Дурная кровь (редакция 2003 г)

Сабир Мартышев и Олег Шевелев

Дурная кровь

Посвящается женщинам,

которые научили нас многому.

«Если бы вы объявили секс злом, все равно, против собственной воли, вы бы действовали, исходя из верных моральных предпосылок. Вас бы привлекала самая лучшая женщина, которую вы знаете. Вы бы всегда хотели героиню. Вы бы не были способны на самопрезрение».

-- Эйн Рэнд, «Атлант расправил плечи»

«В червоточинке, по-моему, есть некая привлекательность. Разве женщине интересен мужчина без червоточинки? Да и мужчина женщину любит за недостатки, а не за достоинства».

-- Дмитрий Липскеров, интервью

Глава первая

Начало начал

– Скажите, вы когда-нибудь влюблялись животом? – спросил я своего собеседника.

Мы сидели за отдельным столиком. Тусклый свет, струящийся из под низко опущенных абажуров, мерно колыхался в сигаретном дыму и создавал в баре уютный полумрак. Помещение было заполнено наполовину – футбольный матч, ради просмотра которого собралось большинство присутствующих, закончился полчаса назад, и люди начали расходиться. Остались лишь самые ярые поклонники этого вида спорта, чтобы в деталях обсудить прошедшую игру, и такие одиночки, как мы, смакующие пиво и не спешащие домой.

Я не могу назвать себя фанатом футбола, не слежу за турнирной таблицей и ни за кого не болею. Это место для меня всего лишь одно из многих, где я иногда появляюсь в поисках новых и не совсем обычных знакомств. Однако нельзя сказать, что мне совсем чужда эта обстановка. Меня забавляет тот дух единства, который в дни игр охватывает приходящих сюда людей. Я с интересом наблюдаю за ними, сидящими у стойки бара, над которой висит подцепленный к потолку огромный телевизор – основная достопримечательность этого места. За тем, как они затихают в первые же минуты матча, как взрываются ликованием при забитом мяче или возмущенными криками при пропущенном, как они что-то доказывают друг другу во время перерыва и ожесточенно спорят. В такие минуты, я наиболее остро ощущаю свое одиночество. И именно тогда у меня появляется чуть ли не физическая потребность его нарушить.

Хотя своего собеседника я видел здесь и раньше, заговорил я с ним только сегодня. В этот вечер транслировался какой-то кубок, и потому все места в баре были заняты за исключением одного, самого дальнего от телевизора. Пройдясь с кружкой пива в руке вдоль рядов занятых столиков, я остановился и улыбнулся сидящему за ним парню. Он улыбнулся в ответ. Я присел рядом. Так мы и познакомились.

Во время матча мы перебросились едва ли десятком слов. Однако теперь, спустя почти три часа и нескольких кружек пива, я решил, что пора завести взяться за него основательнее.

– Животом? – переспросил он.

Я кивнул и продолжил:

– Не сердцем, как утверждают поэты, и не умом, как любят говорить философы, а животом. Тем самым местом, где, по мнению некоторых, обитает душа человека.

Парень, имени которого я не знал, недоверчиво усмехнулся. Однако по выражению его лица я понял, что мои слова вызвали у него интерес.

– Насчет души, кстати, трудно не согласиться, – добавил я и, отхлебнув немного пива, расположился поудобнее на своем стуле. – Ведь животом мы испытываем два самых сильных чувства, которые нам даровала природа – страх и влечение.

На вид ему было не больше двадцати пяти. Безупречная осанка и изысканные манеры выгодно отличали его от прочих грубоватых посетителей бара с их детской страстью к футболу и чрезмерной суетливостью. Произнося преамбулу, я зачарованно следил за тем, как его длинные тонкие пальцы очищают фисташки и отправляют их в рот.

– Кто не ощущал пресловутого ледяного кома ужаса в животе хоть раз в жизни? А это неповторимое призрачное покалывание, словно от мелких электрических разрядов, которое говорит мозгу «Я хочу этого человека»? – сказал я и посмотрел на него. – Причем, и то, и другое есть проявление инстинкта самосохранения. Страх является его защитной функцией, которая позволяет особи сохранить свою жизнь, а сексуальное влечение…

– …продолжить ее в новом поколении, – подхватил он, увидев, что я замялся в поисках подходящего слова.

Я утвердительно кивнул – как я и думал, передо мной был внимательный и, самое главное, неглупый слушатель. Люблю иметь дело с такими.

– Раньше я не думал об этих вещах, был другим человеком. Восемнадцать лет – это не увядающий обыватель, привыкший к своей размеренной жизни. Иные заботы, возможности, приоритеты. Молодому человеку не знакомы кризис среднего возраста, плешь в когда-то пышной шевелюре, да и многие другие «прелести», с которыми мы сталкиваемся по ходу времени. Тогда я, как и ты сейчас, был уверен в себе и спокойно смотрел в будущее.

Он немного склонил голову, словно предвосхищая мое «но». Я же не торопился с продолжением, вспоминая дни далекого прошлого.

– Но… появилась Вера и с легкой руки перечеркнула мое спокойствие и уверенность в завтрашнем дне. Страх и влечение – эти два чувства для меня неразрывно связаны с ней. Сплетенные в грязный черный клубок они до сих пор живут в моей памяти. Странно, – усмехнулся я и отпил пива, – у судьбы, видимо, есть определенное чувство юмора. Ее звали Вера. Но вера во что? Я пытался найти в этом смысл, однако мои поиски не увенчались успехом.

Опустошив кружку, я махнул помощнику бармена, чтобы тот принес еще.

– Итак, – вздохнул я, в который раз готовясь окунуться в воспоминания, прятавшиеся в дальних уголках моей памяти, – влюблялся ли ты когда-нибудь животом? Если нет, то слушай. Это моя история.

Я ускорил шаг и в очередной раз пожалел о том, что отправился к тетке на ночь глядя. Фонарь по другую сторону улицы замигал, словно соглашаясь со мной, и потух. Следом за ним выключились третий, пятый, седьмой и далее по цепочке, оставляя меня наедине с тенью собственных дурных предчувствий. Опять на электричестве экономят, подумал я, а потом еще удивляются, что у нас такая преступность в темное время суток.

Как некстати тетя Сима позвонила матери в ту минуту, когда мне приспичило выйти покурить – уж лучше бы я спал. Оказалось, что мать забыла у нее очки и не сможет завтра без них работать. Тогда я лишь вяло возмутился, выругался про себя, но отказать не смог. К тетке дошел спокойно, даже попил у неё чай, а вот обратно…

– Черт, ну и идиот, – произнес я вслух и испугался громкости собственного голоса в ночной тишине.

Оглядевшись вокруг, я решил, что лучше спрятать часы и цепочку в задний карман джинсов. Мало ли, а так все равно спокойней, хоть в глаза не бросаются. Закончив с этими манипуляциями, я снова зашагал вперед.

По пути мне попалась лужа, через которую я, не колеблясь, прыгнул. Только прыгнув, я понял, что отсутствие света сыграло со мной злую шутку – лужа была больших размеров, чем казалось вначале, и занимала львиную долю пешеходной дорожки и проезжей части. Потому совсем неудивительно, что приземлился я прямо в нее.

Обувь тут же промокла. Теперь уже терять было нечего – с этой мыслью, стоя по щиколотку в воде, я смело шагнул вперед. Еще раз помянув тетю Симу добрым словом, я направился в сторону проезжей части. Не успел я сделать и пары шагов, как сзади раздался пронзительный звук клаксона. Я метнулся вбок прежде, чем понял, что происходит. В пугающей близости пронеслась легковушка и обдала меня мощным фонтаном брызг из злополучной лужи.

Грязная вода стекала с меня ручьями, а промокшие волосы жадно облепили лицо. Совершенно растерявшись, я машинально принялся стряхивать с себя воду, но тут же прекратил это бессмысленное занятие – одежда промокла до нитки, и помочь тут могло только переодевание.

Автомобиль, оказавшийся «девяткой», затормозил впереди. Наверное, сейчас вылезет водитель, подумал я, и будет извиняться. А может, наоборот, захочет выяснить отношения, так как сам перепугался.

Однако никто не торопился выходить. Напротив, машина стояла на месте, и ничего не происходило. Только красный свет стоп-сигнала, похожий на два глаза, светящихся в темноте, и мерный звук работающего вхолостую двигателя. Не считая меня, на пустынной улице больше никого не было.

Стало как-то не по себе. Двенадцать ночи для нашего городка довольно позднее время. На улицах мертвая тишина, а большинство обитателей однотипных кирпичных многоэтажек и панельных «хрущевок» видят третий по счету сон. Шансы на спасение весьма невелики. Сейчас не каждый бы рискнул выйти погулять, опасаясь непредвиденных встреч. Гопники, стаи которых нередко шастают под окнами, всякие прочие придурки, наркоманы или просто пьяные недоброжелатели – да мало ли тех, кто хочет поживиться чужим добром, а, может быть, и телом.

Не отступать и не сдаваться, легко сказать – идти в сторону девятки ой как не хотелось. Но если я развернусь и пойду в обратную сторону, это, наверняка, послужит сигналом для засевших в машине бритоголовых. Скрепя сердце, я медленно двинулся вперед и, обойдя лужу, зашагал по тротуару. Когда я миновал девятку, из нее никто не выскочил; я судорожно сглотнул слюну – может, на этот раз обойдется?

Сделав еще несколько шагов, я услышал как автомобиль, зловеще шурша покрышками по асфальту, тронулся с места. Поравнявшись со мной, он сбавил скорость, и невидимый водитель нажал на клаксон. Я вздрогнул от резкого звука и прибавил шагу, делая вид, что меня это не касается. На пустынной улице, где никого, кроме нас не было, такое поведение выглядело довольно неубедительно. Автомобиль увеличил скорость и, снова посигналив, поравнялся со мной. Я продолжал игнорировать его, тогда он рванул вперед и вывернул на тротуар, загородив мне проход.

Начинается, подумал я, машинально сделав шаг назад.

Участилось дыхание и неприятно закололо в боку. Дверца водителя неторопливо отворилась, и я увидел массивную фигуру, которая подтвердила мои самые худшие опасения. Грязно-желтый полумесяц засел за спиной незнакомца, и потому я не мог разобрать его лица, зато без труда разглядел внушительный силуэт – широкие угловатые плечи, высокий рост и, в довершение ко всему, он был бритоголовый.

– Пашка, ты чего? – спросил он. – Своих не узнаешь, что ли?

Я сидел на заднем сиденье мчащейся по ночному городу девятки и протирал волосы и лицо чистой тряпкой, которую мне предложил мой бывший одноклассник Толик. Он-то и оказался напугавшим меня водителем. Рядом со мной расположилась его подруга Вера («Зови меня просто Верочкой»), охотно пересевшая на заднее сиденье, чтобы помочь мне.

Толик, которого мы в школе за глаза звали ушастиком по причине его выдающихся в буквальном смысле слова ушей, теперь, похоже, заматерел и обзавелся деньгами. Новый автомобиль, дорогая отделка салона, крутая автомагнитола и мобильный телефон на поясе, явно свидетельствовали об этом. Я предпочел не интересоваться, какой может быть источник доходов у девятнадцатилетнего подростка, который в школе учился на двойки, и чьим единственным достоинством были его физические данные.

– Ты уж извини, братан, что обрызгал тебя, – сказал он, откинувшись на сиденье и уверенно управляя автомобилем. – Но ты сам хорош – выскочил под колеса. Скажи спасибо, что не задавил к чертовой матери, а то я быстро люблю ездить.

Я это и сам видел, глядя на проносившиеся мимо дома, желтые огни светофоров и игнорируемые знаки ограничения скорости. Вспомнив о цели моего похода к тете Симе, я полез во внутренний карман ветровки – очки были на месте, в целости и сохранности.

– Ты что-то ищешь, Костик? – спросила меня подруга Толика.

– Уже нашел, – облегченно вздохнул я и добавил. – Не называй меня Костиком. Меня зовут Павел, можно Паша. Я ведь говорил уже.

– Ну, рассказывай, как дела, – спросил мой бывший одноклассник.

Если меня что-то и раздражает, так это условно-риторический вопрос «Как дела?».

– Не родила, – буркнул я. – Рожу, скажу.

– Да хорош тебе обижаться, Пашок, – весело заявил Толик. – Сам же не смотрел по сторонам.

– Мальчики, мальчики, – встряла в разговор Вера, – не ссорьтесь. Давайте лучше отметим наше знакомство.

По пьяному веселые глаза Веры говорили о том, что она сегодня уже достаточно наотмечалась.

– Верунчик, – укоризненно произнес Толик, – тебе на сегодня хватит.

– Нет, я хочу пиво, – закапризничала она, – и шоколадку. Костик, ты будешь пиво?

– Не знаю, – растерялся я, – можно, наверное.

– Ты слышал? Вера будет пиво, Толик будет пиво, мы все будем пиво, – тут ее осенило, и она добавила: – А Константин – Баралгин.

Вера расхохоталась над собственной шуткой. Я хотел было в очередной раз поправить ее, но, поймав предостерегающий взгляд Толика в зеркале заднего обзора, которым он словно извинялся за поведение своей пьяной подруги, передумал.

В последний раз я видел его полгода назад, когда мы, гуляя своей компанией у новогодней елки, столкнулись с ним. Тогда у него была другая девушка, Марина, которая очень даже понравилась мне, как внешностью, так и воспитанностью. Куда делась Марина и почему ее место заняла «просто Верочка» остается только гадать. Однако в его безмолвном извинении я прочитал привычность, что наталкивало на определенные размышления.

– Ты ведь не обижаешься? – Вера вдруг повернулась ко мне, и ее нога проскользнула между моими двумя.

– Нет, что ты. Конечно, не обижаюсь.

Теперь ее рука нырнула мне под ветровку и легла чуть пониже ремня, ощупывая то, что скрывалось за джинсовой тканью.

– Это мне нравится, – сказала она неизвестно о чем именно. То ли о моей благосклонности, то ли о предмете, который исследовала ее рука.

Я чувствовал себя несколько неудобно. Толик хоть и мой одноклассник, но доказывать накачанному верзиле, что не я полез к его подруге, а она ко мне, та еще задача. Взгляд, брошенный мной на Веру, был весьма выразителен, но в ее пьяных глазах таилась опасная тьма. Так смотрят люди, которым на все наплевать.

– Верунчик, – не поворачиваясь, произнес Толик, – мы все очень устали. Сейчас я отвезу Пашку домой, а потом мы поедем к себе. В холодильнике стоит Миллер. Лады?

– Ну, Толя, я бы хотела выпить пиво с нашим гостем.

На последнем слове она довольно чувствительно сжала то, что держала в своей руке, и я чуть не вскрикнул. Пока мой одноклассник бормотал что-то в ответ, она, не теряя времени, прильнула к моему уху и прошептала:

– Хочу тебя.

Если мое ухо обдало ее горячее дыхание, то бедный мозг был просто ошпарен таким заявлением.

– Пашка, ты, кажется, где-то здесь живешь, – откуда-то из другой вселенной обратился ко мне Толик.

За весь скудный опыт общения с представительницами слабого пола мне ни разу вот так прямо не выражали своих желаний, тем более при первом знакомстве. Я постарался задавить охватившее меня возбуждение, и покачал головой – нет.

– Чего башкой трясешь? Не здесь, что ли?

Вот оно спасение! Подавшись вперед, поближе к его сиденью, я указал на нужный дом и уже через минуту выходил из машины. Точнее, пытался выйти – Верина нога заметно мешала мне, а убирать ее она не желала. Напротив, Вера старалась поставить ее так, чтобы выйти было просто невозможно, и при этом продолжала мило улыбаться. Стерва!

Наконец с грехом пополам я вылез на тротуар, грузный Толик вышел вместе со мной и закурил сигарету.

– Не спрашивай ничего, – бросил он мне после первой затяжки.

– И не собираюсь.

Я вытащил свою пачку сигарет и закурил, глядя на звезды. Удивительный вечер. Совсем недавно я думал о том, как бы поскорее добраться домой. Потом меня чуть не задавили, окатили водой из грязной лужи, я встретил своего одноклассника и познакомился с его новой подругой, которая успела довольно грубо, но умело, меня возбудить, и вот теперь мы стоим возле моего дома и курим при тусклом свете луны. И все это за полчаса. Кто сказал, что жизнь в провинции скучна?

– Я и сам не знаю, – нарушил молчание Толик, – как связался с этой.

Он махнул рукой на автомобиль, на заднем сиденье которого разлеглась уснувшая Верочка.

Говорить было не о чем, и потому я молча докурил сигарету, и выкинул окурок в водосток. Последовав моему примеру, он кивнул и полез обратно в автомобиль.

– До скорого, – бросил он, махнув рукой на прощание.

Автомобиль резко тронулся с места, и я проводил его взглядом, прежде чем войти в подъезд и подняться на свой третий этаж. Дверь квартиры я старался открывать как можно тише, чтобы не разбудить родителей. Однако они еще не спали.

В прихожую вышла взволнованная мама и сказала, что уже раз десять пожалела о том, что отправила меня к тете Симе в столь поздний час. Только, кто виноват – я, послушавшийся ее, или она, попросившая меня об этом, я так и не понял. В любом случае, ночные прогулки ни к чему хорошему не приводят, и в этом мы были с ней единодушны.

Уже позже, в постели, я прокручивал в голове все недавние события. Автомобиль, Толик, Вера, ее слова и ее рука… Ну уж нет, не дай бог мне связаться с такой девушкой, как она. Сплошные неприятности. И все-таки, что было бы, подыграй я ей?

С этой мыслью я провалился в сон.

Мне снилась Вера. Я умолчу о том, чем мы с ней занимались, но это, наверняка, не понравилось бы ее дружку. Когда наступил решающий момент, она вдруг опрокинула меня на спину и со словами «Хочу тебя» прыгнула мне на грудь. От неожиданности я проснулся.

Марфа, наша кошка сидела у меня на груди и, мурлыча, старательно себя вылизывала. Я смахнул ее с одеяла и от души зевнул. Белый потолок, тяжелая голова, солнечные лучи – гости нашей программы в это утро. Марфа призывно мяукнула, и я, повинуясь, встал с кровати.

Мыслями все еще во сне я решил, что действовал в нем так, как не поступил бы никогда в жизни. Не мое призвание отбивать девчонок, а уж тем более таких, как Верочка. И в особенности, у таких, как Толик. Она не в моем вкусе, успокоил я себя.

Умывшись, позавтракав и накормив кошку, я включил телевизор и развалился в мягком кресле. Родители были на работе, впереди меня ждал целый день, который можно провести без всяких забот – погулять по городу или просто поваляться дома. Такой вариант мне нравился больше и, свесив ноги с ручки кресла, я устроился в нем поудобнее.

По утрам я обычно смотрю MTV. Вездесущие Шелест и Комолов умеют вести передачи так, чтобы не загружать мозги ненужной работой. К сожалению, именно этим утром показывали какую-то тягомотину, и я стал немного напрягаться.

Звонок раздался, когда на экране показывали тоскливого бомжа, прущегося по туннелю, где его то и дело сбивали проезжавшие мимо автомобили. Я оторвался от телевизора и поплелся к двери. Бросив взгляд в дверной глазок, я увидел девушку, чье лицо показалось мне знакомым. И только открывая дверь, до меня дошло – это была Вера, о которой я уже успел позабыть.

– Привет, – сказала она, улыбаясь. – Что, не узнал? Сегодня я чистая и хрустящая.

Это было еще то преуменьшение. Передо мной стояла красивая миниатюрная девушка с милым округлым личиком и выразительными, но по-мальчишески задиристыми глазами. Легкое розовое платье едва прикрывало ее аппетитную фигуру: приятных размеров грудь, тонкую талию, покатые бедра и стройные загорелые ноги. Я вдруг вспомнил, как пытался вылезти из машины вчера вечером. Туфли на платформе делали ее выше, но макушка все равно едва достигала уровня моих глаз.

– Да, – медленно произнес я, все еще пялясь на ее формы, – ты сильно изменилась.

Прямые светлые волосы опускались на ее плечи, обрамляя неузнаваемо изменившееся лицо. Передо мной была Диана, а, может быть, ее родственница, но никак не вчерашняя дочь декаданса

– Слушай, прости меня за вчерашнее, – словно угадав мои мысли, произнесла она и застенчиво потупила глаза.

– Ну что ты. Наша встреча была хоть и коротка, но в чем-то даже приятна, – не растерялся я, радуясь вовремя найденной замысловатой фразе.

– В чем-то? – открыто улыбнулась она и, прежде чем я мог ответить, продолжила. – Впрочем, я не за этим.

Она уверенно прошла в квартиру и огляделась.

– Как ты узнала мой адрес? – поинтересовался я, закрывая за ней дверь.

– Твой дом я вчера запомнила, фамилию узнала от Толика, а затем позвонила в справочную. Остальное дело техники.

Вера заглядывала в каждую комнату, внимательно изучая ее. Когда осмотр был закончен, она обратилась ко мне:

– Тебе не надоело сидеть в четырех душных стенах? На улице такая обалденная погода. Может, погуляем?

– А как же Толик?

– Никак, – не моргнув и глазом, ответила она. – Его ведь рядом нет. К тому же, если честно, то этот тормоз мне порядком надоел.

– Понятно, и поэтому ты пришла ко мне.

Она утвердительно кивнула головой и взяла на руки Марфу, которая подозрительно обнюхивала ее ноги. Кошка, обычно всегда приветливая к гостям, зашипела на нее, и Вера скинула ее на пол.

– Нелюбовь, – передразнивая некогда популярную песню, сказала она. – Ну, так что?

– Постой, дай мне все разложить по полочкам.

Я был в замешательстве.

– Ты хочешь, чтобы я погулял с тобой.

– Хочу.

– Несмотря на то, что у тебя есть друг.

– Есть.

– Который может об этом узнать.

– Которого я собираюсь бросить, – уточнила Вера.

– Которого ты собираешься бросить. Так получается?

– Да, получается именно так, – она невинно посмотрела на меня.

Какого черта, подумал я. Толик мне не брат и не сват – если она решила кинуть его, то я тут как бы не при чем. И потом, не стоит врать хотя бы самому себе – она чертовски привлекательна и с каждой минутой нравится мне все больше и больше. Вспомнив сон, я еще раз окинул взглядом фигуру моей гостьи, что не укрылось от ее внимания.

– Значит, так тому и быть, – в тон ей ответил я.

Прихватив с собой одежду поприличней, я заскочил в ванную, где переоделся и почистил зубы – так, на всякий случай. Уже через пять минут мы спускались вдвоем по ступенькам. Я и сам не заметил, как ее рука оказалась в моей. День только начинался.

Глава вторая

Водные процедуры

В баре все еще оставалось достаточно болельщиков, которые бурно обсуждали недавний матч. Полный, с оттопыривающим рубашку брюшком, внешне я ничем не отличался от многих из них. Но вряд ли я бы смог стать таким, как они, даже если бы захотел. Скорее я был ближе к моему собеседнику, несмотря на разницу в возрасте и внешнем виде.

– И что же дальше? – прервал меня последний.

– Дальше… – я бросил последний взгляд в глубину зала и зажег сигарету. – Дальше начинается самое интересное.

Вера, такая общительная и бойкая, вдруг превратилась в настоящую тихоню. Мы хранили молчание все время, пока спускались вниз по лестнице, шли в направлении городского сада, и, наконец, оказались в парке на одной из главных площадей города.

В голову как назло ничего не приходило, а Вера молчала как рыба. Я уже начал чувствовать себя как последний дурак, но, к счастью, она первая нарушила тишину, и между нами завязалась ничего не значащая беседа. Перебрасываясь фразами с Верой, я предложил ей сигарету, а она вежливо отказалась. Мы остановились возле огромной клумбы, от которой в разные стороны разбегались асфальтированные дорожки. Если поднапрячь воображение, то можно было представить, что находишься в центре паутины.

Глядя на Веру, я не мог поверить, что вчера меня домогалась эта же самая девушка. Может, она из тех, кто лишается комплексов в общении, будучи лишь под градусом?

– Ты до сих пор удивлен?

– То есть?

– Признайся, ты не ожидал меня увидеть, – она чуть улыбнулась и, сняв сумочку с плеча, присела на скамейку.

– Нет, конечно. Правда, вчера мне показалось…

– Ой, плохо помню, что было вчера. Скажи, я вела себя ужасающе?

– Нет, ты…

– Да, да! Ты, наверное, бог знает что подумал обо мне.

– Я хотел сказать, что…

– Или ты не испугался меня? – склонив голову, спросила Вера.

Очередной порыв летнего ветра попытался оголить ее стройные ноги, платьице всколыхнулось, но она элегантно придержала его.

– Да, нет вроде.

– Значит, тебя ничем таким не удивишь?

Я пожал плечами.

– Таким, может, и удивишь

Вера усмехнулась и, закинув ногу на ногу, проследила за моим взглядом. Она наблюдала за мной так же внимательно, как энтомолог – за препарированием любопытного экземпляра. Чувствуя неловкость, я все же заставил себя сделать шаг вперед и сесть на скамейку рядом с ней. Вера наклонилась ко мне почти вплотную.

– Люблю смелых парней. Смелость города берет, – сказала она и чуть погодя добавила: – И не только города.

На лице моей новой знакомой промелькнула малопонятная улыбка.

– Не только, – согласился я. – Было бы желание.

– И какие же у тебя желания?

Я закашлялся, видимо глотнув слишком много дыма.

– Что, вообще? – спросил я, снова уставившись на ее ноги.

– Да хоть вообще, хоть не вообще.

Интересно, она думает о том же, что и я?

– Эээ… разные, – замялся я, отводя взгляд. – Университет, например, поскорее закончить.

– И все?

– Работу хорошую найти, – обрадовался я, увильнув от ее каверзного вопроса.

– Всего-то?

– А разве этого мало?

– И тебе хочется так скучно жить? – Вера скривила губы. – Неужели не тянет к чему-нибудь интересному, необычному? У тебя вообще что-нибудь необычное в жизни случалось?

– Конечно, случалось! – немного возмущенно ответил я. – И не раз.

– Можешь вспомнить хоть один случай?

Сделав очередную затяжку, я задумался. Знакомство, начавшееся столь многообещающе, все больше напрягало меня. К чему этот гестаповский допрос, например? Тем более, что ничего подходящего не припоминалось.

Используя образовавшуюся паузу, Вера неторопливо выпрямилась и потянулась, предоставив мне на рассмотрение свою спину. Светлое платье и смуглая кожа приятно дополняли друг друга. Задумавшись, я представил ее полностью обнаженной, но, поймав на себе внимательный взгляд, поднес сигарету ко рту и затянулся, как ни в чем не бывало.

– Когда мне было пять лет, я с родителями ездил в Крым. Мы там отдыхали почти месяц. Загорали, купались в море. Говорят, было здорово, правда, сам я плохо помню. Маленький был.

– Какое радужное детство, – съязвила Вера. – Но в этом нет ничего необычного. Подумаешь, в отпуск на лето уехали. Какое же это приключение? Так что ты все еще на крючке. Поднатужься, дорогой.

Я бы обязательно разозлился, не добавь она это свое «дорогой».

– Дай подумать… Года два назад мы семьей попали в аварию, – сказал я. – Отец купил машину, и через месяц по пути на дачу мы врезались в иномарку.

Это уже заинтересовало Веру.

– И чем все закончилось? – спросила она.

– Так как виноваты были мы, иномарку пришлось ремонтировать на свои деньги, а дачу и машину продать.

– Неужели ничего нельзя было придумать?

– Нельзя. О разборках и подкупе ГАИ только в книжках пишут. А мы люди простые, но честные – сами разбили, сами заплатили.

Вера разочарованно хмыкнула.

– Ладно, оставим семью в покое. Что-нибудь лично связанное с тобой расскажи.

– Со мной? Ну…. к примеру… в восьмом классе мы ходили параллелью в театр, а на обратном пути, поздно вечером, ко мне с другом прицепились гопники. Забрали у нас все деньги и другу зуб выбили.

– За что?

– А он пытался возражать.

– Интересные у тебя друзья, – усмехнулась Вера, хотя ничего смешного в своих словах я не услышал. – Может, как-нибудь в театр сходим?

– Театр я не очень люблю, но бояться его из-за гопников я не стал. Если ты об этом.

– Ладно, – сказала она, – можно тогда нам по набережной прогуляться… вечерком.

Она всерьез или просто издевается? Странная какая-то.

Вера смотрела на меня и терпеливо ждала ответа.

– Почему бы и нет, – сказал я.

– Или залезть на крышу, выпить вина, почитать стихи... как ты на это смотришь? – полушутя спросила она, поправляя взъерошенную ветром прическу.

Интересно, Толик ее тоже на крыше выгуливал? Впрочем, что-то заманчивое в ее предложении было, подумал я. Вино, звездное небо – романтика. И главное… секс. Нет, на самом деле, кого она хочет одурачить? Такие как она за стихами на крышу не лазают.

– Надо подумать, – неуверенно произнес я, так как помимо секса на крыше, легко представил последующую закономерную встречу с Толиком, а затем недолгую, но весьма зрелищную драку с ним же.

Проснись, одернул я себя, у тебя нет ни сотового, ни машины. Почему тогда Вера выбрала тебя? Нет, здесь точно какая-то собака зарыта.

Я осмотрелся вокруг. Парк пустовал, хотя погода была лучше некуда. Где-то вдалеке, на проспекте, гудели машины, стоящие рядом березы тихо шелестели листвой. Вера, прищурившись, уставилась вдаль и придвинулась чуть ближе ко мне. Что-то скрывалось за ее непринужденностью. Я выбросил сигарету за скамейку и сделал равнодушное лицо.

– Ты можешь обнять меня, – тихо сказала Вера. – Я не кусаюсь.

Как-то слишком быстро все развивается. Не то чтобы мне не нравятся активные девушки, но не настолько же.

– Постараюсь запомнить это.

Не знаю, задело ли Веру мое бездействие или мои слова, но она промолчала. Чтобы как-то сгладить свой отказ я спросил:

– А как ты встретила Толика?

Вера скорчила недовольную гримасу, и я понял, что о Толике лучше не спрашивать – она, наверное, уже забыла о моем незадачливом товарище. Взяв в руки сумочку и вытянув ноги на лавке, Вера улеглась. Ее голова расположилась у меня на коленях. Даже не совсем на коленях, а немного ближе к месту, которое принято называть причинным. Она посмотрела на меня снизу-вверх, и я невольно испугался, что выдам себя творившимися телесными изменениями в этом самом месте.

– Неужели, вы были друзьями в школе?

Значит, не забыла. Век живи, Паша, век учись.

– Нет, конечно. У нас даже общего ничего нет – просто одноклассники. Ты знаешь, как это бывает. Учились вместе, иногда отмечали что-нибудь всем классом, но ближе мы не сходились. Он уже тогда был гопником будь здоров, его никто особо в классе не любил.

– А ты?

– Что я?

– Ты тоже был гопником?

Она что, издевается?

– А я нет.

– Значит, тебя все очень любили?

– Не очень.

– Почему?

– Вот уж не знаю, спроси у Толика, – не выдержав, огрызнулся я.

Вера ненадолго замолчала.

– Ты сказал, что у тебя был друг в восьмом классе. Из театра вы возвращались вдвоем. Но почему не компанией? Получается, больше друзей у тебя не было?

Я вздохнул.

– Были, но мало. Класс у нас не очень дружный был.

– Бедолага, – тихо произнесла она, – наверное, у тебя и с девушками не очень ладилось.

Отвернувшись в сторону, я сделал вид, что не расслышал ее слова. Вот еще! Стану я тут перед ней исповедоваться! Вера заерзала и перевернулась на бок. Как бы невзначай, она коснулась моей руки и стала ее тихонько поглаживать.

– Наверное, плохо быть одному?

Ее прикосновения мне были очень приятны, чего не скажешь о допросе.

– С чего ты взяла, что я один? Мне всегда есть с кем пообщаться.

Например, с телевизором…

– Появились друзья-одногрупники?

– Да нет, просто дел стало больше.

– Похвально, – сказала она, сжав мою руку. – То есть, ты постоянно кому-то нужен?

– Бывает. Но сотовый пока покупать не собираюсь, – вяло пошутил я и подумал, что бью в свои ворота.

Вера опять легла на спину. Не знаю, ерзала она нарочно или нет, но это было не менее приятно, чем ее поглаживания. Раздражение от того наплыва вопросов, которые она мне задавала, улетучивалось на глазах.

– У тебя есть любимое занятие? Может, ты стихи пишешь, на гитаре играешь или рисуешь?

Ага, еще танцую польку и плету макраме!

– Нет, но я частенько слушаю музыку.

– Какую?

– Всё помаленьку.

– Так уж и всё? Неужели нет такой, которую любишь больше? Или хотя бы определенного стиля, жанра?

У-у-у, она, наверное, их тех, кто слушает определенную музыку или, того хуже, несколько избранных групп, отворачиваясь от всего остального. Не понимаю таких. Сегодня на слуху одно, а завтра появляется что-то новое. Но они цепляются за свои забытые и никому ненужные записи, словно те кому-то интересны, кроме них самих и им подобных. Шизики, одним словом. Мне же нравится то, что на слуху в данный момент. Ведь не зря эти вещи популярны и их крутят по радио.

Я так и сказал Вере.

– Ну, с музыкой понятно, – ответила она. – А что насчет фильмов, книг?

Книги я читал редко. В детстве, как и многие другие, увлекался фантастикой, потом перешел на детективы. Сейчас и вовсе стал читать лишь по необходимости, конспекты и учебники. Фильмы смотрел немного чаще. Листая программы в поисках чего-нибудь интересного, я мог остановиться, увидев знакомого актера или заинтересовавшись происходящим на экране, и, не отрываясь, досмотреть до конца. Правда, именно поэтому большинство фильмов я видел лишь с середины. Вера не одобрила такое отношение к кинематографу, хотя ничего толкового в свою очередь не сказала. Было видно, что и она не дока в этом вопросе.

– Раз ты такой деловой, как говоришь, любишь ли ты составлять расписание на день? – внезапно перескочила она на другую тему, будто ощупывала меня со всех сторон.

Я невольно фыркнул, когда попытался представить себе нечто подобное:

«12:00 – 12:30 – Подъем.

12:45 – пока не надоест – Смотреть телик.

… день-полный-забот…

01:00 – Отбой».

– Нет, предпочитаю жить спонтанно и непринужденно, – ответил я немного громче, чем следовало. Мне надоело отвечать на ее дурацкие вопросы. Хотелось сказать что-нибудь вроде: «Кончай болтать, ты мне и так нравишься» и поцеловать. Будь на ее месте девушка попроще, я бы, наверное, так и сделал. Но с ней…

Вера дружелюбно усмехнулась. Она как будто уловила мои мысли и поманила пальчиком, чтобы я наклонился к ней. Я не ожидал такого поворота событий, ведь первый поцелуй в моих представлениях выглядел несколько иначе, и растеряно потянулся к ее губам. Когда я был уже готов к сближению, Вера повернулась так, что ее губы оказались у самого моего уха, и прошептала:

– А ты забавный.

Что она хочет этим сказать? Ты смешон, ты интересен, или «я вижу тебя насквозь»?

Поцелуй, разумеется, не удался.

Мы делали третий круг по парку, и Вера продолжала меня расспрашивать. Люблю ли я шумные компании? Какие у меня отношения с родителями? Легко ли вывести меня из себя? Могу ли я заниматься рутинной работой ежедневно, если это потребуется? Мое отношение к начальникам, старушкам, хамам, детям? Патриотичен ли я?

Вера зачастую не дожидалась, пока я закончу мысль, и тут же перескакивала к другим вопросам. Все они были какие-то странные и, к тому же, неожиданные – она порхала от темы к теме словно бабочка и спрашивала так, чтобы я не успевал обдумать ответ или соврать на крайний случай. Найти истинный смысл во всех этих вопросах я смог лишь гораздо позже.

– Уфф, ну и жара. Может, пойдем на набережную и купим пива? – вдруг сказала она. Полуденное солнце действительно начинало припекать.

– Пойдем, – устало ответил я, подумав, что неплохо было бы искупаться.

Мы зашли в магазин, и Вера попросила «Миллер». Я было возмутился столь дорогому выбору, но она стояла на своем – «Миллер», только «Миллер» и ничего кроме «Миллера». Красиво жить не запретишь, черт бы тебя побрал, Толик. Сдерживая праведное негодование, я не стал спорить, расплатился и успокоил себя тем, что на жаре алкоголь все-таки может значительно нас сблизить.

До набережной мы добирались пешком. Наш путь пролегал по центральной улице мимо мэрии, многочисленных пестрых вывесок магазинов, огромного здания нефтяной компании, и заканчивался возле Театра Драмы, стоявшего почти на берегу реки. Я предложил спуститься к воде именно там, а потом пойти вниз по течению до неказистого, зато абсолютно безлюдного места с удобным для купания берегом. При выходе из парка Вера снова предложила мне обнять ее, и на этот раз я беспрекословно подчинился. Тем более что на ощупь она была весьма приятной.

Вскоре пиво было почти допито, мы стояли неподалеку от цели нашего путешествия, и я помогал Вере справиться с ее порцией.

– Ну же, осталось совсем чуть-чуть, – подбадривал я ее, – каких-то два глотка.

– Сам попробуй! Уже не лезет, – отозвалась она и сунула мне бутылку в руки.

Когда я приподнял ее, чтобы допить содержимое, Вера легонько толкнула меня под локоть, отчего я больно стукнулся зубами о горлышко и облился. Девушка залилась звонким смехом. Мгновением позже она уже сбегала вниз, к реке, и мне пришлось бежать вслед за ней. В голове уже не было той ясности, как в начале, и я как будто даже покачивался.

Вера остановилась у кромки воды и развернулась ко мне. Налетев на нее, я попытался заключить ее в свои объятья. Но она увернулась, и я, неуклюже раскинув руки, повалился на песок. Она снова засмеялась.

– Еще бы чуть-чуть и в воду! – заметила Вера, устраиваясь рядом. – Купаться будем?

– Можно, – ответил я, перевернувшись на спину.

Я вспомнил, что не надел купальные плавки, но, бросив взгляд на Веру, сквозь платьице которой не было видно бюстгальтера, воодушевился. Интересно, как поступит она?

Повернувшись ко мне спиной, Вера попросила:

– Расстегни, пожалуйста.

Немного волнуясь, я выполнил ее просьбу. Она встала, захватив с собой сумочку, отошла в сторону и, все еще находясь ко мне спиной, скинула платье и туфли. Теперь на ней были лишь белые купальные плавочки, узкой полоской скрывавшие последний бастион. Вера молча раскрыла сумочку и извлекла оттуда верхнюю часть купальника. Обернувшись ко мне, она попросила:

– Отвернись, будь добр.

Чуть помедлив, я так и сделал, однако краем глаза успел заметить ее небольшую, загорелую грудь. Округлая, не отвисшая – даже одного мельком брошенного взгляда было достаточно, чтобы оценить ее идеальные формы. Впрочем, это касалось не только ее груди. Вера вообще была очень стройной и подтянутой, и, если бы не ее маленький рост, она могла бы смело называться моделью.

Переодевшись, она разрешила мне обернуться. Чтобы не намочить волосы, она заколола их на затылке. На ее лице царила ехидная улыбка – она знала, чего мне стоило изображать из себя скромника.

Я переодевался не столь увлекательно – под джинсами у меня был не белоснежный и подчеркивающий загар купальник, как у Веры, а самые обыкновенные семейные трусы. С долларами. Интересно, как бы они смотрелись на Толике?

Вера, не обратив внимания на отсутствие плавок, схватила меня за руку и потащила к реке.

– Пойдем, пойдем!

– Ты хоть плавать умеешь? – поинтересовался я, ступив в прохладную воду.

– Давай наперегонки! – вместо ответа выкрикнула она и уверенно поплыла вперед.

Побежав за ней, я нырнул. Зеленоватая пена, местами встречающаяся на водной глади, забилась в нос и в рот. Проплыв под водой несколько метров, я вынырнул и принялся отплевываться от тошнотворной жидкости. Вера была уже далеко впереди. Похоже, она плавала намного лучше меня. Соревноваться с ней стало неинтересно.

Позже мы лежали на берегу реки. Не сказать что чистые, зато довольные и освежившиеся.

– Это хорошо, что ты с собой полотенце взяла, – сказал я, повернув голову в ее сторону. – А то ложиться на грязный песок после этого лягушатника… брр…

– Угу, – задумчиво произнесла Вера, отрешенно улыбнувшись в ответ. Сейчас ее занимало что-то другое, она смотрела в небо.

– Алле, гараж – я помахал рукой перед ее лицом. – Заявку примите.

Она сфокусировала взгляд и, улыбнувшись на этот раз нормальной человеческой улыбкой, повернулась ко мне.

«Ирис на берегу.

А вот другой – до чего похож! —

Отраженье в воде»[1], – сказала она ни с того ни с сего и, приподнявшись, села рядом.

На всякий случай я огляделся, но никаких ирисов поблизости не заметил. Перегрелась, с усмешкой подумал я. Надо ей было все-таки с головой окунуться.

– Слышал? – спросила она и посмотрела на меня.

Я вопросительно уставился на нее.

– Слышал когда-нибудь японскую поэзию? – поправившись, повторила она.

– Японскую – не слышал.

– А я – предостаточно.

– Да ну?

– Ага, вот еще, стишок:

Поник головой, —

Словно весь мир опрокинут…

Она сделала небольшую паузу и закончила мысль:

– Под снегом бамбук.

Это она намекает на то, что я бамбук, раз не читал таких стихов? Тоже мне стихи – три строчки, одна точка – скорее бамбук тот, кто их написал.

– Кишат в морской траве прозрачные мальки… Поймаешь — растают без следа.

Ну, это не про нас. Палочки, разве что, кишечные поймаешь, да и только. Я перевернулся на спину и закрыл глаза. Бодрящий эффект прохладной воды прошел – от Вериных стихов потянуло в сон.

– Сегодня «травой забвенья»

Хочу я приправить мой рис,

Старый год провожая…

Голос Веры становился все тише и тише. Я лежал, стараясь расслабиться и ни о чем не думать, но получалось как-то не очень. В голове крутились мысли о том, как быстро все меняется в этой жизни. Вчера еще был один, а сегодня вот с девушкой. Что будет завтра при такой жизни, никому не известно.

Вера продолжала что-то бормотать. Ее голос уходил куда-то вдаль, а я почти перестал чувствовать свое тело, словно парил в невесомости. Лишь дрожали веки и время от времени пропускали редкие пучки света, но вскоре и они замерли, оставляя меня наедине со случайными мыслями и теперь уже пустыми образами.

Вскоре картинка приобрела некоторую четкость. Я оказался в тех далеких временах, когда с трудом передвигался и еще плохо стоял на ногах. Мама учила меня ходить, поддерживала за ручки, а я что-то лепетал в ответ, не соображая, кто я такой и что меня ожидает в будущем. Хорошее все-таки время – детство.

– Эй! Массаж хочешь?

– Мгм?..

– Массаж сделать?

– Угу, – в полудреме пробормотал я.

Вера влезла на меня и уселась чуть ниже спины. Делая круговые движения руками, она двигалась на мне вперед-назад, будто морской прибой. Сейчас, подумал я, начнется, даже не делая попытки снова заснуть. Рельсы-рельсы, шпалы-шпалы.

И я оказался прав. Буквально через минуту вместо плавного массажа, к которому я уже начал привыкать, Вера жестко пробежалась пальцами по моей спине. Мышцы невольно напряглись.

– Расслабься, – сказала она и, слегка похлопывая одной рукой по плечам, другой быстро провела раскинутой пятерней от шеи к пояснице. По следу ее пальцев пробежал целый полк мурашек, и я окончательно проснулся.

Вера, тем временем, принялась за мою шею. Теперь она почти не давила, а лишь нежно поглаживала, приминала и сжимала мышцы. Плечи дернулись – она перешла на более жесткие движения. Затем, легко перебирая пальчиками, она оказалась в области поясницы и стала аккуратно сдавливать кожу, раскатывая ее по поверхности спины словно тесто. Было немного больно, но в целом весьма приятно. Энергичными пассами ладоней Вера растирала мне спину, и я млел под ее чуткими руками, одновременно испытывая все большее возбуждение. Но долго возбуждаться мне не пришлось. Осторожно поставив сначала одну, а затем и вторую ногу, она стала прохаживаться по моей спине. Но даже эти довольно странные ощущения, подаренные Верой, были удивительно приятными.

Пи-и-ип! Пи-и-ип! Пи-и-ип! – пронзительно запищали часы у меня на руке, напоминая, что через полчаса надо записать старый концерт «Аквариума» для отца. Он у меня давний поклонник русского рока, а мне больше нравится зарубежная эстрада.

– Сколько время? – настороженно спросила Верочка.

– Четыре часа, скоро по телевизору БГ будут показывать, – сказал я, выключая будильник.

– Ой! Мне уже пора!

– Посмотреть, что ли, хочешь? – недоуменно спросил я.

– Да нет. Мне просто идти надо. Дела!

Отойдя в сторону, она повернулась ко мне спиной и быстро переоделась. То есть, повторила все те же действия, что и час назад. Правда, второй раз это выглядело не столь соблазнительно. Наверное, потому что наоборот и поспешно.

– Пока-пока!

– Постой, дай хоть провожу тебя, – кинул я ей вслед, с трудом поднимаясь после глубокого расслабления мышц.

Но Вера лишь ускорила шаг. Взбежав наверх по каменистой гряде, она развернулась и, помахав рукой на прощанье, крикнула:

– Я сама тебя найду!

Как в фильмах. И никакого поцелуя на прощанье.

Глава третья

Взятие Бастилии

Малопонятное поведение Верочки, ее непредсказуемость, непосредственность и, само собой, красота, заставили меня иначе взглянуть на эту девушку. Проще говоря, я заинтересовался ею. Кроме того, у меня из головы не шел массаж, который она мне делала. Ведь, наверняка, это было не просто так – если она на первом свидании свободно касалась моего, почти голого тела, то будущее могло сулить нечто большее.

Скорее всего, обстоятельства, при которых мы впервые познакомились, были исключительны. Вдруг она совсем не такая испорченная, как мне показалось вначале, и с ней стоит познакомиться поближе. Да и чем я рискую? Ответ – ничем. Если она и вправду окажется такой стервой, то надо просто развернуться и уйти, а если она белая и пушистая, то… впрочем, всему свое время.

С этими мыслями я прождал Веру несколько дней, но впустую. Когда раздавался телефонный звонок, я старался первым взять трубку в надежде, что это она, но всякий раз оказывалось, что звонит кто-то другой. Вскоре я разозлился на самого себя и перестал подходить к телефону, хоть во мне и копилось множество невысказанных слов. Поэтому, когда в один прекрасный день мать позвала меня к аппарату, я был более чем готов к разговору и почти не волновался.

– Привет, – произнесла Вера. – Прости, ты, наверное, ждал от меня звонка?

– Да не то чтобы очень…

– Врешь, – весело заявила она, – я же чувствую.

– Все-то ты чувствуешь.

Я постарался вложить как можно больше сарказма в эти слова.

– Действительно. Но, послушай, я не об этом хотела с тобой поговорить. Видишь ли… мне очень неудобно, но… Толик все узнал.

– Что узнал?

– Про нас с тобой.

– Постой, постой, – я пытался сообразить. – Что значит, про нас с тобой? Разве у «нас с тобой» что-то было?

Мне показалось, что события разворачиваются слишком быстро. То полное затишье, то вдруг такие новости. Хотя, чего еще можно ожидать от нашего с ней знакомства? Кто там говорил, что экстремальные ситуации обостряют чувства? Этого умника да на мое бы место…

Вера, тем временем, продолжала:

– Ну, ты знаешь, – я почти представил ее гримасу и пожимание плечами в этот момент, – наша прогулка в парке, пиво, купание…

– Как он?..

– …массаж. О, мне это особенно понравилось, – она говорила поспешно, словно боялась услышать мою реакцию.

Я не знал, что сказать. Какая разница, удобно ей передо мной или нет. Главное, что предпримет Толик? И еще…

– Откуда он узнал? Он нас видел? Кто-то из его друзей нас видел?

Я пытался представить, что я скажу Толику, когда увижу его. Какие оправдания на него подействуют? Мы гуляли просто так? Мы купались просто, потому что нам стало жарко? Кто предложил? Она, конечно, я бы сам ни за что. Массаж? Какой массаж? Ах, этот! Нет, все совсем не так, как ты думаешь. Видишь ли, когда мы купались, я зацепился плечом о корягу, и Вера разминала это место. Что было потом? Потом мы разошлись. Нет, мы не договаривались о новой встрече. Зачем это нам? Ведь у нее есть ты. И далее в таком же духе.

– Я ему проболталась, прости дуру грешную. Прости, а?

– То есть, как ты?.. Я не понял. Почему ты?

– Ну, выпила немного и ляпнула, когда он полез ко мне со своими дурацкими просьбами. Хотела, чтоб отстал.

– Какими просьбами? – я все еще пытался свыкнуться с мыслью, что Вера сама заложила меня Толяну.

– Какими, какими? Теми самыми. Уверен, что хочешь знать?

Я без труда догадался, зачем Толик мог приставать к красивой девушке, и потому отказался от подробностей.

– Ну и что мы будем делать теперь?

– Не знаю. Надо бы встретиться, обсудить.

– Зачем?

Действительно, зачем нам вторая встреча? Мы еще с первой не расхлебались.

– Ну, ты понимаешь, – произнесла она, растягивая слова, – надо договориться о том, что мы будем теперь говорить.

– Кому?

– Кому-кому? Толику. Кому же еще? А говорить придется, иначе совсем худо будет. У него кровь горячая – сначала прибьет, потом станет разбираться.

А то я не знаю.

– У тебя предки дома? – спросила она.

– Только мать. А что?

– Она никуда не собирается? Я могу прямо сейчас приехать.

– Кажется, она в магазин хотела пойти. Сейчас гляну.

Я вышел в прихожую, чтобы спросить у мамы, когда она уходит в магазин, и увидел, что та уже надевает туфли, а в руках держит сложенный вчетверо пакет.

– Ты надолго? – спросил я.

– Не знаю, как получится. Запри за мной дверь.

Я выполнил ее просьбу и вернулся к разговору.

– Приезжай, она ушла.

– Хорошо, скоро буду, – сказала Вера и положила трубку.

От волнения я начал ходить по комнате кругами Встреча с Толиком явно не сулила ничего хорошего. Он и в школе-то драчун известный был, а тут дело чести – его девушка и все такое. Что же делать? Что делать?

А, собственно, что тут такого? Ну, погуляли, ну, искупались. Мы же не…

И все-таки Верочка та еще стерва, да к тому же и безмозглая. Неужели не понимает, что такими разговорами она мне могилу роет. Ну ладно, ей-то, допустим, все с рук сойдет. Но со мной как быть?

А я еще думал о ней хорошо. Как же я ошибался! Да она по пьяни что угодно и кому угодно наболтает. Нет, с ней свяжешься – забот не оберешься. И чем я только думал, когда согласился на встречу? Дурак!

В общем так, она приезжает, и я объясняю ей политику партии. Говорю, мол, извини, но я встречаться не хочу… нет, не так. Короче, не хочу с ней иметь больше никаких дел. Вот. А Толику я позвоню и все объясню.

И все-таки, какой же я дурак!

Я ходил из стороны в сторону по своей комнате, все больше раздражаясь с каждым шагом и каждым поворотом мысли. Хорошо, что мать не видит меня сейчас в таком состоянии. Только бы успеть спровадить Веру, прежде чем она вернется. Не хочу, чтобы она видела нас вместе. Еще подумает чего-нибудь не то.

Вскоре раздался звонок в дверь, и я поспешил в прихожую, молясь про себя, чтобы это была не мама.

Это была далеко не мама. Открыв дверь, я увидел огромного злого Толика и с запозданием вспомнил о глазке. На угрюмом лице моего бывшего одноклассника я прочитал свой смертный приговор.

– Здорова, – сквозь зубы произнес он.

– Толян, я все могу…

Я успел сказать только это, потому что в следующее мгновение его массивный железный кулак врезался мне прямо в лицо.

Вообще, странное ощущение, когда тебя бьют по морде. В один момент я стоял, а в следующий – лежал на земле. Уши наполнились вязким гулом, а окружающий мир беспорядочно замелькал перед глазами. Куда пропал тот краткий промежуток времени, когда я находился в воздухе? Загадка природы, получается.

Наверное, та же загадка природы объясняет, почему, пока я находился на земле, из ниоткуда возникла нога и ударила меня под ребра несколько раз. Далее я получил удар в ухо, и после этого уже плохо что помнил. Кажется, мне досталось еще несколько ударов, а потом Толик иссяк. Сам я в этом не уверен, и дальнейшее представляю только со слов Веры, которая в это время появилась в дверях.

Ее глазам предстала та еще картина – я с залитым кровью лицом валяюсь на полу, а надо мной, сжав свои огромные кулачищи, нависает Толик. Так это было или нет, не знаю, но помню ее дикий крик, вспоровший туман в моей голове.

Позже она рассказывала, что, увидев меня в таком состоянии, взъярилась и набросилась на своего парня, мутузя его руками по голове и плечам. Толик, похоже, не был готов к появлению Веры здесь и поспешно ретировался, сбросив ее с себя по пути.

Очнулся я от неприятного жжения, охватившего все мое лицо. Взгляд медленно сфокусировался, и размытое розовое пятно превратилось в миловидное лицо Веры. В ее глазах я увидел настоящую заботу, испуг за меня, ее щеки раскраснелись, а волосы были растрепаны. Увидеть ее такой оказалось самым приятным за сегодняшний день.

Куда-то исчезла прежняя обида, раздражение. И даже боль в теле на время отступила, предоставляя возможность насладиться видом Вериного лица, находившегося так близко от моего, что я чувствовал ее дыхание. Стиморол клубничный, профессионально определил я.

Мы лежали на кровати в моей комнате. Разве мог я представить, что так быстро окажусь с ней в кровати? И пускай, это не совсем то, что мне бы хотелось, радовал сам факт.

В руке она держала ватку со спиртом.

– Отфуда… – остальное я не смог договорить из-за острой боли в губе.

– Осторожно ты, – шикнула она, – у тебя губа треснула. Ранка только-только начала затягиваться, а ты все испортил. Молчи лучше.

Я кивнул. Ватка в ее руке была бледно-красной – значит, уже не первая.

– Если тебя интересует, где я достала спирт, то у вас в шкафу. Прости, что пошарилась без твоего спроса, но так было надо. У тебя мама врач?

Я молча кивнул, помня о разбитой губе. Мой взгляд переместился с ее лица ниже – к щедрому вырезу летнего сарафана. Вера нагнулась надо мной так, что я смог увидеть ее манящие округлые формы без лифа. Мне даже показалось, что я могу услышать их невероятно приятный запах.

Мои попытки разглядеть их внимательнее прервал раздавшийся сверху насмешливый голос:

– Смотри, косоглазие не заработай.

Я поспешно перевел взгляд на старый магнитофон, стоящий слева на тумбочке. Вскоре Вера снова нарушила тишину.

– Хорошо, – сказала она, – значит, мама врач. А отец у тебя кто?

Я, было, собирался ответить, но в последний момент вспомнил о губе, и, глянув на нее, покачал головой. Через секунду она одобрительно хмыкнула.

– Молодец, быстро учишься.

Я снова посмотрел на нее.

– Ифдеваефа? – спросил я, словно чревовещатель, почти не шевеля губами.

Вместо ответа Вера передвинулась вверх, чтобы обработать ссадину на лбу. И хотя жжение заставило меня ойкнуть, я отдавал себе отчет, что ее грудь, которую я совсем недавно так бесстыдно рассматривал, теперь находится прямо у моего лица. Если не считать платья, разумеется.

Вскоре лицо было обработано, и Вера отодвинулась назад, чтобы посмотреть на результаты своей работы.

– Не Рики Мартин, конечно, но до свадьбы, думаю, заживет, – сказала она.

Мимолетная связь, наладившаяся между нами, пропала. По крайней мере, мне так показалось.

– А теперь давай посмотрим, что у тебя с боком, – заявила она. – Придется снять рубашку.

Она что, всерьез говорит? Я вспомнил, что скоро придет мама – потом объясняйся с ней еще.

– Я ф порядхе, – уверил я ее.

– Неужели?

С улыбкой на губах Вера ткнула меня в правый бок. Звук, вырвавшийся из моей глотки, вероятно, издают только астматики на марафонском финише.

– Ну вот, – как ни в чем не бывало продолжила она, – а ты говоришь.

Далее она стянула с меня рубашку и бросила ее на пол.

– Красавец, ничего не скажешь.

Я посмотрел вниз и увидел огромное лиловое пятно почти на весь правый бок. Мне стало дурно. Она тем временем сменила позу, расправив затекшие ноги и скользнув одной из них по моему здоровому боку.

– В общем так, мне надо проверить, не сломал ли этот обалдуй тебе ребра.

– Фто? – беспомощно спросил я.

– Будет больно, – предупредила она, – очень больно. Но если вытерпишь, и ни разу не вскрикнешь, то получишь конфетку.

– Фафую фанфефху?

Вера выразительно посмотрела на меня, и мне вдруг стало неуютно. Казалось, в ее глазах я увидел самого себя – со своими простенькими мыслями и желаниями. Она знала, чего я хочу, и дала мне понять это.

– Терпи, – сказала она и принялась ощупывать мой бок.

Боль была просто ошеломляющая. Казалось, что у меня в теле сломаны все кости. Каждое прикосновение ее пальцев превращалось в очередной раскаленный нож, вонзающийся в мой бок. Я делал глубокие вдохи и выдохи сквозь стиснутые зубы, пока Вера продолжала свою пытку. Моя рука судорожно вцепилась в первое, что подвернулось – ее ляжку.

Не знаю, сколько это продолжалось. Мне показалось, что целую вечность, но вскоре истязание подошло к концу.

– Нормально, – наконец произнесла она. – Все чисто, переломов нет.

Откуда она все знает? Я сделал очередной выдох, и вместе с ним начала утихать боль в боку. Только сейчас я заметил, что ее нога, покраснела в том месте, где я сжимал ее, а моя рука за это время проделала порядочный путь вверх и теперь находилась рядом с…

Я поспешно убрал руку.

– Ты уверена? – спросил я и тут же сморщился оттого, что снова треснула губа.

– Ну вот, – возмутилась Вера, – опять с губы кровь идет. Я же просила, не разговаривать.

Я приготовился к тому, что она опять приложится ваткой со спиртом к открывшейся ранке, но вместо этого она слизнула набухающую каплю языком. Прежде чем я успел прочувствовать ее касание, Вера быстро, но осторожно уселась на меня и, подняв руки, стащила с себя платье. Из одежды на ней были одни белые трусики.

Она пристально посмотрела на меня и произнесла:

– Ты честно заработал свою конфетку. И сейчас ты ее получишь.

Почему? Почему она это делает? Ведь так быстро «это» не происходит, не должно происходить. В конце концов, первый шаг должен делать парень.

– Пофлуфай, фы не обяфана…

– Хочу тебя.

От этих слов, которые я уже слышал раньше меня бросило в жар, но я честно сделал последнюю попытку.

– Ифвини, но в фафом фофоянии…

– Я все сделаю сама, – успокоила она меня и, приспустив мои трико, переместилась вниз.

Громко хлопнула дверь в прихожей, и на секунду другую потянуло сквозняком.

– Вера, – мой шепот прозвучал глухо, запутавшись в ее волосах.

Вместо ответа она продолжала двигаться на мне, двигать мной, отчего кровать не переставала скрипеть. Из прихожей донеслись шаги.

– Вера, – снова позвал я ее, – кажется, мама пришла. Вставай!

Она подняла свое раскрасневшееся лицо, и я встретил острый взгляд внимательных глаз. Такие глаза ничего не упускают.

Вера еще несколько раз дернулась на мне, на этот раз более активно, отчего я ощутил боль в боку, которая перемешалась с наслаждением, и издал непроизвольный стон. Из прихожей донеслось вопросительное:

– Пашенька?

Вера опустилась к моему лицу и, сделав глубокий вдох, проворно соскочила с меня. От боли, вызванной ее резким движением, у меня потемнело в глазах, но на этот раз я сдержал стон. Звук приближающихся шлепанцев отсчитывал наши последние мгновения.

Я попытался натянуть трико, но куда там – в моем плачевном состоянии это было непосильным трудом. Левая нога застряла в штанине, все остальное было в своем естественном, первозданном виде – голышом, короче говоря.

Именно таким меня и застала мать, когда вошла в комнату. Я стоял позади Веры, которая уже успела натянуть на себя свой сарафан. Белые трусики были зажаты у нее в кулачке за спиной.

– Здравствуйте, – произнесла моя подруга, поправляя сарафан. – Меня зовут Вера.

Глаза у мамы округлялись, наверное, еще секунд пять прежде, чем она, пробормотав нечто неразборчивое, захлопнула дверь.

Я поглядел на Веру. За смущением, написанном на ее лице, я прочитал кое-что еще – торжество, радость победы. И тогда я понял, что Вера не зря временила с одеванием. Она хотела именно такого финала.

И она его получила.

Глава четвертая

Нездоровый образ жизни

– Да, именно так все и было, – я задумчиво рассматривал бумажные подстаканники, на которых было выведено название заведения. «Hat Trick».

В контексте разговора я бы перевел это, как «финт ушами». Именно так мне и приходилось действовать во всем, что касалось отношений с Верой. Мысль заставила меня криво усмехнуться, на что мой молодой собеседник вопросительно приподнял бровь. Я покачал головой, мол «ничего-ничего», и, подозвав официанта, попросил принести еще две кружки пива и фисташек. Вечер обещал быть долгим.

Незнакомца звали Александр, и я подивился причудливым узорам судьбы. На ум пришел другой Александр, которого в последний раз я видел двадцать лет назад. Он даже внешнего был похож на призрака моего прошлого – высокий, уверенный, красивый. Таким в жизни всегда везет.

О себе он говорил как-то неохотно, очевидно, желая поскорее узнать, что же было дальше. Такой интерес к моей истории, был мне только на руку. Не задавая лишних вопросов, я продолжил свое повествование.

Матери надолго запомнилось эффектное появление Верочки. Все-таки не каждый день происходит столько событий сразу – избиение, секс и всеобщий конфуз. Впрочем, конфуз коснулся всех, кроме Веры.

Как выяснилось позже, это были только цветочки. И по-настоящему вкусить «ягодки» я смог лишь несколько дней спустя.

В тот день Вера ушла сразу после прихода мамы, но в моих мыслях она обосновалась прочно и надолго. После ее визита родители косо смотрели на меня, и у них были на то основания.

С каждым днем я все сильнее злился на свою новую подругу, а особенно раздражало меня то, что я не мог назначить ей встречу, так как не знал номера ее телефона. Все что мне оставалось – ждать ее нового появления.

Так протекали серые будни, в течение которых я слонялся по квартире в поисках занятия или же бродил по городу, втайне надеясь на случайную встречу с Верой. С одной стороны я ненавидел ее за произошедшее, с другой – не мог выкинуть из головы и хотел только одного, увидеться вновь. Я ничего не мог с собой поделать.

Однажды утром я проснулся оттого, что меня трясла за плечо мать. Ее лицо было непривычно строгим, почти сердитым. Она всегда так выглядела, когда была чем-то расстроена.

– Вставай, – мрачно сказала она. – Мне надо с тобой поговорить.

Я уже некоторое время ожидал чего-то подобного. С тех пор, как Верочка внезапно объявилась и пропала, оставив меня расхлебывать всю эту кашу, прошло больше недели. Все эти дни мать старательно обходила тему моей новой подруги, хотя я знал, что в голове у нее зреет жирный вопросительный знак. Видимо, настал тот час, когда придется выслушать все, что обо мне думают.

Прислонившись спиной к ковру на стене и согнув ноги в коленях, я приготовился слушать. Мать присела на краешек кровати, какое-то время не решаясь поднять глаза или нарушить молчание. Судя по всему, она была смущена не меньше, чем я.

– Я тут долго думала над тем, что произошло, – начала она. – Сначала хотела тебя отругать, затем просто поговорить, но теперь даже этого не хочу.

– Может тогда и не надо? – неуверенно произнес я.

– Нет, погоди. Ты парень уже взрослый, и решать тебе в любом случае придется все самому. Что делать с этой… Верой, – она замешкалась, произнося ее имя, словно то было каким-то ругательством, – ты разберешься сам. Просто знай, если захочешь моего совета, то я всегда готова тебе помочь.

Значит, речь не о том, чтобы я перестал встречаться с Верочкой. На душе у меня немного полегчало.

– Однако как мать, я все же беспокоюсь о тебе и о твоем здоровье, поэтому ты должен будешь сделать кое-что для меня. И для себя, кстати, тоже.

Выдержав непродолжительную паузу, она твердо произнесла:

– Тебе придется сходить в кожвендиспансер.

– Чего? – я был готов ко всему, но только не к этому.

– Пойми, я не знаю кто она такая, да и ты, скорее всего, тоже. А ведь нынче такие девки пошли! Оторвут и выбросят.

– Что значит «оторвут и выбросят»? И потом, какой еще КВД? Не ходил я туда и не пойду. Столкнешься с кем-нибудь знакомым, а потом по городу слухи поползут. Нет, спасибо, обойдусь как-нибудь без такой радости.

– Не беспокойся, я уже обо всем договорилась с тетей Любой. Она примет тебя пораньше с утра, когда там еще никого нет. Возьмет мазок, и свободен.

– Да не хочу я…

– Меня не волнует, хочешь ты или нет, Павел, я настаиваю.

Мать редко называла меня Павлом, все чаще Павликом или Павлушей, но когда я слышал «Павел», то знал, что это не предвещало ничего хорошего. В таких случаях лучше не спорить.

– Ну ладно, ладно.

Блин, и все-таки как стрёмно туда идти…

На следующее утро я потопал в больницу, которая находилась в пятнадцати минутах ходьбы от моего дома. Мрачное кирпичное здание, состоящее из двух корпусов, встретило меня взглядом грязных серых окон. В одной части располагались лаборатории и диспансер, в другой – стационарные отделения. Страшно было браться даже за ручки дверей, так как из книг я знал о бытовом сифилисе – учеба обязывала. Войдя внутрь, я ощутил болезненную атмосферу заведения: в нос бил неприятный больничный запах, который не спутаешь ни с чем другим, на кушетках возле стен, сидело несколько пациентов – бритоголовые подростки, которым от силы можно было дать лет шестнадцать, и пара девиц – одна сомнительного, другая весьма респектабельного вида. Парни хрипло гоготали, что-то обсуждая, а девушки сидели молча. Господи, куда я попал?

Поинтересовавшись, кто последний, я занял очередь на прием. Садиться на кушетку не хотелось, поэтому я скромно оперся на стену, покрытую бледно-зеленой эмалью. На стенде напротив висели любительские рисунки пораженных женских и мужских половых органов со страшными заголовками: «Гонорея (триппер)», «Сифилис» и «Генитальный герпес». Отведя взгляд, я задумался над тем, что же меня сюда привело. Неужели я и вправду подхватил какую-то гадость от Веры?

Тетя Люба была давней маминой подругой. Они познакомились еще в студенческие годы, и последние два курса в медицинском институте делили комнату по общежитию. С виду у них было много общего, но что касается характера…

Если мать любила говорить помягче и старалась решать проблемы мирным путем, то тетя Люба рубила с плеча и безжалостно резала правду-матку. Видимо, работа в КВД только укрепила в ней эту черту.

– Привет, Дон Жуан, – бросила она мне, когда я вошел в кабинет, и без всяких предисловий скомандовала. – Вынимай!

Я торопливо расстегнул ремень, и, приспустив джинсы, обнажил свое горе, которое у нормальных людей принято считать достоинством.

– Вот уж не думала, что когда-нибудь увижу тебя здесь, – произнесла она, небрежно протерев нужное место салфеткой. – Чего же ты мамку тревожишь, а?! Не знаешь, что ли, какой на дворе век? Про безопасный секс, хоть краем уха, слышал? А еще на будущего врача учится. Позор!

С тетей Любой я предпочитал помалкивать – она не из тех, кто за словом в карман лезет. Даже когда она говорила обо мне, я старался быть глух и нем.

– У-у-у… молчит, как партизан, – усмехнулась мамина подруга.

Промокнув влажным тампоном все то же место, она достала тонкую стальную спицу с желобком на конце и погрузила его внутрь моего бедного органа. Я невольно напрягся, ощутив доселе незнакомое чувство проникновения в меня чего-то холодного, чужого и очень, очень неприятного.

– Я, конечно, понимаю, что вам парням вечно не терпится, но ведь с умом все надо делать, – более мягко заметила она, достав инструмент. – Хотя, чего я тебе все объясняю, вон какой дылда вырос, сам должен соображать.

Она взяла пробирку с жидкостью и опустила в него спицу. Взболтав пробирку, тетя Люба выставила ее на свет и пригляделась.

– Маловато будет, давай-ка мы еще разок, – порадовала она меня.

Я снова напрягся от неприятного ощущения.

– Теперь нормально.

– Теть Люб, – осторожно обратился я к ней, застегивая джинсы, – ведь я же не болен, это меня мать заставила пойти. А так, я здоров, и в подруге уверен на все сто.

– А вот это мы завтра узнаем. За анализами можешь не приходить, я все Марине передам.

На следующий день, мать позвонила с работы и оглушила меня новостью, которую я никак не ожидал услышать.

– Поздравляю, доигрался, оболтус ты эдакий, – ядовито произнесла она.

– Что такое?.. – пробормотал я в ответ.

– Мазок показал острый трихомониаз, сразу три креста. Вот что такое.

Так, трихомониаз, в простонародье – триппер, он же гонорея.

– Считай, что тебе сильно повезло. Эта гадость часто передается одновременно с гонореей, гарденеллезом и хламидиозом. У тебя пока ничего из этого не обнаружили.

– Спасибо за лекцию, мама, но я это и так уже знаю. На врача все-таки учусь, не забыла?

– Чем на мать огрызаться, ты бы лучше с подругой своей разобрался.

Ну, Вера, ну, стерва. Сначала с Толиком подставила, неделю с синяками ходил из-за ее длинного языка, теперь вот опять лечиться надо. Правда, совсем в другом месте. Как она могла так поступить со мной? Чтобы я еще раз с ней…

Меня передернуло. Я вспомнил жуткие картинки в коридоре кожвендиспансера и захотел поскорее бросить трубку, лишь бы не знать, что заболел.

– Я тебе достану антибиотики, проведем курс лечения. Дня за три должно все пройти, но все равно на ближайшие пару недель забудь о спиртном, даже пиве. А со своей Верой лучше распрощайся – заразила один раз, заразит и еще.

С удовольствием, мамуля, но где мне ее найти!? Вот Верочка, натворила дел и пропала – только ее и видели.

– Через неделю сходишь на повторное обследование. И это еще не все – анализы будешь сдавать целый месяц. Каждые пять дней.

Постоянным клиентам скидка? Я тяжело вздохнул.

– В следующий раз будешь думать головой, а не другим местом, – закончила свой монолог мать и повесила трубку.

Вера не появлялась. «Тинидазол» мне помог, и через неделю после посещения диспансера я был здоров как бык. По крайней мере так говорила мать, регулярно консультировавшаяся с тетей Любой по телефону. Однако анализы мне еще предстояло сдавать в ближайшие недели.

Отец на этот счет ехидно заметил: «Быстрое лечение не всегда идет на пользу». Самое страшное, что я понимал – болезнь меня на самом деле не испугала, и чем больше я думал о Вере, тем сильнее хотел снова увидеть ее. Мои чувства, конечно, резко переменились со времени нашей последней встречи. Я ругал себя за любые фантазии и не раз решал, что нужно забыть о ней, а если она вдруг объявится, послать куда подальше. Но хандра усиливалась – мысли о близости с Верой вытеснили все остальное. Наверное, правду говорят: «Частота – залог здоровья!».

Придя на очередную сдачу анализов к тете Любе, я заметил на ее столе стопку анкет, которые заполнялись пациентами добровольно и, видимо, для статистики. Подняв одну из них, я пробежался глазами по списку вопросов. Анонимность была соблюдена полностью – никаких имен, адресов или дат. Интересно, много ли местных завсегдатаев ее заполняет?

Дойдя до пункта «Знаете ли вы своего партнера?», я удивленно хмыкнул. Это был камень в мой огород.

Вера опять возникла из ниоткуда.

Был понедельник, и я возвращался с работы. Со времени нашей последней встречи прошло две недели. Через знакомых отца я устроился ночным сторожем в контору, занимающуюся продажей бытовой техники. Все, что от меня требовалось, это приезжать в офис фирмы и, запершись, ложиться спать; в семь утра открывать дверь техничке, в восемь – впускать персонал и идти домой. Отдежурив ночь, следующие две я мог спокойно отдыхать, потому что другие смены уже были отданы по большому блату зятю технички. Контора располагалась возле набережной, невдалеке от того места, где я провел необычный летний день с Верой. Впрочем, с этой девушкой все было необычным, если не сказать больше. Вот и сейчас я шел домой и думал о ней. Мои мысли укладывались в простое «вернись, я все прощу».

Родителей дома не было. Отец ушел на работу, а мать, видимо, ходила по магазинам. Борясь с сонливостью, я снял обувь и прошел в свою комнату.

Вера сидела на подоконнике и задумчиво глядела в окно. Мое состояние в тот момент легче всего описать двумя словами – я офигел.

– А ты откуда?

Она обернулась в мою сторону и широко улыбнулась:

– Привет.

Встав с окна, Вера не спеша подошла ко мне и прильнула в долгом поцелуе.

– Как ты здесь оказалась? – переспросил я, плюхнувшись в кресло.

Она таинственно пожала плечами и опустилась ко мне на колени. На ней было то же легкое платьице, что и в прошлый раз. Интересно, под ним по-прежнему ничего нет?

Стоп! Кажется, я не о том думаю. Все-таки откуда она здесь взялась? Ключей у нее нет, разве что родители открыли и оставили ее здесь совсем одну. Но зачем им-то это надо? Впрочем, у нее же в глазах написано, что она ждет, когда я спрошу об этом. Черта с два! Я и так слишком предсказуем.

– Как там Толик? – начал я издалека. Мне хотелось выяснить причину Вериного долгого отсутствия, однако спросить об этом напрямую я не решался.

– Не знаю, я уже давно его не видела. Он пару раз звонил, умолял о встрече, но я его послала. Честно-честно, – сказала Вера. У нее при этом был очень убедительный вид.

Так, звонил. Значит, у нее все-таки есть телефон.

– А почему мне нельзя позвонить? Я бы тоже умолял о встрече.

– И мне бы тоже надо было послать тебя? – сказала Вера, обезоруживая меня улыбкой. – Ладно, погоди, – спокойно добавила она и, дотянувшись до своей сумочки, достала потрепанный блокнот. Выдернув листок, она довольно небрежно чиркнула заветные шесть цифр, и на душе у меня стало спокойнее.

Пикнувшие часы на столе заставили меня вздрогнуть. Улыбнувшись, Вера рассеяно провела рукой вдоль моего бедра. Кажется, я понял, что за этим последует, и не ошибся.

Она обняла меня и, поцеловав в шею, прошептала на ухо:

– Ты не представляешь, милый, как я по тебе соскучилась.

Я не видел ее глаз, но так хотелось поверить в эти слова! Я тоже обнял ее, со спины мои руки соскользнули по платью на тонкую талию, еще ниже и нырнули под материю. Ничего не изменилось – под ним по-прежнему было лишь ее горячее, упругое тело.

Я вдруг вспомнил о последствиях.

– Постой, – мне пришлось отстраниться от нее через силу, – я не могу. Ты… ты же меня заразила и теперь все по новой… Нет, Вера, я…

– Чего-чего? – с ее лица исчезла чувственность, еще секунду назад будоражившая меня. – Чем это я тебя заразила?

– Чем-чем, – передразнивая ее, произнес я. – Триппером, вот чем.

– Дурак, что ли? Чтобы я не лечилась, даже если бы вдруг заболела? А это при том, что я не болею, и вообще имею привычку регулярно проверяться, в отличие от вас, парней.

– Да, но мы же без презерватива…

Я уже не чувствовал прежней уверенности. Почему Вера врет? Ведь анализ показал, что я болен.

– Ну и что? А ты о вагинальных свечах слышал когда-нибудь? Они, кроме всего прочего, еще и от венерических заболеваний защищают. Да и потом, я пару дней назад проверялась. Все чисто! С чего ты взял?

Я ей вкратце описал, что произошло в ее отсутствие. После чего она задумалась.

– А как ты себя чувствуешь? – наконец, спросила она.

– Нормально.

– Жжение в паху было, рези при мочеиспускании, общие расстройства?

– Вроде, нет.

Она снова затихла.

– У тебя эти таблетки еще остались?

Кивнув, я достал из ящика письменного стола пластиковый бутылёк, на дне которого лежала пара желтых таблеток, и протянул ей. Вера извлекла одну из них и, повертев в пальцах, взяла в рот и, разжевав, проглотила.

– Поздравляю, Шерлок, тебя обвели вокруг пальца!

– Не понял.

– Никакой это не Тинидазол, а самый обычный Мультитабс, витаминный комплекс. Я сама его пью, так что знаю, о чем говорю.

– Мультитабс?

– Кроме того, курс лечения, как правило, занимает неделю или того больше, но уж никак не три дня. И повторно анализы сдают не через пять дней, а через месяц.

– Но ведь мама и врач сказали…

– Эх, – вздохнула Вера и придвинулась ко мне, – ты совсем не знаешь женщин. Эта Люба – подруга твоей матери, и они между собой обо всем договорились. Ты сам результаты анализов видел?

– Нет, но…

– О чем тогда разговор?

– Зачем это было ей нужно? – удивился я.

– Затем, чтобы ты перестал со мной встречаться, – просто ответила она. – И эти повторные анализы ты должен сдавать только затем, чтобы в памяти остались неприятные воспоминания обо мне. Про собаку Павлова слышал? Это из той же серии.

В голове никак не укладывалось вероломное поведение матери. Я не мог поверить, что она способна пойти на такой обман. Видя мою растерянность, Вера сжалилась и, взяв меня за руку, объяснила:

– Послушай, я мало кому из женщин нравлюсь, особенно матерям. Им нужны глупенькие, покорные девочки, которые будут слушаться свекровь и рожать детишек, готовить их сыночку еду и убирать за ним всю оставшуюся жизнь. А я не такая, я сама по себе. Люблю свободу, люблю секс, люблю приключения. Мне не нужна вся эта мишура, которая якобы является признаком счастливой и устроенной жизни, мне нужна сама жизнь.

Неужели мать действительно так поступила? Я не мог в это поверить, но объяснения Веры звучали очень убедительно. Я не ощущал никаких симптомов, не видел результаты анализов, чувствовал себя хорошо, и они действительно были подругами и могли договориться об этом. Дурак, и почему я только сам не полистал справочники, нашел бы в них все, что нужно. Я не хотел верить, но, чем больше думал, тем все больше убеждался, что мать меня обманула.

– Но меня не интересует, что думает обо мне твоя мать, – продолжала моя подруга. – Меня волнует, что думаешь ты.

Во мне перемешалось множество чувств – злость на мать, желание обладать Верой и растерянность. При всем этом нужно было что-то решать.

– Да, я…

Но Вера уже впилась в мои губы, и я умолк. Ее язык исследовал меня изнутри, и мне хотелось ответить ей тем же – только не языком, а кое-чем существеннее. Уши наполнились гулом бурлящей крови, в которую мощными толчками выбрасывался адреналин. На кончиках пальцев чувствовалось едва уловимое покалывание. Возбуждение нарастало с каждой секундой.

Я хочу Веру и ничего не могу с этим поделать – ведь себе не прикажешь.

И лишь одно мешает сосредоточиться.

«Вставай. Мне надо с тобой поговорить!»

– Расстегни рубашку, – жгучий шепот Веры вливается в мою голову. – Мне надо ее снять! Скорее!

Я слушаюсь ее.

Рубашка уже на полу, и теперь ее ладошки и пальцы гладят мои плечи, мою грудь. Господи, неужели я и вправду сделаю это после всего…

«Ты парень уже взрослый, пора тебе решать все самому».

Так я и решаю! Точнее, уже решил – я знаю, чего хочу. И все же страшно. А вдруг?..

– Помоги, – Вера поворачивается ко мне спиной.

Мои дрожащие от возбуждения пальцы скользят вниз по ее платью, расстегивая его и оставляя за собой дорожку загорелой спины. Ее спины.

«А ведь нынче такие девки пошли! Оторвут и выбросят».

Ее платьице скользит вниз, к ногам. Она снова прижимается ко мне своим разгоряченным телом. Ее ласковые руки, упругая грудь, плоский живот – все это я ощущаю свой кожей. Желания и мечты сливаются воедино. В голове полная неразбериха.

«Прости, Павел, но я настаиваю».

Прости, мама, но Я выбираю.

Мы опускаемся на кровать.

«Мне нужна сама жизнь».

Нет больше сил думать. Все-таки один раз живем.

Пришел в себя я не сразу, и какое-то время просто лежал, уставившись в окно. Легкость пропала вместе с желанием, и на горизонте опять замаячили сомнения. Снаружи собирался дождь – солнце спряталось за тучами, из форточки тянуло холодом.

Вера лежала рядом. Казалось, она совсем не заметила смены погоды, и ей по-прежнему было жарко. Одной рукой она прикрыла лицо, а другой – нежно поглаживала меня по животу и груди. В голове вертелся набивший оскомину вопрос: а вдруг я и вправду что-то подхвачу от нее или еще хуже? Хотя… Вера, конечно, складно говорила, однако после недавних событий мне ей не слишком верилось. Я до сих пор не решил для себя: стоит ли так рисковать из-за минутного наслаждения?

Встав, я подошел к окну и закрыл форточку. Заканчивался июль, заканчивалось лето – скоро начнется учеба. Я посмотрел на обнаженную Веру, лениво потягивающуюся на моей кровати. Что за беззаботное существо!

– Пойду, ополоснусь, – сказал я и поплелся в ванную.

Закрывая дверь, краем глаза я заметил, как Верочка встала с кровати и направилась в сторону кухни. Из одежды на ней по-прежнему ничего не было.

Наслаждаться теплыми потоками душа как-то не получалось: первым делом я на всякий случай промыл подверженные заражению места, мало ли… Затем изводил себя мыслями о том, почему не смог в деталях обсудить вопрос предохранения. Да, конечно, Вера говорила о свечках каких-то, но это всего лишь ее слова, не более.

Твердо решив разобраться с этим, как только выйду из ванной, я выключил воду и услышал продолжительный звонок в дверь. Это еще кто? Отец так рано никогда не возвращается, а мать еще собиралась заскочить к бабушке. Неужели тетя Сима? Любит она приходить в самые неподходящие моменты. Наспех одевшись, я выскочил в прихожую. Вера уже стояла там с заинтересованным видом, но в отличие от меня, одеться она не удосужилась. Я махнул, чтобы она спряталась у меня в комнате, и глянул в дверной глазок.

– Кто там?

– Откройте. Милиция.

Вера скрылась, а я, недоумевая, отворил дверь.

– Да? – спросил я.

На пороге стоял наш участковый, высокий и усатый – такие, наверное, только в книжках бывают. Подмышкой у него была зажата черная кожаная папка. Как же его зовут?

– Это что у тебя такое творится, Павел?

Блин, он еще и по имени меня помнит. Совсем нехорошо.

– О чем вы?

– Я про нудистский пляж на твоем балконе. Кто это такая?

– Вера? – ее имя вырвалось прежде, чем я смог прикусить язык.

– Какая Вера? – подозрительно спросил участковый.

– Это… это… сестра…

– Какая еще сестра? У тебя же нет сестры.

– А это… двоюродная. Из Москвы. Вы же знаете, какие они все там раскрепощенные.

– Сестра, говоришь, двоюродная, – усатый представитель закона достал папку и раскрыл ее перед собой.

– Что это?

– Ничего страшного, протокольчик составим, подумаешь на досуге о своих родственниках. А то вон, пока поднимался, успел выслушать жалобу соседки. У нее маленький сын во дворе гуляет, а тут на балконе голые женщины расхаживают, – он занес ручку над чистым бланком.

Черт, только этого мне еще не хватало! Еле уговорив милиционера обойтись без формальностей, я сбегал в гостиную, где в секретере отец всегда держал про запас немного денег. Мы быстро сошлись на размере штрафа, и в семейном бюджете образовалась небольшая брешь.

Закрыв дверь, я прислонился к обивке и медленно выдохнул. На этот раз все обошлось. Но сколько еще неприятностей мне подкинет Вера?

Глава пятая

Первая свобода, первый плен

Покрывать непредвиденные семейные расходы мне пришлось из своей первой зарплаты. Не могу сказать, что такая плата за дружбу с Верой меня сильно радовала, но довольно скоро у меня появились новые заботы.

Со временем я окончательно поверил Вере в том, что мать специально разыграла историю с моей болезнью. Во-первых, она не очень-то волновалась, когда «узнала», что я заражен. Во-вторых, она так и не смогла показать мне справку с результатом анализа, сославшись на то, что тетя Люба ее куда-то подевала. Я перестал сдавать анализы последней, высказав ей все, что думал по поводу их с матерью коварства. Она лишь пожала плечами, и больше мы не возвращались к этой теме. По просьбе Веры я на всякий случай сходил в анонимный лечебный центр и проверился там – как и предполагалось, я был чист. Видимо, моя подруга лучше разбиралась в матерях, нежели я сам.

Теперь она снова пропала и объявилась лишь через неделю, в течение которой я пытался ей звонить, но бесполезно – по записанному Верой номеру никто не отвечал.

– Я звонил, но тебя никогда нет дома, – сказал я при встрече.

Она неопределенно пожала плечами:

– Бывает. У нас полдома на блокираторах, и телефон не всегда работает.

В последствии я так и не смог дозвониться до Веры, поэтому при следующей встрече попытался узнать ее адрес, но она обошла эту тему самым приятным образом. В другой раз, хорошенько подготовившись, я был более настойчив – Вера сначала отмалчивалась, но вскоре не выдержала и в довольно грубой форме указала мне, чтобы я не лез в ее личную жизнь. Я в ответ обиделся. И конечно, тот вечер у нас прошел впустую – ничего не было. Похоже, серьезному разговору так и не суждено было состояться.

Вера не баловала меня визитами, и между нашими встречами, как правило, проходило не меньше четырех дней. Наверное, мне следовало как-то изменить это, но я боялся разрушить хоть какое-то понимание, сохранявшееся до тех пор, пока не затрагивалась Верина независимость.

Когда она приходила, мы в основном сидели у меня дома – благо, оставшись наедине, нам было чем заняться. Иногда ездили купаться на загородное озеро, так как на набережную меня больше не тянуло, или же шатались по главным улицам города. А однажды Вера даже затащила меня в театр. К моему удивлению спектакль мне понравился, и два часа пролетели незаметно.

Родители, конечно же, не жаловали Веру, но обычно она ухитрялась приходить в то время, когда их не было дома. Самое странное, что в разговорах они избегали тему моей дружбы с ней. Неужели они так быстро сдались?

Не знаю, что подтолкнуло моих родителей, но в конце августа они устроили мой давно запланированный переезд на отдельную квартиру. Так получилось, что бабушка уже второй год жила одна, поэтому приходилось едва ли не каждый день ходить к ней, а иногда и ночевать, когда у той шалило сердце. Родители решили убить сразу двух зайцев: воспитать во мне самостоятельность и наладить постоянный уход за старушкой, перевезя ее к себе. Поэтому бабушка переехала в мою комнату у родителей, а я – в ее освободившуюся квартиру. Все это произошло довольно неожиданно – раньше мы часто говорили о переезде как о чем-то отдаленном, туманном. То есть, он, конечно, был в планах, но весьма дальних, а тут вдруг без всякого предупреждения взял и состоялся. Уж не мои ли отношения с Верочкой подтолкнули их?

Моя новая квартира находилась на последнем этаже блеклой пятиэтажки в одном из спальных районов города. Это было очень неудобно, если учесть, что все мое детство прошло в центре. Теперь я жил в сорока минутах езды от института и квартиры родителей, у меня не было телефона, раздельного санузла, вода из душа еле капала, а старенький телевизор ловил только половину каналов, и, чтобы переключаться между ними, приходилось всякий раз вставать с кровати. Я самостоятельно готовил еду, причем не в микроволновой печи, а на допотопной газовой плитке, убирался в квартире и стирал всю свою одежду. Но, несмотря на эти неудобства, я был несказанно рад. Наконец-то один, наконец-то свободен!

– Мда, я это себе иначе представляла, – Вера сбросила рюкзачок и сняла ботинки из темной лакированной кожи, – мрачновато здесь у тебя.

Она расстегнулачернуч черную кофточку и закинула ее на холодильник «Бирюса», который вольготно расположился в прихожей. Из-за хмурой погоды в квартире на самом деле стоял какой-то подвальный полумрак, и я включил свет. Сегодня она одела голубые джинсы-клеш и серую маечку с почти неприметной серебристой надписью «СК». Волосы она завязала в пучок на затылке, а на лицо, похоже, нанесла совсем мало косметики, что сгладило чуть хищное выражение, к которому я уже начал привыкать. Взгляд стал более открытым и нежным, а мимика выразительней. В общем, девочка-припевочка. Мне нравились эти изменения.

Над дверью, куда с интересом поглядывала Вера, висели ощерившиеся головы убитых зверей – память, оставшаяся в наследство от моего деда, царство ему небесное. Старик был заядлым охотником и любил подобные штуки. Меня же не прельщала мысль об убийстве животных ради забавы, но снимать трофеи я не торопился. Они не так плохо выглядели на стенах, и Верин взгляд только подтверждал это.

– Да ну тебя, «мрачновато», живу ведь.

Вера хмыкнула и, нахмурив брови, прошла на кухню. Она провела рукой по засаленным зеленым обоям, заглянула в старые навесные шкафчики, неказистые на вид и полные пыли. Буркнула что-то про духоту и деловито открыла форточку. Нельзя сказать, что кругом царил полный разгром, но и на порядок обстановка не тянула.

– Да уж, – задумчиво обронила она. – Летней порою... луну пятнадцатой ночи здесь не увидишь.

– Зато все остальные луны здесь видно, – съязвил я.

Вера, несмотря на ее небольшой рост, ухитрилась посмотреть на меня сверху вниз:

– Для особо одаренных объясняю, здесь грязно.

Я попытался вернуть утраченные позиции:

– Ты так строго не суди. Я ведь недавно переехал.

– Но не вчера же.

Я пожал плечами. Да, наверное, мог и серьезнее к ее приходу подготовиться, знай бы, что она такая чистюля. Но откуда мне это знать, подумалось мне, если она ничего о себе не рассказывает и обо всем приходится только догадываться?

– А как обстоят дела с залом? – спросила Вера и двинулась в большую и, собственно, единственную комнату. Я поплелся за ней в ожидании очередных замечаний.

Однако Вера восторженно расхохоталась, когда увидела экстравагантную бабушкину мебель. Возле стенки посередине комнаты, стояла широкая двуспальная кровать, покрытая алым, как гроб, покрывалом. Напротив нее, у другой стены, находилось огромное круглое зеркало, расположенное к двери так, что каждый входящий видел отражение окна, кровать и маятниковые часы-башню, мерно тикающие в углу комнаты. У стены напротив окна, чуть ли не на проходе, ютился массивный шифоньер, о который вечно все запинались, но за тридцать лет никто так и не удосужился передвинуть. Справа от зеркала стоял матово-черный комод с кривыми ножками, слева – сундук, на котором гордо восседал телевизор четвертого поколения «Горизонт».

– А мне здесь нравится! – довольно воскликнула Вера. – Сегодня я остаюсь у тебя.

С этими словами она разбежалась и со всего размаху прыгнула на старую кровать, отчего та жалобно скрипнула.

Проснулся я в одиночестве. Антикварные бабушкины часы показывали половину первого. Откинув махровое покрывало, я встал на ноги и потянулся. Солнце тускло светило в окно, на улице было пасмурно, но в комнате, тем не менее, стояла невыносимая духота, и запашок старины привычно бродил по ней. В такие дни самое то сидеть дома, валяться в кровати, смотреть телик. В предвкушении такого сладкого ничегонеделания, я зевнул и наткнулся взглядом на записку, приклеенную к телевизору. Ох уж эта Вера!

«В общем так, суслик. Сегодня намечается грандиозный поход в лес…»

Какой еще поход? Это значит переться куда-то, рюкзак на себе тащить – ни за что!

«…будет много пива, водки, красивых мальчиков и вкусных девочек, поэтому собирайся, и чтобы к половине первого ночи как штык был на ж/д вокзале. Упакуй рюкзак, который я оставила тебе в прихожей, обязательно возьми теплое широкое одеяло, свитер, купальные плавки, полкило картошки, несколько консервов, две тарелки, два стакана и две ложки. Пока что целую! Все остальное – на месте!!

Вера»

Я скривился, но понял – придется идти. Хотя сегодняшний день был в моем распоряжении, и до места, судя по всему, мы доберемся только завтра, мне совсем не нравилась идея бродить по каким-нибудь лесам с незнакомой компанией, сидеть у костра, купаться, хотя на дворе почти осень, и ночевать в палатке. Но перечить Вере в тот момент, когда у нас только-только начали завязываться нормальные отношения, тоже не хотелось. Разыскав злосчастный рюкзак в прихожей, я стал упаковывать вещи.

День пролетел незаметно, но нельзя сказать, что беззаботно. Я не переставал думать о предстоящем походе, а точнее о Вериной записке. Главной проблемой было то, что Вера не указала точное место встречи. В нашем городе есть два железнодорожных вокзала, и на какой из них нужно идти, мне было совершенно непонятно. Исходя из той мысли, что большинство поездов заходит на оба вокзала, я ткнул пальцем в небо и, дождавшись назначенного часа, отправился на тот, что был ближе к моему новому дому. Когда я туда пришел, на улице стояла непроглядная темень. У здания вокзала кроме меня было еще двое парней. Может, они тоже с нами едут? Я закурил.

Вскоре наступило время X. К тем двум, что уже стояли неподалеку, подошли еще двое. Они топтались поодаль и о чем-то негромко разговаривали. Подозрительные типы. Рюкзаков у них нет, поэтому навряд ли нам по пути. Я внимательно посмотрел в их сторону и решил, что в случае чего дам деру. Бегаю я довольно неплохо, и даже тяжелая ноша за спиной мне не помешает.

Закурив очередную сигарету, я выпустил густое облако дыма.

Час ночи. Я на перроне один. Моргает, покачивающийся на ветру фонарь, какой-то ненормальный в здании вокзала заунывно играет на флейте. Ночной город уже не пугает, как прежде, и на меня навалилась усталость. Похоже, я все-таки ошибся вокзалом. Поторчав еще немного, я плюнул и отправился домой спать.

В ту ночь было еще хуже, чем когда я страдал от мнимого трихомониаза. В голову лезла всякая гадость, я лежал с открытыми глазами, и думал о том, как бы поскорее увидеть Верочку и выяснить, почему мы разминулись. Перед сном я перечитал письмо еще раз, но так и не понял, была ли такая развязка частью Вериного плана или же она просто забыла указать вокзал. В письме меня больше всего добивали «красивые мальчики», поэтому, когда я засыпал, мне привиделось, как Вера проводила время в компании этих ублюдков. Нет, я никому-никому ее не отдам.

Громкий стук в дверь разбудил меня. Вздрогнув, я сбросил с себя одеяло. Со сна стрелки на настенных часах расплывались, я встряхнул головой и сел, свесив ноги с кровати. Двадцать минут первого, я проспал почти двенадцать часов. Протерев глаза, перед которыми до сих пор все плыло, я надел трико и подошел к двери.

– Кто там? – громко спросил я, мой голос тянулся, как жевательная резинка.

– Открывай, свои.

«Свои» говорили Вериным голосом, и я, не задумываясь, отворил дверь. Вопреки моим ожиданиям Вера была не одна.

– Знакомься, – сказала она, проходя в квартиру. – Это Лена.

Она указала на высокую стройную девушку, с фигурой, которую можно увидеть, наверное, только во сне.

– Константин, – сказал, стоящий с ней рядом кучерявый парень, протягивая руку. – Но можно просто «Костя».

– Да ладно тебе зазнаваться, – со смешком сказала Вера и обратилась ко мне. – Зови его Костиком. А можно просто «Константин-Баралгин».

Баралгин протянул мне руку.

– Паша, – ответил я, пожимая ее.

Троица вошла в квартиру. Две очаровательных девушки и паренек вполне среднего вида. Если они и вернулись с похода, то уже успели переодеться. Костром от них точно не пахло.

– Проходите-проходите, – пригласил я, изображая радушного хозяина, хотя на самом деле желал видеть только Веру.

Лена проскользнула мимо, обдав меня легким ароматом духов, и я только сейчас заметил, что она чуть выше меня, с более утонченными, чем у Веры, чертами лица, и почти лисьими глазками. Возможно, это взыграло мужское самолюбие, но мне показалось, что она тоже обратила на меня внимание.

Пока гости располагались в главной комнате, я удалился на кухню подогреть чай и посмотреть, что у меня осталось из еды. В моем холодильнике, как обычно, мышь повесилась, и потчевать гостей было нечем. Придется идти в магазин за продуктами.

Войдя в зал, чтобы сказать об этом, я застыл на пороге. Перед глазами опять все плыло, но я сумел разглядеть даже более чем достаточно. Вера сидела на коленях у Костика, и расстегивала на нем рубашку, не отрываясь при этом от его губ. Его руки находились у нее под юбкой.

– Что за… – растерянно выдохнул я и дернулся в сторону парочки.

Однако навстречу мне выскользнула Лена и преградила путь. Легкая белая рубашка была застегнута только на одну пуговицу так, что я видел ее плоский загорелый живот, и, совсем немного, грудь. Я попытался оттолкнуть этот «гений чистой красоты» в сторону, но Лена проворно обняла меня руками и прижалась ко мне всем телом. Одна ее нога обвила мое бедро, и я оказался плену.

– Хочу тебя, – шепнула она мне точь-в-точь, как Вера в первый вечер нашего знакомства. Только ее голос не обладал решительностью моей подруги, которой нельзя не подчиниться, а, скорее, был волнующим и загадочным. Он таил в себе обещание новых, непознанных радостей, проникал в меня, заглушая разум и пробуждая желание.

Моя рука, прижатая ногой Лены, как оказалось, была в волнующем соседстве с ее…

А из зала уже доносились первые стоны. Черт побери, да что же такое творится в моей квартире? Как я докатился до этого?

Схватив зубками мою нижнюю губу, Лена осторожно потянула ее на себя и принялась ласкать языком. В моем трико кое-что назревало, а пальцы гладили нежную кожу, которая постепенно начала увлажняться.

Значит так, Верочка? Ты этого хочешь? Отлично, именно это ты и получишь.

И я подхватил Лену на руки.

Проснулся я от глухого стука в стену, и, вздрогнув, сбросил с себя махровое покрывало. Стук откуда-то с верхних этажей все усиливался, как будто приговаривая: «Познакомься, мы твои новые соседи». Со сна стрелки на бабушкиных часах расплывались, я встряхнул головой и угрюмо присел на краешек кровати. Приснится же такое. А главное, оборвется в самый неподходящий момент!

Пятнадцать минут первого. Надев трико, я встал и, потянувшись до хруста костей, шагнул в сторону телевизора. «Горизонт» плохо показывал MTV, с седой рябью, старческими хрипами и покашливаниями. На этот раз он пытался напеть мне Бон Джови «It’s my life». Не знаю как там у Бон Джови, а моя жизнь не очень-то устраивала меня в последнее время. Ощущение неудовлетворенности нарастало с каждым днем, и песня только напоминала об этом своим дурацким припевом. Наслушавшись достаточно, я щелкнул по выключателю телевизора и остался в тишине, если не считать «дятла» за стеной.

Я распахнул шторы и, пройдя на кухню, достал сигарету из пачки «Winston», лежащей на столе. Так, если Вера сегодня не объявится, то я лопну от терзающих меня сомнений.

К родителям я не поехал, так как боялся, что вернется Вера и никого не застанет. Чтобы хоть чем-то себя занять, я начал делать то, что никогда не любил: помыл полы, вытер пыль с мебели, отполировал зеркало и даже как смог приготовил еду. Суп получился темно-серого цвета с подозрительным коричневатым наваром, но на вкус был вполне сносным.

Часа в четыре я достал медицинскую энциклопедию, и решил повторить анатомию перед началом учебного года. Когда до меня дошло, какой ерундой я занимаюсь, я бросил книжку и вышел на балкон покурить.

Из дома напротив раздавались звуки игры на гитаре, противным голосом громко пел магнитофон:

…Ах, куда подевался Кондратий…

Слушают же люди всякую гадость! Усевшись на табурет, я глубоко затянулся. Мне скоро на работу, а Веры все нет и нет.

На улице стояла невыносимая духота. Вот вам – Сибирь, загадка природы. Бывало, в это время все в куртках ходили, а сейчас вон девки на крыше соседнего дома загорают, трусики с балконов свешиваются.

Стоп! С каких еще балконов? Я живу на последнем этаже! Встряхнув головой, я встал на ноги. Действительно, откуда-то сверху плавно опускались нежно-розовые стринги.

… так огорчаться совсем не кстати…

Дойдя до перил моего балкона, они замерли и стали насмешливо подпрыгивать в такт музыке. Кто-то дергал за нитку.

Потянувшись, я дернул их на себя. Они на миг замерли, а потом резко взметнулись вверх. Высунув голову, я попытался разглядеть, куда они пропали, но ничего не увидел. Бросив недокуренную сигарету, я побежал в прихожую открывать дверь. На пороге, как я и думал, стояла запыхавшаяся Вера. Люк, к которому вела лестница на площадке, был распахнут настежь.

– Ты! – только и смог сказать я, обняв свою подругу.

Одной рукой я проверил свое предположение и убедился, что под юбкой белья нет.

– Да, я, – улыбнулась она.

С нетерпением я втянул Веру в квартиру. Хотя бы с одной стороной своей неудовлетворенности я покончу прямо сейчас. С остальными придется разбираться позже.

Изнеможенные мы развалились на необъятной бабушкиной кровати, которая, наверное, переживала свое второе рождение с тех пор, как я стал ее новым хозяином. Вера прикрыла глаза – скорее всего, не выспалась. Я молча наблюдал за ее мерно вздымающейся грудью, полуоткрытым ртом и перебирал длинные светлые волосы, разметавшиеся по подушке. Хотелось расспросить о походе, но вместе этого я произнес:

– Мне сегодня сон странный снился.

– Неужели? – в полудреме ответила Вера, ничуть не шелохнувшись.

– Как будто ты привела какую-то парочку, и мы вчетвером занялись любовью.

Вера открыла глаза и, повернувшись ко мне, спросила:

– Серьезно? И как это было?

Понимая, что поймал ее на крючок, я подробно описал Костю и Лену, оттягивая до последнего развязку.

– …ты сидишь у него на коленях. Причем не просто так, а еще лезешь к нему, чуть ли не извиваешься вся. Когда я увидел вас, то жутко разозлился. Хотел с ним разобраться, но Лена мне помешала. Ну, я на нее и отвлекся. Вначале ничего такого, а вот потом…

– А ты бы разобрался с ним? – вырвалось у Веры, но она тут же махнула рукой, дав понять, что ее это не интересует. Вместо этого она спросила: – Тебе понравилось?

– Вообще-то, она была симпатичная, – я улыбнулся ей и добавил, – но ты лучше.

– Да я не о том, дурачок, тебе понравилось вообще все это?

– Ну… трудно сказать.

Она недоверчиво хмыкнула и спросила:

– А с этим парнем у тебя что-нибудь было?

– Нет, не бы… Ты что, с ума сошла?

– Так, на всякий случай уточняю.

После этих слов Вера сладко вздохнула и положила голову мне на грудь.

– Слушай, а ты на работу не опоздаешь?

Ой, и правда!

Глава шестая

Бонифаций выходит в свет

Говорят, что время летит быстро, когда с тобой происходит что-то новое, интересное. Я с этим не согласен. Следующие два месяца, заполненные однообразием, промчались для меня почти незаметно, можно сказать, в одно мгновенье. Наверное, все дело в рутине. Когда твоя жизнь превращается в нее, дни сливаются в единый безликий поток, из которого трудно выделить что-то определенное, и ты плывешь по нему, уже не обращая внимания на все что вокруг.

Я обжился в своей квартире, привык к каждому ее уголку и уже начал подумывать о ремонте. С началом учебного года у меня осталось совсем мало свободного времени, так как расклад дня по большей части принадлежал не мне, а обстоятельствам – с утра до середины дня шла учеба, а каждую третью ночь я проводил в конторе, работая сторожем. Ко всему прочему, львиную долю свободного времени отнимало выполнение домашних заданий. Непрестанно шла зубрежка анатомии и фармакологии, по биохимии я старался запомнить бесчисленное множество формул, а для гистологии пришлось раскопать в себе таланты художника, чтобы нарисовать различные формы живой материи: органоиды, клеточные элементы, кожу, органы чувств. Со временем такой распорядок перестал меня устраивать – хотелось ночевать у себя, иметь свободное время на руках, чтобы проводить его так, как мне хочется. Кроме того, я постоянно не высыпался. Ложиться рано удавалось не всегда, вставать же приходилось неизменно в семь утра, а иногда и раньше. Ночные дежурства в конторе меня особенно изматывали, поэтому восполнять хроническое недосыпание приходилось днем. Зачастую на лекциях.

Родители своим невмешательством в мою личную жизнь дали понять, что теперь я отвечаю сам за себя. Не «отрезанный ломоть», конечно, но больше и не «сыночек». Они редко появлялись у меня, предпочитая общаться либо на их территории, либо по телефону, установленному вне очереди на их деньги. Честно говоря, я даже не знал, как относиться к поведению родителей. Переехав жить отдельно, я боялся, что они начнут на расстоянии командовать мной, как это было пока я жил у них. Однако вместе с этим исчезла та незримая страховочная сетка, которая была постоянно натянута подо мной до сих пор. Да, я научился сносно готовить, стирать и даже, чудо из чудес, штопать, но порой мне не хватало ощущения, что о тебе кто-то заботится, печется. Как моя мама, например.

И все же я не собирался возвращаться к прежнему. Наверное, такова настоящая жизнь – ты вырываешься на свободу только для того, чтобы отчетливее понять ее призрачность.

Если и было что-то, что выбивало меня из этой рутины, так это Верочка. За прошедшие пару месяцев наши отношения с ней претерпели некоторые изменения.

Во-первых, они, так сказать, устаканились. Теперь мы встречались с ней довольно часто, хотя «встречались», наверное, не совсем подходящее слово. Совсем не так я представлял себе постоянные отношения с девушкой. Начать хотя бы с того, что я до сих пор не мог назвать ее «своей девушкой»; не знаю, как она меня называла про себя, но уж не «своим парнем», это точно. Кроме того, мы не ходили вместе к моим знакомым, а ее знакомых я и подавно не знал.

Во-вторых, я до сих пор не выяснил, где она живет – по какой-то причине Вера не хотела об этом говорить. Зато изредка, под моим большим давлением она оставляла номер телефона, по которому ее можно найти. Все было бы хорошо, если бы эти номера не менялись с завидной постоянностью. Мои звонки по ним редко приносили успех – либо на том конце никто не брал трубку, либо отвечали взрослые мужские голоса, после которых в голову лезли всякие дурные мысли.

В-третьих, Вера ухитрилась без моего ведома сделать ключи к моей квартире и теперь могла приходить и уходить по собственному желанию. Я не раз убеждался в этом, когда возвращался утром домой после сторожевой ночи, то есть моего дежурства, и находил ее спящей у меня в кровати. В таких случаях я тихо переодевался, завтракал и, поцеловав ее на прощанье, шел в институт, если это был не выходной. Я даже не спрашивал, как она умудрилась сделать дубликат ключей, если одна связка была постоянно при мне, а вторая находилась у родителей. В конце концов, к тому времени Вера проявила свой настоящий характер, и это было далеко не самым из ряда вон выходящим ее поступком. То есть, я надеялся, что она его уже проявила. Я ошибался.

– Мгм… слушаю, – сонно пробурчал я в трубку.

Выспаться мне сегодня не удалось, так как ночью в контору, где я дежурил, заявился шеф вместе с главбухом, и они пьянствовали до пяти утра – то ли их повыпирали из всех питейных заведений, то ли еще что, но поспать мне при них не удалось. Я накрывался одеялом с головой, включал радио, даже пытался считать овец. Ближе к утру начальство вызвало девочек, после чего, понятное дело, все попытки заснуть накрылись медным тазом. Закрывшись в отдельной комнате, я до самых занятий листал конспект по принципу «гляжу в книгу, а вижу экзотический фрукт». Затем отправился в институт, где семь часов скучных лекций про человеческие внутренности, расставили все точки над «i» – вернувшись домой, я тут же завалился спать.

Сейчас в комнате было темно – значит, наступил вечер.

– Ты дома? – радостно воскликнула Вера. – Отлично, никуда не уходи, я скоро буду.

– Постой, что ты?..

Но в трубке уже раздавались гудки. Я положил ее на место и присел на краешек кровати. Хотя голова все еще была как в тумане после сна, во мне стало зарождаться нехорошее предчувствие. Верочка обычно не звонит просто так – скорее всего, она что-то задумала.

Вздохнув, я встал и поплелся на кухню, чтобы подогреть себе чаю и сделать чего-нибудь поесть. Пребольно ударившись мизинцем ноги о дверной косяк, я выругался.

Менее чем через полчаса раздался звонок. Я открыл дверь и обомлел – передо мной была Вера, но как она изменилась! Хотя слово «женщина» для меня звучит несколько вульгарно по сравнению с «девушкой», именно оно пришло мне в голову, когда я увидел ее.

Куда исчезла девочка, к которой я успел привыкнуть? Передо мной стояла самая настоящая дама. Никаких джинсов, брюк, коротких юбок, блузок или дурацких свитеров. Сегодня на ней было строгое вечернее платье. Начиналось оно с небольшого воротничка-стоечки на шее, плотно облегало грудь, оставляя плечи открытыми, закрывало талию и заканчивалось у колен. Темный материал выгодно подчеркивал ее фигуру, придавал таинственности и женственности новой Вере. Так как платье было довольно узким на бедрах, сбоку предусматривался разрез, поднимающийся чуть ли не до пояса. Достаточно пару раз крутануться в таком наряде, чтобы окружающие увидели нижнее белье. Если оно, конечно, на ней есть.

Лицо Верочки тоже изменилось – оно стало более взрослым, а взгляд оценивающим и строгим. На лице был макияж, которым она нечасто пользовалась – веки и прилегающая область слегка оттенены розовыми тонами, наиболее заметными ближе к ресницам, после макияжа казавшимися намного длиннее. На губах переливался светло-розовый блеск, изящная линия бровей придавала выразительность ее лицу, на котором не осталось и намека на возбуждение, которое я слышал в ее голосе полчаса назад. Волосы забраны наверх и уложены в высокую прическу, открывающую ее нежную шею и подчеркивающую женственность. В ушах были сережки ниточки.

– И это все, на что ты способен? – спросила Вера, скептически глянув на трико и майку, в которых я ее встретил.

Я еще не успел ответить, а она, отстранив меня, уже прошла в квартиру. Черные туфли на шпильке, выглядели очень ненадежной опорой. Наверное, подумал я, в них очень трудно ходить. Несмотря на это, Вера с грациозной легкостью прошествовала в мою комнату – цок-цок-цок, отчеканили шпильки.

Пройдя следом, я застал ее роющейся в моих вещах. Верино платье открывало на всеобщее обозрение не только плечи, но и смуглую спину почти до самой талии.

– Нет, не то… Вот это сойдет… Это тоже не то. Мда, ну и выбор, – комментировала она свои находки.

Я давно привык к тому, что, если Вера что-то делает, так оно и должно быть. Сама объяснит, когда придет время. И если захочет. Поэтому я просто уселся на стул и принялся терпеливо ждать.

– Сидишь? – обернувшись, спросила она – не то с одобрением, не то с удивлением – и снова вернулась к своему занятию.

Через некоторое время Вера остановила свой выбор на классических черных джинсах, кофейном пиджаке, который она подарила мне пару недель назад, и коричневой рубашке. В довершение всего она подобрала галстук темно-розового цвета, который по ее словам придавал пикантность моему образу.

– Это сойдет, – слегка нахмурив брови, сказала она.

– Для чего?

– Мы выбираемся в свет, мой Бонифаций. Это будет что-то.

– То есть? Едем в гости? – спросил я, сняв любимое трико и надевая джинсы.

– Лучше, – весело сверкнув глазами, ответила Вера.

Мы спускались вниз, по лестнице. Окруженные холодными исписанными стенами моего подъезда ее «цок-цок» многократно усиливалось – словно Вера хотела оповестить всех о своей процессии. Я чувствовал себя маленьким мальчиком, который идет на прогулку со своей мамой. Вера выглядела слишком претенциозно, и я не был уверен, что вполне вписываюсь в ее картину.

На темной улице крапал дождь. У подъезда нас ждала машина – какая-то серая иномарка, в темноте трудно было разглядеть, какая именно. Когда я открыл дверь, чтобы усесться внутрь, «мамочка» заметила, что воспитанные мужчины сначала сажают даму. Пропустив ее вперед, я полез следом и защемил дверью пиджак. В этот момент я впервые ощутил неловкость, от которой так и не смог избавиться за весь вечер.

Но вот мы и внутри. Просторный кожаный салон бежевого цвета, впереди за рулем сидит дородный мужчина. Его лица мне не было видно, так что можно было только догадываться, кто он и сколько ему лет.

– Поехали! – приказала Вера, лихо хлопнув водителя по могучему плечу.

Когда автомобиль уже тронулся, она все же представила нас друг другу:

– Лешик, это Павел, я тебе про него рассказывала.

Голова впереди безмолвно кивнула. Я подумал, что уместней фраза звучала бы наоборот, например: «Алексей, это Павлик».

– А кто такой Лешик? – шепотом спросил я у Веры. – Мне ты про него ничего не рассказывала.

– Тсс, – Верочка приложила палец к губам, теперь она уже не выглядела как манекен и даже улыбнулась мне, – всему свое время. А пока расслабься и получай удовольствие.