Дважды благословенная

Глава 16

Адам никогда прежде не бывал в Драй-Уэллсе, но все провинциальные городишки были похожи друг на друга как две капли воды. Город словно остановился в своем росте, законсервировавшись от каких-либо перемен, кроме разрушений. У детей на улицах были красные, воспаленные глаза, у каждого продавца в лавке на боку топорщился револьвер, женщины ходили в коротких юбках и блузках с глубоким декольте. Драй-Уэллс был городом, существовавшим ради какой-то одной цели, а точнее, одного человека.

По тем крохам, что ему удалось собрать, Адам составил себе более или менее ясное представление о владельце Каса-Верде, Кэмпе Мередите. Поговаривали, что его огромное состояние нажито грабежом, разбоем, обманом честных фермеров и что в работники и охранники он нанимает отъявленных головорезов. Что ж, обычное дело: чтобы как-то выжить, не говоря уже о том, чтобы разбогатеть, в этих диких краях человеку волей-неволей приходилось не гнушаться ничем. Также ходили слухи, что у Мередита есть друзья в весьма высоких сферах, вплоть до губернатора штата, и что на ранчо порой творятся весьма сомнительные с точки зрения закона дела. Все это было очень интересно, но в общем-то не говорило ни о чем и не давало Адаму никакой информации об Итане Кантрелле.

Владелец конюшни оказался маленьким, приземистым человеком с налитыми кровью глазами и седой щетиной на щеках. Он оглядел лошадь Адама взглядом знатока:

— Похоже, парень, ты задался целью загнать своего мустанга до полусмерти! Да у него все ноги стерты!

Адам ослабил поводья и погладил морду лошади.

— Что поделаешь, приходилось пробираться по бездорожью. Так сколько за стойло и за кормежку? Ведра овса в день, я думаю, хватит.

Старик почесал щетинистый подбородок.

— Два доллара в день. Хороший уход гарантирую. Мы — единственная конюшня в городе.

— Хорошо, — кивнул Адам, — два так два, включая чистку щеткой каждый вечер. Много у вас тут случается проезжих?

— Сказать по правде, не очень… Был тут, правда, недавно один, с ним мы договорились за доллар в день — его лошадь была в гораздо лучшем виде, чем твоя, ухаживать за ней было прямо-таки одно удовольствие! Огромный черный мустанг, а сложен — просто загляденье!

По шее Адама вдруг пробежали мурашки. Усилием воли заставив себя не показать своей заинтересованности, он оглядел конюшню:

— Так куда же он делся? Что-то я не вижу здесь никаких черных мустангов… Он был недоволен вашей работой?

Старик поцокал языком:

— Э, приятель, этот парень оказался высокого полета — без году неделя как приехал сюда, а уже успел стать важной шишкой! Женился ни много ни мало на дочери владельца ранчо, стал у него управляющим, так что теперь у него своя конюшня и я ему не нужен.

У Адама закружилась голова, хотя он сам не мог бы сказать, от шока или от разочарования. Женился на дочери Кэмпа, стал управляющим… Неужели речь идет об Итане? Но вряд ли через этот городок проезжает много людей на огромных черных мустангах…

— Управляющим? Уж не на том ли огромном ранчо, что мне довелось проезжать? — Адам кивнул головой в направлении ранчо.

— Здесь только одно ранчо, сынок, — Каса-Верде.

— Я ищу работу, отец, и думаю, мне стоит обратиться туда. Как зовут этого управляющего?

— Кантрелл. — Сплюнув на пол, старик обошел вокруг лошади Адама, делая вид, что осматривает ее. — Но мой тебе совет, сынок, — в Каса-Верде соваться бесполезно. Скорее всего с тобой и разговаривать никто не будет, а просто пристрелят. — Старик наклонился к Адаму: — Ладно, сынок, так и быть — семьдесят пять центов за сутки, и будет твоей лошадке и ведро овса в день, и теплая попона на ночь.

— Пятьдесят, — машинально бросил Адам, хотя сейчас ему было не до того, чтобы торговаться со стариком. Адам еще не полностью отошел от шока, мозг его лихорадочно работал, однако Итан не зря в свое время научил его кое-чему: голова Адама при любых обстоятельствах оставалась ясной.

— А есть ли какой-нибудь иной способ получить работу без того, чтобы опасаться быть пристреленным? Мне нечего есть, но я еще не дошел до такого отчаяния, чтобы ради работы рисковать жизнью.

Старик посмотрел на Адама, прищурив глаза, словно оценивая его. Он молчал так долго, что Адам уже решил, что ответа и не будет. Но вот старик снова сплюнул и пожал плечами.

— Спроси у сеньориты в салуне. Только она имеет свободный доступ на ранчо, но живет в городе. Может, она замолвит за тебя словечко…

— Спасибо. — Адам повернулся, чтобы идти.

— Подожди, сынок!

Адам обернулся. Старик протягивал руку:

— На случай, если ты не вернешься с ранчо живым, заплати вперед.

Порывшись в кармане, Адам извлек доллар:

— Это за два дня. Остальное — когда вернусь. Я вернусь живым, черт побери, и если не будешь как следует следить за лошадью, я из тебя кишки выпущу!

Старик не стал спорить. Получив доллар, он с довольным видом вытер его о рубашку и опустил в карман. Адам вышел из конюшни и перешел улицу.

Он ощущал в желудке какую-то тяжесть, как будто его пнули туда сапогом. Имя — Кантрелл. Приехал на большом черном мустанге. Все сходится. Но поселиться среди самых отъявленных проходимцев, стать управляющим, жениться на дочери хозяина — это на него совершенно не похоже! Десять лет быть служителем закона, а затем вдруг убить шерифа и пуститься в бега — в это просто трудно поверить. Будучи в бегах, вдруг осесть и жениться — это уже вообще ничем нельзя объяснить, если только не предположить, что Итан повредился рассудком.

Впрочем, почему? Если посмотреть на все это с другой стороны, то действия Итана вполне разумны и логичны. Втереться в доверие к всесильному Мередиту, стать его зятем — неплохая защита для того, кто не в ладах с законом…

Но чем бы ни было вызвано решение Итана, принимая его, он наверняка решил окончательно проститься с прошлой жизнью. Вот это-то и казалось Адаму самым странным. Была или нет в поступках Итана логика — все это не было поведением того Итана Кантрелла, которого знал Адам. Он ничего не мог понять; оставалось самому проникнуть на Каса-Верде и там все узнать.

В салуне было темно и пусто, если не считать человека в переднике, вытиравшего столы. Адам с удивлением отметил, что для такого захолустного городка салун выглядел весьма неплохо. Полы деревянные, а не земляные, на окнах шторы, столы чистые, посуда блестит… даже передник уборщика вполне свежий.

Уборщик поднял глаза на Адама:

— Чем могу служить, сэр?

— Я ищу сеньориту.

Уборщик смерил Адама настороженным взглядом.

— Кто вас послал?

— Владелец конюшни. Глаза уборщика сузились:

— Мисс Гомес никого не принимает в это время. — Выдвинув ногой стул, Адам сел.

— Я подожду, — произнес он вежливо.

— Послушайте, сэр!..

— Все в порядке, Джонни, — послышался из-за занавесок приятный женский голос. — Я сейчас выйду.

Занавески раздвинулись, и из-за них вышла женщина — самая красивая женщина, какую Адаму когда-либо приходилось видеть: волосы чернее ночи, атласная кожа, влажные, выразительные глаза, похожие на два огромных агата… Женщина, казалось, не шла, а скользила, словно по волнам, юбки ее соблазнительно шуршали при ходьбе, духи распространяли магический аромат. Любая другая рядом с ней казалась бы лишь жалкой пародией.

Незнакомка подошла к Адаму.

— Консуэло Гомес, — представилась она. — Вы хотели меня видеть?

Адам почувствовал, что все его тело словно налилось свинцом. С большим трудом он заставил себя подняться со стула и снять шляпу.

— Добрый день, мэм, — с усилием произнес он, не отрывая от нее взгляда.

Женщина наклонила голову, и Адам заметил шрам на ее щеке. В нем вдруг вскипела злость. Ему не раз приходилось убивать людей — хотя каждый раз исключительно ради самообороны, — и он давно научился делать это безо всяких эмоций, но если бы ему сейчас попался тот негодяй, что посмел ударить ножом такую женщину, он убил бы его с наслаждением.

Адам заметил, что женщина как-то странно смотрит на него, и лишь тогда осознал, что неприлично с его стороны ее рассматривать. Он откашлялся.

— Простите за беспокойство, мэм. Разрешите представиться: Адам Вуд.

Женщина улыбнулась. В улыбке ее были доброжелательность и некоторое удивление.

— Чем могу быть полезна, мистер Вуд?

— Мне хотелось бы получить какую-нибудь работу на Каса-Верде. Но владелец конюшни посоветовал мне сначала поговорить с вами.

Она покачала головой:

— Боюсь, в данный момент им работники не нужны. Ближайшее ранчо в двух днях езды отсюда, попробуйте попытать счастья там.

Женщина повернулась, собираясь уйти, и Адам, не столько даже из-за того, что помнил о своем деле, сколько не желая, чтобы она уходила, пояснил:

— Видите ли, мэм, есть одна проблема… Она обернулась.

— Понимаете, — он застенчиво улыбнулся ей, — последний доллар я отдал владельцу конюшни… Боюсь, что до ближайшего ранчо мне не добраться — за два дня и я, и моя лошадь просто околеем с голода…

Консуэло колебалась. Молодой человек был ей симпатичен и вызывал доверие, но, как она знала по опыту, внешность бывает обманчива. Возможно, это действительно просто очередной нищий, ищущий работу, какие иногда забредают в их края. Но два незнакомца за столь короткий период, и оба ищут работу в Каса-Верде — не слишком ли странное совпадение? Нетрудно догадаться, что обоим явно нужен Кэмп Мередит…

Итана Кантрелла, как известно, разыскивают. А вдруг этот мальчик — агент рейнджеров, охотящийся за ним? Если так, то, пожалуй, лучше взять его на работу к себе, чтобы иметь возможность наблюдать за ним как можно пристальнее. Но в этом, разумеется, есть и немалая доля риска…

Адам Вуд смотрел на Консуэло чистыми, невинными глазами.

— Пожалуй, — раздумчиво проговорила она, — Джонни не помешал бы помощник… Если не брезгуешь подметать пол и мыть посуду и согласен работать лишь за койку и харчи, то поработай недельку-другую. А там посмотрим.

Лицо Адама озарилось улыбкой. Сейчас он был готов драить тарелки от рассвета до заката, лишь бы быть рядом с этой женщиной. Но главное, у него появлялся шанс выследить Итана.

— Конечно, мэм. Я согласен.

Консуэло не могла сдержать улыбки. Молодой человек ей нравился, и, кто бы он там ни был, ей было приятно, что он будет находиться при ней.

— Отлично. Скажи Джонни, чтобы накормил тебя и отвел комнату.

Вернувшись к себе, Консуэло решила было предупредить Кэмпа о появлении незнакомца, но затем подумала, что особой необходимости в этом нет: у Кэмпа сейчас и без того много хлопот, а за этим парнем она и сама как-нибудь проследит. Может быть, позже она и сведет его с Кэмпом. А пока подождет и посмотрит.

День близился к закату. Итан сидел на крыльце амбара и чинил порванную уздечку. В последние дни ему приходилось работать так много, что иногда он даже не являлся к ужину. Кэмп не видел здесь ничего странного — работы в этом сезоне действительно много, — но сам Итан понимал, что настоящая причина кроется в том, что он избегает общества Тори. Он подозревал, что и Тори это понимает.

Тори безумно влекла его. Он сам не знал, почему, но разве у таких вещей бывает рациональное объяснение? Чем больше он старался не думать о ней, тем ярче ее образ стоял у него перед глазами. Он засыпал с мыслью о Тори и просыпался с мыслью о ней, и во сне — все тот же образ… Никогда еще он так не влюблялся. Это была болезнь, безумие. И Итан понимал, что дело здесь не только в сексуальном влечении. Он ловил себя на том, что целыми днями неосознанно ищет встречи с ней, но в то же время старается ее избегать. Итан смотрел на нее издали, когда она проезжала мимо на лошади, ловил звук ее голоса, когда она разговаривала с рабочими. Каждый раз, когда Тори его замечала, он спешил ретироваться, но образ ее неотступно преследовал его.

Итан тряхнул головой, сердясь на самого себя. Да в чем здесь, собственно, проблема?! Взять да и овладеть ею по праву законного мужа! Тем более что иногда ему казалось, что она не станет возражать, будет даже рада…

Но она ему не жена, а он ей не муж. Ни в каком смысле, кроме формального. Он здесь не останется. Еще день, неделя, максимум месяц… У него есть план, и он от него не отступится. И не следует думать, что, выполнив свою задачу, он осиротит Тори, предаст ее, сделает еще более несчастной, чем теперь…

Господи, каким простым и ясным все было с самого начала — и в какой кошмарный узел все связалось теперь! Раньше он знал, что верно, а что нет, что он должен делать, а чего не должен… А теперь все так запуталось, что Итан уже не был уверен в правильности своих прежних жизненных ориентиров. Одно ему было ясно: он не мог вовлекать Тори во все это глубже, чем уже вовлек.

Тори ни в чем не была виновата. Она не заслуживала такого мужа, а еще меньше того, что он собирался сделать с ее отцом. Что ж, по крайней мере, когда все закончится, он покинет ее, брак будет расторгнут и появится полная определенность. А пока ему следует держаться от нее как можно дальше.

Итан вполне понимал это — умом. Но сердцу его от этого было не легче.

Из размышлений Итана вывел звук шагов за спиной — кто-то вышел на крыльцо. Обернувшись, Итан увидел Уэлфа Питерсона.

— Ужинать с нами идешь? — спросил тот.

— А что там сегодня? — откликнулся Итан.

— Да вчерашнее тушеное мясо, — проворчал Уэлф. — Надоело уже! Надеюсь, завтра повар все-таки сподобится приготовить что-нибудь новенькое. Так ты идешь?

Итан подергал уздечку, проверяя ее прочность.

— Сейчас, одну минуту! — Ему хотелось, чтобы Уэлф удалился, но тот, напротив, был расположен поболтать.

— Я слышал, что следует ожидать новых дождей, — продолжил беседу Питерсон.

— В ближайшие пару дней, думаю, вряд ли. Но на всякий случай отогнать скот в горы не мешает. А для этого нам надо отобрать лошадей пятнадцать — двадцать покрепче и начать их объезжать уже завтра.

Уэлф присел на крыльцо рядом с Итаном.

— Ненавижу объезжать лошадей! — поморщился он. — Адская работа!

— Ничего не поделаешь.

Уэлф рассеянно жевал травинку.

— Кстати, о лошадях. — Голос его звучал как-то уж слишком запанибратски, и это насторожило Итана. — Слышал, может быть, что для армии недавно закупили в Мексике огромный табун лошадей? Деньги за него повезут с вооруженным конвоем. Я узнал, что на следующей неделе, в пятницу, они будут продвигаться через наши края…

До Итана не сразу дошло, что имеет в виду Питерсон. Он посмотрел на Уэлфа.

— По-моему, неплохой шанс поживиться! — Уэлф не выказывал ни малейшего смущения. — Как ты на это смотришь, приятель?

По спине Итана пробежали мурашки, но он постарался не подать вида.

— А как на это посмотрит хозяин? — осведомился он. Уэлф выплюнул травинку.

— Я думал, хозяин здесь ты! Итан пожал плечами:

— Ты знаешь, кто здесь хозяин. Я так же подчиняюсь ему, как и ты.

— О старике не беспокойся. Он ничего не узнает. А узнает — пристрелить его не стоит труда.

Итан пристально посмотрел на Уэлфа.

— Почему ты выбрал меня? — спросил он.

Уэлф почесал небритый подбородок, скривив лицо.

— Честно говоря, мы тут с ребятами приглядывались к тебе и поняли, что парень ты неглупый. Организовать все как следует сможешь только ты. Старик не подходит — когда-то мы с ним задавали шороху на всю округу… — Уэлф на минуту замолчал, поглощенный воспоминаниями о былых похождениях. — Но теперь он уже не тот — нервы, должно быть, сдали после этой истории с дочерью. А ты, я думаю, идеально подходишь, чтобы возглавить это дело. Впрочем, как хочешь. Но у тебя, — Уэлф многозначительно прищурился, — кажется, нелады с законом?

— Есть такой момент, — пробормотал Итан, возясь с уздечкой, и посмотрел на Уэлфа. — Дай мне, пожалуй, подумать пару дней…

Уэлф поднялся на ноги.

— Я знал, дружище, что не ошибся в тебе, — улыбнулся он и пошел в барак.

Итан нахмурился. Казалось бы, все складывалось ему на руку и как нельзя просто: имей Итан на руках доказательства, что Кэмп замешан в подобных делах — не сносить старику головы.

Но радости от этого Итан почему-то не испытывал. Он чувствовал лишь усталость и опустошенность.

Однако ничто в мире не могло заставить Итана Кантрелла отказаться от осуществления своего плана.

Поужинав с работниками, Итан направился к дому. В душе его боролись два чувства: ему хотелось, и как можно скорее, исполнить наконец свой план и в то же время не спешить с этим. Было поздно, и Тори наверняка уже спала, а вот насчет Кэмпа Итан не был уверен. Иногда старик ложился рано, но в последние дни он обычно по вечерам принимал Итана с отчетом за день. Возможно, сегодня Кэмп тоже не спит, поджидая его.

В нижнем этаже еще горел свет, но окно Тори было темным. «Ну конечно, — решил Итан, — она уже спит». Но подъехав к крыльцу, где он обычно привязывал своего коня, он увидел ее.

Тори стояла у конюшни, озаренная полной луной, отрешенно вглядываясь в ночь. Обычно к ужину она меняла свой дневной ковбойский костюм на какое-нибудь платье, и то, которое было на ней сейчас — голубое с розовым, с пышными рукавами, — показалось Итану особенно красивым. Волосы она стянула на макушке черной лентой, и они рассыпались по плечам великолепным каскадом. Итану захотелось сказать ей, как она хороша, — но, во-первых, он не привык делать комплименты женщинам, а во-вторых, не знал, какой будет реакция Тори.

Спешившись, Итан привязал свою лошадь к крыльцу. Тори, несомненно, слышала, как он подъехал, но не обернулась. Похоже, она ждала его действий, но Итан уже решил, как он будет действовать. Он должен войти в дом, словно не замечая Тори, покончить наконец с ее отцом — и бежать.

Он так решил, но почему-то медлил…

Итан подошел к ней. Почуяв его, лошади в конюшне приветливо заржали. Итан остановился рядом с Тори. Ему вдруг вспомнилась другая ночь, когда он стоял здесь, злясь на нее, на себя и на весь белый свет, и Тори подошла к нему.

— Снова мечтаешь о луне? — спросил он. Она повернулась к нему:

— Ты же сказал, что это глупость!

— Я этого не говорил.

«Хватит! — подумалось вдруг ему. — Сколько можно тянуть, в конце концов?! Иди и сделай наконец то, ради чего ты здесь…»

Но Тори смотрела на него такими большими, таинственными, словно лунный свет, глазами, что Итан не удержался:

— Ты сегодня отлично выглядишь! Ждала кого-нибудь в гости?

Тори едва заметно улыбнулась, пожав плечами:

— Нет. Просто люблю иногда наряжаться. Должно быть, очередная глупость…

Тори не стала признаваться, что наряжается и причесывается так каждый вечер — ожидая его. Она никогда ему в этом не признается, ибо это глупость гораздо большая, чем мечтать о луне или наряжаться просто так. Никогда не признается… А ей достаточно и того, что он сейчас пришел и заметил, как она выглядит…

Тори не знала, почему Итан пришел. Она не тешила себя надеждой, что он здесь ради нее. Но сама она не была равнодушна к его присутствию… Сердце ее забилось сильнее.

Итан молчал, глядя в пространство. Скоро, очень скоро все кончится. Пусть не сегодня. Самое большее — несколько недель, и он уйдет отсюда. Уйдет навсегда, чтобы никогда больше не увидеть Викторию Мередит. Викторию Мередит Кантрелл. Свою законную жену.

Что будет с ней, когда он уйдет? Что она будет делать, что будет чувствовать, оставшись вдруг совершенно одна на всем белом свете — без отца, без мужа… Кто о ней позаботится?

Но Итан снова напомнил себе, что он не может отказаться от своего плана. Что бы ни случилось, это всегда будет главным. Сейчас, когда он наконец так близок к осуществлению того, что в течение целых десяти лет составляло смысл его жизни, он просто не имеет права на колебания.

Итан вглядывался в ночь, пытаясь найти слова.

— Вчера вечером, — наконец начал он, не глядя на Тори, — ты сказала, что совершила ошибку, которая исковеркала всю твою жизнь. Я, пожалуй, тоже…

Тори хотела было что-то ответить, но слова замерли у нее на губах. Она напряглась, пытаясь понять то, что сказал Итан, и то, что он оставил невысказанным.

— Я подумал, может быть, тебе стоит вернуться в Виргинию? Наверняка у тебя там остались какие-то родственники. Или в Новый Орлеан — тебе ведь, кажется, там нравится? Найдешь какого-нибудь адвоката, который поможет признать наш брак недействительным, и никто ничего не узнает.

В груди Тори словно вдруг что-то оборвалось. Похолодев, она еле выдавила из себя:

— Ты этого хочешь?

Итан заставил себя не отвести от нее взгляд. Пальцы его непроизвольно сжались в кулаки.

— Это для твоего же блага.

В сознании Тори вдруг мелькнул слабый огонек надежды.

— Ты этого хочешь? — повторила она, на этот раз настойчивее.

Хочет ли он этого? Вопрос вертелся в мозгу Итана. Он сам не знал, чего он хотел. Но его желания не должны играть здесь никакой роли. Если бы все его желания могли исполняться, он вернулся бы к началу и никогда не приехал бы сюда… Впрочем, сейчас Итан уже не знал, что бы он сделал.

— Наш брак фиктивный, — заметил он, отвернувшись от Тори. — Никто не будет думать о тебе хуже, если ты расторгнешь его. А там, глядишь, найдешь себе в Новом Орлеане жениха — кого-нибудь из тех пижонов, что тебе нравятся.

— Ты этого хочешь? — уже не сдерживаясь, крикнула Тори.

Итан повернулся к ней. Глаза его бешено сверкали.

— Да, черт побери, да! Я этого хочу, я всегда этого хотел, как и ты!

— Я этого не хочу!

Слова вырвались у Тори против ее воли, но они уже были сказаны. Сорвавшись с уст, они теперь жили самостоятельной жизнью, повиснув в воздухе, отдаваясь в ее ушах все громче и громче. Да, она этого не хотела.

Тори прерывисто дышала, руки ее тряслись, глаза возбужденно сверкали. Итан замер, словно прирос к месту. На лице его сменяли друг друга выражения гнева и мольбы, радости и разочарования, отчаяния и надежды…

Наконец Итан перевел дыхание.

— Иди в дом, Тори. У меня кое-какое дело к твоему отцу. Не думаю, что ему понравится, если ты будешь стоять здесь одна.

Тори подняла голову.

— Я пойду, Итан. Уже действительно поздно, пора спать. Но знай, ты не сможешь так просто отделаться от меня. Впрочем, ты и сам это знаешь…

Слова Тори еще звучали в воздухе, а она уже повернулась и пошла к дому. Итан решил подождать, пока она отойдет подальше. Но Тори уже давно переступила порог, а он все еще стоял, не в силах прийти в себя.

Розита сказала, что Кэмп уже в своей спальне, но свет у него горел, и Итан направился туда. Сердце его замирало, однако мозг работал четко. Итан постучал в дверь.

— Входи, — послышался голос Кэмпа.

Итан вошел. Кэмп еще не разделся, он сидел в кресле напротив окна. На столике рядом с ним стояла бутылка вина. Вид пьющего в одиночестве старика почему-то тронул Итана. Он отметил, как осунулось за последнее время лицо Кэмпа, как ссутулились плечи…

«Господи, — подумалось Итапу, — десять лет. Как давно это было! Помнит ли он то ограбление банка в Техасе, молодую женщину, лежащую в луже крови? Сколько денег они тогда поимели с этого ограбления? Стоило ли оно того?»

Кэмп усталым жестом пригласил его войти.

— Что так поздно, сынок? Что-то случилось?

Итан вошел в круг света от настольной лампы и повесил шляпу на угол кровати.

— Да, произошло кое-что, о чем, я думаю, вам лучше узнать сразу.

— Я слушаю. — Кэмп налил себе еще вина. Руки его заметно тряслись.

Итан присел на краешек кровати и оглядел спальню. Обстановка в ней была спартанской. Чувствовалось, что здесь никогда не хозяйничали женские руки. Итан вдруг подумал о том, не предстоит ли ему самому лет через двадцать превратиться в такого же сломленного жизнью старика, пьющего в одиночку в комнате, которой никогда не касалась женская рука.

— Короче, — мотнул головой Итан, — Уэлф с дружками кое-что затеял. На следующей неделе тут будут проезжать люди с большой суммой денег, и парни решили немного поживиться.

Итан замолчал, ожидая реакции Кэмпа. Но тот лишь залпом осушил свой стакан и почему-то нажал себе кулаком в живот так резко, что внутри у него что-то хрустнуло. Итан решил было даже, что старик не слышал его, но тот, поставив трясущимися руками стакан на пол, вытер губы и усмехнулся:

— Что ж, я не удивлен — это вполне в их духе. — Он посмотрел на Итана. — Тебя они, я полагаю, просили не говорить мне об этом?

Итан пожал плечами:

— Они решили, что возглавить дело должен человек с неплохими мозгами, и выбрали меня.

Кэмп закашлялся, затем кашель резко прервался. Снова ткнув себя кулаком в живот, он отвернулся. Итан, нахмурясь, наблюдал за ним.

Наконец Кэмп посмотрел на него. На лице Мередита трудно было что-либо прочесть.

— И что же, по-твоему, мы должны делать? — спросил он.

— Я пришел спросить об этом у вас.

В глазах Кэмпа промелькнул огонек, от которого Итану стало не по себе.

— Я хотел бы знать, сынок, что будешь делать ты. Это называется проверкой характера.

Итан знал, что должен быть очень осторожен с ответом. Но все складывалось совсем не так, как он ожидал…

— Я буду делать то, что прикажете мне вы. Я здесь именно для этого.

— Но ты семейный человек, — резко возразил Кэмп. — Ты подумал об этом?

Итан молчал.

Огонек в глазах Кэмпа погас, словно от него требовалось слишком много энергии, чтобы его поддерживать.

— У семейного человека есть обязанности, — продолжал Кэмп. Голос его звучал так, словно он обращался не к Итану, а к самому себе. — Не мешало бы тебе помнить об этом.

— Деньги очень большие, — вздохнул Итан, стараясь, чтобы голос его звучал как можно безразличнее. — А вы, как утверждают работники, хороший организатор.

— Да, неплохой. — Голос Кэмпа звучал глухо, голова повисла, словно он был не в силах ее удержать. Итан решил, что старик сильно пьян. — Было время, — бормотал Кэмп, — когда мы с моими ребятами проворачивали по шесть-семь дел одновременно, и все всегда было сработано точно как в аптеке. Что это были за ребята! Старина Джо, Билл Пистолет… Четверых хватало на то, чтобы остановить поезд, троих — чтобы ограбить банк, шестерых — чтобы отобрать все у добытчиков золота в горах. И ни одного прокола! А почему? Потому что во главе стоял хороший организатор! Эти ребята неплохо управлялись с оружием, но без меня они все равно ничего бы не смогли сделать. Мозги, сынок, мозги — вот что главное! — Он посмотрел на Итана. — Ты знаешь, что во время войны я был офицером?

Итан молчал. Где-то в комнате тикали часы — тихо, ритмично, монотонно, — и так же ритмично и монотонно стучало сердце Итана.

Кэмп покачал головой:

— Впрочем, войну ты скорее всего не помнишь ты еще слишком молод. И не дай Бог тебе, сынок, узнать, что такое война! Я тогда был лейтенантом, и, доложу тебе, неплохим. Но войну мы все равно проиграли…

Кэмп снова надолго замолчал, погруженный в воспоминания. Итан чувствовал, что его нервы на пределе. Ему совершенно не хотелось выслушивать пьяную исповедь старика.

— А когда война кончилась, я вдруг почувствовал, что мне некуда идти. Да, у меня была жена, маленькая Тори… но не мог же я вернуться к ним без гроша в кармане! И я подался на Запад, стал заниматься тем, к чему привык, — стрелять, убивать, разрабатывать операции, отдавать приказы… Я понимаю, гордиться тут нечем, но другого выхода у меня не было. Должен же я был как-то кормить семью!

У Итана уже затекла спина от долгого неподвижного сидения, выслушивания этого совершенно не нужного ему монолога, вынужденного молчания. Что ему за дело до этой пьяной исповеди? Кэмп Мередит убил его жену и еще, должно быть, бесчисленное число людей и давно уже должен был понести заслуженное наказание. И что за дело Итану до того, что иначе Кэмп не смог бы прокормить свою семью, что вообще за дело ему до Кэмпа? Все, чего Итану сейчас хотелось, — это покончить наконец как можно быстрее со своим делом.

Кэмп посмотрел на него, как-то странно прищурившись, словно смеялся над самим собой:

— И знаешь, что самое смешное, сынок? Никто ни разу так и не смог ничего пронюхать. Ни Тори, ни ее мать, царство ей небесное, ни рейнджеры, ни даже сам губернатор. Так до сих пор никто ничего и не знает. Но ты-то знаешь, приятель! — Кэмп пристально посмотрел на него. —Иной раз я просто поражаюсь, как много ты знаешь…

Внутри у Итана все напряглось, дыхание словно остановилось. Тиканье часов, еще минуту назад казавшееся ему тихим, теперь отдавалось в его ушах словно удары молота.

Но Мередит всего лишь покачал головой, слегка скривив губы:

— Вот такая ситуация, сынок. Что-то я уж слишком много стал болтать — старею, должно быть… Последние пять лет жизни, сынок, я посвятил тому, чтобы обеспечить всем, чем только можно, мою Тори — кроме нее, в целом свете у меня не осталось никакой родни. Убивать я больше никого не буду — разве что если вдруг кто-то осмелится отнять что-нибудь у меня и у Тори. Ты понял, сынок?

Сейчас Итан понимал лишь одно: Кэмп не клюнул на его удочку — прошли уже те времена, когда старик играл с законом. Но внутренний голос говорил ему о гораздо большем, однако Итан старался не прислушиваться к нему.

— Понимаю. Вы не хотите марать руки.

— Более того. — Взгляд Кэмпа вдруг стал острым, голос окреп. — Я хочу, чтобы ты отвратил Уэлфа и его дружков от подобных авантюр — раз и навсегда. Когда ты женился на Тори, я предупреждал тебя, что народ здесь неспокойный. Я не хочу, чтобы у Тори после моей смерти были какие-то проблемы. — Кэмп пристально посмотрел на него. — Вот тебе мое задание, Итан.

«Задание» это казалось Кантреллу столь абсурдным, что он даже не стал тратить время на размышление о нем. Вместо этого он лихорадочно обдумывал собственный план. Все обстояло не так просто, как представлялось вначале, но Итан все же надеялся, что ограбление, задуманное Уэлфом, состоится и Кэмп окажется к нему так или иначе причастен. Это было аморально, может быть, даже незаконно, но выбора у Итана не было. Ради этого он пришел сюда, ради этого он здесь…

Впрочем, выбор был — простить и забыть. Не ради Кэмпа. Ради себя — и ради Тори.

Итан тряхнул головой, пытаясь отогнать это настроение. Прощения Кэмпу нет и быть не может!

Итан поднялся и взял свою шляпу, собираясь идти. Но еще он должен был спросить и спросил:

— Почему вы так уверены, что я к ним не присоединюсь?

Кэмп улыбнулся:

— Сынок, всю жизнь я только и делал, что подыскивал себе надежных людей. А ты — моя лучшая находка.

Итан повернулся, чтобы идти.

Он был уже почти в дверях, когда Кэмп вдруг окликнул его:

— Сынок, есть еще кое-что… — Голос его вдруг сорвался.

Итан обернулся. Кэмп сидел в своем кресле, согнувшись почти пополам. Кулак его был вжат в живот, лицо приняло какой-то странный оранжевый цвет, на губах выступила кровавая пена.

— Господи! — прошептал Итан.

Он тремя прыжками пересек комнату и подхватил Кэмпа. Опоздай он на секунду — и старик просто упал бы с кресла.

Кэмп сжал его руку — как ни странно, довольно сильно.

— Отнеси меня в постель, — едва слышно прохрипел он. — А затем скачи немедленно в город и позови Консуэло.

У Итана кружилась голова.

— Я позову Тори, — забормотал он, — Розиту…

— Нет! — Пальцы Кэмпа еще крепче впились в его руку. — Только Консуэло! Никто сейчас не должен ни видеть, ни слышать тебя — особенно Тори.

Тревога Итана была столь сильна, что он почти утратил способность что-либо соображать — тем более спорить. Проводив Кэмпа в постель и накрыв его одеялом, Итан ринулся вниз по ступенькам.