Духовник царской семьи. Архиепископ Феофан Полтавский, Новый Затворник (1873–1940)

III. О гневе Божием

«Против изложенного церковного учения Святых Отцов и Учителей Христовой Церкви о крестной смерти Христа Спасителя митрополит Антоний делает одно возражение, которое нельзя оставить без рассмотрения.

Он говорит, что этим учением предполагается недостойное Божественного Существа понятое о Боге как о Боге “гневающемся” на грешное человечество и требующем для удовлетворения этого гнева Своего соответствующей для Себя Жертвы. По-видимому, он вполне согласен в этом отношении с мнением японских язычников, которые относительно этого учения высказывают такое мнение нашим миссионерам: “Вы проповедуете самую неразумную веру, будто Бог прогневался на всех людей за одну глупость Евы, потом казнил Своего, ни в чем не повинного, Сына и успокоился!” (“Догмат Искупления”, с. 4).

Чтобы оценить по достоинству это возражение, необходимо восстановить в истинном виде православное учение о Божественных свойствах вообще и о нравственных в частности.

Существо Божие, по учению слова Божия и Святых Отцов Церкви, непостижимо для нас. “Он не есть что-либо из вещей существующих, – говорит св. Иоанн Дамаскин о Боге, – не потому, чтобы вовсе не существовал, но потому, что – превыше всего существующего. Одно в Нем постижимо – Его беспредельность и непостижимость” (“Точное изложение Православной веры”, кн. 1, гл. 4).

Но будучи непостижимым по существу, Он познается нами (отчасти – 1 Кор. 13, 9) в Своих Божественных Свойствах, поскольку последние открываются нам в соответствующих Божественных откровениях и действиях. Причем в самых Своих Божественных откровениях Он открывается не в полной мере Своего Божественного величия, но отчасти, в меру вместимости нашего познания, и притом с великою постепенностью и приспособительно к мерам человеческой ограниченности и греховной человеческой немощности.

“Что Бог допускает беседу с человеком, – говорит св. Григорий Нисский, – причиною того мы полагаем человеколюбие. Но как малое по природе не может возвыситься над своею мерою и достигнуть превосходящей природы Вышнего, посему Он, низводя человеколюбивую силу до нашей слабости, сколько нам возможно принять, уделяет Свою благодать и что нам на пользу… Поэтому в различных богоявлениях людям она и принимает человеческий вид, и по-человечески говорит, и облекается в гнев и милость и подобные (человеческие) страсти, чтобы чрез все свойственное нам руководима была младенческая наша жизнь, наставлениями Провидения будучи приводима в связь с Божескою природою…” (“Против Евномия”, т. 6, кн. 2, с. 427–429. М., 1864).

“В Божественном Писании Дух Святый беседует с нами нашими же словами” (“Против Евномия”, т. 6, с. 361).

“Одни и те же выражения употребляются о Боге и о человеке, – говорит свт. Иоанн Златоуст, – но иначе должно понимать одни, иначе – другие. Не следует понимать в одинаковом смысле все, что говорится о нас и о Боге, хотя и говорится одинаково; но должно приписывать Богу некоторое особенное преимущество такое, какое свойственно Богу; иначе произойдет много нелепого” (Беседа 26. Первое послание к Коринфянам, п. 2.3).

“Соизмеряя с своим понятием, и Божие назвали мы именами, взятыми с себя самих”, – говорит св. Григорий Богослов (т. 3, слово 31, с. 100).

“Приписывая Богу гнев, Писание не страсть усвояет Ему, но означает этим выражением наказующее действие Его и имеет в виду тронуть людей грубых”, – говорит свт. Иоанн Златоуст (т. 5, с. 192).

“Он наказывает, – говорит свт. Григорий Богослов, – а мы сделали из сего – гневается; потому что у нас наказание бывает по гневу” (т. 3, слово 31, с. 100).

“Под гневом и яростию (разумеется), – говорит св. Иоанн Дамаскин, – Его ненависть и отвращение ко злу, так как и мы то, что не согласно с нашею волею, ненавидим и на то гневаемся” (“Точное изложение православной веры”, кн. 1, гл. 11).

“Все сделал Господь ради Себя, – говорит Соломон (Притч. 16, 4), то есть ради благости Своей Он обильно изливает всякие блага на достойных и недостойных, – рассуждает авва Херемон у св. Иоанна Кассиана; поелику не может быть ни огорчен обидами, ни раздражен беззакониями людей как вечно совершенная и по природе Своей неизменяемая Благость” (Иоанн Кассиан, Собеседование 11, п. 6). “Если таким образом понимать свойства гнева Божия, – говорит архиепископ Феофан, – как понимают его только что указанные Отцы и Учители Церкви, то очевидно, в нем не будет ничего недостойного христианского понятия о Боге как о Боге любви; но в сущности гнев Божий, при таком понимании, является одним из проявлений той же любви Божественной, только в ее отношении к нравственному злу в разумных тварях вообще и в человеке в частности” (“Об Искуплении”, с. 58–59). “Это-то особенно прошу вас твердо знать, что Бог одинаково благ и когда оказывает честь и благотворит, и когда наказывает и карает, – говорит свт. Иоанн Златоуст. – Если Бог тогда только благ, когда оказывает честь, и не благ, когда наказывает, то Он благ только вполовину; но это не так, нет. В людях, конечно, бывает это, когда они наказывают в гневе и страсти; но Бог, будучи бесстрастен, благотворит ли, наказывает ли, – одинаково благ” (т. 2, с. 98)».

Итак, архиепископ Феофан приходит к следующим выводам:

«1) Возражение против учения Святой Церкви о крестной смерти Христа Спасителя как о Жертве, будто бы оно предполагает понятие о Боге, недостойное Его истинного величия, именно как о Боге гневающемся за оскорбление Своего достоинства, основывается на неправильном понимании так называемых нравственных свойств Божиих, в частности – Правды Божией.

2) Истинной причиной Голгофской Жертвы за грехи рода человеческого является любовь Божия к роду человеческому. “Спрашиваешь о причине, по которой Бог родился среди человеков (и принес Себя за них в Жертву)? Если особый признак естества Божия есть человеколюбие, то имеешь ответ на предложенный тобою вопрос, имеешь причину явления Божия среди человеков. Немоществовавшее наше естество возымело нужду во врачующем; человек, подвергшийся падению, возымел нужду в подъемлющем; уклонившийся от причастия блага, возымел нужду в возводящем к благу” (свт. Григорий Нисский. Огласительное слово, т. 4, п. 15, с. 43–44)».