Итак, в доме № 3 по улице П. были большие квартиры для жильцов «свободных профессий» – ковры на лестницах, лифт, на каждой лестничной площадке только одна дверь, да еще двойная, черный ход; а тот же самый дом со стороны улицы Р. имел всего один-единственный вход, помещавшийся между магазином Луиджи Петраччи и красильней. Деревянная лестница, никаких ковров, три двери на каждой площадке и самые разномастные жильцы. Квартира семейства Луазель была точно такая же, как и все прочие: перегородок много, места мало. Семья состояла из госпожи Луазель, матери, ее сына Рене, его жены Денизы (супруги работали на радио) и их четырех детей, в порядке появления на сцену: Оливье, Миньоны (Маргарита), Кристо (Кристоф) и Малыша (Поль-Луи-Амеде – в честь покойного дедушки). «Давно пора, – говаривал Рене Луазель, – давно пора повесить на дверях дощечку с надписью «укомплектовано и никаких прибавлений».
С тех пор как Малыш стал ходить без посторонней помощи, самые упоительные часы он проводил на улице вместе со своими сверстниками; ребята облюбовали для игр двор, примыкавший к мастерской Петраччи, откуда их никто не гнал. Малыш первый из Луазелей проник в лавку Луиджи, а потом увязался за Мишеттой и попал к Натали. Кристо пришел за ним и остался посмотреть, как Натали рисует… Было это год назад, и с тех пор Кристоф стал одним из самых усердных посетителей квартиры в нижнем этаже. Кристо был вдвое старше Малыша – пять и десять лет – и поэтому уже не гонял с ребятами, ходил в городскую школу на углу улицы Р., в ту самую, где когда-то учился Луиджи, – все четверги и воскресенья, каждую свободную минуту проводил у Натали. Он ей не мешал, интересовался всем, чем интересовалась она, наблюдал, как она набрасывает эскизы для иллюстрированных серий, читал вместе с ней исторические книги, смотрел картинки.
Ныне все их помыслы занимал «Игрок в шахматы». Тот самый «Игрок», о котором говорилось во всех этих книгах, где были помещены его изображения, и который, грязный, облезлый, сидел у Луиджи в подвале. С тех пор как Натали начала изучать материалы, связанные с «Игроком», чтобы изобразить в рисунках его историю, Кристо ходил смотреть на него каждый божий день. Он и сейчас пришел на него посмотреть, но дверь в подвал оказалась запертой. Луиджи куда-то ушел и унес с собой ключ.
Пристроившись у стола, Кристо, прихлебывая шоколад, разглядывал рисунки Натали и молчал. Натали, занятая рисованием, вдруг заметила, что он молчит.
– Что ты сегодня такой мрачный, Кристо?
– Нервничаю, – пояснил Кристо, – у нас в доме целая драма. Ненавижу, когда ругаются. Просто сил никаких нет.
Кристо разглядывал «рисунок № 3», изображавший внутренность ящика, за которым сидел «Шахматист».
– Не люблю, когда орут… – продолжал он. – Миньона сцепилась с бабусей. Мама заступилась за Миньону, Оливье – за бабушку. А тут еще явился папа… Сначала он захохотал и крикнул: «Всех в кутузку!», но никто не смеялся, тогда он решил их рассудить. Ха-ха! Ему же и попало! Зачем он только лезет в их дела, я вот никогда не лезу. Не люблю я, когда ему попадает.
У Кристо от носа к подбородку шли две тоненькие морщинки. Веки были коричневые, будто сквозь их прозрачную пленку просвечивал темно-каштановый зрачок, нежная кожа голубоватого оттенка, словно парижское снятое молоко. Посадка головы и шея были как у лошади, закусившей удила, подбородок квадратный – настоящий шахматный конь. Под рубашкой ходили острые лопатки, коленки, икры, все было такое худенькое, такое тоненькое – сплошные кости, маленькие руки тоже казались бескровными. Натали покачала головой.
– А ты витамины не забываешь принимать? Ну, молодец… Надо тебе на каникулы уехать.
Она снова взялась за рисунок. Но через минуту спохватилась и уточнила:
– Но, насколько я могу судить по твоим рассказам, Миньона не поругалась с бабусей, а обругала бабусю.
– Верно. Ты знаешь, бабуся не хочет, чтобы она ходила наверх к этим Менарам. – Кристо показал пальцем на потолок. – С этого-то и началось. Миньона все равно пошла, а бабуся начала плакать и сказала, что она принесет нам сверху ребеночка! А, оказывается, Миньона еще не ушла, она все слышала, открыла дверь и как закричит, что, если на то пошло, она сделает все, чтобы принести нам ребеночка. А отца у него не будет, потому что плевать ей на отца, ей главное, чтобы ребенок был только ее.
Натали захлопнула книгу, которую листала, рассеянно вслушиваясь в слова Кристо.
– Тут пришла мама и как начнет кричать: «Несчастная девочка! А любовь? Значит, тебе все равно, есть любовь или нет?» Знаешь ведь какая мама. Потом явился папа и сразу осадил Миньону. «А кто, интересно, будет кормить твоего младенца?» А Миньона как ему отрежет: «Ты, – говорит, – ты сам будешь его кормить, пока я не кончу учебу, а зато когда ты будешь старый, больной, я тебя буду кормить. Неужели же, – говорит, – ты хочешь лишить меня счастья иметь ребенка из-за каких-то паршивых денег, из-за нескольких тысяч франков?»
Кристо поднялся со стула и конец истории досказал стоя.
– Ты очень хорошо рассказал.
Кристо снова сел, допил шоколад, отнес чашку на овальный столик, смел с большого стола крошки.
– Здесь теперь чисто, дай мне Эдгара По… – Натали положила перед ним томик. – Расскажи мне все с самого начала, ну расскажи, Натали!… Ты ведь все до конца прочла. Что ты будешь делать?
– Пока я еще обдумываю… Помолчи.
Кристо замолчал. Он тоже думал об этом турке, который сидит в подвале Луиджи, прислонившись спиной к стене. Задвинут он в самый темный угол, перед ним ящик, а на ящике нарисована шахматная доска. Он куда больше Кристо… Грязный, пыльный, а на голове тюрбан… И вот внезапно этот турок, этот безликий персонаж, входит в жизнь, обрастает историей, становится чуть ли не самым главным, занимает собой весь стол Натали, заполняет все, кичится своей тайной… Наталп рассказывала Кристо о том, как отец Луиджи купил турка на аукционе.
– Натали, а что такое аукцион?
– Опять ты за свое, я тебе уже объясняла…
– Ладно, ладно… Ну а потом?
– Потом у Луиджи не было ни гроша и он решил продать турка в «Музей искусств и ремесел». Если бы это оказался настоящий «Игрок в шахматы», за него дали бы кучу денег. По так как всем известно, что Луиджи может смастерить любой автомат, его могли заподозрить, что турок не настоящий, а Луиджи не переносит, когда его подозревают.
– Ты неправильно сказала… Не Луиджи бы заподозрили, а автомат.
Натали внимательно посмотрела на Кристо.
– Что-то ты слишком мудрено говоришь…
– Мудрено? А что такое «мудрено»? Я тебе говорю, я заподозрил бы автомат, что он нехороший, а не Луиджи, раз он выдает его за хороший.
– Ты хочешь сказать, решили бы, что Луиджи ошибся?
– Пожалуй… Заподозрили бы автомат, что он нехороший…
– А Луиджи, что он сам его сделал?
– Почему Луиджи? Мог и кто-нибудь другой сделать.
– Ох, замучил! Из тебя наверняка адвокат выйдет или иезуит.
В дверь магазина постучали, и слышно было, как за дверью топчутся, свистят…
– Кристо! – крикнул за дверью Малыш. – Кристо! Натали!
– Поди отопри ему, – сказала Натали. – Почему ты так орешь, Малыш? Прямо разбойник какой-то! Должно быть, нашалил? Уйми своих собак, а то они все здесь вверх дном перевернут.
– Собаки! – крикнул Малыш. – Собаки! Тубо!
Но утихомирить бурю удалось только Кристо. Он поправил половички, придвинул стулья к столу… Два черных пуделя улеглись, уткнув морды в вытянутые лапы, лишь кончики хвостов нервно подрагивали, видимо, собаки с трудом сдерживались, чтобы не вскочить. Малыш, встав коленями на стул, налил себе минеральной воды. Малыша вечно мучит жажда, это всем известно. На нем был передничек, который, казалось, вот-вот лопнет по швам, и слишком коротенькие штанишки, не закрывавшие пухлых ляжек, а там, ниже, были круглые коленки и пара икр с выступавшими, как два яблочка, мускулами. Щеки у него были румяные и горячие даже на вид, глаза блестящие, черные, как спелые вишни.
– Что ты такое натворил? – повторила Натали. – А ну, признавайся!
Малыш слез со стула, подобрал свое оружие – какие-то деревяшки, железки – встал в позицию и выбросил вперед обе руки:
– Как я его двину! Как он упадет! А потом пиф-паф! Он встал, а нога у него деревянная!
– Вот уж врун, в первый раз такого вруна вижу! – заметил Кристо.
– Пиф-паф! – кричал Малыш, пропустив мимо ушей замечание Кристо. – Он встал, а у него обе ноги деревянные!…
Потом Малыш крикнул:
– Прощай, Натали! – и бросился к дверям. Оба пуделя, лежавшие с притворно равнодушным видом, поскакали за ним следом, волоча за собой поводки…
– Он меня уморит! – проговорила Натали, вытирая мокрые от смеха глаза. – Поди все-таки посмотри, что он там такое натворил…
Но Кристо не волновали злоключения брата, и он преспокойно уселся на прежнее место к столу Натали. Малыш был сильнее его и хитрее. И вечно что-нибудь выдумывал! Бабуся плакала, папа хохотал, а мама огорчалась, так как он все время врет. Мама говорила даже, что надо показать Малыша врачу, но ей никак не удавалось выкроить свободную минуту.
– «Поднялся, а нога деревянная!» Надо же выдумать!
– Ну, – скептически протянул Кристо, – он сегодня у нас отличился, потому так и носится… Натали, можно еще один бисквит? Спасибо… Вчера вечером папа принес из ячейки листовки, а сегодня утром не мог их найти. Мы весь дом обшарили. Малыш вернулся из детского садика, а бабушка его спрашивает: «Не видел ли ты листовок, они лежали здесь на буфете?…» А Малыш как закричит: «Я, – говорит, – их унес и роздал в садике!…»
Сегодня во вторую половину дня Натали и так уж плохо работалось, а теперь она встревожилась… Что это еще за листовки? У твоего папы не будет из-за них неприятностей? Да нет, папа сказал, что половина работы уже сделана, но пусть Малыш не трогает его вещей, ведь папа без разрешения его вещей не берет… Бабуся плакала и сказала, что со всеми этими листовками, ячейками и со всем прочил! мы в тюрьму попадем; мама заперлась в спальне и там хохотала, а папа пошел к своим за другими листовками. Хорошо еще, что Оливье, этого пижона, не было дома… Тогда было бы дело.
Но теперь Кристо срочно потребовалось узнать, нарисует ли Натали «Шахматиста», играющего в шахматы с Екатериной II? Конечно. А что сделал бы Оливье, если бы узнал, что Малыш роздал листовки в садике? Сам не знаю! Разве можно что-нибудь знать с этим чернорубашечником! Кристо, так некрасиво говорить. Твой брат вовсе не чернорубашечник!… Можно подумать, что ты его ненавидишь!
Кристо положил локти на стол, не удостоив Натали ответа… Ему хотелось знать, когда Натали по-настоящему начнет рисовать «Игрока». Только не завтра, сначала надо закончить подготовительные работы.
– Если я когда-нибудь заболею, ты к нам придешь, Натали, в прочтешь мне все, что написала, от начала до конца?
Мишетта просунула голову в дверь: пускай Кристо идет и утихомирит детвору, а то они уже настоящую войну затеяли. Кристо поцеловал Натали. «Как не хочется уходить…» Он неслышно закрыл за собой дверь, потом снова появился на пороге. «В следующий раз ты мне расскажешь, да, Натали?»