Дружба всего дороже

Г. К. Ваксман ВЕРНОЙ ДОРОГОЙ

Мне идет 72-й год. Много это или мало? Много, если дать этому возрасту абсолютную оценку. Не слишком, если, например, знать, что моему другу профессору Максу Зейдевицу из Дрездена (ГДР) исполнилось 85 лет и что он сегодня еще трудится в полную силу. Недавно, в 1976 году, в Берлине вышла его автобиографическая книга «Стоило жить».

Мой жизненный путь был значительно менее богат событиями, но и мне хочется повторить слова друга: «Стоило жить». Иногда мне задают довольно банальный вопрос: «Если бы вам пришлось прожить жизнь заново, вы хотели бы повторить все, как было?» И я всегда отвечаю: «Да!»

Хотя были, конечно, в моей жизни периоды очень тяжелые. Когда, например, я был безработным в Берлине в 1931—1932 годах и из-за отсутствия средств к существованию был доведен до отчаяния.

Но если бы я сам, на собственном опыте, не испытал все «прелести» капиталистического строя, то вряд ли ощутил так глубоко те чувства социальной уверенности в завтрашнем дне, ту социальную справедливость, которые нашел на своей второй Родине — в Советском Союзе.

Я родился в 1907 году в городе Бойтен, Верхней Силезии, Германии (сегодня Бытом, Силезо-Домбровское воеводство, Польская Народная Республика).

Мой отец перебрал в жизни немало профессий, занимался самыми различными делами. Был управляющим электротехническим магазином, совладельцем ликероводочного завода, страховым агентом, управляющим заготовительной конторой вторсырья, совладельцем фирмы оптовой торговли металлической посудой… Жил по принципам делового мира: «Если дело перспективное, обещает прибыль, я им займусь, если нет — я его брошу».

Отцу долгое время везло. Однако, когда в 1929 году Германию охватил экономический кризис, он потерпел банкротство. Доведенный до отчаяния, пытался покончить жизнь самоубийством. Некоторое время спустя он даже нашел новую работу: бывший его конкурент принял его к себе на завод рядовым рабочим.

Банкротство отца лишило меня возможности продолжать учебу. К счастью, один из моих учителей — профессор Берлинского втуза Франке помог мне устроиться на временную работу. Установленная зарплата все же позволила мне завершить образование.

Мой непосредственный руководитель, начальник радиолаборатории, обещал зачислить меня в штат по окончании института. Еще тогда, во время подготовки к экзаменам, я женился на любимой девушке.

Однако дирекция завода отказала в приеме на работу. Пришлось мне, с дипломом инженера в кармане, пополнить армию безработных. А их в Германии насчитывалось пять миллионов. К тому же мне, как временно оформленному на службу, не полагалось никакое пособие по безработице, и я очутился в отчаянном положении — нет работы, нет пособий, нет средств к существованию.

Мы решили, что жена отправится на время к родственникам в Вену. А я начал усиленные поиски работы. Но все было тщетно. Лишь отдельные, небольшие, случайные заработки давали мне возможность кое-как сводить концы с концами.

И при всем этом надо было быть прилично одетым, всегда тщательно выбритым, иметь телефон на квартире, текущий счет в банке. Иначе ни один хозяин не вступил бы со мною в переговоры о найме на инженерную работу.

Было это в 1932 году. А вот сейчас, когда я готовил эти записки, прочел заметку, опубликованную в одном из январских номеров «Известий» за 1978 год:

За сорок шесть лет ничуть не изменилась жестокая статистика жестокого мира капитала!

Тогда, в мае 1932 года я узнал от своего приятеля, что требуется «в Москву радиоинженер, имеющий склонность к научно-исследовательской работе». А ведь я одно время работал в фирме Лоренц в качестве ассистента известного немецкого ученого — доктора Крамера над конструированием радиоаппаратуры.

Я тут же позвонил в Советское торгпредство, и полчаса спустя уже вел разговор с его представителями о заключении соглашения на год работы в Москве. Правда, я попросил об отсрочке оформления договора на одни сутки — хотел за это время хоть что-нибудь узнать о Советском Союзе, о котором имел лишь смутное представление как о стране «великого эксперимента». Но все мои попытки получить где-либо достоверные сведения о жизни в этой стране, оказались тщетными.

И все-таки я не видел другого выхода и подписал предложенный мне договор. Спустя три дня я уже занял место в купе экспресса Берлин — Варшава — Москва, уверенный, что хотя бы на год спасусь от безработицы.

Встретили меня в Москве весьма дружелюбно. Прежде всего отвезли на квартиру. В институте, где предстояло работать, едва я успел познакомиться с коллегами (при этом мне помогал русский инженер, владеющий немецким языком), как зашел секретарь партийной организации. Он спросил, как я устроился, как обеспечен питанием, имею ли просьбы. Не успел он уйти, явился председатель профсоюзного комитета с теми же вопросами. Интересовались они, конечно, и другим — жизнью в Германии, безработицей и т. д. Но не это было основной темой разговора, главным была все-таки забота обо мне. Такое же отношение к себе я испытал и со стороны своих новых коллег.

Все это было для меня довольно странным и неожиданным, и вот почему. В Берлине, в фирме Лоренц, где я работал, мы ничего не знали друг о друге. Все мы были как бы пассажирами трамвая или автобуса, которые некоторое время вместе следуют по одному маршруту. Иными словами, я впервые почувствовал тепло человеческих отношений.

Затем были дискуссии, разговоры, практическое ознакомление с жизнью советских людей, чтение политической литературы. Разобраться во многом помогли мои новые друзья. Уже через некоторое время я мог дать правильную оценку тем событиям, которые мне лично пришлось пережить у себя на родине.

Была еще масса впечатлений, событий, пока я уже навсегда твердо уверовал в громадное превосходство нового социалистического общества. И в 1937 году стал гражданином Союза Советских Социалистических Республик!

За два года до этого важнейшего для меня события (моя первая жена не последовала за мной в СССР) я вновь женился. У нас родилась дочка. Я наконец-то нашел свое место в жизни, покой и счастье. Но тут началась война…

На строительство Челябинского металлургического завода я попал в июне 1942 года.

Что было на том месте, где он сейчас раскинулся, где выстроены кварталы соц-города? Только лес!

Я был направлен в распоряжение конторы электроснабжения строительства. Начальник И. Н. Филимонов внимательно выслушал, а затем сказал:

— Вы довольно опытный инженер и, я думаю, вам лучше всего самому найти на стройке самую подходящую и соответствующую вашей квалификации работу. Посмотрите, что делается на стройплощадке и представьте мне через три дня свои предложения.

Такая постановка вопроса меня вполне устраивала. Я стал работать в системе электроснабжения стройки.

Вспоминается труд, упорный труд. Взять, в частности, первый наш объект — электросталеплавильный цех. Ввод его в эксплуатацию был определен во втором квартале 1943 года. Мы намеревались ускорить темпы стройки и ввести его к 1 мая. А фактически он был сдан 7 февраля — ровно через девять месяцев после начала строительства завода!

После отладки оборудования и опытных плавок цех 19 апреля 1943 года выдал первую плавку — броневую сталь, так необходимую тогда фронту.

Хорошие воспоминания сохранились у меня и о коллективе конторы электроснабжения, которым я стал затем руководить. Он был очень дружным, сплоченным, трудолюбивым. У нас не было или почти не было (лишь два-три случая) нарушений трудовой и производственной дисциплины. Коллектив работал как хорошо налаженный механизм.

…В 1969 году я расстался со своими товарищами, ушел, как говорится, на заслуженный отдых.

Однако многие годы работы не позволяли мне окончательно распроститься с людьми, с которыми связывало столь многое. Я еще не раз оказывал помощь своим друзьям и словом и делом.

С момента моего переезда в Советский Союз, я пять раз побывал за границей: будучи еще немецким подданным в 1933 году в Австрии и в 1935-м в Германии, а в 1968-м, 1971-м и 1973 годах уже советским гражданином в Германской Демократической Республике.

Встречаясь в 30-х годах с родителями, я пытался убедить их переехать в Москву. Отец даже обратился с просьбой о приеме в советское гражданство, но началась война, развязанная фашистской Германией. Родители так и остались в Германии и в 1942 году погибли в Освенциме.

Долгое время меня не покидала мысль побывать на моей прежней Родине. И вот в 1968 году я решил посетить новую Германию, чтобы своими глазами увидеть те перемены, которые принес новый, социалистический строй. Отправился в путь на своей машине, с женой и внуком.

Подробному знакомству с жизнью граждан ГДР мне помогло вот какое обстоятельство.

Мы с семьей не раз совершали автопутешествие в Крым, жили в кемпинге «Интуриста» в Массандре, под Ялтой. Там бывали многие иностранные туристы, в том числе и немцы. Штатные переводчики не справлялись с большой нагрузкой, и я, на общественных началах, помогал им. Я приобрел много друзей среди моих бывших соотечественников и получил массу приглашений посетить их в ГДР.

Какие же первые, так сказать, внешние впечатления сложились у меня? Меня особенно интересовал облик немецких городов.

Я помню Берлин, Лейпциг, Дрезден 20-х годов. Это были неприветливые города с узкими серыми улицами. Исключение составляли жилые районы богачей — тихие, уютные кварталы, застроенные роскошными особняками, а также две-три улицы в центре города, где вечером и ночью жизнь била ключом, где было море огней, сияла реклама увеселительных заведений.

Совершенно иную картину увидел я при посещении ГДР: широкие, красивые улицы с нарядными многоэтажными жилыми домами, отличными магазинами, клубами, дворцами культуры, школами.

Правда, частично изменение облика городов было вынужденным, оно — следствие разрушений в результате войны. Особенно пострадал город Дрезден из-за бессмысленной бомбардировки англо-американской авиацией в феврале 1945 года.

Была, однако, еще другая причина восстановления городов с учетом наилучших достижений градостроительства — отмена частной собственности на землю, что дало возможность исходить при работах только из общественных и государственных интересов.

Вновь появились или в корне изменили свой облик такие красивые улицы и площади, как Карл-Маркс-алле, Димитров-штрасе, Ленин-плац, Ленин-алле в Берлине, Прагер-штрасе и Альтмаркт в Дрездене, Трендлин-плац в Лейпциге и многие другие.

Города ГДР при большом трудовом энтузиазме своих граждан довольно быстро залечили раны, нанесенные войной. Лишь в немногих местах мы встречали руины, оставленные как памятник варварства войны. Например, церковь Хофкирхе в Дрездене.

Я имел возможность вести разговоры со многими из моих бывших соотечественников. Подъезжаешь к какой-либо стоянке легкового автотранспорта — и обязательно подходит к тебе кто-либо из водителей, заметивший государственный знак «SU» на нашей машине. И вскоре собирается небольшой летучий митинг.

— Здравствуйте!

— Здравствуйте!

— Вы из Советского Союза?

— Да, оттуда, с Урала.

— Ого! Далековато! Как доехали?

А затем неизбежно следовали вопросы о жизни в нашей стране. В свою очередь, и я засыпал собеседников вопросами.

Все они весьма положительно отзывались о своей политико-экономической системе. Молодежь считает, что социалистический строй дает большие возможности для учебы, развития личности; пожилые люди отмечают, что при социализме нет места безработице — бичу капитализма, существует всеобщее равенство и т. д. Все едины в мнении, что только теперь обеспечена справедливая зарплата, правильное распределение национального дохода.

Очень популярен среди трудящихся ГДР лозунг: «Как я сегодня тружусь, так я завтра буду жить!»

Более основательные разговоры на политические темы состоялись у меня с приятелями — не только с теми, с кем подружился в Крыму, но и со старыми друзьями, знакомыми еще по 30-м годам. Как, например, с профессором Максом Зейдевицем и его женой, с семьей профессора Карла Поляка в Берлине (сам он умер в 1963 году).

Особое удовольствие я испытывал от разговора с сыном Карла Поляка, Вольфгангом.

Родители Вольфганга во время фашистского режима в Германии эмигрировали в Советский Союз, оба коммунисты. Карл Поляк работал в Москве в Институте марксизма-ленинизма, затем по возвращении стал директорам Юридического института Академии наук, был членом Государственного Совета ГДР, депутатом Народной палаты, а Лидия Поляк, его жена, была членом президиума Общества германо-советской дружбы.

Вольфганг — марксист, как он говорит, не «по наследству, а по своему собственному убеждению».

Он сказал мне:

— Молодежь Германской Демократической Республики — за коммунизм. Дорога, по которой идет народ нашей страны, ведет к коммунизму. При этом граждане республики чувствуют себя частицей большой семьи социалистических стран, возглавляемой великим Советским Союзом.

Г. К. ВАКСМАН, ветеран треста Челябметаллургстрой.