Дурное влияние

Комната Рейчел

Ненадолго задерживаюсь в прихожей.

В прихожей задерживаться не положено. Батареи здесь постоянно выключены — думаю, как раз для того, чтобы люди проходили, не останавливаясь. Не знаю, почему это так важно, но, видимо, какая-то причина все же есть. Нашему папе только дай волю — он бы все стены завесил громкоговорителями, запрограммированными на одну и ту же фразу: «Проходим, граждане, не задерживаемся, нечего тут высматривать».

Папа терпеть не может, когда мама торчит в прихожей с распахнутой дверью, прощаясь с кем-нибудь дольше, чем вечернее чаепитие. Папины прощания отнимают не больше полсекунды.

Он конкретно нервничает по поводу коридора. Возможно, где-то под полом здесь запрятан труп. После смерти человека поедают всякие червяки и прочие насекомые, за исключением костей и зубов, и если полиция найдет ваши зубы, то сможет сказать, кто вы такой, расспросив зубного врача про ваши пломбы. А стоит им выяснить, кто вы такой, считай, они вычислили, кто вас укокошил, — так что если убили не вас, а вы, то даже после многих-многих лет вы все равно не можете чувствовать себя в безопасности.

Единственное, что есть в прихожей кроме батарей, которые всегда выключены, и света, который всегда включен, — это большой шкаф с играми. И хотя его содержимое мне известно лучше, чем содержимое любого другого шкафа на свете, я все равно открываю его и заглядываю внутрь. Все, как обычно, на своих местах — даже набор для аппликаций, который не доставали уже тыщу лет, за исключением одного вечера в прошлом году, когда мама с папой куда-то уехали и Донни притащил домой целую кучу своих странных дружков, которые никогда не снимают с башки капюшоны. Они курили пахнущие шоколадом сигареты, и составляли какие-то непонятные картинки из силуэтов цирковых животных, и ржали как кони, считая все это «офигенно прикольным».

В общем, толку от шкафа ноль. Для меня там нет ничего интересного. Несколько раз открываю и закрываю дверцу, проверяя, много ли разных звуков можно извлечь, а затем решаю пойти посмотреть, чем занимается Рейчел.

Весь путь до ее комнаты я преодолеваю, не касаясь ступенек, — использую только перила, плинтус и кое-какие участки стены. На самом деле это проще простого. Правда, перила ужасно скрипят и прогибаются. В один прекрасный день они точно сломаются и я на фиг угроблюсь, но на этот раз все обошлось.

Она в своей комнате. Явно вместе с Люси. Ситуацию «Рейчел/Люси», наверное, лучше всего объяснять с помощью диаграммы Венна. (См. Рис. 3.) Донни считает, что Люси — лесбиянка, но мне кажется, он так специально говорит, потому что она ему нравится.

Бессмысленно предпринимать что-то умное сразу на входе. Рейчел все равно не ведется на подобные вещи. Тут требуется совершенно иная тактика. Нужно просто войти, типа ты пришел с каким-нибудь важным поручением от мамы, а затем стараться оттянуть время, пока она не сообразит, что ты явился просто так, но к тому моменту какая-нибудь причина наверняка придумается сама собой. Придумать что-то заранее очень сложно, поскольку никогда не знаешь, что там творится в данный момент.

Начертить диаграмму запахов в комнате Рейчел вообще невозможно. Да что там диаграмму — даже простой график с осями X и Y. Потому что модели просто не существует. При этом в комнате всегда что-нибудь происходит, и это что-то всегда имеет свой собственный запах, идущий откуда-то из миллиона ее бутылочек, баночек, тюбиков и флакончиков. Понятно, что их не миллион, просто это еще одна устойчивая фраза.

Иногда от «рейчелюсиного» запаха щекотно в носу, иногда першит в горле, но все равно, даже если в первый миг кажется, что ты вот-вот задохнешься, потом из-за запаха хочется задержаться в комнате как можно дольше.

— Привет.

Я говорю таким тоном, каким обычно здороваются, когда приходят по приглашению. И делаю шаг в комнату.

Обе смотрят на меня сердито, как будто их застукали за чем-то очень-очень личным. Они так всегда на меня смотрят.

Достаточно одного взгляда, чтобы понять: происходит что-то интересное. Вид у комнаты как после ограбления, разве что грабитель попался уж больно суетливый и так и не смог найти ничего по душе. Шмотки раскиданы по всей комнате, повсюду валяются журналы, а на кровати целая гора косметики, аэрозолей, салфеток и парфюма — такая огромная, что в ней запросто можно спрятаться.

И тут я замечаю, как они одеты. В обед обе были в джинсах и джемперах, но сейчас на них нечто странное — вроде не брюки, но и не колготки, а блузки на нормальные блузки вообще не похожи: сквозь них абсолютно все просвечивает, до самой кожи. Обе в кружевных перчатках с обрезанными пальцами, как у Мадонны или у молочника, а волосы торчат дыбом, как при затяжном прыжке с парашютом. Вокруг глаз синяки, на скулах большие пятна чего-то красного, а рты перемазаны розовой помадой с каким-то сомнительным чешуйчатым блеском. Будь они в телевизоре, вы бы точно взялись крутить ручки управления, пытаясь настроить изображение обратно на нормальное.

Помню, однажды они вырядились точно так же, когда собирались к кому-то на день рождения, и папа должен был их отвезти, но, увидев этот кошмар, объявил, что никуда не поедет, потому что они выглядят как шлюхи, и разгорелась жуткая ругань, но они наотрез отказывались переодеваться, и Рейчел устроила настоящую истерику со слезами и соплями, так что в итоге за руль пришлось садиться маме, и когда мама вернулась домой, у них с папой был громкий скандал. Все закончилось тем, что они легли в постель раньше обычного, и я слышал из гостиной, как скрипит их кровать, но ничего не сказал, хотя меня едва не стошнило, так как было ясно, чем они там занимаются, поскольку потом им все равно пришлось вставать, чтобы ехать за Рейчел и Люси, и на этот раз за руль сел папа, которому после спальни вдруг все стало по барабану.

— Чего надо? — огрызается Рейчел.

— Просто зашел сказать: «Привет».

— Привет. И пока.

— А чем вы тут занимаетесь?

— Лично я выставляю тебя из своей комнаты.

— Привет, Люси.

Старая тактика. Обращение к более высокой инстанции. Или, по крайней мере, к другой.

— Привет, Бен.

В голосе Люси — дружелюбные нотки. Хоть какая-то зацепка. И я продолжаю:

— Как жизнь?

Нужно придумать что-то поинтереснее, но мозги напрочь отказываются работать. Люси пожимает плечами.

— Классно выглядишь, — говорю я.

И, как выясняется, зря. Она сердито хмурится и прикрывается рукой, словно вдруг вспомнив, до чего прозрачная на ней блузка.

— Десять, девять, восемь, семь…

Последнее время Рейчел даже не удосуживается объяснить, что означает этот отсчет, но и так понятно, что лучше испариться из комнаты до того, как она доберется до единицы.

— Я не буду мешать. Просто посижу тут немного.

— Шесть, пять, четыре… Ты что, хочешь схлопотать лаком в морду?

Рейчел хватает с кровати аэрозоль, щелчком сбрасывает колпачок и нацеливает в меня. Ее указательный палец ложится на сопло как на курок снайперской винтовки. Будь у меня такой же баллончик, можно было бы устроить настоящую дуэль. А со спичками я вообще мог бы использовать свой как огнемет. Вот только баллончик может взорваться, и тогда я останусь без руки.

— Три, два…

Ее рука распрямляется, палец заметно напрягся. А ведь она точно брызнет. Судя по взгляду — сто пудов.

— Вы что, в шлюх наряжаетесь? — успеваю выпалить я.

— Один!

Я резко ныряю вбок и со всех ног несусь вон из комнаты.

Уже за дверью на секунду останавливаюсь и соображаю.

— Пока, Люси! — кричу я.

Замочная скважина выстреливает облачком лака.

— Ты же могла меня ослепить!

— А нечего подглядывать. — Через дверь голос Рейчел звучит приглушенно.

— Я не подглядывал!

— Вот и хорошо.

— А если б подглядывал?

— Получил бы хороший урок.

— Если б я ослеп, мама бы тебя прибила.

— Не прибила бы.

— Прибила.

— Не прибила.

— Прибила.

Решаю на этом остановиться, пока последнее слово за мной. Не хочу, чтобы Рейчел считала меня недоумком.

В комнате Донни это как партия в шахматы, завершающаяся борьбой без правил против того, кто в два раза крупнее тебя. У Рейчел же это как прыжок с вышки без малейшего представления о том, насколько далеко вода. Ты просто ныряешь вниз и ждешь всплеска.

Последняя комната наверху — мамы с папой. Я вхожу внутрь, но не затем, чтобы посмотреть, что там и как, поскольку там всегда одно и то же. Ловить здесь абсолютно нечего. Моя единственная цель — окно, большое и закругленное, откуда видно всю улицу в обе стороны. А поскольку ты смотришь сверху, никто не догадывается, что ты за ним наблюдаешь. И когда мне становится по-настоящему скучно, я всегда иду туда и гляжу, не происходит ли чего снаружи, пусть даже заранее зная, что ничего интересного там быть не может. Нет, окно выходит не в тупик, просто наша улица никуда особо не ведет, и потому на ней всегда пусто.

Многоквартирный дом в дальнем конце улицы отдали под психушку, и каждый день психов скопом выводят выгуливать туда-сюда, по нескольку раз, но когда к ним привыкаешь, это уже совсем не так забавно. Миссис Хейл, живущая вниз по улице, организовала целую кампанию с призывом прекратить это безобразие. Мама ее не поддержала, и теперь при встрече обе делают вид, что друг друга не замечают. Когда-то Донни удавалось доводить меня до слез, притворяясь, будто он меня в упор не видит, но это было давным-давно.

В общем, когда выбора не остается, последняя надежда — проверить, что там на улице.

На этот раз происходит чудо. Я кое-что вижу. Парень в красном спортивном костюме. Парень, которого я не знаю. С виду примерно моего возраста, может, чуть постарше, и не похоже, что просто мимо топал. Стоит на противоположной стороне, по диагонали от меня, с мячом в руках. И с силой бросает мяч об асфальт, наблюдая, как высоко тот подлетает в воздух.

Ответ: высоко. Вполне ничего себе. И мяч, судя по всему, тоже вполне. Резиновый. Это видно даже отсюда по одному лишь отскоку.

Еще секунду я наблюдаю, а затем несусь вниз по лестнице и рывком распахиваю дверь, которая с грохотом захлопывается у меня за спиной. Притормаживаю прежде, чем он меня увидит, и иду к нему, шаркая ногами, типа все это совершенно случайно.

Вы ведь именно этого ждали, не так ли? Вам хочется знать, не Карл ли это? Я же вижу по вашему лицу — как оно вытягивается всякий раз, когда я упоминаю его имя. Вижу по тому, как жадно начинают блестеть у вас глаза.

Иногда я специально завожу о нем речь, но сразу меняю тему — просто чтобы вас позлить.

Что ж…