале пути, и вместе с тем — мечтатель.
Он не был баловнем удачи, кому все в жизни дается легко. Его научная звезда не вспыхнула вдруг высоко и стремительно, нет. Жизнь Морозова это не взлет, а восхождение к вершинам науки, на пути к которой работа, работа, работа…
Александр Николаевич — коренной ленинградец. Его отец — профессор Военно-медицинской академии. Мать, прежде, чем стать студенткой медицинского института, прошла в качестве сестры милосердия через поля сражений русско-японской войны.
Сын не унаследовал профессии родителей.
Судьба так распорядилась, что в детские годы Саша Морозов оказался в Одессе, и мальчишка беззаветно полюбил море, мечтал о путешествиях, кораблях. Однако с годами появилось новое пристрастие — геология. В мечтах он исходил-изъездил вдоль и поперек Урал, Кавказ и Дальний Восток. Готовил себя — физически и морально — к длительным путешествиям, лишениям.
А когда окончил школу, Александр Морозов вновь оказался в Ленинграде и стал студентом политехнического института, специализируясь на кафедре металлургии стали.
Металл… Вот что в конце концов определило его выбор.
Любовь к металлу, настоящая, глубокая, сознательная, пришла к Морозову после первой практики на металлургическом заводе. Его покорила и вдохновила огненная стихия, мощь и красота горячего металла. Тогда он узнал, что с того самого времени, когда наш безвестный предок научился плавить руду, началась история цивилизации. Жизнь народа, страны, их сила и благосостояние во многом зависят от того, сколько плавится стали. Вот это — сознание важности и нужности, крайней необходимости металла — и определило на всю жизнь пути Александра Морозова.
Ленинградский политехнический институт имел прекрасно оборудованные лаборатории и был своеобразным полюсом, собравшим вокруг себя крупнейших ученых.
На всю жизнь запомнил Александр Николаевич слова своего учителя академика В. А. Кистяковского:
— А вы знаете, что значит в переводе слово «инженер»? Благородный, облагораживатель, обновитель. Осваивайте, глубоко, основательно, химию, физику, изучайте языки, увлекайтесь поэзией, будьте мечтателями. Человек, сжатый тисками узкой специализации, не может стать истинным обновителем.
Отсюда все и началось — от школы Кистяковского, школы Байкова, школы Карнаухова потянулась цепочка к нашим дням.
Настоящий инженер не умещается в рамках своей профессии. Он не может стоять в стороне от общественной, духовной, культурной жизни страны, он не должен чураться международных связей науки, инженерной мысли. А для этого надо многому научиться, читать, знать языки.
Когда молодого инженера, комсомольца Александра Морозова оставили аспирантом в институте, первое что он сделал, — попросил разрешение какое-то время поработать на заводе. И был направлен на Ижорский завод. Здесь он в течение нескольких лет прошел весь, без пропусков, путь от подручного сталевара до инженера цеха и только после этого защитил кандидатскую диссертацию.
Так началась трудовая биография инженера Морозова.
А потом была война. Действующая армия, куда молодой доцент, кандидат наук ушел добровольцем. Был побег из плена и партизанский отряд в Прибалтике. Были суровые испытания, которые выпадают не всякому.
После войны — вновь родной институт. Кандидатская диссертация, которую он защитил еще до войны, была связана с ванадием — одним из ведущих металлов XX века: сплавы ванадия широко используются для изготовления ответственнейших деталей, промышленность потребляет не менее 200 марок сталей, свойства которых облагорожены ванадием.
Докторская диссертация — водород и азот в стали.
Книга А. Н. Морозова «Водород и азот в стали» выдержала несколько изданий, переведена на иностранные языки. С большим интересом были встречены учеными и другие его книги.
Морозова знают на заводах Магнитогорска и Челябинска, Кузнецка и Нижнего Тагила, Златоуста и Свердловска, на Украине и в Прибалтике… Именно в тесном союзе с производством идет поиск, ведутся эксперименты.
Недавно, впервые в мировой практике, создан завод по извлечению ванадия и производству его сплавов. Работает он таким образом, что вредное влияние на окружающую среду исключено. За создание нового комплекса группа специалистов, и в их числе А. Н. Морозов, в 1976 году была удостоена Ленинской премии.
Через несколько дней после вручения ученому высокой награды я встретился с ним и задал вопрос:
— Чем отличается эта работа от других подобных?
Александр Николаевич ответил, не задумываясь:
— Комплекс был создан, минуя стадию опытного производства, фактически на основе результатов лабораторных исследований и теоретических расчетов.
— Что обеспечило столь блистательный успех?
— А вы прочтите, какие люди получили за решение «загадки ванадия» Ленинскую премию и откуда эти люди. Инженеры, проектанты, исследователи…
— Стало быть, секрет этого успеха — в концентрации сил, в коллективном поиске?
— Именно, именно! — горячо ответил Александр Николаевич Морозов. — Я верю в коллективный труд. Я верю в комплексные творческие бригады. Я верю в союз науки и производства. Это — огромная созидательная сила.
Морозов получил письмо от Цоло Рашева. В нем, как и договорились в Страсбурге, он сформулировал вопросы, ответить на которые просил сотрудников НИИМа. Они касались таких животрепещущих и острых технических задач, как создание конструкционных сталей повышенной обрабатываемости. Задача не только техническая, но и экономическая.
Не сможет ли Челябинский НИИМ, спрашивал Рашев, взять на себя (конечно, по контракту, в порядке обмена по линии СЭВа) разработку, связанную с реконструкцией дуговых электропечей? В Болгарии известно, что в Челябинске создана (и действует на ЧМЗ!) первая в стране 100-тонная дуговая сталеплавильная печь с трансформатором повышенной удельной мощности и регулированием электрического режима по температуре кладки печи. Это вселяет большую надежду в сердца болгарских металлургов и конструкторов: раз есть в СССР, будет и в Болгарии.
В НИИМе разработкой конструкционных сталей повышенной обрабатываемости занимаются такие известные в ученом мире специалисты, как Я. Б. Гольдштейн и А. Я. Заславский. Они и дали исчерпывающие ответы на вопросы Цоло Рашева.
Был также оформлен контракт на разработку реконструкции электропечей.
…Наступило время летних отпусков. Морозов с женой Аллой Васильевной (она работает преподавателем кафедры приборостроения Челябинского политехнического института) решили провести его в Болгарии, на Золотых Песках. Об этом Морозовы написали Рашевым. И немедленно получили ответ: «Ждем в Софии».
В столице Болгарии семья Рашевых оказала советским друзьям самое щедрое гостеприимство, возила их по столице, ее пригородам, показывала достопримечательности. Иванка Рашева, обаятельная и милая женщина, приворожила Морозовых своим вниманием и заботой.
Впрочем, наряду с обязанностями хозяйки, заботой о двух детях, Иванка умудрялась еще «атаковать» Александра Николаевича бесчисленными вопросами.
— Не терзай гостя, он на отдыхе! — пытается угомонить жену Цоло.
— Еще один вопрос — и все!
Ее слова прерываются смехом.
Цоло Рашев работает в одном из научно-исследовательских институтов Болгарской академии наук. Он щадит своих гостей, но порой также увлекается, и тогда его уже урезонивает жена:
— Цоло — ты бессовестный! — кричит она. — А еще меня стыдил…
— Все, кончил, — смеется Цоло, — веду гостя ужинать.
Так прошли несколько дней, приятных, светлых, радостных, закончившихся поездкой на Кремиковский металлургический комбинат, одно из крупнейших предприятий болгарской индустрии, созданный при содействии и помощи СССР.
Морозов осмотрел лаборатории и цехи, где велись исследования, детально ознакомился с первыми результатами, выяснил возникшие проблемы.
Рашев сказал Морозову:
— Александр Николаевич, вот какая получается история… Просят встречи…
— Кто просит?
— Инженеры, исследователи.
Морозов покачал головой.
— Ну как откажешь. Ладно, соберемся.
Разговор был долгий, интересный. Советскому ученому было задано много вопросов.
…Потом Морозов и Рашев встречались на Варненской конференции сталеплавильщиков стран СЭВ. Была встреча и в Москве, на симпозиуме металлургов — тоже в рамках Совета Экономической Взаимопомощи. Продолжилась переписка, консультации. Накануне 60-летия Октября Морозовы получили письмо из Софии. Цоло Рашев писал:
«Алла Васильевна, Александр Николаевич, поздравляю с великим 60-летием Октября! Это наш общий праздник, и мы желаем вам от всей души веселых, радостных дней и крепкого здоровья.
Рады, конечно, что у вас все здоровы, что настроение бодрое, морозовское…
Инсталацию (установку для исследования азота в стали. — Н. К.) Иванка пускает по вашим эскизам и советам, и, как всегда, у нее к вам 1001 вопрос».
Иванка сделала приписку:
«Уважаемый Александр Николаевич!
Наконец-то наши химики собрали установку, выделили отдельное помещение. Начинаю поиск.
Рада, что за моей спиной — друг и наставник, большой советский ученый, коммунист».
Н. Ф. КАРТАШОВ, журналист, заслуженный работник культуры РСФСР.
Только крупные международные финансовые магнаты заинтересованы в том, чтобы между народами и дальше существовала ненависть и велись войны. Война для них, видимо, является самым прибыльным предприятием. Кроме того, война является для них средством защиты своих экономических и социальных привилегий, которые они стремятся закрепить.
Но против них — непоколебимая воля трудящихся всего мира и неумолимые законы истории; против них великий поборник мира, страна социализма, Советский Союз.