Глава Семьдесят Четвертая

Как долго можно всё строить, и как быстро — всё рушиться…

Как долго можно идти к вершине, и как быстро — скатываешься вниз.


Так и с нами произошло. Со мной.


Многое тогда повторял, объяснял…. клялся Марат.

… многое я услышала (хоть и не поняла, не захотела понять), и многое упустила — дабы совсем не сойти с ума.

Я всё еще сидела в своем, укромном, углу — и тихо плакала…


Мне было страшно, очень страшно

и… невыносимо больно.

Казалось, человек, которому я так доверяла, знала, верила…

… которому жизнь свою и своего малыша отдала — меня предал.

Он врал мне. ВРАЛ…. скрывал самую… ужасную тайну.


Я, я даже… не могу привести пример, чтобы целиком описать всё то, что сейчас произошло. Из-за чего моя сказка не просто рассыпалась на осколки, она превратилась в прах… — и тут же сдуло всё ветром. Ветром недоверия, предательства и лжи.



— Я молчал, Патти… Молчал, потому что у меня не было выбора…


— Потому что я начну завидовать? Ты так думал?


— Нет! Нет, конечно! Кому завидовать, Патти?

Старперу, который застрял в жизни…. потеряв элементарную надежду на смерть? Легкую, "отписанную Богом" смерть?

Я все это время проклинаю, то… кем стал, и что вынужден делать…


— И ты…? Ты пил… из меня?

(нервно сжалась, прикрыла веки я — от боли…. от боязни услышать жуткую правду)


— Из тебя? нет! Нет, конечно!

Не пил, и не пытался!

И никогда не буду!

КЛЯНУСЬ!


(попытка подползти ко мне ближе — но от страха я невольно еще сильнее спиной вжалась в стену — замер, замер пристыжено Марат; опустил взгляд в пол;

оставил свое глупое желание близости)


— Почему?

(раздался мой вопрос в тишине, как сорванный колокол, лязгнувший об каменные плиты)


(застыл в шоке Дюан, взгляд вмиг выстрелил мне в глаза, желая, наверно, убедиться, что ослышался;

но нет — вопрос был задан)

— Потому что очень люблю! Родная моя… Люблю я тебя! Больше всего на свете люблю…

(и снова попытка приблизиться, обнять — но тут же я отпрянула как от кипятка в сторону, невольно повалившись на пол)


— НЕ ТРОГАЙ!

… прошу.


— Прости…

(замер в шоке и стыде)


… и снова минуты тишины. Напряжения.

Тысячи вопросов молча — перебираю, выбираю… самые важные.


— И кто этот мужчина?

(несмело подвелась, вновь расселась в своем укромном месте)


(тяжелый вздох)

— Берн де Геер. Когда-то я уже тебе о нем говорил.

Важная персона в мире вампиров.

Он занимает пост Смотрителей. Следит за порядком.


— И чего он явился?


— Напомнить мне, чего я не имею права делать.


— И что это?

(нервно дрогнул мой голос)


— Патти…


— Скажи…. прошу.


(шумный вздох;

тяжелые секунды сомнений)


— В нашем мире существует лишь три закона… И они явно далекие от жизни обычных людей.

Первый: всякой ценой хранить тайность вампирского существования.

Второй: не имея "легальной" на то причины, невозможно убить соплеменника или его прирученного.

Третий: сотворив себе подобного, отдай свое место в бытии.


— Как это?


(нервно, криво улыбнулся)

— Если я обращу тебя в вампира, то меня тут же убьют.


— Почему??


(тяжело сглотнул)


— Патти…

(глубокий шумный вдох, оперся спиной на стену; взгляд в потолок)

Всё… очень сложно.


За последние тысячелетия вампиров стало жуть, как много,

правда, и количество простых людей тоже немало возросло.

Но… всё сложнее и сложнее становиться блюсти первый и второй законы.

Да и потом, никто не отменял жажду власти и монополии, ненависть к соперникам и конкуренции.

Увы, превратившись в вампиров, мы не теряем рассудок. Мы не становимся простым диким зверем, живущим по Законам Природы.

Нет.

… человеческие качества остаются при нас. Остается нрав, эмоции, переживания.

Казалось бы, это самое главное, ведь добро и любовь остается.

Но нет.

… чем дольше живешь, тем всё сильнее во всем, что тебя окружает, разочаровываешься.

Отчего доброта сменяется если не на обиду, то на злость.

А власть, сила, полученная от новой ипостаси, только портит, усугубляет пороки.

Алчные, коварные, гнилые люди… совершенно теряют чувство сострадания, понимания и человеколюбия.

Едва ли не каждый вампир — мизантроп, но… не из-за того, что приходиться питаться человеческой кровью, а из-за душевной боли, вызванной, причиненной… этими же людьми.


Это всё — весомые факты, аргументы, причины.

А потому… допустить разрастание подобной "негативной", могущественной массы — глупо в любом проявлении.


Вот и был возведен Третий Закон, и назначены Смотрители, выполняющие, как превентивные, так и карающие функции…


— Мне не нужно твое место, мне… и так хорошо. Я…


— Патти, но однажды всё равно станет выбор: твоя или моя смерть. И как думаешь, что я выберу?

… Берн это понимает. Вот и пришел…


— Но он нарушил тайну…. почему… его не накажут?


— Если станет известным, что был преступлен Первый Закон, то никто явно не поверит в то, что это было совершено Смотрителем, а не мной…

Твое, мое слово против слова Берна — ничто.

Элементарная, глупая человеческая логика.

Да, да.

(тяжелый вздох)

Она также нам присуща.


— Но…

— Патти,

… и то, что он говорил — это неправда. Он не посмеет на деле угрожать тебе… Ни тебе, ни малышу.

Не посмеет.

Ни я, ни Закон ему это никогда не позволит.

… ты считаешься моей "прирученной", так что…


(нервно рассмеялась я: очень красиво звучит это "прирученная"…

как там Берн говорил: "Шавка"?

да и потом, отчего-то не вериться мне этим словам)


— И ты убиваешь людей?


(невольно закусил губу; утопил взгляд в белом потолке)


— Бывало…


— Много?


— Немало…

(… слезы, слезы томной рекой вновь текли по моим щекам, боясь даже на мгновение остановиться; неужели всё это — ПРАВДА???)


— Но, в основном, это были… злодеи, мерзавцы…


(сорвалась, сорвалась я;

разрыдалась я на всю глотку…)


Сама не понимала, что творю…

а, может, вот оно: я наконец-то повзрослела; очнулась…. утеряла розовые свои очки?


— А кто, кто у ВАС решает, мерзавец он или нет?

Кто дал вам право отбирать чужие жизни, чтобы питать свою гнилую, алчную суть??

КТО ДАЛ ВАМ ПРАВО РЕШАТЬ: жить или не жить??? КТО???

Я…

я… даже теперь не знаю, что лучше: вы, или маньяк-убийца, который не ведает, не осознает свои действия, убивая других!

Не знаю…

Но это ваше самовозведение в БОГОВ — я никогда не приму!

Я ВАС НЕНАВИЖУ!


(резкий, насколько это было возможным, рывок

— попытка спешно подняться на ноги;

но тщетно — только и развалилась на полу, как куль)

Марат тут же кинулся ко мне, желая помочь — отпрянула, отпрянула я, кинулась в сторону, как от больного, жуткого существа…


— НЕ ТРОГАЙ МЕНЯ!


— … прости.


Встать, встать на коленки — а затем, с усилиями, подвестись на ноги.


Резкие, спешные шаги — и выбежала, вылетела из квартиры долой.


К ЧЕРТОВОЙ МАТЕРИ!… но подальше от этого жуткого абсурда!!!



Пройтись, подумать — понять.

Мне нужно всё это осознать, обнять — и принять какое-либо решение…


Не сразу сообразила, что забрела на наш "пляж".

Да, именно тот, где уже однажды я сходила с ума, рыдала, умирала и проклинала весь этот мир…

…там, где когда-то обрела счастье (большое, глубокое, сказочное)…

И там, где предстоит его похоронить…



Слезы уже давно высохли…

… а в душе было невероятно пусто. Пусто — и даже боль… казалось какой-то притупленной, привычной, едва заметной…


… несмело толкнула дверь…

Открыто.

Марат всё еще дома.


Робкие шаги в комнату, взгляд по сторонам…


Сидит,

сидит в том же углу, где была я прежде. Сидит и не шевелиться.

Словно каменная статуя, от него не исходила жизнь —

лишь боль, холод и мертвый покой.


Тяжело сглотнула я;

… глубокий вдох — и едва слышно прошептала:

— Я хочу домой.


(молчание, долгое, убивающие, разрывающее душу, молчание;

не реагирует)


— Закажи мне билет на завтра, пожалуйста,

я оплачу…


(закрылись, закрылись его веки, пряча от меня… застывшие слезы)

Загрузка...