Глава 8

— У нас был секс, верно? — приподнял я бровь вопросительно.

— Секс? — задумчиво начала Тома, — о, нет. Сексом так не занимаются, — она приподнялась на локтях, заглянула мне в глаза, — этой ночью у нас с тобой была любовь. Почему ты не помнишь?

Я задумался, откинулся на подушку и тут же почувствовал, как Тома прижалась ко мне, положила голову на грудь. Я не помнил секса с Томой. Не помнил, хоть лопни. Зато в памяти было свежо то, как мы с Катей проводили время на полустанке. Любовь во сне… Неужели как раз в этот момент?..

— Я говорил тебе что-то? Общался с тобой? — спросил я.

— А что, — Тома приподняла голову, — что-то не так?

— Ответь, пожалуйста.

Тома тихонько вздохнула и вернула голову мне на грудь. Потом тихим голосом начала:

— Общался. Был ласков и нежен. Однако, не называл меня по имени. Только Катей.

«Проклятье, — подумал я, — внутри своего сна я занимался любовью со своей невестой, и одновременно с Томой наяву. Как это может быть? Что вообще произошло?»

Признаюсь, я был удивлен. Однако, удивления Томе я не выдал. Продолжал думать о том, что случилось, под ее тихое сопение.

— Я сделала это намеренно, — проговорил вдруг Катин голос у меня в голове.

— Что? — ответил я мысленно.

— Сделала это намеренно. Через твои прикосновения я ощущала Томино тело, как свое собственное. Я хотела этого, Паша.

— Как свое? А в нигде не так?

— Мои чувства в нигде несколько притуплены, — продолжала говорить Катя в моей голове, — все ощущается так, будто ты слегка онемел. Совсем чуть-чуть, лишь немножко. Будто бы слегка отсидел ногу. Я хотела почувствовать, что такое — твоя настоящая нежность. И эта девушка помогла мне.

— Когда мы были вдвоем в Нигде, — ответил я, — ты не выглядела так, будто не чувствуешь моих ласк.

— Дело в них, — я услышал, что ее интонация изменилась так, будто Катя улыбается, произнося эти слова, — в твоих ласках. Ты столь хорош, — теперь в голосе появилось немного смущения, — что чувственность пробивается даже через эту странную немоту. Но с Томой я ощутила весь спектр эмоций.

— Никогда не думала, что ты такая выдумщица.

— Она правда любит тебя, Паша, — серьезнее проговорила Катя, — я чувствовала это, когда провела наш маленький эксперимент сегодня ночью. И мне стало ее жаль. Я же знаю, что ты никогда не выберешь никого, кроме меня. Поэтому спроси ее, пожалуйста, обиделась ли она на то, что ты звал ее моим именем.

— Тома? — уже вслух произнес я.

— Да?

— Когда я называл тебя именем моей невесты, Кати, тебе было обидно?

Девушка не ответила сразу. Сначала она вздохнула. Я смотрел на то, как ее непослушные волосы зашевелились на моей груди. Девушка подняла голову. И только потом проговорила:

— Немножко, Игнат. Мне было немножко обидно. Но если, для того чтобы провести ночь с тобой, мне придется слушать имя другой женщины, — она осеклась, я видел, что некоторое время Тома борется с собой, — я готова его слушать, — наконец закончила она.


— Ты точно знаешь, куда идти? Окружность должна получиться более-менее ровной.

— Я бывал здесь пару раз, — ответил я, — когда пытался проверить, что вообще есть вокруг замка.

Предлесье чернело вдали своими башнями. Взобравшись на высокий, но очень пологий лесистый холм, мы с Виктором Наблюдали за замком отсюда, оценивали расстояние.

Времени было около восьми утра. Солнце заставляло черненые крыши замка блестеть так, будто их намазали маслом. Чуть поодаль я видел серебристую ленту реки. С другой стороны, была еще одна лента, но серая и совершенно неблестящая. Это дорога бежала от большой трассы, проходящей вдоль всего Екатеринодара. Ее ответвление заходило в лес и, теряясь между стройными тополями, высвобождалось только у самого замка.

— Так, здесь, до замка, по моим расчетам, — заглянул в какую-то тетрадь Виктор, — должно быть примерно семьсот метров. Это также подтверждается временем, которое мы прошли по лесу, чтобы оказаться на холме.

— Не забывай в следующий раз ставить метки, — Я всмотрелся в башенки Предлесья, прикрыв глаза от солнца, — в нашей компании летать умеешь только ты, Виктор.

— Ладно, — пробубнил он себе под нос, — один раз каждый может ошибиться. Так где нам, говоришь, спуститься?

— Вон за той акациейэ. Пойдем, — махнул я рукой.

Мы побрели меж деревьев, обходя объемные стволы. Одетые, скорее как егеря, в удобные и практичные комплекты одежды, мы медленно, но верно чертили окружность вокруг замка. Точки должны были располагаться более-менее ровно относительно друг друга, поэтому, перед постановкой каждой, Виктор поднимался в воздух, чтобы оценить, удачно ли мы выбрали место.

— Чуть опуститься нужно, — вернулся он на землю и принял человеческий облик, — пошли кривовато.

Я отпил воды из фляжки и встал с камня. Шли мы уже около двух часов. Однако, окружность должна была быть нарисована за один раз. Виктор сказал, иначе план не сработает.

— Попробуем пройти той тропой, — указал я на бегущую между деревьев дорожку, — опустимся немного и проверим снова.

Виктор ничего не ответил, только кивнул, и мы потопали дальше.

— О черной споре я больше ничего не знаю, — ответил он, когда я снова спросил его про этот вид магии, — все, что знал, рассказал еще вчера днем, когда мы обсуждали тессаракт. Спора это оружие. Но она достаточно универсальна, чтобы использовать ее разными способами. Можно, как наступательное средство, можно как яд.

Виктор показал мне мешочек, содержимым которого и был вчерашний кристалл из куба. Только теперь он был расточен Виктором в порошок и смешан еще с какими-то ингредиентами, названия которых он называл мне, но я не запомнил.

— Ну или как защиту, — продолжил Виктор.

— Главное, не накосячить с формой.

— И с глифами, — кивнул он, показал мне бумаги, на которых были начертаны руны, — надеюсь, Тамара не ошиблась, вычерчивая их.

— Я в ней уверен, — проговорил я, переступая большой корень, — главное, просто точно повторить. Тогда все сработает.

Пройдя ниже, мы остановились у большой акации. Виктор вороном взмыл в воздух, чтобы окинуть взглядом округу. Когда я увидел, как он садится на вершину акации и превращается в человека, чтобы повязать сигнальный красный платок, то принялся искать подходящее место для глифа.

— Идеально, — приземлился он, — получается более-менее окружность. Сука… — он аккуратно снял с одежды несколько иголок, которые, видимо, впились в кожу прямо через ткань, — но на акацию я больше не полезу!

— Ты сам ее выбрал, — пожал я плечами, подкапывая подходящий для глифа валун.

— И то верно, — вздохнул он и опустился рядом, на присядки, — кажется, я вечно выбираю не то что нужно. Или не тех. У меня всегда было ощущение, что я не на своем месте в роялистах. А уйти я боялся.

— Из них можно было уйти?

— Нет, — вздохнул он, — нельзя. Я уверен, меня будут искать и попытаются убить. Не простят предательства.

— Ты считаешь себя предателем? — посмотрел я на него.

Виктор не ответил. Видя, что я подготовил место, он встал. Приблизившись, запустил руку в мешочек с порошком.

— Давай, я попробую, — проговорил я.

— А… да, вот, — передал он мне мешочек, — может, у тебя лучше получится. За мной пришлось исправлять в прошлый раз.

Слыша, как Виктор тихонько мнется, решается ответить, я принялся чертить защитный глиф, внимательно соотнося его с тем рисунком, что дала мне Тома.

— Манаактивное вещество, — буркнул Виктор, — постоянно поглощает ману из воздуха и дает магический эффект.

— Я знаю, что такое манаактивное вещество, — проговорил я беззлобно, выводя очередную завитушку, — ответь, пожалуйста, на вопрос.

— Считаю ли я себя предателем? — Вздохнул Виктор и уселся на толстый корень, вышедший наружу, — скорее клятвопреступником. Я поклялся Сергею защищать вас, когда он умер. Но сам же убил Игната, — выдохнул он, — ты был прав тогда, на дороге.

— Готово, — поднялся я и глянул на часы. Доходило одиннадцать утра, — перекусим? — Посмотрел я на Виктора.

По его расширившимся глазам стало видно, что он удивился, потому что ожидал другой реакции. Видимо, хоть какой-то.

— Ну… можно и перекусить.

Я сел рядом, достал из походной сумки сверток с бутербродами и термос с холодным апельсиновым соком. Все это заботливо дала нам с собой Вика. Бутерброды были очень вкусными: поджаристые хлебные ломтики, жареное на гриле куриное мясо и все еще теплый мягкий сыр, свежие овощи делали их очень сочными.

— Балуете вы меня в своем Предлесье, — проживал Виктор бутерброд, — уже пару недель не ел нормальной человеческой еды.

— А почему ты вернулся? — Спросил я, — ну, спасся из лап Сновидца. Мог бы умотать к своей семье. Спастись. Податься в бега.

— Нет, — твердо сказал Виктор, — не мог. Я поклялся Сергею защищать вас. Поклялся, — он опустил глаза, — потому что это единственное, что я могу теперь для вас сделать. Единственное, что я могу сделать для Сергея.

— О чем ты?

Виктор сглотнул. Огурчик выпал из откушенного им бутерброда, повисшего в руке. Виктор даже не заметил этого.

— Потому что в том, что Игнат, Вика и Стас родились пустыми, виноват я.

— Продолжай, — я нахмурился.

— Антимагический ген о котором рассказывал Малиновский. Это действительно дело их рук. Они пытались тайно создавать женщин, после брака с которыми род терял бы магию. Причем этот ген магоактивный. Существует специальное заклинание для его активации. Стоило произнести его в присутствии такой девы, и она тут же становилась оружием, сама того не зная. Именно такой была двоюродная племянница Семена Малиновского Анна Евгеньевна Орловская. Ермолова в девичестве.

Я не ответил сразу, некоторое время помолчал. Потом, наконец, спросил:

— Она знала?

— Догадывалась, что ее кровь сделала вас пустыми, но не знала, что она оружие, что ее собственный дом сделал ее такой. Сделал ее девой антимагии. А я, — опустил глаза Виктор, — я сам познакомил ее с Сергеем. Сам произнес заклинание активации гена в день их свадьбы, — он снова замолчал на некоторое время.

— Зачем это понадобилось? Зачем своим же роялистам лишать Орловских магии? — спросил я ровным тоном.

— Чтобы вывести из игры, — вздохнул Виктор, — Малиновский рассказал мне тогда, что Сновидец видел во сне, что Сергей заключил многое, что знал о проекте Геката в книгу. В дневник своего деда. Почему в него? — он пожал плечами, — это первое, что попалось под руку. Сергей же, перенес свою память в книгу и спрятал ее от всех. Зачем? Я не знаю, зачем, — поджал он губы, — знаю только, что Сновидцу это не понравилось. И он решил разобраться с сергеем. Но тихо, ведь дом Орловских был не последним человеком в братстве, — Виктор осекся, вздохнул, — пока братство еще было братством, а не сектой, в которую его превратил Сновидец.

— Значит, Малиновский велел тебе познакомить Анну и Сергея?

— Да, — Виктор кивнул, — до этого мы были уже знакомы с твоей… — осекся он, — с мамой Игната.

— Биологически, — пожал я плечами, — она мать моего тела.

— Я не могу воспринимать тебя своим племянником, Павел, — холодно проговорил он.

— Как хочешь, — не менее холодно ответил я, — это не так важно для меня. Если ты не собираешься больше делать глупостей.

— Все глупости, которые мог, я уже сделал, Павел, — вздохнул он.

— Я вижу, что ты раскаиваешься.

— До сих пор раскаиваюсь. А ведь начал раскаиваться очень-очень много лет назад, после рождения Стаса. Когда рассказал обо всем Сергею. Рассказал, кто такая Анна и что я сделал.

— Анна впала в депрессию, а Сергей начал пить, — догадался я.

— Но до этого он от души набил мне морду, — кивнул Виктор, — но не смог убить. Я же брат. А отношения у нас всегда были отличными. И тогда, чтобы загладить свою вину, я поклялся защищать вас ценой собственной жизни, — он опустил глаза, — только так я могу искупить свою вину перед братом и его супругой. Сергей не хотел развода и другого нового брака. Их любовь с Анной была очень крепка. Нисмотря не на что. Возможно, он не убил меня еще и потому, что я познакомил его с любимой женщиной.

— Но ты лишился ударить Игната молнией, — напомнил я.

— Испугался, что они уничтожат мою семью, — я видел, как глаза Виктора заблестели.

Было странно видеть подобный блеск, блеск горечи, в глазах такого матерого мужика, каким казался Виктор. И все же, факт оставался фактом. Глаза Виктора блестели от слез.

— И теперь, вернувшись в Предлесье, — сказал он, — я сделал свой последний выбор. Я хочу сдержать клятву, данную Сергею. Буду защищать вас до самой смерти.

— Защита мне не нужно, Виктор, — холодно ответил я и встал, — я сам привык защищать свой дом. И сам смогу защитить Вику и Стаса. А также тех дворян, что находятся под моей защитой, и еще будут находиться в будущем.

Виктор сжал губы, растерянно заморгал, опустив взгляд в землю.

— Я понимаю тебя, Павел. Как только закончим с глифами, я уйду. Вернусь к своим, и мы пустимся в бега, чтобы затаиться. Роялисты не должны поймать нас…

— Защита мне не нужна, — перебив Виктора, проговорил я, — но от помощи не откажусь. Ты сознался родителем в содеянном. Принял на себя клятву, как ответственность за свой злой поступок. А последними своими делами доказал, что готов исполнить ее. Так что от твоей помощи, Виктор Орловский, я не откажусь, — проговорил я с улыбкой.

Виктор поднял на меня удивленные глаза. А потом встал и извлек проводник, опустился передо мной на одно колено и в руках протянул свое оружие, как бы предлагая его мне.

— Павел Замятин, — начал он, — я, Виктор Орловский, клянусь тебе оказывать любую помощь. Клянусь защищать твой дом и твоих близких, как своих собственных, — он замолчал, сглотнул, — ценой собственной жизни.

— Клятва принята, Виктор, — кивнул я.

Он поднялся. Заглянул мне в глаза, убирая проводник. Так, мы стояли совсем недолго. Потом он протянул мне пятерню. Не мешкая, я пожал ее. Так, союз был заключен.


Солнце медленно закатывалось за горизонт. Небо и облака на нем окрасились красным. После жаркого дня вечер свежел, хотя все еще и оставался теплым.

— Это был последний глиф, — проговорил Виктор, заканчивая черными от порошка руками выводить символ на очередном подходящем камне.

После, мы зарыли место с начертанным рисунком, и камень, которые возвышался над землей только на треть, стал хранить на себе защитный символ.

Так, мы поступали с каждым камнем. Чертили глиф на той его части, что была скрыта под землей, а потом закапывали ее обратно. Так символ будет лучше защищен от погоды, а враги не смогут исказить его, если поймут, как работает выстроенная нами с Виктором система.

— Вернемся на холм, — предложил я, — оттуда будет лучше видно, как все запустится.

Уже довольно уставшие, мы поднялись на вершину холма, на то самое место, откуда начали путь еще утром. Круг замкнулся.

— Ну что, Павел, — проговорил Виктор, — давай попробуем, что у нас вышло. Активируй заклинание.

— Погодим с заклинанием, — я даже не притронулся к проводнику, — ты говорил, что хотел меня попросить о чем-то. Я ждал весь день, пока ты решишься. Но ты молчишь, и решился я. Так в чем дело?

— А ты проницателен, Павел, — криво улыбнулся Виктор, — «решился» самое подходящее слово. Я не знал, как тебя попросить, потому что и так понятно, что у тебя куча других проблем. Многие из которых, в силу клятвы теперь мои тоже. Но что ж, — он вздохнул, — раз уж ты сам начал этот разговор, — то я хотел попросить тебя приютить в Предлесье мою семью. Сейчас они у отца моей супруги, но это подвергает опасности их дом, — Виктор потупился, — а если возьмешь их в Предлесье, станет подвергать опасности и твой.

— Мы и так подвергнуты опасности, аж некуда, — пожал я плечами, — поэтому я не против. Можешь их привести в Предлесье, пока не разберемся с врагами.

— Но это еще не все, — отрицательно покачал головой Виктор.

— Ну говори, не томи.

— Я хочу, чтобы ты помог мне выручить из рядов роялистов одного человека. Женщину, которая помогла мне бежать. Ее зовут Лидия.

— А вот это уже работа посложнее, — я сжал губы, — у тебя есть план, как это сделать?

— Еще нет, — он вздохнул, — но я подумаю над этим. Так что? Поможешь?

— Посмотрим, что можно сделать, — задумчиво проговорил я.

— Спасибо, — улыбнулся Виктор, — ну что? Пробуем?

— Пробуем, — я кивнул.

Обнажив проводник, я направил его в небо, в сторону Предлесья, а потом проговорил активирующее заклинание. Везде, где мы оставили глифы — из чащи леса, у реки и дороги, поднялись черные столбы магического тумана. Они окружили мой замок по кругу.

— Оно так и должно быть? — Изогнул я бровь.

— Не знаю, — строго сказал Виктор.

И тогда, столбы стали расти и расширяться.

Загрузка...