Дурная кровь (редакция 2003 г)

– Парень, у нас тут не клуб знакомств, – устало заметил он. – Если собираешься торчать здесь, то бери что-нибудь.

– А что у вас самое дешевое?

– Кофе, например.

– Тогда мне чашечку, пожалуйста.

В дальнем углу кафе сидели пара алкашей и тихой сапой уговаривали бутылку дешевого портвейна, что-то упорно доказывая друг другу. Я посмотрел на часы – прошло больше часа с телефонного звонка, а Веры до сих пор нет. Ситуация нравилась мне все меньше.

– Парень, чё ждешь, пока остынет? Забирай давай свой кофе!

Я подошел к прилавку и вежливо поинтересовался, сколько я должен. Продавец назвал сумму.

– Это вы столько за экзотический интерьер берете или чашка входит в стоимость? – не выдержал я, выкладывая запрошенное количество денег.

– Развелось фраеров, понимаешь. Что ты, что она. Не нравится – проваливай.

– Что?

– Проваливай, говорю, если не нравится.

– Нет, до этого вы сказали «она». Кто «она»?

– Да была тут одна недавно, – сказал продавец. – Такая же язва.

– Вера? Вы видели Веру?

Мои пальцы вцепились в прилавок. Продавец смерил меня подозрительным взглядом.

– Да хрен знает, как ее там звали. Их высочество, видишь ли, не соизволило представиться.

– Что она сказала?

– Сказала, что еще не видала, чтобы такой отвратительный кофе, так дорого стоил. Да чего ей надо? У нас пиццерия, а не кафетерий вообще-то!

– Нет, я про другое. Она просила что-нибудь мне передать?

– Ничего не просила. Посидела, выхлебала свой кофе и через некоторое время вообще смоталась. Я оборачиваюсь, а ее уже и след простыл.

– И это все? Ничего больше не было? Она была одна или с кем-то? – вопросы так и сыпались из меня.

– Да. Нет. Одна. Что-то еще?

– Нет, ничего.

Я взял кофе и вернулся к своему столику. Попивая горячий приторно сладкий напиток, я смотрел на пустующее помещение пиццерии и долговязый силуэт бармена. Снаружи уже, наверное, смеркалось, но я об этом мог только догадываться – окон в подвале не предусматривалось.

Значит, Вера была здесь, но почему-то не дождалась меня. Почему? Может, ей грозит опасность? Возможно, она что-то успела натворить с моим шефом, и теперь выяснилось, что он ей не по зубам. Мне оставалось лишь сидеть и ждать. И для меня сейчас это было самым трудным занятием из всех возможных. Я достал сигарету и закурил, слава Богу, хоть это здесь не возбранялось.

Время близилось к вечеру, и в так называемую пиццерию стали заходить люди, возвращавшиеся с работы, чтобы пропустить по сто грамм и расслабиться. Помещение было наполовину заполнено, когда дверь, скрипнув в очередной раз, открылась. В проеме показался человек со знакомой копной вьющихся темных волос. Хотя баки он, по всей видимости сбрил, я все равно легко узнал в нем Марика.

В первую же секунду я понял, что что-то не так – мой знакомый клептоман запыхался, и его глаза были чуть ли не на выкате. Увидев меня, он ринулся к моему столику и попытался все объяснить:

– Пашка, выручай! Я не знаю как, но они меня выследили. Верка сказала, что она их отвлекла, но…

– Кто тебя выследил? – спросил я, ощутив как неприятный ком в животе разрастается, словно раковая клетка. – Что случилось? Где Вера?

– Неважно. Сейчас нужно делать ноги, пока они не нашли нас!

– Кто не нашел?

Дверь в кафе снова открылась. Марик обернулся и приглушенно взвыл:

– Они здесь!

В кафе ввалились двое здоровых парней. Они рыскали глазами по помещению, и не трудно было догадаться, кто им нужен. Черные кожаные куртки и спортивные трико с кроссовками явно говорили о том, что они не из общества книголюбов. Узрев Марика и меня, они подошли к нам. Один положил огромную ручищу на плечо моему гостю и силой усадил его напротив меня, а сам уселся рядом. Второй подвинул меня к стене и сел сбоку.

Вблизи эти двое смотрелись еще более накачанными, чем мне показалось вначале. Они были во всем похожи – в одежде, в очень коротких стрижках, в больших кистях со сбитыми костяшками и в абсолютно пустых глазах. Будь сейчас Вера здесь, она наверняка бы спросила, не одно ли у них яйцо на двоих. Но мне было не до шуток.

Я решил, что Марик вот-вот потеряет сознание. Он весь побледнел и даже, как мне показалось, немного усох. Да, мне тоже было страшно, очень страшно, но я еще помнил о Вере. Господи, в какую историю она вляпалась? В какую историю я втянул ее?

Тот, что сидел напротив меня потер ежик на голове ладонью и цыкнул:

– Ну, чё? Приехали?

– Я… я не понимаю.

– А чё тут понимать? – спросил тот, что сидел сбоку. – Все просто. Ты звонишь своей сучке, чтобы она приехала, и тогда ты, может, уйдешь отсюда не на сломанных ногах.

– Почему? Что она вам сделала? – в моем голосе слышалась неприкрытая истерика.

– Тебя это ебёт?

– Ебёт, – машинально ответил я, не успев спохватиться.

Сидевший рядом со мной громила повернулся с ухмылкой, от которой мне стало не по себе.

– Твоя сучка сделала то, чего не должна была делать. Теперь она за это ответит. Если не она, то ты и твой лохатый друг будете отвечать за нее. Выбирай, – сказал он и заговорщически добавил. – Только ты ведь все равно скажешь нам, где она.

Пот лил с меня в три ручья. Как я хотел отмотать время на несколько дней назад, чтобы отменить идиотский тест, придуманный Денисом. Но было поздно.

– Я не знаю ее номера, я даже не знаю, где она живет, – сделал я честную попытку.

Громила, сидевший с Мариком, схватил того за правую руку и положил ее на стол. Марик смотрел на происходившее большими черными глазами, его лицо было не просто белым, а почти прозрачным. Я вдруг понял, что сейчас стану свидетелем чего-то нехорошего.

Верзила схватил указательный палец и со всей силы отогнул его назад. Я услышал резкий хруст, и Марик взвизгнул. Он мелко и часто задышал, почти как роженица, смотря на свою руку и не веря собственным глазам. Темное помещение поплыло перед глазами и мне стало дурно. Я отвернул взгляд от его пальца, который торчал под неестественным углом.

– Следующий палец будет твой, – пообещал мой сосед. – Меня не волнует как, но ты ее найдешь, и скажешь, чтобы она топала сюда поскорее. Иначе палец будет только началом.

– Позвони от него, – кивнул другой на продавца, который усиленно делал вид, что не замечает нашу компанию.

Люди, сидевшие неподалеку, были поглощены своими заботами, своими разговорами, своей водкой. Никто никому на этом свете не нужен. Никто никому просто так не помогает. Если кто-то и способен тебе помочь, то только ты сам.

Сердце мое колотилось так, как еще не колотилось никогда в жизни. В голове возникла кристально чистая ясность мышления, я видел все возможные варианты поведения, но знал, что у меня есть только один из них. Я закрыл глаза.

Не знаю, как чувствуют себя те, кто прыгают с высоченного трамплина в воду, но сейчас я ощущал себя именно так – назад дороги нет, под ногами дрожащая опора, впереди лишь один единственный шаг, а затем свободное падение.

Я сделал вдох.

Я сделал выдох.

И я прыгнул.

Глава шестнадцатая

Горькая правда

– Хорошо, я позвоню Вере. Только, пожалуйста, отпустите его, – кивнул я на Марика. – Иначе с ним точно что-нибудь случится.

На Марика и вправду было страшно смотреть. По бледности его лицо могло соперничать с ликами мертвых, которые я регулярно наблюдал в анатомичке.

Громилы обменялись взглядом, и тот, что сидел рядом со мной, кивнул.

– Короче, слушай сюда, – сказал его товарищ Марику. – Ты сейчас тихо, спокойно пойдешь к себе домой или куда вы там педрилы ходите, когда обосретесь, и не будешь высовывать носа. Если надумаешь звонить в ментуру, то мы тебя из-под земли достанем. И сделаем еще больнее. А потом ты сдохнешь. Понял?

– Мгм, – Марик кивнул, поджав губы.

Руку со сломанным пальцем он держал прижатой к груди, а его глаза смотрели в какую-то точку над моей головой – словно никого рядом и не было.

– А теперь вали отсюда, – презрительно бросил его сосед и чуть отодвинул свой стул, чтобы дать Марику протиснуться.

Выходя из кафе, он обернулся и посмотрел на меня кротким взглядом. Я видел, что он хотел мне что-то сказать, но все же не решился, и покинул заведение.

– Ну чё, звонить будешь? – спросил сидевший рядом со мной, точно так же отодвигая свой стул. – Телефон под прилавком.

– Не надо, у меня свой есть.

Я вытащил Эрикссон и включил его. Бандиты переглянулись и тот, что сидел напротив, спросил:

– Это ты, типа, студент, что ли?

– Студент, – кивнул я.

Набрав номер и дождавшись ответа, я объяснил Вере, где жду ее, и что она должна приехать как можно скорее. Конец связи.

– Ну вот, так бы сразу и позвонил, – сказал второй, когда я вырубил трубку. – Не пришлось бы тогда и тому педику пальцы выкручивать.

– Э, слышь, браток, – второй протянул ко мне руку, – дай-ка трубу глянуть.

Я протянул ему свой мобильник, решив, что лучше не спорить. Он повертел ее в руках и как бы между прочим заметил:

– Я, типа, тоже собираюсь обзавестись мобилой, да все не решил, какую взять. А твоя мне понравилась. Ты же не против, если я у тебя ее возьму, да?

В животе заиграло неприятное ноющее чувство. Я прекрасно понимал, что он просто-напросто отнимает у меня сотовый. Конечно, я мог бы из-за этого устроить сцену. Но стоит ли телефон сломанного пальца или того больше? Сомневаюсь.

И все равно мне было неприятно от самой мысли, что у меня отнимают что-то мое.

Ничего, суки, подумал я, со злобой глядя, как он прячет Эрикссон во внутренний карман своей куртки, и на нашей улице перевернется фургон с печеньем.

Фургон перевернулся ровно через пятнадцать минут, когда приехала Вера. Точнее, когда должна была приехать она. В общем, это надо было видеть.

Дверь в кафе в очередной раз отворилась, и ближайший ко мне бандит в недоумении начал приподниматься. В помещение вошел Толик, а следом за ним еще трое таких же внушительно больших парней, как он сам. Мои соседи не на шутку струхнули, сообразив, что вместо одной Веры к ним пожаловали сразу четыре.

Толик был, как всегда, спокоен, я бы даже сказал, флегматичен. Он подошел к нашему столику и, положив руки на плечи моим новым знакомым, рывком усадил их на место со словами:

– Куда торопимся, девчонки?

Сам он присел рядом, а за соседним столиком, прогнав компанию алкашей, расположились двое его спутников и уставились на нас. Еще один, совершенно лысый, в длинном кожаном плаще, стоял у прилавка, что-то тихо объясняя продавцу, который поспешно кивал в ответ.

На Толиковом ежике блестело несколько снежинок, уши немного торчали в стороны, но в остальном он выглядел весьма авторитетно. По крайней мере для бандитов, судя по их изменившимся лицам. Они молчали.

Посетители кафе тайком косились на обилие квадратных силуэтов и бритых голов.

– Мне тут сказали, – облокотившись на стол и нахмурившись, проговорил Толик, – что вы ждете Веру. Это так?

Парочка молча кивнула.

– Так вот, парни, Веры не будет. Я вместо нее, понятно?

Они снова дружно кивнули.

– Ну, давайте. Чё вы хотели ей сказать?

– Да, ниче мы не хотели. Так, вообще.

– Нет, так дело не пойдет. Вы выдернули меня, моих пацанов. А теперь говорите, что это все зря? Ни хера, за базар надо отвечать.

– Да мы-то чё? Это ж он звонил, – бандит кивнул на меня.

– Он мой друг, – чеканя каждое слово, пояснил Толик. – И зря он звонить мне не будет. Если позвонил, значит, вы ждали Верку. Я уже сказал, что я вместо нее. И чё теперь?

Тот в плаще, что разговаривал с продавцом, подошел к нашему столику и тихо поинтересовался, не пора ли нам всем сходить отлить. Толик сказал, что уже давно пора. Моим двум знакомым помогли подняться и отвели их в служебный туалет, так как другого тут, по всей видимости, не имелось. Толик чуть задержался, пропустив их вперед.

– Надеюсь, ты правильно меня поймешь, если я скажу, что готов расцеловать тебя? – с облегчением спросил я.

– Только при пацанах не говори, – ухмыльнулся он. – Ну, чё с этими?

Я объяснил, как все было.

– Ладно, я пошел к своим. Сейчас разберемся, что к чему. А ты сиди здесь.

– Я с тобой!

Он обернулся и покачал головой:

– Не советую.

Что-то в его взгляде заставило меня усесться обратно.

– Ладно, ладно. Ты только узнай у них, чего там Вера натворила. Вдруг ей опасность грозит.

– Не учи ученого, – бросил Толик и скрылся в коридоре.

И все-таки, какой он молодец, подумал я, вспомнив свой телефонный звонок «Вере». Так быстро все понять и среагировать.

Я чувствовал себя окрыленным. Да, конечно, еще рано радоваться, но пока что у нас наметилась передышка. А потом, глядишь, может, о чем-то договоримся с этими бандитами или с теми, кто за ними стоит.

Почувствовав на себе взгляд продавца, я обернулся. Теперь тот смотрел на меня иначе, хоть и немного затравленно, но с уважением.

– Еще кофе, – крикнул я ему, театрально щелкнув пальцами, – и на этот раз хорошего.

Толик появился минут через десять. На его лице было очень редкое для него выражение – задумчивость. Он не спеша подошел к столику, за которым я сидел, и, опершись на него руками, уставился на меня. Костяшки его пальцев были перепачканы кровью.

– Ну что, узнал что-нибудь?

– Наверное, тебе лучше самому все это услышать, – покачал он головой. – Пошли.

Я в нетерпении поднялся на ноги и последовал за ним.

– Что они сказали, а?

Но он промолчал. Оказавшись перед туалетом, Толик пнул белую дверь, пожелтевшую от времени, и мы вошли внутрь.

Туалет я описывать не буду. Если хоть раз побываешь в таком заведении, то легко представить, как оно выглядит – грязно и неухожено. Все мое внимание заняли двое бандитов, стоявшие на коленях среди мутных луж и темных грязных пятен на коричневом кафеле. Друзья Толика ненавязчиво окружили их. Лысый в плаще стоял у писсуара, второй – с белобрысым ежиком и свиной мордой – у мойки, третий просто у окна, их позы были расслаблены, а руки скрещены на груди. Однако было ясно, что вырваться они тем двоим не дадут. Недавние агрессоры утирали кровь, льющуюся из разбитых носов, со злобой посматривая на меня.

Толик подошел к ним и приказал:

– Повторите все для него. Только быстро.

– А чего повторять? – быстро заговорил тот, что сломал Марику палец. – Это она нас попросила все устроить. Сказала, припугните его хорошенько, но не перебарщивайте. Если будет спрашивать, то вы от Андрея Юрьевича. А потом…

Мне показалось, что земля вот-вот уйдет у меня из под ног. Два противоположных чувства боролись за то, чтобы овладеть мной. Первым было облегчение от мысли, что весь этот кошмар оказался очередной проверкой Веры, и нам ничего не грозит. Но в то же время я испытывал настоящую ярость оттого, что меня так жестоко разыграли. Ведь я волновался за нее по-настоящему, а она посмеялась надо мной. И еще напомнила мне, что я трус.

Ярость росла во мне с каждой секундой. И справедливая мысль о том, что я в каком-то смысле заслужил это – ведь именно я заварил всю кашу – в данный миг звучала неубедительно.

Парни рассказывали подробности, но меня это уже мало интересовало. Хотя один вопрос я все же задал:

– А как же палец Марка? Это тоже было подстроено?

– Он у него уже давно был сломан, и с тех пор не сросся. А хруст он сам сделал.

– Как?

– Пальцами другой руки. Ты же на нее не смотрел тогда.

Понятно. Вера, как опытный режиссер, внесла в эту сцену элемент, который бы убедил меня в реальности происходящего. И я на него купился. А кто бы не купился?

Когда они закончили свой рассказ о том, как Вера попросила их разыграть меня, я спросил:

– Почему? Зачем вы это сделали? Она вам заплатила или что-то еще?

– Мы ей обязаны кое-чем.

– Чем?

– Не все ли равно?

Толик сделал шаг к парочке и занес кулак:

– Говори! – рявкнул он.

Мой недавний сосед по столу затравленно посмотрел на него снизу вверх. На его опухшем от ударов лице уже проступали первые синяки. Левый глаз заплыл и больше смахивал на какой-то экзотический лиловый фрукт. Мне стало его жалко.

– Она нам просто помогла, понимаешь. Выручила, когда все отвернулись, – с надрывом произнес он. – Если ты в такой же ситуёвине окажешься, то поймешь, о чем я.

Мой бывший одноклассник сделал к ним еще один шаг.

– Толик, не надо!

Он обернулся и нехотя опустил кулак.

– Ну, и чё теперь будем делать?

«Пацаны» Толика смотрели то на него, то на меня. Вероятно, они не могли понять, какая связь существует между ним и мной, лохом по их понятиям. Связь, которая позволяла мне указывать ему и которая заставляла его спрашивать у меня, что делать дальше.

– Для начала вы можете отдать мне мой мобильник.

Они поспешили это сделать.

– Теперь можете встать на ноги.

Ярость, кипевшая во мне, придавала моему голосу авторитетность, а моим мыслям – ясность.

Бросая недоверчивые взгляды на окруживших их парней, эти двое поднялись.

– Я так понимаю, что Вера ждет от вас результатов. То, что здесь произошло, останется между нами. Об этом ей ни слова, понятно?

– А что мы ей скажем? Мы же должны ей что-то сказать.

Я включил мобильник и набрал номер Дениса, но приятный женский голос сообщил мне, что абонент недоступен, и попросил перезвонить позже. Тогда, порывшись в карманах, я нашел мятый проездной за сентябрь, на обратной стороне которого написал телефонный номер, и протянул его им.

– Прежде чем встретиться с Верой, вы дозвонитесь вот по этому номеру. Спросите Дениса. Объясните ему все, он скажет, что нужно говорить Вере. А потом вы забудете все что здесь произошло. И тогда у вас не будет проблем, понятно?

Они слушали меня, Толик слушал меня, его дружки слушали меня. Туалет был моей сценой, и я был гвоздем программы.

– А теперь можете идти.

Кто-то из парней спросил:

– Толян?

Тот лишь молчаливо кивнул, и парочка, недавно вселявшая в меня настоящий ужас, спешным шагом покинула туалет. Занавес.

– Ты, в натуре, как Майкл Корлеоне[12] базарил, – добродушно заметил лысый, сбрасывая суровое выражение с лица.

Все рассмеялись. Я воспринял это в качестве комплимента, хотя только смутно догадывался, о ком он говорит.

– Все, парни, финита бля комедия, – бодро произнес Толик. – Уходим.

Они начали покидать туалет один за другим.

– Ну, а ты чё будешь делать?

Я посмотрел на Толика, и он одобрительно кивнул, увидев неприкрытую злость в моих глазах.

– Поговорю с Верой.

Она пришла ко мне в тот же вечер. Веселая, с покрасневшими от первого мороза щеками и горящими глазами, она вошла в мою квартиру с видом победительницы. Вера еще не знала, что я настроен весьма решительно.

– На улице обалденная погода, – просветила она меня, – пошли гулять.

– Чуть позже, – мой голос был сух. – А пока проходи, разговор есть.

– Ну тебя, затворника.

Она махнула рукой и прошла в зал, где разлеглась на моей кровати. Я же встал у косяка и, скрестив руки на груди, уставился на нее. Молча. Не мигая. Не отводя взгляда.

Долго она не выдержала.

– Нравлюсь? – кокетливо спросила Вера и приняла весьма аппетитную позу.

Однако за внешней веселостью я различил настороженность, подводящую меня к выяснению отношений. Я промолчал.

– Ну, хорошо, хорошо, – с ее лица спала маска притворства, – в этот раз, допустим, я перегнула палку.

Она слезла с кровати и уселась на полу, обняв колени руками.

– Ты не перегнула палку. Ты ее вообще, на фиг, сломала.

– А что такого? Ну, подумаешь, пошутила неудачно, – ее голос чуть дрожал. Я находил это странным.

– Нет, Вера, это не неудачная шутка. Это просто… просто низкий поступок с твоей стороны. Нельзя так поступать с людьми. Особенно с теми, кому ты не безразлична.

Я выбрал верный тон – спокойный, рассудительный, так говорят родители со своими нашкодившими детьми, умные родители. Криком я бы ничего не добился.

Она повесила голову.

– Я говорю не об испуге, Вера, – продолжал я, – а о другом. Да, я хороший трус, мы оба это знаем. Но зачем лишний раз напоминать мне об этом? Если бы ты просто проверяла мою храбрость…

При слове «проверяла» она на мгновение посмотрела на меня, но потом снова уткнулась лбом в колени.

–… я бы это еще понял. Но нет, ты сыграла на другом. Я боялся, что с тобой что-то произошло, и весь твой спектакль еще больше убедил меня в этом.

Опустившись перед ней, я взял ее руки в свои.

– Я боялся за тебя, а ты жестоко посмеялась над моими чувствами, Вера. Вот что непростительно. Зачем ты меня мучаешь? В чем я виноват перед тобой?

Когда она подняла голову, я увидел в ее глазах слезы.

– Прости.

Она выдернула свои руки из моих, словно я был чумной.

– Прости, – повторила она, – иногда на меня находит что-то такое и я…

Не закончив мысль, она поднялась на ноги и нетвердой походкой вышла из комнаты. Через некоторое время вернулась с клочком бумаги в руке.

– Что это? – спросил я, принимая его.

На листке был записан телефонный номер и имя «Алик».

– Мой подарок тебе, – утирая слезу, сказала она и вяло улыбнулась. – Я все-таки нашла управу на твоего шефа.

Она мне все объяснила.

Андрей Юрьевич лет шесть назад по совету друзей переписал все, что у него имелось – машины, квартиру, деньги и даже фирму – на свою супругу, а сам остался гол как сокол. Жена оказалась порядочной стервой и, как только почувствовала, что он у нее на крючке, принялась вести себя так, как ей заблагорассудится. В конце концов, развестись он с ней не мог, иначе бы потерял абсолютно все. А отписывать имущество и фирму обратно ему она, конечно же, не собиралась. И потому, оказавшись заложником собственного благосостояния, он был вынужден терпеть ее выходки.

Однако в последнее время его благоверная начала сама задумываться о том, чтобы найти себе мужа порасторопнее да посимпатичнее. Но без весомых причин делать это она не решалась, потому что могли возникнуть серьезные неувязки с родительскими правами. Андрей Юрьевич пригрозил, что попытайся она развестись, он сделает все, чтобы дети достались ему. Конечно, она не очень-то верила своему мужу, который больше говорил, чем делал, но некоторые связи у него все же имелись, и потому в ее душе поселились сомнения.

– Откуда ты все это узнала? – спросил я Веру.

– У меня есть свои каналы.

Измена подходила как нельзя кстати, и, что немаловажно, суд в таком случае безоговорочно принял бы сторону жены. Именно на это била Вера. В один из вечеров она устроила случайную встречу с моим шефом, чуть не попав под колеса его Ауди. Потом они поехали в ресторан, а после в гостиницу.

Я слушал Веру, и во мне зрело дурное предчувствие. Мне казалось, что она рассказывает все это, чтобы подготовить меня к самому худшему.

– Затевая все это, я знала, на что шла. Достаточно было нескольких фотографий – твой босс с полуголой девкой, то есть со мной, на коленях. Это почти готовый развод и в то же время всего лишь видимость измены. Поначалу все шло хорошо, он посадил меня к себе в автомобиль, сначала хотел отвезти в больницу, но я убедила, что у меня ничего не сломано. Тогда он решил искупить свою вину и отвез в ресторан. Там мы разговорились, выпили. Потом мы поехали к нему в контору, а вот дальше… – на миг Вера остановилась, словно раздумывая над чем-то, и затем торопливо добавила: – произошло то, что я не планировала. Он потерял над собой контроль.

Я отчаянно замотал головой, отказываясь верить ее словам.

– Да, Паша. Я спала с ним, – глухо произнесла она и, криво усмехнувшись, добавила: – Если это, конечно, можно назвать пересыпом.

В моем животе вспорхнули миллионы ледяных бабочек и тут же разлетелись в разные стороны. Ноги заныли, словно от дикой усталости, а сердце начало неровно выстукивать. Даже голова закружилась.

– Он тебя изнасиловал?

– Изнасиловал? Почему сразу… – она бросила на меня растерянный взгляд. – Хотя да, может и… но, понимаешь, все дело в том… в том, что отчасти я и сама пошла на это.

– Сама? Нет, Вера, этого не может быть!

Она смотрела на меня с сожалением и, как мне казалось, даже с испугом.

– Прости, Паша… – начала было она, но сморщилась и отвернулась. – Он приставал ко мне, и вначале я честно отбивалась. Но что могла сделать одна против взрослого мужчины, который уже все решил. Я даже успокоила себя мыслью, что так будет… куда убедительнее. Понимаешь? Иногда лучше сделать раз и наверняка, чем после идти на новые жертвы.

Я отказывался верить в это. Я не мог представить себе, что тихий, почти всегда пьяненький Андрей Юрьевич изнасиловал девушку, которую я люблю. Но до недавнего времени я много чего не мог себе представить.

– Пока все это происходило, я старалась не смотреть в окно. Там стоял мой знакомый, которого я попросила щелкнуть несколько снимков. Ни он, ни я не были готовы к тому, что произошло. Но он все сделал, как я просила.

Пока мой шеф спал, она отправилась к своему другу Алику, работавшему в милиции, и написала заявление. Он помог ей пройти осмотр и сдать необходимые анализы, которые подкрепляли более чем серьезный компромат на моего шефа.

– Сейчас это заявление лежит у него в столе, тебе нужно только позвонить, и он пустит бумагу в дело или же, наоборот, зарубит. Но сначала поговори со своим боссом. Предложи простой обмен – уверяю, он отстанет от тебя, и ты заберешь мое заявление. Обязательно скажи, что помимо заявления у тебя есть фотографии, которые его жена найдет весьма интересными.

Перед глазами у меня все плыло, голова ежесекундно разрывалась на тысячи кусочков. Я чувствовал себя раздавленным, убитым.

– Вот так, Паша, – вздохнула она и, не дожидаясь моих слов, торопливо вышла в прихожую.

Я последовал за ней и увидел, что она одевается. Да, наверное, лучше будет, если она оставит меня одного на какое-то время.

– Как ты могла пойти на это? – в моем голосе смешались горечь, презрение и ужас.

– Пойми, так лучше всего. От обычного обвинения много не добьешься, а вот с фотографиями он не отвертится.

Она говорила, не смея поднять глаза, вместо этого предпочитая возиться с обувью.

– Да даже если бы и так. Почему ты со мной не посоветовалась? Мы бы придумали что-нибудь другое.

– Не обманывай себя, Паша, не придумали бы. Надежнее решения я не видела, ты бы тоже не нашел. Так мы бы и сидели, пока беда не грянула.

– Беда уже грянула, – глухо произнес я.

– Да почему! Я ведь… ну как же, – сбивчиво начала она, но в бессилии махнула рукой. – Да пойми, же ты наконец. Я ведь это сделала для тебя, чтобы помочь тебе. Твой потный босс мне и даром не нужен!

Она уже обулась, поднялась, и на ее глазах опять были слезы. Она по-прежнему смотрела куда-то в пол, в стену, только не на меня.

– Это ничего не меняет.

Мне хотелось умереть. Забыть себя, ее, всю эту историю, раствориться в эфире навсегда.

– Этот секс… Паша, пойми… даже не секс вовсе. Механизм, физиология – все только из-за крайней необходимости. Такой он для меня ничего не значит. Почему он значит что-то для тебя? Скажи, почему?

Мне было противно слушать Веру, но еще противней было быть собой – ведь это с моей подачи все завертелось. Хоть тест и был придуман Денисом, но именно я принял окончательное решение – не надо обманывать себя хотя бы в этом. Она пытается оправдать собственное бессилие жертвой во благое дело. Но никакого благого дела не было, и ее жертва оказалась никому не нужной. И в этом моя вина.

Меньше всего на свете я хотел открыться ей сейчас, рассказать о своих чувствах, о своей любви. Большего всего я хотел, чтобы она узнала правду. Но только не от меня, нет.

Вера еще какое-то время стояла, застыв в ожидании ответа. Не получив его, она вздохнула, накинула пальто и притянула меня к себе. Ее растекшаяся тушь размазалась по моим щекам, но в тот момент я чувствовал лишь ее горячие медовые губы. И еще сердце, колотившееся в ее груди.

– Я ухожу, – наконец, произнесла она.

– Куда?

– Не знаю. Мне нужно разобраться в себе, – шмыгнув носом, ответила она. – Мы с тобой слишком далеко зашли, Паша, и теперь даже я не знаю, что делать дальше. Я ведь тоже не рассчитывала, что все так затянется.

– Ты прощаешься со мной?

Теперь мне стало страшно по другой причине.

– Пока да, – впервые за этот вечер она счастливо улыбнулась, – но через какое-то время я вернусь. Дождись меня, обязательно дождись.

С этими словами она покинула мою квартиру. Несколько секунд я стоял на месте, пытаясь все переварить, но затем стряхнул оцепенение и выбежал на площадку.

Вера спускалась по лестнице и уже дошла до второго этажа. Я видел ее в лестничном пролете, освещенном тусклым светом лампочек на этажах. Она шла, глядя себе под ноги, ее плечи были опущены. Такой одинокой, такой уязвимой показалась она мне в этот момент. Услышав шум сверху, она подняла голову и, увидев меня, улыбнулась. Но лучше бы Вера плакала – на ее слезы было бы не так больно смотреть, как на эту вымученную, полную горечи улыбку.

И только из-за этой улыбки я пошел за ней. Мои ладони скользили по изрезанным перилам, а глаза были прикованы к Вере.

– Обещай, что ты еще придешь, – бросил я, спускаясь вниз, и мой голос эхом прошелся по всем этажам. – Даже если ты решишь бросить меня, все равно обещай, что придешь хотя бы сказать мне об этом.

– Хорошо, обещаю! – крикнула Вера и, ускорив шаг, выбежала из подъезда.

Когда я вышел на улицу, там уже никого не было. Снег рыхлыми хлопьями падал на землю, было темно, промозгло и холодно.

На следующий день я позвонил Алику. Он сказал, что Вера с ним уже связалась и мне не следует ни о чем волноваться. Я наплел ему какую-то историю и дал отбой. Чуть позже, когда я брал расчет в конторе, сам Андрей Юрьевич поинтересовался, чем вызван мой уход.

– Учебы много, не справляюсь, – ответил я, стараясь не смотреть на него.

Я не испытывал к нему сильной ненависти, как должен был бы, будучи рогоносцем. Возможно, потому что это мы с Верой воспользовались им. Возможно, потому что я до сих пор не мог поверить, будто он способен на изнасилование. Но работать и дальше в его конторе, где все произошло, я уже не мог.

«После всего этого я понял лишь одно. Если ты не готов играть в ее игры, то лучше не играй. Принимай в них участие, будь испытуемым, но не становись на ее место. Это слишком большая ответственность, и последствия могут быть самыми непредсказуемыми».

Отложив ручку, я откинулся и перечитал последнюю запись в дневнике. Прошло несколько дней с тех пор, как Вера ушла от меня. На этот раз я даже не пытался ее найти, так как знал, что она этого не хочет. Я немного успокоился, но это ничего не значило – боль потери мертвой хваткой вцепилась в меня и не желала отпускать. Меня терзали постоянные мысли о Вере, я вспоминал ее смех, ее глаза, ее тело. Без нее я чувствовал, будто мне вырезали сердце, оставив взамен глухую непреходящую боль.

Закончив читать, я выключил свет и улегся спать. Ночь за окном овладела городом, и в свете фонарей тихо падал снег. Я заснул, но даже во сне Вера не пришла ко мне.

Так потянулись долгие месяцы ожидания.

Глава семнадцатая

Новый год

Я в задумчивости стоял у окна, потягивая пиво из алюминиевой банки. Снаружи смеркалось, и в соседних домах все чаще зажигались огни. Я стоял один, в темноте.

Заканчивался ноябрь – уже две недели прошло в одиночестве, однако Вера так и не объявилась. Она даже ни разу не позвонила. Первые дни я искал спасение в своем дневнике, куда, словно последние увядшие листья, падали мои грустные мысли и воспоминания о ней. Но по прошествии первой недели весь самоанализ сошел на нет.

«Ничего нового. Достали занятия и постоянная зубрежка. По MTV крутят один и тот же отстой. Надоело готовить, надоело стирать, вообще все надоело. Может, переехать обратно к родителям?».

Или чуть позже с перерывом в три дня:

«Высыпаюсь до тошноты. С тех пор, как ушла Вера, и я уволился с работы, у меня появилась уйма свободного времени. Чем заняться? Медицина навевает на меня тоску, а общаться остается только с одногруппниками. Сегодня я опять сидел дома, вспоминал Веру и смотрел телевизор. Весь день тупо болит голова. Завтра нужно будет сходить к родителям, навестить их, а то еще обидятся на то, что я давно у них не был. Погода шепчет: «Займи, но выпей». И вправду, напиться, что ли?».

Сквозь щели в оконной раме в комнату проникал холодный сибирский ветер. Я, отхлебнул пива, подошел к комоду, который служил мне письменным столом, и включил настольную лампу. Полумрак рассеялся – я увидел перед собой раскрытый учебник по гистологии, пару незавершенных рисунков органов чувств, еще одну банку темного пива и пачку «Winston». Вытащив сигарету, я вернулся к окну. Не знаю, почему, но в последнее время я любил подолгу стоять у окна, наблюдая за тем, что происходит не в моей жизни.

«Такое ощущение, будто я теперь смотрю жизнь по черно-белому телевизору. Исчезла Вера, и вместе с ней пропали краски, потускнели цвета. Все окружающее имеет какой-то скучный серый оттенок.

Каждый новый день превращается в настоящее мучение. Я просыпаюсь с мыслями о Вере, я чищу зубы перед зеркалом, думая о ней, в троллейбусе меня заботит не предстоящая сессия, а то, где Вера сейчас, все ли с ней в порядке. На занятиях меня отвлекают от воспоминаний о ней, отчего я злюсь и становлюсь кандидатом на отчисление. Любая целующаяся парочка для меня словно пощечина. Оставшийся день и вечер я тоже думаю о ней, как, впрочем, и когда засыпаю. Но хуже всего в выходные».

«Разве я не ценю качество?» – именно такой фразой пестрели рекламные плакаты любимых мною сигарет. Огромные щиты, заполонившие город, стояли на главных улицах и четко запечатлелись в моем сознании. Да, разве я его не ценю? Точнее, ее. Хотя понятие качества, наверное, нельзя примерять к живому человеку, но все же – ценил ли я Веру? Красивая, умная, энергичная, загадочная. Несмотря на все недоразумения, мы были с ней хорошей парой. Были? Но она же обещала вернуться! Более того, сейчас, сильнее чем когда-либо, я чувствую, как все мое существо загибается вдали от нее. Вера, пожалуйста…

«Я виноват и каюсь в своем малодушии. Мне не следовало соглашаться на предложение Дениса, а поступать честно и прямо, тогда Вера до сих пор была бы со мной. Я готов терпеть любые ее причуды, лишь бы снова увидеть ее».

Сделав глубокую затяжку, я закрыл глаза. Мы слишком навалились на Веру. Под «мы» я имею ввиду наш триумвират, Выкидышей, которые помогли мне нарушить ее планы, ускорить события, после чего все пошло насмарку. В конце концов, это нечестно – трое на одного. То есть, на одну, но это не важно.

Я вполне справлялся в одиночку – не соблазнился на секс втроем, сумел найти Веру через Марика, полез за ней на карниз и даже проявил мужество. Что мне мешало и дальше оставаться самим собой?

Прогудевшая за окном машина прервала мои размышления. Открыв глаза, я оглядел улицу. Было уже совсем темно, но в тусклом свете фонарей я четко различил мужскую фигуру, неподвижно замершую на месте. Странно.

«25 ноября. Днем я более получаса наблюдал за подозрительным типом в длинном черном пальто, который торчал у меня под окнами и чего-то ждал. Тут что-то не так».

Опять? Кажется, за мной наблюдают. Может, его подослала Вера? Но зачем ей это надо? Выкидыши? Они тоже давненько не появлялись, но им проще зайти и поговорить. Не вижу смысла. Может, до Андрея Юрьевича, наконец, дошли слухи о выходке Веры, и он решил мне отомстить? Уж кто-кто, а он после всей этой истории точно в накладе не остался. Тоже отпадает.

Запиликал мобильник, валявшийся на телевизоре. Я сделал несколько шагов в полумраке комнаты и взял аппарат в руки. На табло телефона высветился абсолютно незнакомый мне номер. Вдруг это Вера?

– Алло? – взволнованно ответил я, но услышал лишь короткие гудки.

Когда я вернулся к окну, то обнаружил только пустую улицу, покрытую тонким слоем грязного ноябрьского снега. Было тихо, как в морге.

Прошла еще одна мучительная неделя. Однажды утром я услышал звонок в дверь, а, открыв, обрадовался нежданному гостю.

– Здорово, Пашок.

– Ого! Какие люди. Только не говори, что снова «на пять сек». Ты уже давно у меня не появлялся.

– Угу, вот заскочил… – начал было Толик и улыбнулся, – на пять сек. Дольше не могу, парни в машине ждут.

Но все же, пожав мне руку, он вошел в квартиру.

Сегодня он пришел один. На нем был темно-синий пуховик, раздувающий еще больше его массивную фигуру, спортивные штаны и зимние ботинки с тупым носком, да пряжкой сбоку. Словом, вполне обычный для него «прикид».

– Дело есть, – серьезно проговорил Толик, поигрывая барсеткой.

Я молча кивнул в ответ, понимая, что просто так он бы не приехал. Но я все равно был благодарен ему за визит.

– Ты тут, типа, не при деньгах.

– А откуда тебе…

– Ну, брось ты, – перебил меня Толик. – Всяко понятно, раз на работе не появляешься, значит, и не платят ни фига. А на одну стипуху жить – подохнуть проще.

Да уж, согласился я, с такими доводами не поспоришь.

– Короче, тут один кент аптеку открывает. Презервативы, таблетки, остальная байда, то есть, как и везде. Народ у нас больной, сам знаешь: вода плохая, ТЭЦ травит, да еще этот реактор под боком – бизнес что надо, одним словом. Так этому мужику персонал требуется, медики, там, продавцы всякие. Пойдешь?

– Но я же не фармацевт!

– И чё? Деньги, что ли, лишние? Ты не боись, никуда не встрянешь. Крышу, сам понимаешь, обеспечим. Зарплата черным налом, без всяких вычетов. При этом с законниками все шито-крыто – никакого криминала.

– Ты не понимаешь. Чтобы в аптеке работать, нужно фармацевтом быть, а я лечащий врач. Меня совсем другому учат.

– Эх, Пашка, не знаешь ты настоящей жизни. Думаешь, кого-то волнует кто ты такой и что можешь? Ни фига, главное – кто тебя поставил. Сечешь?

Видя мое несогласие, он продолжил:

– Ну как хочешь, мое дело предложить.

– Спасибо, конечно, но не получится. Я сам найду работу, не волнуйся.

– Ну да, творческий поиск – это, типа, круто, – пробормотал он и, немного помолчав, добавил: – Кстати, а как там Верка?

– Как-как – никак, нету ее, – вяло заметил я.

– Чё, до сих пор не появлялась? – сощурившись, спросил он.

Я уныло кивнул головой. Толик понимающе вздохнул, шевельнув своими оттопыренными ушами.

– Ладно тогда, бывай, – сказал он, поворачиваясь к выходу. Сегодня он и правда приехал на «пять сек».

– Погоди, я с тобой, – придержал я его за пуховик. – Мусор выкину.

Мне хотелось хоть немного отсрочить свое одиночество. Накинув куртку и захватив мусорный пакет, я вышел вслед за Толиком и запер квартиру. По лестнице мы спускались молча.

– Ты, это, заходи как-нибудь. Пивка попьем, – сказал я, когда мы уже вышли на улицу.

– Ладно, как-нибудь. Ща не до того, бывай.

В девятке Толика дожидались его приятели. Сев к ним, он махнул мне на прощание рукой. Машина тронулась с места и, выехав со двора, скрылась за домом. Таким был последний визит Толика в этом веке. Даже Выкидыши меня покинули.

До мусорки я шел в самом дурацком расположении духа. Впрочем, и на обратном пути к дому ничего не изменилось. Но когда я на всякий случай заглянул в свой почтовый ящик, мое сердце радостно забилось. В ящике лежало письмо. Без адреса. Без отправителя. Девственно чистый белый конверт.

«Привет, Паша!» – распечатав конверт, я узнал ее почерк. Это была Вера. Вера! Мне даже показалось, что бумага пахнет ее духами, хотя, конечно, это была всего лишь игра воображения.

Чем больше я читал, тем больше преображался мир вокруг меня. Тусклые краски подъезда окрасились в радужные тона. Вера написала мне! Она помнит меня. Она думает обо мне. Еще не все потеряно!

«Как ты живешь? О чем думаешь? Впрочем, это все риторические вопросы – ответить мне ты все равно не сможешь. Поэтому давай лучше я расскажу тебе о себе.

Сейчас я далеко от тебя и даже не знаю, увидимся ли мы снова. Нам довелось многое пережить вместе, и за это время я поняла, что привязалась к тебе. Не то чтобы я не могу без тебя, но лучше уж быть с тобой. Думаю, ты меня понимаешь.

Не знаю, как ты относишься ко мне после всего, что произошло. Я согласна, я порядком натворила и, как всегда, разгребать завалы пришлось тебе. Но я не хочу, чтобы ты ненавидел или презирал меня за то, чего я не делала. Собственно, поэтому я и пишу это письмо.

В тот вечер я тебя обманула! Я не спала с твоим начальником. После того, как были сделаны фотографии, я сбежала от него, и тут в меня словно бес вселился, как это обычно со мной бывает. Мне вдруг захотелось увидеть твою реакцию на новость о моем изнасиловании. Не знаю, откуда все это взялось, но я придумала продолжение моей эскапады. Что же, я узнала твою реакцию. Но только теперь понимаю, насколько это было жестоко с моей стороны.

Не знаю, сможешь ли ты меня простить за все, но, во всяком случае, ты будешь знать обо мне правду. Прости меня, если сможешь!

Вера».

Дочитав письмо, я крепко сжал его в руке, зажмурился и глубоко вздохнул. На глаза наворачивались слезы. Конечно, я был безумно рад тому, что на самом деле Вера мне не изменяла, и не менее сильно огорчен, что она мне соврала, но сейчас не это было главное. Я все бы ей простил, только бы она вернулась. Лишь бы у нас все было как прежде. Пусть опять будут тесты, пусть она приходит и уходит, когда захочет, главное не потерять ее окончательно. Я боялся этого больше всего, но именно это, похоже, и грозило произойти. Перечитав письмо еще раз, я только лишний раз убедился в том, что Вера прощается со мной. Раскаиваясь в своей лжи, она не давала никакой надежды на будущее.

Понурив голову, я медленно пошел вверх по лестнице.

Неделя до Нового года. Город преображался на глазах. Улицы заполнялись светящимися украшениями – гирляндами, многочисленными елками, и электрифицированными салютами, которые беспрестанно мигали лампочками, изображая разноцветные взрывы пиротехники. Самыми популярными украшениями были связки лампочек, которые попеременно зажигались и создавали эффект спускающейся лесенки. Они были установлены в окнах каждого магазина, любой уважающей себя конторы.

«Да уж. А мне совсем не до праздников. Я сильно отстаю в институте и до сих пор не представляю, как и с кем буду справлять Новый год. Похоже, я был прав насчет Веры. Ее нет и, скорее всего, не будет. Письменно извинившись передо мной, она, наверное, успокоилась и решила меня не ворошить свое прошлое, в котором я застрял. Времени прошло немало, и, думаю, она даже успела найти мне замену. Такие, как она, без внимания точно не останутся. Наверняка, рядом с ней сейчас какой-нибудь более удачливый ухажер. К тому же, еще и при деньгах… Да, пошла она! Дура! Избалованная девчонка... Ведь, не смотря ни на что, я все равно жду ее! Ни минуты не проходит, чтобы я о ней не вспоминал. Вера, Вера, ну неужели я тебя все-таки потеряю? Неужели я тебя уже потерял?» Я не хотел в это верить.

Чем оживленнее люди вокруг меня готовились к празднику, тем в большее уныние я впадал. Похоже, еще немного и я бы ударился в стихоплетство.

Время от времени кто-то названивал мне на сотовый с разных номеров, но в ответ я слышал лишь дыхание, приглушенное сопенье, а затем – гудки. На Веру это было не похоже, а всякие шутники меня мало волновали. В конце концов, это могли быть мои завистливые одногруппники, разузнавшие мой номер. Мне даже надоело наблюдать за незнакомцем в черном пальто, появляющимся раз в три-четыре вечера и расхаживающим под моим окном. Психов везде хватает. Какое мне дело еще до одного убогого?

Я сдал кое-какие зачеты, обрубил половину хвостов, ровно столько, чтобы меня вычеркнули из черных списков на отчисление. Оставшиеся хвосты приходились на философию, гистологию и английский. С физкультурой же, напротив – все легко уладилось. Мама мне в два счета сделала справку, и вместо посещения нужно было подготовить небольшой реферат, который я благополучно списал у старшекурсников. Только вот интересно, если у большинства моих одногруппников родители работают врачами, то кто же тогда ходит на физкультуру?

«31 декабря. Я один одинешенек. Веру в Новый год уже точно можно не ждать».

Я твердо решил, что просижу весь праздник дома, у телевизора. Для приличия, конечно, заскочу к родителям, побуду немного и уйду. Что я там забыл? К ним придут друзья, всем будет весело, а мной прочно завладела хандра. Не хочется людям праздник портить своей кислой физиономией. Ну и ладно, это даже оригинально – Новый год в одиночку. Будет о чем вспомнить.

Маятниковые часы, стоявшие в углу возле двери на балкон, показывали половину восьмого. Я лежал на кровати и пялился в старенький «Горизонт», который излучал сегодня столько счастья, веселья и надежды, что хотелось на стенку лезть от тоски. Дошло до того, что я стал подумывать, а не остаться ли у родителей – все же не один буду.

Мама уже звонила и спрашивала, во сколько меня ждать. Я не сказал ничего вразумительного, сославшись на то, что мне нездоровится и хотелось бы выспаться перед бессонной ночью. Нехотя я поднялся с кровати и подошел к шифоньеру. Никто теперь не следил за моим внешним видом, поэтому в последнее время я распустился. Реже стирал одежду, мог ходить в одних и тех же носках по четыре дня и дольше, брился два раза в неделю. Но сегодня нужно было выглядеть прилично, праздник как-никак. Завтра официально наступает новый век, торжество неимоверное, пропади оно пропадом!

– Пришел наконец-то! – мама выбежала мне навстречу, улыбаясь и суетясь. – Ну, давай быстренько, раздевайся и за стол, все гости уже пришли.

В одной руке она держала ножик, в другой – луковицу, а на праздничную белую блузу был накинут старенький фартук. Судя по всему, она еще не закончила с приготовлениями. Значит, я ничуть не опоздал.

Неуклюже обняв (ей мешали нож и луковица), она поцеловала меня в лоб и крепко прижала к себе. От нее пахло духами и домашним уютом. И что удивительно, мне полегчало. Хоть я по-прежнему болел Верой, тяжесть в груди немного отпустила.

Из большой комнаты доносились многочисленные голоса, шумел телевизор, играла музыка. Мне совсем не хотелось идти туда со своим подавленным настроением, улыбаться гостям, поддерживать нудные застольные беседы. Все что мне было нужно, так это Вера – лекарство от всех болезней – веселая, непринужденная, родная. Да, как это ни странно, за прошедшие полгода она стала мне роднее, чем все вместе взятые в этой квартире.

– Ну, что ты встал на пороге, как бедный родственник, быстренько-быстренько, – сказала мама и скрылась на кухне. Через секунду-другую, она выбежала в зал, держа в руке большую салатницу с селедкой под шубой. Видимо, она относила последние блюда в комнату, где сидели уже подвыпившие и веселые гости.

Пока я раздевался, из комнаты вышел Сергей Михайлович, муж тети Любы, в руке он держал видеокамеру с оттопыренным экранчиком.

– Здравствуйте, молодой человек, с наступающим, – пробасил он, протягивая руку.

Хоть он и обращался ко мне, его взгляд был устремлен на экран видеокамеры, отчего он смахивал на страдающего жутким косоглазием человека, который не может смотреть на тех, с кем здоровается.

– Здрастье, вас также, – ответил я, невольно крякнув от его твердой мужской хватки.

Сергей Михайлович был полковником, человеком серьезным, целеустремленным и прямолинейным, впрочем, как и все военные. Однажды мама сказала о нем: «Именно такой мужчина и нужен Любе, чтобы смог совладать с ее бурным характером». Только сейчас до меня дошло, что она никогда не ставила вопрос другим боком: какая женщина нужна самому Сергею Михайловичу?

– Ваши пожелания к Новому году? – спросил он, все так же пристально наблюдая за мной в экранчик камеры. – Давай. Только по-мужски, четко и внятно.

– Эээ… – промямлил я, пытаясь отделаться от мыслей о женском эгоизме.

Мне нечего было сказать. Тем более, перед ним я всегда терялся, взгляд непроизвольно уходил в сторону, и на лице расплывалась неуправляемая идиотская улыбка. Только сейчас мне было не до улыбок, и я молчал.

– Сережа! Не мучай мальчика, – пришла мне на помощь тетя Люба, внезапно вынырнувшая из комнаты. Она схватила меня за руки и потащила к гостям. – Пойдем, пойдем, не слушай его.

Дядя Сережа пытался еще немного заснять сцену моего появления, но тетя Люба сердито поджала губы и недобро посмотрела в его сторону.

– Ты посмотри, какой парень вымахал! Штрафную, штрафную ему, – раздавались со всех сторон громкие возгласы гостей, когда я, наконец, попал в зал. – Какой курс? Как учишься? Со специальностью определился? Жениться не собираешься?

Обводя взглядом присутствующих гостей, я вяло отвечал на расспросы, лишь бы меня оставили в покое. Здесь собрались в основном медики, мамины коллеги и подруги по институту. Тетя Люба с дядей Сережей, тетя Маша с мужем, Надежда Алексеевна с восьмилетним Димкой, тетя Лена, тетя Зоя, медсестра Тома со своим другом Михаилом, Борис Семенович, еще двое незнакомых мне женщин, и, конечно, бабушка. Несмотря на такое скопление народа, ощущение одиночества не покидало меня ни на секунду. Я уже вышел из того возраста, когда мог свободно чувствовать себя среди взрослых, и еще не дорос до того, чтобы общаться с ними на равных. Они, разумеется, всячески делали вид, что принимают меня за своего, но разница все же ощущалась.

Наконец, мне налили водку, отец объявил всем, что я стал уже совсем взрослым, живу отдельно и даже зарабатываю кое-какие деньги себе на жизнь. Надо было его поправить, напомнить о моем увольнении, но гости так увлеченно обсуждали папины слова, что я не решился и молча выпил отведенные мне сотню грамм под всеобщее ободрение.

Место возле меня пустовало, и я поинтересовался у тети Любы, кого еще не хватает.

– А, это доча Марии. Кстати, вот и она, легка на помине, – улыбаясь, сказала та, указывая на дверной проем за моей спиной, – знакомьтесь.

Обернувшись, я увидел пухленькую девчонку, одетую в неопределенную мешковатую одежду красно-оранжевых тонов. Волосы у нее были коротко острижены, покрашены в ярко-рыжий цвет и поставлены ежиком. На аккуратном округлом лице с симпатичным слегка вздернутым носом гуляла жизнерадостная улыбка, глаза были широко открыты, она с интересом разглядывала гостей. На первый взгляд ей было лет шестнадцать, но, позже я узнал, что мы с ней одногодки.

– Привет, меня зовут Вита, – весело сказала она, усаживаясь со мной рядом. – Или Виталина, если полностью.

Вита? Какое странное имя. Каждый медик знает, что это жизнь в переводе с латыни.

– А меня – Паша, – сказал я и, вздохнув, добавил: – Просто Паша.

Мое имя переводилось куда прозаичней – маленький.

– Ага, – хихикнула Виталина. – Мы вообще-то на одном потоке с тобой учимся.

– Шутишь? – я нахмурил брови. Нет, конечно, логично, что дети медиков учатся в меде, сейчас в ВУЗ поступают исключительно по блату, но… – Что-то я тебя совсем не припоминаю.

– Да я недавно покрасилась. Как-нибудь покажу старую фотку, ухохочешься.

Ответить я ничего уже не успел, так как у меня в кармане запиликал сотовый телефон. Черт, похоже, я сунул его туда не задумываясь. Самое гадкое в нашей жизни заключается в том, что мы сильно привыкаем к каким-то мелочам. А потом попадаемся на них.

– Алло! – сказал я, обратив внимание на то, что все гости притихли и уставились на меня. В трубке раздавались предательские короткие гудки. Я убрал телефон, чувствуя, что все больше краснею под добрым десятком удивленных взглядов.

– А мальчик-то с сотовым, – нарушила тишину Вита. – Твой?

– Что ты! Друг одолжил на недельку, – быстро открестился я, мысленно поблагодарив Виту за подкинутую идею.

Всех, кажется, убедил такой ответ, и я перестал быть центром внимания. Хорошо хоть, в это время мамы не было в комнате – отцу-то все равно, а вот она бы точно попыталась докопаться до истины.

В праздничной атмосфере я на время как-то забыл о своей хандре, и у нас с Витой завязался разговор. Она расспрашивала меня о тех вещах, которые обычно интересуют людей, которые учатся вместе. Что сдал, что не сдал, какие преподы нравятся, а каких на дух не переносишь.

Удовлетворяя ее любопытство, я наблюдал за ней и понял, что Виту в общем-то не портит ее полнота. Маленькая и пышненькая она походила на Юлю Чичерину, с таким же сипловато-хулиганским голосом и немного мальчишескими повадками. При этом она обладала всем, что необходимо женщине. Только женщине не в моем вкусе. Я не очень жаловал ее напористость, а главное – нагловатость, которая была явно частью ее вздорного характера.

Покончив с расспросами, Вита принялась сама рассказывать о себе, причем, явно не задумываясь над тем, будет ли мне это интересно. Она то и дело перебивала меня, словно боялась, что не успеет выложить все мысли, занимающие сейчас ее рыжую голову. И без того шаткий интерес к ней окончательно пропал, и я стал водить глазами по сторонам.

Вскоре подошла мама. Проголодавшиеся гости стали заранее нахваливать хозяйку, сделали громче музыку, опять включили камеру и принялись разбирать салаты. Застучали вилки, отовсюду послышалось: «А вам этого положить?», «Положите того пару ложечек», «Все, все, хватит!». И над самым ухом: «Паша, обслужи соседку».

– А? Да, конечно, – я отрешенно потянулся за салатом, но Вита справилась сама, и сейчас проворно заполняла мою тарелку разнообразными праздничными яствами.

– Да ладно, – заулыбалась она, видя мои попытки заняться самообслуживанием. – Сиди спокойно, все пучком.

Вскоре посыпались первые тосты, звон бокалов, за ними последовали вторые и третьи, все они были благополучно записаны на видеопленку, копии которой долгие годы хранили семьи присутствующих. Интересно, просматривали ли они их на досуге или держали просто как бессмысленную реликвию?

Я до сих пор помню восторженные речи и веселый смех счастливых людей в этот семейный праздник. Да, отличное мероприятие, но вскоре я понял, что мне уже пора. Вероятно, это водка сделала свое черное дело – вернулась прежняя меланхолия. Встав из-за стола, я подошел к маме и шепнул ей на ухо о том, что ухожу.

– Но, Павлик, ведь все только начинается, – с этими словами она ухватилась за рукав моего свитера, словно хотела удержать меня, если не уговорами, так силой.

Я был непоколебим, мне срочно нужно было идти, иначе я опоздаю на празднование с одногруппниками. Пришлось выдумать такое оправдание, чтобы удалиться без шума.

– Сынок, ты хотя бы пельменей дождись.

Нет, я решил не оставаться здесь больше ни секунды.

– Но чай с тортом ты просто обязан попробовать!

Нет, нет и нет!

– В таком случае хоть подожди, пока я тебе еды домой соберу. Праздник все-таки.

От этого я отказаться не мог.

Наш разговор не мог ускользнуть от внимания Виты:

– Марина Андреевна, мне тоже пора, Паша заодно меня проводит. Так ведь?

Дура, тебя мне еще не хватало.

– Да-да, конечно, – буркнул я в ответ.

Беспомощно улыбнувшись, мама обреченно вздохнула, словно принимая мой уход как нечто неизбежное, и отпустила рукав. Как я понял, Вита была образцово-показательной девочкой в глазах взрослых. Может, немного необычной и самостоятельной, но она нравилась всем, в том числе моей требовательной маме. Поэтому, увидев, что надо мной взял опеку такой «примерный ребенок», она смягчилась и отступила.

– Ну вот, молодые нас покидают, – громко продекламировал отец, до этого все больше общавшийся со своей рюмкой. Неутомимая камера в руках дяди Сережи устремилась в нашу сторону и взяла крупным планом мое недовольное лицо.

– За молодых! – выкрикнул раскрасневшийся Михаил, вскочив на ноги. Сам он был существенно моложе большинства сидевших за столом, поэтому его тост был встречен дружным смехом. Мы с Витой опрокинули по последней рюмке.

Кто-то из гостей крикнул «Горько!» и тут же захохотал довольный своей шуткой, но на него зашикали. На этой ноте мы с Витой и удалились.

На улице было очень холодно. Вот уже вторую зиму Новый год проходил в экстремальных условиях. Однако сорокаградусный мороз и лютый пронизывающий ветер удерживали сибиряков дома лишь до поры до времени. Когда начинал действовать алкоголь, обильно потреблявшийся почти в каждом доме, люди скопом вываливались наружу, не обращая внимания на суровый климат, и веселились.

Но мне было грустно и холодно. Я хотел лишь одного – быстрее добраться до своей квартиры. Но теперь придется провожать эту навязчивую дуру, Виту. Полцарства за такси!

– Тебе куда? – спросил я, пряча нос в мохеровый шарф и заправляя перчатки в рукава не слишком теплой куртки.

– Да тут, рядом, – проговорила Вита. Изо рта у нее шел пар. – У тебя сигареты есть? А то у меня уши опухли, пока я там сидела без курева.

Я молча кивнул, не особенно удивившись – значит, не такая уж она и пай-девочка, как думают взрослые. Мы вытащили по сигарете и пошли в нужную ей сторону. Уже через пару минут у меня замерзли ноги, и я с завистью поглядывал на свою спутницу, шедшую рядом. Виталина была одета гораздо теплее – коричневая дубленка длинной до голени, теплый мохнатый капюшон, прячущий рыжий ежик ее головы, и массивные кожаные ботинки на толстой подошве. Глядя на ее энергичную походку, вспомнилась Чичерина и ее «Жара, жара!».

– Обними меня, сразу теплее станет, – сказала Вита и, не дожидаясь ответа, прижалась ко мне. Я так замерз, что не раздумывая принял ее соседство.

Теперь мы шли медленней, как диковинный зверь о четырех ногах. Однако нельзя было не признать, что такая вот близость к ее пышным формам мне нравилась.

– Ты потом куда? – поинтересовалась Вита, прижавшаяся ко мне сзади. Ее голос прозвучал у самого моего уха. – Не хочешь ко мне? Мои предки у твоих остаются – квартира до завтра свободна. Вот мы и решили с друзьями праздник справить.

– Не… я домой. К одиннадцати за мной должны заехать.

– Кто?

– Друзья.

– Какие друзья?

– Кирилл с Женей. Знаешь таких? – спросил я, и Вита кивнула в ответ.

Еще бы! Я сглупил, назвав своих одногруппников.

– Мы с ними уже давно договорились, – подкрепил я первую ложь второй.

Оказывается, когда жизнь, как, впрочем, и ее тезка вынуждала, я мог вполне сносно врать. Но, конечно, в меру и по необходимости.

– Ну-ну, – многозначительно отметила Вита, – как хочешь, но ты приходи, если они вдруг не заедут. Обещаю, что не пожалеешь, – она заговорщицки подмигнула мне и усмехнулась.

Странная какая-то. Зачем я ей вдруг понадобился? Я не настолько веселый парень, чтобы меня запросто принимали в свою компанию, и не такой симпатичный и обаятельный, чтобы в меня влюблялись с первого взгляда. Кроме того, я не сделал ровным счетом ничего, чтобы ей понравиться. А Вита, похоже, положила на меня взгляд. Или глаз? Впрочем, какая мне разница, что там она на меня положила? Все равно, так не бывает. Наверное, она просто решила пофлиртовать со мной.

– Вот мы и пришли, – объявила она, резко остановившись, но все еще держась за меня, отчего я чуть не поскользнулся. – Пока, что ли, мальчик с сотовым.

Я обернулся к ней.

– Пока.

Наступило молчание. Вита продолжала стоять передо мной и внимательно смотреть в мои глаза. Наши лица находились совсем рядом. Так мы и стояли, выдыхая клубы пара, которые смешивались и ускользали вверх в причудливом танце. Я вдруг понял, что, сам того не желая, поддержал совершенно ненужную мне неловкую паузу, угодил в ловушку, ввязался в игру-симпатию между мужчиной и женщиной, которая обязывала участников к вполне определенным действиям.

– Пока, – твердо повторил я, сделав попытку вырваться из западни.

Но не тут-то было! Девушка ухватила меня за куртку и, настойчиво притянув к себе, чмокнула в щеку. На морозе это имело особый, обжигающе-шокирующий эффект.

Я в растерянности уставился на нее, а Вита, пожав плечами, с довольным выражением лица развернулась и зашагала в сторону подъезда. Обернувшись на мгновение, она помахала рукой, а я все стоял и думал, зачем она сделала это. Неужели я настолько ей симпатичен? А что, если бы она поцеловала меня по-настоящему, в губы? Смог бы я дать нужный отпор или ответил тем же? Ведь это предательство, самая настоящая измена моей Вере.

После недолгих размышлений я медленно побрел к себе домой.

Глава восемнадцатая

Нежданный гость

Проводив Виту, я зашел в киоск возле дома и купил бутылку водки. Дома я распечатал ее и, не переодеваясь, завалился на кровать. Настроение было препоганое.

Мне предстояло провести новогоднюю ночь в полном одиночестве. Рассчитывать на внезапное Верино появление, которое и раньше-то было маловероятно, сейчас точно не приходилось, а Выкидышам я без нее, похоже, не очень-то нужен. С одногруппниками я, конечно, ни о чем не договаривался, а от предложения Виталины отказался. Впрочем, отказался ли я? Скорее всего, она просто не слишком сильно этого хотела. Будь она понастойчивее, я бы точно поддался на ее уговоры. Все-таки я не железный.

Да, у меня есть Вера. Наверное, есть. Я сделал небольшой глоток прозрачной жидкости и сморщился. Та самая Вера, которая ушла от меня, но прислала письмо. Та Вера, которая строила мне козни, пока была рядом, издевалась, проверяла самыми неприятными способами, а главное не любила. Вера, которая щедро одаривала меня своим телом, и секс с которой был просто великолепен. Та Вера, которая…. не важно. Допустим, она вернется. Что дальше? Секс сексом, но все же, если хорошо подумать, любя ее, могу ли я рассчитывать на взаимность? Мы пробыли вместе уже полгода, а за этот немалый срок влечение и симпатия должны были перерасти в нечто большее. К сожалению, ничего такого с ее стороны я не заметил. Получается, Денис был прав, когда говорил, что Вера никогда меня не любила и любить не собирается? Получается, был прав. Но что же… разве нужна мне тогда Вера и наши с ней отношения? Получается, не нужны.

Вроде бы все понятно и очевидно, но, тем не менее, не убедительно. Как ни крути, но я опять хотел быть с ней и готов был ждать ее, сколько потребуется. Тупо пялясь в экран телевизора, я лежал на кровати, думал, пока думалось, и медленно пил водку прямо из горла.

Я оказался не прав, Новый Год в полном одиночестве – это грустно, но я нашел выход – напиться до беспамятства. Мне это удалось. Хотя телевизор работал всю ночь, в голове у меня сохранились лишь какие-то обрывочные образы – например, совместное пение Децла с Кобзоном по первому каналу, реклама «Моей певицы» Мумий Тролля по MTV – но в целом, Новый Год, который нес с собой помимо всего прочего еще и начало нового века, для меня остался сплошным мутным пятном, ничем не отличающимся от других таких же мутных пятен повседневной жизни.

Проглотив убойную дозу алкоголя вместе с так называемым праздничным настроением, я наконец заснул.

Разбудила меня телефонная трель. Даже спросонья я сообразил, что отвечать ни в коем случае нельзя – ведь меня якобы не было дома, но через несколько секунд понял – звонили на сотовый.

– Алло, да, слушаю, – растерянно пробормотал я, пьяно радуясь тому, что кто-то вдруг вспомнил обо мне. Кто-то… с незнакомым номером.

– Алло, алло! Паша? Ты где?

Так, все понятно.

– Вита?

Прилипла, как банный лист! И без нее тошно.

– Да-да, ты там, случаем, не передумал? Может, все-таки придешь?

– Ууу… приехать? Нет-нет, – выдавил я, пытаясь совладать с ватным языком. – Мы тут веселимся… вовсю. Разве что позже… когда народ поуляжется.

Слушай, Вит-та-лина, отвали, а? Плохо мне!

– Ага, – протянула она. – Постой, сейчас трубочку передам.

Сделав пару неловких движений, я все-таки умудрился занести номер в память телефона, не относя аппарат далеко от уха. Жизнь учит меня предусмотрительности.

– Алло, Паша? – вскоре услышал я низкий мужской голос в трубке. Затем прозвучал еще один. – Привет, Пашка.

До меня не сразу дошло, кто это, а когда я сообразил, то поспешно нажал на кнопку сброса. Елки-зеленые, надо же было так завраться. Два мгновенно охвативших меня чувства – стыд и злость – потеснили опьянение. В голове вновь ожила неприятная ясность, от которой я пытался избавиться еще до того, как начал глушить ее алкоголем.

Опять запиликал телефон, но на этот раз я не ответил и вместо этого отключил его вообще. Дернул же меня черт что-то объяснять Вите. С другой стороны, какое ее дело? Хочу и сижу один, грущу! Никто мне не нужен. Да и откуда мне было знать, что она празднует Новый год именно с теми самыми Кириллом и Женей? А вдруг она специально нашла их, чтобы разоблачить меня? Плевать!

Но все же звонок Виты сделал одно доброе дело – он меня немного взбодрил, и я решил прогуляться. На этот раз одевшись потеплее, я отправился на местную елку. В ночи, пестро окрашенной елочными гирляндами и фонарями, был слышен смех, крики. Народ отрывался всей гурьбой. Казалось, веселье разлилось в морозном воздухе, и его можно было пощупать руками. Временами кто-то пускал ракеты, отчего темное небо на короткие мгновения окрашивалось в яркие цвета. Стоя в стороне, я смотрел на этот праздник и с болью в сердце думал о том, как сильно мне не хватает Веры. Так я стоял и смотрел на чужое веселье, пока окончательно не замерз.

Наверное, этот Новый год так и остался бы самым грустным и тоскливым праздником в моей жизни, если бы не одно событие, буквально перевернувшее все с ног на голову.

В десять часов вечера, первого января две тысячи первого года, в дверь раздался звонок. Настроение со вчерашнего дня у меня только ухудшилось, и вида пришедших поздравлять меня родителей я бы сейчас не вынес. Никого другого я не ждал. Разве что Вита? С нее станется.

Однако на пороге стоял Лешик. В руках он держал белого персидского котенка с милым розовым бантиком и открыткой на шее.

Хоть и говорят, что незваный гость хуже татарина, но мое сердце радостно забилось, а на душе разом полегчало. Сомнений быть не могло – Лешик посланник Верочки, и раз он пришел, значит она обо мне все-таки не забыла.

– Здорово, – гаркнул Алексей. – С наступившим тебя, Паша!

– Привет, и тебя также! – воскликнул я. – Ты заходи, не стой на пороге-то.

Массивный Лешик еле протиснулся ко мне в прихожую. Возможно, я несколько преувеличиваю, но нам вдвоем там было явно тесновато. На Верином брате был серый пиджак, под ним теплый свитер, на ногах – мощные ботинки на толстой подошве, темно-синие джинсы. Не слишком тепло, подумал я, значит, за рулем.

– Это тебе от Веры, презент так сказать, – сказал Лешик то, что я от него и ожидал услышать, и бережно передал мне котенка, который выглядел почти игрушечным в его ручищах. Пока я снимал привязанную к котенку поздравительную открытку, верзила добавил: – Ну ладно, я пойду.

– Подожди! Что значит, пойдешь? Хотя бы посиди для приличия, – остановил я его.

Это не было жестом принятой вежливости, я действительно хотел с ним поговорить. Расспросить о Вере, отблагодарить гостеприимством за то, что он принес мне надежду на лучшее, да и вообще, провести немного времени с живым человеком. Мне надоело быть затворником и страдать от давящего одиночества, тоски и грусти.

– Какие мои годы! Сяду еще, – усмехнулся Верин брат, но все же стал разуваться.

Пока он снимал ботинки, я рассмотрел принесенный им подарок. Белоснежный перс с приплюснутым носиком испуганно хлопал глазами, глядя на меня. Он легко помещался в моих ладонях. Хоть он был маленьким и очень пушистым, я все же ухитрился исследовать его на предмет пола. Оказалось, что это пацан. На шее, помимо открытки, у него висела небольшая бирка с надписью: «Луций Фабий Сципион (Луцик)».

В нагрузку к подарку шла малюсенькая открытка. На ней была изображена пихтовая веточка и елочный шар, а внутри я нашел следующие строки:

Век росинки – Он и есть век росинки, не более, И все же, и все же…[13]

Что это? Просто поздравление? Если да, то довольно странное. Я тряхнул головой и перечитал послание еще раз. Наверное, здесь как всегда что-нибудь зашифровано. Какой-нибудь намек на будущее? Трудно сказать, однако чувствуется смутная надежда на Верино возвращение. Уточнить бы у Лешика. Он-то наверняка все знает.

– Проходи в комнату, сейчас чайку поставлю, – проговорил я, глядя на своего гостя. Алексей усмехнулся в ответ и достал еще один «презент».

– А это уже от меня, – весело сказал он. В руке у него была зажата двухлитровая бутыль с белой мутноватой жидкостью. – Первачом не побрезгуешь?

Увидав сомнение на моем лице, он добавил:

– Да ты не волнуйся, это у меня бабка родная самогон варит, так что все чисто.

А почему бы и нет? Общаться под градусом нам явно будет легче.

– Наливай, – улыбнулся я.

Двадцать минут спустя. Лешик развалился на стуле. Я сижу на кровати. Между нами стол, принесенный из кухни, на нем стоят две тарелки с салатом, рюмки, бутыль самогона и трехлитровая банка малосольных огурцов. Салаты я прихватил из дома в Новый год, огурцы были припасены «на всякий пожарный». Все естественные биохимические реакции, вызванные самогоном, уже протекают в наших организмах, но пока это слабо ощущается.

Пять минут назад прозвучал тост.

– Так что, Пашка, учись, одним словом. Давай – за силу воли!

Усевшись за стол, мы разговорились, что называется, за жизнь. Я все лелеял надежду на то, чтобы выведать у Лешика планы Верочки, но он как-то сразу направил беседу в другое русло, и мне оставалось только поддержать его. Он рассказал мне о своих ученических мытарствах. Оказывается, он старше меня всего на каких-то пять лет, хотя я и ощущал себя рядом с ним мальчишкой. Школу Верин брат закончил в девяносто четвертом, поступил на юрфак в университет, а через год понял, что юриспруденция не для него, и без сожаления бросил. Поступив на платное отделение международных отношений, он некоторое время пытался найти себя в новой области знаний. Но жизнь внесла свои коррективы – вскоре Алексей распрощался и с этим начинанием. «Ты молодец, второй год держишься», сказал он обо мне. «Смотри не останавливайся! Учиться легко, важно знать, чего ты хочешь, и не забивать на учебу. Так что, Пашка, учись, одним словом. Давай…»

– За понимание! – тост десять минут спустя. Опрокинули по полной рюмке. По животу растеклось ощущение жидкого огня.

С восьмого класса Алексей занимался различными единоборствами. «Начинал я, Пашка, с простых, но жестоких – карате киокёсенкай, дзюдо боевое. Но это так, баловство, серьезно говорю, больше себя калечишь. Позже занялся рукопашкой, а затем с головой ушел в джиу-джитсу». Школой для него были именно тренировки, а не скучные уроки за партой. На поступлении в ВУЗ настоял его отец. «Поэтому ничего и не вышло! Не мое это было, не мое!». В спортзал в отличие от университета он наведывался каждый день и даже на выходных.

Когда Лешика выперли с международных отношений, им всерьез заинтересовались в Военкомате. «Весной девяносто шестого мне пришла повестка. Я чуть с ума не сошел». Парень, тогда уже плечистый и высокий, в свободное время помогал инструктору вести тренировки. Неоднократный призер контактных боев был прямым кандидатом на отправку в Чечню. «Ты бы знал, как родители переполошились! А что толку?» Тренер подсуетился, и появилась реальная возможность служить в президентских войсках. Но по-настоящему помогли друзья. За два месяца они собрали необходимую сумму в полторы тысячи долларов и купили ему белый билет. Спустя год Алексей, проработав вышибалой в «Kook», вернул долг. «Работа без особого умственного напряжения, но мне нравится. По крайней мере, я занимаюсь тем, что действительно умею и люблю». Еще два года общения с клубными товарищами и он купил себе машину, а затем двухкомнатную квартиру.

Не знаю, потянуло ли Лешика на откровенность нежелание говорить о Вере или что-то еще, но слушать его было интересно. Треская огурцы и попивая самогон, я глядел на него – уверенного, взрослого и обеспеченного мужика, которому была бы рада любая женщина – и думал, как сильно проигрываю на его фоне. В моей тесной небогатой квартире, в моей пресной жизни таким, как он, не было и не могло быть места. Однако в веселом настроении, да еще под самогоном, эти мысли не очень-то трогали меня. Все-таки насколько лучше напиваться за компанию!

– Ну что? Готов? – спросил в очередной раз Лешик. – Поехали!

Двадцать минут спустя в голове крутится одна назойливая мысль. В жизнеописании Лешика не было ни слова о Вере! Даже если он и не хочет о ней говорить, то все равно как-то странно. Ведь они брат и сестра.

«Да она ж дородная…тьфу! Двоюродная сестра мне, Вера, – пояснил Лешик, тряхнув головой, – кроме того, ты же знаешь, как она не любит о себе рассказывать». Я-то знаю, но все-таки… Лешик бормочет что-то невнятное (тост?), опять встряхивает головой, словно спохватившись, и наполняет рюмки самогоном. Залпом выпиваем их содержимое. Це-два-аш-пять-о-аш вливается в организм, и по телу растекается сладкая нега. Процессы в коре головного мозга затормаживаются, и чувства притупляются. На меня нападает зевота и усталость, но в то же время просыпается небывалая любовь ко всему миру, которая, впрочем, довольно быстро сменяется флегматичным отупением. Тяжело вздыхая, я достаю сигареты, предлагаю Лешику. Курим. На кухне жалобно мяукает мой подарок. Продолжаем курить.

Двенадцать минут первого. Забулькал звук в телевизоре. Силясь, пытаюсь вспомнить, когда и зачем мы его включили. Кажется, Лешик выходил в прихожую кому-то позвонить, а я пытался навести порядок на столе. Нужно было убрать опустошенные тарелки с салатами, но закружилась голова, и я уселся прямо на пол. Добравшись до телевизора, я включил его и уперся лбом в сундук, на котором тот восседал. Провал.

Сейчас я сидел на кровати и смотрел в сторону источника булькающего звука, но видел лишь стены. Или потолок? Лешик вещал где-то неподалеку.

«Подожди». Встаю. Качаясь, делаю шаг и врезаюсь коленом в ножку стола. Вроде, не много выпили, а меня как будто обезболивающим обкололи. Ничего не чувствую.

Замутненный взгляд немного проясняется. Лешик с дымящейся сигаретой в зубах, облокотившись на стол, испытующе смотрит в мою сторону.

«Н-ну?» – спрашиваю я. В голове, вроде, ясно, только заплетается язык. Руки и ноги совершенно меня не слушаются. Я стою, покачиваясь, рядом с кроватью и столом. Ну и куда ты собрался? Сажусь.

Еще полчаса спустя. Алексей произнес тост. За храбрость.

Я честно признался, что экстремальные виды спорта не для меня. Лешик путем обрывочных фраз и возгласов поделился со мной своими первыми переживаниями о соревнованиях, историями травм и поражений. Жаль, что мне никогда не придется драться. То есть, получать по морде, скорее всего, придется, но чтобы так, как он – это вряд ли. Не такой я человек, наверное.

Попытка показать мне несколько смертоносных приемов закончилась плачевно – мы перевернули стол и все, что на нем было. Хорошо хоть плотно закупоренная бутыль самогона не пострадала. Ползая по полу, мы пытались сгрести салаты, но только сильнее размазали их по ковру, смеялись как ненормальные.

Четыре минуты третьего или три минуты четвертого? Маятниковые часы плывут перед глазами. Шторм в нашей гавани нехилый. В центре «каюты» Лешик – на потолке блики света от стоваттной свечи – в углу сундук с необъятным «Горизонтом». Как истинный моряк, с заносом в обе стороны, я еле добрел до ванны и умылся.

«Пашка, крепись! Осталось совсем чуток» – обещал Лешик, наливая еще по одной. На этот раз пили без закуси. В отличие от моего гостя я совершенно окосел. Долго не мог понять, где потерял носок. А! Вспомнил. В салате перепачкал, да в ванну кинул.

– И, это… Верунчик-то когда подойдет? – вдруг осмелев спросил я, вылавливая пальцами малосольный огурец из банки. – Не знаешь?.. случаем.

Лешик уставился на меня в недоумении.

Пятнадцать минут полудрема, сквозь который изредка прорывался звук телевизора. Кажется, там пел Розенбаум. Или Круг? Мерно тикали часы, мой новогодний подарок, Луцик, немного освоился и сейчас умывался, сидя у батареи. Алексей, увидев, что я открыл глаза, тут же потянулся за бутылью. «С простых, Пашка, надо начинать!..» – успел сказать он совершенно трезвым голосом, прежде чем уснуть, уткнувшись лбом в стол. На улице уже светало. Я прикрыл глаза и тоже провалился в сон.

– Хватит дрыхнуть, – гаркнул Лешик, тряся меня за плечо.

– Трахнуть? Кого?– промямлил я, послушно принимая рюмку, которую протягивал мне гость.

– Надо еще за терпение... Да. Пьем за терпение!

– Паша! Паша! – громкий голос обрывает мой сон.

– А? – так неохота раскрывать слипшиеся веки. Гудит в голове.

– Паша, просыпайся уже!

– Что? Достал уже! Поспать дай.

Лешик опять навис надо мной и орал мне прямо в ухо. Ну что за человек? Никакого сострадания! Я отвернулся.

– Ты спишь или притворяешься?– он толкнул меня кулаком в спину.

Вот мудак!

– Нучётенадо? Отвали.

– Рано спать. Давай еще опрокинем.

– Не… – я замахал руками, и от тряски к горлу подступила тошнота. – Эту? Эту я пропущу.

Кажется, я и так перебрал. Хорошо хоть никто этого не видит. А Вера?

– Верочка-то где? Где?.. Нету? Чё один-то приперся?

– Ууу, да ты приуныл, приятель. За стойкость дух-ха!

«Ха» он выдохнул после того, как запрокинул голову и вылил в рот содержимое рюмки. Затем он заставил меня сделать то же самое. Ощущение как после карусели. Все куда-то падаешь, падаешь…

– Вера, Вера пришла! Вставай!

– А?.. Правда? – ничего не понимаю.

– Да нет, это я так, пошутил. В общем, давай по последней и на этом закругляемся. Вставай! Выпрямляйся. За прямоту, что ли?

Лешик лижет меня в лицо. Фу-ты, пакость какая! Я дернулся к стене. Нет, это Луцик. Кышш! Кышш! Скидываю кота на пол.

Луций поднимает меня с пола, а Лешик обиженно мяукает. Лу? Разве Я упал? Нет-нет, просто отдыхаю.

Утро. Я лежу на кровати, уткнувшись лицом в подушку. Ноет голова, немного подташнивает, но в целом состояние терпимое, если учесть, сколько мы выпили. Кстати, а сколько мы выпили? Я открываю глаза и переворачиваюсь на спину.

– О, проснулся, – сказал Лешик. Он был бодр, как огурчик, и сидел на стуле возле кровати, дожидаясь моего пробуждения. – Как состояние?

– Уфф, – я тяжело вздохнул и усмехнулся, о чем тут же пожалел. Где-то в области затылка у меня развертывались нешуточные боевые действия с применением тяжелой артиллерии. И, кажется, мозг терпел поражение.

– Понятно, состояние не стояния. Нужно подзаправиться. Я тут яичницу с колбасой поджарил.

Вскоре мы уже сидели на кухне. Алексей с аппетитом поглощал приготовленную им же еду, а я вяло ковырялся вилкой в тарелке. Сама мысль о еде вызывала тошноту.

В квартире царил полный разгром. В ванной я каким-то образом умудрился свалить полку с зубными щетками и шампунем, в комнате мы размазали салаты по ковру, когда уронили стол, а на диване нагадил Луций. В общем-то, прибираться будет не слишком приятно, да и с полчаса у меня это точно займет. Наводить порядок в своей маленькой квартире при авторитетном Алексее мне было почему-то неудобно. Он-то уж точно у себя дома не прибирается – наверняка, нанимает кого-то, по нему видно, что он мелочами быта не отягощен.

Когда завтрак подошел к концу, Верин брат засобирался, и тогда в дверь раздался звонок.

– Вера? – неуверенно спросил я Лешика.

Он отрицательно покачал головой.

Я открыл дверь, готовый к любым неожиданностям. На пороге стояли Выкидыши.

– Пашка! С Новым годом тебя! – сказал Толик, радостно врываясь в квартиру и вручая мне пластиковый ящик с шампанским, под весом которого я чуть не согнулся.

Изо рта у него несло перегаром наверное похлеще, чем у меня, а под глазами красовались бледно-синие круги от прошедших праздничных пьянок. За ним семенил еще более датый Дёня и тот лысый из пиццерии, что был среди дружков Толика, когда он приехал меня выручать.

– С Новым годом! С Новым годом!

Гости не помещались в прихожей, поэтому разувались по очереди. Парни были навеселе, им уж точно не пришлось проводить Новый год в одиночестве. Но, главное, они вспомнили обо мне и пришли навестить, пусть даже второго числа.

– Знакомьтесь, – радушно проговорил я, когда из кухни выглянул насторожившийся Лешик. – Алексей, двоюродный брат Веры. А это, мои друзья.

Разом умолк галдеж. Товарищ Толика, сторонний человек, и тот, наверное, почувствовал напряжение, возникшее в душном послепраздничном воздухе моей квартиры. Лица Выкидышей при виде Алексея напряглись, веселье и радость куда-то улетучились.

Мой вчерашний гость сделал уверенный шаг к новым гостям и протянул им руку:

– Алексей.

– Анатолий.

– Денис.

– Сергей, можно просто Косматый.

Гости обменялись рукопожатиями, и в воздухе опять повисло тягостное молчание. Еще ничего не понимая, я все же попытался спасти положение:

– Ну, проходите же, не стойте в дверях.

Выкидыши отошли, и их место занял Алексей:

– Ладно, мне пора, – проговорил он, спешно обуваясь.

Толик с Денисом провожали его хищными взглядами. Косматый безразлично жевал жвачку.

– Пока, до встречи, – бросил Верин брат, и я закрыл за ним дверь.

Не успел я обернуться, как на меня накинулся Толик и, схватив за грудки, припер к стене. Он был в ярости:

– Какого хрена он тут делал?

– Что? – я недоуменно уставился на него.

– Ты чё, предупредить не мог! Мобилу выключил, баляяя…

– Да в чем, собственно, дело? Ну, пришел Лешик, ну впустил я его к себе. Случайно же вышло, что он с вами пересекся. Что тут такого?

– Что такого? Да ты разве не понимаешь, что он нас теперь Верке заложит! – возмущенно заявил Денис, нервно прохаживаясь по комнате. – Что он тебе говорил?

Я вкратце описал вечер. Объяснил, что Лешик никакой не шпион и, тем более, не «засланец», как упорно называл его Денис. Он принес мне подарок от Веры и решил выпить со мной по случаю праздника.

– Про нас он что спрашивал? – хмуро поинтересовался Толик.

– Да не знает он ничего, – недовольно ответил я.

–Точнее, до этого момента не знал! – зловеще произнес Денис.

Я осекся. А ведь он прав! Теперь Вера будет в курсе того, что я общаюсь с «ее бывшими», и она будет явно недовольна. Я посмотрел на Дениса, который лихорадочно расхаживал по комнате.

– По коням! – вдруг решительно воскликнул он.

– Что? – отозвались мы одновременно с Толиком. Косматый с интересом посмотрел на нас, даже перестав жевать на мгновенье. Денис пояснил:

– Нужно его остановить.

– Понял, нет проблем, – быстро сообразил Толик, и троица бодро направилась к двери.

Я один почему-то ничего не понял. Зачем мы его будем останавливать? Что мы можем… Черт! Неужели они хотят устроить ему то же, что тем бандитам в кафе?

В мгновение ока я натянул джинсы, свитер, схватил шарф и, не завязывая шнурки на ботинках, бросился за перехватчиками. Догнав их на лестнице, я обратился к Толику:

– Он ведь Верин брат!

– Ну и что? – недоуменно спросил он.

– Что вы с ним хотите сделать? – взволнованно спросил я, но Толик быстрым шагом спускаясь по ступенькам, мне не ответил.

Глава девятнадцатая

Погоня

Как только мы выскочили на улицу, пикнули две машины. Одна – девятка моего бывшего одноклассника, а вторая, подержанная белая Тойота – его друга. Толик с Косматым открыли их пейджерами почти одновременно.

– Пашка, ты к кому? – спросил меня Толик.

– К вам, конечно!

– Ладно, Серег, тогда ты один, – бросил он Косматому, и тот кивнул ему в ответ. – Держим связь! – добавил Толик, демонстративно приложив ладонь с растопыренными пальцами к уху, изображая мобильник.

Косматый исчез в своей машине, а мы с Денисом уселись в девятку. Толик завел двигатель, еще не успевший остыть.

– Ага, ты сейчас до главной, а потом вниз. Мы через четвертую поликлинику поедем, – распоряжался Денис, прижав к уху свой телефон. – Бэха серая, номер… постой, кажется… пять шесть девять. Да, точно. Нет, далеко не убежит.

Я удивился его наблюдательности. Не знаю, почему Денис подумал, что Лешик едет именно в город, но возражать я не стал – ему видней. Мне же еще предстояло решить, на чьей я стороне. Сама мысль о том, что Выкидыши наедут на Алексея, который был мне симпатичен, пугала меня. Но при этом не очень-то хотелось, чтобы Вера узнала о моей связи с Выкидышами. И все же Вера находилась где-то далеко и не торопилась появляться, а вот Алексей был здесь и сейчас, и, возможно, ему угрожала опасность.

Косматый рванул с места, Толик выкрутил руль до упора, развернулся и поехал следом за ним. На углу дома, как и хотел Денис, мы разминулись. Тойота умчалась далеко вперед и превратилась для нас в мелкую точку.

На прямых участках дороги мой бывший одноклассник держал скорость не менее восьмидесяти километров в час. Он не боялся ни бога, ни черта, ни даже ГАИ –радародетектор заблаговременно предупреждал об опасности. Жуткий гололед, на котором нас со свистом заносило на поворотах, был похоже для него делом привычным. Крепко удерживая руль, Толик прищурено смотрел вперед. Он был сама целеустремленность. Денис тем временем оживленно изучал карту города, разложенную у него на коленях, изредка давая указания Косматому по телефону, а иногда и Толику. Я же со страхом следил за дорогой. Мне, не приученному с детства к автомобилям, казалось, что мы вот-вот выйдем на встречную полосу, собьем зазевавшегося пешехода или врежемся в чужой автомобиль. Нарваться на особо ретивых блюстителей порядка было бы сейчас настоящим спасением, но где они эти блюстители, когда так нужны? Я то и дело вскрикивал, умоляя Толика ехать осторожней и сбавить скорость.

– Заткнешься ты или нет? – наконец возмутился тот, стальные нервы которого тоже были на пределе, и я заткнулся.

За окном пролетел кабельный завод, по правую сторону сразу за поворотом – Телецентр, далее мост через реку Ушайку, и сейчас мы поднимались в гору к Дому Книги.

Время шло, и мы до сих пор еще не догнали Алексея. У меня появилась надежда на то, что мы его вообще не догоним.

– Нашел!? – радостно вскрикнул Дёня, услышав возглас Косматого в трубке.

– Что вы с ним будете делать? – спросил я.

– Тише! – шикнул Денис, нахмурив брови. – А? Не расслышал, еще раз. Не тот? Твою мать! Высматривай, он точно где-то там.

– Я не позволю его трогать, – несмело пробормотал я.

– Чего? – скривился Денис, обернувшись назад. – Паша, ты запарил. Сколько мы уже с твоей Верой маемся? А теперь, когда потрачено уйма времени и сил, ты хочешь нас откровенно кинуть? Вот скажи, чего ты так боишься за этого Алексея?

– Ну, – поддержал его Толик, не отрывая глаз от дороги. – Потолкуем о том, о сем. Ничё с ним не будет. Объясним ему, чего надо сказать Верке, а чего говорить не надо, Дёнька у нас по таким делам мастак. Может, чё нового про Верку узнаем.

– Конечно! Кроме того, это реальный шанс выйти сухими из воды. Не знаю как тебе, но мне не хотелось бы давать Вере козырь. А сведения о нас – это однозначный козырь. Она и так слишком много знает.

Я неуверенно кивнул. Мы остановились на светофоре.

– Нам туда, – проговорил я, указывая налево по дороге в сторону Академгородка, где находился клуб «Kook».

– А ты откуда знаешь? – оба Выкидыша подозрительно посмотрели на меня.

– Он, вроде, говорил, что рядом с работой живет. А работает он в «Kook».

Денис почему-то насупился.

– Ну, чего молчишь? – обратился к нему Толик. – Косматому скажи.

– А? Хорошо, – произнес Денис, задумчиво почесывая затылок, и набрал номер. Наверное, варианты просчитывает, Чикатилло. – Алло, это я! Новые сведения – давай, в Академ шуруй. Ну? Да, да, уверен. Все, отбой.

– Слушай, а что он тебе еще говорил? Вы случайно с ним не спелись?

– Ну, может, и спелись, – сказал я, наблюдая за тем, как напрягся Денис, – хотя скорее спились, потому что после третьей рюмки я ничего не помню . Хотя… Постой-ка! Помню, он все какие-то тосты странные произносил.

Толик пропустил это мимо ушей, а Денис, напротив, заинтересовался:

– Ну, и что это за тосты были?

– Странные какие-то, – повторил я. В голове перемешались все события прошедшего месяца. Ожидание Веры, депрессия, родственники, Вита. Но что говорил Алексей? А, вспомнил! – Они у него краткие были, как у генерала в «Национальной охоте», причем он их, похоже, не с потолка брал, а с разговором увязывал.

Больше ничего не вспоминалось. Самогон был добротный – голова была чистая, вот лишь мутило чуток, – да только в голове одни белые пятна. Амнезия, чтоб ее! Хорошо хоть до делирия[14] дело не дошло.

– То, что они были краткие, нам ничего не дает, – сказал Дёня, пока Толик напряженно следил за дорогой, – ты лучше, постарайся их дословно вспомнить, а еще лучше в той последовательности, в которой он их произносил. Думаю, в них что-то есть.

Я послушно кивнул и напряг свою память. Начало беседы я еще более или менее помнил. Лешик про учебу говорил, потом… потом …

– За понимание, перед ним… за силу воли, дальше… как же там дальше-то было?

– Вот уж не знаю, сам вспоминай.

– Кажется за храбрость, а потом за терпение.

– И все?

– Нет, по-моему еще что-то.

Медициной доказано, что человек ничего не забывает, все хранится в его необъятной памяти, нужно только уметь находить зацепки и выуживать прошлое из мутного омута психики. Поэтому я вздохнул и копнул еще глубже в свои хмельные воспоминания.

– За стойкость духа и прямоту! – внезапно вспомнив, выкрикнул я.

Главный Выкидыш задумался. Минуту-другую мы ехали в относительной тишине, если не считать редких замечаний Толика по поводу пешеходов, которые так и лезли под колеса, а затем Денис многозначительно хмыкнул.

– И? Тебе это ничего не напоминает? – в его тон вкралось злорадное спокойствие.

– Нет, – честно признался я.

– Воля, понимание или, если хочешь, сострадание, храбрость, терпение, стойкость духа, прямота, – четко проговорил он. – Тесты-тосты! До сих пор не доходит, что ли?

В голове прояснилось настолько, что я чуть было не увидел себя со стороны. Не может быть! Значит, Алексей всего лишь играл роль по Верочкиному сценарию. А эта пьянка ничто иное, как хорошо продуманный спектакль. Ну, братец Лешик, от тебя я такого не ожидал. Хотя, да, не впервой, не впервой. Мне вдруг вспомнилось его поведение на дискотеке. В который раз убеждаюсь, никому нельзя доверять!

– О! Как оно тебе? – победоносно заявил Дёня. – Чуешь? Тебя как младенца провели, а ты жалеть его вздумал. Тьфу! У них с Верой, знаешь ли, все ложь на лжи построено.

Я тяжело вздохнул, признавая его интеллектуальное превосходство. Но лицо Дениса передернулось, и следующая тирада имела несколько иной эмоциональный оттенок:

– Я это еще по своему опыту знаю. Никому нельзя доверять! Ты пытаешься быть искренним, не кривишь душой, а наталкиваешься на одно лицемерие, притворство, фальшь, – в голосе Главного Выкидыша сквозила тоска, которой раньше за ним не наблюдалось. – Общаешься, веришь, и в один прекрасный день понимаешь, что попал на театрализованное представление, где все знают свои роли, и только одному тебе приходится импровизировать. Пашка, если ты до сих пор не разочаровался в Вере, то теперь самое время…

Не знаю, что бы еще успел наговорить Денис, но впереди замаячил знакомый серый БМВ, и я затаил дыхание. Толик нажал на газ, машина взревела и устремилась вслед за беглецом. Мы въезжали на знакомую гору, ведущую к Академгородку. Ничего не подозревающий Алексей спокойно ехал к себе домой. Вырвавшись вперед и прижимая БМВ к правому краю дороги, Толик начал сигналить.

Несколько мгновений я наблюдал за удивленным взглядом Лешика, направленным в нашу сторону, а потом немым упреком, который мог относиться только ко мне. Верин брат, очевидно, не думал, что так получится. Мне стало безумно стыдно. Но неопределенность на его лице сменилась гремучей смесью холодной расчетливости и злобы – он ударил по тормозам, и мы оказались далеко впереди. Толик заматерился, также сбросил скорость и дал задний ход. БМВ тем временем сделала резкий поворот и помчалась по дороге, уходящей в сторону от нашей.

– Йй-у-уху! – дико заорал Дёня. – Настоящая погоня!

Толик лишь улыбнулся каким-то зловещим оскалом и нажал педаль газа до упора. Нашли чему радоваться! Нас заносило на поворотах, встречающиеся машины отчаянно сигналили, но мы не сбавляли скорости. Я сидел как на иголках.

Весь Академгородок представлял собой площадь в несколько кварталов средней величины с четырьмя-пятью крупными улицами. Заезд на него был один единственный, который объединял в себя две основные дороги. Первая вела с действующего кладбища, вторая – с одной из центральных улиц нашего города, по которой мы сюда и приехали. Таким образом, у Лешика было только два способа избежать нашего преследования. Либо скрыться внутри самого городка, быстро спрятав машину в гараже, либо вырваться в город и переждать. Так как в нескольких минутах езды от городка находился Косматый, который наверняка не пропустит его машину, то нашей задачей было не терять Алексея из виду и постараться поймать его в тот момент, когда он покинет свой автомобиль. Так все обрисовал нам Дёнис.

Главный Выкидыш также отметил, что БМВ все-таки помощнее девятки Толика, а Лешик – водитель довольно опытный, в чем мы уже имели возможность убедиться. Поэтому мы все-таки можем упустить его. К слову сказать, машина Алексея до сих пор маячила впереди нас – Толик держался что надо.

Когда впереди показался поворот, который Лешик благополучно миновал, Денис радостно завопил и заулюлюкал.

– Йес! Йес! Йес! Влево, влево давай, – возбужденно закричал он.

Толик без лишних вопросов последовал его совету.

– Он прямиком к лесу едет, и если он там не собирается оставаться, то должен будет свернуть на следующем повороте, – пояснил наш стратег. – Тут-то мы его и поймаем.

Толик тоже довольно неплохо знал эти места и дальше уже действовал самостоятельно. Сделав небольшой крюк, практически не сбавляя скорости – поворот налево, поворот направо, подъезд к дороге, которая являлась следующим поворотом (на нее и должен был свернуть Лешик), – мы на секунду остановились. Справа, как и предполагал Денис, на нас несся серый БМВ.

– Вперед проезжай, давай вперед, – заверещал Денис. Толик колебался. – Ну же, перегороди ему дорогу!

Взревел мотор, и мы выехали на середину дороги, перекрыв проезжую часть. Лешик поздно заметил это препятствие. Он резко ударил по тормозам и его автомобиль бешено завилял – видимо, водитель вертел рулем, пытаясь сообразить, как объехать девятку Толика. В результате машина, несущаяся на скорости более ста километров в час, шурша покрышками по обледеневшему асфальту, беспомощно полетела вперед, прямо в нашу сторону.

Бешено застучало сердце, я с животным ужасом наблюдал за тем, как потерявший управление автомобиль весом больше тонны стремительно надвигался на нас, и с этим уже ничего нельзя было поделать. Не растерялся один Толик. Грязно выругавшись, он до упора вдавил педаль газа в пол и в последнее мгновение увел автомобиль от удара. Лешик со свистом пронесся мимо. Его БМВ развернуло на сто восемьдесят градусов и выбросило на обочину. Влетев в сугроб, автомобиль остановился.

Повисла гробовая тишина. Моей первой мыслью было «как там Лешик… жив?», первая же мысль Толика обратилась в действие – он резко открыл дверь, вырвался из девятки и так же резко ее захлопнул. О чем думал Дёня, мне было неизвестно. Он сидел и молчал, как завороженный.

Пикнула сигнализация – значит, мы с ним остались взаперти.

– Куда он? – растерянно воскликнул я. Мне стало страшно за Толика, который решил один на один столкнуться с мастером по рукопашному бою.

– Сиди. Ничего он твоему Лешику не сделает, – сквозь зубы процедил Денис.

Ну-ну, это еще кто кому сделает, подумал я и прилип к стеклу.

Толик за несколько секунд преодолел расстояние между машинами. За эти мгновения его противник успел открыть дверь и сейчас, покачиваясь, выбирался наружу. На лбу у Лешика виднелась красная ниточка крови.

– Хых! – выдохнул он, когда Толик врезался ему плечом в грудь.

Этим ударом мой бывший одноклассник свалил Алексея в сугроб. Следующий удар упавший получил ногой под ребра. Я видел Толика таким разъяренным всего второй раз в жизни, и мне стало немного не по себе, когда я в деталях вспомнил про первый.

– Куда? – взревел он, нанося очередной удар поверженному противнику. – Сбежать от нас хотел, падла!?

Лешик, уткнувшись лицом в снег, неловко прикрывался. Он вздрагивал от каждого удара и, казалось, был сломлен под внезапным натиском противника. Когда Толик нагнулся и, перевернув его, схватил за грудки, я увидел лицо поверженного: холодный презрительный взгляд, сведенные в ненависти брови и раздутые ноздри. Следующий удар получил уже Толик. Алексей рванул его за пуховик, со всего маху взрезавшись ему лбом в переносицу. Выкидыш вскрикнул и, раскинув руки, отпрянул назад.

Алексей тем временем рывком поднялся на ноги. Он был почти на голову выше своего противника, шире в плечах и гораздо опытнее, если верить его рассказам. Я не на шутку перепугался и забарабанил по стеклу, пытаясь достучаться до дерущихся. Пока еще не поздно и никто серьезно не пострадал, они должны остановиться! Денис, сидевший до этого момента буквально с открытым ртом, опомнился и зашипел на меня:

– Да тише ты! Угомонись!

Я в напряжении замер, уставившись в обледенелое стекло. На этот раз опять досталось Толику. Он еще не успел опомниться от первого удара и беспомощно размазывал по лицу хлынувшую из носа кровь, как Лешик въехал ему ногой под коленную чашечку, одновременно нанеся сокрушающий удар локтем в челюсть. Толик вскрикнул, мотнулся в сторону и, схватившись руками за голову, повалился на бок. Верин брат прыгнул на него, ухватился и, пропустив свою руку под шеей, сделал удушающий захват.

Он что-то говорил поверженному Выкидышу, но нам в машине совсем ничего не было слышно. Я в исступлении начал рваться наружу, дергать ручку двери, барабанить по стеклу. В один момент до меня вдруг дошло, как вырваться из плена. Дрожащими от волнения руками я стал открывать окно – стекло медленно опускалось. Таким нехитрым способом можно было вырваться из плена и попытаться остановить это безумие, пока оно еще не зашло слишком далеко.

Денис отрешенно наблюдал за моими действиями, вялый и разочарованный с того самого момента, как Толик проиграл бой. Я же в своей неуклюжей, неприспособленной для приключений куртке пытался выбраться из машины, но из-за волнения у меня это никак не получалось. Я молотил в воздухе руками, пытаясь пролезть через окно, цеплялся за корпус и отталкивался ногами в салоне. Сигнализация среагировала на мои движения и сейчас орала, как бешенная. Я немного подался назад.

– Вообще-то сигналка только снаружи запирает, – перекрывая страшный рев, крикнул Дёня.

Я замер и медленно перевел взгляд с Толика, который в полубессознательном состоянии слушал Лешика, на этого сукиного сына Дениса. Он смотрел на меня в упор, расчетливый стратег – в его глазах не было ни извинения, ни раскаяния. Всегда отдающий отчет своим действиям, Денис сознательно тянул с моим высвобождением до последнего момента. Хорошо, мы тебе это припомним.

Я заворочался и окончательно влез в салон. В этот момент послышался гул приближающегося автомобиля, заскрипели тормоза – на место происшествия прибыл Косматый. Мне стало дурно.

«Уа-уа-уа! Др-др-др! Уа-уа!» – блажила сигналка, переключаясь с одного режима на другой.

Открылась дверь Тойоты, и друг Толика в своем длиннополом кожаном плаще выскользнул наружу. Я поднял пипку двери, с силой дернул за ручку и вывалился из салона. Лешик встрепенулся, Толик мотнул головой – они, конечно, тоже слышали приближение Тойоты. Перекатываясь по снегу, я с ужасом заметил, что в руках у Косматого зажат дробовик. Самый настоящий винчестер с прикладом и передергивающимся затвором.

Время остановилось. Я пораженно впился взглядом в оружие.

Косматый делает шаг, другой. Я слышу хруст ботинок по снегу, который кажется громче воя сигнализации.

Лешик вскакивает на ноги, и у меня пересыхает в горле.

Одинокая мысль в пустоте, заполнившей мою голову: он же не будет стрелять?

Стон из пересохшего горла. Вскакиваю, пытаюсь бежать к ним, но, запнувшись, падаю. Встряхиваю головой, избавляясь от прилипшего к лицу снега, и поднимаю взгляд.

Косматый ударом приклада сбивает руки Лешика, поднятые в защите, бьет ногой по икре верзилы. Тот вскрикивает, цепляется за оружие, тянет его на себя, и завязывается борьба. Косматый получает от Алексея несколько болезненных ударов ногами, но дробовик не выпускает. Слышится остервенелая ругань, а воздух наполняется стальным запахом злобы.

Кряхтя, приподнимается Толик, он хватается за ноги топчущегося в борьбе Лешика, пытается удержать их, помешать тому двигаться. Верин брат, не ожидавший нападения снизу, еще несколько мгновений отчаянно сопротивляется, но затем начинает путаться в своих движениях, пропускать частые удары Косматого, который, судя по всему, тоже далеко не новичок в этом деле. В итоге Алексей падает на землю и получает несколько ударов в живот и ребра.

Я, все это время парализованный стремительностью событий, истошно начинаю кричать и умолять их остановиться, но не удостаиваюсь даже мимолетного взгляда. Меня переполняет отчаяние.

Что с ними происходит? Да разве же это люди?

На глаза наворачиваются слезы обиды. Упираясь руками в землю, я подтягиваюсь и сажусь в бессилии что-либо предпринять, так как этих двоих уже не остановить.

– Ты, мудак, – отхаркиваясь кровью, выдыхает Толик. – Думаешь, играть с тобой будем? Думаешь, раз от Верки пришел, так все можно? Следить, шпионить за нами, да? В эти ее игры играть, да?

Толик еще не отдышался, поэтому его голос подрагивает и звучит не слишком авторитетно, он чувствует это и злится еще сильней. Все его тело протестует против нечестной победы и вторжения Косматого. Я вижу, как он нервно сжимает и разжимает кулаки, напоминая быка, бьющего по земле копытом.

Косматый более спокоен, он, хоть и получил несколько ударов, но устоял на ногах и остался при оружии, а это самое главное. Наступив Лешику ногой на грудь, он держал поверженного на прицеле, ожидая приказа от своего товарища

– Чмо! – вырывается у Толика, он продолжает дальше оскорблять Вериного брата. – Урод! Думаешь так вот просто от нас отделаться. Бодаться вздумал!

Он хотел еще что-то сказать, но, передумав, со всего размаху пнул Алексея в бок.

– Толик! Подожди, – окрикиваю я его, поднявшись на ноги.

– Заткнись! – бросает он, даже не посмотрев в мою сторону.

Я нерешительно приближаюсь к нему, но получаю тычок в грудь. Толик!..

– Пашка, лучше заткнись, бля, а то тоже получишь! – он грубо обрывает меня на полуслове. Я униженно замолкаю.

За моей спиной вырастает фигура Дениса. Толик немного успокаивается, но все равно еще на взводе. Воспользовавшись возникшей паузой, Главный Выкидыш берет инициативу в свои руки.

– Алексей, – как-то неуверенно начинает он, – ты прекрасно знаешь, почему мы здесь. Мы не хотим тебе причинять вред, ты должен нас просто выслушать.

Толик хмурится. По его раздраженному лицу видно, что сдержанный тон Дениса ему не по душе.

– Ты пришел к Пашке, втерся к нему в доверие с одной лишь целью – вытянуть из него как можно больше информации и донести Вере. Ты во всем следовал ее наставлениям и получил по заслугам, – Лешик хотел было возразить, но Денис поднял руку, заставляя его дослушать мысль. – Нам надоела бесчестная игра! Мы хотим справедливости и… – он замешкался. – Мы хотим справедливости. Нам нужна Вера, а не ее трусливые гонцы.

– Будет вам еще Вера, мало не покажется, – отозвался Лешик. – Но тебе-то она зачем, Денис? Ты же...

– Э-не! Так дело не пойдет, – перебивает его Главный Выкидыш, злобно впиваясь взглядом. – Все, о чем мы говорим, останется между нами, как и тот факт, что ты видел нас вместе с Пашей. Понятно? Иначе тебе же будет хуже.

Лешик молчит в ответ.

– Нет, Денис, – вклиниваюсь я в разговор. – Отпустите его немедленно!

Вся троица – Толик, Денис, Косматый, – а также лежащий на снегу под дулом дробовика Алексей, поворачивают головы в мою сторону, удивляясь неожиданному вмешательству с моей стороны.

– Отпустите его, – повторяю я, вкладывая в слова прибывающую уверенность в собственной правоте. – Он пришел ко мне, а не к вам. Его прислала Вера, девушка, которую я, не смотря ни на что, люблю и буду любить. Алексей передал мне ее поздравления и подарок. Я был действительно рад его появлению и знаю, что он остался у меня по собственному желанию, за что я ему очень благодарен. Он был единственный, кто почувствовал насколько тяжело без любимого человека в те дни, когда кругом все веселы и счастливы. Я завидую Вере потому, что у нее есть такой замечательный брат, пускай даже двоюродный.

– Он ей не брат, – вырывается у Дёни, но он тут же осекается под презрительным взглядом Алексея.

У нас от удивления вытягиваются лица.

– А ты откуда знаешь? – хрипло спрашивает Толик, потирая ушибленную челюсть.

– Мы знакомы не понаслышке, – горько усмехается верзила на снегу.

– Это не имеет значения! То, что вначале подразумевалось как помощь, постепенно переросло в навязанную опеку, – сказал я, сердито обводя глазами Выкидышей. – Вы зашли слишком далеко, дорогие друзья мои. Спасибо вам за все, но такой помощи мне не надо!

Оба Выкидыша еще некоторое время смотрят на меня. Я вижу, как с их лиц постепенно сходит жесткость. И только Косматому все равно, он по-прежнему держит Алексея под прицелом и равнодушно смотрит на нас.

– А сейчас Алексей может идти, куда ему вздумается, и говорить с Верой, о чем угодно, – говорю я напоследок и подаю поверженному руку.

Лешик поднимается на ноги и отряхивается. Выкидыши напряженно смотрят на меня, но молчат. Я провожаю взглядом огромную фигуру человека, которого я еще недавно считал Вериным родственником, и осматриваю своих недавних друзей. Даже у Дени нет для меня слов. Мне хочется что-то еще сказать, но мое недавнее красноречие куда-то улетучилось. Вздохнув, я молча покидаю их.

Пока я шел к автобусной остановке, мимо меня пронесся серебристый БМВ Лешика, и я опять вспомнил о Вере. Увижу ли я ее после всего, что случилось сегодня? Что она скажет, узнав о таком вероломстве с моей стороны? Я бы даже назвал это ВЕРАломством.

Простит она меня или навсегда разочаруется и потеряет интерес ко мне – бессовестному трусу и обманщику, неспособному самостоятельно разобраться в собственных проблемах?

– Паша! – вдруг раздается знакомый голос, и я оборачиваюсь.

Девятка Толика, поравнявшись со мной, медленно катится рядом. Денис, выглядывает из окна.

– Отвали!

– Да ладно, иди, мы тебе не мешаем. Просто, я хотел напомнить о тестах, – взволнованно говорит Денис. – Лешик перечислил четыре из тех, которые ты уже прошел, и назвал два новых.

Я ускоряю шаг.

– Запомни! Следующим, скорее всего, будет стойкость духа, а за ним прямота. Что это означает, я пока точно не знаю, но…

Я затыкаю уши руками и резко поворачиваю в другую сторону. Машина проезжает дальше и притормаживает. Сидящие внутри ждут, что я все же сдамся и вернусь к ним, но я настроен вполне решительно. Спустя полминуты, взревев, девятка улетает вдаль.

И я остаюсь один.

Глава двадцатая

Жизнь преподносит сюрпризы

К шампанскому, которое мне досталось от Выкидышей, я даже не притронулся. Разве что вытащил все бутылки из коробки и поставил в холодильник, чтобы в случае чего были наготове. Желание пить спиртное, как это было в новогоднюю ночь, пропало напрочь. Я стал меньше курить, а если и курил, то только на балконе. Случай с дракой сделал меня более собранным и целеустремленным. Я наконец-то начал понимать, что никто кроме меня не сможет спасти наши с Верой отношения. Только я сам, мои решения и действия. Поэтому я трудился и упорно ждал.

Под трудом я имею в виду учебу – после непродолжительных новогодних каникул наступило время сессии, и мне нужно было прикладывать немалые усилия, чтобы сохранить стипендию. Установка на победу помогла быстро расправиться с оставшимися зачетами и перейти к экзаменам. Их было всего два – Гистология и Анатомия. Учить, или вернее, зубрить приходилось до ночи, а порой и до утра.

Ждал я Веру по-разному. Иногда, в редкие минуты свободного времени я садился за свой дневник и записывал воспоминания и мысли о ней. Дневник был последней ниточкой, которая связывала меня с Верой, и мне не хотелось обрывать ее.

А еще я ухаживал за ее подарком, Луцием, следил, чтобы с ним ничего плохого не приключилось. Говорят, что домашние животные перенимают характер своих хозяев и становятся даже чем-то внешне похожими на них, потому я старался воспитывать котенка, чтобы он не походил на меня во всем – только в хорошем. Думаю, Вере бы такой подход понравился.

Белый перс с симпатичной приплюснутой мордочкой оказался одним из тех немногих представителей своей породы, которые имеют разноцветные глаза. Поначалу я не обращал на это внимания, но спустя некоторое время интенсивность окраски усилилась, и стало заметно, что один глаз у Луцика был густо-оранжевого цвета, а второй – небесно-голубого. Один из моих одногруппников, побывав у меня в гостях, прозвал его за это Мурлином Мэнсоном.

Первая ночь для маленького, беспомощного котенка оказалась самой страшной и мучительной – неудивительно, ведь это была ночь нашей с Алексеем пьянки. Впрочем, вторая оказалась ненамного лучше. Лу, как я начал его звать для простоты, окруженный странными запахами, незнакомыми предметами и звуками, жалобно мяукал то в коридоре, то на кухне, то возле моей кровати, безуспешно разыскивая свою мать, братьев и сестер – хоть кого-нибудь, к кому он мог бы прижаться в поисках спасения. Какое-то время я просто не обращал на него внимания, но вскоре не выдержал и взял к себе под одеяло. С тех пор мы подружились.

Я старался быть заботливым и понимающим хозяином. Наверное, не последнюю роль в таком отношении к котенку сыграло мое обучение в медицинском университете – ведь именно так хороший врач должен обращаться со своими пациентами. Я нашел деньги и купил кошачий лоток для туалета, хороший наполнитель, мышку-игрушку, чтобы Лу было чем занять себя, когда меня нет дома. Кроме того, чтобы лучше понимать своего питомца, я раскошелился на книгу по уходу за кошками. Из нее я узнал, как надо ухаживать за требовательной шерстью персов, и теперь через день припудривал котенка тальком, а затем тщательно расчесывал его гребнем.

Присутствие Луция, маленького верного друга, – вероятно, единственного настоящего друга в те дни – ободряло меня и скрашивало тягостное одиночество. С ним я продолжал надеяться на то, что Вера, являющаяся мне около двух месяцев только во снах, вернется, не смотря ни на что, и мы снова будем вместе.

Я никогда не был примерным учеником, но сессию, как ни странно, сдал на отлично. Видимо, и в этом мне помогли мысли о Вере, мое стремление стать лучше и желанней для нее. Подошел конец января, и снова началась учеба.

– Смотри, – сипловато произнес кто-то, нарушив блаженную полудрему, в которую я погрузился на скучной паре по истории медицины. – Ну же, смотри.

Я приоткрыл глаза и ужаснулся – рядом со мной сидела Вита. Нет, она была очень даже хороша собой – живой взгляд, все тот же веселый рыжий ежик, пухлые яркие губы и вздернутый нос. Меня напугал не ее внешний вид, а то, что она опять оказалась рядом со мной. Я никак не мог отделаться от ощущения, что она меня преследует.