Дурная кровь (в сокращении)

3

Машина с копами, получившими от диспетчера службы 911 приказ отправиться в дом Квиллианов, прибыла туда за пять минут. Полицейский Тимоти Дентон, заглядывая, с разрешения суда, в свой блокнот, процитировал сделанные им записи, указывая точное время каждой.

— Когда вы свернули в квартал, который находится между Пятой и Мэдисон-авеню, вы заметили что-нибудь необычное? — спросила я у него.

— Нет, мэм.

— Каких-либо прохожих видели?

— Да, мэм. Преимущественно детей. И нескольких взрослых, но только женщин.

— Вам сразу удалось войти в дом Квиллианов?

— Нет, — ответил коп. — Дверь была заперта. Мой напарник жал на кнопку звонка, а я попытался войти через черный ход. Потом перелез через изгородь, хотел выбить окно, однако на окнах оказались решетки.

— Что вы предприняли потом?

— Я связался по рации с нашей службой поддержки. Попросил прислать людей на подмогу.

— Кто появился у дома Квиллианов следом за вами?

Дентон заглянул в блокнот:

— Примерно десять минут спустя появилась молодая женщина — с ключами. Сказала, что она няня детей миссис Мид.

— И вы вошли в особняк?

— Да, женщине мы велели подождать снаружи, а сами вошли.

— Не могли бы вы рассказать нам о том, что вы там обнаружили?

Дентон провел ладонью по коротко остриженной голове.

— Мой партнер, Бобби Джеймисон, первым вошел в гостиную — по-моему, это была гостиная, — и я услышал, как он начал давиться. А потом я увидел на полу тело, женское. Офицера Джеймисона вырвало. Это был его первый вызов на место убийства.

Несмотря на то что я потратила несколько часов, готовя Дентона к процессу, все равно создавалось впечатление, что он занимался тогда больше Джеймисоном, чем Амандой. Я попросила его вкратце изложить ряд последующих событий, стараясь, чтобы эта парочка в глазах присяжных не выглядела типичными олухами, как из комедий о полицейских. Бобби Джеймисон развел на месте преступления грязь, Дентон, чтобы прибрать ее, сдвинул тело Аманды, резиновых перчаток ни у того ни у другого не было, а о том, что совершено преступление, они доложили, лишь когда вычистили всю рвоту.

— Вы обнаружили какие-либо следы взлома?

— Нет, мэм.

Хауэлл наверняка скажет, что убийца ворвался в дом, когда жертва отпирала дверь. Майк же считал, — поскольку Брендана Квиллиана в городе не было, а домработница взяла выходной, — что обвиняемый каким-то образом дал убийце возможность незаметно проникнуть в дом и затаиться там.

Хауэлл в свою очередь зачитал список дежурных вопросов, какие обычно задают полицейским, побывавшим на месте преступления, и благородно передал свидетеля в мое полное распоряжение.

— Я не буду повторно допрашивать офицера Дентона, — сказала я.

— Не желаете ли сделать перерыв перед вызовом вашего следующего свидетеля? — спросил Герц.

— Дадите мне десять минут?

— Конечно. Должны же присяжные немного передохнуть!

Максин, сидевшая в зале в третьем ряду, подала мне условный знак: прибыл Дженко. Пусть присяжные пока разомнут ноги — вскоре им предстоит заслушать показания, в серьезности которых трудно усомниться.

— Доктор Дженко, — начала я, когда слушание дела возобновилось, — давно ли вы работаете в Главном управлении судебно-медицинской экспертизы Нью-Йорка?

— Три года, — ответил Джерри Дженко.

— Я бы хотела, чтобы вы освежили в памяти события прошлой осени, а конкретно вечер третьего октября. Вы помните тот день?

— Да, помню.

— Чем вы тогда занимались?

— Дежурил, — ответил он. — Сидел у телефона и принимал сообщения о преступлениях, совершенных между восемью утра и шестью вечера.

— Не могли бы вы сказать нам, в какое время вы появились в особняке Квиллиана и кто еще в нем находился?

— Я появился там в четыре тридцать. В дом меня впустил детектив Майк Чапмен. В доме находились двое полицейских девятнадцатого участка, еще три детектива из отдела убийств и криминалист.

— Что произошло, когда вы вошли в дом?

— Чапмен провел меня в небольшую гостиную. Там на полу, на ковре посреди комнаты, лежало тело Аманды Квиллиан.

— Будьте добры, опишите, что вам удалось установить.

Дженко взглянул на присяжных:

— Я увидел тело белой женщины лет тридцати с небольшим, полностью одетой, лежавшей на спине и, судя по всему, мертвой.

И он, куда более искусно, чем Тим Дентон, описал страшную картину: синяки на тонкой шее жертвы, вывалившийся язык, точечные кровоизлияния в широко открытых глазах. Попутно разъяснив, что́ ему следовало сделать, чтобы с уверенностью объявить смерть миссис Квиллиан результатом убийства, Дженко в мгновение ока перенес своих слушателей из роскошно обставленной гостиной в пропахший формальдегидом подвал морга.

— Вам удалось установить причину смерти, доктор?

— Да, мисс Купер. Миссис Квиллиан скончалась от асфиксии, вызванной сдавливанием шеи, — говоря проще, от удушения.

— Что такое асфиксия, доктор Дженко?

— Это довольно широкое понятие, описывающее условия, которые приводят к тому, что клетки человеческого организма оказываются неспособными получать или использовать кислород. В одном случае причиной асфиксии могут быть явления химического порядка, например отравление окисью углерода. В другом — удушье или блокирование дыхательных путей.

— А какова, доктор, третья причина смерти от асфиксии?

— Сдавливание шеи, как правило в процессе удушения. Различными методами могут при этом быть такие: повешение, лигатурное удушение и удушение вручную.

— Возможно ли определить, была ли асфиксия, вызванная удушением, случайной, преднамеренной или являющейся следствием убийства?

— В большинстве случаев — да. Подавляющее большинство повешений — это самоубийства. Практически все лигатурные удушения — следствия убийства, в этих случаях шея сдавливается какой-либо перетяжкой — веревкой, проволокой, обычным галстуком. Удушение вручную может быть только убийством.

— Будьте добры, доктор Дженко, объясните присяжным, почему это именно так.

Он окинул людей, сидевших на скамье присяжных, серьезным взглядом:

— Задушить себя собственными руками человек попросту не способен. Сильное сдавливание шеи приводит к потере сознания, а это лишает человека возможности сохранять прежнюю силу нажима.

Я хотела, чтобы присяжные, слушая его, прочувствовали последние мгновения, которые Аманда Квиллиан провела лицом к лицу с убийцей, буквально выдавливавшим из нее жизнь.

— Судя по вашим оценкам, в течение какого промежутка времени миссис Квиллиан сохраняла сознание, пока ей сдавливали шею?

Дженко приступил к подробному описанию механизма такого рода смерти:

— Смерть от удушения не наступает так быстро, как, скажем, от удара ножом в сердце. В данном случае имеются свидетельства того, что жертва, несмотря на ее хрупкое телосложение, отчаянно сопротивлялась.

Попросив разрешения у судьи Герца, Дженко подошел к мольберту, на котором стояла увеличенная фотография, сделанная после вскрытия.

— Вот эти отметины на горле свидетельствуют о силе, которую прикладывал убийца. — Он постучал пальцем по нескольким большим синякам. — То есть о повторных приложениях силы, что и является свидетельством борьбы. И эта борьба растягивала время удушения.

Следы пальцев убийцы представлялись мне непомерно большими, там были не только синяки, но и глубинные кровоизлияния, обнаруженные Дженко при вскрытии. Я изучала эти изображения несколько месяцев, и мне казалось, что человек, способный нанести такие увечья, должен быть каким-то гигантом. А Брендан Квиллиан великаном не был.

— Имеются ли другие физические свидетельства того, что потеря сознания наступила не сразу?

— Да. Здесь присутствуют все медицинские признаки удушения вручную. — И Дженко указал на маленькие, серповидные отметины, окружавшие более крупные участки с измененным цветом кожи. — Эти царапины оставлены ногтями погибшей.

Плечи Брендана Квиллиана обмякли. Он покачал головой, словно не веря, что кто-то мог сделать такое.

Я расспросила Дженко о царапинах, надеясь, что присяжные представят себе, как Аманда Квиллиан в четвертый, пятый, шестой раз пыталась оторвать от своей шеи мощные руки душителя и глотнуть воздуха.

— Итак, доктор, можете ли вы сказать что-либо о продолжительности борьбы, после которой миссис Квиллиан лишилась сознания?

— Да, мисс Купер, могу. — И Дженко повторил все факты, обнаруженные при вскрытии: прилив крови к лицу Аманды, отчего кожа приобрела синюшный оттенок, шея, полиловевшая выше участков сдавливания, точечные кровоизлияния в глазах и на веках, обнаруженный у основания ее языка обломок подъязычной кости. — Я бы сказал, что борьба могла продолжаться две или три минуты. Возможно, даже четыре.

И он взглянул на часы, висевшие на дальней стене зала, над дверью.

Позже, в своем заключительном слове, я повторю все медицинские факты, а потом буду молча стоять, пока секундная стрелка часов не опишет четыре оборота, напоминая присяжным о том, как долго тянулось это время. Предсмертная агония Аманды Квиллиан была долгой и мучительной.

Только после шести вечера мы с Майком вернулись в мой кабинет, чтобы обзвонить свидетелей, которые понадобятся мне на следующий день.

— Ты меняешь распорядок?

— А ты как думал? Пока мне придется держаться за медэкспертов. За холодные научные факты.

Я позвонила нескольким криминалистам, безуспешно обшаривавшим особняк Квиллиана, и медэксперту, который впустую потратил несколько часов, пытаясь обнаружить чужие ДНК на теле жертвы или поблизости от него. К семи пятнадцати я полностью пересмотрела стратегию обвинения и была готова покончить на этот день с делами.

— Хочу глянуть в телик, посмотреть, что журналисты насочиняли, — сказал Майк.

Телевизоры стояли в конференц-зале восьмого этажа. На пресс-секретаря возлагалась обязанность ежедневно отслеживать реакцию прессы и телевидения и докладывать о ней окружному прокурору Полу Батталье. В зале был установлен целый ряд телевизоров, работавших круглые сутки и позволявших следить как за общегосударственными, так и за местными выпусками новостей.

— Пойдем со мной, — предложил Майк. — Посмотрим новости, а потом встретимся с Мерсером в городе и вместе поужинаем.

— Я же тебе говорила, я не могу есть, — сказала я, выключая в кабинете свет.

— Тебе необходимо поддерживать силы. Лем небось мясницкие ножи грызет, чтобы зубы острее стали.

Мы вошли в конференц-зал, Майк приник к экрану. И всего через несколько минут по каналу новостей начали повторно показывать запись трансляции со ступеней здания суда.

Мерсер дело свое знал хорошо. Он тайком вывел Кейт Мид через запасной выход, лишив операторов эффектных портретов оскандалившейся свидетельницы. Вместо нее на экране появился фотогеничный, улыбающийся Лем Хауэлл. Казалось, наставленные на него микрофоны приводят его в экстаз.

— Думаю, мы вскоре убедимся, что обвинение поторопилось с выводами по этому трагическому делу, — сказал он репортеру.

— У вас имеются какие-нибудь соображения о том, кто на самом деле убийца?

— Я выразился бы так: у меня их не больше, чем у обвинителя.

— Ладно, пусть этот болтун отдохнет, — сказал Майк и принялся переключать каналы. — А ты неплохо держишь удар, блондинка. Хотя при твоей сегодняшней удачливости я бы, пожалуй, заглянул на «Рискуем!», а потом мы с тобой отвалим, идет?

Сколько я помню Майка Чапмена, он предпочитал смотреть самый конец этой телевикторины, заключая с кем-нибудь из приятелей пари, касавшееся ответа на самый последний вопрос.

И как только завершилась рекламная пауза, ведущий викторины Алекс Требек, расплываясь в улыбке, произнес:

— Сегодня у нас вопросы по греческой мифологии. Давайте посмотрим на ваши ответы, друзья.

— Удваиваю прошлую ставку. — Майк, в колледже специализировавшийся на истории, обладал энциклопедическими познаниями.

— А что, у меня есть выбор? — спросила я, доставая из бумажника несколько банкнот.

Требек вывел на гигантский голубой экран вопрос: «Традиционное для пустыни изображение существа, чье название означает по-гречески „душитель“».

— Брендан Квиллиан — определенно не грек, верно? — сказал Майк. — Я пас. И потом, какие же в Греции пустыни?

— Вопрос не ко мне, — сказала я и помахала банкнотами перед его носом. — Ладно, потратим их на выпивку.

— Сожалею, но правильного ответа никто из вас не дал, — сказал огорченным участникам викторины Требек. — Сфинкс. Большой Сфинкс в Гизе, который считается символом Египта, получил свое имя от фантастического греческого существа с головой женщины, телом льва и птичьими крыльями.

Майк щелкнул кнопкой пульта — и Требек исчез с экрана.

— Если ты вставишь это в свою заключительную речь, получишь от меня сотню баксов.

— «Получеловек, полузверь». Готовь денежки. Где мы встречаемся с Мерсером?

— В «Примоле», — назвал Майк имя моего любимого итальянского ресторана. — Моя машина стоит на Бакстер-стрит. Подожди в вестибюле, я ее подгоню.

Мы с Майком Чапменом были довольно странной парой. Мне исполнилось тридцать семь в конце апреля, он был всего на полгода меня старше, и, пожалуй, на том наше сходство и кончалось. Его отец, о котором в нью-йоркской полиции ходили легенды, вышел на пенсию и скоропостижно умер от сердечного приступа через сорок восемь часов после того, как сдал свой пистолет и значок. Его овдовевшая супруга позаботилась о том, чтобы Майк окончил колледж, однако гордилась этим его успехом ничуть не меньше, чем поступлением сына в полицию. Майк обладал всеми качествами, необходимыми настоящему копу, и довольно рано получил золотой значок детектива — предмет всеобщей зависти.

Я села в машину рядом с Майком, откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза.

— Покидаешь меня? — спросил Майк.

— Пытаюсь продумать заключительную речь.

— У тебя в запасе еще не одна неделя — если тебе повезет.

— Это одно из правил, которым научил меня Лем Хауэлл, — сказала я. — Заключительную речь следует писать еще до того, как ты впервые увидишь присяжных. Это помогает лучше выстроить линию поведения.

Майк улыбнулся своей широченной улыбкой, которая всегда, как бы погано ни было на душе, согревала меня.

— У тебя есть новости насчет Марли Дионна — или его тоже придется списать со счетов?

— Насчет злополучного растафария? Говорить с нами он, похоже, не станет, однако жить будет. Из операционной его уже вытурили.

В последние полгода шуточки Майка мне случалось выслушивать не часто. Его невеста нелепо погибла, катаясь на горных лыжах, и он замкнулся в себе, отдалившись от меня и от Мерсера — двух его верных друзей.

Мой путь на государственную службу отличался от пути Майка. Я выросла в пригороде Нью-Йорка. Брак моих родителей, несмотря на разницу в их происхождении, был крепким и счастливым: мама происходила из семьи финских эмигрантов, отец был потомком бежавших от политических преследований российских евреев.

От матери я унаследовала не только зеленые глаза и длинные ноги. Она окончила медицинский колледж и хоть и не работала по специальности, а растила детей, ее доброта и забота о людях стали для меня примером в моей работе с жертвами сексуального насилия.

Как-то ночью отец, тогда еще молодой кардиолог, слушал джаз в манхэттенском кафе «Монпарнас», и внезапно в кухне вспыхнул пожар, распространившийся и на переполненные залы. Следующие несколько часов он провел в машинах «скорой помощи», которые развозили по больницам десятки пострадавших. Бок о бок с ним работала не покладая рук красивая и решительная студентка-медичка. Она сумела спастись из огненного ада вместе со своим другом, назначившим ей свидание в этом кафе, и сразу же присоединилась к группе добровольцев — неудивительно, что отец в нее влюбился.

Когда мне исполнилось двенадцать лет, в жизни нашей относительно небогатой семьи произошли внезапные перемены. В тот год отец и его партнер по медицинской практике изобрели и запатентовали пластиковую трубочку длиной полдюйма, получившую название «клапан Купера-Хоффмана». Это чудодейственное маленькое устройство хирурги оценили по достоинству, что и позволило мне получить хорошее юридическое образование.

Я полагала, что моя собственная трагедия — мой жених Адам погиб в результате дорожной аварии накануне венчания — поможет мне найти нужные слова, чтобы утешить Майка после гибели Вэл, однако Майк замкнулся в своих переживаниях, и мои воспоминания об огромном счастье, оборванном бессмысленной утратой, лишь обогатились новой болью.

— Я все пыталась найти время поговорить с тобой — спросить, ну, ты понимаешь, как ты живешь последнее время, — сказала я. Профиль Майка четко вырисовывался на фоне окошка машины. Он не отрывал взгляда от дороги. — Меня беспокоит, что ты…

— Беспокойся о себе. И о процессе. Мое-то дело, когда вынесут приговор, будет сторона. Но, вообще говоря, человек, который посадил на перо Марли Дионна, нам не подсобил, это точно.

Он съехал с магистрали на Йорк-авеню, обогнул несколько кварталов, чтобы попасть на Вторую улицу. Там мы вышли из машины и протолкались сквозь толпу к ресторану, где за столиком у окна сидели Мерсер и владелец заведения Джулиано.

— Чао, Алессандра, — приветствовал меня Джулиано, вставая. — Detectivo, come stai? Как поживаете, детектив?

— Benissimo — наконец-то я здесь, — ответил Майк.

Хозяин помахал бармену и придвинул мне стул.

— Судя по тому, что рассказал мне мистер Мерсер, синьорине Купер не повредит сегодня двойная порция.

— Попросите, чтобы нам подали к выпивке жареные кабачки, — сказал Майк. — Наша принцесса нынче очень привередлива во всем, что касается еды. И пусть принесут, так, примерно бадейку макарон с томатным соусом и базиликом.

— Могу предложить совершенно восхитительного окуня, джентльмены.

— Тащите парочку, и к ним ветчину с винной ягодой. Блондинки ждать не любят.

— Молодец, что доставил Кейт Мид домой, — сказала я Мерсеру, поднимая стакан виски, чтобы чокнуться с двумя мужчинами.

— По-моему, она даже не заметила швейцара, который впустил ее в дом.

— Как прошла поездка?

— Дама рыдала не переставая и для сколько-нибудь серьезного разговора была непригодна.

Майк встряхнул свой стакан с водкой, в которой плавали кубики льда.

— Можете мне поверить, за этими тихими мышками нужен глаз да глаз.

— А что произошло, когда появился муж? — спросила я.

Мерсер хотел было ответить, но тут снаружи донесся визгливый вой сирен.

Майк отвел в сторону белую муслиновую занавеску.

— Пожарные машины.

В тот же миг на поясном ремне Мерсера завибрировал пейджер, а Майк раскрыл свой сотовый. Мерсер посмотрел на экран пейджера и нахмурился:

— Десять тридцать три.

Большинство обозначающих чрезвычайные ситуации кодовых сигналов нью-йоркской полиции я знала, причем слишком хорошо.

— Что это? — Я потянулась к его руке, но он уже вставал из-за стола.

— Не исключено, что бомба, Алекс. Сообщение о взрывном устройстве.

Майк, заткнув пальцем одно ухо, дослушал то, что ему говорили по телефону, и повернулся к Мерсеру. Меня он словно не замечал.

— Большой взрыв, где-то на западных Тридцатых. Увези отсюда Куп. Завтра утром она должна быть свежей как огурчик. Вызывают всю нашу группу.

Я думала, что события этого дня истощили во мне запасы адреналина, однако теперь он, неизвестно откуда взявшийся, вновь заструился по моим артериям.

— Это же Южный Манхэттен. Совсем не твой район.

— Созывают всех, кто занимается борьбой с терроризмом. Возможно, они нанесли новый удар. Допивай свой скотч, малыш, и отправляйся домой.

Я едва поспевала за Мерсером, размашисто шагавшим к полицейской машине, на которой он собирался везти меня домой, хотя до моего дома было рукой подать. Пешеходы, похоже, уже забыли о промчавшихся мимо аварийных машинах, а вот посетители баров, где бесперебойно работали телевизоры, узнав тревожные новости, в панике выскакивали на улицу.

Теледикторы, ожидавшие поступления новостей с места происшествия, призывали ньюйоркцев сохранять спокойствие. А в небе у нас над головой уже кружили полицейские вертолеты, лучи прожекторов обшаривали улицы и перекрестки.

Мерсер припарковался возле моего небоскреба и прилепил к ветровому стеклу машины ламинированный полицейский номер.

— Ты разве домой не собираешься? — спросила я. Он с женой, тоже детективом, и маленьким сыном жил в Куинсе.

— Викки с Логаном сейчас в гостях у ее родителей. Давай дождемся вестей от Майка.

Швейцар открыл перед нами дверь. Мы вошли в лифт, я нажала на кнопку двенадцатого этажа.

Войдя в мою квартиру первым, Мерсер сразу же включил телевизор. Я открыла бар и налила нам по стаканчику.

— …Прямой репортаж с места событий ведет Джули Кирш, — говорила молодая журналистка, за спиной которой вздымались в ночное небо клубы дыма. Рот ее закрывал белый респиратор, так что бедняге приходилось кричать в микрофон. Вокруг нее тоже кричали, отдавая приказы, самые разные люди и завывали машины с красными мигалками на крышах. — Мы находимся на западной Тридцатой, рядом с Десятой авеню, недалеко от места сильнейшего взрыва.

Диктор в студии спросил:

— Есть какие-нибудь сведения о жертвах, Джули?

Кирш покачала головой:

— Когда на место начали приезжать работники аварийных служб, там еще бушевал огонь. Как только его потушат, можно будет спуститься вниз и оценить степень повреждений. Мы надеемся, что из-за позднего времени рабочих на месте взрыва было совсем немного.

— Куда это «вниз»? — спросила я.

Мерсер, глядя на экран, пытался разглядеть на заднем плане своих товарищей.

— Скорее всего, в туннель.

В объективе телекамеры какие-то люди сооружали посреди заблокированной пожарными машинами улицы помост.

— В какой именно?

Под Манхэттеном находится целый лабиринт подземных соединительных путей — по туннелям Холланда и Линкольна идут под Гудзоном дороги до Нью-Джерси; Бруклин связан с Манхэттеном туннелем Баттери; Лонг-Айленд — туннелем Куинс-Мидтаун; и еще более четырнадцати подземных коридоров обеспечивают работу подземки, без которой Нью-Йорк просто не выжил бы.

— В тот, что под Тридцатой, — коротко ответил Мерсер и приложил к губам палец: тише.

Если бы Мерсер не указал мне на мэра, я бы ни за что не узнала его. На мэре был желтый плащ, зеленая пластмассовая каска и резиновые сапоги. Он поднялся на только что сооруженную трибуну, следом за ним — начальники полиции и пожарной службы города.

— Добрый вечер, мои сограждане ньюйоркцы. Мы собрались здесь, у входа в Водовод номер три. Около девяти часов поступило сообщение о том, что у одного из подземных входов в него произошел взрыв. Однако повода для тревоги нет.

За этим последовала пятиминутная успокоительная речь и представление всех сторон, участвующих в разрешении возникшего кризиса.

— В настоящее время у нас нет причин считать случившееся результатом террористического акта. Отважным людям, которые работают под землей с 1969 года, а именно тогда и началось осуществление этого проекта, приходилось сталкиваться с самыми опасными ситуациями, которых мы даже представить себе не можем. С помощью динамита в твердых породах был создан целый подземный лабиринт, который каждый день питает Нью-Йорк свежей водой. Мы полагаем, что происшедшее сегодня окажется всего лишь несчастным случаем. Однако я хотел бы, чтобы комиссар Скалли рассказал вам о мерах предосторожности, которые мы принимаем для обеспечения вашей безопасности.

— До чего я люблю эти «однако», — проговорил Мерсер.

Над микрофоном склонился начальник Полицейского управления Нью-Йорка:

— После того, что случилось одиннадцатого сентября, мы остро осознали уязвимость нашей системы туннелей. Осуществляя план защиты от террористов, мы увеличили состав постов у входов и выходов всех туннелей, установили видеомониторы и систему внутренней связи.

Затем Скалли перечислил методы и технические средства, добавленные после взрывов в московском метро, в мадридском пригородном поезде и террористических актов в лондонской подземке.

— Одна из опасностей, на которые нам указывали зарубежные наблюдатели и Управление государственной безопасности, связана с одряхлением системы, снабжающей водой пять районов нашего города, — продолжал Скалли. — Водоводы номер один и два служат нам уже более ста лет. Они устарели и одряхлели до крайности. Если хотя бы один из них получит серьезное повреждение, последствия могут быть катастрофическими. Совместно с Министерством охраны окружающей среды мы разработали колоссальный проект реконструкции, на каждом из строительных объектов которого работают группы специалистов. И тем не менее мы призываем вас по возможности сократить потребление воды.

— Учитесь пить виски неразбавленным, — произнес Мерсер, откинувшись на спинку кресла и отхлебнув водки из стакана. — Каждое утро люди поворачивают ручки кранов, даже не задумываясь о том, откуда берется эта вода. Если старая система развалится, нью-йоркской полиции в Манхэттене придется приступить к выполнению плана, который можно описать одним словом.

— И каким же? — спросила я.

— Эвакуация.