Дважды благословенная

Глава 10

Тори издалека увидела дом, и тревога, не покидавшая ее столько дней, вдруг сменилась спокойствием. Дом, во всяком случае, означал безопасность. Скоро весь этот кошмар — страх, позор, унижение — останется позади. Итан, получив свою плату, уедет восвояси, и она больше никогда его не увидит и забудет о нем, как и о Диего. Щеки Тори вдруг покрылись краской стыда. Она вспомнила, что Итан видел ее почти голой. Она просила — нет, умоляла его поцеловать ее, почти что бросалась на колени, а он оттолкнул ее, словно надоедливого ребенка. Может быть, когда он уедет, она забудет наконец презрение в его глазах, жгущее ее, словно клеймо.

Утром, когда они покинули заброшенный дом, где спасались от бури и где Итан так жестоко обидел ее, едва брезжил рассвет; сейчас же, когда они подъезжали к ее дому, уже почти стемнело. День был долгим и однообразным. Итан, казалось, задался целью не проводить с Тори еще одну ночь наедине и вовсю погонял лошадей. В глубине души Тори была рада этому решению Итана — ей самой не терпелось расстаться с ним. От дикой скачки у Тори кружилась голова, руки, целый день державшие поводья, затекли, но физические неудобства не так мучили ее, как боль унижения.

За весь день они с Итаном едва перекинулись дюжиной слов — и то это были приказы, которые он отдавал ей при крайней необходимости. Тори избегала встречаться с ним взглядом, а когда все-таки встречалась, в глазах его не могла прочесть ничего. Она не могла сказать, значит ли что-нибудь для Итана вчерашний эпизод, что он думает и что чувствует. Самой ей сейчас хотелось лишь одного — чтобы все это поскорее кончилось. Тори повторяла как молитву, когда лошади въезжали в ворота ранчо: «Скорее бы все это кончилось… Скорее бы кончилось…»

Кэмп Мередит поспешно сбежал с крыльца навстречу дочери. Лицо его сияло, волосы развевались. Тори соскочила с лошади, и он крепко обнял ее своими сильными руками.

— Папа! — шептала она, глотая слезы. — Папа!

Кэмп сжал ее в объятиях так, что едва не сломал ей. ребра.

— Девочка моя… С возвращением! — Притянув к себе ее лицо, он поцеловал ее. Тори было больно, но она понимала, что отец сейчас не может сдерживать своих эмоций.

Кэмп перевел взгляд с Тори на Итана, который в этот момент слезал с лошади.

— Кантрелл, — обратился к нему Кэмп, — я вижу, ты сдержал свое обещание.

— Обещаний, которых не могу сдержать, я не даю, — откликнулся тот.

Кэмп одобрительно кивнул. Взгляд его упал на дыру в брюках Кантрелла и на запекшуюся кровь на ней.

— Какие-то проблемы? — поинтересовался он.

Итан непроизвольно слегка покосился на Тори, но Кэмп, похоже, этого не заметил.

— Проблемы не из тех, чтобы я не мог с ними справиться.

— Хорошо, — снова кивнул Мередит. — Передохни немного, приведи себя в порядок, позаботься о лошадях, а затем приходи ужинать. Нам надо поговорить.

Отсалютовав ему прикосновением двух пальцев к полям шляпы, Итан направился в конюшню.

Кэмп окинул Тори взглядом с ног до головы — желтое платье, превратившееся почти в лохмотья, растрепанные, запылившиеся волосы, круги под глазами… Сердце его сжалось.

— Девочка моя, сколько же тебе, должно быть, пришлось вытерпеть…

— Но теперь я дома, папа, — прошептала она, — и все позади.

Губы Кэмпа дрогнули в улыбке, а может быть, в гримасе.

— Да, ты дома. — Он обнял ее и повел в дом. Голос его заметно повеселел. — Я велю Розите приготовить тебе ванну и ужин. Но сначала зайди, глотни с дороги немножко бренди и дай твоему отцу возможность хоть немного побыть с тобой.

Боковым зрением Тори заметила Консуэло, стоявшую на крыльце, но даже ее присутствие не могло омрачить радость девушки от возвращения домой. Эмоции переполняли Тори, не оставляя места для проявления антипатии к этой женщине.

— Добро пожаловать домой, мисс Виктория, — приветствовала ее Консуэло.

Тори лишь слегка обернулась, глянув через широкое плечо отца, и чуть кивнула ей.

Консуэло последовала за ними в кабинет Кэмпа. Тори это не понравилось. Консуэло налила два бокала бренди, сильно разбавив один из них водой — отец позволял Тори бренди лишь в таком виде, — и встала немного поодаль, словно служанка, ожидающая приказаний. Тори, оказавшись в привычной обстановке родного дома, вскоре просто забыла о ее присутствии.

В комнате пахло кожей и ружейной смазкой, пыльными книгами и чернилами. На полу были расстелены буйволовые шкуры; потертые кресла были широкими и удобными. Единственным украшением кабинета служили ружья и охотничьи рога на стене. Кабинет отца был главным помещением старого дома. Каждый раз, когда Тори думала о доме, в первую очередь перед глазами ее вставал этот кабинет.

Тори опустилась в мягкое, скрипучее кожаное кресло, и оно податливо просело под тяжестью. Отец сидел там, где обычно — за большим дубовым столом, — положив сцепленные руки на его исцарапанную поверхность. Он почти не смотрел на дочь. Тори знала, о чем пойдет разговор, знала, что это неизбежно, и на глаза ее навернулись слезы.

Кэмп помрачнел.

— Клянусь, что за каждую твою слезинку, дочка, этот мерзавец Ортега заплатит своей кровью!

— Не надо, папа! — Тори взглянула на отца, стараясь скрыть слезы. Бокал дрожал в ее руке. — Я сама во всем виновата…

— Он изнасиловал тебя? — напрямую спросил Кэмп.

— Диего? Нет… — Голос Тори сорвался, но она постаралась взять себя в руки. — Он меня и пальцем не тронул.

— Я сама во всем виновата… Я убежала с ним по собственной воле…

Тори увидела, что заботливое беспокойство о дочери на лице отца уступило место недовольству и недоверию. Продолжать рассказ для нее было невыносимо, но ничего другого ей не оставалось.

— Диего, — продолжала она срывающимся голосом, — только осыпал меня комплиментами и кружил мне голову обещаниями. А я верила всему, как последняя дура!

Недоверие на лице Кэмпа сменилось яростью, и Тори безошибочно определила, что злится отец уже не на Ортегу, а на нее.

— Это правда, Тори? — требовательно спросил он. — И у тебя еще хватает духу рассказывать все это мне?!

Неожиданно выступила вперед Консуэло и положила руку на плечо Тори.

— Такое случается, — нежным, певучим голосом произнесла она. — Для молодой девушки нет ничего естественнее, чем желание любить и быть любимой, но ведь так легко обмануться! Твоя дочь не первая и не последняя, кто совершает эту ошибку.

С минуту Кэмп и Консуэло пристально смотрели друг на друга, и их молчание было красноречивее всяких слов. Кэмп явно чувствовал себя неловко. Тори даже не пыталась понять, что происходит сейчас между отцом и этой женщиной, но испытывала благодарность к ней за то, что она неожиданно попыталась усмирить гнев отца, направленный на нее, Тори.

— Ну что ж, — проговорил наконец Кэмп, — обсудим это позднее. Сейчас главное — что ты вернулась домой и теперь в безопасности. Слава за это Богу и спасибо Итану Кантреллу. — Гнев Кэмпа, казалось, немного поутих, и Консуэло, успокоившись, вернулась на прежнее место. — Не правда ли, дочка, этот Кантрелл — парень что надо? — Тори потупилась, нервно заглядывая в свой бокал.

— Да, — еле слышно пробормотала она.

Кэмп не без гордости кинул взгляд на Консуэло:

— Вот видишь, что я говорил? Старина Кэмп никогда не ошибается в людях! То, что я воспользовался услугами этого парня, пожалуй, самый верный мой шаг! И обещание свое я сдержу!

Голова Тори вдруг дернулась, рука чуть не разлила бренди.

— Какое обещание? — встревоженно спросила она.

— Когда мы совершали сделку, я обещал этому парню работу у меня и, похоже, не просчитался. Но все это не важно, так что…

Тори вдруг почувствовала, что вся кровь отлила от ее лица.

— Папа, нет! — Она сжала ножку своего бокала так. что та едва не треснула. — Ради Бога, папа, прогони его прочь!

Боковым зрением Тори видела, что Консуэло внимательно смотрит на нее. Глаза Кэмпа сузились в две щелочки.

— Почему? Что с тобой, девочка? Неужели ты не испытываешь к нему ни малейшей благодарности? Ведь он ради тебя рисковал жизнью, в него даже стреляли! В чем дело?

У Тори перехватило дыхание, она не в силах была произнести ни слова. Пальцы ее, державшие бокал, словно онемели.

— Ради Бога, папа, — наконец выдавила она из себя, — мне не хочется об этом говорить.

Кустистые брови Кэмпа сошлись на переносице.

— Да в чем дело, черт возьми?

Тори пришлось поднять глаза на отца. Она была не в силах скрыть страх в глазах и мольбу в голосе:

— Папочка, родной, я тебя умоляю! Пойми — я видеть его не могу!

Кэмп в растерянности посмотрел на Консуэло и снова повернулся к Тори:

— Почему, дочка? Что случилось? — Взгляд его вдруг стал острым, словно у орла. — Он тебе что-то сделал? Говори же!

Тори очень хотелось солгать, сказать, например, что Итан пытался ее изнасиловать. Тогда отец скорее всего отошлет его, Тори постепенно забудет о своем унижении, а Итан будет наказан за то, как с ней обращался. Но Тори всегда была откровенна с отцом.

Она опустила глаза.

— Нет, — пробормотала она.

— Так почему же?

Тори подняла на отца глаза, полные отчаяния.

— Потому что… — забормотала она, сама не зная, что скажет, — потому что он все знает. Знает, что я сама убежала с этим Диего и все такое. Наверняка будет говорить обо мне всякие гадости всем этим придуркам, твоим работникам. Но даже если и не будет, все равно это слишком унизительно — видеть его каждый день, понимать, что ему все известно… Папа, я знаю, что виновата, что заслуживаю наказания, но, ради Бога, папа…

Кэмп задумался. Во взгляде его Тори не удавалось ничего прочитать. Наконец он хмуро кивнул:

— Хорошо, я подумаю. Ступай, отдохни, поговорим позже.

Тори не хотелось уходить, но она чувствовала, что отец предпочел бы, чтобы она его оставила. Возможно, он не хотел продолжать разговор, боясь сказать или сделать что-то не то, может, ему просто было тяжело ее видеть. Тори хотелось броситься в объятия отца, прижаться к его груди и зарыдать, как в детстве. Но эти времена безвозвратно прошли. И никто, даже ее всесильный отец, не мог здесь ничего изменить.

Тори заставила себя подняться, хотя ноги не слушались ее. Поставив так и не пригубленный бокал на стол, она направилась к выходу, но на пороге задержалась и посмотрела на отца. Тот сидел за столом в той же позе и с тем же выражением лица и показался вдруг Тори уставшим, постаревшим и каким-то маленьким. У Тори сжалось сердце.

— Прости меня, папа, — прошептала она. Голос ее сорвался, и она кинулась вверх по лестнице в свою комнату. Слезы душили ее.

В кабинете Кэмпа надолго установилась тишина. Казалось, она сгущалась, как и темнота за окном. Наконец Консуэло выступила из своего угла, чтобы зажечь лампу на столе и еще две на стенах.

Закончив, она остановилась посреди комнаты и вздохнула:

— Да, проблема серьезная… И что ты теперь собираешься делать с дочерью?

— Проблема — не то слово! — вскинулся Кэмп. — Это настоящая катастрофа! Ее репутация навсегда погибла с той минуты, когда она убежала с бала с этим Ортегой!

Консуэло нахмурилась, но продолжала довольно спокойно:

— Ты веришь, что Ортега не посягнул на ее честь?

— Я-то ей верю, но ведь дело в том, что, кроме меня, в это никто не поверит. — Его брови сошлись на переносице. — И вот что я тебе еще скажу: сдается мне, что она чего-то недоговаривает. Что-то у нее с этим Кантреллом было. Не знаю, насколько это серьезно, но что-то явно было.

Консуэло с минуту молчала, пристально глядя на него.

— Мне кажется, что теперь у тебя лишь два выхода, чтобы спасти ее репутацию: либо отдать ее в монастырь, либо выдать замуж.

Кэмп невесело улыбнулся:

— Честно говоря, я думал, что уже нашел ей жениха. — Улыбка его стала совсем грустной. — А получилось, что тот самый человек, которого я нанял, чтобы спасти ее, погубил ее!

— Кантрелл, — выдохнула Консуэло.

— Тебе действительно он не нравится?

— Говорила же я, что из-за него у тебя будут одни неприятности!

Кэмп тяжело поднялся из-за стола и направился к Консуэло. Подойдя к ней, он обнял ее, и они долго стояли обнявшись. Это не было объятием любовников или союзников, хотя в нем было что-то и от того, и от другого. Скорее, это было объятие старых друзей, которые за долгие годы так часто обращались друг к другу за советом или моральной поддержкой, что это стало естественным, словно дыхание.

Наконец объятия разжались, и Консуэло чуть отошла от Кэмпа.

— Я уверена, что ты примешь правильное решение. Кэмп немного помолчал.

— Насколько я понимаю, выбор у меня невелик. А если он вдруг замыслит что-нибудь против нее, то не успеет он это сделать, как она станет вдовой. А быть вдовой — не позор.

Кэмп подошел к окну. Руки его были сцеплены за спиной. Он окинул взглядом свои бескрайние владения.

— Настоящая империя! И ради чего? Эх, Конни, почему все в жизни так сложно? Когда же наконец наступит просвет?

— Погоди. Все еще образуется, — просто ответила она. Кэмп молчал, глядя в окно.

Дворецкий, невысокий человек средних лет, провел Итана по широкому коридору в правое крыло дома и остановился у одной из дверей. В доме стояла тишина. Где сейчас Тори, Итан не знал, да и знать не хотел. Все, что ему сейчас было нужно, — это отдохнуть от всего хотя бы денек.

Итан постучал в дверь, и голос Кэмпа пригласил его войти. Войдя, Итан закрыл за собой дверь, и сразу же из темноты выступили семь человек с ружьями.

Нервы Итана напряглись до предела. Рука его машинально потянулась к револьверу на поясе, но в последний момент он успел-таки остановить ее — эта ошибка оказалась бы роковой. Итан переключил все внимание на человека, сидевшего за столом. Внешне Мередит казался совершенно спокойным. Но и окруженный людьми Кэмпа, Итан по-прежнему обдумывал свои шансы разрядить в него револьвер.

Итан был профессионалом и никогда не хватался за оружие в порыве эмоций. Сейчас его шансы, разумеется, были невелики, но надежда все-таки оставалась. Если у него не будет выбора, он все равно успеет выстрелить. Если ему суждено быть убитым, Кэмп Мередит погибнет первым.

Но быть застреленным Итану, разумеется, не хотелось.

Кэмп откинулся в кресле. Лицо его по-прежнему оставалось спокойным.

— Так откуда ты, сынок? — спросил он.

Боковым зрением Итан видел суровые лица окружавших его людей, ружья, нацеленные на него. Судя по всему, эти люди такие же профессионалы, как и он. Возможно, Кэмп нарочно хочет спровоцировать его взяться за револьвер.

Итан принял независимую позу.

— Из Техаса, — спокойно, с достоинством ответил он. Кэмп покачал головой:

— Из Техаса, но, как я уже отметил, знаешь толк в хорошем бренди. Я сразу понял, что ты из тех, кого можно назвать джентльменом. В тех краях, как, впрочем, и в наших, такой редкая птица. Что ж, посмотрим, что за джентльменов способен вырастить Техас.

Вынув из портсигара длинную сигару, Кэмп аккуратно обрезал ее маленькими ножницами и с наслаждением понюхал.

— Отличные сигары! Купил их, когда случилось быть в Нью-Йорке. Куришь, Итан?

— Иногда.

Кэмп закрыл портсигар, так и не предложив сигару Итану. Он театральным жестом зажег спичку, поднес ее к сигаре и с наслаждением затянулся. Итан знал, что весь этот спектакль предназначен для того, чтобы потянуть время, действуя ему на нервы, пока он наконец не сорвется. Итан ждал. Время, казалось, тянулось бесконечно. Он вдруг почувствовал, что ему совершенно не хочется умирать по крайней мере не использовав шанса спустить курок.

Наконец Кэмп посмотрел на него, щурясь от дыма сигары.

— Ты не женат, Итан? — спросил он. Итан сразу же машинально напрягся.

— Нет, сэр.

Кэмп медленно покачал головой.

— Что ж, в таком случае ты вряд ли поймешь, что значит дочь для отца и как трудно ее вырастить. Возьмем, к примеру, мою Тори. Можно сказать, она меня опозорила, но дочь есть дочь, не так ли, Итан?

Итан молчал.

— Да, — продолжал Кэмп, — опозорила она меня не на шутку тем, что убежала с этим Ортегой. Ну а с тобой-то она как себя вела? Ты парень молодой, симпатичный, наверняка у тебя или у нее могло возникнуть искушение…

— Моя работа, — спокойно откликнулся Итан, — состояла в том, чтобы вернуть ее домой, только и всего.

— Да, — кивнул Кэмп, — ты отлично справился, и, будь уверен, я в долгу не останусь. Но видишь ли, есть одна проблема. Дело в том, что я не могу сделать тебя просто одним из моих работников — теперь, когда ты… скажем так, слишком хорошо знаешь мою дочь. Мне сейчас нужно подумать о восстановлении ее репутации. У тебя, я слышал, какие-то проблемы с законом, так что тебе, пожалуй, какое-то время лучше отлежаться на дне. Думаю, вдвоем нам удастся решить и твои, и мои проблемы.

Итан похолодел. Ловушка! Как он сразу не догадался? Это ловушка!

— Может быть, мне все-таки лучше предстать перед законом?

Кэмп улыбнулся, кинув взгляд через левое плечо. Человек, стоявший там, вскинул ружье.

— Не валяй дурака, — предупредил Кэмп. — Подумай хорошенько.

«Десять лет! — звучало в мозгу Кэмпа. — Десять лет ожиданий, планов, ненависти, клятв… и все это вдруг коту под хвост из-за какой-то малолетней шлюшки!» Итан почувствовал, как в нем снова темной волной поднимается ненависть.

Нет, он не может уйти. Уйти — значит отступиться.

Время тянулось медленно. Единственным звуком в комнате было тиканье часов, единственным движением — мерцание лампы на столе Мередита.

— Сэр, — проговорил Итан, — могу я просить руки вашей дочери?