Духовник царской семьи. Архиепископ Феофан Полтавский, Новый Затворник (1873–1940)

Посмертное чудесное предстательство архиепископа Феофана

Утром 25 декабря 1989 года мне позвонили из Франции. В то время я жил в Голландии, в Амстердаме, и звонок тот был от мамы моей близкой подруги-француженки, дружба с которой длилась тогда уже около двадцати лет. Жила она в Амстердаме, но улетела теперь домой на рождественские каникулы, чтобы провести их со своей семьей. И вот утром 25 декабря – звонок от ее мамы. Голос мамы был полон отчаяния, когда она сказала, что Катрин стало очень плохо. Она спрашивала, могу ли я приехать к ним во Францию. В тот же день, поздно вечером, я выехал из Амстердама на машине и спустя примерно девять часов прибыл на следующее утро в маленький городок Бурбон Л’Аршамбоу.

Катрин исповедовала католицизм, но в вере ее не было ничего фальшивого, лицемерного, чистота ее веры была вполне сродни православной. Она жила в искренней простоте. Она с интересом наблюдала мой путь обращения в Православие, которое совершилось в 1988 году. Катрин горячо любила блаженного святителя Иоанна (Максимовича), архиепископа Феофана Полтавского; особое место в ее сердце занимал игумен Герман (Подмошенский), чьи лекции, которые он читал во время своих приездов в Амстердам, ее глубоко трогали. Когда я спросил ее однажды, не готова ли она креститься в Православие, она ответила: «Я чту и люблю Православную веру, но здоровье мое не позволяет мне серьезно думать об этом. Креститься я хотела бы, приняв веру Православную всем своим сердцем, умом и душой, но крещение лишь как внешний обряд – не для меня. Болезнь моя держит меня, не дает сосредоточиться на другом». Тем не менее я продолжал рассказывать Катрин о вере Православной, и она по-прежнему слушала с большим интересом.

Катрин во время своего последнего визита в Америку по исцелении, за 10 месяцев до смерти

Жизнь Катрин драматически изменилась восемь лет назад, когда врачи поставили диагноз: рак щитовидной железы. После удаления щитовидной железы ей прописали препарат железа и объявили, что от рака она излечилась. Однако всего лишь несколько месяцев спустя рак был обнаружен у нее в легких и в печени. И жизнь ее, начиная с этого момента, стала непрерывной борьбой с болезнью. Ко времени, о котором идет речь, болезнь уже развилась в мучительную форму рака костей. Катрин ходила при помощи костыля.

Мне рассказали, когда я приехал, что двумя днями раньше, в ночь на 25 декабря, Катрин с мамой была на полуночной мессе в своем городке. Вернувшись домой, они легли спать. Часа примерно в три ночи Катрин поднялась и прошла в ванную. Там она сильно кашляла, настолько сильно, что в крестце ее образовалась трещина (восьмилетняя борьба с раком сильно ослабила ее организм, кости стали очень хрупкими). Катрин закричала от боли, разбудив мать. Трещина в крестце увеличилась от нового приступа кашля. Отец Катрин, врач по профессии, был в те дни в Париже, и мать пришла в отчаяние. Выбежав среди ночи на улицу, она бросилась к соседям и просила их о помощи. Сосед сказал мне на следующее утро, что никогда в жизни не хотел бы вновь увидеть такие страдания: «Это было невыносимо. Нам надо было положить ее на одеяло и держать его как можно более туго натянутым, чтобы она лежала неподвижно, пока мы несли ее по винтовой лестнице на нижний этаж. Все это время она кричала от боли. Было совершенно ужасно». Когда вернулся домой отец Катрин, доктор, лечивший ее, сказал, что она никогда уже более не сможет ходить и что им надо готовиться к ее смерти.

Я оставался с Катрин и ее родными несколько дней. Помню, когда был у нее, она лежала беспомощно в кровати и не могла самостоятельно двигаться. Любое резкое движение причиняло мучительную боль. Мне пришлось сказать ей, что мне необходимо вернуться на несколько дней в Амстердам, но я обещал немедленно приехать, если ее состояние изменится. Я сказал ей тогда, что, несмотря на случившееся, я не верю, что конец ее близок. Она ответила: «Я тоже не чувствую, что приходит конец». Я обещал ей по дороге в Амстердам заехать в Лимерэ и помолиться там на могиле архиепископа Феофана о ней. Она знала о Владыке из моих рассказов, с тех пор как я начал работать над переводом его жизнеописания на английский язык. Я спросил, есть ли у нее особая просьба, о чем бы я мог просить Владыку. Ее ответ был таков: «Пожалуйста, помолись, чтобы, сколько бы времени мне ни даровал Господь – пусть это будет всего лишь один день, – я могла бы вновь обрести возможность двигаться, возможность ходить до самого своего конца». Повторяя про себя ее молитву, я поцеловал ее, попрощался с ее родными и выехал на машине в Лимерэ.

Когда подъезжал к Лимерэ, небо вдруг неожиданно нахмурилось. Темные тучи сгустились сначала на горизонте, а вскоре покрыли почти все небо. Когда я подошел к кладбищу, было около пяти часов дня. Направился к знакомой могиле. Оглядевшись и убедившись, что вокруг никого нет, я вдруг как-то непроизвольно, неожиданно для самого себя, сделал то, чего никогда раньше не делал. Я прижался лицом к могильной плите и умолял владыку Феофана вступиться за Катрин. Я просил его молиться о ее здоровье и, если будет на то воля Божия, о возвращении ей способности двигаться. Прошло, наверное, минут пять. Когда я поднялся, ветер начал жутко завывать. Он дул с такой силой, что я с трудом мог двигаться против него. Произнеся благодарственную молитву архиепископу Феофану, я с трудом пошел к машине. И только оказался внутри ее, порыв ветра сильным ударом захлопнул дверцу. В тот же самый момент дождь с грохотом обрушился на землю, и молния рассекла небо. Мое возвращение в Амстердам было необыкновенно долгим.

На следующее утро я позвонил родителям Катрин, и мне сообщили, что ее увезли на санитарной машине в госпиталь в Клермон-Ферран для радиационного лечения поврежденных костей. Врачи подтвердили, что она никогда не сможет ходить и что скоро умрет. Прошла неделя. И вдруг – неожиданно – мне позвонила мама Катрин и сообщила, что Катрин вернулась домой, что к ней приходил физиотерапевт и предложил бесплатно заниматься с ней в свободное время, чтобы попытаться помочь ей. Он делал ей массаж ног, много работал для восстановления ее сил.

В конце января я вновь приехал в Бурбон Л’Аршамбоу и увидел, что произошло настоящее чудо. Катрин сидела в кресле на колесах и могла ненадолго вставать при помощи костылей, поддерживаемая своим физиотерапевтом. Ее домашний врач, придя навестить ее, был поражен результатом. Он сказал ее родным и мне: «Это невероятно! Если верить ее рентгеновским снимкам, это совершенно невозможно. Если бы я не видел этого своими собственными глазами, я бы этому не поверил! Она не только не должна была ходить, она должна была умереть! Единственное, что я могу сказать: то, что она жива, есть свидетельство милости Божией».

Два месяца спустя, в марте 1990 года, Катрин и ее мама приезжали в Амстердам. В сентябре 1990 года она смело отправилась на самолете в Соединенные Штаты, чтобы в последний раз навестить мою семью. В декабре 1990 года, спустя год после того страшного случая, принесшего ей столько страданий, она прилетела обратно во Францию и вместе со своею семьей встречала Рождество. Это оказалось ее последнее Рождество в этой жизни. Она умерла 19 июля 1991 года, после долгой борьбы с раком. Но ее молитва, вознесенная ко Господу по ходатайству архиепископа Феофана, была услышана. Ей была возвращена способность двигаться, и оставшиеся полтора года она прожила, пользуясь этим даром Божиим, передвигаясь при помощи лишь костылей. Она сама, без сопровождения, могла ездить по Амстердаму на своей машине. И этот дар она имела до самой смерти.

Ричард (Фома) Бэттс

Святитель Феофан, моли Бога о нас!