Два мира - две идеологии

Гражданин мира[75]

Д. Прянишников сказал об аресте Н. Вавилова: "посадили в клетку гражданина мира". Как выяснилось, академик Прянишников имел все основания для такой характеристики…

Николай Иванович Вавилов[76] (1887-1943 гг.) за пять послереволюционных лет проделал стремительную научно-административную карьеру: от скромного магистранта ― преподавателя Саратовских сельскохозяйственных курсов (сентябрь 1917 г.) до директора Отдела прикладной ботаники (1920 г.) и директора Государственного института опытной агрономии (сентябрь 1922 г.) ― фактически, руководителя всей аграрной науки Советской России.

Причины такого стремительного научно-административного взлёта Н. Вавилова могут на первый взгляд показаться загадочными ― ведь до своего назначения главой ГИОА и ОПБ он не занимался ключевыми проблемами сельскохозяйственной науки: практической селекцией, семеноводством, сортоиспытаниями; во-вторых, в стране имелись гораздо более опытные специалисты, занимавшиеся этими вопросами ещё в царской России ― В. Е. Писарев (1882-1972 гг.), В. В. Таланов (1871-1936 гг.), Г. К. Мейстер (1873-1937 гг.) и другие.

Однако более внимательное рассмотрение показывает, что стремительная карьера Н. Вавилова хорошо вписывалась в происходившие тогда кардинальные преобразования всех сторон жизни российского общества. Новой власти, установившейся в стране после октября 1917 года, требовалось много новых управленцев ― прежде всего, идеологически близких к ней и Н. Вавилов этому критерию вполне соответствовал. Так, свою монографию об иммунитете растений (1919 г.) Н. Вавилов посвятил И. И. Мечникову, видному борцу с черносотенной реакцией, уехавшему в 1887 г. из России во Францию в знак протеста против реакционной политики царизма. Близкое окружение Н. Вавилова составляла почти исключительно демократическая интеллигенция, ненавидевшая Сталина.

Научный статус Н. Вавилова повысила зарубежная командировка 1921-22 гг., во время которой он посетил ведущие генетические и селекционные центры США и Западной Европы.

В Нью-Йорке Н. Вавилов встретился с министром торговли США Гербертом Гувером; принял участие в создании Русского сельскохозяйственного агентства, которое возглавил Д. Н. Бородин, собравший около 20 000 образцов разных семян для отправки в Россию.

Весьма важным для укрепления дружеских связей Н. Вавилова с англо-американским научным сообществом стало посещение им тогдашних ведущих генетических центров США: лаборатории Т. Моргана в Колумбийском университете (там он встретился с самим Морганом и его сотрудниками) и лаборатории экспериментальной эволюции Института Карнеги в Колд Спринг Харбор (там он встретился с Г. Мёллером). Эти визиты позволили Вавилову лучше войти в курс современных проблем генетики; с другой стороны и американские коллеги получили возможность ближе познакомиться и оценить перспективного советского учёного. В дальнейшем ведущие генетики США неоднократно посещали, по приглашению Вавилова, СССР, а Мёллер даже проработал 3,5 года (осень 1933 ― весна 1937 гг.) в возглавлявшемся Вавиловым Институте генетики. И обратно, ряд советских генетиков, близких к Вавилову, получил возможность, по благотворительным грантам от фонда Рокфеллера, пройти стажировки в США[77].

Основную поддержку продвижению Н. Вавилова в начале 1920-х гг. на высшие административные посты в сельскохозяйственной науке Советской России оказывал видный представитель ленинской гвардии, управляющий делами Совнаркома Н. Горбунов (1892-1938 гг.). Среди советской партийно-политической верхушки 1920 ― начала 30-х гг. Вавилова поддерживали также Я. А. Яковлев (Эпштейн) (1896-1938 гг.), в 1923-29 гг. редактор "Крестьянской газеты", в 1929-34 гг. нарком земледелия[78]; Г. Н. Каминский (1885-1938 гг.), во время НЭПа председатель правления "Хлебоцентра", потом один из руководителей коллективизации, в 1934-37 гг. нарком здравоохранения, и некоторые другие.

С 1925 г. Н. Вавилов руководил организованным на основе Отдела прикладной ботаники Институтом прикладной ботаники и новых культур (с 1930 г. Всесоюзный институт растениеводства), а с 1929 г. новосозданной академией сельскохозяйственных знаук (ВАСХНИЛ); определял направления их деятельности и темы исследовательских работ. Одна за другой следовали нередко лично им возглавлявшиеся экспедиции ИПБиНК/ ВИРа по сбору семян в СССР и за рубежом, в самые разные регионы, от Китая до Латинской Америки. В результате этих экспедиций был создан не имевший тогда аналогов в мире по объёму и разнообразию банк семян. Многочисленный коллектив ВИРа (около 1200 человек; самый крупный институт в СССР) занимался морфологическим изучением этой коллекции и поддержанием её в жизнеспособном состоянии (пересевами). Н. Вавилов также в те годы написал ряд теоретических работ: по вопросам географической изменчивости культурных растений, центрам их происхождения и т. д. В 1927-33 гг. он выступал с докладами о результатах своих исследований и работ коллег[79] на международных конференциях по селекции, семеноводству и другим сельскохозяйственным, а также генетическим вопросам. В 1930 году, после неожиданной смерти Ю. Филипченко, основателя лаборатории генетики (первоначально лаборатории евгеники) он принял руководство и над ней тоже, а в 1933 году добился придания ей статуса института при Академии наук.

В 1920-х гг. научная и организационная деятельность Н. Вавилова встречала благожелательное отношение представителей партийно-политической верхушки СССР из старой ленинской гвардии. В 1923 г. Вавилов стал членом-корреспондентом Академии наук; в 1929 г. — академиком. Открытие Института прикладной ботаники и новых культур (июнь 1925 г.) произошло в торжественной обстановке в Кремле, на нём присутствовали члены правительства. В 1926 году Вавилов получил премию им. Ленина. В 1926-34 гг. он являлся членом ЦИК. Его деятельность благожелательно освещалась в партийной прессе. Так, в 1920 году, после доклада Вавилова на Всероссийском съезде селекционеров в Саратове "О законе гомологических рядов в наследственной изменчивости", газета "Известия" (редактор Ю. М. Стеклов[80]) сообщила, что Вавилов сделал "величайшее открытие, имеющее мировое значение. Это процесс изменчивости и наследственности , в который он ввёл закономерность, благодаря чему можно получать искусственные формы растений для культуры"[81]. Во время зарубежных поездок Вавилова в тех же газетах можно было встретить такого же рекламного характера статьи: "Вавилов на вершине Анд!", "В гостях у японских учёных", "Пензенские колхозники назвали именем профессора Вавилова свою артель" и т. д. Деятельность Вавилова получала признание и со стороны мирового сообщества: он избирался в иностранные научные учреждения; приглашался на международные конференции; пользовался авторитетом в фонде Рокфеллера. В 1932 году Вавилов являлся вице-президентом VI конгресса генетиков (Нью-Йорк).

Однако, наряду с признанием и поддержкой со стороны мирового сообщества и благотворительных фондов, деятельность Н. Вавилова, с начала 1930-х гг. стала подвергаться критике, постепенно становившейся всё более острой, со стороны ряда российских специалистов по растениеводству. Критики указывали, прежде всего, на низкую эффективность вавиловских экспедиций для решения тогдашних неотложных проблем сельского хозяйства СССР; на расточительность использования квалифицированных научных кадров ВИРа для изучения теоретических проблем ботаники; на абсурдность вложения значительных средств, в полуголодной стране, в создание мирового банка семян ― подобную задачу не ставили тогда перед собой куда более богатые и экономически развитые страны Западной Европы и США. Оппоненты Вавилова неоднократно отмечали, что первоочередной целью зарубежных экспедиций ВИРа, особенно с учётом тяжёлого положения в тогдашнем сельском хозяйстве СССР, должен был бы быть не сбор семян в диких районах, наподобие гор Абиссинии и Афганистана, а поиск и ускоренная интродукция в Советском Союзе лучших сортов культурных растений, уже отселектированных в высокоразвитых в сельскохозяйственном отношении странах. Именно так действовали в конце XIX ― начале XX вв. растениеводы Департамента земледелия США, и добились замечательных успехов, обустроили свою страну.

Для сравнения: Д. Фэрчайлд (1869-1954 гг.), сотрудник отдела интродукции USDA, в результате своих зарубежных экспедиций ввёл в США около 20 тыс. культурных растений; в то время как под руководством Н. Вавилова, по словам его ближайшего соратника Ф. Бахтеева, "были интродуцированы: тунговое дерево, ряд видов бамбука, многие виды эвкалиптов, хинное дерево"[82] ― далеко не самые важные растительные культуры для СССР 1930-х гг.

Одним из первых критиков экспедиций ВИРа и деятельности Вавилова стал А. К. Коль, организатор и первый зав. отделом интродукции ИПБиНК/ ВИР. В статье, опубликованной 25 января 1931 года в "Экономической газете", он писал, что институт, вместо быстрого внедрения новых образцов сельскохозяйственных культур, занимается изучением вопросов о центрах происхождения растений. Коль и позже неоднократно давал критические оценки направлению научно-практических работ Вавилова и его руководству ВИРом. К нему присоединился Г. Шлыков и ряд других растениеводов.

В начале 1930-х гг. политическая поддержка Н. Вавилова в верхушке партийной элиты СССР существенно уменьшилась. В декабре 1930 г. вместе с предсовнаркома Рыковым покинул ключевую должность управделами СНК Горбунов. Он перешёл на работу в научные структуры и, хотя его отношение к Вавилову продолжало оставаться дружеским, уже не имел возможности оказывать своему протеже такой поддержки, как ранее.

Осенью 1932 года, когда Вавилов находился в очередной длительной загранкомандировке, сначала в США, а потом по ряду стран Латинской Америки, для проверки деятельности ВИРа была создана комиссия ЦКК-РКИ. В своих выводах по итогам обследования института она пришла к заключениям, фактически повторявшим критические замечания А. Коля: работа многочисленного коллектива направлена не на интродукцию в СССР лучших образцов зарубежных сортов, а на сбор коллекции семян, включавшей дикие и малокультурные формы растений, на их систематику и изучение морфологии.

Вскоре после своего возвращения из Латинской Америки в феврале 1933 года, Н. Вавилов имел, по словам его близких сотрудников, "неприятный разговор в ЦК".

Примерно в то же время, когда деятельность Н. Вавилова как директора ВИРа стала подвергаться публичной критике в центральной прессе, против него дал показания ряд арестованных агрономов и экономистов-сельскохозяйственников, а также несколько видных работников ВИРа. Вавилову инкриминировался "подрыв и запутывание семенного и селекционного дела в СССР" и "контрреволюционная деятельность" (что в те времена означало оппозицию, в какой-либо форме, сталинскому режиму). Эти показания, число которых с каждым годом возрастало, стали особенно опасными для Вавилова во второй половине 1930-х гг., после разгрома верхушки троцкистской группировки и падения его политических покровителей ― "старых большевиков" Горбунова, Яковлева.

Позиция Сталина. И. В. Сталин оценивал деятельность руководителей организаций и ведомств по результатам выполнения взятых ими или порученных им заданий.

В 1920-30-х гг. ключевыми задачами научно-практической работы в сельском хозяйстве СССР являлись: внедрение новых, более высокоурожайных сортов зерновых и технических культур; интродукция лучших образцов отселектированных культурных растений из государств с высокоразвитым сельским хозяйством; разработка агротехнических приёмов повышения урожайности. Всё это было особенно важно для страны, пережившей несколько катастрофических голодных лет. Однако коллектив ведущего научно-практического сельскохозяйственного учреждения СССР, Всесоюзного института растениеводства, возглавлявшегося Н. Вавиловым, основную часть усилий тратил на другие задачи: сбор общемировой коллекции семян с/х растений, изучение их морфологических признаков, решение проблем географической ботаники. И специалисты-растениеводы, и руководители наркомата земледелия неоднократно отмечали отрыв тематики работ ВИРа от решения требовавшихся сельскому хозяйству страны задач. Нарком земледелия (с 1938 г.) И. А. Бенедиктов оценивал деятельность вавиловского института следующим образом: "Работы Вавилова и его последователей каких-либо практических результатов не обещали даже в обозримом будущем, не говоря уже о тогдашнем настоящем". По словам самого Вавилова, Сталин, на одной из встреч с ним, сказал: "Ну что, гражданин Вавилов, будете заниматься цветочками-колосочками ― а кто будет поднимать урожай?" Деятельность Вавилова по развитию мировой науки, согласовывавшаяся с глобальными планами "ленинской гвардии" 1920-х гг., плохо вписывалась в политику сталинского руководства, избравшего курс на решение не общемировых, а срочных местных проблем. Впрочем, научный авторитет Вавилова тоже был для Сталина сомнительным. В то время как Вавилову расточала комплименты зарубежная печать, а иностранные научные общества, одно за другим, выбирали его своим почётным членом, в сводках НКВД Сталину направлялась следующая информация:

Сталин и в политическом отношении не доверял Вавилову ― сделавшему стремительную карьеру в начале 1920-х гг., когда троцкисты массово внедряли своих людей во все сферы общественной жизни ― от культуры и науки до армии. Тем более, что в сводках НКВД для Сталина о Вавилове сообщалось следующее:

Начиная с 1933 года Сталин и Молотов неоднократно демонстрировали отчуждённо-холодное, а иногда и прямо пренебрежительное отношение к Вавилову. Зарубежные экспедиции ВИРа прекратились. Ходатайства Вавилова об откомандировании его на очередные международные конгрессы отклонялись или оставались без ответа. Во второй половине 1934 года было отменено санкционированное ранее Я. Яковлевым празднование 10-летия ВИРа (ИПБиНК) и 25-летия научной деятельности Вавилова. В феврале 1935 года, на VII Съезде Советов, Вавилов не был переизбран членом ЦИК. В июне 1935 года он был снят с поста президента ВАСХНИЛ и переведён в вице-президенты. В декабре 1935 года на встрече В. М. Молотова с учёными, когда Вавилов докладывал о планах научно-исследовательских работ биологического отделения Академии наук, среди которых была и такая экзотическая тема, как "Исследование одомашнивания лисицы", председатель правительства прервал его возгласом: "Что за фантазия одомашнивать лису? И когда Вы, академик Вавилов, перестанете заниматься пустяками??" Осенью 1936 года согласие правительства СССР на проведение в Москве очередного международного генетического конгресса, о котором долго хлопотал Вавилов, было фактически отозвано. В 1937-39 гг. на страницах центральной печати неоднократно появлялись критические статьи о деятельности Вавилова и ВИРа.

Во второй половине 1930-х гг. публичная критика Н. Вавилова как директора ВИРа усилилась. Вновь и вновь отмечалось отставание института от решения срочных сельскохозяйственных проблем; чрезмерная академичность работ многих его ведущих сотрудников. А. К. Коль в 1936 году, в статье "Реконструкция растениеводства СССР", повторил свои утверждения, что в ВИРе "был допущен крен на прикладную ботанику, т. е. на академическую морфологическую систематику сельскохозяйственных культур, не давшую, в конце концов, нашему строительству ничего реального. Всем известное отставание Всесоюзного института растениеводства от задач социалистического строительства в сельском хозяйстве своими корнями уходит именно в этот неправильно допущенный крен"[83]. Коль отмечал, что источниками форм сельскохозяйственных растений для их дальнейшего улучшения должны были бы быть не дикие дебри и горы, а центры цивилизации. Эти свои тезисы он повторял и в более поздних публикациях.

Сменивший А. К. Коля в должности зав. отделом интродукции[84] института Г. Н. Шлыков тоже неоднократно выступал с критическими оценками деятельности Вавилова и его руководства ВИРом. "За истекшее десятилетие Институт Растениеводства не мог выделить ни одного сорта из растений хлебных злаков, который, пройдя конкурсное государственное сортоиспытание, оказался бы действительным шедевром и тем самым доказал бы непосредственное практическое значение для нашего земледелия вавиловских "центров""[85].

Критика Вавилова звучала на страницах газет, в стенах Академии наук, ВАСХНИЛ. 4 октября 1937 года в "Правде" появилась статья "На старых позициях", в которой отмечалось, что громадные средства на экспедиции не оправдали себя; что институт, вместо сортов, дал сотни монографий и ботанических описаний. В 1937 году было урезано финансирование ВИРа. В Учёный совет института был введён, независимо от Вавилова и вопреки его желанию, ряд новых членов. В мае 1939 года президиум ВАСХНИЛ, после обсуждения отчёта ВИРа, признал его работу неудовлетворительной.

В те же годы к публичной критике Вавилова начали добавляться письма в парторганы и НКВД с требованиями расследования его деятельности. Так, 27 марта 1935 года, в письме на имя Сталина вицепрезидент ВАСХНИЛ Бондаренко и парторг академии Климов, утверждали, что "в качестве Президента он (Вавилов) фактически представляет в настоящее время отрицательную величину, фигурируя, как таковой, лишь в торжественных случаях… борьба за решительный поворот и перестройку науки в сторону практических запросов социалистического сельскохозяйственного производства, на что указывал т. Сталин на XVII съезде партии, вызывает глухое сопротивление части старых научных работников". 7 марта 1939 г. Г. Шлыков, тогдашний заведующий отделом интродукции ВИРа, направил письмо в НКВД с предложением расследовать связи Вавилова с уже осуждёнными за троцкизм бывшими наркомземами Яковлевым и Черновым.

Падение политических покровителей. В 1937-38 гг. были репрессированы многие высокопоставленные партийные деятели, дружески относившиеся к Вавилову: Я. Яковлев, Г. Каминский, К. Бауман Был также арестован ряд троцкистов в системе наркомзема: А. Муралов, с 1933 года зам. наркомзема, с июня 1935 года (после Вавилова) президент ВАСХНИЛ и другие. В феврале 1938 года очередь дошла до Н. Горбунова.

Дело в НКВД. В деле Вавилова продолжали накапливаться показания, которые давали против него на допросах в 1937-38 гг. бывшие руководители сельского хозяйства и аграрной науки СССР, включая Н. Тулайкова, Г. Мейстера и других.

Дополнительной компрометацией Вавилова стали его положительные отзывы о Бухарине, с которым он побывал в 1931 году в Лондоне на конференции по истории науки; дружба с левым коммунистом Г. Мёллером; одобрительные оценки зарубежных выступлений Вавилова, поступавшие в Москву от советских полпредов и т. д. В 1920-х — начале 30-х гг. эти связи и похвалы содействовали повышению авторитета Вавилова в кругах тогдашней партийной элиты. С середины 1930-х гг. они стали дискредитирующими материалами.

6 августа 1940 года Н. Вавилов, находившийся в командировке в Западной Украине, был арестован. Ему были предъявлены обвинения во вредительстве ― "подрыве и запутывании семенного и селекционного дела", "установках заниматься отвлечёнными, научно-теоретическими вопросами, заниматься изучением культур, не могущих быть применяемыми даже в ближайшее время в хозяйстве СССР", в организации "антисоветской группы", а также в шпионаже.

В течение двух недель после ареста Вавилов отрицал предъявленные ему обвинения. Положение изменилось, когда следователь зачитал Вавилову ряд показаний его друзей и коллег, подтверждавших версию следствия. После этого Вавилов на нескольких допросах дал показания, что его деятельность могла быть интерпретирована как вредительство ― сознательное нанесение ущерба экономике страны. Он также дал показания о якобы вредительской деятельности некоторых своих друзей и коллег по ВИРу (в том числе Г. Карпеченко и Л. Говорова), которые вскоре после этого были арестованы и репрессированы.

После почти годичного следствия, дело Вавилова было передано в суд. 9 июля 1941 года Военная коллегия Верховного суда СССР признала Вавилова виновным во всех предъявленных ему обвинениях. Ходатайство осуждённого о помиловании было отклонено, но приговор в действие не приведён. Через некоторое время, по распоряжению Берии, он был заменён на двадцатилетнее тюремное заключение. В Саратовской тюрьме Вавилов находился в одной камере с философом-марксистом Лупполом, чья стремительная карьера в 1920-х ― начале 30-х гг., равно как и судьба в последующее время, были до некоторой степени сходными с его собственными.

Реабилитация

20 августа 1955 года Военная коллегия Верховного суда СССР, та самая инстанция, которая четырнадцать лет назад вынесла Н. Вавилову обвинительный приговор, реабилитировала его.

О статьях и книгах на тему "дело Вавилова"

Публикация архивных документов дела Вавилова позволила ответить на многие возникавшие в 1960-90-х гг. неясные или спорные вопросы. Например, в ряде тогдашних статей и книг представителей демократической интеллигенции встречалось утверждение, что Н. Вавилов "был репрессирован за его научные взгляды". Из опубликованных документов "дела Вавилова" стало видно, что это утверждение являлось чистой фальсификацией. На допросах у следователя Вавилову инкриминировались: растрата крупных средств, увод исследований в области сельского хозяйства от решения практически нужных стране задач, организация антисоветской (имелось в виду антисталинской) группы. Хотя в Справке НКВД на Вавилова упоминалось о "продвижении Вавиловым заведомо враждебных теорий" и о его "борьбе против передовых работ Лысенко, Цицина, Мичурина", однако эти материалы имели второстепенное значение по сравнению, например, с такими показаниями на Вавилова, собранными в досье ОГПУ-НКВД: "По адресу товарища СТАЛИНА иначе как в контрреволюционном клеветническом тоне ВАВИЛОВ не говорит" и тому подобными.

Наконец, нельзя не отметить, что некоторые публицистические статьи и книги 1960-90-х гг. представителей демократической интеллигенции представляли собой прямое и явное contradi^^o in adjecto: потомки и родичи основателей ЧК и ГУЛАГа, организаторов массовых убийств и Голодомора брали на себя роль "моральных цензоров": "осуждали злодеяния режима" и т. д. ― полностью замалчивая участие в этих злодеяниях своих родственников! Впрочем, подобная "логика" была характерна для всех публикаций этих лиц.