4

— Это Тедди О'Мэйлли, — сказал Майк, представляя нам мужчину, который через несколько минут после полуночи вошел вслед за ним в мою квартиру. — Один из тех, кто работал на месте взрыва. Начальство приставило к каждому детективу по одному из этих парней, чтобы мы побыстрее разобрались в системе туннелей.

— Рад знакомству, — сказал Тедди.

— Вы, наверное, проголодались, — сказала я и повела их в столовую.

Майк брякнул на стол две большие коробки с пиццей.

Футболку, джинсы и окованные сталью сапоги Тедди покрывала сажа. Лицо у него было веснушчатое, а волосы рыжие и курчавые.

— На ближайшую неделю Тедди станет моим поводырем. Сейчас мы направляемся в Бронкс. Ты продержишься без меня в суде? — спросил Майк.

— Конечно. Думаю, мои новые свидетели вгонят присяжных в спячку. Как вы себя чувствуете, Тедди?

— Все нормально, мэм. Когда это случилось, меня там не было. Я представитель профсоюза, приехал туда убедиться, что у копов есть все необходимое, ну они и приставили меня к этому типчику, — ткнул он пальцем в Майка. — А он пытается меня в копы завербовать.

— Полиции не обойтись без таких людей, как ты, Тедди, — заверил его Майк.

— Как по-вашему, что там произошло? — спросил Мерсер, когда я пошла на кухню за тарелками. — И кстати, Тедди, что вы пьете?

— Мне бы пару банок пива.

— Сейчас принесу.

На первый вопрос Мерсера ответил Майк:

— Пока не совсем ясно. Колодец, ведущий в туннель, так узок, а дым валит такой густой, что пожарные пока не могут спуститься вниз, хотя пытаются.

— Минеры там? — спросил Мерсер.

— Они-то и правят балом, — ответил Майк, посыпая свой ломоть пиццы молотым красным перцем. А потом строго посмотрел на меня: — Но не забывай, что у тебя завтра экзамен, девочка. Полагаю, Лем Хауэлл влез сейчас по уши в показания медэкспертов, пытаясь придумать, как выставить тебя на посмешище.

— Ты шутишь? Да в эту ночь никто в городе глаз не сомкнет. Я только новости и смотрю. Так что там творится?

— К несчастью, кое-кто принимает версию теракта всерьез. Идиот из городского совета, запустивший эту утку в публику, здорово испортил нам жизнь, — сказал Майк.

— Ну, если бы они ее не запустили, пришлось бы снимать кому-то головы, — заметил Мерсер. — Да и угрозы нарушить систему водоснабжения тоже ведь поступали.

— Так ты в теорию теракта не веришь? — спросила я.

Майк посмотрел на Мерсера:

— Не знаю. Выяснить пока ничего не удалось. Но я думаю, если бы за дело взялась Аль-Каида, мы получили бы множество взрывов в разных частях системы.

Тедди поднес к губам банку с пивом, и все заметили, какие у него мускулистые руки.

— Это работа кого-то из своих, — сказал он. — У нас сейчас такая заварушка идет, что кто-нибудь вполне мог взять и подорвать какого-нибудь гада.

— Вот слова истинного «песчаного кабана», — усмехнулся Майк, протягивая руку за вторым куском пиццы.

— Кого?

— Тедди — «песчаный кабан», Алекс. Это что-то вроде тайного общества, как «Череп и Кости» у ирландцев. Тайное общество людей, работающих под землей. Ты ведь ни с одним «кабаном» еще не встречалась, верно?

— Нет.

— Сейчас я тебе о них расскажу, но пока не забыл: Мерсер, подмени меня завтра и загляни утром в больницу. Нужно, чтобы кто-нибудь из нас присматривал за Марли Дионном.

— Сделаю, — сказал Мерсер и повернулся к Тедди О'Мэйлли. — Вы говорите, среди ваших людей идут раздоры, способные привести к такого рода поступкам. А что это, собственно, значит?

Тедди опустил на тарелку свой кусок пиццы, уже третий.

— Ну, во-первых, когда люди работают на глубине шестьсот футов и рвут скальные породы динамитом, исключить возможность несчастного случая все-таки нельзя.

— Шестьсот футов ниже уровня улиц? — спросила я.

— Да, мэм. Шестьдесят этажей вниз. Мы зарабатываем на жизнь тем, что рискуем жизнью. А кроме того, там все замешано на политике. С одной стороны, сильный профсоюз, с другой — обычная свора продажных чиновников. Чтобы работа шла своим чередом, приходится подмазывать не одну руку. И в обоих рядах есть недовольные — работники городского совета, профсоюзов, политиканы, даже гангстеры.

— Никого не забыли? — спросил Мерсер.

Тедди, прежде чем ответить, взглянул на Майка.

— Ничего нового ты ему не скажешь, Тедди. Думаешь, Мерсер, добравшийся до самой верхушки детективного отдела, ни разу не слышал о расизме? — сказал Майк.

Тедди вздохнул:

— В последнее время у нас пошли совсем темные дела.

— Но разве американские ирландцы не держат подземные работы в своих руках? — спросил Мерсер.

— Поначалу, сто с лишним лет назад, так оно и было, детектив. Да и кто бы еще полез под землю? — произнес Тедди. — Иммигранты — без образования, без ремесла, зато с крепкими головами. Они рыли туннели и зарабатывали на этом хорошие деньги. Однако очень скоро там появились — по тем же самым причинам, — выходцы из Вест-Индии. В прежние дни их называли «жестянщиками». Мы были «землеройками», «грязекопателями», а рабочие с южных островов монтировали железный крепеж туннелей.

— И что же, до сих пор никаких трений между ними не происходило? Как-то не верится.

— Время от времени стычки случались, конечно. Но когда ты спускаешься с кем-то под землю на сотни футов, то доверяешь ему свою жизнь, даже если жениться на его сестре тебе совсем не хочется.

— А что вы теперь не поделили? — спросил Мерсер.

— Теперь многие виды работ выполняются механизмами, не каждый из нас может с уверенностью обещать сыновьям место работы, а черные жалуются, что их выставляют на улицу первыми. Я назову Майку имена людей, с которыми ему стоит поговорить. Тут не всякий сгодится.

Майк сходил к холодильнику, налил себе большой стакан молока и, вернувшись, прислонился к стене рядом со мной.

— Сваришь нам с Тедди кофе, перед тем как мы отправимся работать?

— Конечно.

— Сколько тебе лет, Тедди? — спросил Майк.

— Сорок три.

— Точно как Мерсеру. Женат?

Тедди кивнул и отломил корочку от последнего ломтя пиццы.

— Надо будет поискать под землей мужика, который любит черный кофе, английские оладьи и обеды из подсохшего сыра с черствыми крекерами. Это все, что умеет готовить Куп. Женщина она свободная, и, может быть, парень, научившийся хорошо орудовать кувалдой, справится и с ней. А твоя жена тоже из семьи копателей?

— Конечно. Никто другой нашей жизни не понимает.

— Но кто такие «песчаные кабаны», если серьезно? — спросила я.

— Союз туннельных рабочих, — ответил Майк. — Полторы тысячи человек.

Тедди ответил намного подробнее:

— Рабочие, занимающиеся прокладкой воздуховодов, сооружением кессонов, туннелей подземки, водонепроницаемых перемычек и канализации.

— И чтобы не говорить так длинно, вы называете себя «песчаными кабанами», — но почему именно так?

— Вы ведь Большой мост знаете? — вопросом на вопрос ответил Тедди.

Невозможно быть ньюйоркцем и не любить величественный результат трудов Джона Реблинга, задумавшего в 1867 году перекинуть через Ист-Ривер самый длинный в мире подвесной мост.

— Бруклинский? Конечно. Он виден из окна моего кабинета.

Его гигантские каменные опоры величаво возвышаются на самом краю гавани; его пешеходные дорожки и поныне остаются лучшими смотровыми площадками, с которых можно любоваться очертаниями небоскребов Манхэттена.

— Идея Реблинга была очень рискованной, Алекс. Вся конструкция моста зависела от крепости его опор, а для того, чтобы их построить, приходилось опускать на дно реки огромные деревянные короба — кессоны весом 27 500 тонн и размером в половину городского квартала. Снизу они были открытыми, а сверху их придавливали, чтобы они уходили в воду, огромными каменными глыбами. — Тедди примолк, чтобы отхлебнуть пива. — В эти кессоны опускали людей, и они рыли котлованы для опор.

— Не понимаю, как это можно было сделать.

— Тедди, друг мой, перед тобой женщина, для которой и тостер — хитроумнейший из приборов, — сообщил Майк, — так что объясняй ей все поподробнее.

Тедди улыбнулся:

— Знаете, Алекс, ничего столь же огромного, как эти кессоны, никто никогда не видел и уж тем более не опускал в мутные воды Ист-Ривер. Там требовались бесстрашные люди, которые спускались в кессоны по стальным трубам — воздушным шлюзам, так их называли. И, спустившись, они вынимали песок и грунт со дна реки.

— А как же вода?

— В кессоны накачивали — по тем же трубам — сжатый воздух, и он вытеснял воду. Зато легкие человека этот воздух обжигал, точно раскаленные иглы.

— Но именно сжатый воздух и позволял людям оставаться в живых, — вставил Майк.

— Или убивал их, — уточнил Тедди. — Грудь работавшего там человека вдвое увеличивалась в объеме, голос у него становился тонким, его мучили ужасные головные боли. Рабочая смена продолжалась в этих коробах три-четыре часа, больше никто не выдерживал.

— Но почему же люди… — начала я.

— Потому что, если ты сходил в Америке с корабля, а на пропитание тебе заработать было нечем, — сказал Майк, — ты волей-неволей шел на эти работы.

— А когда сжатый воздух не помогал или когда рабочие натыкались на глыбу, уходившую в глубину футов на пятьдесят, вода начинала бить в кессон, точно из гейзера, — продолжал Тедди. — Люди тонули, их впечатывало в грязь, легкие у них разрывались от давления.

Он помолчал.

— Потом, несколько лет спустя, такие же работы производились при прокладке туннеля под Гудзоном, и когда наши ребята спустились ниже уровня дна, то наткнулись на зыбучие пески. Вот тогда и появилось это прозвище.

Майк снял со спинки стула свой блейзер.

— За сто лет «песчаные кабаны» построили под Нью-Йорком целый город. Линии и станции подземки, водоводы. Благодаря ему мы здесь и живем. Но это город, о котором мы вспоминаем не часто.

— И тому есть причина, Майк, — сказал Тедди, вставая из-за стола. — Это город смерти.


Арти Трамм, не закрывая рта, делился со мной новостями и сплетнями с той минуты, как я вошла в зал номер 83. Времени было половина одиннадцатого утра, четверг. Я приехала в центр города на машине, двигавшейся так же медленно, как проходившие через Вест-Сайд поезда подземки, — их то и дело задерживали, поскольку в туннелях велось расследование.

— Меня в эти туннели калачом не заманишь, — сообщил, облокотившись о перегородку, Арти. — У меня клаустрофобия. В газетах пишут, что они уходят под землю на высоту небоскреба.

Зал суда был еще пуст, я раскладывала папки, ожидая появления главных персонажей.

— Я тебя отлично понимаю. Свежий воздух, дневной свет — и ничего больше.

— Теперь мы целый год будем пить воду, которая подается по этой трубе, и гадать, не плавают ли еще в ней руки-ноги тех парней.

— Каких парней? — По дороге сюда я все время слушала радио, однако о жертвах взрыва в новостях ничего не говорилось.

— Бедняг, которых там разорвало на куски. «Кабанов», ДНК которых будут капать из твоего кухонного крана.

— Что?

— Ты знаешь Билли, который распоряжается в 62-м зале? У него есть двоюродный брат, а у того жена, брат которой — один из этих самых «песчаных кабанов». Он говорит, что пропали без вести трое. И что копы, которые сегодня утром спустились вниз, нашли куски человеческих тел.

Дверь судейской комнаты отворилась, в зал торопливо вошел Герц, на ходу через голову надевая мантию. За несколько минут до одиннадцати он должен был занять свое место в зале. За ним следовал Лем Хауэлл.

— Сколько у нас присяжных, Арти? — спросил судья.

— Пока девять.

— Кто-нибудь из отсутствующих звонил?

— Да, номер два. Ей удалось добраться подземкой до Пенн-стэйшн, а там у нее случился приступ панического страха. Я сказал ей, чтобы она в такси пересела. Другие, должно быть, застряли в метро. По радио говорят, поезда то и дело задерживаются.

— У вас имеются предложения касательно того, на что мы могли бы потратить это время, мистер Хауэлл? Мисс Купер? — спросил Герц.

Лем присел на краешек моего стола. Он любил, прикрываясь милой болтовней, сунуть нос в мои бумаги.

— Надеюсь, ваша честь, мисс Купер не откажется рассказать нам, как она провернула вчера это дельце. Что ты сделала, девочка, для того чтобы весь центр дымом заволокло? Моя победа над Кейт Мид прямо из заголовков газет ухнула в огромную яму. — Лем приподнял над столом мою синюю папку. — У нее все здесь, судья. Эта папка называется «Грязные трюки».

— Здесь только самые первые, мистер Хауэлл. Те, что я освоила за годы моей учебы у вас, — сказала я Лему, а затем обратилась к судье: — Вы не хотели бы, судья, услышать, на каком основании я собираюсь вызвать в качестве свидетеля эксперта по домашнему насилию?

— Хорошая мысль. Арти, сходите посмотрите, пришла ли стенографистка.

Лем приблизился к столу судьи.

— Мне кажется, вызов такого эксперта лишен всякого смысла. У Александры нет ни грана, ни крупицы, ни йоты медицинских свидетельств о наличии насилия в семейных отношениях Квиллианов.

— Именно по этой причине мне такой эксперт и требуется.

Арти Трамм вернулся с судейской стенографисткой, и та прошла к нам по залу, неся свою компактную машинку.

— Пусть и обвиняемый послушает, — сказал Герц и повел рукой, укрытой широким рукавом мантии, в сторону Трамма. — Приведите его.

Охранники отперли дверь за скамьей подсудимых, сняли с Брендана Квиллиана наручники и вывели его в зал. Он был тих и спокоен. Секретарь суда Джонетта Первис сделала в протоколе слушания новую календарную запись, я встала, чтобы изложить свои доводы. Ножки кресла, в которое усаживался Квиллиан, тихонько скрипнули, и мои глаза на миг встретились с его холодным, буравящим взглядом.

— Назовите, пожалуйста, имя эксперта, которого вы хотите вызвать, мисс Купер, — попросил Герц.

— Это доктор Эмма Энлоу из Нью-йоркского департамента здравоохранения. С Амандой Квиллиан доктор Энлоу никогда не встречалась. Она является экспертом по насилию в интимных отношениях.

— А зачем нам такой эксперт? — спросил Герц. — С формальной точки зрения преступление остается одним и тем же независимо от того, был ли преступник женат на жертве или никогда прежде ее не видел.

— По закону это действительно так, — сказала я. — Однако обычные люди относятся к жертвам домашнего насилия иначе, чем ко всем прочим.

— И что же нам предстоит услышать от этой дамы? — поинтересовался Герц.

— Очередную тарабарщину, — ответил Лем Хауэлл. — Пустые словеса.

— Два года назад доктор Энлоу представила официальный отчет, результат проводившегося в течение четырех лет изучения причин, по которым погибали все когда-либо убитые в Нью-Йорке женщины. А это более двенадцати сотен убийств. В некоторых случаях, которые были успешно разрешены, имелась возможность установить, в каких отношениях находились жертва и ее убийца — знали они друг друга или не знали. Половина этих женщин была убита мужьями или любовниками. Пятьдесят процентов. Ваша честь, полученные Энлоу результаты основаны на отчетах о вскрытиях, фотографиях, сделанных на местах преступлений, токсикологических и баллистических исследованиях. На фактах и только на фактах.

— Но какое отношение они имеют к нашему делу, мисс Купер? — спросил Герц.

— Значительная часть информации, относящейся к домашнему насилию, остается пока неведомой присяжным и, говорю это со всяческим уважением, даже суду.

Неторопливо расхаживавший по залу Лем издал натужный смешок:

— Остается неведомой суду? Я же учил вас, Александра: никогда не говорите судье подобных гадостей.

— Ваша честь, мистер Хауэлл уже приводил в суде тот довод, что до самого ареста Брендан Квиллиан ни в чем предосудительном замечен не был. Согласно данным доктора Энлоу, в тридцати процентах изученных ею случаев убийца ранее к насилию не прибегал. Когда женщин убивали мужья, это обычно делалось непосредственно, вручную, если можно так выразиться, и с применением силы, намного большей, чем требовалось, — сказала я. — В большинстве случаев мужья своих жен душили.

Не связанный присутствием присяжных Квиллиан надменно ухмыльнулся. Его здоровый глаз буравил меня, точно лазер.

— Кроме того, ваша честь, исследования Энлоу позволили выявить два момента в отношениях женщин с партнерами, в ходе которых они подвергаются наибольшей опасности. Основной причиной гибели беременных женщин в Америке является убийство, ваша честь.

Дверь камеры, из которой в зал вывели Квиллиана, открылась, один из охранников поманил к себе Арти.

— Не хотите ли вы сказать, мисс Купер, что покойная была беременна?

— Нет, сэр. Я лишь хочу сказать, что, если отношения в семье нестабильны, дополнительные факторы стресса срабатывают таким образом, что в эти девять месяцев женщина более всего подвержена риску. Вторым опасным моментом является, ваша честь, расставание.

Герц поднял ладонь, останавливая собравшегося выпалить что-то Хауэлла.

— Да, но Квиллианы жили вместе.

— Аманда Квиллиан сказала подсудимому, что их браку пришел конец. Исследования доктора Энлоу показывают, что в семидесяти пяти процентах случаев женщины, убитые своими партнерами, пытались прекратить отношения с ними.

А вот об этом Герц явно услышал впервые.

— Когда вы собираетесь вызвать доктора Энлоу?

— Скорее всего, на следующей неделе, после того как закончу опрос криминалистов.

— Судья, мнение этого эксперта не имеет отношения к нашему делу, — сказал Хауэлл. — И если мисс Купер не сможет представить свидетельств связи моего подзащитного с убийством, предвзятый характер этих показаний намного перевесит их доказательную ценность.

— Я приму решение после того, как вы подадите официальную просьбу о вызове данного свидетеля, мисс Купер. Вызов доктора Энлоу будет иметь смысл лишь после того, как вы сумеете обосновать свою позицию.

— Да, ваша честь.

— Приведите в зал Арти, — велел Герц одной из женщин-полицейских.

Вообще говоря, оставлять обвиняемого по делу об убийстве на попечении всего одного охранника было не положено. Коренастая афроамериканка, в накрахмаленной до хруста белой рубашке и темно-синих брюках в обтяжку, послала свою молодую коллегу на поиски Арти.

Судья нетерпеливо перебирал бумаги, лежавшие на его столе.

— Алекс, если мы перенесем слушание на вторую половину дня, вы сможете обеспечить явку ваших свидетелей?

— Да, сэр. Я буду готова продолжить.

Арти Трамм вернулся в зал и, подойдя к судье вплотную, зашептал что-то ему на ухо.

Герц взглянул на Лема, потом на меня:

— Мисс Купер, мистер Хауэлл. Будьте добры, подойдите ко мне.

— Это нужно вносить в протокол? — спросила стенографистка.

— Нет, — ответил Герц, — пока нет. Арти, попросите ваших людей увести мистера Квиллиана в камеру на несколько минут.

Полицейские вывели Квиллиана из зала.

— Расскажите им, что вы услышали, Арти, — сказал судья.

— Это его брат. Одним из погибших оказался его брат.

— Чей брат? — спросила я.

— Подсудимого, мисс Купер.

— Первый раз о нем слышу, ваша честь. Разве у него…

— Вам что-нибудь об этом известно, Лем? — спросил судья.

— Я тоже ничего не понимаю, — ответил Лем. — Так кем был его брат и как он умер? Мне вовсе не хочется, чтобы Брендан узнал эту новость во время заседания суда.

— Арти говорит, что ходят слухи…

— Уже не слухи, судья, — сказал Арти. — Мэр собирается провести пресс-конференцию. Один из погибших — Дюк Квиллиан.

— И что с ним случилось? — Хауэлл выглядел растерянным.

— Полицейские обнаружили на месте взрыва останки тел, Лем, — негромко сказал судья. — Вчера погибли несколько рабочих.

Наш всесильный магнат, наш подозреваемый, миллионер с образованием не хуже, чем у его покойной жены, имел брата-землекопа?

— Вот такая история, мистер Хауэлл, — сказал Арти. — Одним из парней, которых прошлой ночью разорвало в туннеле на куски, был Дюк Квиллиан.


— Не разбудила? — спросила я у Майка, позвонив ему домой из своего кабинета.

— Нет. Из Бронкса я вернулся около шести утра. Поспал немного, а потом мне позвонил лейтенант Петерсон, — ответил Майк.

Петерсон возглавлял Отдел расследования убийств, в котором служил Майк.

— Ты знал, что у Брендана Квиллиана был брат?

— Во время расследования этот факт не всплыл ни разу. Я думал, что знаю Брендана вдоль и поперек. А теперь Петерсон сообщает мне, что у него три брата и все «песчаные кабаны», да еще и сестра. Не понимаю, как я их прозевал.

На самом-то деле следователя более дотошного, чем Майк Чапмен, на свете просто не существовало.

— Я тебя ни в чем не виню.

— Мы же изучили его прошлое, вели за ним наружное наблюдение, просмотрели списки его телефонных звонков — и ничего. И в тюрьме его никто не навещал. Когда знаешь, как крепки у «кабанов» семейные узы, это выглядит странно. Как он отреагировал на новость?

— Герцу хватило ума поговорить с ним без меня. Кроме того, объявлен перерыв в слушании дела — оно возобновится после похорон.

— Позови к телефону Мерсера, мне нужно переговорить с ним.

— Мерсер уехал в больницу Белльвю, — сказала я. — Марли Дионн лежит там после операции в закрытом отделении. Твой информатор сообщил, что пока к нему посетителей не допускали. Мерсер хочет назвать ему имя Дюка Квиллиана и посмотреть, что из этого выйдет.

— Хорошо, я перехвачу его там. Петерсон собирает нашу группу — в туннеле, вход в который находится рядом с профсоюзом «кабанов». Хочешь поприсутствовать?

— Конечно.

— В четыре. Есть надежда, что к тому времени будут опознаны все погибшие. Оденься попроще, малыш. От этой истории так и несет крупными неприятностями.

Загрузка...